Текст книги "Пожалуйста, позаботься о маме"

Автор книги: Кун-Суук Шин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Кун-Суук Шин
Пожалуйста, позаботься о маме

1
Одному богу известно

С тех пор как пропала мама, прошла уже целая неделя.

Вся семья собралась в доме твоего старшего брата Хун Чола, обсуждая план дальнейших действий. Ты предлагаешь распечатать листовки и раздавать их там, где маму видели в последний раз. Первое, что необходимо сделать, соглашаются все, – придумать подходящий текст. Конечно, листовка – самый старомодный способ в подобной ситуации. Но для семьи пропавшего человека все средства хороши, особенно когда этот человек – ваша мама. В вашем арсенале не так уж много средств, вы можете написать заявление об исчезновении, обыскать близлежащие окрестности, расспросить прохожих, не видели ли они женщину, похожую на маму. Твой младший брат, у которого собственный интернет-магазинчик по продаже одежды, говорит, что разместил на своем сайте объявление о том, что мама пропала; он загрузил ее фотографию и попросил всех, кто видел ее, связаться с нашей семьей. Ты хочешь поискать маму в тех местах, куда она могла отправиться, но вспоминаешь, что она никуда не ходила одна в этом городе. Хун Чол поручает составить текст листовки именно тебе, поскольку ты зарабатываешь на жизнь писательством. Ты заливаешься краской, словно тебя застукали за непристойным занятием. И совсем не уверена, что твой писательский талант пригодится в поисках мамы.

Когда ты записываешь дату рождения мамы – 24 июля 1938 года, отец поправляет тебя, говоря, что она родилась в 1936 году. Ты знаешь, что по документам она родилась в 1938-м, но, очевидно, настоящий год ее рождения – 1936. Отец говорит, что раньше это было в порядке вещей, поскольку многие дети рано умирали, и поэтому родители растили их несколько лет, прежде чем оформить свидетельство о рождении. Когда ты уже собираешься исправить «38» на «36», Хун Чол вдруг заявляет, что следует оставить 1938 год, потому что эта дата значится в документе. Тебе приходит в голову, что не стоит проявлять излишнюю щепетильность в деталях, когда дело касается сочинения текста для частной листовки, и ты сейчас не в полицейском участке, но послушно зачеркиваешь «36» и вписываешь цифру «38», думая о том, действительно ли 24 июля – настоящий день рождения мамы.

Несколько лет назад мама как-то сказала, что не стоит отдельно отмечать ее день рождения. У отца день рождения на месяц раньше маминого. Ты и твои братья встречались в родительском доме в родном поселке Чонгап на дни рождения и другие праздники. Всего собиралось двадцать два ближайших родственника. Мама любила, когда приезжали дети и внуки, и пчелкой кружилась по дому. За несколько дней до торжества она непременно готовила свежее кимчхи [1]1
  Кимчхи – традиционная корейская закуска, приготовляемая из овощей с добавлением красного перца, имбиря, чеснока и других пряностей.


[Закрыть]и отправлялась на рынок, чтобы купить говядину и запастись дополнительными тюбиками зубной пасты и зубными щетками. Она отжимала кунжутное масло и молола семена кунжута и периллы, чтобы перед отъездом снабдить детей бутылочками и баночками домашних заготовок. В ожидании их приезда мама заметно воодушевлялась, в ее словах и жестах, когда она разговаривала с соседями и знакомыми, сквозила гордость за свою семью. Мама заполняла стеклянные баночки сливовым и земляничным соком, который готовила каждый год, крошечными солеными рыбками, пастой из анчоусов или квашеными моллюсками, которые собиралась отправить в город детям и внукам. Когда она узнала, что лук очень полезен для здоровья, тут же стала готовить луковый сок, а осенью – тыквенный, с добавлением лакрицы. Дом твоей мамы напоминал фабрику, мама неустанно трудилась круглый год, готовя для семьи соусы, бобовую пасту и лущеный рис. В какой-то момент дети стали реже приезжать в Чонгап, и мама с отцом принялись чаще наведываться к ним в Сеул. А затем вы стали отмечать каждый их день рождения в ресторане. Так было намного проще. И тогда мама предложила отмечать ее день рождения в день рождения отца. Она заявила, что, поскольку оба они родились жарким летом, нелегко в точности соблюсти две семейные церемонии с разницей в месяц. Поначалу семья возражала, несмотря на настойчивые увещевания мамы, и, если она отказывалась приезжать в город, несколько человек отправлялись в деревню и праздновали вместе с ней. А затем вы все, словно сговорившись, стали дарить маме подарки в день рождения отца. И вот, в конце концов, тихо и незаметно, день рождения мамы был забыт. Мама, которая обожала покупать носки для каждого члена своей большой семьи, накопила в своем комоде огромную коллекцию, потому что дети перестали забирать ее подарки, как прежде.

Имя: Пак Соньо

Дата рождения: 24 июля 1938 г. (69 лет)

Приметы: короткие волосы с проседью, химическая завивка, скуластое лицо, в момент исчезновения на ней были голубая блузка, белый жакет и бежевая плиссированная юбка.

Последний раз ее видели: на станции метро «Сеульский железнодорожный вокзал».

Никто не знал, какую фотографию мамы выбрать. Все понимали, что это должен быть один из последних снимков, но, как назло, ни у кого не оказалось такого. Ты вспоминаешь, что в какой-то момент мама вдруг перестала фотографироваться. Она отказывалась позировать даже для семейных фото. Последняя фотография мамы была сделана на семейном торжестве в честь семидесятилетнего юбилея отца. Мама выглядела очень мило в бледно-голубом платье, с прической, сделанной в салоне, и накрашенными красной помадой губами. Твой младший брат заявляет, что на этой фотографии мама выглядела иначе, чем в повседневной жизни. Он считает, что посторонние люди едва ли смогут узнать ее, даже если увеличить снимок. Брат говорит, что, когда он разместил в Интернете эту фотографию, люди писали: «Ваша мама очень симпатичная женщина и не выглядит как человек, который может потеряться». Вы все решаете поискать другую фотографию мамы. Хун Чол советует тебе написать в листовке что-нибудь еще. Когда ты с непонимающим видом поднимаешь на него глаза, он объясняет, что стоит подобрать другие слова, чтобы сыграть на чувствах читателя. Слова, которые могут сыграть на чувствах читателя? Когда ты пишешь: «Пожалуйста, помогите нам найти нашу мать», ему это кажется слишком простым и неярким. Когда ты пишешь: «У нас пропала мать», он заявляет, что слово «мать» звучит слишком официально, и требует, чтобы ты написала «мама». Когда ты пишешь: «У нас пропала мама», он вдруг решает, что это выглядит чересчур ребячливо. Когда ты выдаешь: «Пожалуйста, свяжитесь с нами, если видели эту женщину», он вдруг огрызается:

– Ну что ты за писатель?

Ты не можешь придумать ничего, что понравилось бы Хун Чолу.

Твой другой брат замечает:

– Ты сыграешь на чувствах читателя, если напишешь, что нашедшего ждет вознаграждение.

Когда ты пишешь: «Мы щедро вознаградим вас», твоя невестка уточняет, что люди обратят внимание на информацию, только если ты назовешь определенную сумму.

– Так какую же сумму мне стоит написать? Миллион вон?

– Это мало.

– Три миллиона вон?

– Думаю, и этого тоже мало.

– Тогда пять миллионов вон.

Никто не возражает против пяти миллионов вон, и ты пишешь: «Мы обещаем вознаграждение в пять миллионов вон» – и ставишь точку. Хун Чол заявляет, что написать следует так: «Вознаграждение: пять миллионов вон», а младший брат советует выделить пять миллионов вонкрупным шрифтом. Все соглашаются, что следует напечатать в листовке другую, более реалистичную фотографию мамы, если удастся такую отыскать. Тебе поручают внести добавления в листовку и сделать копии, а твой младший брат вызывается забрать листовки и раздать всем родственникам. Когда ты предлагаешь нанять кого-нибудь для расклеивания листовок, Хун Чол резко отвечает:

– Это касается только нашей семьи. Каждый из нас будет расклеивать их в свободное время на неделе, а в выходные мы встретимся и непременно займемся этим все вместе.

Ты ворчишь:

– Разве таким образом мы когда-нибудь найдем маму?

– Мы не можем сидеть сложа руки и уже делаем все, что от нас зависит, – резко возражает Хун Чол.

– Что ты имеешь в виду под «делаем все, что от нас зависит»?

– Мы поместили объявление в газете.

– Значит, все, что от нас зависит, – это всего лишь покупка рекламного места в газете?

– А что ты еще предлагаешь? Возможно, нам завтра же стоит бросить работу и просто слоняться по городу в бесцельных поисках? Если в этом случае нам удастся найти маму, то я готов.

Ты умолкаешь. Оставив отца в доме Хун Чола, все расходятся по домам. Если вы сейчас не разойдетесь, то споры никогда не утихнут. Так продолжалось всю прошлую неделю. Вы собирались, чтобы обсудить, как найти маму, и кто-то из вас вдруг неожиданно начинал вспоминать об обидах, незаслуженно нанесенных ей в прошлом. У каждого нашлось что вспомнить, каждый из вас был по-своему виноват. И то, что раньше замалчивалось и скрывалось, то, о чем старательно избегали говорить, вдруг прорывалось наружу, словно вскрывшийся нарыв, и вот вы все начинали носиться по дому, орать, курить не переставая и, в конце концов, по очереди выбегали из дома, хлопая дверью.

Впервые услышав о мамином исчезновении, ты гневно воскликнула, почему же никто из нашей большой семьи не удосужился встретить их с отцом на вокзале.

– А где была ты?

–  Я? – Ты умолкаешь. Ведь ты сама узнала об этом происшествии лишь четыре дня спустя. Все вы обвиняли друг друга в исчезновении мамы, и все ощущали обиду и боль.

Покинув дом Хун Чола, ты направляешься домой на метро, но выходишь на станции «Сеульский железнодорожный вокзал». Вокруг тебя суетятся толпы людей, толкая тебя, когда ты пробираешься к тому месту, где в последний раз видели маму. Ты переводишь взгляд на часы. Сейчас как раз три часа, именно в это время пропала мама. Люди снуют по платформе, отпихивая тебя, а ты безмолвно стоишь на том месте, где мама выпустила руку отца. Никто ни разу не извинился. Наверняка люди точно так же толкались, когда на этом самом месте растерянно стояла мама.

Как далеко заходят наши воспоминания о других людях? Твои воспоминания о маме?

С тех пор как ты узнала об исчезновении мамы, ты не в состоянии ни на чем сосредоточиться, мысли утекают, как песок сквозь пальцы, и совершенно неожиданно в памяти всплывают давно забытые воспоминания. И каждое – носит привкус горечи. Несколько лет назад, незадолго до твоего отъезда в столицу, мама взяла тебя с собой в магазин одежды на рынке. Ты выбрала простое платье, но она предложила тебе другое – с оборками на манжетах.

– А как насчет этого?

– Нет, – откликнулась ты, отпихивая платье.

– Почему нет? Примерь это платье. – В ту пору еще молодая мама широко раскрыла глаза, не понимая твоего упрямства. Платье с оборками слишком сильно отличалось от того грязного платка, которым мама повязывала голову, как большинство женщин в сельской местности, чтобы защитить глаза от пота во время работы в поле.

– Оно слишком детское.

– Неужели? – удивилась мама, но продолжила внимательно разглядывать платье, словно не хотела уходить. – На твоем месте я бы примерила его.

Чувствуя себя неловко оттого, что назвала платье детским, ты сказала:

– Тебе оно тоже не подходит.

– Нет, мне нравится такая одежда, просто у меня не было возможности ее носить, – откликнулась мама.

Надо было примерить то платье.Ты присаживаешься на корточки на том самом месте, где, возможно, сидела мама. Через несколько дней после того, как ты настояла на покупке простого платья, вы с мамой приехали на эту самую станцию. Крепко держа тебя за руку, она широкими шагами прокладывала себе дорогу в море людей, наводнявших вокзал, с таким видом, которого испугались бы даже внушительные здания, свысока наблюдающие за вами. Мама уверенно направлялась через площадь к башенным часам, где условилась встретиться с Хун Чолом. И как такой человек мог потеряться? Едва фары приближающегося к платформе поезда вынырнули из темноты тоннеля, люди ринулись вперед, бросая на тебя недовольные взгляды, раздраженные тем, что ты путаешься у них под ногами.

* * *

В тот момент, когда мама выпустила руку отца, ты была в Китае. С компанией коллег ты отправилась на Пекинскую книжную ярмарку. В то время как ты бегло просматривала свою книгу, переведенную на китайский, твоя мама бесследно растворилась на «Сеульском железнодорожном вокзале».

– Отец, почему вы не поехали на такси? Не спустись вы в метро, ничего бы не произошло!

Отец сказал, что подумал: зачем брать такси, если вокзал сообщается со станцией метро? Бывают такие моменты, к которым продолжаешь мысленно возвращаться после того, как что-нибудь произошло, особенно что-то плохое. Моменты, в которые человек думает о том, что ему не следовало поступать подобным образом. Почему, когда отец всех предупредил, что они с мамой сами доберутся до дома Хун Чола, никто не отговорил его? Каждый раз, когда родители приезжали в город, кто-нибудь из детей отправлялся на вокзал или автовокзал, чтобы встретить их. И что заставило отца, который привык, приезжая в город, брать такси, именно в тот самый день воспользоваться метро? Мама с отцом ринулись к подошедшему к платформе поезду, отец вошел в вагон, а когда обернулся, мамы рядом не оказалось. Как нарочно, это произошло в оживленный субботний полдень. Маму оттеснили от отца в толпе, и поезд тронулся, прежде чем она успела понять, что произошло. Отец нес мамину сумку. И вот в тот момент, когда мама осталась одна на станции метро, ты уходила с книжной ярмарки, направляясь в сторону площади Тяньаньмэнь. Это был твой третий приезд в Пекин, но ты еще не успела побывать на площади Тяньаньмэнь и видела ее только из окна автобуса или такси. Студент, который сопровождал группу, предложил проводить вас на площадь, и все с радостью ухватились за эту идею. Что делала мама, оставшись одна, на станции метро, когда ты вылезала из такси напротив Запретного города? Вы прошли в Запретный город, но почти сразу же вышли, потому что часть павильонов дворца закрыта на реконструкцию, да и время было позднее. В Пекине велось активное строительство, город тщательно готовился к предстоящим Олимпийским играм. Ты вспомнила сцену из фильма «Последний император», в которой пожилой Пу И возвращается в Запретный город, где прошло его детство, и показывает мальчику-туристу шкатулку, которую когда-то спрятал в троне. Когда он открывает шкатулку, оттуда выползает его ручной сверчок, который прожил там все эти годы. Неужели в тот момент, когда ты уже собралась направиться на площадь Тяньаньмэнь, мама, растерянная, стояла в толпе? Ждала ли она, что за ней приедут? Дорога между Запретным городом и площадью Тяньаньмэнь тоже закрыта на реконструкцию. Ты видела раскинувшуюся перед тобой площадь, но попасть туда можно было только окольными путями. И когда ты наблюдала за воздушными змеями, парившими в небе над площадью Тяньаньмэнь, мама, сраженная отчаянием, могла упасть в проходе, шепча твое имя. В тот момент, когда ты смотрела, как распахиваются стальные ворота на площадь Тяньаньмэнь и, высоко вскидывая ноги и чеканя шаг, появляется эскадрон полицейских, чтобы спустить государственный флаг с пятью звездочками, в этот самый момент мама, возможно, бродила в лабиринте проходов «Сеульского вокзала». Ты понимаешь, что, скорее всего, так оно и было, потому что нечто подобное рассказывали очевидцы, видевшие маму в то время на станции. Кто-то заметил пожилую женщину, которая медленно бродила по станции, иногда усаживаясь на пол, или безучастно стояла около эскалаторов. Другие говорили, что пожилая женщина долго сидела на станции, а затем села в подошедший поезд. Через несколько часов после исчезновения мамы вы вместе с группой взяли такси и направились по ночному городу на яркую Снэк-стрит, где, сгрудившись тесной компанией под красными фонариками, пили китайскую водку и лакомились горячим крабовым мясом, обжаренным в остром масле.

* * *

Отец вышел из вагона на следующей станции и вернулся обратно, но мама уже бесследно исчезла.

– И как она могла так растеряться из-за того, что не села в тот же вагон? Там ведь повсюду развешаны указатели. Мама знает, что можно просто позвонить по телефону. Она могла бы позвонить из телефона-автомата. – Твоя невестка твердо уверена, что с мамой что-то произошло, а как иначе, если она не смогла найти дом родного сына только потому, что в метро не успела сесть в один вагон с отцом. С мамой что-то случилось. Это мнение человека, который думал о ней как о прежней маме.

Когда ты возражаешь: «Мама вполне может потеряться, ты же знаешь», твоя невестка удивленно округляет глаза.

– Ты же знаешь, какой стала мама в последнее время, – объясняешь ты, а твоя невестка в ответ корчит гримасу, словно понятия не имеет, о чем речь. Но все в семье знали, какой была мама в последнее время, и понимали, что отыскать ее будет очень сложно.

Когда ты впервые обнаружила, что мама не умеет читать?

Ты написала свое первое письмо, когда мама попросила написать за нее письмо Хун Чолу вскоре после его отъезда в город. Ты писала под ее диктовку. Хун Чол окончил школу в небольшой деревеньке, откуда родом вся наша семья, затем целый год готовился дома к экзамену на должность государственного служащего, а затем отправился в город, чтобы пройти первый вступительный экзамен. Тогда мама впервые разлучилась с одним из своих сыновей. В то время в доме не было телефона, и они писали друг другу письма. Хун Чол посылал ей письма, написанные крупными буквами. Мама всегда чувствовала, когда придет очередное письмо от Хун Чола. Почтальон обычно появлялся около 11 утра, он медленно ехал по улице, и его большая сумка свисала с руля велосипеда. В те дни, когда приходили письма от Хун Чола, мама возвращалась с поля или с ручья, где она обычно стирала, чтобы лично получить письмо у почтальона. А затем она дожидалась, когда ты вернешься из школы, вела тебя на заднее крыльцо и доставала письмо.

– Прочти вслух, – просила она.

Письма Хун Чола неизменно начинались словами: «Горячо любимая матушка». Словно пользуясь пособием по написанию писем, он спрашивал, как поживает семья, и сообщал, что у него все хорошо. Хун Чол писал, что раз в неделю относит постирать свое белье жене отцовского двоюродного брата, и она стирает для него, по просьбе мамы. Брат сообщал, что хорошо питается, ночует на работе, и просил маму не беспокоиться о нем. Хун Чол также писал, что ему по плечу любая работа в большом городе и он много чем хотел бы заняться. Он даже как-то обмолвился, что мечтает добиться успеха и обеспечить маме достойную жизнь. Двадцатилетний Хун Чол любезно добавлял в своем письме: «Так что, матушка, не беспокойтесь обо мне и, пожалуйста, берегите свое здоровье». Когда в этот момент ты украдкой кидала взгляд на маму, то замечала, что она пристально разглядывает стебли колоказии, растущей на заднем дворе, или смотрит на полку, уставленную глиняными горшками с соусами и приправами. Она вся превращалась в слух, стараясь не пропустить ни одного слова. Когда ты заканчивала чтение, мама диктовала тебе ответное письмо для брата. Ее письмо всегда начиналось со слов: «Дорогой Хун Чол». И ты писала: «Дорогой Хун Чол». Мама никогда не просила тебя поставить точку, но ты всегда делала это. Когда она восклицала: «Хун Чол!» – ты послушно восклицала на бумаге: «Хун Чол!»Когда мама останавливалась, назвав его по имени, словно забыв, что же она хотела сказать, ты убирала за уши непослушные пряди волос и терпеливо дожидалась продолжения, зажав между пальцами шариковую ручку и уставившись на лист бумаги. Когда она продолжала: «А у нас похолодало», ты писала: «У нас похолодало».Мамины слова «Дорогой Хун Чол» всегда сопровождало какое-нибудь замечание о погоде: «Сейчас здесь много цветов, ведь настала весна». Или: «Сейчас лето, поэтому рисовое поле начинает рассыхаться». Или: «У нас сезон урожая и по краям рисового поля очень много бобов». Обычно мама использовала местный диалект, но тут же забывала о нем, когда дело касалось письма Хун Чолу. «Не беспокойся за нас и, пожалуйста, береги себя. Это единственное, чего хочет твоя мама». Мамины письма были пронизаны искренними чувствами: «Мне так жаль, что я ничем не могу тебе помочь». Пока ты старательно записывала мамины слова, она смахивала набежавшую слезу. Последними словами в ее письмах всегда были: «Постарайся хорошо питаться. Мама».

Третья из пятерых детей в семье, ты единственная стала свидетельницей боли и страданий мамы и очень переживала, когда приходило время других детей покинуть родной дом. Каждое утро на рассвете, после отъезда Хун Чола, мама протирала глянцевые глиняные горшочки с соусами, расставленные на полке на заднем дворе. Колодец находился за воротами, и носить воду на задний двор было занятием обременительным, но она старательно промывала каждый горшочек. Она снимала все крышки и протирала их до блеска. В такие моменты мама тихонько напевала себе под нос: «Если бы нас с тобой не разделял бесконечный океан, не было бы мучительного прощания…» Ее ладони торопливо окунали тряпку в холодную воду, выкручивали ее и снова остервенело терли горшки, а мама продолжала петь: «Надеюсь, настанет день, когда ты больше не покинешь меня». И если в тот момент ты звала ее, она оборачивалась, и в ее больших добрых глазах стояли слезы.

Мама сильно любила Хун Чола и частенько готовила миску лапши в мясном бульоне с мясом и овощами специально для него, когда он возвращался под вечер из школы, где допоздна сидел за книгами. Когда ты как-то упомянула об этом в разговоре со своим другом Ю Бином, тот заметил:

– Подумаешь, это всего лишь лапша, что тут такого?

– Что тут такого? В то время лапша была для нас самым изысканным лакомством! Деликатесом, который ты съедала тайком и ни с кем не делилась! – И хотя ты подробно объяснила ему значение этого ритуала, он, парень из города, не придал ему значения.

Когда это изысканное кушанье под названием «лапша с мясом и овощами» появилось в вашей жизни, то сразу же превзошло все блюда, которые когда-либо готовила мама. Мама покупала лапшу и прятала ее в банке среди глиняных горшочков, собираясь вечером приготовить ее для Хун Чола. Но аромат горячей лапши неизменно будил тебя и брата с сестрой среди ночи. Когда мама сурово приказывала вам: «Немедленно возвращайтесь в постель», вы с сестрой и братом не сводили голодных глаз с Хун Чола, который как раз собирался приступить к еде. Ему становилось неловко, и он предлагал вам попробовать немного его лапши. И тогда мама замечала: «И как это так происходит, что вы все тут как тут, едва запахнет едой?» – и наполняла кастрюлю водой, чтобы приготовить новую порцию лапши, а затем делила ее между вами. Вы были несказанно счастливы, получив по миске, в которой оказывалось больше бульона, чем лапши.

После отъезда старшего брата в город, каждый раз доставая горшочек с лапшой, мама горестно вскрикивала: «Хун Чол!» – и бессильно опускалась на землю. Ты отнимала у нее ветошь и помогала ей подняться, обняв ее за плечи. И мама разражалась безутешными рыданиями, не в силах справиться с тоской по своему первенцу.

Мама тосковала, когда ее дети один за другим покидали отчий дом, и единственное, что ты могла сделать для нее, это вслух читать ей их письма и опускать в почтовый ящик ее письма по пути в школу. Но даже тогда ты не представляла, что мир писем для нее недоступен. И почему тебе не приходило в голову, что мама не умела ни читать, ни писать, хотя видела, что она во всем полагалась на тебя, словно ребенок, когда ты читала ей вслух письма братьев и писала за нее ответы для них? Ты воспринимала ее просьбы как обычные рутинные обязанности помощницы по хозяйству, как, например, сходить в сад и нарвать просвирника или отправиться в лавку за керосином. Вероятно, мама больше никого не просила об этой услуге, потому что ты никогда не получала от нее писем. А может быть, потому, что ты сама никогда ей не писала? Или, возможно, всему виной был телефон. К тому времени, когда ты уехала в город, в доме председателя деревни появился телефон-автомат. Это был первый телефон в вашем маленьком фермерском поселке, мимо которого время от времени проносился поезд, звонко стуча колесами по рельсам, теряющимся в бескрайних просторах полей. Каждое утро местные жители слышали, как председатель проверяет микрофон, а затем объявляет, кому необходимо прийти, чтобы ответить на звонок из Сеула. Твои братья стали звонить в деревню по телефону. После появления телефона люди, чьи родственники жили в городе, даже работая в поле, внимательно прислушивались к голосу из микрофона, пытаясь угадать, кому звонят на этот раз.

Странно, но в жизни часто происходит так, что мать и дочь могут быть невероятно близки или же, наоборот, стать абсолютно чужими людьми.

До прошлой осени ты считала, что хорошо знаешь, что любит мама, как успокоить ее, когда она волнуется, что ей будет приятно услышать. Если тебя спрашивали, чем занята мама, ты мгновенно находила ответ: возможно, она сушит папоротник; если это воскресенье, она должна быть в церкви. Но прошлой осенью твоя вера в то, что ты видишь маму насквозь, основательно пошатнулась. Как-то ты приехала домой, не предупредив заранее о своем приезде, и с удивлением обнаружила, что тебя принимают как гостью. Мама сокрушалась из-за неприбранного двора и несвежих покрывал. Она поспешно подхватила полотенце с пола и повесила его, торопливо смахнула крошки со стола. Она заглянула в холодильник и, хотя ты пыталась остановить ее, тут же помчалась на рынок. В кругу семьи вы не станете смущаться из-за крошек на столе и отвлекаться на другие подобные мелочи. Ты вдруг поняла, что стала чужой в родном доме, наблюдая, как мама пытается замаскировать свою повседневную и далеко не идеальную жизнь.

А возможно, ты стала чужой гораздо раньше, сразу, как только перебралась в город. Когда ты уехала из родного дома, мама перестала бранить тебя. А прежде она резко отчитывала тебя за малейший проступок. С детства мама всегда обращалась к тебе не иначе как «ты, девочка». Обычно она говорила это вам с сестрой, когда пыталась объяснить различие между дочерьми и сыновьями, и еще мама называла тебя «ты, девочка», когда требовала отказаться от плохих привычек, критиковала твою манеру есть фрукты, походку, одежду и речь. Но иногда она казалась действительно озабоченной и внимательно вглядывалась в твое лицо. Она смотрела на тебя с обеспокоенным видом, когда ей требовалась твоя помощь, чтобы расправить уголки накрахмаленных покрывал, или хотела, чтобы ты набила очаг хворостом и разожгла огонь, чтобы приготовить рис. Однажды холодным зимним днем вы с мамой пришли к колодцу, чтобы почистить ската, которого она всегда готовила на Новый год, и неожиданно мама сказала:

– Ты должна усердно учиться, чтобы пробиться в лучшую жизнь.

Поняла ли ты тогда ее слова? Если она вовсю бранила тебя, ты все чаще обращалась к ней именно так – мама. Это слово такое родное и теплое и скрывает в себе жалобную просьбу: Пожалуйста, позаботься обо мне. Пожалуйста, перестань на меня кричать и погладь меня по голове; пожалуйста, будь всегда на моей стороне, права я или нет.Ты никогда не переставала называть ее мамой. Даже теперь, когда мама пропала. Произнося слово «мама», ты хочешь верить, что она здорова и ничто не тревожит ее. Именно маму тебе всякий раз хочется позвать, когда тебя охватывает отчаяние в этом огромном городе.

Прошлой осенью ты не сообщила о приезде вовсе не потому, что хотела освободить маму от хлопот в ожидании твоего появления. Ты отправилась по делам в Поханг. Родительский дом находится достаточно далеко от Поханга, куда ты прилетела рано утром. И даже поднявшись на рассвете и отправившись в аэропорт, ты еще не знала, что соберешься навестить маму в Чонгапе. Из Поханга туда добираться дольше и сложнее, чем из Сеула. И ты не предполагала, что решишься на эту поездку.

Когда ты добралась до родительского дома, ворота оказались распахнуты. Дверь в дом тоже была нараспашку. На следующий день у тебя была запланирована встреча с Ю Бином за ланчем, поэтому ты собиралась вернуться обратно вечерним поездом. И хотя ты родилась в этом поселке, теперь он казался тебе незнакомым местом. Единственное, что напоминало о детстве, – три каменных дерева, теперь уже старых, растущих у ручья. Направляясь к родительскому дому, ты решила пойти по тропинке, бегущей мимо ручья, струящегося в тени каменных деревьев вдали от большой дороги. Если идти по тропинке, то как раз доберешься до задней калитки. Давным-давно прямо за калиткой находился колодец, которым пользовались все соседи. С появлением в деревне водопровода его зацементировали, но, прежде чем войти в дом, ты остановилась на том месте, где когда-то был старый колодец. Ты постучала ногой по прочному цементу в том месте, где находился этот обильный источник. Тебя захлестывали нахлынувшие воспоминания. Что происходило с колодцем в темноте под землей, с источником, который давал воду всем жителям улицы и до сих пор еще жив и плещется в темной глубине? Тебя не было в поселке, когда замуровывали колодец. Однажды ты приехала домой, а вместо колодца на прежнем месте оказалась лишь твердая зацементированная площадка. Возможно, потому, что ты не видела, как замуровывали колодец, ты по-прежнему представляла, что он здесь, под этим цементом, до краев наполненный водой.

Ты немного постояла на месте бывшего колодца, а затем вошла в калитку, зовя маму. Она не откликалась. Неяркий свет осеннего солнца согревал дворик, выходящий на запад. Ты вошла в дом, но ни в гостиной, ни в спальне мамы не оказалось. В доме царил беспорядок. Открытый кувшин с питьевой водой стоял на столе, а чашка сиротливо притулилась на краю раковины. Перевернутая корзина с тряпьем валялась на циновке в гостиной, а на диване раскинула свои рукава-крылья грязная мужская рубашка, словно отец только что снял ее. Послеполуденное солнце освещало пустую комнату.

– Мама! – И хотя ты уже поняла, что в доме никого нет, ты позвала еще раз: – Мама!

Ты вышла из дома и тут только заметила маму, лежащую на деревянном лежаке под навесом около сарая.

– Мама! – позвала ты, но она не откликнулась. Ты надела туфли и поспешила к навесу. Оттуда открывался вид на весь двор. Когда-то мама варила под этим навесом солодовый напиток. Это было удобное место, особенно после того, как его объединили с расположенным рядом свинарником. Она расставила на полках старую кухонную утварь, а внизу расположились стеклянные банки с соленьями и консервами. Мама сама притащила под навес деревянный лежак. После того как снесли старый дом, а на его месте построили дом в западном стиле, она, так и не привыкнув к новой современной кухне, сидя на этом лежаке, выполняла свою обычную работу по кухне. Она молола в ступке красный перец для приготовления кимчхи, очищала от шелухи бобовые стручки, готовила пасту из красного перца, солила капусту для зимнего кимчхи или сушила брусочки соевого творога.