Текст книги "Под созвездием Козерога"

Автор книги: Л. Григорян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Утром к нам подошел Ичкоев.

– Как дела, ребята? – спросил он. – Потерпите, скоро все закончится.

Поговорив еще немного, он попросил меня прогуляться по скверу, в котором мы сидели.

– Мне надо тебе сказать кое-что.

Он стал рассказывать, что его вызывал зам. министра и прямо сказал: «Дело по этому угону надо закрывать». Как ты понимаешь, тебя будут просить поменять показания. Потребуй, чтобы возвратили все, что они забрали, и только потом ты будешь готов рассмотреть вопрос о закрытии дела.

– А ты? – спросил я. – Что ты получишь?

Он широко улыбнулся:

– Да, все тебе надо.

Я молчал, майор посмотрел по сторонам и заявил:

– Мне предложили место в министерстве, а это дорогого стоит, там и возможности другие.

– Извини, а следователь, его как убедили согласиться?

– Его на мое место.

– Ну и слава богу, – подытожил наш разговор я.

– Только будь внимательнее, – на прощание напомнил мне майор.

Наутро к нам подошел местный житель и сразу представился:

– Меня зовут Ваха.

– А меня Николай, – ответил ему мой шурин.

Мы с Маратом медленно повернулись к нему, пораженные Колькиной прытью.

Помолчав немного, я сказал:

– Николай, ты давай не очень, успокойся. Ты все-таки на Кавказе, понимаешь, в Осетии, а не у себя на Донбассе, маленько следи за своей болтушкой. Извини, мил человек, мы тут скоро совсем дикими станем.

Я абсолютно был спокоен, твердо знал, что хамство до добра не доведет, а уж тем более с незнакомым.

– Надо полагать. Вам что-то нужно от нас, я готов выслушать.

– Да вот пришел познакомиться, даже не познакомиться, а извиниться за своего племянника.

– Слава богу, проснулись, – влез в разговор Николай.

Я же твердо понимал, что разговора не получится, ситуация выходила из-под контроля.

– Извини, – в очередной раз пришлось извиняться.

Я встал, взял Николая за шиворот и потащил его в сторону. Марат на армянском крикнул:

– Не бей его.

В ответ я выругался матом, может, его в задницу расцеловать надо, так ты скажи, я готов. Марат встал и подошел к нам.

– Отпусти его, они с Ашотом взяли литр водки и за ночь уговорили ее вдвоем.

– Откуда, кто им дал денег?

– Какие деньги, им хватило только рот открыть, так бармен сразу выдал.

– Скотина, люди пришли поговорить, помириться. А ты, свинья, хамишь людям. Кто разрешил тебе рот открывать без моего разрешения?

Тут начался пьяный бред Николая, он пытался говорить о каких-то правах человека. Мне трудно сказать, чем бы это закончилось. Марат обнял Кольку за плечи и отвел его в сторону. Я вернулся обратно к своему собеседнику, который терпеливо ждал окончания этого представления.

– Я понимаю, – сказал он, как только я подошел к скамейке, на которой мы сидели.

– Раз ты пришел, значит, тебе что-то надо, все это время ждал, пока это безобразие закончится, значит, что-то надо очень, – я сделал ударение на слове «очень». – Ну а за то, что ты сделал вид, что не заменил хамства моего друга, тебе отдельное спасибо. Значит, то, что тебе надо, не терпит отлагательств. Отсюда вывод: ты родственник тех ребят, с которыми у меня случилось… то, что случилось.

– С тобой даже объясняться не надо, – удивленно ответил мой собеседник.

– Не надо, – ответил я.

– Я знаю, тебя зовут Левон, ты армянин по национальности. Хочу, чтобы ты меня правильно понял. Вот видишь эту женщину? Это моя сестра, она старше меня. Она каждый день приходит сюда, чтобы у вас у всех попросить прощения за своего сына. Но каждый день, приходя сюда, она не знает, что сказать. То, что сделал мой племяш, уму непостижимая подлость. В Осетии я решаю, кому жить, кому умереть.

Я посмотрел на него.

– Это угроза? – спросил я.

– Нет, что ты, я пришел извиниться, попросить прощения за своего племяша.

– Я тебя понял, – ответил я. – Погоди, негоже этой женщине сидеть там.

Я встал и уверенным шагом пошел к ней.

– Добрый день, матушка, – сказал я.

Она сидела с опущенной головой и молчала.

– Я все понимаю, идите домой, все будет хорошо. Я обещаю Вам.

Она подняла голову, горе поглотило ее, глазах были залиты слезами. Оно и понятно, Мама – этим словом сказано все. Ее мучил стыд за деяние ее единственного сына и боль за его будущее. Сын находился в камере, статья, по которой его задержали, считалась тяжелой. По долгу своей работы она понимала, чем это закончится для ее сына. Я уже не говорю о позоре, упавшим с небес. Она смотрела на меня, твердо понимая, что чудо, на которое она надеялась, находилось рядом, прямо стояло напротив нее.

– Идите домой, – сказал я и, повернувшись, пошел к сидящему на скамейке Вахе.

Хватит, у меня у самого выступили слезы. Вчера меня чуть на застрелил ее сын, сегодня, сочувствуя ей, я прослезился. Воистину пути господни неисповедимы.

– Итак, насколько я понимаю, у тебя есть план выхода из этой ситуации. Говори, я готов.

– Сначала я тебе расскажу, кто его родители в нашей республике. Его мама…. (я не буду писать, какую должность занимала эта женщина, но, узнав о своем сыне, она сразу подала в отставку). Уверяю Вас, должность, которую занимал его отец, была не меньше.

Послушав Ваху, я сказал:

– Теперь верю в твои способности – с такой крышей можно позволять себе все.

– Я предлагаю следующее. Все, что у вас было отобрано, мы вернем, что не сможем, возместим, – подвел итог мой собеседник.

– Очень интересно, я бы сказал, заманчиво.

– Есть возражения? – закончив, спросил Ваха.

– Нет, возражений нет. Есть дополнения, я бы сказал, даже не дополнения, а продолжения к твоему предложению.

– Я что-то забыл? – спросил он.

– Мелочь, к примеру, ты, наверное, обратил внимание на то, что я хожу еле-еле. Поверь, это я здесь стал так ходить после прогулки по горам. Да ладно прогулки, мне еще с полгода работать нельзя будет, вернее, можно, но не смогу. Понимаешь, о чем это я?

– Не совсем, – ответил он.

– Дальше, мы здесь почти месяц, а у нас семьи, которые надо кормить. Где наша машина, в каком она состоянии, наши документы, паспорта, водительские удостоверения, даже ПТС новая обойдется в круглую сумму. Я не говорю про вещи – надо же, выкинули матрацы, одеяла. В общем, ты, дорогой мой, очень плохо подготовился к нашему разговору. Или, извини меня, ты, наверное, подумал, что мы испугаемся твоих связей. Я только что обещал этой женщине, что у нее все будет хорошо. – Я повернулся к тому месту, где она сидела, но ее уже не было. – Видишь, твоя сестра ушла со спокойной душой, потому что я обещал. Так что вам придется сделать все, чтобы я не казался треплом. Просто надо вернуть то, что принадлежит нам по праву. Насколько я понимаю, наша машина скоро будет возвращена. Вот первый пункт разговора, который надо выполнить. Дальше посмотри.

– Хорошо, – сказал он. В этом «хорошо» я уловил нотки обиды. Ваха встал и протянул мне руку, я ответил тем же, рукопожатия рассеяли мои сомнения. Пока все было хорошо, подумал я.

Утром приехал какой-то чиновник, меня на месте не было, какой-то мент подошел к Марату и попросил подойти к машине. В машине сидел отец Мансура в генеральских погонах. При виде генерала Марату стало как-то не по себе. Когда он подошел к машине вплотную, сидящий в ней спросил:

– Может, пока подпишем все документы под мое слово, чтобы ребенок пошел домой, а потом мы, со своей стороны, выполним все наши обещания?

Марат помялся немного

– Это решает мой друг, а не я.

– А где Ваш друг? – спросил генерал.

– На перевязке, у него ноги загноились.

– Понятно. Хорошо, дождемся Вашего друга.

Пока Марат говорил с отцом Мансура, Николай прибежал в медпункт и рассказал мне о приехавшем чиновнике. Доктор, все та же пожилая женщина, находилась рядом и все слышала. Она обработала мои ноги и оставила их открытыми, без бинтов.

– Лежи, от этих людей добра не жди. Я их семью хорошо знаю, будь с ними осторожен.

Прошло еще время. По совести сказать, мне надоело лежать здесь на кушетке. Но мой начальник мне запрещал, поэтому я лежал и терпел такого рода лишение свободы.

Послышались шаги, и в перевязочную вошел генерал. Увидев доктора, он от неожиданности оробел. Увидеть здесь знакомую, тем более ее, для него было неожиданностью. Интересно, подумал я. Как хорошо, что меня не застрелили, посмотри только, сколько человек могут улучшить свое социальное положение. Вот скажите мне, это случайность или закономерность?

Войдя, генерал поздоровался и попросил доктора оставить нас вдвоем. Она напрочь отказалась выходить из перевязочной.

– Это мой кабинет, – гордо сказала она, – и командовать здесь могу только я.

– Хорошо, – сказал он. – А что у него? – и показал на меня.

– А разве не видно? Смотри, что твой сын сделал с этим человеком. Он теперь не скоро сможет нормально ходить.

Я лежал на животе, поэтому мои ноги во всей красе можно было рассмотреть в мельчайших подробностях. Следом вошел водитель. Увидев мои ноги, он выругался. Генералу не понравилась реакция его водителя, поэтому он коротко сказал:

– Выйди вон.

– Ты чего пришел, видишь, он ходить не может. Может, хочешь посадить его вместо своего сына?

Генерал промолчал, переминаясь с ноги на ногу. Помолчав, он спросил:

– Стул у Вас попросить можно?

– Можно, – ответила женщина, – ты же мне дал стул, когда мне стало плохо в твоем кабинете. А я тебе говорила: господь спросит со всех, и тебя эта учесть не минует. Я понимаю, как тебе плохо. Наверное, Белла тоже страдает, переживая за своего сына.

– Белла подала в отставку, у нее нервный срыв, – сказал генерал и обратился ко мне: – Нам поговорить надо с Вами.

– И мне Вы в свое время сказали точно такие слова. Потом вину своей сестры повесили на меня.

Он посмотрел по сторонам и вышел.

– Простите меня за несдержанность, – вслед ему сказала доктор. И заплакала. Уже сквозь слезы добавила: – Господи, прости меня за грехи мои.

– У Вас тоже с ними что-то было? – обратился я к ней.

– Было, давно это было, но я помню все. Я была заведующей хирургическим отделением. Теперь я здесь. Целый год меня не брали на работу. Сволочь он, – подытожила она. – Скажу тебе одно: не верь ему. Он пообещает все, что понадобится, для его благ.

Протерев глаза от слез, она принялась за мои ноги.

– Смотри, ты не шути с этим. Приходи на перевязки через день. Иначе может начаться нагноение.

Полежав после перевязки, я потихоньку встал и, поблагодарив, поковылял к своим. Пора идти на ужин, но мне не хотелось. Я попросил Николая принести мне чего-нибудь сюда…

Наступило очередное утро, светило солнце, было уже тепло, чирикали птички, жужжали шмели. Подошел помощник дежурного, махнул мне рукой и жестом показал на второй этаж. Я поднял руку и покивал головой: иду. Пришлось вставать – вызывал начальник уголовного розыска. Постучав, я вошел в кабинет.

– Проходи, присаживайся, сейчас подойдет адвокат, надо подписать кое-какие документы.

Тут вошел адвокат, он вежливо поприветствовал всех находящихся в кабинете.

– Сразу перейдем делу, – сказал он. Достав папку, адвокат стал искать нужную ему бумагу. – Вот, наконец… Смотрите, Вы утверждаете, что видели в руках Мансура пистолет и что это был Макаров.

– Точно, – говорю я, – утверждаю.

– Как Вы могли в такой ситуации рассмотреть оружие, направленное на Вас?

– Я сам много лет прослужил во флоте и с оружием знаком хорошо. Поэтому утверждаю, это точно был боевой пистолет.

– А он говорит, что это была игрушка.

– Тогда пусть предъявит игрушку, думаю, вспомнить, куда он положил ее, времени много не понадобится.

Адвокат ухмыльнулся:

– Тогда я предлагаю записать, что это был предмет, похожий на пистолет.

– Я показания менять не буду, – твердо сказал я. – И что означает «предмет, похожий на пистолет»? Это Вы предлагаете мне, человеку, который прослужил шестнадцать лет?

– Какая Вам разница, что изменится в Ваших показания от этой неточности.

– Мне не нравится слово «неточность». Это было наяву, и мы все были трезвыми.

– Есть еще один пункт в Ваших показаниях: «Были сумерки, уже вечерело». Как Вы определили, что стрелял именно Мансур?

– Голос Мансура я хорошо запомнил и с другими не спутаю.

– Может, у вас есть какая-нибудь личная неприязнь к Мансуру?

– Нет, – отвечаю, – личной неприязни нет.

– Тогда в чем дело, почему Вы не хотите смягчить показания? Заведомо лживые показания.

– Очень хорошо, потом вы будете меня защищать.

– Ну, не надо так. Хорошо, Вы всегда говорите, их было трое.

– Да, подтверждаю, я видел троих, водителя я не видел.

– У Вас есть какие-нибудь претензии к человеку, сидящему постоянно за рулем?

– Я Вам уже говорил, что его не видел, он мне не угрожал. Но, думаю, он знал, что делают его друзья, значит, он входит в состав организованной преступной группировки.

– Вы изучали юриспруденцию? – спросил меня адвокат.

– Увы, – ответил я.

– Вы понимаете, у меня сложилось мнение о сговоре.

– Меня с ним? – я кивнул в сторону начальника, сидевшего в своем кресле.

– Да, – ответил адвокат.

– Тогда сажайте его тоже. А мне все равно, мне надо быстрее получить своё КамАЗ, вернуть все, что я потерял – и домой. Так и передайте, кому это будет интересно.

– Вы мне больше не нужны.

Я повернулся к майору, тот махнул рукой, мол, иди, и я понял куда. Время идти на обед.

Я пришел и скомандовал:

– Пошли обедать.

Уже в кафе Марат спросил, как наши дела.

– В общем, хорошо, но они что-то хитрят. Хотят поменять показания, чтобы кинуть нас. Спроси у бармена по стакану вина, я думаю, Ашот с Николаем не хотят. Они свое уже выпили.

Марат встал со стула, пошел к барной стойке, поговорив с барменом, вернулся и сказал, что тот хочет поговорить со мной. Пришлось идти. Подойдя к стойке, я сразу обратился к бармену:

– Ты только хорошего вина дай. Мы за него заплатим.

– Оставь себе свои деньги.

– Не понял. Что случилось?

– Зайди в подсобку.

Пришлось пройти за стойку. К моему удивлению, там находился майор, начальник криминальной полиции.

– Что случилось? – спросил я.

– Тебя завтра вызовут в министерство, не бойся. Это дело находится под контролем министра. Тебе могут предложить денег, чтобы поменять показания, не соглашайся, они с зам. министра родственники. Будь осторожен, чтобы не попасться на обмане. В моем кабинете молчи, там слухач установлен.

– По Вашему разговору я так и понял, – ответил я.

– Молодец, держись.

Я вернулся к столу, там стояла бутылка вина.

– Наливай, всем наливай.

Николай стал сразу разливать вино по фужерам.

– Ну, – спросил Марат.

– Нормально. Давайте есть.

Шашлык из баранины лежал в общей тарелке, мы взяли по насколько кусков и приступили к самому любимому мероприятию. По-моему, приятнее нет ничего, чем вкусно есть. Сидели мы долго, ели, не торопясь. Вдруг, вроде между прочим, зашел водитель генерала:

– Да, неплохо живут гости Владикавказа.

Сразу смекнув, в чем дело, я заметил:

– В гостях – это когда тебя угощают. А питаться за свой счет – это самообслуживание.

– Присаживайся, – пригласил Марат, – посиди с нами.

– Нет, спасибо, дела, надо бежать, начальство ждет. Забежал за сигаретами.

Он взял пачку сигарет и вышел за дверь.

– Ладно, пора и нам честь знать, – сказал я и стал собираться, уже на выходе бармен поднял руку со сжатым кулаком.

Мы вышли из кафе, нас встретили двое постовых, как и полагается, они сначала потребовали наши документы, которых у меня и Ашота не было. Потом спросили, почему мы в нетрезвом виде находимся здесь, нарушаем общественный прядок. Было понятно, в чем тут дело, все наши объяснения были напрасны. Тогда я спросил, кто из них старший, один из блюстителей порядка ответил, что это он. Подвинувшись ближе, я сказал:

– Я прошу прощения, мы действительно не хотели, простите нас, мы пойдем к себе, тем более что живем мы в отделении РОВД за углом.

– Как так, теперь все будут хулиганить, а потом говорить: простите, так дела не делаются.

– Какие тут могут быть дела? – сказал я.

Марат заметил:

– Они денег просят, давай дадим.

– Нельзя, это статья.

– Вечно тебе всякая ерунда мерещится, – ответил Марат.

– Вообще-то вот вас мы отпустим, а вот вас – нет. У вас нет документов. Проедем в горотдел, там разберутся.

– Тогда зачем в горотдел, эта территория относится к этому РОВД. Ведите нас туда.

Трудно сказать, чем бы закончилась это проверка, но мимо нас проезжал УАЗик нашего РОВД. Увидев нас, они остановились, подошли.

– Что такое, вы зачем задержали этих ребят, они у нас проходят по делу? Оставьте их в покое.

В УАЗике был офицер, он подозвал к себе старшего, потом скомандовал:

– Тогда ведите их в наше отделение. Или вы порядка не знаете?

– Да знают они все, – сказал я, – им приказали забрать нас, все равно за что.

Те переглянулись:

– Почему вы так думаете?

– Да потому, что вы, оказывается, из другого отделения, я уже не говорю о том, как вы тут оказались.

– Хватит болтать, проведите их к нам. Там будем разбираться.

В РОВД нас приняли, разбираться, конечно же, было не с чем. Потом, позже, я узнал, это бармен позвонил майору, тот распорядился, и машина выехала спасать наши души.

Утром приехал нам знакомый водитель. Сказав, что он приехал за мной, предложил сесть к нему в машину. Я уже знал, куда меня везут, поэтому, не говоря ни слова, сел в автомобиль, и мы помчались по городу, включив люстру на машине.

– Ты даже не спросил, куда едем, наверное, тебе сказали? – спросил, улыбаясь, водитель.

– Надо заметить, ты такой догадливый и предусмотрительный, учиться у тебя можно, прям таки аналитик за рулем. Вот только чего ты вчера нарисовался в кафе, если ваши псы ждали нас? – отреагировал на его вопрос я.

– Тебе кто дал право служащих милиционеров псами называть?

– А ты сам подумай, кому в голову придет мысль посылать на такое задание умного? Я думаю, нам с тобой не следует заниматься словоблудием.

Он здорово обиделся и стал провоцировать на скандал.

– Ты совсем обнаглел, ты вообще кто такой? Шваль, отброс, подумаешь, водитель КамАЗа, ты, наверное, считаешь себя выше нас.

Какой у него был акцент, не описать.

– Дело в том… – попытался я объясниться.

– Заткнись, не доводи, – и выругался на осетинском – я уже говорил, что этот язык мне не знаком.

– Дело в том, что твой родной язык осетинский, а мой русский. Поэтому мне легче излагать свои мысли вслух, чем тебе. Ты вон, даже пытаясь унизить меня, обошелся двумя словами, остальное на осетинском.

Он замолчал и уже слушал меня, понимая, что не прав.

– Вот простой пример. Самое длинное матерное выражение, которое ты можешь сказать на русском языке, – это будет четыре или пять, в крайнем случае, семь слов, где-то так. Правильно, что молчишь.

– Ну и что?

– А я произнесу тебе матерное выражение в тридцать слов.

От удивления он посмотрел в зеркало:

– Да ладно, врешь.

– Нет, не вру, но если честно, то больше, по-моему, тридцать шесть слов.

– Откуда? Ты сам придумал?

– Нет, в книге вычитал, – ответил я. – Если память не изменяет, это в книге Симонова «Морской характер». Я как раз это имел в виду, что тебе со мной тяжело тягаться. Зато на осетинском ты победишь. Так кто пора извиняться, покажи свою интеллигентность.

– Ладно тебе, не обижайся, – вместо извините, ответил он.

Мы подъехали к зданию МВД. На входе дежурный спросил у меня документы, но документов у меня не было, он позвонил куда-то, ответил «Есть!», положив трубку телефона. Обращаясь к нам, сказал:

– Вам на второй этаж, кабинет двести четырнадцать.

Мы поднялись наверх, в приемной сидел капитан.

– Григорян? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– Вы проходите, а ты, – он обратился к моему сопровождающему, – останься здесь.

Я, ковыляя, прошел в кабинет. Там оказалось два генерала.

– Проходите, – сказал мой знакомый офицер, – присаживайся.

– Долго еще хромать будешь? – с иронией спросил второй.

Не обращая внимания на его иронию, я ответил:

– Думаю, еще долго придется хромать.

Мой знакомый что-то сказал на осетинском, и оба стали разглядывать меня.

– Вам чай или кофе? – спросил меня знакомый мне генерал. Потом, обратившись к своему коллеге, сказал: – Разрешите Вас познакомить, товарищ зам. министра. Тот деловито покивал головой:-Давно хочу познакомиться с человеком, который приехал к нам в гости, а вот местных законов и уважаемых людей нашей республики уважать не хочет. Итак, перед нами Григорян Левон, уроженец города Баку. Про службу сказать ничего не могу, закрытая информация, но скажу, служил долго.

– Сколько? – спросил тот, посмотрев на меня.

– Шестнадцать, – коротко ответил я.

Он, наверное, ожидал какую-то длинную речь, поэтому еще некоторое время чего-то ждал.

– А где служили?

– Во флоте, – ответил я.

– Итак, скажите мне, – начал разговор зам. министра, – разве можно приходить в дом к людям и не уважать обычаев этого народа? Или Вам не нравятся осетины, может, у армян какая-то ненависть к нашему народу?

Он еще долго говорил о гостеприимстве народов Кавказа, об отношении осетин к армянам. Судя по интонации, я понимал, что это выступление нужно для разогрева обстановки или чтобы напугать меня. Потому как генеральские погоны не помогли. Непонятно было другое: им было достаточно нажать кнопку, и меня уже никогда не нашли бы.