Текст книги "Сатисфакция с умыслом (СИ)"

Автор книги: Лара Альм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   Но тем не менее наставляла ему рога с главным режиссером... И не только с ним, странно, что в театре об этом не знают. Значит, тщательно маскировалась. Чтобы муж ни о чем не узнал. Из чего мы делаем вывод – действительно, любила и дорожила отношениями.

   Что мне дает полученная информация? – вяло подумал я, покидая здание театра. – А ничего-то мне она не дает... Уходить от мужа к режиссеру Байрацкая не собиралась...

   В тот же день в адвокатскую контору позвонила та самая неконкурентка, попросила меня к телефону и начала с расшаркивания:

  – Простите, что беспокою, но мне показалось, что эта информация может вам как-то помочь.

  – Я вас внимательно слушаю.

  – Так вот... Несколько лет назад к нам в театр пришла молодая и талантливая актриса. Наш главный ею сразу увлекся, а Байрацкой дал отворот-поворот. Та сообразила, чем ей может это грозить, и решила разобраться с проблемой кардинально и быстро.

   Молодая женщина выдержала театральную паузу, рассчитывая то ли на уточняющие вопросы, то ли испытывала мое терпение, которое и без того готово было лопнуть. Я находился на распутье, не знал, что делать и поэтому злился на всех, включая себя. Как результат – я мог послать ее подальше, а моя телефонная визави – обидеться и бросить трубку. Мне показалось, что она успела пожалеть о своем внезапном порыве связаться со мной, и теперь ищет повод, чтобы прервать разговор.

   Слышимость была отвратительной, по всей видимости девушка звонила мне из телефона-автомата, расположенного в оживленном месте. Я почему-то подумал об импровизированном рынке, где торговки бойко зазывают покупателей и расхваливают свой товар, чтобы быстрее сбыть его с рук и покинуть место, запрещенное для торговли.

   Во время затянувшейся паузы, испытывающей на прочность мою нервную систему, я пытался уловить сторонние звуки, чтобы установить место пребывания особы, решившей передать по инстанции сплетни, порядком наскучившие в театральном мире. Никаких рыночных торговок я не услышал, только лязганье металла по неровной и нескользящей поверхности. Так возят санки с детьми в отсутствие снега по бугристому асфальту. Странный звук... Впрочем, сдался он мне: необходимая информация на подходе, а я кумекаю, что и где, сравниваю и размышляю.

   Я всегда был меломаном, с младых лет увлекался «Битлами» и сейчас мне показалось, что едва уловимые звуки, так мешающие нормальному общению по телефону, схожи со знакомым мне проигрышем из песни любимой ливерпульской четверки. Или в моей голове звучит музыка. Прежде такое бывало – когда голова берет тайм-аут и отвлекается от насущных проблем, чтобы потом приступить к новому осмыслению и взглянуть на проблему с другой стороны.

   Только я хотел открыть рот и рявкнуть со всю силу моих лёгких, чтобы дамочка шла куда подальше со своими паузами и новостями, не стоившими выеденного яйца, но она, видимо, почувствовав остроту момента, опередила меня робким покашливанием, после чего проблеяла:

   – Однажды наше молодое дарование... представьте себе... сбил автомобиль, причем прямо на тротуаре. Водитель ехал себе ехал, потом прибавил скорость, скакнул на тротуар, сбил девушку, которая спокойно двигалась, не ожидая ничего подобного. После наезда водитель скрылся с места происшествия. Свидетели не успели ничего понять, да и свидетелей было с гулькин нос. Одна полуслепая бабуленция, которая видела сам автомобиль, но не запомнила ни марку, ни его номер, что не удивительно. Наезд произошел на узкой улочке, в дневное время. Еще повезло, что мимо проезжала машина «Скорой помощи» – на вызов ехали, врачи доставили пострадавшую в больницу. Девушка получила многочисленные травмы, ей провели несколько хирургических операций. В результате она осталась инвалидом – передвигается самостоятельно, но прихрамывает.

  – А что водитель? Его нашли?

  – Нет, конечно! Но мы сразу решили, что это происки Байрацкой, хотя, прямых улик против нее не было. Может, не сама, может наняла кого. Скорее всего, так и было.

  – Зачем вы все это мне рассказали? Чтобы я осознал, что на самом деле представляет из себя Ольга? – с легкой укоризной произнес я.

  – Не просто так! – вспыхнула неконкурентка, выказав обиду. Возмущенно посопела, потом все же выдала, – мы на днях созванивались с той несчастной, она произнесла странную фразу: если бы я хотела ей отомстить, то могла бы сделать это с легкостью – сейчас самый подходящий момент... Вы меня слышите, Игнат Павлович?

  – Да, я вас слышу, – пробормотал я и спросил, – как зовут вашу коллегу?

  – Светлана Воронина.

  – Как мне ее найти?

  – Я продиктую вам номер ее домашнего телефона... Только вы на меня не ссылайтесь. И вообще – нашего разговора не было. Забудьте. Договорились?

  – Обещаю...

   Я позвонил Ворониной, сообщил, кто я и чем занимаюсь в данный момент. Светлана согласилась встретиться и поговорить. Дала мне свой адрес.

   Воронина жила на окраине города, в новом микрорайоне, вдвоем с матерью. Мать была на работе, и мы со Светой могли спокойно поговорить.

   Видимо, ее лицо сильно пострадало при аварии. Ей была сделана пластическая операция, но неудачно. Лицо походило на перекошенную маску. Мой «информатор» не солгал: девушка сильно припадала на правую ногу. На ней были широкие домашние брюки, которые прятали изувеченную конечность. Обычная мужская рубашка в клетку хламидой висела на худощавой фигуре. Как-то сглаживали ситуацию красивые волосы, сплетенные в косу. Медовый оттенок волос гармонировал с глазами цвета шампанского. Все остальное было...прям беда-беда-беда. Ясно – на карьере актрисы поставлен жирный крест.

   Светлана держалась свободно, старалась улыбаться и высоко держала голову, что вызывало уважение: не каждый мужик будет так себя вести. Обычно после таких увечий люди находят утешение в бутылке.

  – Мне все известно: и о смерти Качинской, и о показаниях Байрацкой против мужа, – сразу взяла она быка за рога. Но отступила от начатой темы, – не знаю, что вам наговорили об аварии, но я не верю, что Ольга управляла тем автомобилем.

  – И вы ее не подозревали? Совсем и никогда?

  – На одних подозрениях далеко не уедешь, – отвертелась она от прямого ответа. – Впрочем, кому я об это говорю – вы адвокат, знаете лучше меня... Можно подумать, что подобных автоаварий на улицах города не происходит. Сплошь и рядом: садятся за руль в пьяном угаре, как результат – не справился с управлением, сам пострадал и других покалечил. Или того хуже – ни в чем ни повинный человек погиб.

   Воронина старательно отводила взгляд от своей ноги. А я подумал: она уверена в причастности Ольги. В данном случае бессмысленно рассуждать о водителях-нарушителях, наезд на Свету был хорошо спланирован. Кем? И дураку понятно.

   Покончив с отступлением, девушка с жаром заверила меня:

   – Вы только не подумайте, что я вознамерилась оклеветать Ольгу и защитить ее мужа, Тимура Рощина. Я его знать не знаю, видела всего пару раз.

  – Иногда, чтобы... отомстить своему врагу, вольешься в ряды его недоброжелателей, которых ты... знать не знаешь, – между прочим оборонил я, невольно повторив ее же слова.

  – Сейчас я скажу странную вещь: у Ольги нет врагов, хотя при ее звездности и успешности, врагов и завистников должно быть немало.

  – Действительно, странно.

  – Она умеет ладить со всеми. На нее нельзя обижаться. Она как малое неразумное дитя.

   – Я бы не сказал... – начал я.

  – Просто вы ее почти не знаете, – перебила меня Воронина. – Уж не знаю, чем ее допек супруг...

  – Вы считаете, он ее допек? – влез я со своим вопросом.

  – Ну, наверное, раз Ольга решила его оговорить, – пробормотала она, сложив складки между бровями. И предположила, – вдруг Оля уверена, что старуху убил ее муж, который способен уйти от ответственности благодаря таланту убеждения... или складу своего ума.

  – А Байрацкая у нас главный борец на справедливость, – хмыкнул я.

  – Ладно, оставим предположения, перейдем к фактам. А факты таковы. – Начала Воронина слишком бойко и деловито, но быстро сдулась. Выдержала паузу, потом заверила, – вы не подумайте, что я хочу кого-то оговорить, что я...

   Что ж за день такой! – мысленно возмутился я. – Приходится иметь дело с девушками, которые всеми силами пытаются выглядеть в лучшем свете, боятся, что их начнут подозревать во всех смертных грехах.

   Что мне было делать? Только повторить то, что я уже говорил неконкурентке:

  – Я вас внимательно слушаю.

  – Я видела ее в тот вечер! – выпалила Воронина и прикусила язык. Впилась взглядом в мое лицо, ожидая реакции.

  – Вы видели Ольгу Байрацкую в вечер убийства Ариадны Качинской, – терпеливо сформулировал я с паузами между словами, предоставив моей визави время для осмысления.

  – Да, Ольгу. Видела. Ошибиться я не могла, – затрясла головой Светлана. Громким шепотом, как будто боялась быть подслушанной посторонними людьми, проговорила, – конечно, после аварии и долгого лечения я пребывала в депрессии. Я не выходила из дома, боялась, что все люди станут обращать на меня внимания, а дети тыкать пальцами. Моя депрессия чуть не довела меня до... опасной черты. Но я взяла себя в руки ради мамы, кроме меня у нее никого нет. Она всегда говорила, что любое испытание надо пройти достойно. На мою долю выпало... вот такое испытание. – Светлана приложила ладони к щекам, потом опустила руки и перевела взгляд на ногу, спрятанную в широкой штанине. – Постепенно я начала возвращаться к более-менее нормальной жизни. Стала появляться на улице, но старалась выходить в вечернее время. Сейчас уже выхожу днем, но пока чувствую себя некомфортно... В тот вечер я собралась в кино. Как раз был день премьеры, я решила пойти на предпоследний сеанс... На последнем всегда многолюдно – влюбленные парочки, шумные и дерзкие, а на предпоследнем и зрителей меньше, и ведут они себя спокойнее. Я успела подойти к лестнице, ведущей к кассам, и вдруг вижу – Байрацкая! Она вышла из кинотеатра в сопровождении мужчины. Я сразу решила – рядом муж Ольги. Потом присмотрелась – нет, не муж, какой-то незнакомец.

  – Это была Ольга Байрацкая? Вы ни с кем ее не перепутали?

  – Я произвожу впечатление человека со сдвигом?.. Только не нужно упоминать аварию, в которой пострадала... и голова тоже. Но галлюцинациями я точно не страдаю. И людей, которых знаю, с другими не перепутаю, имен не забываю, – отрапортовала Воронина жестко.

   Я понимал, что в тот вечер рядом с Ольгой не могло быть ее мужа. Но уточнил на всякий случай. На что Светлана ответила:

  – Конечно, это был не Рощин. Рощин он такой... как бы выразиться... смешной что ли, и неловкий. А этот типчик... весь из себя павлинистый. Грудь колесом, плечи, спина и все такое. И смотрит вокруг себя – оценивает, какое впечатление производит на окружающих. А Ольга с него глаз не сводила, а в глазах одно обожание. Надо быть незрячим, чтобы не понять, что эту парочку связывает. Уж точно не дружеские отношения.

  – И это точно был не главный режиссер вашего театра? – совершенно опростоволосился я. Светлана посмотрела на меня с укоризной и сожалением. Мол, зря связалась с таким тупицей-непрофессионалом.

  – Про свою голову я вам уже говорила, – поерничала Воронина и повторилась, – не сомневайтесь, с головой полный порядок, память мне не отшибло.

   Не с бухты-барахты меня заклинило. Что-то сильно беспокоило. Но вот, что – вопрос. Большой вопрос.

  – Можете указать точное время, когда вы видели Ольгу Байрацкую в обществе незнакомого мужчины? – деловито поинтересовался я, напустив на себя значимость Перри Мейсона.

  – Это было в пятнадцать минут десятого.

   Я недоверчиво покосился в сторону Ворониной.

  – Не сомневайтесь! Я все заранее рассчитала – привычка такая появилась с некоторых пор, чтобы лишний раз не шататься по холлу и не мозолить глаза киноманам. Пришел, купил билет, зашел в просмотровый зал в последний момент. Свет погас.

  – Сеанс начался, – завороженно пробормотал я. Света кивнула.

  – Предпоследний сеанс начинался в половине десятого.

  – Выходит, Байрацкая в это время выходила из кинотеатра и никак не могла быть дома, – задумчиво пробормотал я. – Значит, ее показания против Рощина – полная липа.

  – Странный способ избавиться от надоевшего супруга, – вскинула плечи Воронина. – Не проще ли взять и развестись. Но она решила оговорить Рощина. С какой стати? Каковы причины? – вслух рассуждала она, мало обращая на меня внимание. – Неужели Ольга решила, что завещанные богатства Качинской достанутся ей? Тогда она полная дура... Но она совсем не дура.

  – Естественно, Ольга ничего не получит по завещанию, – вставил я своих пять копеек. – Если ее муж убийца, завещание потеряет свою силу, а если он будет оправдан, то подаст на развод: не думаю, что спокойно проглотит предательство супруги.

   Воронина молча меня выслушала, затем уверенно заявила:

  – Только я вас сразу предупреждаю – в суд не пойду! Мы заверим мои показания нотариально, и вы предоставите их во время слушания дела Рощина.

  – Но...

  – Нет-нет, не уговаривайте, – не дала она мне продолжить. – Я не боюсь испугать народ своим фейсом, – девушка по воздуху прочертила указательным пальцем овал вокруг своего лица. – Дело в другом. Мы долго собирали деньги, нашлись хорошие люди – помогли, и уже завтра я улетаю в Германию. Тамошние доктора согласились вернуть мне прежний образ. И избавить от хромоты. Я очень верю в успех. А раз верю, то всё у меня получится.

  – Вы молодец! – похвалил я Светлану.

   Суд принял во внимание свидетельство Ворониной, разбивающие в пух и прах показания Ольги Байрацкой. Моими стараниями Рощина отпустили на свободу прямо из зала суда, но взяли подписку о невыезде. Пока обвинения против него не были сняты окончательно.

   Мне необходим свидетель, который подтвердит слова Тимура о том, что без десяти девять он зашел в собственную квартиру и больше оттуда не выходил.

   Чтобы снять с моего подзащитного все подозрения, я засучил рукава, забыл про кабинетную работу. Опросил соседей в доме, где проживает Рощин, побеседовал во дворе с собачниками и веселой молодежью. И, увы, успел отчаяться и почти опустил руки, позабыв про острое желание быть похожим на целеустремленного Перри Мейсона.

   Однако помощь пришла откуда, откуда ее не ждали – от бывшей возлюбленной Тимура, к которой так благосклонно относилась ныне покойная Ариадна Еремеевна Качинская.

   Как оказалось, некоторое время назад Ирина Вельветова вернулась в родной город. Устроилась на работу в общеобразовательную школу. Учила детей алгебре и геометрии.

   Прежние чувства к Рощину не погасли, поэтому в качестве хобби она выбрала наблюдение за его частной жизнью. Как сама пояснила – из праздного любопытства следовала за ним по пятам и собирала информацию.

   Психушка – дом родной, – быстро поставил ей диагноз.

   Естественно, не поверил в праздное любопытство. И предположил, что Вельветова готовила какую-то каверзу, в смысле месть.

   Из телефонного разговора я толком ничего не понял. Она сбивалась, перескакивала с одного на другое. То говорила о своих чувствах, то о недостойной Тимура Ольге, то о своем недостойном поведении, из-за которого ей пришлось уйти с любимой работы и покинуть город.

   Успокаивало одно – сумасшедшую на работу в школу не возьмут, значит, она нормальная, просто странная. От переживаний. Если просто странная, то ее показания примут во внимание в суде.

   Пока я бился над установлением истины, Ирина Вельветова предложила мне встретиться и все обсудить. Я назначил встречу в своем кабинете, но она наотрез отказалась. И сама указала место – в городском парке, возле фонтана. Звучит как в каком-то шпионском или мелодраматическом фильме. Конечно, я сразу согласился.

   Но прежде чем отправиться в городской парк, заглянул к Рощину: решил разобраться, можно доверять Вельветовой или нет. Он давно с ней знаком, пусть расскажет, что она за человек. Вдруг это человек – вселенская обида с камнем за пазухой, который выбирает подходящий момент для камнеметания. Вот интересно, кто у Вельветовой числится в злейших врагах? Бывший возлюбленный Рощин или женщина, черной кошкой перешедшая ей дорогу? С этим стоит разобраться.

   Вдруг Ирина собралась оклеветать Рощина: сейчас наплетет мне короб белиберды, обличит бывшего возлюбленного во всех страшных грехах... В развале часовни шестнадцати века, в том числе. Про часовню я вспомнил не зря.

   Когда впервые увидел своего подзащитного, не мог понять, где его видел. Потом сообразил – Тимур очень напоминает Шурика-недотепу из «Кавказской пленницы». Разница в габаритных размерах – у Тимура комплекция побольше и рост повыше. Конечно, внешность обманчива, но разве способен такой наивный человек на коварное преступление.

   Странно, что Ольга вышла замуж за такого «ботанического» субъекта. Что она в нем нашла, что разглядела? Однако быстро разочаровалась, и решила избавиться – оговорила. Скажем прямо – жестко с ним поступила. Чем муж ей не угодил?.. Впрочем, кто их, творческих людей, разберет. Захотелось разыграть драму, только и всего...

   Мой вопрос о Вельветовой озадачил Тимура Рощина. Он поскреб подбородок и вышел из комнаты. Я проводил хозяина непонимающим взглядом, затем принялся осматриваться. Ни одной мелочи не напоминало о супруге. И не удивительно: после всего, что она наговорила, под одной крышей им больше не жить.

   Кажется, шансы Вельветовой растут на дрожжах.

   Рощин вернулся с фотографией в руках, которую он держал двумя пальцами за уголок. Протянул мне фото и сел рядом со мной на диван. Диван тревожно скрипнул, а я подумал: вся мебель в квартире старенькая, да и сама квартира не рай. Чтобы жить здесь, надо сильно любить хозяина-мужчину. Если сильно любить, то никогда не предавать. Какая-то неувязочка... Не могла мебель превратиться в рухлядь за то время, пока Тимур находился в следственном изоляторе. И квартира потускнеть, мягко скажем...

   Я взялся за изучение принесенной Тимуром фотографии.

  – Это Ира Вельветова. Ну, и я, – пояснил Рощин без всяких эмоций.

   Тимур и Ира были сняты на фоне густого кустарника с наляпанными цветами бледно-розового цвета. Видимо, шиповника, но я могу ошибаться – ботаник из меня еще тот. Ира была невысокой, худенькой и блеклой. Наверное, при желании из нее можно сделать конфетку. Но у нее такого желания не возникло. Есть такие особы, которые считают – ум превыше внешних данных и надеются встретить мужчину, который оценить их по достоинству. Даже на фото было заметно, что лицо Иры плотоядно осыпано веснушками. На переносице сидели очки с большими диоптриями, отчего ее глаза казались инопланетянскими. На девушке надето невыразительное платьице серо-буро-малинового цвета длинною за колено. На ногах туфли «прощай, молодость». Короткие волосы «уложены» в прическу под названием «взрыв на макаронной фабрике».

   Мне подумалось: и все-таки у Ирины нет шанса вернуть Рощина. После Байрацкой, красотки с магнетическим обаянием, он едва ли обратит на Иру должное внимание. Впрочем, как и на всех женщин, коих он отнес в разряд предательниц. Но опять же – это сугубо личное мнение. Отойдет, оттает, забудет...

   Надо признать, что без улыбки на эту несуразно-несовременную парочку смотреть невозможно. Люди с другой планеты. Судя по счастливым лицам, им хорошо вдвоем. Но все это в прошлом.

   – Ира очень честный человек, ей любая ложь претит, – сказал Тимур бесцветным голосом. – Если она что-то видела или что-то знает, то расскажет начистоту. Без всяких прикрас.

  – Люди меняются, – неопределенно заметил я. – Вдруг Вельветова решила вам отомстить? Любые ее показания я обязан принять к сведению... Вы меня понимаете? Но я могу проигнорировать ее желание...

  – Вы не хотите с ней встречаться?

   В ответ я кивнул, чтобы исключить лишние слова. Можно подумать, за дверью стоял следователь и ловил каждую сказанную фразу.

  – Понятно, вы подумали, что Ира требует сатисфакции, – высказался Рощин едва слышно, включившись в мою игру. Решил уточнить, еще понизив голос, – требует сатисфакции за мое предательство. Она меня оговорит, а я опять окажусь там, где уже был. А потом...

   Я похлопал его по руке, желая пресечь бурную фантазию. Тимур поправил указательным пальцем свои очки и встряхнул головой, как киношный Шурик, но без намека на улыбку. Рощину было ни до веселья.

  – Чему быть, того не миновать, – обреченно добавил он.

  – Тимур Олегович, вы встречались с Ириной Вельветовой после ее возвращения в город?

  – Я вообще не знал, что она вернулась, – передернул плечами молодой мужчина.

  – Вернулась, – выдохнул я, как будто данное обстоятельство в корне меняло дело.

  – Я не думаю, что Ира стала другой... Не говорите мне, что я плохо разбираюсь в людях... Хотя, это так... Но Иру я знаю много лет, она немножко чудаковатая, как и я, как все люди, погруженные в науку. Мы выстраиваем свою жизнь и четко следуем по выбранной траектории, не уходя в сторону, а обыденная жизнь нас мало интересует, в ней мы довольствуемся малым. В науке все иначе... Но сейчас о другом. Когда в нашу жизнь вмешиваются обстоятельства, сбивающие нас с траектории, нас это злит, потому что отвлекает от научной работы. Мы стараемся быстро решить проблемы, чтобы вернуться на круги своя...

  – Погодите, – осадил я Тимура, – вы хотите сказать, что Ирину Вельветову разозлил не тот факт, что вы ушли к другой женщине, а что ваши совместные научные планы дали трещину? Получается, вы двигались плечом к плечу к конечной точке, не в том смысле, что к конечной без продолжения, а к новой отправной точке, с которой начнется этап новых совместных открытий и, вероятно, новых отношений, и тут появляется... Ольга Байрацкая, – назвал я «вещи своими именами», устав от недосказанности. Хотя, выражался виртуозно.

  – Можно я не буду об этом говорить. Если Ирина захочет, она сама вам расскажет, что у них с Ольгой произошло, – высказался сообразительный Рощин.

  – Ладно, – милостиво согласился я.

   Оказывается, Тимур – большой интриган, он мягко подтолкнул меня к принятию решения в пользу Вельветовой, которая заждалась меня у фонтана в городском парке.

   Как оказалось, я был прав...

   Ирина Вельветова сидела на скамейке и не сводила взгляда с неработающего фонтана. В прошлые годы здесь всегда толпился народ, было шумно и весело. Звучала музыка. Люди улыбались. Сейчас всё иначе. Грусть-тоска.

   Молодая женщина обратила на меня внимание, когда я поздоровался и опустился рядом. Она была еще некрасивее, чем на фото. Ни грамма косметики на лице, ни тебе безделушек-украшений, пусть грошовых, но подобранных со вкусом. Юбка-футляр темно-синего цвета, кофточка аля мужская рубашка белого цвета. И уже знакомые очки на переносице. Она просверлила меня взглядом своих инопланетных глаз и уточнила:

  – Вы адвокат? Игнат Павлович Першин?

  – Это я. Вы мне звонили и сказали, что у вас есть сведения, которые меня заинтересуют. Больше из телефонного разговора я ничего не понял.

  – Ну, да, меня захватили эмоции.

   А с виду и не скажешь, что эту засушенно-замороженную училку могут захватить эмоции.

  – Когда я вернулась в город, то пыталась выяснить у общих знакомых, как живет Тимур, все ли у него хорошо, – отстраненным голосом проговорила Вельветова.

  – А на самом деле, хотели понять, счастлив ли он в браке? – вырвалось у меня. Захотелось ее встряхнуть. Или вывести из себя и посмотреть, что из этого выйдет.

   Училка проигнорировала мой выпад и продолжила прежним бесстрастным тоном:

  – Если сказать, что я была удивлена, то значить солгать. Я была не удивлена, когда узнала, что Тимур несчастлив в этом браке.

  – Что и требовалось доказать, – продолжал тихо злиться я. Легкий ветерок гнал на меня удушливый запах ее духов, в носу щекотало, я усиленно тер нос большим и указательным пальцем и мечтал о скором расставании.

  – Вот именно, – скосив в мою сторону свои инопланетянские глаза под очками, согласилась Вельветова. Можно подумать, только сейчас меня заметила, а до этого разговаривала с фонтаном, приходящим в упадок. Некоторое время она оценивала меня, как будто прикидывала, достоин ли я получить тайные сведения или нет. Что-то в ее голове сложилось, и она продолжила доверительным тоном, – они слишком разные... Мне всего-то нужно было набраться терпения. Дистанцироваться от них и ждать. Рано или поздно все само собой бы разъяснилось, а я повела себя глупо с самого начала. И потом сбежала из города. И сразу пожалела об этом.

  – Что поспособствовало вашему побегу из города? У вас произошла с Ольгой размолвка?

  – Размолвка, – хмыкнула Ирина. – Я ничего не соображала тогда. Представляете, набросилась на Ольгу с кулаками прямо на улице, на глазах всего честного народа. Ольга быстро улизнула, но не преминула описать Тимуру в красках эту и без того некрасивую сцену. Они еще не были женаты. Думаю, Тимур в тот момент вообще не думал о бракосочетании. А моя глупая выходка подтолкнула его к необдуманному шагу. Наверное, он посчитал, что тем самым положит конец моим надеждам. И Ольга будет защищена.

  – Вы любили Рощина? Или жили рядом с ним по привычке, вас связывала общая работа, общие интересы?

  – Наверное, любила, но не думала об этом. Мы не признавались друг другу в любви... Когда теряешь, тогда осознаешь, что ты потерял. И разбираешься в своих чувствах. Слишком поздно приходит понимание, от этого становится горько. Потом начинаешь копаться в себе: что сделал не так, как надо было себя вести. Но прошлая жизнь, как и история в общем, не предполагает сослагательного наклонения.

  – Можно войти в одну реку дважды?

  – Можно, если что-то в себе изменить, если ты знаешь, что надо менять и, если другой человек, ради которого всё и происходит, тоже готов меняться. Сейчас я точно знаю, что всегда любила Тимура, пусть неправильной любовью, но любила.

  – Кто знает, какая любовь правильная, какая нет, – философски рассудил я и четко выговорил, – вернемся к началу нашего разговора. Вы узнали, что Рощин несчастлив в браке. И решили найти подтверждение.

  – Я не скрываю, что следила за ним, – с гонором заявила молодая женщина.

   Если ею руководит месть, то она пойдет к следователю, выложит ему всю правду: когда, во сколько, где и зачем. И все дела. Но Ирина позвонила мне. Выходит, у нее есть сведения, которые помогут восстановить честное имя Рощина, что следователя Морозова совершенно не устраивает, у него есть подозреваемый и точка... Ну, давай, колись, милая, – мысленно призвал я Вельветову, не решаясь сказать нечто подобное вслух, чтобы не спугнуть.

   Пока «инопланетное существо» собиралось с мыслями, я окунулся в свои размышления.

   Кто-то очень хочет подставить Рощина. Именно этот злодей задушил старушку, причем ничего не взял из квартиры – а там было много чего ценного. Тем самым указал следствию на Тимура Рощина! Только Рощин мог не позариться на ценности, потому как именно ему отойдет всё имущество по завещанию. Грубо действует злодей, но доходчиво для тех, кто мыслит прямолинейно и не желает ломать голову. Теперь Тимур. Тимур не глуп, он бы обязательно умыкнул с места преступления какую-нибудь значимую вещицу, причем не одну, чтобы оградить себя от подозрений.

   Оказалось, что Ирина Вельветова снова о чем-то вещает, а я задумался и, скорее всего, пропустил что-то важное.

   Прислушался к ее монологу и к моему полному удовольствию понял, что ничего путного не пропустил. Ира вспоминала прошлое, когда они с Тимуром учились в университете, а потом в аспирантуре, как им было интересно друг с другом...

   Начали с конца, перескочили в начало. Чего еще ждать?

   Я так выразительно посмотрел на свою собеседницу, что она сникла под моим взглядом и прикрыла рот. Потом промямлила:

  – Извините, отвлеклась.

  – Что вы, что вы, вы очень интересно рассказываете, – похвалил я неожиданно для самого себя. Наверное, одолела жалость к этой некрасивой женщине.

  – Вот что я хотела вам сказать: Тимур ходил к Качинской по расписанию. Я знала, что в тот день он тоже будет у нее...

  – Тимур всегда приходил и уходил в одно и тоже время, навещал Ариадну Еремеевну в одни и те же дни недели? – встрял я со своим уточнением.

  – Всегда в одни и те же дни, за редким исключением – когда надобность возникала. Приходил около семи, плюс-минус пять минут, а уходил по-разному. В тот день он вышел из подъезда в десять минут девятого, покрутил головой и пошел со двора. Я отправилась за ним на расстоянии. Порывалась его догнать, изобразить случайную встречу... Мне очень хотелось оказаться с ним рядом, проследить его реакцию. Но я... побоялась. Не хотела увидеть равнодушие в его глазах. Или того хуже – презрение.

  – Вы дошли за Тимуром до его дома?

  – Вечер был чудный. Тимур никуда не торопился. На улице было многолюдно, поэтому я не боялась, что Тимур меня заметит. Так мы добрались до его дома. Тридцать пять минут заняла прогулка от дома Качинской до дома Рощина.

  – Вы следили за ним с секундомером? – спросил я, вспомнив свои пешие прогулки. В голосе не было никакой насмешки.

  – У меня привычка такая – фиксировать время. Так поступают все преподаватели.

  – Рощин вошел в подъезд, и вы тотчас ушли?

  – Нет, я села на скамейку и принялась смотреть на его окна.

  – Не знаете, Ольга была дома?

  – Ее не было. Она вернулась ближе к десяти. Точнее – в девять сорок пять.

  – Ирина, вы не покидали свой наблюдательный пункт?

  – Я... покидала. Я... вошла в подъезд, подошла к квартире Тимура и... какое-то время стояла на пороге, прислушиваясь.

  – И что вам удалось расслышать?

  – Тимур покашливал, гремел кастрюлями на кухне. Больше ничего, не считая шумно работающего телевизора и детского крика в соседней квартире.

  – Выходит, прогулка заняла тридцать пять минут, – задумчиво протянул я. – От Качинской он вышел в десять минут девятого. Получается, зашел в подъезд в сорок пять минут девятого, еще пять минут на подъем на этаж. Все сходится.

  – Так все и было. Когда вернулась его жена, я...

  – Вы снова оказались у квартирной двери, – помог я.

  – Они ругались. Тимур обвинял жену в постоянных изменах, а она обзывала его неудачником...

   Все обвинения с Тимура Олеговича Рощина были сняты. Мне удалось доказать его непричастность к убийству Качинской.

   Через какое-то время газеты писали, что был задержан подозреваемый в убийстве Ариадны Еремеевны Качинской. Он якобы написал признательные показания, но на суде от своих показаний отказался, заявил, что признательные показания из него выбили силой. Начались разборки, то, се, но меня они мало занимали.