Текст книги "Восьмой круг ада"
Автор книги: Кшиштоф Борунь
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Борунь Кшиштоф
Восьмой круг ада
Кшиштоф Борунь
Восьмой круг ада
Так говоря, на новый свод взошли мы,
Над следующим рвом, и, будь светлей,
Нам были бы до самой глуби зримы
Последняя обитель Злых Щелей
И вся ее бесчисленные братья...
Данте Алигьери, "Божественная комедия",
"Ад", песнь XXIX
ПРОЛОГ
Лета господня 1593 богобоязннные жители Копдовихта тяжкому испытанию подвергнуты были. Зима в том году выдалась на удивление мягкая, уже на Трех Королей лужайки покрылись свежей зеленью, а на Обручение Пресвятой Девы солнце припекало словно в день Тела Господня. Говорили также, что сразу после Воскресения Христова птицы стаями бор Опатовский, позже Чертовым называемый, покидали, и был то первый знак, что некое зло там творилось.
Когда же свет, необычайный и красный, аки зарево пожара, над лесом появился, никто не отважился к бору оному подступить. Токмо один смельчак сыскался, и был то лекарь и алхимик Матсус Рылюс. Именно он на другой же день после того, как свет оный появился, к бору поспешил, дабы, как позже на пытках признал, верноподданнический поклон посланникам ада учинить. Но о мэтре Матеусе давно уже по углам шептались, будто был он со дьяволом в сговоре и токмо благодаря заступничеству пресветлого бургграфа, коему свинец в золото преобразить обещал, ранее на костре спален не был.
Однако же когда, несмотря на молитвы неустанные и звон колокольный, дьявол бор Опатовский покинуть не пожелал и даже, обнаглев, образ огромного, аки глава воловья, паука приняв, мирных жителей ночью, а то и днем наведывать почал, бургграф дале оттягивать не мог и Его Святейшеству Епископу вместе со отцами духовными свиток со просьбою о заступничестве выслать соизволил. Незамедля явился в Кондовихт отец Модестус, один из знаменитейших инквизиторов графства, коий не одного черта изгнал и множество ведьм, чародеев и еретиков на костер очищающий отправил. И теперь, выслушав свидетелей посещений дьявольских, а вечером собственными очами свет над бором Опатовским узрев, всю ночь в ревностной молитве, крестом пред алтарем собора Святого Иосифа лежа, провел, а наутро приказал оного мэтра Матеуса изловить и пред очи свои доставить.
Мэтр Матеус пытался вначале с отцом инквизитором в диспут вступить, отрицая, что в сговоре с сатаной был, однако же признал, что к бору Опатовскому хаживал и там преогромный и светящийся гриб, из земли выросший, видел и, тревогой охваченный, ушел. Дьявольские пауки копошились вкруг гриба оного, по воздуху, аки осы, летая, но ни один на лекаря внимания не обратил и кривды какой-либо протекции оному не оказал. И посему он, лекарь, еретически утверждал, якобы то не посланцы ада, а токмо неизвестные оку человеческому творения Природы. Однако же отец Модестус на эти хитроумные выверты внимания не обратил, а, наоборот, ясно указал, что Матеус Рылюс со дьяволами, несомненно, стакнулся, ибо иначе они не выпустили бы оного из Опатовского бора.
Признав тогда, что мэтр Матеус достаточно доказательств супротив себя нагромоздил, инквизитор Мюнх еще раз принялся его по-отцовски увещевать и просить, дабы тот в своих сговорах с дьяволом признался, иных сообщников либо же сообщниц черта назвал и бога о милосердии молил. Поелику же и это не помогло – с тяжким сердцем согласие на пытки дать вынужден был. Мэтр Матеус вину свою на муках признал, однако же сотоварищей либо сотоварок не назвал. Когда же пред судом предстал, начал запираться, еретические мысли возглашать и дьяволов оборонять так, что трибунал святой не мог иного приговора вынести, как только спалить его живьем и пепел по дорогам развеять.
Когда мэтр Матеус уже на плацу базарном у столба встал и палач огонь подложил, налетели оные дьявольские пауки из-за леса и, видно, хотели своего куманька вызволить, ибо долго над плацем кружили. Люд собравшийся, стража градская и даже сам бургграф со супругою в панику впали, в соборе Святого Иосифа укрылись, и токмо бесстрашный отец Модестус крестом святым чертей отгонял дотоле, доколе лишь пепел от Матеуса Рылюса остался, а дьявольские кумовья обратно в бор улетели.
В то время весь вечер и всю ночь в колокола звонили и во всех церквах народ господа бога нашего молил дать ему победу над сатаной, а когда начало светать, двинулась к бору Опатовскому процессия. Вел ее отец инквизитор в сопровождении приора, всех отцов и братьев ордена. И чем глубже в бор заходили, тем больший всех страх охватывал, однако же большинство дошло до поляны, о коей Рылюс суду говорил. И истинно, не покривил душой чернокнижник: стоял там оный гриб дьявольский, из земли как бы выросший. Отец Модестус наказал всем остановиться, а сам токмо со крестом и кропильницею смело на поляну вышел, знак святой муки господней к оному чертову диву обратил и, восклицая "Изыди", черта изгонять почал.
Страх охватил верующих, ибо разверзлось чрево гриба оного и вылетели оттуда два дьявольских паука и к отцу инквизитору по воздуху устремились. Тут страх всех зело сильный обуял, что черти отца Модестуса на части раздерут, однако же устоял святой отец и даже начал продвигаться шаг за шагом исчадиям ада насупротив, литанию громко возглашая, и дьяволы не токмо не могли его испугать, но и сами понемногу к оному чреву разверстому заотступали. Отец инквизитор шел за ними и был уже почти на расстоянии броска камня от дива адского, когда из-под гриба выползла туча бурая, огромная и отца Модестуса охватила.
Кинулись верующие бежать. Никто никого не удерживал, такой страх людей обуял. Да и не диво, ибо тут же вихрь адский в лес ударил, а потом разнесся далеко сначала свист дикий, а за ним грохот непрестанный, словно бы сто громов ударило в поляну дьявольскую.
Ни один из бегущих обернуться не посмел, но те, кто в городке остался, видели, как в оный момент над бором огромное растущее облако вознеслось и в небесах исчезло, оставляя только длинную светлую полосу, видимую еще в полдень, когда звонили к обедне.
Отец же Модестус не вернулся. Сначала говорили, что сам Люцифер завлек инквизитора в ад, но отец епископ заверил, что, видно, святой муж после изгнания им чертей был в награду живым на небо вознесен.
Лишь спустя много лет первые свидетели отважились в Опатовский бор углубиться и к адской поляне приблизиться.
Единственным следом дьявольского посещения остался там неглубокий, но длинный ров, лесным молодняком поросший.
1
День был теплый и солнечный. Прозрачная вуаль тумана, покрывавшая утром горы, уже совсем рассеялась, и только на самых высоких пиках Карконоши висели в воздухе одинокие облака, похожие на хлопья ваты. От обсыхающего после вчерашней грозы леса шел аромат влажной хвои.
Стеф Микша поставил селектон в траву и, присев на замшелый камень, разложил карту. Поиски, которые он вел с самого рассвета, не дали результатов, хотя он тщательно прочесал весь район, очерченный радарными засечками. Вероятно, в замеры вкралась ошибка.
Микша как раз вычерчивал на карте новые границы поиска, когда шелест листьев и хруст ветвей привлек его внимание.
В первый момент метеоритолог подумал, что у него за спиной пробирается какой-то зверь. Он встал, оглянулся, потом сделал несколько шагов к ближайшим зарослям и остановился.
Из кустов глядели два человеческих глаза.
– Эгей! – окликнул Микша, немного удивленный неожиданной встречей.
Ветки снова зашумели, и перед Микшей появилась странная фигура с волосами, спадающими на плечи, и давно не стриженной темной бородой. На мужчине была длинная, почти касавшаяся земли, одежда, черный плащ. Широкий, сползший с головы капюшон, толстый шнур, опоясывавший одежду, и сандалии на босу ногу дополняли этот необычный наряд.
"А этот еще откуда взялся?" – подумал метеоритолог. Объяснение удивительного маскарада, по его мнению, могло быть только одно: где-то поблизости снимали костюмированный телефильм. Ему тут же пришло в голову, что среди участников съемочной группы могут оказаться случайные свидетели полета болида и они помогут ему более точно определить место падения метеорита. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, он тут же приступил к "допросу".
– Я Микша, метеоритолог. Ищу метеорит. Ты случаи ни не видел? Он упал вчера вечером во время грозы. А ты давно тут бродишь?
Незнакомец молчал, уставившись на астронома глазами, полными удивления и беспокойства.
Микша тоже непонятно почему почувствовал себя не в своей тарелке.
– На съемку прилетел? – спросил он спустя минуту, хотя совершенно не сомневался, что перед ним актер или статист.
– Откуда ты, господин? Кто ты? Скажи мне, прошу... – дрожащим голосом отозвался незнакомец. К огромному удивлению Микши, слова эти он произнес по-латыни. Правда, это не был язык Овидия, тем не менее в нем звучал отголосок каких-то давних времен.
– Шесть часов назад я сел неподалеку отсюда, на поляне. Я ищу метеорит... Он вчера упал где-то тут, – ответил Микша на интерязе, но по выражению лица незнакомца можно было легко догадаться, что тот не понимает. "Не понимает интеряза? Странно. Взрослый человек, житель Земли, не знает международного языка!"
– Откуда ты, господин? – повторил незнакомец по-латыни.
– О небо, да сверху же! Шесть часов назад... там, на поляне. – Тут Микша сделал движение рукой, изображая посадку. Увы, его знание латыни было не столь основательным, чтобы бегло пользоваться этим языком.
На лице незнакомца отразилось возбуждение.
– Хвала господу нашему на небеси! – воскликнул он взволнованно. Колени у него сами собой подогнулись, и он повалился в траву к ногам метеоритолога.
Микша, решив, что незнакомцу дурно, достал из сумки плоскую бутылочку с подкрепляющим напитком и, слегка подтолкнув бородача, прижал флакон к его губам. Тот с трудом сделал несколько глотков, и в его глазах засветилось удивление.
"Бедняга, – подумал Микша. – Видно, он был где-то поблизости от места падения метеорита. Шок. Может, он голоден и ослаб?"
Астроном вытащил коробочку с регтоном и подал бородачу таблетку. Незнакомец подобострастно принял ее.
Бодрящее средство подействовало быстро. Бородач явно ожил, немного осмелел и то и дело с каким-то радостным ожиданием поглядывал на Микшу.
– Хвала господу! – прошептал он.
– Хвала господу! – повторил Микша, думая, что незнакомец, вероятно, употребляет это выражение взамен приветствия.
– Господин, возьмешь ли ты меня с собой? – спросил бородач, умоляюще глядя на астронома.
– Возьму, – сказал Микша, кивнув головой, и одновременно подумал, что, конечно же, не оставит его тут, в лесу.
– Откуда ты взялся? – спросил он по-латыни. – Заблудился?
Глаза незнакомца потухли.
– Не знаю, господин, заблудился ли... – тихо ответил он. – Всегда, как умел, я старался служить во славу господа всеведающего...
– Да, да, – успокоил его Микша. – А может, ты помнишь, где был, прежде чем оказался здесь?
Незнакомец задрожал. В его глазах снова появился страх.
– Был... Я был... в пекле... – с трудом прошептал он. – Господин, будь милостив к грешнику...
– Ты видел огонь? – подхватил Микша, подумав, что незнакомец действительно был свидетелем падения метеорита. – Где это произошло?
– Не знаю, господин... Дьяволы, образ пауков приняв, мучали мою душу несчастную... Видно, согрешил я зело, поверив в силу свою, а не в могущество всевышнего. Но бог милосердный...
Было ясно, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. Бородач упорно возвращался к своим бредням. Тут прежде всего нужен был врач.
То, что незнакомец знал средневековую латынь и был в курсе религиозных представлений того времени, не вызывало особого удивления Микши. Сейчас, когда обязательный рабочий день сократился до трех часов, люди порой занимались самыми необычными вещами. Если он сам когда-то пытался переводить Овидия, почему бы этому человеку не изучать историю христианской религии? Впрочем, могло быть и так, что под влиянием нервного потрясения бедняга продолжал играть роль, предназначенную ему сценарием. А может, он просто психически болен и его надо как можно скорее передать медицинскому центру?
Микша уже собирался подать сигнал связи на ближайший пункт медицинской скорой помощи, когда случайно взглянул на часы, и ему в голову пришла новая мысль: Кама должна быть сейчас в институте. Почему бы не попросить ее помочь найти врача, который займется незнакомцем? Или, может быть, она сама захочет его исследовать. В конце концов психиатрия – ее специальность. Впрочем, лучше поставить ее перед свершившимся фактом. Сто двадцать километров – это всего полчаса полета...
– Ну, пошли! Полетим! – астроном взял незнакомца под руку и повел к тропинке.
– Хвала господу!
– Хвала, хвала...
Они вышли из зарослей на поляну. Только теперь незнакомец заметил машину и как будто заколебался.
– Не бойся. Она поднимет нас обоих! – ободряюще улыбнулся Микша.
Они подошли к машине. Астроном поднял ветрозащитный колпак, выдвинул запасное сиденье.
– Сядешь здесь.
– Я верю тебе, господин...
Однако, несмотря на заверение, бородач нервно дрожал, когда Микша, усадив его в машину, застегивал пояс.
Ротор протяжно завыл, и гелиорот поднялся в воздух. Незнакомец судорожно сжал пальцы на рукаве комбинезона метеоритолога, а его губы беззвучно шептали молитвы.
Поднявшись на триста метров, Микша увеличил скорость.
Темное пятно леса, покрывающего склон Шреницы, спряталось за горами. Машина мчалась над цветной мозаикой домов зоны отдыха, разбросанных среди садов и лесных парков. Там и тут блестели светлые прямоугольники плавательных бассейнов и посадочные площадки аэробусов.
Сразу за Еленьей Гурой вышли на радиошоссе восток-запад, и Стеф передал управление службе движения.
В воздухе было полно машин. То и дело проносились огромные сигары аэробусов и пузатые веретена колеоптеров. Однако бородача изумляли больше всего не они, а летящие параллельно гелиороту Микши другие легкие машины. Сквозь их прозрачные ветрозащитные купола, напоминающие мыльные пузыри, подвешенные под вращающимися дисками роторов, были видны силуэты людей... На щеках у незнакомца выступили красные пятна, а полуоткрытый рот и блестящие глаза попеременно выражали то изумление, то немое восхищение. Казалось, весь мир перестал для него существовать.
Так они пролетели больше ста километров. Из-за горизонта начали появляться вершины стреловидных домов Радова. Теперь они летели над шахматной доской коллектора промышленных плантаций водорослей и огромными фабриками синтеза пищевых продуктов, с их будто вырастающими из-под земли высокими и стройными, наподобие карандашей – башнями абсорбции.
Промышленное кольцо, доставляющее огромному городу пищу, воду и кислород, уступило место жилым корпусам. Блестевшие на солнце радужными бликами строения вздымались все выше и выше. Пересеченные многоярусными улицами и тротуарами, они постепенно поглощали пространство и, наконец, заполнили его по самый горизонт.
Незнакомец теперь уже не смотрел на воздушные машины, пролетающие вблизи, а широко раскрытыми глазами пожирал эту новую картину.
Вдруг он резко схватил руку астронома и, с беспокойством глядя ему в лицо, спросил:
– Я... я... не умер?
– Я думаю, ты... был без сознания. Некоторое время. Но это не страшно...
– Так, значит, я живой человек?
– Наверняка! – подтвердил Микша, раздумывая над тем, куда клонит незнакомец.
– А кто ты, господин?
– Я уже говорил. Метеоритолог. Как бы тебе это объяснить? Я собираю такие... осколки небесных тел. Упавших с неба на Землю.
– Мне, господин, трудно понять, чем ты занимаешься на небе... – после минутного молчания начал бородач. – Скажи мне, если это можно, где я? На Земле или тоже на небе?
Микша с трудом подавил улыбку.
– Пока что мы... в воздухе! Но скоро спустимся на Землю.
– А это город?
– Город.
Лицо незнакомца расцвело.
– А это город... это город... о котором святой Иоанн Евангелист...
– Да! Да! – Микша не хотел продолжать разговор, потому что машина уже вышла на окружной путь и сигнальная лампочка показывала, что начинается посадка.
Под ними распростерлось огромное здание с блестящим посадочным эллипсом на крыше.
Незнакомец в каком-то радостном возбуждении принялся нараспев декламировать:
– "И вознес меня на великую и высокую гору и показал мне великий город, святой Иерусалим. Он имеет славу божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному; он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот, и на них двенадцать ангелов; стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу, а двенадцать ворот – двенадцать жемчужин; каждые ворота были из одной жемчужины; храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель – храм его..."
2
– Стеф!
Он очнулся. Пред ним стояла Кама Дарецкая, уже в плаще, готовая идти.
– Кажется, я заснул... – неуверенно пробормотал Микша и оглянулся. Сколько сейчас?
– Около часа.
– Невероятно! – удивился он. – Стало быть, я спал почти четыре часа?
Девушка улыбнулась.
– Ты ждешь меня?
– Да. Я здорово устал. Просто не знаю, как уснул.
– Мог хотя бы сказать, что ждешь. Если б я тебя не заметила...
– ...то я спал бы в этом кресле до утра, – докончил он, вставая.
Они вышли на улицу. Ночь была холодной. Улица, днем и вечером кипевшая жизнью, сейчас, во время четырехчасового периода ночного отдыха, была почти совершенно пуста. Погасли разноцветные огни, только стены домов, излучающие зеленоватый свет, казалось, имитировали предвечерний сумрак.
Они спустились с главного тротуара на бульвар. Тут было еще темней: аллея тенистых тополей, бегущая по краю бульвара, отгораживала его от огней города. Только в черном зеркале Одры отражались освещенные желтоватым светом нижние этажи высотных зданий на противоположном берегу.
Несколько минут шли молча. Кама заговорила первой:
– Ну, отыскался твой метеорит?
– Нет. Как в воду канул. Ни следа... Словно его вообще не было.
– Он мог испариться...
– Нет, не мог. Замеры, сделанные перед самым падением, когда он был на высоте около трехсот метров, показали, что метеорит имел диаметр около трех метров. Гигант. Разве что замеры были ошибочными...
– Возможно.
– И все равно должен быть какой-то след, – задумался метеоритолог. Правда, с этим объектом были хлопоты с самого начала. Из предварительных вычислений получалось, что его траектория пересечется с поверхностью Земли в районе Северной Атлантики. Однако это было лишь начало. Потом пришли поправочные данные, а за ними следующие, так что точка предполагаемого падения все больше перемещалась на восток. Получалось, что метеорит вместо того, чтобы увеличить, уменьшил скорость. Но это была, пожалуй, ошибка в вычислениях. Впрочем, раздумывать было некогда. Последние данные, которые я получил за две с небольшим минуты до столкновения болида с Землей, говорили, что вероятнее всего точка эта будет находиться в районе Карконоши, а стало быть... в моем секторе. Конечно, о том, чтобы успеть добраться туда раньше метеорита, нечего было и думать. Тогда я связался с обсерваторией на Снежке, чтобы хоть на экране наблюдать явление. Однако оказалось, что плотный туман делает оптические наблюдения невозможными. На то, чтобы разогнать тучи, уже не хватало времени. Пришлось ограничиться радаром и инфракрасными лучами.
– И диаметр метеорита тоже определили так?
– Да. Но результаты наблюдений и замеров оказались на удивление скупыми. Никаких световых или термических эффектов. На пленках нет и следа инфракрасного излучения. Сравнительно больше информации дали радарные замеры. Скорость метеорита упала на последних десятках километров почти до нуля. Что еще удивительней, некоторые данные указывают на горизонтальные перемещения. К сожалению, пункт падения находился за пределами поля видимости станции на Снежке, так что его удалось локализовать только с точностью до трех километров. Но, наверно, и это неточно. Вдобавок ко всему сразу после падения разразилась адская гроза и еще больше затруднила поиски. Если бы этот бородач мог хоть приблизительно указать место падения.
– К сожалению, вынуждена тебя огорчить: он не видел твоего метеорита.
– Ты уверена? Но ведь он говорил об огне...
– Я провела специальные фантовизионные испытания. Никакой реакции связи. Он никогда не видел падения какого-либо болида. Со всей этой историей у него нет ничего общего.
– Значит, опять все сначала... – вздохнул Микша. – А я рассчитывал...
Она подала ему руку.
– Не знаю, откуда ты выкопал этого типа, но я тебе благодарна за то, что ты привез его ко мне. Это действительно необычайный случай галлюционального комплекса.
– Я нашел его в лесу. В Карконошах. Я же говорил...
– Ну да. Однако дело в том, что мы до сих пор ничего о нем не знаем. Персонкод он потерял... где-нибудь в лесу. Но для того чтобы отыскать его сигнал, надо знать, кто этот человек.
– Словом, порочный круг!
– Сегодня утром анализатор из СЛБ снял с него персограмму. Данные мы выслали в Глобинф. Завтра должен прийти ответ.
– Наделал я вам хлопот.
– Не в хлопотах дело. Идентификация – вопрос скорее чисто формальный, и если бы дело сводилось только к этому, можно было бы твоего бородача передать ближайшему управлению СЛБ. Однако это настолько любопытный случай, что мы хотим обязательно задержать незнакомца в институте. Завтра из Варшавы прилетает Гарда.
– Сами не справитесь? Отберут его у тебя!
– Ты не знаешь Гарды, – возразила Кама. – Я проходила у него практику. Четыре года – немалый срок! Это он сделал из меня специалиста. После института я, честно говоря, даже мыслить самостоятельно не умела...
– И в чем же он должен тебе помочь?
– Я хочу, чтобы Гарда сказал, в чем моя ошибка.
– Твоя ошибка?! Не понимаю! – удивленно поднял брови Стеф.
– У меня складывается впечатление, что мы имеем дело с феноменом. Результаты наших работ могут заставить нас пересмотреть все, на чем зиждется физиология основ памяти. Правда, это звучит не очень правдоподобно, поэтому я и думаю, что где-то допускаю ошибку. Но где? В этом я разобраться не могу!
Кама подошла к самому берегу и загляделась на темную воду реки.
– Феномен, – немного помолчав, заговорил Микша. – Ты имеешь в виду его выдумки? А раньше такие вещи случались?
– Галлюцинации – явления вторичные. Суть-то в том, что результаты исследований заставляют думать, что... как бы это сказать... что он почти... первобытный. Как с точки зрения физиологии, так и психики.
– Первобытный? В каком смысле? Правда, его поведение и внешность... Я думал, это актер, который под влиянием шока...
– Нет, он не актер. В этом я убеждена. Ты видел его кожу, зубы, волосы?.. Все выглядит так, будто он долгие годы жил вне цивилизованного мира, был лишен самых элементарных медицинских и косметических средств... Но дело не только в его внешнем виде. Он совершенно не умеет пользоваться санитарными устройствами. Его всему приходится учить. Началось с ванны. Он не хотел раздеваться донага. А грязный был – ужасно.
– А ты не думаешь, что это просто психически больной, долгое время, может быть несколько лет, скрывавшийся в закрытых для туризма участках заповедника? Может, ему казалось, что он отшельник?
– Думали мы и об этом, но самые тщательные исследования не подтверждают этого. Я провела ряд тестов и зондажей. Дело именно в том, что...
Кама не докончила. Под телефонным браслетом, который она носила на запястье левой руки, почувствовала легкий укол. Привычным движением поднесла к уху руку.
"Ноль, ноль, ноль, слушаю", – мысленно произнесла она пароль связи и тотчас услышала голос дежурного автомата:
– Пациент проснулся. Он неспокоен. Вышел в коридор. Прошу дальнейших инструкций.
"Передавайте информацию о его местонахождении", – мысленно сказала Кама. Потом взглянула на Стефа.
– Придется возвращаться. Звонили из института. Наш гость вышел на прогулку. До свидания.
Она подала ему руку и пошла, все ускоряя шаг.
Он догнал ее.
– Я пойду с тобой.
– Лучше не надо. Я хочу, чтобы он снова лег в постель. Ему необходим сон.
– Снотворного ему не даешь?
– Пока нет. А теперь прости, пришло сообщение, что он поднимается по лестнице на второй этаж. Правда, автоматы получили инструкцию следить за ним, не вмешиваясь в его действия.
– А ты не можешь с ним связаться?
– Не хочу его беспокоить. Загляни ко мне завтра вечером или позвони. Если тебя все это интересует...
– Утром позвоню.
– Завтра я хочу провести дополнительные тесты. Пополудни прилетает Гарда, и мы, видимо, проговорим до вечера.
3
– Не согласен! Состояние, в котором находится этот человек, не похоже на психоз. Характер кривой "альфа-37" вовсе не говорит о дементуальном смещении точки равновесия.
Кама подняла голову, склоненную над графиками, и откинула рукой упавшую на лоб прядь светло-рыжих волос. Сидящий напротив диагнометрист Ром Балич недоверчиво пожал плечами.
– И, однако, в его поведении налицо все признаки парафренического галлюциативного комплекса. Совершенно очевидно, что это парамнезия.
– Иначе не объяснишь... Но это чрезвычайно редкий случай. Не помню, чтобы я когда-либо слышала о чем-нибудь подобном. Никаких функциональных аномалий в ретикулярной системе. Кривая Петрова абсолютно правильная. Лучшей и желать нельзя.
Концептолог Гарда поднялся с кресла и подошел к столу. Некоторое время просматривал пленку. Наконец нашел то, что искал.
– Рефлекс Симонса-Калиского тоже совершенно нормален, – кивнул он Каме. – Ну, а как прошли испытания?
– В принципе обнадеживающе. Правда, показатель интеллекта ниже среднего, но это еще ни о чем не говорит. Связи правильные. "Свежая память", можно сказать, изумительная. Я не обнаружила никаких нарушений.
– Кама готова утверждать, что этот тип – образец психического здоровья, – ядовито заметил Балич. – Как можно говорить об изумительной памяти человека, не помнящего даже, кто он?
Брови Камы изогнулись гневной дугой.
– Сейчас я говорю о результатах тестов, – холодно ответила она. – Не вижу противоречия. "Свежая память" может быть прекрасной, так как амнезия имеет регрессивный характер.
– Стало быть, ты считаешь, что потеря памяти наступила в результате потрясения, вызванного падением метеорита? – спросил Гарда. – Никаких следов механического или термического поражения не отмечено...
– Я думаю скорее о психическом потрясении.
– Я хотел бы вернуться к основному вопросу, – начал Балич. – Кама считает, что пациент – совершенно нормальный человек, потерявший память. Парамнезию в такой форме, как в данном случае, нельзя считать последствием шока. Может ли психически нормальный человек верить, что он средневековый монах? Тут совершенно явно проявляется утрата способности критически оценивать факты. В системе его памяти закрепились стереотипы, являющиеся слепком болезненных галлюцинаций, архаических сведений и деформированных фрагментов действительности. Мне кажется, большинство признаков говорит о парафрении. Кроме того, страх... Ведь он постоянно чего-то боится!
– Вот-вот! – подхватила Кама. – Ром исследовал больного только раз, я наблюдаю за ним уже четвертый день. Это, несомненно, субъект с психопатическими наклонностями, но, кроме того, он ведет себя так, будто его галлюцинации являются реальностью – других патологических признаков я не наблюдала. Я пыталась применить двунаправленную терапию. Безрезультатно. Депрессивная реакция, как у нормального человека. Уверяю тебя. Ром, это наверняка шизофрения.
– А может, он просто притворяется? – вставил концептолог.
– Нет. Вначале я тоже думала... Но нет. Его галлюцинации весьма связны и представляют собой логическое целое. Правда, я не специалист в области истории религиозных верований, обычаев и языка шестнадцатого века, но до сих пор я не обнаружила у него ни одной реакции, противоречащей галлюцинациям. Нормальный человек не может с такой железной последовательностью играть роль средневекового монаха. Именно это, мне кажется, говорит о том, что в данном случае мы имеем дело с необычным феноменом. Скажу больше, – оживленно продолжала Кама, – зондирование подсознания тоже не принесло ничего нового. Тот же круг понятий, тот же словарь. Я проверяла кодовые ассоциации. То же самое. Реакции такие, словно он действительно никогда не знал интеряза.
– Невероятно! – воскликнул диагнометрист.
– Однако это так. Можешь проверить записи. Характерные изменения кривой вызывают только латынь и немецкий язык шестнадцатого века. Реакция на интеряз, итальянский, английский, французский, польский или русский появляется только в случаях аналогичного с латынью или немецким звучания слов. Я передала ленту лингвоанализатору...
– Ну и как?
– Представь себе, он действительно бегло говорит на средневековой латыни и немецком!
– Это только подтверждает гипотезу, что он отличный знаток того периода.
– Он утверждает, что его зовут Модестус Мюнх.
– Модестус Мюнх? – повторил Гарда и задумался.
– При нем не оказалось персонкода, – заметила Кама.
– Знаю, – кивнул ученый. – Странно, конечно, но это не наша забота. Придет ответ Глобинфа, и все выяснится. Скажи, с ним можно сейчас побеседовать?
– Конечно. Перевод с латыни да интеряз и обратно уже запрограммирован.
– Что он сейчас делает?
– Лежит на полу лицом вниз. Наверно, молится.
Кама подошла к столику и включила визию. На экране появились просторная комната и мужчина в голубом больничном халате, лежащий крестом на полу.
– Интересно, – пробормотал Гарда и, обращаясь к Каме, спросил: – Он вообще не докидает свою спальню?
– Очень неохотно. Выходит только на террасу и часами смотрит вниз на город.
– Интересно, – повторил концептолог.
Когда они входили в комнату, мужчина стоял на террасе и смотрел вниз.
– К тебе гости, – бросила с порога Дарецкая.
Он медленно повернул голову, и на его лице, сосредоточенном и напряженном, отразился страх, смешанный с радость".
– Это профессор Гарда. Познакомьтесь! – представила ученого Кама.
Мужчина сделал шаг вперед и уже собрался было упасть на колени, но девушка подхватила его под руку и, подводя к Гарде, укоризненно сказала:
– Зачем это? Я же тебе говорила, не надо становиться на колени. Не надо.
– Да, госпожа, – покорно кивнул он.
– Доволен ли ты комнатой, брат Модест? – спросил концептолог.
Но мужчина в больничном халате не понял вопроса, хотя лингвистический автомат перевел слова Гарды безошибочно.
– Я слушаю тебя, господин.
– Я спрашиваю, нравится ли тебе у нас? Как ты себя чувствуешь?
– Разве могу я не ликовать? – оживленно ответил мужчина. – Мог ли я надеяться, что очи столь ничтожного червя, как я, узрят царство божие на Земле?
– Доктор Дарецкая говорила, что ты прошел сквозь ад? – подхватил Балич.
– Ты сказал, господин. Мыслю, однако, что то был не ад, а только чистилище. Ибо вышел из него. Видно, такова воля господня. Был там, ибо заслужил, ибо грешник есьм и человек, духом слабый. Однако же удалось мне устоять против демонов и пособников их.