Текст книги "Темные"
Автор книги: Лана Степанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Нара Андреева, Лана Степанова
Темные
Пролог
Дождь лил сплошной стеной, будто кто-то на небесах разом открыл все краны, задавшись целью устроить внеплановый потоп. Тяжелые, сочащиеся ледяной влагой тучи висели так низко, словно вот-вот сорвутся вниз и небо опрокинется на землю, придавив её своей чудовищной тяжестью.
Дворники едва справлялись с потоками воды, поливавшими лобовое стекло старенькой "копейки". Видимость была нулевая, но женщина, сидевшая за рулем, упорно гнала машину вперед. В недрах видавшего виды автомобиля что-то дребезжало и скрипело, мотор завывал на пределе мощности – еще чуть-чуть и не выдержит, развалится на ходу, превращаясь из верного друга в братскую могилу для своих пассажиров.
– Ты только держись, моя хорошая, – бормотала Наташа, намертво вцепившись в руль и глядя на размытое нечто за лобовым стеклом покрасневшими от долгих бессонных ночей и бесконечных слез глазами. – Ты ведь не подведешь нас, правда? Мы должны успеть, пожалуйста… Я знаю – тебе тяжело, но ты же у меня умница, ты лучше всех… Ну, давай же, старушка, ты можешь, я знаю…
Машина, будто прислушиваясь к голосу своей полубезумной от горя хозяйки, собрав последние силы, натужно урча изношенным мотором, ехала и ехала вперед.
Чтобы маленькая девочка обрела надежду на спасение. Чтобы снова стала прежней – веселой и цветущей девчушкой с изумленно распахнутыми васильковыми глазами и ямочками на пухлых щечках, чтобы её звонкий смех колокольчиком звенел по салону. Чтобы она не лежала сейчас на заднем сиденье её салона безвольной изломанной куклой, завернутой в теплое стеганое одеяло, с черными кругами под глазами, прозрачно-желтоватой кожей, заострившимся маленьким носиком и почти лысой головой.
И она успела. Доехала. Её мотор заглох лишь тогда, когда капот почти уперся в высокое крыльцо старого деревянного дома, стоявшего на окраине забытого богом рабочего поселка.
Наташа осторожно вынула из машины закутанную в одеяло дочь, поднялась по скрипучим ступеням и постучала. Она стояла, прижимая к груди умирающую девочку. Минуты ожидания превращались в вечность, но никто не торопился открывать. Она постучала настойчивей. Дверь, наконец, распахнулась, и на пороге показалась высокая дородная женщина в длинном темном платье, платке, повязанном вокруг головы на манер гоголевской Солохи, и ярко-зеленом фартуке в крупный белый горох. Торчащие вверх, словно заячьи уши, концы головного платка и кокетливый фартучек могли бы придать хозяйке добродушный вид, если бы не взгляд угольно-черных глаз, придавливающий к земле, как тяжелая могильная плита.
– Какого? – начала было, она хриплым голосом, но осеклась, увидев на пороге изможденную женщину в сером плаще с ребенком на руках.
– Помогите, – прошептала Наташа, – пожалуйста, – и опустилась на колени.
"Солоха" наклонилась, забрала из рук почти невесомого ребенка и цепко схватила её за локоть, помогая подняться.
– Вставай, – и, не оглядываясь, прошла вглубь дома.
Глава 1
В комнате, куда Наташа прошла следом, было на удивление уютно и тепло, да и сама хозяйка не производила впечатления злой ведьмы. Со слов бабки, давшей ей адрес Феофании – так звали колдунью, должно быть не меньше семидесяти лет, но она не выглядела и на сорок. Высокая статная с непроницаемыми черными глазами и лицом, каждая черточка которого буквально кричала об аристократизме, колдунья была на редкость красивой женщиной. Видимо, в ней текла кровь какого-то дворянского рода, причем очень знатного.
Хозяйка унесла девочку в соседнюю комнату и плотно прикрыла за собой дверь, жестом указав ей на раритетный диван. Наташа робко присела на краешек и приготовилась ждать.
Чтобы хоть как-то отвлечься от тревожных мыслей, она стала разглядывать обстановку комнаты, которую назвать убогой не повернулся бы язык. Подозрения Наташи насчет происхождения ведьмы переросли в стойкую уверенность.
Мебель, окружавшая её, была необычной, но очень крепкой и качественной, будто кто-то перенес её сюда из богатого дворянского дома девятнадцатого века. Массивный стол из красного дерева в окружении тяжелых стульев с высокими спинками стоял в центре комнаты. Диван, на котором сидела Наташа, был оббит темно-зеленым бархатом и удивительно гармонировал с двумя глубокими креслами, стоявшими возле огромного камина.
У стены стояли два резных шкафа, под завязку набитые старинными книгами, а в простенке между окнами, занавешенными тяжелыми портьерами такого же цвета что и обивка мягкой мебели, стоял открытый секретер, заваленный фолиантами и свернутыми в рулон бумагами желтоватого цвета, похожими на пергаментные свитки. На секретере стояли два канделябра с оплывшими свечами. Канделябры были невероятно красивы и стоили, наверное, огромных денег. Из комнаты выходили еще две дубовые двери: одна вела в хозяйскую спальню, вторая, видимо, на кухню.
Складывалось впечатление, что дом колдуньи внутри был гораздо больше, чем казался снаружи, и Наташа не могла найти этому объяснение. А камин её вообще добил, его не должно здесь быть в принципе, но он был, взявшись непонятно откуда в убогом на первый взгляд домишке.
Вся обстановка жилища колдуньи больше напоминала комнату старинного замка какой-нибудь вдовствующей королевы, а не пожилой тетки, живущей в глухой провинции. И это не говоря о том, что, как женщина не оглядывалась, она так и не увидела нигде ни одной иконы, которыми изобиловали красные углы всех знахарей и целителей, которых Наташа с дочкой обошли не один десяток. На стенах висели только великолепные картины с незнакомыми пейзажами, а над камином – портрет величественного старика, с длинными седыми волосами и такой же бородой, одетого в халат расшитый звездами и остроконечный колпак.
Наташе на мгновение показалось, что старик на картине живой и следит за ней пронзительными, черными глазами. Ей стало страшно, она поежилась, но тут дверь в комнату открылась и вошла Феофания.
Лицо колдуньи было озабоченным и почему-то очень усталым. Она тяжело опустилась в кресло, подзывая Наташу:
– Садись сюда, – она указала на соседнее кресло.
Наташа подошла и села, куда сказали.
Колдунья щелкнула пальцами – на столике перед камином на глазах изумленной донельзя Наташи появились две чашки, большой заварочный чайник, вазочка с вареньем, сахарница с маленькими кусочками желтоватого сахара и блюдо с аппетитными теплыми булочками. Лишь сейчас Наташа вспомнила, что ела только вчера, в животе противно заурчало.
Хозяйка налила ей в чашку крепкого ароматного напитка и подвинула блюдо с булочками.
– Ешь, – коротко сказала она, наливая себе чай.
– Спасибо, – тихо прошептала Наташа и принялась за еду.
За все время, пока она трапезничала, колдунья не произнесла ни слова, только молча пила чай, держа чашку тонкими длинными пальцами, отнюдь не похожими на пальцы пожилой женщины.
Когда она насытилась, Феофания аккуратно поставила чашку на блюдце и вновь щелкнула пальцами – поднос с посудой и остатками трапезы пропал, словно его не было.
Колдунья откинулась на спинку кресла и, уперев в Наташу черные дула зрачков, изрекла:
– Ну и где ты умудрилась подцепить мага?
– Кого? – не поняла Наташа.
– Отец твоего ребенка – маг, – нехотя пояснила Феофания. – Не буду вдаваться в подробности – время дорого, скажу только, что на земле кроме людей обитает еще одна раса, обладающая магическими способностями. Они называют себя магами или волшебниками. Представитель этой расы и наградил тебя подарочком, не потрудившись пояснить – как с ним обращаться.
Наташа во все глаза уставилась на ведьму, пытаясь понять – это Феофания настолько сумасшедшая или у неё самой крыша, не выдержав выпавших на её долю испытаний, отчалила в дальние страны, даже не попрощавшись.
Ведьма в упор смотрела на Наташу, и той казалось, что она читает её мысли.
– Думаешь, я чокнутая, да? – нехорошо ухмыльнулась колдунья. – Незнание о чем-то, деточка – не повод возводить в аксиому, что этого чего-то не существует в природе. Вы люди слишком узко мыслите и слишком зажаты в рамки, отсюда все ваши беды.
Мне некогда читать тебе лекцию о других измерениях или рассказывать тебе историю моего народа – у твоего ребенка осталось слишком мало времени, поэтому прими как данность – твоя дочь – полукровка. Наши мужчины почему-то любят развлекаться с женщинами из вашего мира. Правда, я впервые слышу о том, что смертной удалось зачать от мага. Этого просто не может быть!
– Это было мое самое заветное желание…
– Заветное желание, значит, – неопределенно хмыкнула колдунья, – ну-ну.
– Скажите, пожалуйста, Вы поможете моей девочке, – робко спросила Наташа, заглядывая в непроницаемые глаза ведьмы.
– Скажем так, я попытаюсь. Я никогда бы не стала помогать вам, если бы твоя дочь была обычной девочкой, но её отец – маг и она принадлежит к моему народу. Нас и так осталось не слишком много, чтобы терять своих детей. Но мне не обойтись без твоей помощи.
– Я сделаю все, что вы скажете, – с жаром сказала Наташа, но ведьма жестом остановила её.
– Тогда слушай внимательно.
Внешне мы почти не отличаемся от людей, разве что в нескольких незначительных деталях, но внутри мы устроены совсем не так как люди. Наравне с сетью вен, артерий и капилляров наши тела густо опутаны сетью магических жил, по которым и течет та таинственная сила, называемая магией, которой одарили нас наши далекие предки. И эта сеть – очень хрупкое образование. Ты даже не представляешь – насколько, при всей своей важности и кажущейся прочности. Это как человеческий волос. Он может выдержать больший вес, чем может поднять сам человек руками, но как легко его разорвать слабым усилием пальцев! Именно это происходит сейчас с магической сетью твоей дочери. Я не знаю, что произошло, но что-то попало в кровь девочки…
– Прививка! – перебив ведьму на полуслове, выкрикнула Наташа. – Это была прививка от кори, которую ей сделали в детском саду без моего ведома, перепутав с её однофамилицей!
– Возможно, – согласно кивнула Феофания. – Наши дети не восприимчивы к людским болезням, но вирус, попавший непосредственно в кровь, вполне мог вызвать такую реакцию у ребенка. Она все же не чистокровная волшебница. Поэтому чужеродный вирус изуродовал и искорежил магическую сеть твоей дочери. Еще бы пара дней, и она, лишенная магической поддержки своей сущности, просто погибла бы. Но вместе с магией из неё уходит жизненная энергия, так необходимая ей сейчас. И если я смогу поделится с ней своей магией, то ты должна будешь отдать ей нечто другое.
Существует некий обряд… не черномагический, хотя и белой эту магию я тоже не назвала бы – он позволяет восполнить энергию одного человека за счет другого. Подобное переливание используется исключительно на добровольной основе, однако, это очень опасно для донора, особенно, если пострадавший настолько истощен, как твоя дочь…
– Значение имеет только то, опасно ли это для Жени! – вновь перебила ведьму Наташа и тут же вымученно улыбнулась уголками губ, как бы извиняясь за свою резкость. – Скажите, она может умереть во время обряда?
– Да. Этот ритуал обычно используется в нашем мире и для людей, не имеющих отношения к магии, может оказаться смертелен. – Ведьма бросила на Наташу какой-то странный взгляд, но прежде, чем та успела понять его значение, продолжила: – перекачивать, таким образом, жизненную силу все равно, что делать прямое переливание крови, предварительно не проверив её на совместимость. Мы можем просто убить этим вас обеих.
Феофания с досадой потерла переносицу, заметив, что на женщину её слова не произвели ни малейшего впечатления. Было очевидно, что мать девочки и впрямь дошла до той точки, когда смертельный риск кажется единственным выходом из ситуации.
– Хотя, если в обряде принимают участие близкие родственники, шансы на успех существенно возрастают, – добавила колдунья со вздохом, понимая, что легче, наверное, было бы убедить собственного мужа побрататься с правителем Светлых, чем переубедить эту готовую на всё женщину. Её муж был упертым сукиным сыном, но дамочка в этом отношении могла дать ему сто очков вперед.
Наташа только молча кивнула. Даже если бы речь не шла о кровных узах, а за дверью выстроилась целая очередь желающих поделиться с Женькой своей энергией, она все равно и на пушечный выстрел не подпустила бы к дочке никого чужого.
– Вы ведь не бросите её, – тихо спросила она колдунью, – если со мной что-нибудь случится?
– Не брошу, – твердо сказала Феофания. – Но не стоит раньше времени хоронить себя. Возможно, все обойдется. Потребуется некоторое время для того, чтобы все приготовить к ритуалу и сварить нужное зелье. Поэтому я думаю, что тебе нужно полноценное, правильно сбалансированное питание и как минимум двенадцать часов сна, – строгим тоном добавила она, вглядываясь в бледное, осунувшееся лицо Наташи. – Какой энергией ты собираешься делиться с дочерью, если сама похожа на загнанную лошадь? В таком состоянии нельзя проводить ритуал.
– Я сделаю все, что вы скажете, только мне нужно знать, как там моя Женька?
– Мне пришлось погрузить её в сон, чтобы она смогла дождаться ритуала. Она очень слаба, и нам придется считаться с её состоянием, – озабоченно сказала Феофания.
– Тогда дождемся ночи и начнем, да? – с надеждой спросила Наташа.
– Следующей ночи, – подчеркнула колдунья, сверля женщину тяжелым взглядом. – Никакого ритуала, пока ты не отдохнешь! Я не собираюсь потворствовать самоубийству.
Плечи Наташи обреченно ссутулились, но, когда она заговорила, в её голосе звучал упрямый протест:
– Феофания, Вы же понимаете, что моя девочка может умереть, пока я отсыпаюсь…
– А если ты этого не сделаешь, умрете вы обе! – отрезала ведьма, давно придя к выводу, что в шоковом состоянии люди лучше воспринимали командный тон.
Наташа хотела было возразить – уже из чистого упрямства, потому что не хуже колдуньи понимала, что не способна быть донором для Жени, едва держась на ногах от усталости, но вовремя вспомнила предостережение старухи, отправившей её сюда, о крутом нраве Феофании. Та и так проявляла чудеса терпения и доброжелательности.
Дальше Феофания твердо взяла ситуацию в свои руки, и внутри Наташи, словно плотину прорвало, разом обрушив на измученный организм все прелести многомесячного недосыпа, голодовки и задавленного на корню нервного срыва.
Уже на полном автопилоте она позволила ведьме отвести себя в гостевую спальню, съела неизвестно откуда взявшийся ужин, состоявший сплошь из полноценной и очень сбалансированной пищи, и, едва приняв душ, вырубилась, как перегоревшая лампочка.
Проснулась Наташа голодной, как волк, и, что самое интересное, прекрасно отдохнувшей. Судя по часам и солнышку на горизонте, она спокойно спала всю ночь, но даже тот факт, что на сей раз никакие кошмары её сны не посещали, не мог объяснить такого подозрительно хорошего самочувствия. Она посмотрела на электронные часики на своем запястье, где помимо времени высвечивалась еще и дата, и почувствовала, как челюсть со стуком падает ей на колени. Оказывается, она проспала больше суток! Как убитая.
Это было совершенно ненормально, даже если принять во внимание адское напряжение последних дней. Свой предел Наташа отлично знала, его там и близко не было, так что после недолго размышления она пришла к выводу, что без Феофании здесь явно не обошлось.
Колдунья не стала отрицать, что в чай было добавлено сонное зелье – доза совсем небольшая, дальше уже сам организм взялся наверстывать упущенное. Это был лучший способ восстановить силы женщины за относительно короткое время.
После плотного обеда, во время которого Наташу заставили съесть все до крошки, колдунья начала подготовку к ритуалу.
Зайдя в комнату, где лежала Женя, Наташа постояла некоторое время, впитывая взглядом каждую черточку лица дочери: огромные синяки под запавшими глазами и тонкую как пергамент желтоватую кожу – в который раз поминая недобрым словом молоденькую воспитательницу и бестолковую медсестру.
Сообразив, что уже больше минуты стоит, уставившись даже не на дочь, а куда-то в пространство, Наташа потерла лицо, то ли разминая окаменевшие от напряжения скулы, то ли просто отгоняя лишние мысли, и присела на стоявший рядом стул.
Феофания зажгла что-то вроде аромалампы, и Наташа уловила плывущие в воздухе запахи лаванды и тысячелистника. В смеси эфирных масел отмокали два драгоценных камня: пламенный агат и обсидиан.
Со слов колдуньи, первый предназначался для укрепления жизненной энергии, а второй символизировал начало и конец, но, помимо всего прочего, эти камешки еще и соответствовали их с Женей знакам зодиака.
Феофания, тем временем, закончила общие приготовления и сейчас похожей на мед краской чертила на предплечье девочки какие-то символы. Дорисовав последний узор, она повернулась к женщине и, заметив, что та в очередной раз слегка выпала из реальности, красноречиво помахала кисточкой у неё перед носом:
– Давай, теперь твоя очередь.
Во время обеда колдунья весьма доходчиво ознакомила Наташу с ритуалом, и сейчас она без лишних вопросов закатала рукав, позволяя Феофании разукрасить собственное запястье, на сей раз какой-то зеленой субстанцией.
Это, впрочем, было только начало. Еще пришлось расстегнуть блузку и пластырем прилепить к груди хорошенько промасленный осколок обсидиана.
У Наташи была мысль просто его подержать, но, в конце концов, она решила, что лучше перестраховаться. Если передача жизненной силы по ощущениям хоть немного похожа на переливание крови, то приступы головокружения и слабость ей обеспечены. Не хватало еще уронить камень в самый разгар обряда!
Потом Феофания откинула с Жени одеяло и осторожно освободила её от одежды.
При виде исхудавшего тельца у Наташи защемило сердце, но она до боли стиснула зубы и заставила себя сосредоточиться на ритуале. Кусочек агата лег Жене прямо на солнечное сплетение.
Наташа плохо запомнила теоретическую часть обряда, единственное, что она вынесла из длинной лекции Феофании, что перекачка жизненной силы основана на системе чакр, своеобразных энергетических центров в ауре человека, каждый из которых имеет свое особое назначение. Так точка, расположенная на уровне сердца, посредине груди, как раз регулирует обмен энергией, а область солнечного сплетения отвечает за жизненные силы.
Феофания между тем достала из шкафа кинжал с черной рукоятью, украшенной топазом и аквамарином – камнями, также соответствующими знакам зодиака, под которыми родились мать и дочь.
– Очень редкая вещь, – заметила она, кивая на глубокое кресло, стоявшее рядом с кроватью. – Садись. Найти именно такое сочетание камней очень непросто. Просто редкое везение, что у моего сына богатейшая коллекция оружия. Это он принес его сюда, пока ты спала.
– Феофания, спасибо Вам… за все… – Наташа постаралась взглядом выразить всю свою благодарность, поскольку слова у неё, как всегда бывает в подобных ситуациях, катастрофически быстро закончились.
– Руку давай, – колдунья отмахнулась от благодарности и ухватила за женщину за запястье. – Уверена?
– Да, – у Наташи не было абсолютно никаких проблем с тем, чтобы ей пустили кровь. – Феофания, я хочу Вас попросить… Если я вдруг отключусь, пожалуйста, не прерывайте ритуал!
Взгляды двух женщин встретились, и Наташа поняла, что ей не нужно ничего объяснять. Колдунья и без её слов знала, что мать готова отдать дочери не то, что жизненную энергию – всю свою кровь по капле.
– Кхм… вообще-то, ритуал прервется сам, если ты потеряешь сознание, – кашлянула колдунья, – он все-таки не рассчитан на то, чтобы выжимать донора досуха. Хотя достаточно выносливый человек может отключиться, когда уже будет слишком поздно, – Феофания немного нервно провела пальцами по страницам старинной книги. – Жизненная сила близкого родственника не только лучше усваивается, ее и нужно-то не так много, чтобы организм заработал самостоятельно и стал генерировать свою собственную энергию.
Колдунья аккуратно провела острием ритуального кинжала по разрисованному зеленым предплечью Наташи неглубоко, нанося скорее поверхностную царапину, чем надрез, потому что кровь, как таковая в ритуале не требовалась. Им с Женей просто нужно было ее смешать.
Еще одно осторожное движение, и рука девочки тоже окрасилась алым. Феофания быстро положила нож на край кровати, поймала сосредоточенный взгляд Наташи и прижала её запястье к запястью ребенка, в тот же миг затягивая речитатив заклинания на незнакомом языке, отдаленно напоминающем латынь.
Сначала Наташа ничего не чувствовала. Лишь слабое, чуть заметное покалывание в ранке и жар кожи дочери под своей рукой. У Жени снова была температура. Потом надрез стало неприятно щипать, и женщина с удивлением поняла, что запястье слегка онемело. Ощущения и впрямь были, как при переливании крови, которое ей приходилось однажды делать.
Внезапно обсидиан у сердца потеплел и запульсировал, а между плотно прижатых друг к другу рук, её и Жени, стало пробиваться белесое свечение. Ощущения были, мягко говоря, не самые приятные, но по спокойному лицу колдуньи Наташа поняла, что все идет как надо.
Приступ головокружения накатил совершенно неожиданно, заставив Наташу схватиться свободной рукой за подлокотник кресла. Пальцы, вцепившиеся в прохладное дерево, ощущались онемевшими и странно чужими.
"Так, а вот и первые симптомы энергетического истощения, предсказанные колдуньей!"
Сосредоточившись на голосе Феофании, звучавшем для неё сейчас, как сломанный приемник – то еле слышно, то почти оглушающе, Наташа постаралась дышать поглубже, закрыла глаза, но особых улучшений не заметила, наоборот, под сомкнутыми веками заплясали цветные круги, а в желудке противно зашевелилась тошнота. Однако, вопреки массе неприятных ощущений, на губах у женщины появилась хоть и слабая, но довольная улыбка. Ритуал работал, а на все остальное ей было глубоко наплевать.
Наташа осторожно приоткрыла глаза, пытаясь рассмотреть лицо дочери и понять, есть ли какое-нибудь улучшение. Ощущение было такое, будто она смотрит в длинный туннель или самодельную подзорную трубу. Картинка слегка размывалась по краям, фокус плавал, а потом перед глазами и вовсе начало стремительно темнеть.
– Как там Женя? – это все, что успела прошептать Наташа, прежде чем провалиться в черный омут беспамятства.
Колдунья довела ритуал до конца и склонилась над потерявшей сознание женщиной. Провела раскрытой ладонью с головы до ног – слабое фиолетовое свечение окутало Наташу, словно кокон, и погасло, дыхание стало ровным и спокойным – обморок перешел в глубокий сон. Затем Феофания трансформировала кресло в мягкую кушетку и накрыла спящую пушистым пледом.
– Спи, – прошептала колдунья. – Ты отдала слишком много сил, теперь настал мой черед. Надеюсь, наша с тобой жертва не будет напрасной, и мы вернем твоё дитя.
С этими словами она взяла малышку на руки, вышла из комнаты и подошла к одному из книжных шкафов.
По мановению её руки одна секция отъехала в сторону, открывая скрытый проход в подземелье, освещенное неверным светом факелов.
Она спустилась вниз по винтовой лестнице и остановилась у высокой дубовой двери с круглой кованой ручкой, прочитав отпирающее заклинание, толкнула дверь и оказалась в круглой комнате без мебели с огромным алтарем из белого мрамора.
Феофания положила ребенка на алтарь и, вооружившись угольком, лежавшим у подножия, принялась проводить на светлом камне линию за линией, вычерчивая пентаграмму. Дочертив одну, она принялась за вторую, вписывая её в предыдущую. Тело лежащей девочки оставалось точно в центре рисунка.
Дочертив, колдунья отложила уголек в сторону и, достав из-за пояса кинжал, одним взмахом сделала себе на запястье разрез.
Нарисовав на верхушках пентаграмм символы собственной кровью, она провела ладонью над порезом, залечивая рану, и щелкнула пальцами. В её руке появились свечи, которые она расставила в нужных местах, шепча под нос заклинания, методично зажигая свечу за свечой. Повинуясь магии, огоньки свечей выровнялись, их дым стал белоснежным и приобрел конусообразную форму, расширяясь кверху.
Феофания скинула с себя всю одежду и по каменным ступеням поднялась на алтарь. В ярком пламени свечей её тело казалось юным и прекрасным, да и сама колдунья выглядела сейчас как двадцатилетняя девушка. Распущенные черные волосы окутывали её, точно плащ, и опускались до самых колен, глаза горели, как два драгоценных агата, четко вырезанные ноздри тонкого носа чуть подрагивали, вдыхая дым волшебных свечей.
Она опустилась рядом с девочкой, ложась на бок, затем, обхватив её руками, перевернулась на спину, укладывая ребенка себе на живот и занимая место в центре пентаграмм.
Феофания глубоко вдохнула и резко выдохнула, в тишине комнаты гулко прозвучали слова древнего заклинания, и черные линии пентаграммы вспыхнули золотистым ровным цветом, откликаясь на призыв.
Точки, где пальцы колдуньи касались тела ребенка, кольнуло острой болью; девочка слабо вскрикнула, и жар – сильный, постоянный, как солнечный, начал расползаться от отмеченных прикосновениями точек по всему телу, словно окутывая ребенка собой. Колдунья приподняла голову, оглядывая девочку, и увидела золотистую, подрагивающую маревом непрозрачную пелену магической силы.
Когда вся Женя была окутана мягким ласковым жаром, Феофания нервно облизнула губы и звонко выкрикнула еще один призыв. Жар усилился; перед глазами у колдуньи всё поплыло, смешалось, как во сне, истома разлилась по телу. Кровь шумела в ушах, и очень хотелось спать, но Феофания не закрывала глаза; она смотрела на девочку, на её искажённое мукой лицо, на капельки пота, выступившие на лбу, на прикушенную нижнюю губу, на морщинку между бровями. Она чувствовала, как магические жилы внутри ребенка наливаются горячей силой; она струилась по ним, умиротворяя, возрождая, исцеляя.
И с каждой секундой малышка выглядела все лучше и лучше – ушла мертвенная бледность, и на щечках появился румянец, дыхание выравнивалось и становилось спокойнее, как будто сама жизнь вливалась в неё вместе с магической силой. Девочка слабо пошевелилась, но колдунья по-прежнему тесно прижимала к себе её тельце, чтобы не прервался контакт. Жар начал уменьшаться, спадать, как вода при отливе, а когда ушёл совсем, Феофания обессилено прикрыла глаза.
– Мерлин мой, всё получилось, – тихо шептала она, гладя девочку по мокрым от пота волосам. – Теперь ты поправишься, осталось лишь совсем чуть-чуть.
Немного придя в себя, колдунья встала, прижимая ребенка к груди, и, спустившись с алтаря, превратила своё платье в просторную мантию. Взмах руки и черный шелк окутал её вместе с девочкой. С трудом держась на ватных от слабости ногах, она проделала обратный путь.
В спальне она опустила свою драгоценную ношу на кровать и призвала со стола кубок с заранее приготовленным зельем. Ещё раз надрезав себе запястье, она повернула руку – тяжелые капли крови упали в темную жидкость. Зелье вспыхнуло ярко-малиновым цветом, забурлило ключом, чтобы через минуту превратиться в совершенно прозрачную жидкость.
Сил на самоисцеление у Феофании уже просто не осталось, и она замотала порез чистой тряпицей. Присев на кровать, она одной рукой приподняла малышку, придавая ей полу-сидячее положение, другой поднесла к её губам кубок с зельем.
– Давай-ка, детка, выпей это, – тихо произнесла она, – и потом будешь долго-долго спать.
Женя впервые за все это время открыла глазки и, увидев перед собой незнакомую женщину, собралась было заплакать, но та улыбнулась ей так тепло, что она передумала плакать, доверчиво открыла ротик и сделала глоток.
– Вот, умничка, – похвалила её Феофания, – давай, малышка, нужно выпить все до капельки.
Женя покорно выпила все и провалилась в долгий целительный сон.
Рядом с ней, вытянувшись в струнку и обнимая её одной рукой, спала темная волшебница Феофания, ставшая для девочки доброй феей. Тяжелый, усыпанный драгоценными камнями ритуальный кубок, выпавший из ослабевших пальцев колдуньи, сиротливо валялся на полу.
