Текст книги "Всего лишь чаевые (ЛП)"
Автор книги: Л. Дж. Шен
Соавторы: Хелена Хантинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Учишься этот семестр в Париже по обмену? – выдвигаю я предположение.
Она пожимает плечами.
– Типа того.
– По-моему, на этот вопрос точно можно ответить «да» или «нет».
– Тогда «нет», но все думают, что «да». Поэтому «типа того».
Интересно. Я собираю картину ее жизненных обстоятельств, ее самой, пазл за пазлом, неуклюже склеивая их и желая еще.
– Сбежала от семьи?
– Не-а.
– От парня-абьюзера?
Она закатывает глаза.
– Я тебя умоляю.
Ухмыляюсь. Что-то мне подсказывает, что Реджи способна постоять за себя.
Нет, в Париж ее привел точно не страх. Наклоняю голову, рассматривая ее лицо, от которого у меня нет сил оторваться.
– Тогда что привело тебя сюда? – спрашиваю я.
– Что? Думаешь, я просто так все тебе выложу? Разве ты не должен сначала угостить меня вином или ужином? Те девушки хотя бы ланч получили.
– Генриетте досталось лишь кофе, – возражаю я.
– Гораций и Генриетта. Уверен, что не хочешь дать ей шанс? Ваши имена одинаково нелепы.
– Нет, спасибо, – смеюсь я. – Возвращаясь к сути, я обещаю кормить тебя всю следующую неделю, если ты согласишься мне рассказать, – быстро добавляю следом. – Две недели, если расскажешь всю правду, без утайки.
Вообще переговорщик из меня первоклассный, но, чувствую, с этой девушкой я добровольно проиграю все свое имущество и большую часть сбережений. Она мило морщит носик, обдумывая мое предложение.
– Соглашайся, – уговариваю я. – Через две недели я уезжаю. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся.
Договор аренды истекает к Новому году, так что сейчас самое время для небольшого романа.
Ее голубые глаза с золотистыми искорками встречаются с моими, и мне приходится крепко взять себя в руки, чтобы успокоить пульс.
– Я ищу своего отца, – признается она тихим шепотом.
– Вот как? – спокойно спрашиваю я, отклоняясь назад.
Она начинает собирать свои вещи – наушники, корзинку с сыром и виноградом и маленькую сумочку. Я задел ее за живое.
– Честно говоря, пока результат нулевой. Я знаю только его имя, а найти нигде не могу. Я бы наняла частного детектива, но, увы, несмотря на расхожее мнение, что официантки, работающие неполный день, хорошо зарабатывают, у меня нет лишних денег, так что поиски продвигаются медленно.
Мне тотчас хочется оплатить ей частного детектива.
А следом – хлопнуть себя по лбу за мысль о таком предложении. Я и без того веду себя, как богатый папик, и Реджи наверняка оскорбится, если я предложу.
– Сколько тебе лет? – спрашиваю я.
– Двадцать три. А тебе?
– Тридцать. Это будет проблемой?
– Не знаю. А должно? – Она приподнимает бровь.
Понятия не имею, о чем мы сейчас говорим, но мне это нравится и ужасно не хочется услышать от нее окончательное «нет».
Я смеюсь.
– Ты бы выпила с тридцатилетним?
– Возможно. Если он не забудет оставить нашему официанту на чай.
– Как насчет ужина с тридцатилетним? Имей в виду, что бы мы ни делали, каждый платит сам за себя, – шучу я.
Реджи сверкает одной из тех улыбок, что я видел ранее, во время ее смены. Улыбкой, от которой мир вокруг нас исчезает, а температура поднимается градусов на десять.
– А этот тридцатилетний будет держать свои руки при себе?
– Даю слово скаута. – Я поднимаю три пальца.
– Очень жаль, – огорчается она, и мы вместе смеемся.
– В таком случае, – я протягиваю ей руку и помогаю подняться, – ужин за мной.
– Отлично, а я отвечаю за десерт, – щебечет она.
Я ухмыляюсь, еле сдерживаясь, чтобы не сболтнуть лишнего.
Ты и есть десерт, дорогая. С Рождеством меня!
***
Через час мы сидим у меня дома. Реджи методично выбирает сыр из пиццы, которую мы заказали. Я хотел пойти в какое-нибудь изысканное кафе, чтобы показать Реджи все прелести Парижа, но у нее, как оказалось, были другие планы.
– Я просто хочу посидеть босиком и спокойно поесть в укромном местечке, – сказала она.
Так мы оказались сидящими на моем мраморном полу и распивающими бутылку шампанского, которую мне подарил клиент. Я решил, что наконец пришло время открыть ее. Бокалы нам не понадобились, мы пьем прямиком из бутылки. Реджи рассматривает мою квартиру на улице Сен-Дидье – изящную мебель с вельветовой обивкой кремового цвета, позолоченную люстру и кухню, от которой любой повар с мировым именем пришел бы в восторг.
Взгляд Реджи останавливается на небольшой террасе с железными перилами, в которую переходит гостиная. Ее заинтересовывает не дорогущая мебель, престижность района или странноватая статуя собаки у камина, которая, скорее всего, стоит дороже, чем органы на черном рынке. Нет. Ее привлекает ослепительный вид. Ряды старых зданий, прелестные бутики, украшенные к Рождеству, и фонари, увитые гирляндами и создающие романтическое настроение.
– Как зовут твоего отца? – спрашиваю я, откусывая кусочек пиццы.
– Дрог. Дрог Лапенус.
Она сказала «трогать пенис»? Я точно должен переспать с этой женщиной, ради нас обоих. А то у меня уже слуховые галлюцинации начинаются.
– Как-как?
Ты будешь кончать еще, еще и еще.
– Дрог Лапенус. Так зовут моего отца. Он был бизнесменом, занимался темными делишками, и ему пришлось бежать из Америки, чтобы не угодить под суд. На него уже вышла налоговая служба. Думаю, он решил бросить нас с мамой и вернуться в Париж. И скорее всего, сменил имя, чтобы залечь на дно. Иначе как бы он вообще выбрался из Америки, верно?
Я думаю так же. Нужно быть очень смелой и целеустремленной, чтобы решиться отправиться через полмира на поиски отца, который, по сути, бросил ее и семью. Она снова оглядывается, и вдруг начинает выглядеть очень ранимой. Как юная и потерянная девушка, коей она и является, несмотря на внешнюю беззаботность.
Под ее неоцененной, поражающей красотой скрывается уязвленная, стойкая девушка, которую я отчаянно пытаюсь понять. Я хочу знать, что ее раздражает, что вдохновляет, завораживает, провоцирует. Черт, она так очаровательна, что я хоть сто лет слушал бы, как она говорит о туфлях, и дал бы денег на любую ее причуду, даже если б они понадобились на операцию по добавлению маленьких хэллоуинских глазок на каждый сантиметр ее лба.
Она меняет тему разговора.
– Тебе нравится быть менеджером хедж-фонда?
Я пожимаю плечами.
– Это то, чем я занимаюсь.
– Значит, нет, – усмехается она, откусывая пиццу. – У тебя есть хобби?
– Я помогаю своему пожилому соседу делать керамические вазы. Каждую субботу он продает их на рынке неподалеку. Этим я занят, когда не работаю.
– Как мужественно, – дразнит она, поигрывая бровями.
– Поверь, я достаточно уверен в своей мужественности, – ухмыляюсь я.
– Ну конечно.
– Можешь проверить сама.
– Это часть услуг твоего сутенерского бизнеса?
– Наш девиз – мы стремимся доставить максимальное удовольствие. – Я сверкаю улыбочкой мерзкого торговца автомобилями.
Она смеется, и ее смех отдается у меня в груди.
– Что у тебя на уме? – смеется она.
Она сообразительна, умна как дьявол и столь же очаровательна. Я не могу вспомнить, когда в последний раз женщина так сильно меня привлекала.
– Все.
Я откладываю пиццу, наклоняюсь и, положив ладонь ей на затылок, привлекаю к себе. По сравнению со мной она такая миниатюрная. Ее дыхание ускоряется, а кожа становится горячей. Я слышу мягкий стук, с которым ее кусок пиццы падает на картонную коробку между нами. Что-то меняется в атмосфере. Она становится плотной, напряженной, тяжелой.
– У меня на уме все, Реджина Лапенус.
Она резко вдыхает, когда я, загипнотизированный ее пухлыми губами, большим пальцем приоткрываю ее розовый рот. Как же здорово он будет смотреться на моем…
Парень, полегче.
– Если ты прямо сейчас на меня не запрыгнешь, я сделаю это сама. Просто решила проговорить это вслух, – предупреждает она.
У меня вырывается низкий, хриплый смешок, после чего мой рот обрушивается на ее губы, срывая сладкий поцелуй, который уже меня ждет. Она впускает в рот мой язык, и я со стоном беру ее щеки в ладони, тянусь к ней, чтобы быть еще ближе.
Раздается тихий звук, словно мы что-то раздавили, и взглянув вниз, мы обнаруживаем, что моя рубашка «Прада» перепачкана жирным соусом от пиццы.
– Отлично, теперь не я одна пахну и выгляжу так, словно провела долгий день на работе, – усмехается Реджи, ловит меня зубами за нижнюю губу и, дразня, тянет.
Я чувствую, как в груди зарождается нечто… смех или восхищение. Или и то, и другое.
Беру ее за руку и веду в душ.
Сегодня мы будем пахнуть лишь моим органическим мылом за восемьдесят евро и сексом.
Глава 3
Реджи
Утром я и помыслить не могла, что в конце дня окажусь в квартире Не-сутенера-Го – будь я в Америке, я бы назвала ее пентхаусом, – где мы будем есть пиццу и целоваться. Мне даже плевать на помидорно-орегано-луковое дыхание с нотками чеснока, которое есть у нас обоих.
Я знаю лишь то, что мы идем в его ванную, чтобы смыть с себя суету дня и два его предыдущих свидания, а также въедливый и ужасный запах жареного и собачьей мочи.
Еще это значит, что мы скоро разденемся.
Я определенно в восторге от такой перспективы.
Скрещиваю пальцы в надежде, что то, что он прячет в штанах, соответствует всему остальному.
Его ванная ничем не напоминает мою. Разве что полотенцами, висящими на сушилке. Стены отделаны белым мрамором с прожилками черного и золотого, а душевая кабина, наверное, больше, чем вся моя квартира. Стеклянная перегородка в капельках воды отделяет меня от рая.
– О боже. Это лучше, чем спа.
Я оставляю Го стоять на удивительно теплом мраморном полу, отодвигаю перегородку и вхожу в просторную душевую кабину. Кроме огромной – размером с летающую тарелку – насадки, расположенной в центре потолка, в стену встроены небольшие распылители и панель управления. На полке стоят в ряд три белых бутылочки и лежит серая мочалка. Еще там есть зубная щетка, зубная паста и чашка, которая выглядит немного странно, но какая разница.
Я развожу руки в стороны и делаю поворот, но стен не касаюсь – вот, какая большая у него душевая.
– Здесь можно устраивать вечеринки.
Го цепляется пальцами за карманы и ухмыляется.
– Разве не этим мы собирались заняться?
Он прав. Я через голову стягиваю толстовку. Уходя с работы, я переоделась из униформы официантки в уличную одежду, но поскольку она лежала в моем шкафчике, то тоже пропахла не очень приятным ароматом кафе «Ла Пети». И совсем чуть-чуть – запахом старых кроссовок.
Я бросаю толстовку на пол ему под ноги и тянусь к застежке бюстгальтера, слегка выгибая спину, чтобы мои девочки выглядели побольше. В моем бюстгальтере подушечки для объема, а груди совершенно обычные, но их скромный размер компенсируется тем, что они дерзко торчат.
Гораций поднимает бровь.
– Твоему стриптизу нужно музыкальное сопровождение?
Я останавливаюсь – осталось расстегнуть последний крючок.
– Ты точно не сутенер?
– Практически стопроцентно в этом уверен. – Сексуальная ухмылка превращается в полноценную улыбку. – Видишь? Золотых зубов нет.
– Может, у тебя съемная золотая капа, поэтому, когда нужно, ты сверкаешь белоснежной улыбкой. Инвестор хэдж-фондов днем, сутенер ночью.
– Какое буйное у тебя воображение. – Гораций подходит к душевой кабине и поддевает пальцем ремень моих джинсов. – Снимай-ка их, чтобы я мог включить душ и помочь тебе избавиться от белья.
Это звучит более соблазнительно, чем стриптиз, поэтому я соглашаюсь и позволяю ему утянуть меня обратно на мраморный пол.
Я поднимаю подбородок, он опускает лицо, и наши губы встречаются. Разница в росте у нас довольно приличная – он очень высок, а я… нет. Мягкие подушечки его пальцев скользят по краю моего бюстгальтера, находят застежку и умело расстегивают последний крючок. Бретельки сползают с моих плеч, и я на шаг отступаю назад, что Горацию не очень-то нравится – судя по гортанному рыку, которой он издает.
Поглаживая мышцы его груди, я присасываюсь к его нижней губе, после чего разрываю поцелуй. Что оказывается нелегко, потому что он продолжает искать мои губы.
– Просто хочу освободить соски.
– Правильно. Да. На свободу их. – Он позволяет мне чуть-чуть отстраниться, и я сбрасываю бюстгальтер на пол и ногой отталкиваю его подальше, чтобы не поскользнуться на скользком атласе и не запутаться в бретельках – да, такое уже неоднократно бывало.
Гораций берет мои груди в ладони и вожделенно вздыхает, большими пальцами поглаживая соски.
– Черт подери, Реджи, твои грудки – настоящее совершенство.
Правая на самом деле чуть больше левой, но судя по тому, как зачарованно он на них смотрит, не думаю, что для него это имеет значение.
– Спасибо.
Он кружит пальцами по соскам, словно втирая в них крем, а потом безо всякого предупреждения наклоняется и агрессивно втягивает в рот правый сосок, одновременно ущипнув левый.
– О черт! – вскрикиваю я, хватая его за волосы, и улыбаюсь, увидев, что безвозвратно испортила его идеальную прическу.
Он на миг поднимает лицо:
– Слишком сильно?
– Нет, просто неожиданно.
– Отлично. – Он переключается на левую грудь, засасывая и пощипывая теперь и ее.
Пока он проводит тет-а-тет с моими грудями, у меня нет возможности раздеваться, но в конце концов он решает, что они получили достаточно его любви – по крайней мере, пока, – и со смачным звуком отпускает мой сосок изо рта.
– Я готов взять уроки вокала и игры на гитаре, а также закончить курсы поэзии, чтобы написать оду их величествам твоим грудкам.
И-и-и… он снова возвращается к изучению моего рта языком.
Я искренне надеюсь, что после душа смогу узнать, какими еще талантами наделен его умелый язык. Пока мы целуемся, я начинаю расстегивать его рубашку, но, видимо, делаю это недостаточно быстро, потому что он резко дергает за свой галстук и, на мгновение разорвав наш поцелуй, стягивает его через голову. Мы боремся с последней пуговицей, и наконец оба оказываемся выше пояса обнажены.
Одной рукой Гораций тянется к пуговице на моих джинсах, а второй – к своему ремню.
– Нет. – Я поднимаю палец, и обе его руки взлетают вверх, словно я навела на него пистолет.
Вид у него безумный и опустошенный.
Я тыкаю себя пальцем в грудь.
– Сначала я тебя.
Он выгибает бровь, и медленная улыбка приподнимает вверх уголки его зацелованных губ.
– Где же мои манеры? Дам, разумеется, пропускаем вперед. – Он указывает на свою ширинку.
На нем черные брюки, которые скрывают любой потенциальный намек на то, что прячется под ширинкой. По крайней мере, пока. Кажется, у него там что-то довольно внушительное по размеру, но сказать точно пока что нельзя. Я скольжу взглядом вверх, по дорожке темных волос к его пупку – он, к слову, красивый – и дальше по его рельефному прессу до четко очерченных линий груди, широких плеч и восхитительно крупных бицепсов. Его тело так же идеально, как и лицо. Выше талии – точно. Пожалуйста, господи, пусть он окажется идеальным и ниже.
Готовясь открыть завесу тайны, я делаю глубокий вдох и встряхиваю руками.
– Выглядишь так, дорогая, будто готовишься к бою на ринге. – В голосе Го звучит смех, но еще я слышу легкую нотку волнения.
Я тоже волнуюсь. Меня ужасно разочарует, если окажется, что его пенис короткий и толстый, как полбанки колы. Или еще хуже – тонкий, как карандаш.
Я встречаю его веселый и чуть-чуть настороженный взгляд.
– Извини. – Я призывно прикусываю губу и взмахиваю ресницами.
Кажется, это срабатывает. Его взгляд темнеет, а я между тем расстегиваю пряжку его ремня и верхнюю пуговицу и тяну замок молнии вниз. Он резко выдыхает, когда я рывком стягиваю его брюки и боксеры. Чувствую себя как на открытии нового экспоната в Лувре. Который, если говорить честно, оказывается даже более впечатляющим, чем я надеялась.
– Ох, блин, слава тебе, господи.
Гораций приподнимает бровь, и я объясняю:
– Было бы страшно несправедливо, если б такой идеальный мужчина, как ты, имел не самый выдающийся член. Если подумать, то законы природы должны быть не на твоей стороне. Никто не имеет права быть таким потрясающим и вдобавок иметь фантастически великолепный член.
– Спасибо… наверное? – Он прищуривает один глаз, превращая утверждение в вопрос. – Можешь потрогать его, если хочешь.
– Точно. Конечно.
Я веду пальцем по гладкой коже у основания члена и следую по толстой вене до самой головки.
Как и все остальные части тела Горация, его член и пах выглядят бесподобно. Мне нравятся даже его яйца, хотя обычно они странные, сморщенные и некрасиво болтаются. Я беру его член в кулак и провожу им по всей длине вверх. Слегка сжимаю его у головки, затем кружу большим пальцем по кончику и опускаюсь вниз.
Он стонет, а потом его пальцы зарываются в волосы у меня на затылке. Он запрокидывает мое лицо, и наши рты сливаются в яростном поцелуе, словно мы действительно разогреваемся перед боем на ринге.
Его вторая рука тяжело ложится на мою талию, следует по поясу джинсов и расстегивает пуговицу. На секунду я паникую, потому что весь день носила полиэстровые трусики и отбегала в них восемь часов, пока обслуживала клиентов в кафе. Полиэстер – самая ужасная, недышащая ткань за всю историю мира.
– Давай зайдем в душ, – бормочу я, не разрывая поцелуя.
– М-м-м… да, давай.
Го дотягивается до панели управления на стене, нажимает несколько кнопок, и шум воды постепенно превращается в музыкальную интерлюдию. Похоже, будто на фоне играет «Prayers for Rain». И если у меня не галлюцинации…
– Это «The Cure»?
– Да.
Гораций стягивает мои джинсы и трусики вниз по ногам, и я ногой отталкиваю их прочь.
– Ты моя родственная душа в плане музыкального вкуса. «Disintegration» – мой любимый альбом.
– Мой тоже.
– На все времена.
– Согласен.
Похоже, его чокнутая сестрица и безумная предсказательница оказались в чем-то правы. Возможно, мы и впрямь предназначены друг другу судьбой.
Я запрыгиваю на него, как коала на дерево, оборачиваю руки и ноги вокруг его мускулистого тела, и он, будучи идеальным во всем, подхватывает меня, даже не пошатнувшись. Как только мы заходим в душевую кабину, нас со всех сторон окружает вода. Упругие, горячие струи танцуют по моим рукам и ногам, а сверху нас поливает дождь из насадки.
Я слезаю с него и оглядываюсь в поисках способов реализации моего плана. Который состоит в том, чтоб не дать его рукам опуститься ниже моего живота, пока я не приведу свое интимное местечко в порядок.
Поскольку я умная, изобретательная и в данный момент сгораю от страсти, я тяну Горация к лавочке и, надавив на его плечи, заставляю сесть на нее. Его глаза оказываются на одном уровне с моей грудью, что очень кстати. Мне нужно, чтобы мои девочки его отвлекли.
Пока он, постанывая, ласкает, посасывает и покусывает мою грудь, я снимаю с держателя на стене душевую насадку и включаю ее. Руки Го приходят в движение – одна хочет обхватить меня за ягодицу, а вторая определенно задалась целью проникнуть мне между ног.
Я уклоняюсь от него, встав на колени. Держась за его бедро, располагаюсь настолько удобно, насколько это возможно, пока стоишь на коленях на кафельном полу. Сжав его член в кулаке, я встречаю его жаркий, почти дикий взгляд. Улыбаюсь и провожу языком по губе, после чего наклоняюсь и втягиваю его головку в рот, нежно посасывая ее и поглаживая языком.
– Черт, Реджи, да… – Он нежно убирает с моей щеки мокрые пряди волос, потом со стоном накручивает их на кулак. – Покажи мне, на что способен этот твой миленький ротик.
И пока я сосу его удивительно восхитительный член, я направляю душевую насадку себе между ног и смываю со своего естества восемь чертовых часов работы в синтетических трусиках.
Уже почти твоя очередь, мысленно обещаю своему священному треугольнику, пока вода смывает все сегодняшние испытания, включая собачью мочу, пятна от еды и рабочий пот. Потерпи еще немного, сестричка.
Глава 4
Гораций
После того, как я кончил Реджи в рот – она жестами показала, что можно, и нужно заметить, достаточно энергично, словно дорожный регулировщик, – я вытер нас обоих полотенцем и открыл еще одну бутылку шампанского.
Скорее бы мой член перезарядился, чтобы удовлетворить все ее ожидания. Мне уже не двадцать три, так что мне требуется несколько минут передышки, прежде чем я смогу подарить ей получасовой раунд секса. Я наполняю для Реджи бокал и уношу его в спальню, где обнаруживаю ее мирно посапывающей на постели.
Как по сигналу, мой предательский член решает снова ожить и, пока я смотрю, как она спит с легкой улыбкой на нежных губах, все сильней набухает в моих домашних штанах. Ее длинные, загорелые ноги запутались в моих простынях. Она выглядит в моей спальне настолько уместно, что я уже не могу вспомнить, как здесь было без нее.
Мне срочно нужно вставить свой член в одну из ее дырочек – на самом деле, в любую, я совершенно не привередлив, – и будь на ее месте другая, я бы уже разбудил ее и сообщил, что снова готов, но с Реджи я так не могу. Она заслуживает лучшего.
Я сажусь на край кровати и смотрю, как она мягко посапывает. Оказывается, Реджи из тех, кто разговаривает во сне, что кажется мне раздражающим и даже немного пугающим.
Точнее, казалось. В прошедшем времени. Потому что бормотание Реджи не пугающе, а очень мило.
– Я… м-м… – С закрытыми глазами она ворочается среди моих наглаженных простыней. – Ton chien a fait pipi sur moi.
Ваша собака пописала на меня.
– Non, cela n’a pas de noix en elle.
Нет, в нем нет орехов.
Она начинает метаться, мотать из стороны в сторону головой и бормотать имя своего отца, и тогда я проскальзываю в кровать и, обняв ее со спины, прижимаюсь губами к ее волосам. Повторяю: я обнимаюсь с девушкой, с которой у меня еще не было секса. Пристрелите меня. Я уже не мужик. Что со мною случилось?
Сам не заметив, я засыпаю и просыпаюсь через пару часов. На часах уже ночь. Комнату освещает лишь свет фонаря, который, проникая сквозь средневековые окна с витражными стеклами, окрашивает в разные цвета простыни. По моему телу движется вниз что-то влажное и горячее. Оно тянет мой член, пробуждая его, после чего начинает подниматься к груди.
– Реджи? – неуверенно говорю я, приоткрывая один глаз.
Полностью обнаженная, она сидит на мне верхом, зажав мою талию между бедер. Ее грудь, достойная поэмы в стихах, чуть подпрыгивает в такт ее рваным вдохам.
– Пришло время расплаты, – хрипло произносит она, выглядя словно сексуальная женщина-Терминатор.
С любой другой я бы вызвал полицию и до их приезда привязал бы ее к столбику кровати.
Но волей-неволей я начинаю осознавать, что эта женщина может делать буквально все, что захочет, и я буду потворствовать ей.
– Конкретизируй.
Я хочу взяться за ее задницу и усадить себе на лицо, но обнаруживаю, что, пока я спал, Реджи привязала меня к спинке кровати.
Ни. Черта. Себе.
Я тяну запястья и, повернув голову, щурюсь, пытаясь понять, что Реджи использовала. Мои шнурки. У меня не хватает смелости сообщить ей, что они стоят как вся ее вчерашняя одежда, так что я снова поворачиваюсь к ней лицом и придаю ему невозмутимое выражение. Снова пошевелив руками, понимаю, что она привязала меня недостаточно крепко, но решаю не рушить ее милое заблуждение в том, что я полностью обездвижен.
– Пришло время тебе доставить мне удовольствие, – говорит Реджи со своим странным английским акцентом. Наверное, она думает, что звучит роскошно и по-королевски, но на самом деле больше похожа на пьяную кокни с заплетающимся языком.
И все же я нахожу ее сумасшедшинку раздражающе сексуальной.
– Вперед. – Я бросаю ей вызов, сверкая волчьей улыбкой, которую она замечает даже несмотря на тусклое освещение.
Ее глаза вспыхивают в темноте, и она проворно взбирается по мне и располагается у меня на лице. Я прижимаюсь к ней носом, провожу по ее щелке языком – полусонный, но уже полностью возбужденный. Она прекрасна на вкус. Такая сладкая, свежая.
– Боже… – Я со стоном втягиваю ее клитор в рот и начинаю сосать. Она подается вперед и, громко постанывая, упирается в стену. – Неужели ты можешь быть еще более идеальной?
– Быстрее.
Она игнорирует мой комплимент, бесстыдно объезжая мое лицо. Я не могу сдержать улыбку. Что же мне делать с этой маленькой проказницей?
Женись на ней, предлагает мой безумный внутренний голос. Одна только реакция твоей сестры будет стоить той головной боли, которую ты получишь, аннулируя брак.
Я продолжаю вылизывать и посасывать ее клитор, а она продолжает стонать и просить дать ей еще, еще и еще. Я еле сдерживаюсь, чтобы не развязать хлипкие шнурки, схватить ее за задницу и полностью насадить себе на лицо, чтобы погрузить свой язык в ее естество еще глубже.
Я снова и снова вторгаюсь в нее языком, и наконец она хватает меня за волосы, тянет за них очень сильно и кричит «Я кончаю!» так громко, что ее наверняка слышат даже в Брюсселе. Ее дрожащие бедра с силой стискивают мою голову, угрожая раздавить уши, и она стонет так волшебно и сладко, что может составить серьезную конкуренцию «The Cure».
– Охренеть… – выдыхает она. – В жизни не кончала так бурно.
Мой член, который до этой минуты помалкивал, позволяя моему языку творить свои чудеса, напоминает, что он тоже ожидает внимания, и я решаю устроить Реджи неожиданный, но приятный сюрприз. С постыдной легкостью освободившись от пут, я хватаю ее за задницу и переворачиваю на живот.
Она издает удивленный писк – кажется, не протестующий, – и, требуя большего, ерзает и задирает задницу вверх.
Я подкладываю ей под бедра подушки, после чего начинаю лихорадочно искать в тумбочке презервативы, одновременно стягивая штаны.
– Это было так горячо… – бормочет Реджи. – Ты, наверное, самый сильный человек, которого я когда-либо встречала.
Она то ли пьяна от эндорфинов, то ли встречала в жизни не так уж много мужчин. Но это неважно. Я не собираюсь спорить с ее заявлением.
Я надеваю презерватив, прижимаю Реджи к кровати, положив ладонь ей на затылок, и погружаюсь в нее со спины. Ее шея выгибается от удовольствия, она закрывает глаза и в экстазе приоткрывает рот.
– Да!
Я вхожу глубже.
– Черт побери!
И еще глубже… Вот уж действительно черт побери, ведь она туже сигаретного фильтра.
– Я так рада, что меня не было здесь в 1776 году, когда мы воевали с британцами. Я бы сдала собственную мать, чтобы покувыркаться с тобой. – Она хрипло смеется, и мой член в ней еще сильней набухает.
Размеренно вторгаясь в нее, я наматываю ее шелковистые волосы на кулак. Она теплая, сладкая, гладкая, в ней есть все, что мне нравится в женщинах.
И вдобавок она любит историю, как и ваш покорный слуга.
Или у нее просто хорошая память на даты. Но что-то подсказывает мне, что мы, хоть и живем совсем разными жизнями, совместимы слишком во многом.
Я решаю проверить свою теорию, пока уничтожаю одновременно ее вагину и ее саму для всех прочих мужчин.
– А я сдаюсь тебе, как лорд Корнуоллис в Нью-Йорке, гарантируя твою независимость, – шепчу я ей на ухо, дразнящее покусывая его.
– Ты хотел сказать, в Йорктауне, штат Вирджиния? – стонет она, и я вижу, что она хмурится из-за моей намеренной ошибки.
– Западная Вирджиния или просто Вирджиния? – спрашиваю я.
– Господи, это же было до Гражданской войны.
Ее мышцы стискивают мой член, выдаивая его и наказывая меня. Все мое тело гудит от желания кончить в нее без резинки. С ней это будет, как получить все рождественские подарки за раз. Черт, возможно, это и станет моим подарком на Рождество в этом году.
– Выходи за меня, – выпаливаю я, и мои яйца сжимаются.
Какого. Хрена. Я. Только. Что. Сказал?
Прежде чем услышать ответ, я переворачиваю Реджи на спину, забрасываю ее ноги себе на плечи и вхожу так глубоко, что впору удивиться, что я не проткнул ее внутренние органы. Она крутит в кулаках простыни и вскрикивает от удовольствия, запрокидывая лицо.
– О боже мой, Го!
– Реджи…
Я весь дрожу. Нам нужно придумать псевдонимы для секса, потому что, клянусь, «Реджи и Го» звучит как название дурацкой утренней передачи, которую никто не хочет смотреть.
– Я уже близко.
– Насколько?
Я тоже на грани, и кончить вместе было бы божественно.
– Ближе, чем Британская империя к мировому доминированию в 1921 году.
Черт. Она очень близко.
Мы оба содрогаемся и одновременно стонем от наших оргазмов, после чего я падаю на ее хрупкое тело, накрывая его целиком. Наши конечности и влажные от пота тела переплетаются, сладко-солоноватый аромат секса парит над нами, словно ленивое облачко.
Наши сердца бьются в едином ритме.
Мои губы прижимаются к ее волосам. Я никогда в жизни не трогал ничего более мягкого.
Я понимаю, что хочу эту женщину в своей кровати и завтра, и послезавтра, и через неделю, месяц и год… Двух недель недостаточно. Даже месяца мало. Все это и не укладывается в голове, и идеально укладывается, особенно когда я вспоминаю нелепое пророчество на свой счет и осознаю, что начал вдруг верить в судьбу.
– Го? – Голос Реджи чуть хриплый – возможно из-за того, что я всем весом лежу на ней.
– Да?
– Две вещи. Первое: тебе нужно слезть с меня, пока я не стала плоской, как блин.
Я переворачиваюсь, увлекая ее за собой, и, прижав к груди, осыпаю ее лицо поцелуями.
– Сделано. А второе?
– Насчет твоего вопроса.
– Которого?
– Про «выходи за меня».
О. Сказанное во время секса нельзя воспринимать всерьез. Она сама заявила буквально, что ради секса со мной предала бы собственную страну.
– Да? – Мой голос становится холоднее. Очевидно же: это была фигура речи. Зачем о том вспоминать?
– Ты говорил серьезно?
– Да, – слышу свой голос. Что ж. Видимо, это была не фигура речи. Все зависит от ответа Реджи.
– В смысле, нет. – Я усмехаюсь, потом откашливаюсь. – Я не знаю, – наконец говорю.
Четко, Гораций. Чертовски, блин, четко.
– Я могу немного подумать? – имеет она дерзость спросить и прикусывает губу.
Как будто у нас все серьезно.
Как будто это по-настоящему.
Как будто я когда-нибудь правда…
– Конечно. – Я слышу в своем голосе безумную, нетерпеливую улыбку.
Она кивает, и обняв ее, я шепчу ей на ухо:
– В конце концов, маленькая Реджи, ты станешь моей. Над Британской империей никогда не заходит солнце.
***
В ту ночь мы еще трижды занимаемся сексом, а останавливаемся лишь потому, что я точно уверен: один из нас вспыхнет и загорится, если все эти толчки и трение не прекратятся.
Часы показывают четыре утра, когда мы решаем дать своим гениталиям передышку от бесконтрольной тяги друг к другу.
Реджи засыпает, лежа в моих объятьях, но ко мне сон не идет.
Мысленно я возвращаюсь к моменту, который привел меня к этой случайной романтической встрече с абсолютной незнакомкой с другого конца света. Что помогло ей проникнуть мне в душу, с устрашающей легкостью миновав все выстроенные за годы преграды?
Все женщины, с которыми я когда-либо встречался, допрашивали меня о моем имуществе. О моей компании. О моей недвижимости. О моих отпусках. Их не волновало, что я там видел или чем занимался. Они интересовались лишь тем, в каком отеле я жил и что покупал. И в воздухе, словно кислая вонь, всегда висел подспудный вопрос: сколько ты зарабатываешь?
