Текст книги "Путь в никуда (СИ)"

Автор книги: Лариса Львова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   За что же лодка распалась в шторм и отдала отца морю? Что он сделал, неимущий, но добрейший человек, который всегда делился уловом со стариками и больными? Наверное, просто море не простило ему того, что он забирал его обитателей.

   И правильно ли учат жрецы Рисующих, сталкивая их то с огнём, то с морем, то со зверьми и обучая победам? Что есть эти победы? Может, всего лишь залог чьей-то гибели в будущем...

   Рари покачивался на широкой спине осла. Странно, что неторопливое движение не вызывало желания заснуть. Наоборот, он ощущал близкую битву. Если не битву, то столкновение. Или очень важное решение, которое изменит его жизнь. Как то, которое он принял у хижины матери, – никогда не связываться с судьбами людей.

   Перед ним в предрассветной тьме колыхался огонь факелов, такой бессильный перед чёрными громадами лесов, окружавших долину. И такой трогательный в неотступной жажде человека победить ночь!

   В воображении Рари увидел две призрачные дороги. Одна вела к долине. И на ней нашлось бы место Эльсее, которая запросто могла оказаться его сестрой. В долине давно не было своих Рисующих, и Рари ждали бы почёт и богатство не чета тем, которые он имел на побережье.

   Вторая дорога вела к западне: это сошедший с ума Оррок подготовил обрушенный мост через реку и гибель Рисующего в холодных бурных водах.

   Рари удивился: с чего бы это перед ним разворачиваются разные исходы одного и того же события? Он ведь не Рисующий судьбы, которые начинают работу именно с последствий поступка или проявлений характера человека.

   Святые боги, создавшие мир, Рари только что придумал третий вариант! И он самый весомый, ибо в юности Рари должен был начал учиться рисовать судьбы, как и предназначал ему Оррорк. Но ученик принял самовольное решение...

   Светлый блеск пробудившегося утра, шум и запах близкой воды, чад погасших факелов подсказали ему: нельзя медлить, нужно мчаться в долину с сестрой, а может, и не сестрой вовсе, жить и быть счастливым. Всего только нужно отряхнуть пыль побережья с сандалий, забыть боль прошлого и открыть душу будущему.

   Однако Рари не успел отдать приказание.

   Лес расступился, и люди зажмурились от яростных, победных лучей.

   Но не зелень лесов устилала спуск в долину.

   Пропасть, каждый выступ которой был освещён солнцем, начиналась прямо у их ног. Она уходила в глубину, которую не мог воспринять человеческий глаз. Тени от уступов внизу сливались в сплошной мрак.

   Рари услышал восклицания, полные отчаяния, и понял: позади них земля тоже стала язвой головокружительной глубины. И нет им хода никуда. Остаётся только ждать, пока края этих язв сомкнутся и Рари со спутниками станет добычей тьмы.

   Под ногами дрогнула почва, растрескалась, рассыпалась. Из рыжеватой россыпи прорастал тёмный купол, как чудовищных размеров гриб.

   Да это же камень, когда-то спасший Рари от наводнения, созданного им же!

   Глыба стала расти, тесня боками, где-то глянцевитыми, а где-то со сколами, спутников на трясшихся от ужаса животных, слуг, которые метались от противоречивых приказаний.

   Первыми рухнули в пропасть гонцы. Затем три осла в богатой сбруе вдруг полетели вниз. С всадницами и слугой, чья рука запуталась в ремнях.

   Рари хлопнул себя по уху: он никак не мог избавиться от безнадёжного женского крика, который, казалось, застыл в воздухе в момент падения.

   Он наверняка будет спасён старым помощником, но как же другие люди?

   А вообще-то кто они такие? Букашки, населяющие землю. Зловредные твари, готовые уничтожить ближнего ради суетной выгоды. А Рари – Рисующий... Не просто Рисующий небо. Он единственный среди всех может создать абсолютно всё: землю и небо, нового человека и новый мир...

   С несчастными, которые стали добычей пропасти, из Рари ушло что-то связывавшее его с людьми. Или даже самой жизнью. Духом он стал как жрец с вершин Кальдора – умнейшим и жесточайшим. Могущественным ради самого могушества.

   Рари подумал о смерче – и вот всё вокруг смешалось в диком рёве. Только Рари был недвижим в своём единении с камнем. Он призвал старого друга не для того, чтобы перенестись к своему дому. И смерч понял это. Он подхватил оставшихся людей и животных и ринулся вниз, на каменные стены. Так и должно быть. Низшее жертвует высшему.

   Рари зажмурился, а нужно было заткнуть уши. И он услышал, как далеко внизу стук комьев грязи и шум потоков воды заглушили крики несчастных.

   Стало очень холодно. Почти так же, как в детстве в годы ученичества. Только сейчас кусачий мороз обрадовал. Рари открыл глаза.

   Ослепительный снег окружал его. Он был на вершине Кальдора. И понимал, что это значит: наконец его таланты признаны, он займёт своё место в мире. Скоро к нему поднимется процессия, чтобы показать повиновение как повелителю мира.

   Чья же воля создала пропасти, благодаря которым Рари смог возвыситься над всеми? Кто пытался обмануть Рари и оказался сам обманутым судьбой?

   Оррок? Тот, который всю жизнь старался убрать Рари с дороги ради вот этой вершины. Ради власти. Вполне может быть.

   А может, Эльсея, которую заслали к нему в дом, назвали священным для Рари именем сестры? Куда там ей... дурочке, которая всегда слепо идёт за кем-то, пусть и ведут её к гибели.

   Вождь и его мудрейшие сыновья?.. Да бред же. Они обычные люди, пусть и долгоживущие. Хотя... Обычным всегда отказывают в силе. Вдруг за столетия люди подчинили себе силы природы и вещи? Вдруг в чём-то сравнялись с Рисующими? Такое могло быть, но навряд ли произошло.

   Неужто он сам, Рисующий небо, вдруг замыслил потеснить жрецов, которых ненавидел с детства? Ведь для него создать другую реальность столь же легко, как вызвать ураган.

   И это правда!

   Рари раскинул руки. Ветер рвал его одежду в клочки, выстуживал последнее земное тепло из тела. Глаза Рари стали напоминать хрустальные шары, но, на удивление, зрение стало ещё острее. Он видел два отряда, отправленные Орроком и вождём на его поиски. И неважно, что это было в каком-то ином мире. Рари действительно видел всё.

   Видел и тень, которая плыла к нему прямо по воздуху. Кто бы это мог быть? Хрустальные глаза Рари завращались в ледяных орбитах.

   Вон оно что...

   Его старший сын. Мальчишка приближался к отцу – почти такой же бесплотный, как Рари. Странно, он ведь не обучен ничему из-за полной негодности. Не избран по той же причине. Нелюбимый ребёнок, который отчаянно ловил каждый взгляд Рисующего, когда отец проходил мимо и не замечал его. Так было нужно, и вины Рари в отчуждении между ним и детьми нет. Что же подняло первенца в воздух? Скорее всего, смерть – он расстался с жизнью на земле, чтобы на вершинах Кальдора в последний раз увидеть отца.

   Какие чувства испытал Рари? Да никакие. Любить его отучили. Он умел только служить. Служить мёртвому невозможно. Значит, Рари оттолкнёт своё дитя в посмертии. Так же, как это сделала когда-то его собственная мать, Фаира. И скажет: иди туда, где твоё место рядом с такими же.

   Но не всё происходило согласно мыслям Рари. Белые одеяния сына (невозможно вспомнить его имя, даром что первенец) не мог тронуть ветер. Они вспыхивали слюдянистым сиянием, горели на складках пурпурными солнечными лучами и слепили, слепили хрустальные глаза Рари.

   – Зачем ты здесь? – громовым голосом, вызвавшим обвал снега внизу, спросил Рари.

   Прекрасные губы сына раздвинулись в застенчивой улыбке:

   – Я просто напоследок хотел дать тебе то, о чём ты мечтал всю жизнь...

   Веки Рари стали источать горячую влагу, которая вызвала жгучие мучения. Он хотел гордо отвернуться и промолчать, но всё же ответил:

   – Я мечтал быть обычным, жить с матерью и сестрой. Я не смог принять всё, что было после них. И тебя тоже.

   – Нет, – улыбнулся сын. – Если бы ты хотел, то был бы обычным. И принял бы.

   – У меня забрали их, забрали жизнь, – горько молвил Рари и почувствовал забытую боль в груди.

   – Ты сам всё отдал, – послышалось из невообразимого сияния совсем рядом. – Ещё раньше, до того, как тебя избрали.

   – Но я был несмышлёным ребёнком! – возразил Рари, хватаясь за грудь и пытаясь утихомирить сердце.

   – Это не имеет значения... – раздалось в голове Рари. – Твоё желание было в сердцах людей, которые жили задолго до тебя. Ты был таким, как все.

   Сполохи белого пламени выжгли хрусталь в глазницах Рари, и он расплавленными струями разъел лицо и прожёг грудь.

   – Кто ты, явившийся мне в белом огне? – Это был последний вопрос Рари, на который он так и не узнал ответа.

   Он не упал вниз, на землю, что было бы лучшим исходом для него. Не умчался в небо, которому не нужны люди. Он просто исчез.

   – Ты никогда не хотел разговаривать со мной, – сказал юноша в сиявших одеждах. Глаза его были обычными, человеческими, голос – мягким, раздумчивым. Он помолчал, а потом добавил: – И вопросы не умел задавать. Нет чтобы спросить: кто ты, одетый в боль моих воспоминаний? Кто ты, отправивший меня по собственной жизни во второй раз? И я бы признался, что я – твоя смерть. Пришёл, чтобы сказать: эта вершина больше не нужна. И мир свободен от тебя.

   Юноша глянул вниз, на заснеженные уступы, и увидел процессию жрецов, позади которых понуро брели будущие Рисующие, маленькие, одинокие, потерянные.

   Губы юноши недовольно поджались, брови сдвинулись, а в глазах сверкнул огонь.

   Пора кое-что изменить. Первым делом – вернуть потерянных в их дома. А люди... они быстро научатся создавать всё сами.

   Кто ты, явившийся мне в белом огне?

   Рари лежал на циновке за домом и глядел на звёздный шатёр, который извергал сияние и манил к себе. Ведь Рари – Рисующий небо. Он может взглядом и силой желания успокоить или взволновать его, укротить бешенство ветров, смотать в клубок молнии, сделать громады туч кружевом пены на розовой щеке восхода. Или пролиться дождём небеса, рыжие от жары.

   Рари выстрадал своё могущество, заплатил за него очень дорого. Так дорого, что заискивание кагана и раболепство племени не cмогли возместить ему утраченного.

   От самой большой звезды откололась крохотная частичка, полетела вниз потускневшей пылинкой. Очень скоро её уже нельзя было различить.

   Рари вздохнул. По мере приближения к земле гаснет всё: любая звезда, любой огонь. Но это означало, что скоро появится новый Рисующий. Ещё одного маленького человека оторвут от семьи и племени, заточат в горах, пока его способности не проявятся или несчастный не скончается.

   Ему-то какое дело до чужих страданий? Разве он не прошёл свой путь?

   Когда Рари было десять лет, к хижине его матери, вдовы рыбака, прибежал сосед-хитрюга. Он едва перевёл дух и заорал так, что козы в загоне заблеяли, а куры принялись кругами носиться по двору:

   – Эй, Фаира, выходи да выноси мне стаканчик вина за благую весть!

   Рари вместе с матерью нанизывал на шнурки раковины морских бабочек. Ох, и красивые браслеты получались! И раскупались они быстро.

   Мама побледнела и бросила укоризненный взгляд в угол, где висели дощечки с ликами богов, которые управляют миром. За них погибший отец отдал большие деньги. Но боги не смогли спасти его лодку от шторма. Похоже, мама винила их в чём-то ещё – вон как нахмурились её брови и сжались губы.

   – Фаира, да куда ж ты провалилась-то! – надсаживался сосед, тряся калитку. – Тащи вино, не скупись!

   – Будь здрав, Хутро, – сухо поприветствовала его мама, остановившись на пороге дома. – В последний раз ты мне принёс благую весть, что я овдовела и стала единоличной хозяйкой хижины и обломков лодки.

   – И ты мне даже воды не подала! – фальшиво обиделся сосед. – Но сейчас моя весть в самом деле благая. Твой Рари избран! Сам вчера слышал в городе. И сразу помчался на своём осле к тебе. Думаю, пока жрецы всё перепроверят, пока всадники доскачут, ты уже успеешь порадоваться своей доле – быть матерью избранного.

   Мать так глянула на Хутро, что он отшатнулся.

   Тут подоспели два всадника, осадили лошадей, тонкие мослатые ноги которых заплясали в сельской пыли. Он неё крутые бока каурых словно поседели.

   Мама повернулась к Рари, и он вздрогнул: её тёмные кудри над высоким лбом горянки тоже оказались присыпанными пылью. Позже Рари узнает, что такая «пыль» бывает от невыносимой ноши, которую взваливает на человека сама жизнь.

   А через два года его собственные волосы станут серебряными. И будет ему тогда всего двенадцать лет...

   На плоской крыше дома раздался шум, звякнула упавшая посуда. Старшая жена Рари принялась тихо, но строго отчитывать детей, которые заигрались и нарушили покой отца. Ему завтра предстоит рисовать небо, полное мощных западных ветров, которые должны нести рыбацкие судёнышки вслед за косяками рыб.

   Сердце Рари не отозвалось радостью при мысли о детях. Его отучили любить ещё в годы ученичества. К тому же отпрыски были бесталанны и бестолковы. Таким никогда не стать избранными.

   Небесный свод вспыхнул ликующими огнями, а погрязшая в темноте земля впитала в себя серебристый свет. Это взошла луна Эльсея. Умом Рари понимал, что свечение луны влило мощи в блеск ночного неба, но ему хотелось верить, что каждая звезда пылала любовной страстью к Эльсее. Он наделял небо самыми яркими проявлениями человеческих чувств и сторонился их на земле. Ибо они могли принести лишь горе.

   В этот час Рари обычно вспоминал свой первый побег.

   ... Он покинул молитвенное место в горах, где его оставили в одиночестве для познания собственных способностей, и рванул в родное село.

   В хижине матери он обнаружил колыбель с маленькой девочкой. И сердце Рари зажглось отчаянной братской любовью.

   Лучистые глазёнки девочки сияли, как звёзды; и сама она в бедной хижине была как луна, случайно сорвавшаяся с небес. Рари назвал сестру Эльсеей.

   Вездесущий сосед Хутро, который по неясной причине заглянул в хижину вдовы как раз сразу после того, как в неё пробрался беглый Рари, тотчас сообщил ему, что мать младенца – потаскуха. Не захотела пойти в наложницы к одному честному и хорошему человеку, зато повалялась под телегами бродячих лицедеев. И вот пожалуйста – нагуляла ребёнка, который уже целый год живёт без имени. Отца-то след простыл на дороге, да и поди узнай, кто заделал потаскухе приплод.

   Рари сказал ему, что он нарёк сестру Эльсеей.

   Хутро всмотрелся в него и остолбенел.

   А Рари добавил, чтобы Хутро шагал к себе домой и велел готовиться к похоронам, потому что он, Рисующий, только что создал соседу могилу за оградой кладбища. Там зарывали тех, от кого отказывалось племя.

   Рари был тогда невелик ростом, едва доставал макушкой до кушака на пузе здоровяка Хутро, но сосед тонко и мерзко завизжал, бросился перед двенадцатилеткой на колени и взмолился, предлагая ему всех жён, одну за другой, весь урожай зерна этого года, могилы родителей для поругания, задницы детей для порки или того, что может вдруг прийти в голову Рари.

   Вот тогда-то Рари принял решение никогда не рисовать судьбы людей. Его сосед был мелочным сплетником, а стал предателем близких. Лучше уж быть связанным с природой, чем людьми. Она не способна на измену.

   В хижину вбежала Фаира и увидела, как Хутро, в слезах и соплях, ползает на земле перед крошечным старцем, желтолицым и седоволосым. Она даже попросила прощения у него за Хутро, стала выталкивать соседа вон. Потом узнала сына и... не обрадовалась, а зарыдала.

   Рари только в тот момент вспомнил, что побывавшим в башнях Кальдора до завершения первого четырёхлетнего цикла запрещено появляться в родных местах. Но завершить этот цикл просто не было сил!

   Рари такого насмотрелся, через такие муки прошёл, что по утрам призывал смерть. Но дозваться избавительницу не смог, поэтому подался в родное село. К матери.

   И вот она сейчас стоит перед ним и воет, потому что не может помочь ему. Потому что сама должна умереть. Вместе с младенцем. Таков закон для отступника, его семьи и племени.

   – Мама! – вскричал Рари. – Я умею рисовать камнепад. Он завалит Хутро, и соглядатай умрёт. И мы никому не скажем. Уйдём в горы.

   – Ты сбежал... Хочешь отнять жизнь человека, чтобы это скрыть... Зовёшь в горы меня с ребёнком. Но это невозможно! За наш побег заплатит всё село! – воскликнула Фаира. – Лучше бы ты умер!

   – Мама... – потрясённо прошептал до времени поседевший Рари. – Ты больше меня не любишь. Я тебе не нужен.

   – Но ты сейчас уже не мой сын. Ты – один из Рисующих. Почти равный богам. Лучше было бы тебе идти своим путём, – горько, но твёрдо сказала Фаира.

   Они не видели, как Хутро выполз из лачуги, но услышали, как он выкрикнул первое слово доноса: «Люди!..»

   Рари вообразил смерч и чудовищным напряжением воли заставил его ожить.

   Над хижиной взметнулась ввысь исполинская воронка, которая заканчивалась лохматым облаком. Её нижняя часть, напоминавшая хобот, принялась хищно шарить вокруг, втягивая всё, что было во дворе. Глупый щенок сунулся посмотреть, кто это пожаловал во двор с неба и с гудением, подобным пчелиному, навис над ним, превратил день в ночь. Хобот в один миг всосал любопытного. И нацелился на Хутро.

   Толстяк побелел от страха. За очень короткое время, пока в попытках заорать открывался его рот, Рари вдохнул в смерч свою душу, раздираемую обидой и страхом за мать и сестру; боль, причинённую ему миром; мечты хоть как-то изменить реальность, найти в ней уголок, чтобы спрятаться от чудовищных наук, которые внушали жрецы в башнях Кальдора.

   С этого мгновения смерч стал подобием Рари, чтобы преданно служить ему. Но об этом новый повелитель разрушительной силы природы узнал не сразу.

   Хутро исчез, а через миг смерч превратился в чёрную тучку на небе.

   Фаира, белая, как смертоносные снега на вершинах гор, проследила за смерчем.

   – Никому не дозволено губить людей... – прошептала она.

   – Этот человек только что хотел сгубить и тебя, и твоих детей, – сквозь слёзы сказал Рари. – А за что губят меня жрецы? День за днём, месяц за месяцем. Я не раз призывал смерть, чтобы разом...

   – Ты уже не сын мне, Рари. И не сын племени. Вовсе не сын человеческий. Ты – Рисующий, – сказала Фаира. – Прошу тебя, вернись в горы к жрецам.

   – Ты же знаешь закон, – возразил Рари. – Меня не примут. Но и не отпустят. Убьют.

   – Если узнают, где ты был, убьют всё село, – откликнулась Фаира, изо всех сил стараясь не зарыдать.

   Рари кое-чему научился в горах. Иначе бы он упал и умер от материнских слов. Рисующий должен быть как бесцветный туман, из которого боги слепили этот мир, не иметь личного – привязанностей, мыслей, переменчивых чувств. Один для всех – как небо и земля.

   Рари таким быть не хотел, он каждую минуту в горах думал о матери. Но у него достало ума понять правоту Фаиры. Ему оказалось по силам исправить ошибку.

   Без слов он направился к ограде, которая граничила с заросшим двором брошенного дома, чтобы скрыться, попытаться вернуться в горы до того, как его хватятся.

   И тут от двери хижины послышался лепет. Это сестрёнка выбралась из колыбели, встала на ножки и сделала первые шаги.

   Рари повернулся, задрожал и крикнул:

   – Её зовут Эльсея! Я так нарёк её!

   Ему часто будет сниться, как малышка тянет к нему ладошки, делает торопливые неровные шажки...

   Первые шаги и слова его собственных детей Рари не волновали, потому что они никогда не станут таким, как он. Но раз уж они родились в его доме, пускай растут.

   Через миг все воспоминания и мысли покинули Рари: он услышал посыл неба. Оно благословляло прибрежные племена на рыбную ловлю.

   Рари поднялся с циновки и пошёл в дом из драгоценного пористого камня. В таком всегда прохладно летом и тепло зимой. Рари выслушал пожелания доброй ночи от шести жён, две из которых держали на руках младенцев. Он не подал знака любви ни одной из них, благожелательно кивнул и двинулся дальше.

   В большой круглой комнате десять его сыновей от пятнадцати до двух лет готовились ко сну. Они высказали любовь и преданность отцу, и Рари на миг ощутил нежность к отпрыскам. Но строго нахмурил брови и велел быть послушными и соблюдать правила.

   Он торопился к себе, чтобы предаться воспоминаниям. Отчего-то именно в эту ночь он хотел броситься в них, как в море. До чего же странен Рари, призывающий старую боль! Что это ему даст?

   Он налил себе вина, разбавил его водой. Выпил залпом половину кубка и задумался. О маленьком, изгнанном из дома мальчике. Зачем Рари сейчас этот мальчик?

   ... Тогда он должен был вернуться в горы, на Лысый камень, где его оставили на три дня для чтения молитв и тренировки умения отгонять опасных тварей. Но ведь не успеть! Даже если Рари создаст лестницы на горных кручах, он не доберётся к вечеру до места.

   И тут на него посыпались земля и камешки. Рари только сейчас обратил внимание на жуткое гудение и поднял голову. Над ним кружил созданный им смерч, то приближаясь, то отдаляясь и покачиваясь из стороны в сторону.

   Рари пригладил вставшие дыбом волосы и отмахнулся. Смерч уменьшился в размерах, отскочил влево и выпустил из хобота кучу рыбёшек. Поверх них упала шапка Хутро.

   – Вот если бы смерч перенёс меня на Лысый камень! – подумал Рари и охнуть не успел, как воронка всосала его.

   Дышать стало невозможно, песок забился даже под веки. Но через миг Рари «выплюнули» прямо на место молитвы.

   Не успел он перевести дух, как из-за ближайшей скалы послышался рокочущий рык. В камнях устроил своё логово опаснейший зверь. И он почуял жертву.

   Это же летучий кровоклык! Испытание запросто может окончиться в пасти чудища. И страшная смерть Рари будет другим наукой. Он потратил время на бесполезное свидание с матерью.

   Рари глянул на своего прежнего спасителя. Смерч раздулся, как рыба-шар, его гудение стало зловещим, хобот укоротился и нацелился на скалу. Неужели?! Неужели смерч собирается атаковать монстра и Рари выпадет счастье выжить?

   Но кровоклык – одно из самых опасных созданий мира. Против него не выстоит и десяток воинов. Есть одно спасение – слово Рисующего. Его не прочтёшь в книгах, не передашь из уст в уста. Оно должно родиться из души человека. Возможно, что Рари открыл бы его, если бы не побег. А теперь придётся заплатить утратой смерча-помощника... Но низшее всегда жертвует высшему. И скопище песка и камней, закрученное ветром, должно погибнуть ради человека.

   Рари повелительно махнул рукой в сторону монстра. Смерч послушно направился к скале.

   Жар охватил Рари, его рубище прилипло к телу, истекавшему потом.

   Над камнями появилось красное опахало. На самом деле это были бешеные взмахи крыльев. Следом показался блестящий гребень. Через миг возникла разверстая пасть с частоколом зубов. Над ними дрожал от жажды крови и ненависти ко всему миру раздвоенный язык.

   Опахало прекратило движение, и Рари разглядел крылья кровоклыка, снабжённые чёрными крючьями. Летучий монстр не обратил внимания на заморыша-человечишку, он увидел врага в смерче.

   Сверкнув огненными чешуями, кровоклык взвился в небо, бросился на основание воронки под тучей, клацнул пастью, рванул когтями. Пыль, песок, камни и прочий мусор на какой-то миг распались, но потом закружились на прежнем месте.

   Кровоклык взревел: по его глазам, защищённым костяными наростами, всё же успел хлестануть крутившийся песок; пасть оказалась забита мусором; часть перьев была обломана. Это были ничтожные, но раздражавшие повреждения.

   Смерч устремился вверх, будто убегая, его короткий хобот трусливо прикрывал расползшееся блином облако.

   Кровоклык смело и рьяно преследовал врага. Потом движение его крыльев стали беспорядочными, монстр завис в воздухе, кувыркнулся. Рари увидел, как облако приняло кубковидную форму и выпустило сразу несколько хоботов, которые вцепились в кровоклыка.

   На камни посыпались перья, чешуи, внутренности. Голова чудовища, подпрыгивая на камнях с металлическим звуком, покатилась вниз, в долину. Другие части тела монстра умчались вместе со смерчем...

   Рари задумался: а почему он вспомнил о своём спасителе, который ещё не раз помогал ему, именно в эту ночь? Ответа не нашлось ни в сердце, ни в небесах.

   Рари застыл в молитвенной позе до первых светлых полос на небе. А когда они зарделись, к дому подошла процессия. Люди в хламидах вошли к Рари, подняли его на циновке и понесли к носилкам. Рисующий небо не шелохнулся и не сказал ни слова.

   На крутом берегу, который много веков противостоял ударам волн, люди сломали носилки и снова подняли Рисующего на циновке, раскачали и швырнули в море.

   Его тело блеснуло в водяной пыли и зависло, не касаясь волн. Через миг медленно закружилось и стало подниматься вверх. А потом словно растаяло в небе.

   Золотисто-голубой купол, наливавшийся красками яркого утра, вдруг пошёл серыми морщинами. Через некоторое время на западе возникли высокие белые тучи. Сначала они неподвижно висели над штилевым морем, потом тени их побежали по лазурной глади, которая сменилась рябью. И вот уже вереница громадин понеслась, подгоняемая западным ветром. С верхушек волн полетела пена. Всходившее солнце зарделось и розоватыми лучами расцветило плотные, поджарые облака.

   Рыбацкие суда могли отправляться за уловом, который будет целый год кормить всё побережье.

   Люди завертели головами, засновали по берегу. Они искали Рисующего, который мог возникнуть в любом месте в состоянии глубочайшего сна, подобного смерти.

   Наконец один человек закричал, замахал руками. Он нашёл Рари лежавшим навзничь там, где камень сменялся негустой травой и жестколистыми кустарниками. Люди принесли новую циновку, носилки и зашагали обратной дорогой.

   Рари ещё не проснулся, как пришли гонцы из соседней долины, ведя в поводьях лошадей. Они передали старшей жене кусок кожи, инкрустированный серебром. Это означало приказ срочно отправляться в путь с теми, кто принесёт знак.

   Будить Рисующего нельзя. Он должен сам восстать ото сна. День уже клонился к вечеру, а Рари всё не открывал глаз.

   Гонцы опечаленно сидели возле коновязи. Один из них тихо и сдавленно выкрикнул:

   – Реки выйдут из берегов! Не то что хлеба лишимся, жизнями поплатимся!

   – Что у вас в долине снова случилось? – раздался голос с галереи.

   Это спросил Рари, глядя на заходившее солнце.

   Гонцы вскочили; старший из них, горестно поднимая вверх руки, начал рассказ о настоящем бедствии:

   – Хлынули проливные дожди не в сезон, размыли почву, погубили посевы. Реки переполнены, болота расползлись, потеснили леса. Жители махнули руками на урожай, часть населения уже выехала в горы. Оставшимся угрожает наводнение.

   – Как такое могло случиться? – грозно спросил Рари.

   – У нас ведь нет своего Рисующего, – потупился гонец. – А Рисующий землю из соседнего каганата отказался помочь...

   – Почему? – Рари налёг на перильца галереи. – Где это видано, чтобы Рисующий не помог?

   – Он упрятал реку в недра горы, вывел наружу несколько источников, и мы попросили, чтобы вернул обратно... – промямлил гонец.

   – Но это правильно! Давно нужно было вытащить реки из низин! – воскликнул Рари.

   – У нас много полей. Вся долина – огромное поле. Пришлось бы строить ступенчатые оросительные каналы, – очень тихо признался гонец. – Теперь только ты можешь помочь нам, убрав дожди...

   – Мне нужно дождаться ночи и ответа небес. Иначе нельзя, вы понимаете, – хмуро сказал Рари. Он знал, что нельзя надоедать стихиям. Но приказ кагана и объединённого Совета Рисующих – не шутка. Такая же стихия, с которой лучше не иметь дела.

   На аллее, обсаженной туями в форме шаров, показалась процессия – трое старцев, которых вели под руки слуги.

   Рари удивился: вождь племени, живший третий человеческий век, и его сыновья шли к нему своим ходом! Значит, дело важное и не требующее отлагательств.

   Он махнул рукой гонцам из долины – уходите, мол. Но они затоптались на месте, якобы не понимая. Слуги Рари потянули их к выходу через дворик. Возникла толчея, но гонцам всё же пришлось уйти.

   Рари спустился к вождю, чтобы самолично ввести его в дом.

   Шепелявый, потерявший зрение вождь обладал чутьём нюхфурры, неуловимого зверя из лесов, который мог узнать о появлении охотников сразу после того, как они вступили в лес. А уж остротой ума старик мог сравниться с любым из жрецов.

   – Рари... – начал он, пытаясь поклониться и теряя равновесие. – Рари, бесподобный хранитель нашего благосостояния... Тебе не следует уходить с гонцами.

   – Мы знаем о приказе кагана, – добавил сын вождя.

   – Но не уверены в его подлинности, – заметил второй сын.

   – Долина всегда была рассадником распрей и недовольств. Её жителям всего мало, причём подавай им что-либо за счёт других племён. Почему у них нет своих Рисующих? Людям жаль жертв для общего дела? – сердито сказал вождь.

   – И куда подевался их собственный Рисующий судьбы людей? – с горячностью воскликнул сын вождя. – Вернулся ли к себе чужой Рисующий, которого они зазвали из южного каганата?

   – И горный обвал случился как нельзя кстати, – заметил другой. – Единую дорогу завалило. Не узнать новостей.

   Рари слушал, опустив голову.

   Потом сказал:

   – А что думает Оррок?

   Этот вопрос дался ему с трудом. Оррок, Рисующий судьбы, двадцать пять лет назад сообщил вождям племён, что в селе у вдовы Фаиры воспитывается сын, которого нужно отправить к Кальдорским жрецам.

   ... Этот же Оррок принял четырнадцатилетилетнего Рари, когда он с воплями бросился выяснять, где его мать, сестра и отцовская хижина. А вокруг было темно от вихрящейся пыли и закладывало уши от рёва смерча.

   Оррок уставился леденившими душу глазами в зрачки Рари и успокоил его. Потом спросил, чем так недоволен Рисующий: приёмом ли, обращением ли, нет ли у него каких-либо желаний?

   Рари, пуская носом пузыри и захлёбываясь слезами, спросил:

   – Где моя мать Фаира? Где сестра Эльсея? Я был в селе!.. На месте хижины, которую построил отец, чужой дом!

   – К моему прискорбию, Рисующий, у тебя не было семьи. Тебя нам подарил мир, тебе и передал власть над ним.

   – Нет! Были! – завизжал Рари.

   Он всё рассказал Орроку: и про побег, и про гибель Хутро, и про смерч. Про сестрёнку Эльсею, которая встала на ножки и сделала первые шаги, чтобы проводить брата.

   – Замолчи!.. – прошипел Оррок. – И никогда никому об этом не говори, если не хочешь прогневить небо, землю и судьбу. А если они обрушатся на наше побережье? Запомни: ты Рисующий небо, свободный от ненависти и любви, равный в созидательной силе богам. И принадлежишь ты всем людям!

   – Были! Мать и сестрёнка Эльсея! – ещё сильнее завизжал Рари.