Текст книги "Женька и миллион забот (СИ)"

Автор книги: Лариса Ворошилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Женька и миллион забот

Глава 1, в которой ничего не подозревающая Женька собирается в отпуск

Оно не то, чтобы конечно,

но случись такое дело,

и вот тебе, пожалуйста.

Работником среднего звена является послушник, прошедший обучение, подготовку и стажировку под патронажем наставника из числа работников среднего звена и освидетельствованный экспертизой Выездной Комиссии Верховной Канцелярии по делам ментализации. (Кодекс Порядка, Статья 2, § I)

***

Боялся он, страсть как боялся. Коленки тряслись, в животе крутило. Нагорит ему сегодня, как пить дать нагорит. Кирюшка в этом нисколько не сомневался, если уж Сам вызвал… После таких «вызовов» ряды работников среднего звена – как они именовались по всем номенклатурным спискам Верховной Канцелярии – кого-нибудь недосчитывали. Совсем еще недавно на его, Кирюшиной памяти, бесследно исчез Савелий. Просто был ангел, и нет его. То ли сослали. То ли распылили. Иной раз и не знаешь, что лучше – совсем исчезнуть или мотать срок домовым в местах «с повышенным уровнем энергозабора». Что это за места такие, Кирюшка хорошо себе представлял – не куда-нибудь в приятное местечко, за печку к бабушке, или городскую квартиру со всеми удобствами, а в какой-нибудь сиротский приют, в глубинке, или дом престарелых, или интернат для инвалидов. Где крыша течет, полы проваливаются, стены штукатурной паршой осыпаются, тараканы бегают прямо по тарелкам, а крысы до того разъелись на казенных харчах, что морды у них толще задов кошачьих.

И ведь что, собственно, такого Савелий натворил? Да ничего. Просто Кодекс Порядка как следует прочитать не удосужился. И наверняка же потом оправдывался: мол, знать не знал, ведать не ведал… ан нет! Незнание Кодекса не освобождает от ответственности. Вот и сослали. Или распылили. Такой участи Кирюшка для себя не хотел.

Он стоял посреди темного помещения – если эту пустоту вообще можно было назвать помещением, и невольно ежился от предчувствия грядущих неприятностей.

Хозяин появился сразу. Не постепенно формируясь из ничего, а как бы в одно мгновение переместившись откуда-то из далека сразу сюда. И его… тело… а это иначе никак больше и назвать было нельзя, соприкоснулось с Кирюшкиным, горяче-колющей волной пронизав от мохнатых пяточек, до самой макушки. Ангел со страхом втянул головенку в плечи и закрыл глаза. Авось пронесет!

Не пронесло.

– Итак? Чем можешь похвастаться?

Кирюша замотал головой, не открывая глаз. Страшно было до одури. Коленки затряслись крупной дрожью. Хотелось пасть на четвереньки и забиться куда-нибудь в угол… если бы это еще помогло.

– Чего головой трясешь? Рассказывай!

Голос был бесплотен, как и сам хозяин, явившийся устроить выволочку нерадивому работнику. Но внушал настоящий ужас.

– Ничего у меня не получается! – неожиданно для себя выдавил Кирюшка, невольно поддаваясь панике. – Я стараюсь, стараюсь… а все мои труды насмарку!

– Это почему же насмарку? – голос звучал спокойно, но легче от этого не становилось. – Тебе вверена одна… одна? – проконсультировался у кого-то хозяин, – одна живая единица. Молода, симпатична, талантлива, умница… умница? – в голосе прорезались нотки сомнения. – Нет? Ну, скажем, не полная… дура, чего же тебе еще? Ты с ней уже год как мучаешься, из-за тебя всю канцелярию на уши поставили. То тебе одно не так, то другое. Когда дело сделаешь?

– Я не виноват! – запищал Кирюшка, точно его уже приговорили и вот-вот станут производить изъятие энергоформирующего материала. – Она сама мне мешает! Я ее в одну сторону толкаю, а она в другую тянет. А у нее аура – ого какая аура! И сила у нее…

– Про ауру можешь не говорить, про силу тоже, – властно перебил хозяин. – Запомни, у тебя всего две недели. Если не справишься, разжалую в домовые. Понял?

– Понял, – тяжело вздохнул Кирюшка.

– Чего вздыхаешь? – казалось, голос слегка смягчился.

– Да это я так, от расстройства, – обнаглев от отчаяния, пискнул ангел.

– Расстраиваться будешь через две недели, если работу не выполнишь. Впрочем, я тебя тогда сам расстрою до невозможности. И запомни: делай, что хочешь, но только чтобы через две недели она у тебя счастливая была и при деле! Понятно?

Кирюшка открыл было рот, собираясь сказать, что, мол, две недели – не срок, он уж вот год с ней мается, а толку – чуть да маленько. Но Хозяин и слушать не стал.

– А теперь пошел вон.

И дунул. Кирюшку вымело из пустоты, точно пылинку. Он смачно шмякнулся на пол прямо посреди гомонящей толпы. Дикий женский визг резанул по ушам. Ангел метнулся между ног, ища хоть какую-нибудь дырочку. Кто-то заполошно вскочил на стул, мимо пролетел и шлепнулся на пол кусочек сыра.

– Бей ее! Бей! – голос гудел над головой, точно полковая труба. Что-то тяжелое хлопнуло за спиной. Кирюшка прибавил ходу. А вот и спасительная дырка. Он шмыгнул в нее, едва не застряв. Хлоп! Жесткая подошва туфли все-таки успела весьма чувствительно приложить по пушистому заду, одновременно проталкивая его внутрь.

Фух! Слава Богу! Спасся! Кирюшка в изнеможении свалился в узком проеме, переводя дыхание. С этими проклятыми переходами всегда так. Становишься не просто видимым, но еще и уязвимым.

– Упустили, – разочарованно констатировал чей-то тенорок. – Эх вы, мазилы!

Ничего себе – мазилы! Кирюшка с досады потер круглый огузок, по которому пришелся весомый удар.

– Тебе бы так по жопе, – недовольно проворчал ангел-хранитель.

Люди в комнате явно готовились праздновать. Есть что, с тоской подумал Кирюшка. Вот если только завтра его патронируемая отправится в Москву, то фиг он сможет уже ей помешать.

Хозяин дал ему две недели. Да какие там две недели? Нет у него их. Нет! Действовать надо прямо сейчас, немедленно, иначе – труба… вернее на всю жизнь поселишься за трубой. А еще, глядишь, и домик ему выделят – не ахти какой, постарее, да помшистее, да еще, не дай бог, со старыми домовыми… или остаточным энергетическим фоном… вот уж тогда точно Кирюшка намается по самые мохнатые уши.

В голове сам собой стал складываться план действий. Нахрапом такое дело не возьмешь, это Кирьян уже понял. Тут нужна военная стратегия, хитрая, как Кутузовская в войне 1812-го года. Во-первых, не дать подопечной смыться. Это-то как раз особых вопросов не вызывало. Устроить можно. Во-вторых, лишить ее уютного местечка в рекламной фирме. Это тоже не проблема. В-третьих, найти ей такое занятие, которое бы соответствовало ее таланту… хм, вот это уже посложней. Кирюшка задумался, машинально почесывая ушко. И, в-четвертых, самое сложное, обеспечить личное счастье для отдельно взятого индивидуума. Тут поневоле призадумаешься. И все же, черт побери, ангел он или нет? У других восхождение начиналось с разряда домовых. Случайно появляясь на свет, слабыми, жалкими комочками энергии, они годами, а то и десятилетиями жили в лесах, в чащобах, укрывались по подвалам, питаясь эманациями, что называется «низкоментальных» существ – ну, жаб, там, разных, ящериц. Да, такое существование раем никак не назовешь. Да уж какой тут рай! Ад настоящий! Кирюшку аж передернуло при одной только мысли о тех грязных и низких эманациях, которыми этим бедолагам приходится питаться. А куда деваться? Жить-то хочется! Вот потому они потом так медленно и развиваются. Год за годом, столетие за столетием. И уж развившись до определенного уровня ментальности, становятся кто домовым, кто лешим, кто кикиморой, и уж потом, гораздо позже – ангелом-хранителем. И мечта каждого такого ангела стать эгрегором высшего порядка. Чтобы тебе и почет, и уважение. У них и власти побольше, и опекаемых не десяток, и даже не сотня, а тысячи, а то и десятки тысяч. А уж попасть в Боги… Это тебе… это тебе просто как джек-пот… а ведь случалось, дослуживались…

Впрочем, дело-то ведь не в почете и уважении. Это – дело десятое. Главное – чем ты сильней, тем больший объем энергетического эквивалента можешь переработать. Масштаб другой. Правда, и ответственности больше, но зато уж, став высшим эгрегором, можешь развернуться от всей души. Твори себе – ни тебе начальства, ни тебе проверок, ни…

Кирюшка встряхнулся:

– А, гори все синим пламенем, – он плюнул на ладошки и с азартом растер. – Делай, что хочешь? Ну, так я тебе вот что скажу: она у меня не то, что через две недели, она у меня через три дня будет счастливая до невозможности, не будь я ангелом-хранителем! И плевать мне на правила! Теперь я – сам себе правила!

***

В редакции рекламной компании царила оживленная суматоха. Накрывал столы, сдвинутые вместе в самом центре маленького, полуподвального помещения. Обычно здесь сидело всего четыре человека, а сейчас собралась целая орава. Кто-то перетаскивал с места на место стулья. Девчата нарезали всякие вкусности, еще пятнадцать минут назад принесенные из магазина, расположенного через дорогу. И всем естественно не терпелось поскорее сесть за стол, выпить и закусить.

Повод был, даже целых три. Во-первых, День Первомая, который с советских времен еще никто не отменял. Как ни крути, а народ праздники любит, уважает и обязательно справляет независимо от средств, возможности и занятости. Во-вторых, вся контора «сидела на коробках», собираясь перебраться в более просторное помещение, можно даже сказать «офис» в самом центре города в одном из престижных деловых зданий. Уж это обязательно надо было отметить. В третьих, близилось лето, а лето у нас, как известно, один сплошной праздник. И, в-четвертых, Евгения Костырина, художник-дизайнер, собиралась в отпуск, да не просто в отпуск, а в Америку. С Америкой история была такая: одна бывшая русская дама, вышедшая замуж за американца, познакомилась с тамошней дамой, незамужней, и запудрила той мозги насчет того, как в России хорошо и здорово, а та возьми, да отправься в эту самую Россию слегка развлечься, а поскольку… ай, да что это я? Потом расскажу.

Худощавая, черноволосая Женька развернулась и чуть было не столкнулась с Татьянкой, которая, водрузив на пышный бюст огромное блюдо с тяжелым тортом, величественно, точно линкор, проплывала мимо. Женька поднырнула под блюдо и облегченно вздохнула, почувствовав, что опасность миновала.

Телефон зазвонил как всегда – некстати. Кто-то тут же отреагировал.

– Женечка, это тебя!

Женька с трудом протиснулась между шкафом и столом, рискуя снести тарелку с нарезанной тонкими ломтиками колбасы. И только собралась, походя слямзить один из них, как получила нагоняй от бдительной Верочки:

– Ну, ты, виновница, а ну-ка руки прочь...

– Ой-ой-ой, какие мы строгие!

– Женька, ну ты идешь? Человек же ждет! – кричала Валентина с другой половины комнаты, призывно потрясая телефонной трубкой над головой.

– Женечка, у тебя что, кавалер завелся, да? – поинтересовалась любопытная Раиса, чей острый носик то и дело совался в чужие дела. Она раскладывала домашние огурчики по тарелкам – такие крохотные, аппетитно-зеленые, с нежными пупырышками, что если бы даже у нее никаких других достоинств и не имелось, за одни эти огурчики Раиску стоило терпеть в коллективе, но, конечно же, достоинства у нее имелись… ну, это как-нибудь в другой истории, ладно?

– Голос женский, – тут же объявила Валентина во всеуслышание, снижая интерес к неведомому абоненту сразу до точки замерзания.

Наконец, Женька протолкалась к телефону. Еще три месяца назад ослепительно белый аппарат, а теперь грязный, потертый и серый, красовался на старой тумбочке с зеркалом. Пользовались им все сотрудники компании – если маленькую фирму с общим штатом в пятнадцать человек вообще можно назвать компанией – безбожно часто и много. И сколько бы Палыч, как между собой называли начальника за глаза, ни шипел на них, женский коллектив умудрялся игнорировать все его стремления прекратить подобное безобразие. Подобные попытки однозначно рассматривались, как покушение на свободу слова.

Женька машинально глянула на свое слегка кривоватое отражение в зеркале, поправила челку, приложила липкую трубку к уху – кто-то успел цапнуть ее сладкими руками – и рассеянно произнесла:

– Слушаю!

– Ой, Женечка, привет! – раздался на другом конце голос подруги ее детства, Ниночки Фелюжной, в ближайшем будущем Хлопковой. – Миленькая, как хорошо, что я тебя застала, ну ты просто не представляешь! Я тут туфли выбираю...

– Погоди, погоди, – перебила ее Женька, снова заглядывая в зеркало и, послюнявив палец, закрутила выбившуюся прядку над левым ухом. – Ты откуда звонишь?

– Из магазина, конечно, мне тут целую гору туфлей принесли. Я понимаю, понимаю, тебе сейчас некогда, уже, небось, столы накрываете, все-таки последний день перед отпуском, – затарахтела она в трубку, не давая Женьке опомниться. – Но мне твой совет нужен, ну прямо позарез... Понимаешь, туфельки – просто прелесть, острый носок, высокий каблучок, не очень широкий, но и не совсем тоненький...

– Рюмочкой, что ли? – тут же встрепенулось Женька, немедленно присаживаясь на тумбочку и ненароком приминая под собой невесть как оказавшуюся здесь булку в полиэтиленовом пакете.

– Что рюмочкой? – сразу же полюбопытствовала шустрая Татьянка, оказавшаяся рядом. Она не без труда выдернула из-под Женьки помятую булку с маком. – Что рюмочкой?

– Каблуки, – одними губами проартикулировала Женька. – Туфли к платью подбирает.

– Сейчас никто на рюмочках не носит, не модно, – проходя мимо, вставила Раиса. – На шпильках лучше…

– Конечно, ноги ломать по нашим российским колдобинам, – тут же парировала Татьянка.

– Зато они с длинными носами, – вставила Женька.

– Это что, вот эти современные, длинноносые Буратино? – ужаснулась Татьяна, картинно хватаясь за грудь. – Фуй, уродство! Вот скажи же, уродство! – апеллировала она ко всем сразу и ни к кому в отдельности: – Ну, хочется тебе повыпендриваться – надень лыжи и пройдись по улице. Гораздо больше эффекта будет.

– ...носок узкий, вроде как итальянские, тут даже лейбл какой-то есть… погоди-ка, сейчас прочитаю… ой, да ладно… они такие все белые-белые, а впереди... – продолжала тарахтеть Ниночка на том конце провода.

– А колодка устойчивая? Ты их как следует примерила?

– Ой, Женечка, колодка просто прелесть! Я в них влезла, теперь вот даже вылезать не хочется. Геночка говорит...

– Твой Геночка ни черта не смыслит в обуви, – безапелляционно заявила Женька.

– Почему же это он ничего не смыслит? – тут же оскорбилась Ниночка.

– Потому что, кроме самих модельеров, ни один мужик ни черта в этом не смыслит, – весьма резонно заметила Женька не допускающим возражения тоном. – Они на тебе? Потопай ногами! Потопала? Не слышу... ага, вот так-то лучше… Что? Что продавец говорит? Что ты топотишь, как стадо мамонтов? А ты его спроси, ему туда нашу Валентину не прислать? Она одна ему заменит не то, что стадо мамонтов – всю мезозойскую эру[1]! – Женька подождала, когда Ниночка осадит наглого продавца. – Теперь пройдись. Пятка не съезжает?

– Татьянка, где булка с маком? – кричала с другого конца комнаты Верочка.

Татьянка размахнулась и зашвырнула булку вместе с пакетом в самую гущу толчеи.

– Отлично, а теперь повернись. Как это куда повернись? Вокруг себя повернись, балда! – продолжала командовать Женька. – Подойди к зеркалу, посмотри общий вид. Ты в платье? В каком? В том, лиловом? С глубоким декольте? А поверх платья что? – Женька шепотом выругалась, прикрыв мембрану ладонью, закатила глаза, потрясла головой, и только после этого вернулась к разговору: – Оно же тебе совсем не идет! А где твое оранжевое, в разводах? Что? Не влазишь? Растолстела? Мороженого с тортами меньше трескать надо…

– ???

– …да-да, вот-вот… Ладно, возьмусь я за тебя, ты у меня быстро дойдешь до состояния сухофрукта.

– Да кому это надо? – возмутилась Татьяна. Она на правах подруги стояла рядом и прислушивалась к каждому слову. – Пусть ест, что хочет и толстеет, как вздумается. А эти мужики совсем озверели. Насмотрелись всяких шоу от Кутюрье, там же, на этих подиумах одни воблы дефилируют – суповой набор на выезде, – Татьянка презрительно хмыкнула, – так что нормальные бабы уже и не котируются. Всем одних вобл подавай. Тоже еще, любители пива.

– Между прочим, – вставил со знанием дела Жорик, на минуту оторвавшись от игры, – в Европе уже в модели только фитнесисток берут. У них бампера знаете какие! – в его голосе слышалось неподдельное восхищение. – Моника Брандт да Сюзи Карри круче всех. Я вот в интернете один сайтик наковырял…

– Слушай, ты, специалист по ковыряниям, не нарывайся, а то останешься без сладкого, – тут же остудила его пыл Татьянка, которой очень не понравилось, что какой-то там Жорик вот так, за здорово живешь, перебивает ее умные мысли. К тому же она терпеть не могла женщин, которые занимались каким-либо видом спорта. Она считала это занятие глупым, бессмысленным и… как бы это получше выразиться – попахивающим мужским шовинизмом. А мужской шовинизм Татьянка не переносила ни в каком виде, даже если это было простое замечание в маршрутке: «Девушка, закройте за собой дверь!» – Так вот… я чо хотела сказать-то? А! О! Вон, Сущевская, подала объявление в газету, мол, хочу познакомиться и всякое такое. Ну, встретились, ну, поговорили. Так ты представь, он ей заявляет: мол, тебе, барышня, не то, что на такси, на трамвае ездить нельзя. А еще лучше за этим трамваем бегать туда-обратно по всему городу, пока весь жир не стрясешь.

Женька замахала рукой: не до того, мол. Но Татьянка не отставала:

– Допохудалась у меня одна. Помнишь Шурку? Ну, маленькая такая… страшненькая… ой! Да знакомила я тебя с ней! На новый год… крашеная брюнетка… да платье на ней еще было такое, голубое, в искру, – Татьянку передернуло, – жуть! Так вот, ейный жених прямо в день свадьбы сбежал и даже записки не оставил.

– Платье подбери, до колен подбери, – тем временем командовала Женька, деловито слушая подругу и кивая в такт словам: да, мол, жалко бабу, столько стараний, и все коту под хвост. – Та-ак! Мне кажется, нормально. Бери, – Женька снова зажала микрофон ладонью. – У Ниночки жених – что надо, не чета другим, такой не бросит, – со знанием дела заверила Женька. – Он ее любит. Хороший парень.

– Все они хороши, пока спят носом к стенке, – констатировала Татьяна. Она считалась крупным специалистом по мужчинам вообще, и по свадьбам в частности. Успешно разведясь четыре раза за последние шесть лет, Татьяна выдала замуж уже не один десяток подруг, и в ее планах Женька давно фигурировала на первом месте, но пока безуспешно. – Сейчас мужика содержать вообще нерентабельно, – хмыкнула она презрительно. – Одни убытки, – она принялась загибать пальцы: – Вот смотри: жрет, как мастодонт. Храпит, как старый мерин. Налево гуляет, как заправский кобель. Да еще и воняет от него, как от козла.

По всем описаниям получался настоящий зверинец. Любой зоопарк обзавидовался бы! Женька продолжала кивать. Ну да, Татьянка искренне считала себя передовой женщиной – ни один мужчина не задерживался в ее квартире дольше полугода, да и то, если бедолаге сильно повезет.

– Это точно, – вставила Валентина, на секунду оторвавшись от сыра, который тонкими ломтиками раскладывала на тарелке. – Я вот что тебе скажу, Татьяна, не торопись опять замуж. Ты их четыре поменяла, и что? Хоть какой-то толк в этом есть? Все, как один – бестолковые! Вот мой, вроде как начальник цеха, ответственный человек, образование высшее, инженер, а ровно дите малое… нет, ты вот представь. Им на завод из техникума…

– Из колледжа, – перебила ее со знанием дела Татьянка. – Это теперь так называется.

– Ну да… из колледжа прислали группу студентов, это вот, перед новым годом случилось, сама помнишь, снегу тогда навалило – жуть… ну, на крыше цеха целый сугроб. Мой пошел к главному инженеру, говорит: мол, выдели человека снег убрать с крыши. Неделю надоедал. Ну, тот не поскупился, выделил студента, а какой он там, к черту, студент, пацану лет пятнадцать. Ну, представь, дали ему лопату в руки и загнали на крышу. А там ограждения нет, да еще крыша покатая, скользко. Мой проходит мимо и видит, как пацан лопатой на крыше машет. А внизу главный инженер стоит и за ним наблюдает – чисто кино. Ну, мой не удержался и говорит: мол, чего ты пацана на крышу загнал, а если он оттуда вниз головой тяпнется… у него же нет допуска к высотным работам. Так главный его чуть не прибил. Разорался: иди тогда и сам убирай. Так мой ему – должность не позволяет авторитет ронять. Ну не дурак? – апеллировала она к Татьяне, которая, казалось, одна только это излияние и слушала с интересом. – Нашел с кем собачиться, с главным инженером? Надо же хоть какое-то понятие иметь: с кем вась-вась, а с кем – кусь-кусь. Еще бы пошел директору, в морду плюнул. – Валентина покачала головой. Татьянка внимала и беспрестанно кивала, поддерживая разговор. Даже Женька заслушалась, забыв и о Ниночке, и о туфлях. – И вообще, я тебе так скажу: за мужиками глаз да глаз нужен. Они как вместе мужской компанией собираются, ну, веришь ли, чисто малолетки в детском садике. Вот тока еще из песка куличики не лепят разве. А уж какая нынче молодежь… – она разочарованно махнула рукой, едва не запечатав ломтиком ароматного сыра прямо Татьянке по носу, – я и говорить не хочу. Бестолковая, одно слово.

– Не такая уж бестолковая, – снова вставил свое веское слово Жорик. Был он субтилен, низок, с худосочными ляжками и отвислым брюшком, и служил в конторе так называемым системным администратором. Хотя, в сущности, чем он на самом деле занимался – никто представления не имел, поскольку весь женский коллектив видел только его лысеющий затылок, а его очкастые глаза все время таращились в монитор. Если его не донимали вопросами и проблемами, он только и делал, что кого-нибудь мочил, громил и гонял в компьютерных игрушках… – И не вся она такая.

– А ты, халявщик, лучше помолчи, – взвилась Татьянка. – У нас тут женский разговор. Шел бы, погулял…

Неизвестно, чем бы закончилась эта маленькая перебранка, если бы Женька не воззвала к порядку:

– Девчонки, ну имейте совесть! Дайте с человеком поговорить!

Все тут же занялись своими делами, Татьяна бросилась помогать Валентине, на короткое время в офисе наступила относительная тишина. Жорик вернулся к компьютерной игре, но процесс выколачивания мозгов и резание глоток никак не клеился, поскольку парень невольно отвлекался каждый раз, когда мимо его носа проносили какой-нибудь очередной деликатес. Его уже в сотый раз «мочили» не по-детски, и приходилось переигрывать. Женька снова вернулась к разговору с Ниночкой.

– А рюши на платье их закрывать не будут? Как они, в оттенке не расходятся?

– Атас! Геночка говорит...

Но тут дикий, нечеловеческий вопль прорезал тишину. Татьянка подскочила, как сумасшедшая, тарелка с кусочками сыра взметнулась к потолку, а перепуганная сотрудница – ракетой на стул. Женька только успела заметить маленькую серую тень, скользнувшую между ног.

– Бей ее! Бей! – заорала, как ненормальная Раиска, а Верочка тут же, точно старый полковой конь кинулась в атаку, на ходу стаскивая туфлю.

Хлоп! Мимо, пока Верочка замахивалась вторично, серый пушистый комочек успел смыться, едва протиснувшись в щель между плинтусами. Бац! Напоследок гибкая подошва туфли пришлась по плинтусу…

– Упустили, – разочарованно констатировал Жорик, на секунду отрываясь от игры. – Эх вы, мазилы!

– Ну, ты, кавалер, между прочим, обеспечивать безопасность дам – это обязанности сильного пола, – укоризненно заметила Татьянка, опасливо слезая со стула и оглядываясь по сторонам. Сыра на тарелке не было. Отдельные ломтики попали на головы сотрудников, кое-что повисло на шкафу, кое-что долетело до пола.

– А вот с этим я могу поспорить, – заявил Жорик, довольный тем, что затронули его любимую тему. Он развернулся на стуле-вертушке, удобно облокотившись на край стола и приготовившись со вкусом порассуждать. – Доказано, что женщины более выносливые, легче мужчин переносят ранения и потерю крови, они меньше болеют, дольше живут, – старательно загибал он костистые пальцы, – так что еще неизвестно, кто из нас – сильный пол. Может статься, вам нас надо беречь как зеницу ока, холить и лелеять...

– Ну да, пока вы все не вымерли, точно мамонты, – вставила Женька с досадой и снова приложила трубку к уху.

– Кто вымер? – озадаченно поинтересовалась Ниночка на том конце. Все ее мысли были заняты одной только свадьбой, и конкретно туфлями.

– Да так, никто. Ну, так что там говорит твой Ге...?

И в этот момент дверь распахнулась, и в комнату заскочил разъяренный начальник. Все замерли, как в немой сцене Гоголя. Явно запахло грозой.

– Что это еще за вопли!? – полузадушено прошипел он с яростью, и казалось, будто его зеленый в разводах галстук сейчас сделает стойку, как кобра.

– Мы ниче… – начала оправдываться Верочка, но он, словно не видя ее, уставился на Женьку, будто в комнате больше никого и не было.

– Вы что себе позволяете? У меня, между прочим, заказчики сидят, – он обвел всех убийственным взглядом, затем снова уставился на Женьку, она неловко сглотнула и повесила трубку на рычаг, так и не попрощавшись с Ниночкой. – Костырина, вы мне нужны, зайдите ко мне в кабинет.

Ну вот, подумала Женька, мне только неприятностей в последний день перед отпуском и не хватало. Она нервно улыбнулась.

– Одну минутку, Валерий Палыч.

– Никакой минуточки, немедленно, – прошипел он. – И захватите эскизы. Заказчик хочет посмотреть предварительные наброски, – он развернулся и зашагал по коридору обратно в свой кабинет.

Женька кинулась к столу, открыла верхний ящик и застыла: набросков здесь, конечно же, не было.

– Верунчик, где наброски?

– В шкафу. Я их туда убрала.

Женька в отчаянии чуть не застонала. Нет, ну почему, почему с ней всегда что-нибудь да приключается, почему даже сейчас она не может обойтись без неприятностей? Давно известно: если Верочка что-нибудь прятала, то наверняка и надолго. Хоть ОБХСС вызывай, чтобы с обыском приходили.

– Ты же все равно уезжаешь, – Верочка небрежно махнула рукой, – проект откладывался...

– Ты же знаешь, что у нашего Палыча семь пятниц на неделе. Теперь их что, с собаками и оперативниками из КГБ искать? Вот ведь подпольщица!

– Ну знаешь! – тут же возмутилась Верочка, переходя от обороны к наступлению по всем фронтам, – да ты мне еще спасибо должна сказать! Разбросала тут свои наброски по всем столам! Ступить некуда. А я, между прочим, позаботилась.

Женька сосредоточенно нахмурилась: что-то эта тирада ей сильно напоминала. Ах, да ладно. Сейчас не это главное.

– Девчонки! Быстро! Все на поиски набросков! – призвала она на помощь дружный коллектив.

– Вот пусть Верка и ищет, – заявила зловредная Раиса, снимая ломтик сыра с дверцы стоявшего у входа платяного шкафа, и демонстративно отправляя деликатес в рот.

– Да ты чо, чокнулась, что ли? Ты видала, какой Палыч сегодня злой? – накинулась на нее Татьянка. – Хочешь, чтобы он нам всем тут сейчас пендюлей понавешал?

– Лаворская, что за неприличности в культурном обществе! – поморщилась Верочка.

– Это кто это у нас тут культурный? – сразу с ехидцей поинтересовалась Татьяна, оборачиваясь и вперяя полный сарказма взгляд в оппонентку. Всем было известно, что Татьяна считала культурными только гуманитариев, а вот Верочку Господь не сподобил родиться с талантом. Она была заурядным бухгалтером.

– Девочки, девочки! – прикрикнула на них Валентина – большая, дородная, она напоминала баобаб, только мягкий и не в меру говорливый. – Давайте делом займемся. – Она подошла к шкафу и решительно распахнула его. И едва успела подставить руки под хлынувший сверху поток бумаги. Поток иссяк, только когда верхняя полка опустела. – Ну вот, половина проблемы решена, – невозмутимо прокомментировала Валентина, – отсюда и начнем...

Минут через десять Татьянке стало очень интересно, что же, собственно, они ищут. Она невинно поинтересовалась.

– Тебе же русским языком сказали: наброски! – вспылила Раиска.

– Ну да, ты, старательная, а кто их кроме Женьки и Веры видел? Я лично – нет. Я вообще представления не имею, как они выглядят.

Валентина с Лидочкой, для видимости разложив на полу какой-то эскиз, что-то тихонько обсуждали, в стороне от остальных.

– Вот я ей и говорю: мне такое платье не пойдет. Не мой стиль, не мой цвет. А она мне: тебе ничего не пойдет, на тебе любое платье, как на корове седло. Нет, ну ты представь! Хамка!

– Девчата, когда мы, наконец, за стол сядем? – с отчаянием в голосе воззвал Жорик. – Есть хочется.

– Вас, мужиков, легче убить, чем прокормить, – даже не обернувшись, заметила Татьяна, продолжая рыться в целой куче бумаг. – Троглодиты несчастные.

Снова зазвонил телефон. Она подскочила и схватила трубку.

– Здравствуйте, Костырину можно позвать? – поинтересовался гнусаво-обиженный женский голос.

– Она у начальника на совещании. Что передать? – Татьяна была не слишком вежлива, вот если бы это был приятный мужской баритон...

– Передайте, пожалуйста, что звонила Нина...

– А вот и она сама.

Женька влетела в комнату, как сумасшедшая:

– Девчата, ну, что-нибудь нашли?

– Пока ничего.

– О, Господи! – Женька в сердцах всплеснула руками.

– Женька, тебя к телефону, – Татьяна подмигнула. – Кажется, снова твоя подружка.

Женя со вздохом приложила трубку к уху.

– Ой, Женечка, нас, кажется, разъединили, а мне так надо с тобой посоветоваться, так надо… – с места в карьер затарахтела Ниночка. – А у меня здесь...

– Нинок, ты меня извини, ради бога, я очень занята. У нас здесь запарка. Давай я тебе немного позже перезвоню, ладно? Вот освобожусь… – и она положила трубку на рычаг. – Татьяна, дай-ка мне наброски, которые у тебя в руках... а то у нас тут заказчики сидят.

– На кой шут они тебе, это же совсем другое... – оторопела Татьяна.

– Да какая разница! Ты думаешь, они хоть что-нибудь понимают? – Женька закатила глаза и потрясла головой. – Уж больно ты высокого мнения о них, – она развернулась и направилась к двери, но в проеме неожиданно остановилась и через плечо бросила: – Да, кстати, если меня еще будут к телефону звать, скажи, что меня нет, была и вся вышла, понятно?

– Куда? – поинтересовалась Татьянка.

– На утруску и усушку! Угар и утечку! Девочки, ищите быстрее. Они там меня уже трясут, как грушу!

– Слушай, да скажи ты им, что ты с сегодняшнего дня в отпуске, – посоветовала Лидочка.

– Вот ты у нас секретарь, ты и скажи Палычу, он мне и так три раза отпуск откладывал, – огрызнулась Женька и снова убежала в кабинет начальника.

Мысленно она уже была в отпуске, и не знала бедная Женька и не ведала, что именно сейчас, когда, казалось, все неприятности остались позади, пара мелких происшествий заставит ее навсегда отказаться от поездки, да мало того, коренным образом изменит весь уклад ее такой однообразной и, прямо надо сказать, скучной жизни.