Текст книги "Развод. Уходи навсегда (СИ)"
Автор книги: Лана Полякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Шестнадцатая глава
Данилка уснул в кресле самолёта, а я перебирала по крупинкам наш разговор с Владиславом. Наш недавний, но не последний скандал. Вспоминала, как он орал на меня, как кривил свои красиво очерченные губы, как дрожали его пальцы.
Как он сказал напоследок, перед тем, как вылетел из квартиры, что это я виновата во всём, виновата, что так сложилась наша с ним жизнь. Что если бы я не отталкивала его в последнее время, если бы проявила женскую мудрость и поборолась за него, окружив своим вниманием и теплом, то он не решился бы на связь с Ириной.
Так и сказал:
– Ты сама подтолкнула меня к ней!
И это было очень больно. Больнее всего. Во всяком случае очень обидно,
Потому что, возможно, он был прав. Есть такая вероятность…
Я невидящими глазами смотрела за стёкла иллюминатора, и слёзы текли по моим щекам. Я плакала беззвучно, стараясь не всхлипывать.
Пока сын не видит.
Возможно, мне нужно было вести себя с мужем иначе. Не быть столь резкой. Быть более гибкой и хитрой. Как лиана обвивает дуб, так и мне, возможно, стоило делать, как всегда советовала мне моя мама.
Я знаю много примеров такого поведения. Немало женщин вокруг, которые эксплуатируют тезис «сила женщины в её слабости». Пользующихся, спекулирующих представлением, что дамы – создания неприспособленные к выживанию без мужчин.
Да и что далеко ходить. Ирина Андреевна – живой и яркий пример перед глазами. Ведь Владислав абсолютно уверен, что она слабая и её нужно поддерживать. Хотя на самом деле эту пиявку обухом не перешибёшь.
Но в итоге, по результату, ведь она, хищница, прикинувшись беспомощной и нуждающейся в защите, победила меня. С моей уверенной позицией твёрдо стоящей на ногах и самодостаточной женщины.
Я вздохнула в очередной раз. Как ни теоретизируй и не охай, всё равно свою суть не переделаешь.
А мне претит претворяться никчёмной. Свинство это и паскудство.
Или равное партнёрство, или уже жизнь одной.
Вырастить Данилку.
Но как мальчишку растить без отца?
Я подтянула согнутые ноги к себе, обнимая их руками, и свернулась калачиком на кресле. Положила голову на коленки, повернув набок к иллюминатору. Отвернувшись от Данила.
Как же мне больно!
В свете последних событий мне теперь кажется, что и не любил меня муж никогда. Я, вспоминая наши с ним моменты, теперь, с высоты предательства, вижу всё в ином виде.
Вот когда он, дурачась, года два назад, на море пытался поднырнуть под меня или когда мы с ним на равных длинными и вязкими движениями плыли по закатной солнечной дорожке в казавшейся маслянистой тяжёлой воде, тогда он тоже не любил меня?
Или когда он догонял меня на лыжах в подмосковном лесу в поскрипывающей тишине соснового бора, и мы целовались с ним, как сумасшедшие на морозном воздухе казавшейся далёкой базы отдыха. До покалывающих губ. До обжигающих взглядов. До трясущихся рук.
Это была просто страсть?
Просто тяга к молодому телу?
Любил он свою Ирину тогда?
Мимо прошла стюардесса и попросила меня сесть ровнее. Они собирались разносить самолётный ужин. К тому же Данилка зашевелился, просыпаясь.
Я вытерла лицо влажными салфетками, не желая выползать из своего закуточка около окошка. Не хотела идти заплаканной среди чужих людей к умывальнику.
Ничего.
Как-нибудь проживём.
Что случилось, то случилось.
Пути назад уже нет. И что сделано, не вернешь. Фарш назад не провернешь.
Поскольку теперь аэропорт в Анапе не работает, а из Адлера ласточка мчит только в два часа после полудня, я забронировала нам с сыном номер в небольшой гостинице, скорее даже, «гостевом доме» на эту ночь. Чтобы не мучится автобусом ещё восемь часов.
Мы ведь прилетим уже в темноте. А жаль. Мне нравится, как заходят на посадку самолёты в Адлере. Всегда захватывает дух, когда огромный тяжеленный лайнер скользит над морем, и не замечаешь, как идёт снижение, пока самолёт резко не налетает на стремительно приближающийся берег. Несколько минут, и вы уже выруливаете на посадочной полосе аэропорта.
Я посмотрела в темнеющее окно иллюминатора и, будто подгадав моё желание, последний солнечный луч призраком надежды на лучшее, подмигнул мне из-за горизонта.
Гостевой дом меня не впечатлил, слишком тесно и не очень опрятно. Но для места только на одну ночь – вполне нормально. Тем более что я так нанервничалась, что сил на то, чтобы что-либо менять, у меня не было. Поужинали, переспали, и то хорошо.
Зато поутру мы с Данилкой отправились к морю.
Здороваться.
Холодное зимнее море было серым, тёмным, стылым. Безрадостным.
Полностью соответствующим моему состоянию души.
Недавний шторм выбросил на берег мусор и ненужные водоросли. Обнажил отливом грязь на грани воды и земли.
И вода затихла тягучей тяжёлой массой, чуть волнуясь. Почти штиль.
Остро пахло водорослями и мокрыми камнями. Рыбой.
Отчаянно и зло кричали птицы.
Будто нет и не было никогда на свете ярких весенних дней. Будто всё веселье возрождения весны – это ложь и обман. А правда жизни такова. И пахнет гниющими отбросами моря.
Есть в мире только правда пронизывающего насквозь ветра, что обещает унести мою боль и остудить угли в моей душе. Развеять воспоминания тонкой дымкой. Забыть.
Всё забыть.
Семнадцатая глава
На вокзале в Анапе нас встречали. Мама со своим мужем Валерием Сергеевичем. Моя мамочка, полноватая подвижная женственная шатенка после трагедии, произошедшей с моим отцом, сильно похудела и сдала. Резко постарела. Я боялась за неё. А когда она три года назад сообщила мне, что вышла замуж… я, пожалуй, обрадовалась.
Как бы ни любила я папу, но терять ещё и маму – это было страшно.
Валерий Сергеевич, нынешний мамин муж, был человеком прямым и жёстким, старше её на пять лет.
Он – работающий военный пенсионер с неплохой должностью. Привык командовать, и чтобы его указания неукоснительно исполнялись. Крепко держит в своих руках свою жизнь, свою работу, и заодно и всё семейное хозяйство.
Моя мама рядом с ним почувствовала себя уверенно, защищённой и постоянно нужной.
Дело в том, что Валерий Сергеевич продал, когда уходил в запас, квартиру жены, добавил эти деньги к полученным подъёмным и купил дом. В черте города, ближе к окраине. В этом доме он и жил со своей семьёй – женой и тремя детьми: двумя сыновьями и дочкой-красавицей. Но жена заболела и умерла, сгорев буквально за год, и Валерий Сергеевич остался один со взрослеющими детьми. Старшие сыновья были уже почти взрослыми и продолжили семейную традицию, поступив в военное училище. А с девочкой-невестой наш вдовец остался один на один.
Два года они воевали, выясняя, кто в доме хозяин. В этот период Валерий Сергеевич и встретился с моей мамой, а Катерина, его дочь, выскочила замуж сразу после школы.
Потребовалась вся мамина мягкость и тактичность, чтобы научить непримиримого борца и прямолинейного вояку мирно сосуществовать на одной территории с дочерью и её семьёй.
Дом, который купил Валерий Сергеевич, предназначался, когда строился, вероятно, под сдачу как мини-гостиница, судя по планировке. Но в целом был крепким и разумно обустроенным. И располагался рядом с нашим. Рядом с мамой.
По сути, мама вышла замуж за своего соседа.
И на сегодня все жили на территории нашего дома, а хоромы маминого мужа перестраивались под гостевой дом.
Я не очень следила за перипетиями судеб моих, получается, сводных братьев. Но о неудачном браке сводной сестрицы была наслышана. Катерина не прожила со своим мужем и двух лет. Зато успела родить от него двоих очаровательных сорванцов. Сейчас всё семейство располагалось в нашем доме вместе с моей мамой и с их отцом.
Я думала, пока добиралась до мамочки, что, возможно, если всё у меня в Москве сложится не очень удачно, я смогу отсидеться в своей детской комнате в нашем доме некоторое время. Может, полгода-год.
Но реальность показала, что отсиживаться попросту негде.
Одно дело приехать с сыном в гости на три дня и оставить Данилку на все каникулы, а самой уехать. И совсем иное дело – поселиться здесь надолго.
С Катериной у нас сложные отношения. Она слишком резкая и, как ни странно, балованная, по моему мнению. Да и младше меня почти на десять лет. Другое поколение, другое мировоззрение.
Подружками мы не были никогда, да и вряд ли будем. И на одной территории три хозяйки – это перебор.
Все эти мысли пролетели суетливыми и юркими стрижами в моей голове, пока мы добирались по замершему в межсезонье городу до нашего дома.
– Что у тебя случилось? – спросила мама, когда я, обустроив Данилку в моей детской комнате, спустилась вниз на кухню выпить чаю.
– Я развожусь, мама. – не стала скрывать главное.
– Как же это? Ведь Владислав так любит тебя? Я так радовалась за вас. – расстроилась моя мама.
– Он мне изменил. – сказала я, отводя взгляд.
Чёрт! Мне реально стыдно за то, что сделал он?! Что за ерунда?
– Это потому, что ты не стала рожать второго ребёнка! – сделала мама дикий вывод.
– Почему ты так решила? Он вернулся к своей бывшей любви. С ней у него точно нет никаких детей! И тем не менее он любит до сих пор только её, – свежая обида выплеснулась из меня, перехватив горло.
– Бедная девочка! – мама обняла меня и прижала мою голову к своему плечу.
У меня защипало в носу, и слёзы вновь подступили к глазам.
– Мам, покорми Данилку. Я пойду схожу к морю. Хорошо? – попросила, вставая и выходя из кухни.
Не хочу, чтобы видели мои слёзы!
Я шла знакомой дорогой к ближайшему берегу. Не очень благоустроенному, но знакомому до каждого крупного камня.
Мне очень нужно было побыть одной. Прокричаться на холодном ветру. Выплеснуть морю свою боль. Поделиться с ним своей яростью.
За что?
Я смотрела на чернеющее закатное море, на то, как красное от прожитого дня солнце уходит за горизонт светить другим людям на другой земле. Наверняка с такими же, как и у меня, проблемами и трагедиями. С такой же, как и у меня, болью в сердце.
Почему?
За тысячи лет цивилизации мы так и не научились жить в мире хотя бы сами с собой. Можно ли просто не делать больно близким? Просто ценить и любить друг друга?
Какая-то бессмысленная жестокость.
Словно дети в своей безответственности и жестокости.
В своём эгоизме.
Когда солнце рухнуло в море, сверкнув напоследок малиновым лучом по далёким облакам, вокруг почти моментально стало темно.
Бархат южной ночи, которого мне так не хватало в Москве, окутал своим покрывалом.
Вечный спутник зимы – Орион – засверкал своим поясом над краем моря и берега. Голубоватая Бетельгейзе перемигивалась с ярким Альдебараном, пока над горизонтом не поднялся Сириус на другом конце пояса.
Уже поздно.
Стало зябко и одиноко. Остро пахнуло выброшенными водорослями.
Зачем я здесь?
Нужно возвращаться домой, к маме, к сыну.
Они волнуются.
Я побрела обратно, засунув руки в карманы, опустив голову и напялив плотнее капюшон. Слёзы высохли, а горло немного саднило от крика.
Ветер шумел деревьями, и капюшон глушил все звуки вокруг.
Поэтому, когда тяжёлая, явно мужская рука опустилась ко мне на плечо, я заорала от ужаса на всю улицу.
Восемнадцатая глава
– Ты что орёшь, как потерпевшая? – встряхнул меня за плечи мамин муж Валерий Сергеевич.
– Нельзя же так к людям подкрадываться. Они же живые, – пробурчала я.
– Я не подкрадывался! Я тебя звал, а ты идёшь, словно потерянная, и ничего не замечаешь вокруг. У нас здесь, между прочим, иногда такие умники лихачат. Костей не соберёшь! – отчитывал меня муж моей мамы.
Какой он нудный! Что мама в нём нашла?
– Мать говорит, ты разводится надумала? – спросил он, помолчав и пожевав нижнюю губу.
– Да, – подтвердила я.
– Славка вроде же нормальный мужик? Что это ты надумала? – Валерий Сергеевич сунул руки в карманы и угрюмо сопел, шагая рядом.
– Он повёл себя подло. Он изменяет мне, – пробурчала я.
– А нечего было работать, как оголтелой! Вместо работы лучше бы ребёночка ему родила. И Славка не смотрел бы на сторону! – вот откуда у моей мамы появилось внезапно это чадолюбие.
– Мой муж любит другую женщину. Давно. Ещё до встречи со мной. Сейчас она вновь позвала, и он поскакал, разрушая всё на своём пути. Дети, жена, его родители, ему мы безразличны, и наше мнение до фонаря, – я пожала плечами – Владиславу всё равно, один у него сын или трое. Его влечёт былая любовь.
– Он рехнулся? – Валерий Сергеевич остановился и повернулся ко мне в недоумении.
– Ему любовь застилает глаза. Не видит и не слышит никого вокруг. Говорит, что она нежный цветочек и погибнет без него, – пожаловалась я этому практически чужому человеку.
Мамин муж, этот бывший военный, немного грубоватый и прямолинейный, обычный мужчина, нудный и немного с хитрецой, обнял меня крепко за плечи и, похлопывая по спине, приговаривал:
– Ну, будет, будет! Хрен с ним. Не рви своё сердечко.
А я рыдала, словно по покойнику, о своей несложившейся жизни.
Казалось, небо злится и негодует вместе со мной. Ветер нагнал низких туч с гор Кавказа и грозил разразиться вот-вот грозой.
– Ты при матери-то не рыдай и не убивайся так! Пожалей её. Она расстроилась от твоих новостей. Побереги её, – приговаривал Валерий Сергеевич, вызывая у меня своей грубоватой заботой о моей маме ещё больший поток слёз.
Между делом мы дошли до нашего дома. И Валерий Сергеевич, достав нереального размера носовой платок из своего кармана, вытер мне лицо, как маленькой девочке. Ухватив за нос в конце и приказывая: «Сморкайся!»
Попробуй не исполнить!
Я хихикнула, представляя, как он командовал своими солдатами, и глубоко вздохнула.
– Спасибо! – поблагодарила я маминого мужа и отобрала у него платок.
Кажется, после таких слёз мне реально стало легче.
Во всяком случае, спала я словно младенец: без снов, без мыслей, беспробудно…
Когда я спустилась на кухню, то застала там Катерину в лучах утреннего солнца.
Моя сводная сестрица, плотно сбитая, немного полноватая ещё после рождения близнецов, двадцатиоднолетняя девица, сидела за столом и завтракала творожной запеканкой с деревенским, жирным и невероятно вкусным молоком.
– О! Подруга по несчастью! – приветствовала она меня.
Я присоединилась к завтраку, замечая попутно в окно, как моя мама занимается на улице с Катериниными мальчишками.
– Святая Вероника, несмотря на образование, работу и безупречную семью, оказывается, такая же, как и я, разведёнка с прицепом, – усмехнулась сестрица.
– Зачем ты цепляешься ко мне? – спросила я её, жмурясь от удовольствия.
Божественно вкусная запеканка с золотистой корочкой и тягучим, ароматным айвовым вареньем, где прозрачные тонюсенькие дольки похрустывали на зубах, занимала всё моё внимание.
Жизнь – это не только боль предательства. Вон солнце заглядывает в окна. Ещё не конец света.
Я открыла глаза и уставилась на замолчавшую Катерину.
– Что ты хочешь от меня? – спросила я её ещё раз.
Катька фыркнула, грохнула пустой кружкой из-под молока об стол и, засмеявшись, произнесла:
– Ничего я не хочу!
– Я не виновата в твоих несчастьях. Отчего ты так агрессивна со мной? – спросила её, когда Катерина практически выскочила из кухни.
– Видеть тебя не могу! Всё-то у тебя есть! И мама, и богатый муж, и работа, и образование! Почему у тебя всё, а у меня ничего? – зло повернулась ко мне эта обиженная девочка.
– У тебя есть аж два прекрасных мальчика. Твои сыновья. У тебя жив и здоров твой отец, и у тебя был, как и у меня, муж. Я не пойму твоей зависти, – усмехнулась я и продолжила, – я не враг тебе. А насчёт учёбы, так кто тебе мешает сейчас поступить, и выучится, на кого ты хочешь?
– Дети? – она подняла правую бровь.
– Как я вижу, моя мама много помогает тебе с детьми. Если захочешь, ты сможешь выделить несколько часов в день для занятий. У нас заочное обучение пока ещё не отменяли вроде! – отчеканила я.
– Легко тебе говорить. У вас в Москве полно возможностей. Даже если тебя и бросил муж! – фыркнула Катька.
– В Москве нужно пахать, как проклятой, чтобы добиться хоть чего-нибудь. Там жизнь не сахар, поверь. – я пожала плечами и перевела взгляд на спускающего по лестнице сына.
– Посмотрим, как ты устроишься, когда твой муж выгонит тебя из дома! Разведёнка, да ещё в возрасте, – протянула Катька, а я с ужасом увидела вопрос в глазах Данилки.
– Да, Данил, мы разводимся с твоим папой. Так бывает. Это не значит, что ты не будешь общаться с ним, нет! Папа будет рад встречаться с тобой! – я обняла сыночка и с упрёком посмотрела на сводную сестру.
– Пф! Какие нежности! Он всё равно бы узнал! – махнула хвостом эта злая девочка и вышла, наконец, из кухни.
– Мам, а ты меня здесь не бросишь? – дрогнув голосом, спросил Данилка.
– Что ты такое говоришь? Как я могу! Ты, как обычно, проводишь каникулы у бабушки, а я приеду за тобой перед школой, – я потрепала сына по вихрам. – Всё будет хорошо! Обещаю!
Как бы ни старалась мама готовить мне вкусности, как бы не отвлекал меня разговорами её муж, но понимание, что нужно спешить в Москву и решать там возникшие проблемы, накрывало меня волной.
А ещё осознание, что, в крайнем случае, конечно, меня дома примут, но, во-первых, здесь теперь тесно, а во-вторых, мне нет места среди них. Я уже выпавший из гнезда птенец. Со своими привычками и со своей жизнью. Я не смогу быть здесь вместе со всеми в покое.
В общем, на третий день рано утром я стояла у родной входной двери и никак не могла попасть ключом в замочную скважину.
Ключ не входил.
Провозившись минут десять, я подняла руку, чтобы позвонить. Но не успела я нажать на звонок, как дверь отворилась, и на пороге появился мой заспанный муж.
Чёрт.
Вот пока не видела, почти привыкла, что расстаёмся, почти привыкла, что он мне чужой.
Но как увидела его голый торс с плоскими грудными мышцами перед глазами, как вдохнула родной запах, так и защипало вновь глаза и сдавило горло.
– Ты рано, – проговорил Владислав. – Но так даже лучше.
Он отступил в сторону, и я хотела сделать шаг в квартиру, но застыла на пороге.
Сквозь раскрытую дверь гостиной виднелся кусочек нашей спальни и нашей семейной кровати. На которой лениво двигалась женская нога.
– Ирина проследила за людьми, чтобы они собрали твои вещи, – проговорил мой муж и выставил за порог небольшой дорожный чемодан.
– Уходи, как ты и мечтала!
И захлопнул передо мной дверь.
Девятнадцатая глава
Я сидела, плотно закуклившись в одеяло, посреди простенького гостиничного номера недалеко от Университета и пыталась согреться.
Меня как приморозило, когда муж захлопнул дверь перед моим носом, так и не отпускало до сих пор.
Ледяной ком поселился в желудке и вырабатывал там арктический холод.
Мне не было уже обидно или горько, не было противно и омерзительно от того, что моё нижнее бельё запихивали в чемодан чужие люди.
Нет.
Все чувства выключились. А из эмоций осталась лишь ярость.
Только очень холодная.
В очередной раз зазвонил телефон. Мне несколько раз за последнее время звонила Ираида Александровна. Но пока я была у мамы, я не хотела говорить со свекровью. В мамином большом доме я ни разу не оставалась одна. А выяснять отношения с Ираидой Александровной, да ещё и по телефону при свидетелях – это перебор.
Я посмотрела на экран и с облегчением увидела, что звонит подруга. Взяла трубку.
– Знать ничего не хочу, ты Новый год встречаешь с ними! – бодро заявила подруга слёту.
– Нет, Мариш. Не получится. Никак! – твёрдо отказала я.
– Что там у вас происходит? – спросила Марина.
– Я сейчас сижу в гостинице на Университете и старательно держу себя в руках. Владислав выставил меня из дома. С одним маленьким чемоданчиком. Который собирала престарелый цветочек. Прикинь? Вышвырнул меня как котёнка в одних трусах! – обрисовала я подруге свою историю.
– Жди! Полчаса, и я у тебя!
Маринка приехала через час. Позвонила мне и потребовала немедленно спускаться к ней очень бодрым голосом.
– Куда, Мариш? У меня нет ни сил, ни желания. Я очень устала. Сегодня с самолёта. Не до чего-либо, только бы уснуть и согреться. Лучше поднимайся ко мне, если хочешь, – попросила я подругу.
Она влетела в номер разъярённой фурией. Несмотря на моё предупреждение, что ко мне поднимется подруга, девочка на ресепшене пыталась то ли остановить Маринку, то ли заставить заплатить. Поэтому в номер подруга влетела как на метле.
– Так! На, смотри видео. Я переслала твоему бывшему. Пусть готовится! – заявила она и сунула мне в руки свой телефон.
На видео Маринка стояла около расписанной различными эпитетами машины Владислава у нашего подъезда и угрожала ему проблемами на работе. Объясняя, что жлобы и козлы пасутся вдали от нормальных людей.
– Зачем Мариш? – спросила я, просмотрев короткий ролик.
– Ну не могла же я ничего не сделать? – Маринка с сомнением оглядывала моё временное пристанище, доставая из недр своей дамской сумочки бутылку вина.
– Не мелочись, подруга. Я постараюсь раздеть его до трусов. По максимуму. Будем делить всё нажитое очень тщательно, – тихо и зло проговорила я.
– Мы можем прямо сейчас вызвать полицию и войти в квартиру. Ты прописана там с сыном. Он не имеет права выселять тебя! – горячилась Маринка.
– Я не смогу остаться в квартире Владислава. Ночевать? Тем более вместе со счастливыми любовниками? Это немыслимо для меня. Нет счастья в скандалах. Нам с Данилкой всё равно нужно съехать от него. А с полицейскими мы приедем вместе с адвокатом, – попыталась объяснить я подруге.
– А вещи? – спросила она.
– А что вещи? Чтобы собрать всё наше барахло, нужно потратить целый день. А мне завтра с утра на работу. Или ты думаешь, они будут копаться в моей одежде, выбирая, какое платьишко подойдёт этой лошади, которая на полголовы выше меня? Или в моих украшениях, подаренных мужем? – усмехнулась, представляя эту картину.
