355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Л. Аккерман » Лики любви » Текст книги (страница 8)
Лики любви
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:47

Текст книги "Лики любви"


Автор книги: Л. Аккерман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Ева выбрала туфли с длинными лентами, которые, будучи завязанными на ноге, обвивают ее, словно змеи, не случайно. Ее внимание сразу привлекло сходство этих туфлей с теми, что носила женщина с сияющей улыбкой. Но это лишь вызвало отголосок той искрящейся улыбки, застывший в выражении легкой растерянности на губах Евы. Покупку она совершила именно благодаря ритуальному действию – завязыванию и развязыванию шнурков. Для женщин поход по магазинам – это само по себе ритуал. И в этом отношении богатство их ритуалов больше нашего, и несколько разнообразнее. Почти любое их действие, связанное с уходом за собой, прекратилось в ритуал: забота о волосах, нанесение макияжа. Даже приготовление и потребление диетического завтрака из стакана морковного сока и яблочного пюре в большей степени ритуального действие, чем поедание шкварчащего омлета с беконом. Но в завязывании этих пестрых лент Ева увидела более красивый и наполненный большим смыслом ритуал, чем прочие обряды одевания. В начале этой главы я описал (о, как хотелось бы мне использовать вместо употребленного мною глагола более красочный – «нарисовал») картину того, как Ева наконец присев после прогулки по поляне в поисках приглянувшегося ей места, опустилась на землю и начала развязывать ленты своих туфель (распутывать змей, обвившихся вокруг ее белой голени). И в эти моменты она могла полностью сконцентрироваться на своих движениях (а они были плавными, как линии волн на поверхности безмятежного моря в штиль), и от них она шла к ощущению собственного тела.

Возможно тебе, мой дорогой читатель, и показалось столь неуместным подробное описание этого действия, в котором ты не увидел ритуала потому, что в противоположность всем другим ритуалам этот не является распространенным. Но тут я могу лишь пожалеть, что среди тех, кто знаком с йогой и медитацией лишь понаслышке мало тех, кто нашел менее выразительный и, возможно, менее сильный способ к познанию собственных ощущений, к познанию собственного «Я».

Как много схожих по кажущейся на первый взгляд невыразительности проявлений ритуалов можно насчитать, понаблюдав за женщиной на протяжении нескольких часов, особенно часов утренних. Многие из них, пережив болезненный переходный возраст, пройдя сложный, задиристый путь формирования своей женственности из маленького гадкого утенка, которым они являлись в начале этого пути, женщины обратили в ритуал любое действие по уходу за своей внешностью, по уходу за домом и детьми. И более того – некоторые из них превратили большую часть своей жизни в когда-то почти осознанно отобранную последовательность ритуалов.

Да, совсем забыл. В моем определении ритуала я упустил, пожалуй, одну из самых главных частей, отличающих ритуал от любого другого более или менее повторяемого действия, а именно я забыл упомянуть о его медлительности. Похоже, что сам ритуал к этому располагает, ибо подразумевает под собой приятное действие, которое хотелось бы задержать во времени, заставить его замереть, остановиться, дать возможность глубого прочувствовать и сконцентрироваться (вспомните о плавности). И еще (слова приходят так быстро, что я не успеваю все расставить по своим местам), ритуал – почти всегда действие, тяготеющее к красоте. Сервировка праздничного завтрака, посыпания печенья шоколадной крошкой, нежно, плавно, медленно, словно это шоколадный снег кружится над тарелкой, разливание кофе по крохотным кофейным чашкам и добавление в него щепоток корицы – все это, безусловно, ритуалы, призванные сохранить и подчеркнуть в нашей жизни те моменты истинной красоты, без которых человечество не смогло бы долго прожить, по крайней мере прожить счастливо.

Но ко всему тому, что я уже сказал о ритуалах, мой дорогой читатель, а ты, наверное, заметил, что сказал я немало, повторяя сам себя и дополняя, путаясь в смешавшихся в голове словах, я хочу добавить, и этим завершить свой рассказ про ритуалы (рассказ с явными упоминаниями, ибо в завуалированной форме они присуствуют на протяжении всего моего повествования), что ритуалы представляют собой прекрасную возможность отдыха от гнетущих размышлениях о смысле жизни тем, кто устал, запутался, и хочет на время обрести покой. Я сказал «передохнуть», однако я знаю немало людей, которые смысл жизни подменили этим калейдоскопом сменяющих друг друга красивых действий. Но я всегда считал, что красота может существовать только там, где есть смысл. Красота – в непостоянстве…

Магия вещей (Ода предметам)

Мой дорогой читатель, позволь мне в рамках той темы, которую я собираюсь обсудить с тобой в этой очень важной для меня главе, вспомнить некоторые части одного из наших с Евой диалогов. Однажды, когда я в очередной раз зашел в гости к нашей героине, и она, как всегда любезная, предложила мне горячего кофе, случайно для себя самой Ева наткнулась в кухонном буфете на свою старую чашку, из которой она пила в детстве. На чашке был почти стерт незамысловатый рисунок, а оставшаяся краска, безвольно поддавшись времени, облупилась, обнажив белую основу. Ручка была отколота, да и по самой чашке ползла опасная трещина. И забыв на мгновение о том, что в буфет она заглянула ради того, чтобы выудить в его залежах пакет черного немолотого кофе, Ева бережно взяла эту чашку в руки. А ведь когда-то она обращалась с ней куда менее аккуратно! Подумать только – старая чашка, реликвия ее детства. С этой старой, почти уже забытой чашкой к ней вмиг вернулись все ее воспоминания, которые на мгновение подменили собой настоящее, окружающую Еву действительность. Этот мимолетный переворот во времени стал возможен благодаря такому незначительному предмету.

Ева вернулась с кухни без кофе, но со своей старой детской чашкой, и рассказала мне о тех воспоминаниях, которые последней удалось в ней пробудить. И я ответил: «Я, кажется, понимаю, что ты хочешь сказать. Бывает, два предмета тесно связаны между собой. Возможно, в реальной жизни они вообще не имеют друг к другу никакого отношения. Но наша память прочно объединяет их, навсегда связывает. Так что, воспоминания об одном предмете помогают нам вспомнить что-то другое. Связь во времени все-таки наиболее прочная». Тогда задумавшись ненадолго о чем-то своем, Ева неуверенно спросила: «Почему только люди так любят вспоминать?».

– Скажи, а ты думаешь, что на этот вопрос существует единственный, да к тому же исчерпывающий ответ?

– Нет, – спокойно, но все же с некоторым сожалением ответила она.

– Тогда зачем искать ответ? Порой ответы несут в себе еще меньше смысла, чем вопросы.

– Да. Но мне кажется, это не тот случай. Знаешь, в чем по-моему заключается парадокс? В самом факте существования прошлого никто не сомневается, за исключением некоторых моментов, когда оно нам кажется чем-то вроде сбывшейся мечты. По мне даже неудивительно, что люди любят его вспоминать. Но вот, что непонятно: почему прошлое людям дороже настоящего. Ведь, по сути вещей, именно настоящее и есть – наша жизнь.

– Ты слишком много думаешь.

– Это звучит как упрек.

– Вовсе нет. Просто, сама того не замечая, ты поставила будущее на более важную позицию, чем настоящее. Не случись этого, возможно, тебя бы не мучило столько вопросов.

– Возможно, ты отчасти прав.

– Да. Проблема в том, что мы часто путаем части, в которых оказываемся правыми, и в которых заблуждаемся.

– Это похоже на головоломку, которая не имеет ответа. Ты бьешься над ней. Изо всех сил пытаешься решить, а на самом деле, это невозможно, только ты об этом не знаешь, и тебе кажется, что это – твоя личная вина.

Так развивался наш диалог, и так он закончился. От старой чашки, которую прорезала беспощадная трещина, Ева вернулась в свое прошлое, которое проступило из тени небытия, проявило себя с новой силой, на мгновение затмив собой настоящее, так что события и времена на секунду перемешались. Для Евы действительно огромное значение имела ее старая, с облупившейся краской и почти полностью стертым рисунком чашка. Предметы кажутся нам важными, потому что мы ассоциируем с ними определенную эпоху, и только в этом своем качестве связки материального, существующего в настоящем и ускользнувшего от нас в прошлое, а потому чего-то ирреального, зыбкого, мнимого – они представляют для нас истинную ценность. Предметы тяжестью и овеществленной необратимостью своей материи несут для нас часть атмосферы – это наше оматериализованное воспоминание.

И пусть я упомянул одну лишь чашку, которая почему-то пришла мне на ум, как только я начал писать эту главу, намеревался я посвятить ее всем предметам, сделав ее определенной одой материальным вещам, которые можно почувствовать с помощью самого важного в вопросах ощущения человеком истинности своего существования чувства – чувства осязания.

Гибель друга

Теперь, мой дорогой читатель, если ты остался верен мне до настоящего момента, я вынужден тебя огорчить, ибо то, о чем я собираюсь тебе рассказать сейчас, печально, и еще печальней становится от мысли, что истоки этой грусти вечны, но напоминания о них туманит пеленой слез глаза лишь в моменты утраты. Утраты близких нам людей.

Не так недавно Ева узнала, что погиб ее близкий друг, погиб нелепо, возвращаясь поздно вечером домой на велосипеде. И тем тяжелей была эта утрата для всех в виду своей абсурдности. Да, именно абсурдности. Здесь я не собираюсь прибегать к использованию банальных штампов об абсурдности смерти. Я не говорю о смерти как о неком абстрактном явлении, прерывающем дыханье и выманивающим из еще не остывшего тела послушную душу. Я говорю о вполне конкретной смерти, и именно она представляется мне абсурдной, ибо если придерживаться мнения о том, что для любой смерти должен существовать достаточный довод, то здесь подобные доводы напрочь отсутствовали.

Для Евы эта утрата отозвалась целым эхом печальных голосов. Для нее с уходом близкого друга оборвалась не одна нить (символизирующая человеческую жизнь…забудем про штампы), а сразу множество нитей, которые означали совместные ритуалы. Ежедневный пятиминутный разговор вечером по телефону, обсуждение последних новостей. Совместные планы. Общие знакомые. Все это лопнуло в одно мгновенье. Люди могут сколь угодно долго спекулировать своими рассуждениями о прошлом и будущем и почти неуловимом моменте настоящего. Кто-то даже смеет утверждать, что настоящего не существует, но для тех, кто перестал дышать, для тех, за покой души которых прочитана последняя молитва, понятие настоящего…было ощутимо. И связь его, настоящего, с ходом времени. Его роль посредника, моста, соединяющего холмистые дали прошлого и туманные вершины будущего. В один миг сердце перестало биться, легкие перестали набирать воздух. Глаза перестали видеть. В одно мгновение, которое оказалось последним

Привилегия о сообщении известия об этой внезапной смерти досталась на этот раз знакомой Евы (прошу у тебя прощения, мой дорогой читатель, если в приведенной выше фразе ты почувствовал бездушие черствого циника; я лишь посчитал возможным вплести в печальное предложение свои наблюдения относительно схожих ситуаций и, главное, схожего мотива поведения в этих ситуациях у большинства встреченных мною людей, которые, вполне возможно, были совсем неправильно мною истолкованы).

За два года до этого Ева переехала в другой город, возвращаясь в родные места только на каникулах, и иногда выкраивая время по праздникам. Лето перед смертью ее друга, она провела в родном городе. Они провели его вместе. И вот уже она слышит голос, печально возвещающий ее о безвременной кончине ее друга. Работу памяти уже нельзя было остановить, и она понесла Еву на своих широких крыльях в последнее проведенное вместе лето. И дни лета всплыли в ее уме в таких мельчайших деталях, которые, казалось, невозможно человеку сохранить в памяти в такой преданной неизменности, что еще абсурдней показалось ей эта смерть, и она несколько раз переспросила свою знакомую. Та подтвердила, что, к сожалению, не ошибается, и рука Евы безвольно опустила трубку. Несколько мгновений она просидела без движений, не шелохнувшись, застыв словно каменное изваяние, и даже первая заблестевшая на реснице слеза словно не посмела нарушить горестную скованность картины, затуманив на несколько минут взгляд своей соленой влагой. А память прилежно листала страницы прошлого, не пропуская ни одной детали, ни одной фразы, какой бы незначительной в свое время она не казалась.

Ева вспомнила, как в первый день возвращения в родной город, первый день каникул, первый день совместного лета, последнего лета вместе, она позвонила другу и он заехал за ней на велосипеде. Она села на багажник, и они поехали в парк. Ева держалась за его спину деликатно, стараясь по возможности сделать так, чтобы он вообще не замечал ее прикосновений, и пальцы ее ощущали взмокшую его рубашку и проступившее под ней влажное тело. В тот день она не хотела ехать в парк. Она вообще предпочла бы остаться дома, привыкнуть к оставленной без обитателя комнате, и если бы не ее друг, воспоминания того дня не являли бы ей так настойчиво картину проплывающих мимо людей и деревьев, и пруда с кипящей около него жизнью в разгар одного из самых жарких дней того лета. Однако он настоял, и она согласилась. И они проехали вместе не один километр. И тот день навсегда остался в памяти как один из самых любимых, самых ярких дней того времени.

Еще Ева вспомнила, как они поехали на озеро, и долго ходили вдоль берега, загребая ногами холодный песок. И окунувшись снова в атмосферу тех дней, она испытала чувство благодарности оттого, что уже в те моменты их совместных прогулок она была счастлива, что не жалость от утраченной навсегда возможности повторить их озарили радостным свечением эти воспоминания, придав им особенную ценность. С одержимостью охваченного лихорадкой поиска ученого, Ева обращалась к памяти снова и снова, и так каждый раз являла ей, словно в благодарность за ее прилежание, все новые и новые сцены, перенося ее мысленно в то время. Ева было попыталась их записать, но поняла, что на бумаге исчезает что-то важное, нечто, что придает воспоминаниям о недавних или особо дорогих сердцу событиях привкус холодной бесчувственности ускользнувших в прошлое реминисценций, безликих и никому не принадлежащих.

Ева хотела, чтобы воспоминания о ее друге не потеряли красок, музыка тех времен не потеряла звучанья, не разбросала по просторам времени ценных нот, сцены не потеряли измерений, не превратились в безликое размытое пятно, являющееся лишь фоном происходящего, но не их полноправным участником, и главное – она хотела сохранить в целостности не только образ своего друга, образ, который подобно всем другим образам, являлся бы лишь слепком поспешно промелькнувшего момента, слепком, не имеющим вариаций, не поддающийся произвольному манипулированию в воображении, застывшей маской, – она хотела сохранить его лицо, и его голос, и его походку. Она хотела сохранить его, таким, каким он был при жизни. И перенести тщательно сбереженные воспоминания в будущее, поселить его там навсегда, всегда слышать, что он говорит (сказал бы…), всегда видеть улыбку на лице, когда он доволен и беспардонно прорезавшую лоб морщину, когда он чем-то расстроен (был бы доволен, был бы расстроен…).

И тогда она поняла, что для нее одной такая трудная задача окажется непосильной, и она начала подробно, настолько, насколько это позволяло количество деталей, осевших в памяти, настолько, насколько было возможно при помощи непротиворечивых, недвусмысленных человеческих слов, она стала рассказывать мне о нем. И тем более странными показались мне плоды ее усилий, что я не знал погибшего ее друга лично. Но с каждым словом, с каждой фразой, которую Ева столь старательно несла, что фраза казалось чаркою, наполненную до краев, но если бы даже фразы и являлись чарками – Ева не расплескала ни капли, я начинал рисовать его образ.

И он оживал, все более приобретая черты погибшего Евиного друга. И вот я уже почти ясно видел перед собой его лицо с подвижными карими глазами и безвольными, в противоположность его характеру, бровями, занявшими, казалось, на его лице первое попавшееся положение. Его абсурдная, нелепая, дерзкая смерть, укравшего у нас этого замечательного человека, положила началу поисков его возможного воскрешения. И не менее абсурдным казался мне тот факт, что познакомился я с ним уже тогда, когда он физические перестал существовать, но воскрес (или родился?) в моем воображении, и слова, услышанные мною в тот момент, когда Ева подбирала их для своего рассказа, помимо моей воли, прокрадывались в то время, к которому относились описанные с их помощью события, и там оседали в моей памяти. Таким образом, и моя память была полна воспоминаний о том человеке, которого я не знал (а ведь Ева так много раз хотела нас познакомить!), и который, уйдя из материального мира, продолжил жить не только в моем воображении, но и в памяти многих других людей, знавших его при жизни, или познакомившихся с ним посредством сохраненных Евой воспоминаний того времени. И у каждого он получился немного своим. И только его одного не хватало нам всем, чтобы сверить с ним оживших в нашей памяти персонажей.

Но его больше не было.

Диалоги без слов

Мой дорогой читатель, возможно, ты удивишься названию, выбранному мной для этой небольшой главы, и тут я сразу, в очередной раз, хочу обратить твой взгляд к Еве. Она сидит на поляне благоухающих цветов, ее кожу щекочет бархат полевых трав, а волосы развивает легкий ветер. Она сидит абсолютно одна, но как и любой другой человек, оставшись один, она предается размышлениям. Ее мысли остаются невидимыми для других, потому что они не имеют возможности стать материальными, будучи облеченными в слова. Ее мысли не имеют адресата – она не посвящает их кому-то, даже если они кого-то еще и затрагивают.

И тут ты, мой милый читатель, скорее всего снова проявишь свое несогласие, зародившееся у тебя при чтении одного только названия главы, а впоследствии утвердившееся при чтении предыдущего абзаца. Именно! – мог бы ты воскликнуть. Мысли человека, предоставленного самому себе, не имеют адресата, в отличие от диалога, который существует постольку, поскольку существуют, как минимум, еще два человека, принимающих в нем участие, и он просто не может остаться немым, бессловесным!

Ах, как хорошо я тебя понимаю в твоем красноречивом порыве, в твоем эмоциональном неприятии такой формулировки. И тут, чтобы не испытывать более твое терпение, я должен буду пояснить смысл выбранного мной названия. Но забегая вперед – я тоже могу быть нетерпеливым – я лишь замечу, что бессловесные, как бы немые диалоги существуют, более того, они присущи многим из нас, и иногда, мы их ведем, сами того не замечая.

Это бессловесные диалоги из слов, которых никогда не произносили вслух. И как бы печально это ни было – вряд ли произнесут. Здесь нет никакого исключения, несмотря на кажущуюся парадоксальность – немые диалоги лишь подтверждают, что мы принимаем только то, что нас устраивает, и немедленно начинаем искать способы исправить то, что находим неприемлемым. Мы ведет насыщенные, полные информации и экспрессии диалоги с собеседниками, с мыслями которых мы можем согласиться по причине того, что они нам приятны. Эти диалоги состоят в основном из слов. И в отличие от мыслей, они почти материальны – ведь они получают свое воплощение в звуках. Но как только нас лишают возможности продолжать беседу, или как только она ступает на опасную тропу конфликта, неприятия, несогласия – мы уходим от слов, мы не можем пасть так низко, чтобы признать свое поражение, подтвердив это материальными, клокочущими в воздухе словами. Тут и начинается эра диалогов бессловесных.

Как я уже сказал, мы прибегаем к их помощи, мы прячемся в их всепоглощающей немоте, дающей нам на время такое необходимое прибежище. Мы ведем эти мысленные диалоги-невидимки с теми, от кого нам так хотелось бы услышать определенные слова, с теми, кто по какой-то непонятной причине не может их нам сказать. Мы слышим беззвучные слова, которые мы сами вкладываем в невидимые уста нашего воображаемого собеседника, и это делает нас немного более счастливыми. В пристанище несуществующих слов мы погружаемся в атмосферу воображаемых чувств, мы кутаемся в их неосязаемых объятиях, спасаясь от собственного бессилия, и это дает нам надежду. Это спасает от отчаяния. Мы ведем эти диалоги только с теми людьми, которые нам дороги, или были дороги…

Друг Евы погиб. Он больше нематериален. Он проекция своей жизни в ее памяти, а также в памяти многих других людей, его знавших, и проекция эта всегда разная. И теперь Ева может с ним говорить только без слов, при помощи немых, выдуманных ею диалогов, вкладывая в его, несуществующие более уста, слова, которые, как ей кажется, он мог бы сказать, будь у него еще такая возможность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю