Текст книги "Со всех лап"

Автор книги: Ксения Суханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Выбор или судьба?

Серое промозглое утро 11 декабря 2004 года не предвещало ровно никаких эпохальных событий. В тусклом свете из окна комната казалась нарисованной карандашом. На улице было так промозгло, что батареи не справлялись, и во время завтрака бабушка оставила гореть сине-желтые цветки газа в конфорках.

Однако, как показала практика, изменить жизнь способны не только теплые солнечные деньки, но и такие вот 11 декабря, когда в мокрый снег и пронизывающий ветер приходится вытаскивать себя из дома и ехать на дачу. Позвонили соседи и сообщили, что из-за мокрого снега с дома сорвало водосток.

Уже смеркалось, когда мы с мамой и бабушкой наконец уложили в сарай садовый инвентарь, которому теперь предстоял заслуженный отдых. Плеснув на руки ледяной воды и бросив оценивающий взгляд на плоды наших трудов, мы отправились на автобусную остановку. Автобус не изменил своим привычкам и пришел минут на сорок позже. Наконец, согревшись и задремав в автобусе, я уже подносила к губам чашку горячего чая и готовилась смачно отхлебнуть. Именно в этот момент ко мне повернулась мама, прервавшая сладостную дрему: «До электрички полчаса, пойдем посмотрим, может, кто с овчарками будет стоять». Я было хотела возразить, но как-то не получилось. Потоки серой воды делали неразличимыми картинки за окном – хоть на овчарок посмотрим, раз с пейзажами не вышло.

Спешащие люди в огромных разноцветных дождевиках заполняли весь проулок, словно грибы, сбежавшие из корзинки одной из здешних бабулек. Последних и сейчас теснилось множество – с энтузиазмом, переходящим в ярость, они пристраивали остатки даров природы. Это был тот волшебный проулок неподалеку от железнодорожной станции, в котором летом и ранней осенью стояли женщины со щенками немецкой овчарки. Щенки по большей части выглядели утомленными и не отличались особой красотой, но – чтобы минутку помедитировать и помечтать – самое то. К нашему разочарованию, сейчас в проулке овчарок не обнаружилось. Но внутренний голос, не заглушаемый даже надрывными криками бабулек, подсказывал, что должно быть по-другому. «Ищи, ищи!» – твердил он. Мы все еще шли вперед, рассеянно оглядывая толпу, когда заметили одиноко застывшую в ряду бабулек женщину. Она выглядела странно: молча притулилась у забора безо всяких корзинок, при этом ее дрожащая на ветру фигура выражала самоотверженное ожидание. Встретившись с нами глазами, она буквально вцепилась взглядом в меня и маму. Совершенно случайно мы заметили у нее за пазухой маленький черный дрожащий носишко.

Почувствовав кого-то рядом, носишко заходил ходуном и начал вытягиваться вперед. Спустя пару секунд через молнию куртки перевесился крохотный щеночек таксы и замахал лапками. Казалось, эта парочка дожидалась именно нас. Поздоровавшись с женщиной, мы несколько виновато погладили малыша. Но на дороге к нашей мечте сворачивать в сторону было уже нельзя.

– Мы хотим завести немецкую овчарку… Никто из ваших знакомых щенков не предлагает? – мама вдруг напряглась и пристально посмотрела на женщину.

Я тоже замерла в ожидании ответа. На лице женщины промелькнуло разочарование, но она мужественно произнесла:

– У меня хорошая подруга заводчица, у нее остался один щенок на продажу. По семейным обстоятельствам пристраивает в ближайшее время. Только этот щенок клубный, выставочный, а значит, дороже.

– А какого пола щенок? И возраст? – мама аж приподнялась на цыпочках.

– Девочка, два месяца, – женщина привычным жестом заправила дрожащий носишко вглубь куртки.

Сейчас это просто три слова на бумаге. Но тогда – одни из самых важных слов в моей жизни. И даже спустя много лет. Хотя, на первый взгляд, в них, как и в окружающей нас картине, не было ничего действительно многообещающего.

Но именно эти слова каким-то неведомым образом сообщили: «Это она! Она! Моя собака! Мы нашли ее! Наконец-то!»

Дома, едва поставив сумки, мама набрала номер заводчицы – Светланы. Я села на краешек дивана и принялась пожирать глазами узор на обоях. Бабушка обреченно кормила заждавшегося нас кота.

Светлана была дома и, к моему счастью, назначила смотрины на завтра. Мама выспрашивала у нее подробности о щенке, рисуя на листочке бумаги ромбики-квадратики и причудливые завитушки. Я, переместившись еще ближе к краешку дивана, нацелилась на коридорные обои, ведь в комнате все уже были съедены глазами.

«Хорошо, завтра в десять утра на МКАДе у моста». Мама положила трубку.

– Ее зовут Рада.

Был сделан еще один маленький шаг навстречу мечте.

На момент нашей первой встречи у Рады не хватало одной прививки, так что Светлана поставила условие: мы забираем Раду через неделю уже привитую, а за это время еще раз моем и просвечиваем ультрафиолетовой лампой квартиру. Прививку Светлана поставила в тот же день, чтобы прошел минимально достаточный карантин.

Эту неделю я не жила – ждала. Собеседникам поминутно приходилось возвращать меня к реальности, когда я вспоминала, как Радка смешно говорила «Ня-ня-ня!» и лизала мне нос на прощание.

В школьном дневнике появилось несколько замечаний. Я считала каждый час до встречи с «Ня-ня-ня» и после школы (в школе, честно говоря, тоже) ложилась спать при малейшей возможности. Так время шло быстрее. Даже после получасового сна я с радостью заключала, что заветный момент стал еще ближе.

Иногда просыпалась в слезах – когда мне вдруг снилось, что Светлана передумала и отдала Раду каким-то другим людям. Но действительно – бомба в одну воронку дважды не падает. По крайней мере подряд. Светлана сдержала слово, несмотря на свои опасения, что у нас Рада окажется скрытой от мира. Отчасти я начала активно заниматься с Радкой именно в знак благодарности к Светлане за оказанное доверие.

Проснувшись утром такой долгожданной субботы, я не смела поверить своему счастью. Казалось, сейчас меня разбудят – и снова здравствуй, неделя ожиданий.

Наш визит проходил по предыдущему сценарию – Светланин муж встречал нас у моста на МКАДе, словно провожатый на лодке на другой берег реки. На другой берег реки жизни. Но если неделю назад мы плыли в неизвестность, то сейчас неслись за нашей собакой.

Мы позвонили в звонок, и за дверью послышался знакомый топоток.

В реальность происходящего я поверила лишь тогда, когда Радка бросилась мне на руки и принялась остервенело вылизывать нос и щеки. Периодически она останавливалась и заглядывала в мои счастливые глаза своими счастливыми глазами.

Это был последний раз в ее жизни, когда она не лаяла на шорохи за дверью и демонстрировала такие бурные нежности. Впоследствии Рада проявляла сдержанный характер, но в то утро не смогла справиться с эмоциями.

– Узнала вас еще по голосам, пока вы за дверью стояли, – сообщила Светлана, впрочем, как мне показалось, не без сожаления, ведь Радка уже стала совсем нашей собакой.

Верю ли я в судьбу? Верю. Так же как и в то, что за нами остается право выбора.

Для меня судьба – некое течение, которое не перейдешь вброд и не переплывешь. Оно знает о тебе все; вся твоя жизнь, прошлое и настоящее, все мысли и поступки отражаются в его водах. Это течение прибивает к твоему берегу те выверенные свыше события, которые сейчас для чего-то необходимы. Для чего? Наверное, чтобы получить важные уроки, лучше узнать себя, изменить свою жизнь, принести что-то этому миру. А дальше – уже твоя ответственность, какой выбор делать внутри этих событий. Можно идти вдоль берега, можно пробовать ногой воду или бросаться в нее с разбегу, тонуть или нырять с головой, плыть по течению или грести веслами. Можно и убежать, но уже вскоре вернешься испить воды, глядя на свое отражение.

И даже 11 декабря 2004 года, когда к нашим берегам прибило искусно сделанную цепочку событий, мы были властны выкинуть ее обратно в неторопливое течение судьбы. Не поехать, не пойти. Или пойти, но не искать. Или найти, но не звонить. В конце концов, не брать того щенка (хотя это и было невозможно, ха-ха).

Но вместо этого я бросилась с разбегу в разбушевавшиеся волны жизненного течения с зажатой в руке милой моему сердцу цепочкой. Она и стала моим оберегом.

Простые ноты счастья

Как звучит счастье? Для каждого по-разному. Нет в мире двух одинаковых людей – и нет двух одинаковых мелодий счастья. Но эта мелодия расскажет о человеке лучше любых слов.

Мои ноты, в общем, были обыкновенны. Голоса и смех любимых людей, шум моря и шум дождя, ночное пение соловьев над рекой и далекий лай собак. Шмяканье о землю яблок теплой августовской ночью и шелест шин велосипеда по грунтовой дороге меж стен спелой пшеницы. Утреннее шипение сковороды с бабушкиными блинами и царапанье кошачьих когтей о деревянный угол.

Но в какой-то момент в мелодии моей жизни появился припев. И начался он с трех нот: стука игрушечной хрюшки, шуршания пленки на полу и бесшумного, но такого звучного падения снега.

Рада знала, что приехала к себе домой. Прямо с порога она с беззастенчивым ускорением устремилась вглубь квартиры. Короткое шипение кота, похожее на шипение сковородки с блинами, сменилось характерным постукиванием сухого корма в миске. Так еще стучит дождь о подоконник. Пока я развязывала шнурки, то тут то там слышался быстрый мелкий топоток по линолеуму. На пару секунд он затих, после чего Рада вылетела в коридор, отчаянно мотая латексную игрушечную свинью, заготовленную нами накануне. Та громко ударяла Радку поочередно то по одному боку, то по другому, а собаке ничего другого и не нужно было.

Ну, разве что поесть. Рада никогда не скромничала, если в шаговой доступности имелось что-то съестное. Пока мы готовили еду, она либо грозилась проглотить тебя вместе с миской, а потом еще попросить добавки, либо яростно царапалась в закрытую дверь кухни. Тоже мне овчарка из голодающего Поволжья! Эх, в том возрасте Раде точно не помешала бы миска-самобранка. Но, надо отдать должное, Рада ни разу в жизни не позволила себе зарычать на нас, когда мы трогали ее миску – например, чтобы добавить ей порцию.

Так Рада и стучала себе по бокам игрушечной хрюшкой до самой ночи с перерывами на пятиразовое питание, проходившее уже под яростный стук металлической миски о пол. Мне приходилось время от времени уходить в другую комнату – просто постоять минутку в темноте и перевести дух, иначе я бы точно задохнулась от счастья. Рада успевала соскучиться и бросалась мне на колени, когда поиски хозяйки заканчивались успехом. Я гладила ее угольно-черную спину и думала: как же мы прожили друг без друга целую неделю? А до этого – целую жизнь?

Ночью Рада заподозрила что-то неладное и принялась тереться перед закрытыми дверьми комнат, словно компания молодежи под окнами с включенным на всю мощность магнитофоном. Я вся сжималась от ее не то воя, не то плача. Самым большим моим желанием было впустить щенка в комнату, но бабушка настаивала на том, чтобы выдержать характер. Рада тихонечко посвистывала, перемещаясь от двери к двери, затем переходила на скулеж и заканчивала очередной круг, заходясь в протяжных жалобных стенаниях.

– Все, больше не могу, – я вскочила с кровати и принялась отчаянно нащупывать ногой в темноте тапочки.

Я так увлеклась, что даже не сразу осознала: что-то изменилось. Лишь Радин тяжелый вздох, когда она опустилась в свой лежак-пухлик, на секунду нарушил тишину. На этом история ночных бдений и закончилась. Но утром, чуть стоило открыть дверь, Рада с разбегу запрыгнула на кровать, прежде чем мы обе успели что-либо сообразить. Я поправляла истоптанную простыню, пока никто не засек, а Рады тем временем след простыл. За входной дверью зашебуршились соседи. Квартира содрогнулась от басистого «Гав!».

Я вплотную приблизилась к Раде и медленно обошла ее со всех сторон. Просто невозможно было поверить, что щенок двух с половиной месяцев от роду способен издавать подобные звуки – все равно что младенец говорил бы голосом невыспавшегося стокилограммового амбала. Но Рада вдыхала полную грудь воздуха, несколько секунд собиралась и выдавала мощный, низкий, почти львиный звук. Лишь на пятом заходе она вдруг дала осечку. Квартиру огласило знакомое звонкое «Ня!», сгладившее когнитивный диссонанс. Но Рада моментально исправилась и снова гавкнула «как надо». Соседи затихли в лучших традициях партизан. Я даже не знаю, выбрались ли они до вечера из прихожей. А если и выбрались, то, скорее всего, по-пластунски.

Охранять квартиру Рада начала в первое же утро, хотя у Светланы не занималась этим от слова совсем. Берегла силы для своего дома – поэтому и голос такой.

Приходя из школы, я заставала дома заспанную Радку, которая проводила часы одиночества вполне прозаично. Но стоило мне лишь на пару секунд отвернуться, чтобы поставить тяжелый рюкзак, как Рада бросалась восстанавливать равновесие в природе. Прополоскав тряпку и возвращаясь в комнату я заставала две новые лужицы взамен вытертой. Пол в квартире, как выяснилось на практике, не отличался ровностью, так что мне приходилось очень быстро принимать решение, какую из двух лужиц вытирать первой. Из одной, которая поблескивает на северном склоне пола, струйка вот-вот затечет под диван, а из другой, на южном, – под шкаф. Я выбирала спасение дивана, но только брала низкий старт с мокрой, капающей тряпкой в сторону ванной, печально наблюдая потоп под шкафом, как наступала ногой в третью лужицу, которую Радка заботливо приготовила за моей спиной.

Наш кот Максим, или, по-домашнему, Мася, на ближайшие пару месяцев превратился в шипящий холмик под покрывалом кресла. Хотя Мася был черен как ночь, в его характере напрочь отсутствовали смелость и коварство. Их заменяли кротость и любовь к уюту, которые в летнюю пору сменялись дикой тягой к невероятным приключениям.

Сейчас же на дворе стоял декабрь, и Мася целыми днями копил силы для будущих приключений, периодически прерываемый Радиными сессиями юного натуралиста.

– Рада, лежать!

Рада резво укладывалась, шурша клеенкой. Этот шорох означал прежде всего выполнение команды. А также то, что у меня есть своя собственная собака, которую я сама научила новой команде. Космос, да и только.

Клеенка стала ноу-хау последней недели. Ее миссия состояла не только в защите мебели и пола от вездесущих лужиц, но и в том, чтобы я после школы все-таки первым делом обедала.

– Рада, сидеть!

Рада хитро смотрела на меня. Пленка не шуршала.

– Рада, сидеть!

Рада вдруг резко вскакивала и гордо принимала сыр, выпятив грудь. Высокий домик из ушей ходил ходуном, но всегда выстаивал. Пленка шуршала.

Я тогда не считала, с какого раза выполнена команда, если он не был уже пятым по счету. Главное, что нам было так хорошо вдвоем, и слышался шорох пленки, означавший, что есть движуха и прогресс.

По окончании удачной дрессировочной сессии мы начинали радостно скакать по этой самой пленке – сначала обе замирали с не в меру хитрыми лицами, а потом я одним прыжком перемещалась в произвольную сторону. Уже через секунду я обычно бывала настигнута. Шорох пленки достигал апогея. Этот звук и по сей день один из самых счастливых в моей жизни.

А затем первые прогулки. Первый, с опаской, заход в лифт. Первая лужица на улице – только спустя три дня, а до этого Рада старательно несла все свое богатство домой. И вот ты смотришь, как по снегу расплывается желтый круг, – и такая гордость берет! Если это смогли одолеть, значит, нам все под силу!

В конце прогулки мы отворили скрипучую деревянную калитку, висящую на одной петле, и вошли на стадион – культовое место нашего района. Днем для футболистов, а вечером – для собачников. Главное – соблюдение негласных законов с обеих сторон.

Снега намело Раде по колено. Первый нормальный снег той зимы. Радка удивленно озиралась по сторонам, но все же пробовала его на вкус – нельзя совсем уж пропадать дарам природы.

В полной тишине снег падал огромными косматыми хлопьями. Лишь изредка было слышно, как Радка ловит пастью снежинку, показавшуюся наиболее аппетитной. Фонари стояли, словно желтые садовые ромашки, которые снегопад застал врасплох еще цветущими на клумбе. И вот они окоченели – ни доцвести, ни осыпаться.

Я запрокинула голову – с шапки свалился небольшой сугробик. Снежинки одна за другой таяли на моих раскрасневшихся щеках. Секунда – и я лечу! Все, кто когда-либо смотрел вверх в снегопад, знают этот эффект. Но только те, у кого когда-либо был щенок, знают, что в тот момент я летела по-настоящему. Ведь если сбылась такая мечта, как собственная собака, то летать-то я смогу и подавно.

Трудный возраст

Радино детство прошло в лучших традициях детства девяностых. Большие дружные компании, самобытные личности, гениальные в своей простоте игры. Это сейчас мы уединяемся и бросаем собаке какую-нибудь навороченную заморскую игрушку со странным названием, краем глаза поглядывая, чтобы никто к нам грешным делом не приблизился. Здороваемся, кивая или махая рукой издалека. Собаки – и те виляют друг другу хвостами с почтительного расстояния. Или сидим с собакой на лавочке, а маленький экран телефона, на котором вереницей проходят квадратики фотографий собак, полностью заслоняет большую картину мира вокруг. Тренажерные залы заменяют прогулки. Новая реальность не щадит ни людей, ни собак – жизнь тех и других меняется все быстрее с каждым годом.

Только кошкам, похоже, все равно. Сначала воротили нос от серой колбасы, потом от подушечек с паштетом, а сейчас – от суфле из индейки в сливочном соусе с хрустящим топпингом, черт его возьми. Постоянство на грани фантастики.

Шел 2005 год, но, несмотря на это, Рада успела застать расцвет собаководства в нашем районе. Коммунизм уже безвозвратно испарился из всех прочих сфер жизни, но в собачьей среде он продержался дольше всего и исчез только через пару лет.

Но пока на каждую прогулку мы, задыхаясь от чарующей новизны, бежали как дети на деревенский праздник. Особенно нетерпеливо мы с мамой считали часы до вечерних прогулок, ведь они были самыми интересными, почти священными.

– Ничего себе, летучая мышь! – с такими словами Радке впервые отворили калитку стадиона местные завсегдатаи.

Действительно, к четырем месяцам она начала стремительно вытягиваться, превращаясь из милейшего пупса в долговязого угловатого подростка. Особенно старались уши. В требуемое по стандарту положение они поднялись вскоре после того, как Рада переехала к нам. Но вот их восхитительная несоразмерность телу стала на ближайшие пару-тройку месяцев объектом повального доброжелательного подтрунивания.

Наш лексикон пополнился странными именами собственными: Моллин дядя, Греева тетя, Нордин парень. Ведь собак по именам мы узнали раньше, чем хозяев.

У Рады появилось множество друзей самых разных пород – и ровесников, и собак постарше, и даже собачьих пенсионеров. Но самой любимой стала Молли – щенок лабрадора двумя неделями старше. С ней Рада устраивала большие гонки с перерывами на борьбу сумо. Я тогда еще сама была ребенком, и все собаки виделись мне сказочными существами, яркими индивидуальностями.

Как говорил маленький принц – взрослые любят цифры. И действительно, сейчас меня скорее заинтересует, сколько собаке лет или же сколькими видами спорта она занимается, нежели ее богатый внутренний мир. Но тогда я каждый вечер могла становиться героиней волшебной сказки, просто бегая с длинной палкой в большой стае щенков.

Этот этап Радкиного взросления омрачился лишь одним моментом: ее крепкие прежде задние ножки ощутимо сблизились в районе скакательных суставов, что отразилось не только на стойке, но и в некоторой степени на качестве походки.

– Это слабые связки, для немца в период быстрого роста – нормально! Ваша задача – поймать тонкую грань между «дать собаке вырасти» и «не запускать»! – Светлана проводила сеанс кинологической психотерапии по телефону. – Подождите еще немного и начинайте бегать! И добавками не пренебрегайте.

Мы уже прощались; телефонная трубка начала движение на свое законное место, когда из нее послышался далекий взволнованный возглас Светланы:

– Да, совсем забыла! Барьеры до десяти месяцев – ни-ни. Разве что месяцев с семи перепрыгивать совсем низенькие, которые не выше пясти.

Конечно, мне было очень обидно. Будто кто-то капнул темной краской на идеальную картину, висящую на стене в галерее искусств. Время шло, и регресс стал очевиден. Связки по мере Радиного роста уже почти перешли границу с вывеской «приемлемо». «Нужно действовать», – подытожила я. Тем более что возраст (уже) и связки (пока) позволяли выполнять активные нагрузки.

У щенков связки более эластичны, чем у взрослых собак. Это всего лишь одно из проявлений материнской заботы природы. Благодаря эластичности связка может амортизировать удары по суставу, которые неизбежно возникают во время бега, активных игр и даже при простом шаге. Для растущего организма – архинеобходимо. Но у немецких овчарок есть тенденция к слабости задних конечностей, а потому важно отследить момент, когда забота природы начнет переходить в бич породы. Ведь от одного состояния до другого рукой подать.

Начали мы с покупки мячика. Ярко-красный, из приятной на ощупь плотной резины, с нотками ванили в запахе – новая игрушка сразу очень понравилась Радке. Чего не скажешь о соседке снизу – она настолько не прониклась нашими первыми упражнениями по подносу мяча на ковровой дорожке в коридоре, что даже впервые за 20 лет нанесла нам личный визит. Пришлось перемещаться на улицу. Но это и к лучшему: мягкий, чуть утоптанный снег по-любому лучше ковра. Соседке плюсик в карму, как ни крути.

Бег за мячиком плотно вошел в нашу реальность. Рада превратилась в его фанатку буквально за день – и на всю жизнь. Я расписала ей персональную программу тренировок, чтобы нагрузки наращивались постепенно, без риска для здоровья щенка.

И пусть с первой собакой я сделала много неверных шагов в плане дрессировки, зато в плане Радиной физической формы нам повезло сразу нащупать путь истинный и не сворачивать с него.

Бег за мячом по прямой и вверх по горке, преодоление небольших сугробов, длинные прогулки в парке, а к году – еще и ходьба по лестнице вверх и внатяг на шлейке, а также плавание. Все это стало лучшей инвестицией в наше будущее. После нескольких месяцев последовательных тренировок я получила годовалую собаку с крепкими задними лапами. Их отдельно отметили на единственной в нашей жизни выставке, да и среди комплиментов Раде всегда лидировали «Какие красивые уши!» и «Какие хорошие для немецкой овчарки ноги!». Всю свою жизнь Рада не уставала благодарить за вложенные в нее в тот год усилия – не только сотнями километров быстрого мощного бега, кубками и медалями, но и… идеей названия для этой книги. Рада жила со всех лап.

Будет просто неприлично не упомянуть еще и одну замечательную собачью личность, которая внесла бесценный вклад в Радино физическое развитие. Гарик, метис цвергпинчера, мужчина в самом расцвете сил и на определенном жизненном отрезке – персональный тренер по бегу. А ведь все вводные данные непрозрачно намекали, что такого случиться не может, от слова вообще.

Гарикявлял собой полную противоположность обычным представлениям о фитнес-тренерах. Маленький, приземистый, с гордостью несущий свои жирненькие телеса на коротких кривых лапках. Но это не мешало ему оставить с носом любого фитнес-тренера и олимпийского чемпиона вместе взятых, чуть только его кряжистая тушка подключала турбо-режим. «Откуда что берется», – только и ахали мы, прыжком уступая дорогу, когда мимо проносился Гарик в образе пушечного ядра, а за ним вверх по горке – Радка с высунутым языком. Гарик, кстати, отличался премерзким характером и пренебрежением ко всему живому. Особенно тренер по бегу не терпел больших собак и особенно немецких овчарок. Рада стала исключением – ведь за ее физическую форму он с некоторых пор нес личную ответственность. Да и девчонка вроде неплохая. Рада не интересовала Гарика как женщина, тем не менее он позволял сколь угодно слюнявить себя и даже катать лапой по земле – но только с пользой для дела. Интерес к своей подопечной Гарик потерял одновременно с тем, как ее задние лапы стали идеальными. Совпадение или тренерские амбиции?

– Девушки, а из какого питомника ваша овчарочка? – заискивающе улыбаясь, почти скалясь, спросила незнакомая женщина. Она появилась будто из ниоткуда, но, ожидая ответа, едва заметно озиралась через плечо.

Я назвала питомник. Нам не жалко.

Рот женщины собрался в улыбку, напоминавшую переслащенный сухофрукт.

– А кто родители, бабушки-дедушки?

Я вздохнула, но перечислила несколько кличек. Мы не спешим, погода хорошая.

– Видела вашего деда на выставке, у него тоже задние ноги образцово-показательные, – женщина еще раз с пристрастием оглядела Радку, словно перерисовывала ее контур на невидимую бумагу. Вдруг, опомнившись, она засеменила в противоположную сторону по странной дуге.

За трансформаторной будкой мы заметили знакомую фигуру. Та почувствовала взгляд и сделала шаг назад – мол, нам показалось. Наша собеседница обошла будку с обратной стороны и, выждав, когда мы скроемся из виду, шагнула из-за стены уже в компании Лены. Лены и двух каких-то странных существ.

Лена, заводчица из нашего района, как никто другой умела испортить всякую породу, к которой прикасалась. История началась с немецких овчарок. Поговаривали, раньше Лена была прогрессивным дрессировщиком и перспективным заводчиком. Но что-то пошло не так: сначала – приоритеты, а затем «пошли не так» уже и сами собаки.

Неожиданно для обеих сторон в самом конце прогулки мы столкнулись за углом забора. Мама ахнула и прижала руку ко рту, у меня на глазах выступили слезы. Лена и наша недавняя знакомая вели на поводках двух щенков немецкой овчарки. Очаровательные полугодовалые бутузы кусали друг друга за шею, но, завидев незнакомцев, бросили свое занятие и принялись рассматривать нашу троицу с доброжелательной непосредственностью. Мой же немигающий взгляд замечал только часть картины, а именно – их задние ноги. Малыши попытались приблизиться к нам, и мама тоже заплакала. Плюсны щенков лежали на земле, так что передвигались они на пятках, словно обессилевшие кузнечики. Я собирала последние силы, чтобы не смотреть на их славные добрые мордочки.

Женщины не удостоили нас взглядом и прошли мимо. Я обернулась. Лучше бы я этого не делала – сбоку еще казалось, что у щенков есть, пусть крохотный, шанс на сносное существование.

До того дня наши отношения с Леной ограничивались тем, что мы были единственными овчаристами района, с которыми Лена принципиально не здоровалась. Но зато на постоянной основе засылала казачков к будоражащему четвероногому объекту. Собаки Лениного разведения (особенно кобели) не раз бросались на Радку, но теперь это казалось цветочками по сравнению со все новыми и новыми партиями щенков с безобразными ногами, которых мы наблюдали на прогулках.

Такие заводчики были, есть и будут всегда, покуда в этом мире существуют деньги и те, кто их приносит. Без законов о защите животных и в условиях большого спроса изменить ситуацию способно разве что одно маленькое движение верхним веком. Обычно оно дается с большим трудом, но его можно натренировать. Вот если бы сделали такие школы для будущих владельцев собак, где на первом и самом важном уроке их бы учили полностью открывать глаза даже при взгляде на маленьких, хорошеньких щеночков! Тогда никакая Лена и ей подобные не смогли бы продавать собак из фильма ужасов. Горе-режиссер был бы уволен и пошел мести улицы.

Радины представления о дрессировке развивались параллельно моим, и частенько Раде было абсолютно параллельно на дрессировочные амбиции ее хозяйки. Но я старалась.

Обучение собаки командам послушания началось по переводной немецкой книге о немецких же овчарках. В отсутствие альтернативных источников информации о дрессировке моя кинологическая библия грозила рассыпаться в труху уже через несколько месяцев, а зачитанной до дыр она стала в первую же неделю совместной жизни с Радой.

Первые успехи не заставили себя ждать. Из обязательной программы Рада знала команды: «Рядом», «Ко мне», «Повороты на месте», «Сидеть», «Лежать», «Стоять», «Апорт». Произвольная программа включала: «Голос», «Умри», «Перевернись», «Замри», «Направо-налево», «Кругом». Самыми любимыми командами у Рады были «Умри» и «Голос». Она театрально заваливалась на бок, поджимала лапку и закатывала глаза. Скоро один глаз начинал разведку – определял координаты кусочка сыра. Если сыр запаздывал, автоматом шла команда «Голос». Эту команду Рада, похоже, могла выполнять бесконечно. Только попроси.

Нам с Радой было интересно общаться в тренировочном формате. Многое получалось само собой – «эффект первой собаки». Именно первые собаки достаются хозяевам уже с какими-то базовыми настройками, призванными хоть немного компенсировать их неопытность. То чувство, когда хотела чему-то научить собаку, а она это уже знает. До чего-то мы доходили на практике, набивая шишки в полевых условиях, – в такие минуты всегда чувствуешь себя усталым путником, достигшим лесной избушки с горячей печью и накрытым столом.

Но во мне крылся незаметный моему внутреннему дрессировщику тех лет грешок – я редко умела вовремя остановиться. Кроме того, ничего не знала о дроблении цели на маленькие шажки. В результате всегда заинтересованная Рада начинала сперва скучать и тупить, а затем и откровенно вредничать. Ведь просто встать и покинуть ратное поле ей не позволяло воспитание.

– Вот, еще один раз делаем и уходим! – говорила я сама себе после идеального прогона поворотов на месте. И именно в этот следующий «один раз» начинала происходить чертовщина, хотя ничто будто бы не предвещало. Рада читала мои мысли и с горя принималась, к примеру, не докручивать попу на этих самых поворотах. Прогулка затягивалась минимум на двадцать минут, теперь уже к неудовольствию подмерзающей мамы. Уже спустя несколько лет мама открыла мне страшную тайну: иногда, пока я не видела, Радка бросала на маму вопросительный взгляд, мол, «а шо за команда-то?». Мама подавала незаметный жест или подсказывала команду, бесшумно шевеля губами. И ведь все были счастливы.

После тренировок мы с Радкой самозабвенно гоняли по земле каштаны или маленькие яблочки – и пусть все игрушки мира подождут.

Примерно к семи месяцам Рада достигла размеров взрослой собаки. Но ладно бы только внушительных размеров – так еще и гораздо более внушительных амбиций. До этого меня занимал единственный вопрос: куда же так быстро делся мой ушастый пупсик и почему я вожу на поводке лошадку? Но когда Рада в первый раз облаяла из открывшегося лифта нашего соседа, все остальные проблемы отскочили на второй план даже быстрее, чем этот самый сосед.