Текст книги "Мистическая Москва. Тайна дома на набережной"

Автор книги: Ксения Рождественская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ксения Рождественская
Мистическая Москва. Тайна Дома на набережной

Глава 1 1937 год

Анна оторвала голову от подушки и прислушалась. Какое странное чувство – словно за тобой наблюдают чьи-то невидимые глаза. Наверное, это из-за переутомления.

Она в последнее время слишком много работает. Так нельзя. И мама говорит то же самое. А вот папа, который всегда считал, что только труд способен облагородить человека, дочку поощряет. И ее, Аню, воспитывает в том же духе. Может, поэтому она и отдает всю себя нелюбимой, но очень нужной работе. Ведь что может быть благородней профессии врача? Да ничего! В этом она уверена.

С детства Анна боялась крови. А еще терпеть не могла слюней и слез, то есть всего того, чем славятся милые взрослому сердцу карапузы. Хорошо, что у нее нет ни братьев, ни сестер. Хотя от старшего брата Аня бы все-таки не отказалась.

В общем, обладая всеми этими качествами, она выбрала профессию педиатра. Ни больше ни меньше. Хотя, будь на то ее воля, стала бы хирургом. Но больницы нуждаются в детских докторах, и милая старушка, принимая у Ани документы в медицинский институт, уговорила ее выбрать именно такую специальность.

Анна потом долго удивлялась, почему послушала старушку и пошла осваивать нелюбимую профессию, но тогда размышлять было некогда – с утра лекции, вечером подработка в военном госпитале. Да и папа спуску не давал. В недавнем прошлом армейский командир, он привык просыпаться в пять утра и ложиться после полуночи. Мама так не умела. Она работала в столовой госпиталя и шла домой строго по расписанию. Глядя на осунувшуюся дочь, торопливо заталкивающую в себя ужин, мама качала головой и ворчала:

– Ох, Анька, не доведешь ты себя до добра. Где это видано, чтобы спать всего четыре часа в день? И ладно, если бы была необходимость…

– Необходимость есть, – отвечала Анна. – Мне нужно приобретать практические навыки. Иначе какой из меня врач получится? И потом, папа всю жизнь так живет, и ничего, дюжит…

– Что ты сравниваешь себя и здорового мужика? Да твой отец до ста лет в таком темпе выдержит. На то он и мужчина. У мужиков другой интерес, они живут любимым делом. А мы, женщины, должны им эту возможность предоставлять. Да и природа наградила нас другой конституцией. Мы мягче, слабее, выдержка у нас совсем не та.

– Это ты о себе говоришь, мама? – усмехалась Анна. – Поверь мне, не каждая женщина слаба, и не каждый мужчина вынослив. Все зависит от характера.

– «От характера», – передразнивала ее мама. – Да при чем здесь характер? Если у меня в руках нету силы, а глаза после девяти вечера слипаются, то, каким бы ни был мой характер, я все равно уткнусь носом в подушку и просплю до следующего утра.

– У тебя просто нет цели, – улыбалась дочь. – Тебе и так хорошо.

– А тебе плохо? – удивлялась мама. – Ты посмотри вокруг! – обводила она рукой стены кухни. – Разве год назад мы могли подумать, что будем жить в таких шикарных условиях?

– К чему ты ведешь?

– Да к тому, что у меня теперь только одна цель – выдать тебя замуж и с внуками нянчиться.

Анна смешно кривила нос. Замуж… Да кому охота возиться с сопливыми малышами? Вот работа – это да… Возможно, ей и не придется лечить простуду у сопливых ребятишек. Нужно будет через год попробовать перевестись на другое отделение. Авось повезет и все-таки удастся стать хирургом.

В этом месте переставала думать о том, что говорила мама, и переключалась на прослушанные лекции, чтобы освежить в памяти пройденный материал. Мама только вздыхала и принималась бренчать тарелками, складывая их в мойку, очевидно, давая понять, что мечтала не о такой дочери. Наверняка бы ей хотелось, чтобы ее кровиночка не бредила скальпелями, операциями и тяжелобольными, а было бы просто замечательно, если бы дочка сидела в кресле с вязаньем или вышиваньем и делилась с ней житейскими новостями, пусть немного скучными, но такими важными.

Но что бы мама ни думала, вслух она этого не произносила. Хотя и очень хотела. Приходилось уважать выбор дочери, даже если и не могла с ним смириться. Как в свое время смирилась с желанием мужа поработать на правительство. Смирилась, потому что любила. А когда любишь, то готова на все. Даже на смерть…

Сейчас Анна некоторое время напрягала слух, а потом успокоилась. Ничего особенного – ни чужих глаз, ни осторожных шагов. Это все ее взбудораженные нервы. Шутка ли, спать по три-четыре часа в день! Хорошо, что мама этого не знает. Иначе бы легла вместе с дочкой и строго-настрого запретила включать лампу под одеялом, как та обычно делает.

Аня натянула одеяло на голову и свернулась калачиком. В доме стояла пронзительная тишина. Даже папа давно лег спать. Завтра воскресенье. Единственный день, когда можно позволить себе поваляться подольше, и, казалось бы, одна только эта мысль должна унести ее в царство Морфея. Однако сон, словно нарочно, бежал прочь. Аня глазела на темный квадрат окна и пыталась привести свои мысли в порядок. Вот уже третью ночь она просыпалась в одно и то же время от странных шагов, едва различимых в ночной тишине. Пару раз до нее явственно доносился стук каблуков, а однажды в стену что-то ударило, как будто кто-то подал ей знак. Только что за знак? И кто может ходить за стеной, если там ничего нет? Бред какой-то…

Похоже, она действительно слишком много работает. Наверное, мама права. Женщины не такие выносливые, как мужчины, даже если старательно пытаются всем это доказать. Но себя не обманешь. Человеческий организм – очень хитрый механизм. Он не позволит себя истязать. Только тебе начнет казаться, что ты почти всемогуща, а тут раз – и случится сбой. Вот как сейчас. Вместо того чтобы спокойно почивать, она пялится в пустоту и думает непонятно о чем. Спать! Быстро спать! На неделе снова будут ранние подъемы и поздние укладывания. И как бы ни хотелось сделать для себя хотя бы небольшую передышку, все равно ничего не получится, потому что такой у нее характер. А против характера не попрешь.

Анна сама не заметила, как уснула. И уже не слышала ни осторожных шагов, вновь прозвучавших за стеной, ни тихого, едва различимого разговора. Она мирно посапывала в своей кровати и видела сон. Вот она, молодая специалистка, стоит возле операционного стола, а лучшие люди страны доверяют ей свои жизни. Анна улыбается и протягивает руку за скальпелем. Ассистентки серьезны и почтительны. У них все готово. Анна строго следит за дисциплиной, абы кто рядом с ней не работает, только самые ответственные, самые лучшие, самые-самые…

Губы Анны приоткрылись, дыхание стало ровным и спокойным. Во сне она была, как никогда, близка к осуществлению своей самой заветной мечты.

– Анна, дрыхнешь? – послышался строгий голос отца, и Аня тут же распахнула глаза.

Несколько секунд она приходила в себя, пытаясь понять, где находится, и только когда взгляд остановился на лице папы, она облегченно вздохнула и широко улыбнулась.

– Если долго спать, проспишь все самое интересное, – сообщил отец и присел на край кровати.

Они очень любили друг друга. Иногда мама даже обижалась, считая, что ее отодвинули на второй план. Но Аня всегда находила слова, чтобы ее успокоить.

– Просто мы с папой на одной волне, – говорила она и целовала маму в щеку.

– Ну-ну… – вздыхала та и украдкой смахивала слезу.

А они и в самом деле были на одной волне. Анна, например, всегда точно знала, когда папа придет с работы. Тот же постоянно угадывал, чем ее порадовать. Он часто исхитрялся притащить что-нибудь вкусненькое, а ведь далеко не каждая семья могла похвастать продуктовым ассортиментом. Вернее, практически вся страна жила почти впроголодь, а папа умудрялся приносить апельсины и копченую колбасу. «Отхватил!» – говорил он в таких случаях и весело подмигивал. А мама тяжело вздыхала.

Аня не могла понять, почему мама не радуется возможности взять в рот ароматный кусочек колбаски и, закрыв глаза, наслаждаться неземным вкусом. Или положить на язык дольку апельсина и, нажав на нее зубами, ощутить на нёбе кисло-сладкий цитрусовый сок.

Пару раз она пыталась узнать, что же маму так расстраивает, но та лишь качала головой и переводила разговор на другую тему. Правда, папа тоже не стремился откровенничать с дочкой. Мало того, строго-настрого запрещал ей рассказывать подругам о продуктовых наборах, так радующих ее душу. Аня рано поняла, что в этой жизни есть некоторые вещи, о которых лучше помалкивать. Почему? Она и сама не знала, но какой-то безотчетный страх заставлял ее держать рот на замке.

– Сколько времени? – спросила Аня, сладко потягиваясь.

– Половина десятого, – усмехнулся отец. – Я уж было подумал, что ты прихворнула, раз до сих пор валяешься в постели.

– Ну как тебе не стыдно, Глеб? – возмутилась мама, заглядывая в комнату. – Девочка и так практически не спит! Дай ей отдохнуть как следует.

– А я разве не дал? – удивился отец. – Половина десятого! Эдак можно так себя расхолодить, что потом не соберешь.

Мама осуждающе покачала головой, но больше ничего не сказала.

– Как твои дела? – тихо спросил отец, так, чтобы не слышала мама. – Вигорский уже допустил тебя до операций?

– Пока я только готовлю инструменты, – так же тихонько ответила Аня. – Но очень скоро смогу бывать в операционной и наблюдать за его работой.

– Старайся, дочка. – Папа погладил ее по голове. – Только труд делает человека…

– …человеком, – закончила она. – Правда, мама так не считает. Для нее самое главное семья и дети. Не понимаю, как вы вообще нашли друг друга?

– Ты осуждаешь маму? – грозно спросил отец, а у самого в глазах запрыгали смешинки.

– Вовсе нет. Я ее очень люблю. Но мне всегда казалось, что брак должен опираться на схожие интересы и общность взглядов, а у вас все… слишком разно, что ли…

– Ты ошибаешься, дочка. Мы смотрим в одну и ту же сторону. Только по-разному.

– А разве так бывает?

– Конечно, бывает.

– И в чем же схожесть ваших суждений?

– Мы оба хотим, чтобы ты была счастлива! – Папа щелкнул ее по носу.

– А разве это может быть целью всей жизни? – удивилась Аня.

– Только это и может. Что для человека самое главное? Оставить после себя след. А самый яркий и значимый след – это ребенок, твое собственное продолжение. Ты – мое продолжение. И мамино. И мы оба тобой очень гордимся. Только я считаю, что тебе нужно больше работать, чтобы достичь результата, а мама, наоборот, хотела бы, чтобы ты сбавила обороты. Потому что волнуется за твое здоровье.

– Как странно ты говоришь, – задумчиво произнесла Анна. – Я раньше никогда об этом не задумывалась. А получается, что ты прав.

– Конечно, я прав. Если бы мама работала так же много, как я, разве бы мы с тобой могли двигаться к нашим целям? Нет. Потому что нам бы пришлось организовывать быт вместо того, чтобы заниматься работой.

– Какой ты умный, папочка!

Анна потянулась и поцеловала отца в колючую щеку.

– А ты вся в меня. Беги, умывайся, завтрак стынет…

Аня откинула одеяло и пошлепала в ванную.

Вот уже год ее семья жила в своей шикарной квартире на Берсеневской набережной, а она все не переставала удивляться этой роскоши. После барака с общей кухней и холодной водой, идущей по расписанию, просто не верилось этому счастью – жизни в собственной квартире со всеми удобствами, с широкой лестницей, с парадным и черным лифтами, а также с кинотеатром, магазинами, парикмахерской и спортзалом на первом этаже дома.

Она включила воду, и та веселой струйкой тут же потекла в белоснежную ванну. Надо же, прошел целый год, а ее все еще поражали чудеса цивилизации. Когда Аня сообщила своим знакомым, что перебирается в этот дом, то увидела самую разную реакцию. В чьих-то глазах прочитала неприкрытую зависть, в других – откровенный страх. Некоторые даже перестали с ней дружить, хотя раньше вполне мило общались. Особые разговоры вызвал десятый подъезд, в который перебралась их семья. Пашка Соболев точно что-то знал об этом подъезде, но на все расспросы отвечал неизменным молчанием. А потом и вовсе прекратил с ней разговаривать.

Аня пыталась выспросить причину такого его поведения у Пашкиных друзей, но те лишь недоуменно пожимали плечами. А потом она перестала обращать внимание на разговоры за своей спиной, посчитав их за черную зависть.

– Доча! Ты там уснула, что ли? – послышался голос отца.

Анна, быстро поплескав на лицо прохладную воду и наскоро утеревшись полотенцем, пошла на кухню.

На столе стояли тарелки, в которых дымилась горячая овсяная каша, на большом блюде лежали бутерброды с колбасой и сливочным маслом, в чашках розовело какао. Аня быстро шмыгнула на свое место и с удовольствием придвинула к себе кашу. Она всегда была непривередливой в еде, но когда выпадала возможность полакомиться чем-нибудь вкусненьким, никогда не отказывала себе в этом удовольствии.

– Папа, а ты по ночам ничего странного не слышишь? – вдруг решилась спросить девушка, положив рядом с тарелкой бутерброд.

– Что значит – странного? – нахмурился отец.

– Ну, шаги, постукивание…

– Нет… – медленно протянул он и положил на стол ложку. – А ты разве слышишь?

– Иногда.

– Когда это было в последний раз?

– Вчера. И позавчера тоже.

Мама бросила быстрый взгляд на мужа, и Аня насторожилась.

– Но ты не можешь ничего слышать, – неожиданно хриплым голосом произнес отец. – Стена твоей комнаты примыкает к шахте лифта.

– И тем не менее я слышала, – упрямо повторила Анна и с вызовом посмотрела на отца.

В глазах у того засветилась неприкрытая тревога.

– По-моему, девочка переутомилась, – громко сказала мама. – Я же говорила, что нельзя столько времени проводить за работой. Организму нужен полноценный отдых. Особенно крепкий, здоровый сон. А ты, Анечка, полночи торчишь под одеялом с лампой, читая и портя глаза, а потом никак не можешь заснуть. Вот тебе и мерещится разная ерунда.

– Ты читаешь под одеялом? – грозно спросил отец, но в его голосе проскользнули фальшивые нотки.

– Откуда ты знаешь? – Анна удивленно воззрилась на маму.

– Ты не думай, если я ничего не говорю, это не значит, что я ничего не замечаю, – грустно ответила она. – Просто я не хочу лезть в твою жизнь и вторгаться в твое личное пространство. Однако от моих советов тебе все равно не отмахнуться.

– Вот что, доча, – решительно сказал отец, – с этого дня я запрещаю тебе ложиться спать позже полуночи.

– Папа! – воскликнула она. – Но я не успею подготовиться к лекциям!

– Значит, будешь уходить пораньше со своей практики. Мама права. Если тебе начали мерещиться всякие глупости, значит, пора приостановиться.

– Но ты же сам говорил: для того чтобы добиться результатов, нужно много работать! – со слезами на глазах воскликнула Аня.

– Говорил. И от своих слов не отказываюсь. Но иногда нужно немного передохнуть, чтобы набраться новых сил. И еще… – Он побарабанил пальцами по столу. – Пожалуй, в твоей комнате пора сделать ремонт.

– Но мы делали его год назад, – растерялась дочь.

– Мне разонравились обои. И окно требует починки. Скоро зима, опять будет дуть. Я найду мастера, который сделает все на совесть.

– А такие есть? – хмыкнула Анна.

– Найдутся. Особенно когда узнают, что ремонт нужно будет делать в этом доме.

– А наш дом какой-то особенный?

– Да, особенный. Его построили специально для тех, кто много сил отдает своей стране. А я тружусь, не жалея ни времени, ни сил. Люди понимают это и уважают наш труд. Потому и стараются.

Мама едва заметно фыркнула, но тут же сделала вид, что поперхнулась какао. Анна подозрительно посмотрела на нее, но та приняла невозмутимый вид, и девушка снова уставилась на отца.

– А мне почему-то кажется, что не уважают, а завидуют, – сообщила она и откусила от бутерброда с колбасой.

– И это тоже, – кивнул глава семьи. – Людям свойственна зависть. Особенно если вокруг нет равенства.

– Как это нет равенства?! – возмутилась Аня. – Разве революцию осуществили не для того, чтобы все люди стали равны?

– А что в твоем понимании «равны»? – тихо спросил отец.

– Это когда нет богатых и бедных, когда каждый имеет право на образование и работу, – уверенно ответила она.

– В какой-то мере именно так, – кивнул папа. – Но это далеко не все. Кроме того, что ты перечислила, существуют и простые человеческие радости. Например, вкусно поесть, мягко поспать. У нас такие радости есть. А многие люди их лишены. Помнишь барак, в котором мы жили много лет?

Аня кивнула.

– Ты бы хотела туда вернуться?

– Вернуться? – В ее глазах заплескался ужас. – Да ни за что!

– Вот видишь… Мы смогли выбраться из тех ужасных условий, а остальные люди вынуждены прозябать в них всю жизнь. Без всякой надежды хоть как-то улучшить ее. А ведь если рассуждать по справедливости, то каждый из них имеет такое же право жить хорошо, как мы. В этом и заключается равенство.

– Я никогда об этом не задумывалась, – пробормотала Аня.

– И лучше никогда не думай, – подхватил отец. – И вот еще что. Не вздумай озвучить эту мысль в институте. Или друзьям.

– Почему?

– Потому что считается, что в нашей стране все живут счастливо. А тех, кто с этим не согласен, наказывают.

– За что?!

– За собственное мнение. В общем, будь хорошей девочкой и ни с кем не делись своими мыслями. Поняла?

– Поняла, – кивнула она.

– И дома тоже старайся поменьше говорить на эту тему.

– Ты хочешь сказать, что я не могу доверять тебе и маме? – засмеялась Анна, потому что последняя мысль показалась ей жутко забавной.

– Не нам, а стенам вокруг нас. У них тоже бывают уши, – серьезно ответил папа и принялся молча поглощать завтрак.

Глава 2

– Привет, дочь командарма! – послышалось откуда-то из-за спины.

Анна оглянулась и увидела Вовку, изо всех сил размахивающего руками.

– Привет! – крикнула она в ответ.

Пожалуй, Вовка был единственным человеком, которому Аня могла доверять в своем окружении. И не потому что тот был таким уж хорошим, а потому что знала: она ему нравится. Конечно, Вовка не говорил об этом прямо, но женщина всегда способна почувствовать отношение мужчины к собственной персоне.

С тех пор как Анина семья переехала в новый дом, прежние друзья как-то сами собой рассосались. Знакомые из барака теперь к ней и носа не кажут, а закадычная подружка Лида просто перестала с ней разговаривать. Аня не могла понять причины такого странного поведения и время от времени пыталась поговорить с Лидой, но та упорно отказывалась от встреч. Может, виной всему внезапный арест ее отца? Это случилось как раз накануне их отъезда из барака. Лида тогда горько плакала, а мама ее чуть не покончила с собой, напившись каких-то таблеток.

Аня очень переживала вместе с подругой. Даже просила папу, чтобы тот по своим каналам узнал, за что забрали Ивана Яковлевича. Но отец, бледный от волнения, только покачал головой и пробормотал что-то по поводу программы партии. Анна ничего не поняла. А через день они уехали из барака и после уже с Лидой больше не общались.

В институте Аня обзавелась новыми друзьями. Но это было все не то. Кто-то дружил с ней из-за ее положения, то есть зная, где она живет, другие пользовались добротой девушки и бесстыдно списывали домашние задания. По-настоящему верным другом стал только Вовка Сергеев. По причине личного интереса.

– А я тебя тут жду, – сообщил Вовка, протиснувшись сквозь бурлящую толпу.

В отличие от Ани, Вовка очень хотел стать именно детским доктором. Его сестренка умерла в младенчестве, и он во что бы то ни стало решил найти средство от всех на свете смертей. Анна посмеивалась над его потугами, но не отговаривала. Зачем? Должна же быть у человека какая-то мечта!

– Ты почему вчера в кино не пошла? – обиженно спросил он.

– В кино? – Аня растерялась.

– Я тебя, между прочим, ждал. Целый сеанс пропустил, скакал то на одной ноге, то на другой. На улице не май!

– Ой, Вовка! – вскрикнула Аня, хлопнув себя ладошкой по лбу. – Я же забыла совсем!

– В принципе я так и подумал, – хмыкнул приятель. – У тебя в мозгах полный бардак.

– А почему ты не зашел?

– Почему? – Он тут же поскучнел. – Не догадался. Думал, ты сильно занята, раз не явилась на свидание.

– А у нас должно было быть свидание? – хитро улыбнулась девушка.

– Ну, уж если ты этого не поняла, тогда у тебя действительно проблемы! – развел Сергеев руками.

Прозвенел звонок. Анна дернулась и, схватив Вовку за руку, бросилась в аудиторию. Лектор уже стоял у доски и с неудовольствием взглянул на опоздавшую парочку. Аня торопливо поздоровалась и потащила Вовку к задним рядам.

– Мы же всегда сидим впереди, – зашептал он, спотыкаясь о ступеньки.

– А сегодня сядем сзади, – ответила Анна.

– Почему?

– Мне нужно с тобой поговорить.

Задний ряд пустовал. Студенты предпочитали держаться поближе к лектору, чтобы не пропустить ни одного слова из его речи. Сейчас до Ани долетали лишь отдельные слова, но сегодня ее это мало волновало.

– Что случилось? – прошипел Вовка, когда они уселись за парту. – Надеюсь, что-то очень важное? Иначе я заставлю тебя изучить сегодняшний материал и пересказать его мне в доступном и понятном виде.

– Да подожди ты со своим материалом! – отмахнулась девушка. – Лучше слушай внимательно.

– Кого? Лектора?

– При чем здесь лектор? Меня слушай!

– Ну, слушаю, – кивнул смирившийся Вовка и уставился на нее.

– Ты что-нибудь знаешь о том доме, где я живу?

– А тебе зачем? – осторожно спросил он.

– Надо.

– И все-таки?

– Мне кажется, от меня что-то скрывают, – твердо сказала Анна и посмотрела Вовке в глаза.

– Кто скрывает? – не понял тот.

– Родители.

– А что они могут скрывать?

– Вот это мне и интересно.

– Если бы я жил в таком доме, я бы не стал задумываться о такой ерунде.

– У тебя тоже неплохие жилищные условия.

– Неплохие, – согласился Сергеев. – Гораздо лучше, чем у большей части населения нашей страны. Правда, немного напрягает общая кухня, но наличие двух комнат полностью покрывает этот недостаток.

– Вот видишь…

– Что я должен увидеть?

– Твоя мама занимает хорошую должность. И папа не последний человек. Но все-таки вы живете на порядок ниже, чем наша семья. Ты не подумай, я не хочу тебя обидеть, – быстро добавила Аня, заметив, что Вовка нахмурился, – всего лишь констатирую факт. Но я не понимаю, почему мы вдруг удостоились такой чести и въехали в шикарный дом со всеми удобствами.

– А кто твои родители? – полюбопытствовал парень. – Я не из праздного интереса спрашиваю. Может, им по роду службы положено иметь хорошее жилье.

– Папа раньше был командиром армии, – сказал Анна.

– Об этом ты уже говорила. А сейчас он чем занимается?

– Сейчас? – Девушка задумалась. – Кажется, работает на правительство. Точнее сказать не могу.

– А мама?

– Мама – повар.

Вовка пристально посмотрел на Анну, а потом принялся изучать потолок.

– Знаешь что, – наконец сказал он. – Сейчас я ничего не могу тебе ответить, но, если ты немного потерпишь, попробую разузнать.

– Пашка Соболев может что-то знать, – подсказала Аня.

– Пашка? – Вовка задумался. – Не уверен, что он проболтается. Отец у Пашки какая-то большая шишка.

– Значит, он точно знает, – воодушевилась Аня.

– Может, и знает, но не скажет. Пашка умеет держать язык за зубами. Кстати, никто не знает, кто у Пашки отец. Он и эту тайну хранит как зеницу ока.

– И все же попробуй. Ты с ним в хороших отношениях?

– Ну да…

– Тогда рискни. В конце концов, если он тебе откажет, ты ничего не потеряешь.

– Ладно, – нехотя кивнул Вовка. – Но сразу предупреждаю: я ничего не обещаю.

– Спасибо, – ответила Аня и чмокнула Вовку в щеку.

Тот быстро-быстро заморгал глазами, недоверчиво посмотрел на нее, а потом покачал головой и уставился на лектора, решив хотя бы часть лекции потратить с пользой.

Прошло несколько дней. Как-то раз на перемене Вовка подошел к Ане и тихонько сказал:

– Анюта, после лекций не спеши домой. Пойдем, погуляем в парке.

Девушка с недоумением посмотрела на него. Раньше они никогда не гуляли после лекций. Если только вечером, когда у Ани практика начиналась позже, чем обычно. Или в выходные.

– Но я не могу… – начала она и остановилась, глядя на возбужденное лицо Вовки. Наконец кивнула: – Хорошо. Я только позвоню Вигорскому и скажу, что задержусь.

Лекции тянулись как-то особенно долго. Аня елозила на лавке, вызывая недовольство педагога. Она была уверена, что Вовка хочет рассказать ей о ее доме. Правда, сначала девушка подумала, что у него ничего разузнать не получилось, ведь прошло уже больше недели, но потом обратила внимание на его раскрасневшееся, немного загадочное лицо и поняла: у приятеля есть новости.

Сама-то Аня к этому времени и забыла о своих волнениях. Она стала раньше ложиться спать и теперь по утрам вставала бодрая, отдохнувшая. В гостиной ее не тревожили никакие посторонние звуки, и девушка почти жалела, что обратилась к Сергееву со своей странной просьбой. Зачем тому лишние хлопоты, если все дело было в ее больном, вернее, уставшем воображении?

Анна наблюдала за мамой и папой, пытаясь обнаружить в их поведении нечто необычное, но те вели себя как всегда, поэтому воспоминания о шагах и стуках за стеной улетучились. И надо же такому случиться: когда она почти успокоилась, у Вовки появились новости!

– Пойдем, – сказал Сергеев, появившись на крыльце немного позже Анны.

Погода на улице стояла прекрасная. Бабье лето осталось давно позади, легкий морозец приятно холодил щеки и придавал ни с чем не сравнимую бодрость.

До парка они дошли довольно быстро, а потом Вовка замедлил шаг. Некоторое время шел молча, изредка поглядывая на спутницу. Анна его не торопила, хотя сердце ее буквально разрывалось от невесть откуда взявшегося гнетущего чувства страха.

– Я поговорил с Пашкой, – наконец произнес Вовка.

– С Пашкой? – почему-то изумилась Аня.

– А что тебя удивляет? Ты же сама просила…

– Просто я не думала, что он разговорится.

– Я тоже не думал. Но – стечение обстоятельств. Вчера Коля Якимов пригласил нас в гости по поводу дня своего рождения и выставил две бутылки коньяка. А вот с закуской оказалось не очень богато. В общем, через час все так наглотались, что себя не помнили.

– Не думала, что ты можешь напиться до такой степени, – ухмыльнулась Аня.

– Кстати, я оказался крепче всех, – сообщил Вовка. – В частности, потому что больше пропускал, чем пил. Я же сразу смекнул, что мне представляется отличная возможность расколоть Пашку. Вот и старался ради тебя.

– Я запомню.

– В общем, Пашка рассказал мне много чего интересного… Правда, не знаю, порадует тебя это или огорчит.

– Говори скорее, не томи!

– Дом твой и правда не простой.

– Я и раньше это знала, – кивнула Анна.

– Все знали, но без лишних подробностей, – откликнулся Вовка. – Лучше слушай дальше. Основная масса жильцов – люди, так или иначе приближенные к правительству. Некоторые выполняют совсем страшные задания и потому пользуются особым положением.

– О каких заданиях ты говоришь? – напряглась девушка. – Что за работа у них такая?

– Палачи, – тихо произнес Вовка и, засвистев, уставился в сторону.

– Палачи?! – Аня остановилась и в ужасе вытаращилась на Вовку. – Те, которые казнят людей? Ты серьезно?

– Абсолютно. В нашем обществе очень много народа, неугодного людям на верхах. Поэтому время от времени за кем-то из них приезжает черный автомобиль и увозит в неизвестном направлении. Кого-то отправляют в ссылку. Кого-то расстреливают. Как раз эта миссия возлагается на так называемых палачей.

Аня не отрываясь смотрела на парня. От ужаса и отвращения она не могла вымолвить ни слова.

– Еще есть другая категория служителей закона. Те, кто все видит, слышит, подмечает, а затем докладывает об этом кому нужно, – продолжал Сергеев. – Сколько людей с их подачи увезли потом в неизвестном направлении, и не сосчитать. Иногда увозят целыми семьями. И это не какие-то отдельные случаи, а закономерность.

– Не может быть… – едва шевелящимися губами произнесла Аня. – Такого просто не может быть…

– И это говоришь ты? – усмехнулся Вовка. – Ты же живешь в этом доме, а значит, имеешь отношение к этой политике.

– Я?! При чем здесь я?!

– Прости, я не то имел в виду. Конечно же, я говорил о твоих родителях. Поинтересуйся у них, за какие такие заслуги они получили квартиру.

– Ты намекаешь, что папа доносил на близких ему людей? – возмутилась Аня и едва сдержалась, чтобы не залепить Вовке пощечину.

– Ни на что я не намекаю. Просто советую поговорить с родителями. Иначе неведение может плохо для тебя обернуться.

– Я уверена, что ни папа, ни тем более мама никогда не пошли бы на такую подлость, – твердо сказала Анна. – Папа очень добрый и справедливый. Раньше командовал армией. Ему доверяли сотни жизней, и каждого человека он старался сберечь.

– Война дело другое, – серьезно ответил Вовка. – Там все на виду. Там все по-честному. Если в тебя стреляют, ты тоже стреляешь в ответ. А сейчас идет негласная война. Сосед доносит на соседа, сын предает отца.

– По-моему, у тебя что-то случилось с головой, – презрительно фыркнула девушка. – Ты говоришь нелепые вещи. Ты сам-то себя слышишь?

– Слышу.

– И веришь в то, что говоришь?

– Как бы мне ни хотелось думать иначе, я чувствую, что все это правда. Пашка в первый раз был таким откровенным. Думаю, он и сам не помнит, что мне наговорил, потому что, когда немного отрезвел, принялся выспрашивать, о чем распинался. Я уверил его, что ничего особенного он не сказал, и Пашка вроде бы успокоился.

– Так, может, это был просто пьяный бред?

– Вряд ли. Слышала поговорку – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке? – Сергеев немного помолчал, а затем добавил: – Если честно, я уже слышал подобные разговоры. Но не мог разобраться, что в них правда, а что вымысел. Но теперь уверен: просто так говорить не будут. А в твоем доме и правда живут не совсем обычные люди.

– Хорошо, допустим, ты прав, – дрожащим голосом сказала Аня. – Но ведь это не значит, что все жители – монстры! Наверняка среди них много порядочных людей.

– Наверняка, – согласился Вовка. – Но никто не знает, что кроется под личиной тех, которые честными глазами смотрят в глаза соседям и мило с ними здороваются, а потом идут выполнять свое черное дело.

– Как страшно ты говоришь! – поежилась Анна.

– Это и в самом деле страшно, – кивнул парень.

Некоторое время друзья шли молча. Разговаривать не хотелось. Они впервые подняли тему, которая была чуждой для них. Аня уже жалела, что попросила Вовку узнать правду. Теперь в каждом жителе своего дома она будет видеть потенциального врага. В каждой милой старушке – гнусную доносительницу. Теперь ей стало понятно, что имел в виду папа, когда сказал об ушах, которые имеются в стенах. Пожалуй, нужно будет поговорить с отцом, тот должен знать правду о доме. Надо его предупредить, чтобы не вел ни с кем из соседей доверительных бесед и вообще не говорил больше, чем следует. Хотя… наверняка папа и сам обо всем знает. Не зря же просил дочку не распускать язык и не болтать лишнего. Особенно о равенстве и справедливости.