Текст книги "Лимон"

Автор книги: Квон Ёсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Стихотворение, 2006

Солнце светило совсем неохотно. Выйдя из библиотеки и спускаясь по лестнице, я заметила студентку, поднимавшуюся по противоположной стороне, – девушка был одета в бежевую блузку и желтую юбку. Весь день накануне лил дождь, и из-за недостатка солнца широкая цементная лестница все еще оставалась местами мокрого темно-серого цвета.

Увидев девушку, шагавшую по сырой лестнице вверх, я отвела взгляд, но затем опять посмотрела на нее. Я не могла воспротивиться ни тому ни другому. Студентка была очень худой; возможно, из-за цвета одежды бросалась в глаза желтизна ее кожи.

Когда мы приблизились друг к другу, я поняла, что девушка одета не в блузку и юбку, а в желтое платье, цвет которого книзу становился более сочным. Вверху совсем светлый, цвет менялся по всей длине, пока не превращался в почти оранжевый, как кожура мандарина. Однако мое внимание привлекала не одежда, подобно цветовой палитре представлявшая все оттенки желтого, а выражение лица незнакомки. Не хочу сказать, что ее лицо выражало что-то особенное. Напротив, в нем не было ничего, достойного называться собственно выражением. Мой взгляд привлекло лицо, выражение на котором отсутствовало.

Эта странность вызвала необъяснимое тревожное чувство. Никогда раньше я не встречала людей, выглядящих так необычно. Ничего не выражающее лицо девушки казалось не отрешенным, а загадочным, непостижимым. Оно мне было знакомо и незнакомо одновременно. Я поняла, что видела его в прошлом, однако в то же время знала, что гляжу на него впервые; оно было мне известно, но я не смогла бы этого утверждать; оно вызывало желание отвернуться, но в то же время притягивало взгляд. Лицо студентки не было отталкивающим или некрасивым. Напротив, девушку можно было назвать почти красавицей. В красном предзакатном солнце она, одетая в желтое, казалась яркой сердцевиной пламени. Однако за этим красочным существом, словно сырая лестница, тянулась мрачная серая тень.

Почувствовав взгляд, студентка посмотрела в мою сторону. Ее глаза говорили, что ей нет до меня никакого дела. Тем не менее я поняла, что она меня знает. Нахлынувший беспричинный страх чуть не заставил меня сбежать, но желание выяснить, кто же она, было сильнее.

Я направилась к знакомой незнакомке наискосок по широкой лестнице. Она остановилась и слегка наклонила голову в знак приветствия.

В то же мгновение давно забытое имя само слетело с моих губ:

– Ким Таон!

– Вы меня узнали, – сказала она в ответ.

На самом деле я не была до конца уверена, что передо мной младшая сестра Ким Хэон. Ее голос казался таким же чужим, как и лицо. «Конечно, узнала», – произнесла я, но, даже говоря это, все еще сомневалась. Пусть на секунду, но я понадеялась, что все это ошибка и я смогу извиниться и уйти.

Я хотела было сказать, как сильно она изменилась, но стоило мне начать, на лице Таон возникла болезненная гримаса, означавшая, что она заранее знает все, что я сообщу.

На всякий случай я решила быть осторожнее.

– Ты похудела.

Таон слабо улыбнулась.

– А вы совсем не изменились.

Мне показалось, что ее подчеркнутая вежливость призывает держать дистанцию, и меня это огорчило, но еще больше расстроила ее вымученная улыбка. Раньше Таон так не улыбалась. Всего несколько лет назад она то и дело заливалась звонким, немного дребезжащим смехом, а ее улыбка была широкой и искренней.

Не осознавая, что делаю, я дотронулась до ее руки.

– Если у тебя есть свободное время, может, посидим где-нибудь, выпьем чаю?

От неожиданности Таон отшатнулась, моя ладонь скользнула по ее локтю. Он был ненормально острым. Худоба Таон была просто пугающей.

Когда отец ушел в отставку с военной службы, я была старшеклассницей. Он несколько месяцев сидел без работы, и атмосфера в доме становилась все более гнетущей. Мама ворчала, вопрошая пустоту, почему отец ничего не умеет. Возясь на кухне с готовкой, она жаловалась себе самой: «Ничего не умеет, совсем ничего». Помню, как, узнав, что я перестала быть лучшей ученицей в классе, мама неожиданно захлопала в ладоши и начала хвалить меня так громко, словно хотела, чтобы услышал кто-то еще: «Прекрасно, Санхи! Прекрасно! – говорила она. – Денег на институт у нас все равно нет». К счастью, по рекомендации одного из бывших сослуживцев для отца нашлось место в небольшой фирме в пригороде Сеула, и мы переехали из провинции в столицу.

В конце ноября, взволнованная и преисполненная надежд, я пошла в новую школу. Там учились и мальчики, и девочки, но классы не были смешанными. Несмотря на желание, мне никак не удавалось подружиться с одноклассницами. Учебный год подходил к концу. У классного руководителя, учителя физкультуры, никогда не было на нас времени, и уж тем более на новичков, переведенных из других школ. Позже я узнала, что физрук играл на бирже. Все его уроки были поставлены на утро: как только они заканчивались, он исчезал, даже не пообедав; часть обязанностей классного руководителя он перекладывал на старосту класса. Мне казалось, что одноклассницы, включая старосту, сговорились меня не замечать. Я не знала, как еще объяснить, почему никто из них не хотел даже говорить со мной. Я была совершенно одна, не имея ни единого шанса стать частью школьного коллектива с давно и прочно установившимися отношениями.

Не думала, что когда-нибудь такое случится, но я тосковала по старой школе и по нашему провинциальному городку. Вспоминала кривую дорожку, ведущую к школе, дома с громоздкими серыми крышами, бельевые веревки с разноцветными прищепками, яркие вертушки, бешено вращавшиеся на ветру, огромный дуб в центре городка и даже похожее на черный клубок гнездо на одной из его мощных ветвей.

Я чувствовала себя одинокой бродяжкой, но из гордости делала вид, что погружена в учебу. Однако невозможно делать вид, что погружен в учебу, учебой пренебрегая, так что я действительно стала прилежно заниматься.

Самым тяжелым испытанием был холод городских улиц, по которым я брела в школу и обратно. Я хотела, чтобы поскорее начался новый учебный год. Пока отношения в новом классе будут непрочными, пока они не успеют оформиться и опять стать нерушимыми, я могла бы успеть найти подруг. Не скрою, когда после зимних каникул объявили о распределении по классам на следующий год, я не без удовольствия наблюдала, как одноклассницы со слезами на глазах прощаются друг с другом.

Однако, когда я увидела, как в новом классе девочки сразу же находят себе приятельниц, собираются по двое или трое и шепчутся о чем-то своем, меня охватило отчаяние. Выходило, что только для меня все было сложно. Я опять оказалась лишней – девочки раньше учились в разных классах, но школа была та же, и для них не составляло труда найти общий язык. Предыдущие годы, проведенные в одной школе, были их капиталом, а у меня не было ни гроша за душой. Я сидела в одиночестве и твердила про себя, что ничего не умею, совсем ничего.

Некоторое время спустя, в очередной раз бросив взгляд на одноклассниц, я заметила одну девушку и от изумления забыла о своем несчастье. У нее были большие миндалевидные глаза и рдеющие, как лепестки, губы. Она была очень красива, но не как известные мне красавицы. Не знаю, как лучше объяснить. Точно так перехватывает дыхание, когда слышишь сирену машины скорой помощи – это была резкая, почти пугающая красота. От девушки невозможно было отвести глаз.

Однако то, что произошло дальше, взволновало меня гораздо сильнее. Я заметила, что та девушка пристально рассматривает одну из одноклассниц. Школьница, бывшая предметом ее интереса, смотрела в окно. Вдруг она повернулась к классу и оказалась лицом ко мне. Еще почти не видя ее, я поняла, что она тоже красива, но когда она обернулась, красота заполнила все вокруг.

Если в случае с первой я подумала о резкой сирене, то красота второй распахнулась, как с хлопком раскрывается парашют. С головы до ног меня окатило горячей волной. Я не была готова оказаться лицом к лицу с таким нереальным, неописуемым совершенством. Классная комната перестала существовать – я будто перенеслась в сказку. Встревоженная и смущенная, я заставила себя рассматривать других одноклассниц, пытаясь делать вид, что со мной все в порядке.

Больше ничего не произошло. Вероятно, ошеломленная только что увиденной красотой, я уже не находила ни одного приятного лица – остальные девочки были нескладными и несимпатичными простушками. Однако их удручающая заурядность помогла мне вернуться с небес на землю. Продолжая разглядывать одноклассниц со смешанным чувством брезгливости и облегчения, я думала, что в их глазах выгляжу так же непривлекательно. Пока не появился наш новый классный руководитель, стареющий учитель математики, я уныло размышляла о том, каким убогим сборищем мы являемся. Даже Юн Тхэрим с ее миндалевидными глазами и пламенеющими лепестками губ. Да, в сравнении с совершенной, божественной красотой Ким Хэон красавица Тхэрим не так уж от нас отличалась.

Я узнала об этом позже, но в том же году младшая сестра Хэон тоже начала ходить в нашу школу. О Хэон часто говорили и в школе, и за ее пределами, а вскоре начали обсуждать и Таон. Не просто потому, что она была младшей сестрой Хэон, а из-за абсолютной непохожести сестер. Хэон была высокой и стройной, пропорционально сложенной, у нее была бледная кожа и всегда мечтательное, не от мира сего лицо. Таон, напротив, была невысокого роста и полненькой, ее лицо – совершенно обыкновенным. Одаренная потрясающей красотой Хэон сильно отставала от других в учебе, а невзрачная Таон с самого начала стала лучшей ученицей не только класса, но и школы. Хэон сторонилась остальных, была сдержанной и безразличной ко всему окружающему, редко говорила с людьми и еще реже смеялась. Таон и в этом от нее отличалась – была любопытна, активна, хорошо разбиралась во всем, а ее смех постоянно разносился по всей школе.

Отношения между сестрами не были похожи на обычные: Таон заботилась о Хэон, словно это она была старшей, а Хэон – младшей. Каждый день перед школьными воротами Таон останавливала сестру и внимательно проверяла, все ли у той в порядке со школьной формой. Школьники не могли сдержать приступов смеха при виде этой картины, потому что белая блузка самой Таон вечно была заляпана чернилами или супом.

Уроки у Таон заканчивались раньше, и она всегда ждала в коридоре, пока освободится и наш класс – домой сестры уходили вместе. Как правило, Хэон беспрекословно слушалась младшую, но порой что-то случалось и Хэон пыталась отделаться от сестры – тогда можно было наблюдать, как по коридору или через спортивную площадку перед школой, словно богиня, мчится изящная белокожая Хэон, а за ней с воплями и криками, будто дикий зверь, пытается угнаться Таон. И учителя, и ученики, кому приходилось видеть подобные сцены, заливались смехом. Рядом с бойкой, подвижной, жизнерадостной Таон волшебная красавица Хэон становилась в наших глазах более реальной, земной. Только благодаря сестре Хэон могла показаться одной из нас.

Меня связал с Таон школьный литературный клуб. Я стала посещать его по программе факультативных занятий, как только перевелась в новую школу. Преподавал в клубе молодой и преисполненный энтузиазма учитель корейского языка. Он уделял внимание даже мне, появившейся в конце учебного года, хвалил мои стихи и иногда зачитывал их перед всеми. В следующем, выпускном, классе мы были освобождены от факультативов, но преподаватель предложил не бросать занятия, если это не будет слишком отвлекать меня от учебы, и обещал выбирать для обсуждения стихи и прозу, которые часто включают в экзаменационные тесты. Я не видела причин отказываться и ответила, что с радостью продолжу заниматься.

В новом учебном году в клубе появились ученики, только начавшие ходить в старшие классы. Среди них была и Таон, круглолицая и краснощекая, словно деревенская девица. Она писала неплохие стихи, в них были свежесть и оригинальность, но, как признавала она сама, ее поэзии не хватало выразительной силы. На занятии Таон могла вслух отчитать саму себя за бездарность, могла в сердцах заявить, что желала бы очистить память – «отформатировать свою память», как она говорила – от всех стихов, находящихся там с детства; могла бить себя по голове пухлым кулачком, бормоча что-то нечленораздельное. В такие моменты я едва сдерживала улыбку, хотя понимала, каким мучительным бывает процесс творчества. Тогда мне казалось, что трудно найти человека, менее похожего на гениального поэта (каким я его представляла – не по опыту, а в силу ограниченного воображения – человека чувствительного, с беспокойным пронзительным взглядом и непременно резкими скулами), чем напоминающую урчащего медвежонка Таон.

Я училась в одном классе с Хэон почти полгода, но, если бы меня попросили о ней рассказать, смогла бы говорить только о ее головокружительной, постоянно изумляющей красоте. Зато о Таон, с который мы виделись раз в неделю в литературном клубе, смогла бы рассказывать бесконечно. Я знала, как на ее лице отражаются сменяющие друг друга эмоции, когда Таон говорит о стихах; мне пришлось почувствовать вес и теплоту ее тела, когда Таон бросилась обниматься, узнав, что нам нравится один и тот же роман; даже еще не войдя в класс, где собирался клуб, я могла определить, на каком месте сидит Таон, потому что ее смех всегда подсказывал направление. Рядом с Таон я задавалась вопросом: была ли я в свое время такой же беспечной и жизнерадостной, – и жалела о прошлом, словно нас разделяла не разница в два года, а целая жизнь.

В июне того года проходил чемпионат мира по футболу. Даже нас, с головой погруженных в занятия учеников выпускных классов, не могло не захватить всеобщее ликование по поводу серии побед корейской команды. Только после церемонии закрытия 30 июня я с ужасом осознала, что завтра начинается июль и мне придется заниматься все каникулы, чтобы наверстать упущенное.

В связи с завершением чемпионата 1 июля было объявлено выходным днем, и мы пошли в школу только 2-го. С того самого дня и до конца учебного года место Хэон в классе оставалось пустым. 1 июля ее мертвое тело нашли в парке недалеко от школы. Эта кошмарная новость заставила нас забыть даже о футбольных успехах.

До начала летних каникул мы только и делали, что пересказывали друг другу неизвестно откуда появлявшуюся информацию об убийстве и расследовании. Учителям было не под силу остановить пересуды. Самые осведомленные ученики устраивали целые лекции, с помощью вычислений и рисунков на доске объясняя всем желающим подробности дела. В результате даже те недалекие школьники, кто, впервые услышав выражение «удар тупым предметом по голове», пытался представить, какой такой «неумный» предмет мог иметься в виду, вскоре выучили всю специальную терминологию и строили теории, ловко жонглируя необычными словечками.

Сначала главным подозреваемым считался Син Чончжун, но вскоре стало известно о его непричастности к преступлению. Предполагалось, что убийство произошло между десятью часами вечера 30 июня (как раз тогда я смотрела на настольный календарь и переживала за учебу) и двумя часами ночи 1 июля, но на это время у Чончжуна имелось неопровержимое алиби. Как вскоре всем стало известно, около шести часов вечера 30 июня Чончжун действительно катался с Хэон на новой машине – точнее, новой машине его старшей сестры, – однако около семи вечера уже распрощался с Хэон и отправился к друзьям, в компанию деток богатых родителей, вместе с которыми сначала ужинал в элитном ресторане (самые дорогие суши, самый дорогой японский алкоголь) и смотрел финальный матч Германии с Бразилией, а затем, около десяти вечера, с ними же ушел в модный ночной клуб, где развлекался всю ночь. На рассвете компания похмелилась в забегаловке возле клуба, и только после этого Чончжун остался один. Алиби подтвердили и друзья Чончжуна, и официант ресторана, и работники ночного клуба, и владелец последнего заведения.

Чончжуна оштрафовали за вождение без прав и временно исключили из школы за посещение ночного клуба, ходить куда несовершеннолетний не имел права, но только и всего. Когда срок наказания закончился, Чончжун не вернулся в школу – говорили, что он уехал учиться в Америку еще до того, как администрация объявила об исключении. Мы недоумевали, зачем в таком случае нужен был спектакль с исключением, но по-настоящему никому не было дела, и о странном поведении школьного руководства вскоре забыли.

Следом за Син Чончжуном главным подозреваемым стал Хан Ману. Сначала он проходил по делу свидетелем, так как видел машину, в которой находились Хэон и Чончжун, но в его показаниях имелись странности, из-за которых Ману и попал под подозрение. То и дело появлялись новые слухи – о том, что Ману дал не ложные показания, а просто, по своему обыкновению, не смог ничего внятно объяснить; о том, что Ману хитро продумал, как все рассказать, но проницательный детектив его раскусил; о том, что Ману почти обманул следствие, но Юн Тхэрим его разоблачила. Самой большой проблемой было отсутствие алиби. Ману утверждал, что 30 июня до одиннадцати часов вечера находился в ресторанчике, где давно подрабатывал, а затем вернулся домой и сразу лег спать. Кроме матери и младшей сестры, некому было подтвердить, что он добрался до дома в обычное время, но на деле все оказалось еще хуже: мать в ту ночь работала, а сестра уже спала. Последняя, правда, сообщила, что сквозь сон слышала, как пришел брат, но следствие посчитало ее заявление неубедительным.

Рассказывали, что в полиции Ману заставляли признаться в убийстве, угрожали и даже били. Однако улик против него не было, мотив был совершенно надуманным, и Ману в конце концов отпустили. Но и после освобождения полицейские наведывались с расспросами, не давая спокойно жить ни ему, ни его матери и сестре.

Вскоре школьники разделились на два лагеря: тех, кто считал убийцей Син Чончжуна, и тех, кто полагал, что убил Хан Ману. Казалось, что вторых намного больше, но на самом деле лагерь просто был громче – обвинявшие Хан Ману не боялись высказывать свое мнение. Те же, кто считал преступником Син Чончжуна, вели себя осторожнее и обычно шептались где-нибудь в уголке. Несмотря на сдержанность – а может быть, как раз благодаря ей, – мнение этого лагеря выглядело более весомым и убедительным.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Лимон"