Текст книги "Шестеро"

Автор книги: Ксения Пашкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

В деле замешана сильная ненависть

Основатель нашего центра вел переговоры по открытию филиала в другом городе, но, узнав о случившемся, срочно вылетел и по прибытию сразу вызвал меня к себе. Михаил, а он настаивал на обращении к нему по имени, казался хорошим человеком. Наверное, это слишком расплывчатое описание, но большего я о нем не знала. Не хотелось вникать во все слухи, ходившие в центре, но поговаривали, что ему удалось лишить родительских прав родителей одного подростка с психологическими травмами и каким-то психическим расстройством. В итоге этот мальчик стал приемным сыном Михаила, и сейчас, опять-таки по слухам, у него все хорошо. Если чему и мог научить такой руководитель, как он, так это тому, что в некоторых ситуациях нельзя оставаться безучастным, иногда необходимо действовать радикально и вмешиваться в те дела, где твой нос уж точно никто не ожидает увидеть.

Я сидела напротив него уже двадцать минут, пока он разговаривал с кем-то по скайпу. Видимо, таким образом переговоры по открытию нового филиала все-таки состоялись. В современном мире все так странно складывалось: прогресс доходил до пугающих масштабов, в то время как люди продолжали убивать друг друга.

– Извини, что так долго. Планировалось закончить всю эту демагогию десять минут назад, – наконец заговорил Михаил.

– И как успехи? Кажется, они не слишком рады вашему предложению?

Он махнул рукой на монитор и громко фыркнул. Его явно огорчало, что приходится постоянно объяснять всю значимость и важность открытия таких центров в каждом городе.

– Я разберусь с этим. А теперь расскажи, что ты собираешься делать? – Михаил, скрестив руки на груди, откинулся на спинку кожаного кресла и как-то разочарованно вздохнул.

– С этим будут разбираться полицейские. Причем здесь я? – его вопрос всерьез меня напугал, неужели он хочет приплести меня ко всему случившемуся, но это совсем на него не похоже.

– Нам всем предстоит это разгребать, Ева. – Михаил запустил пальцы в бороду, с недавних пор ставшую такой же седой, как его голова. – Мне уже позвонило около десяти журналистов, а это только начало дня. Не удивляйся, если они откопают и твой номер, будь готова ко всему, потому что дело – дрянь.

– Вы сказали слово «дрянь»?

– Думаю, скоро мы будем говорить и не такое, Ева.

Он поднялся с места и медленно зашагал к дивану в углу комнаты, я последовала за ним. Мы сидели рядом и смотрели в окно, пока Михаил рассказывал, что именно случилось с Филиппом.

– Нельзя так говорить, но мне было бы легче, сбей его машина или пырни его ножом какой-нибудь хулиган, а не все это. Это слишком страшно, Ева.

– Вы ведь воевали в горячей точке. Разве вас может напугать единичное убийство?

Михаил отрицательно замотал головой и на мгновенье закрыл ладонями глаза.

– Мне страшно от того, что это может быть связано с нашим центром. Я создал его, чтобы помогать и объединять. Ты же знаешь, как для меня это важно. Не переживу, если окажется, что в этом есть наша вина.

– Какая тут может быть вина? Липп не был простым человеком, он часто затевал конфликты, любил задеть за живое. Кто-то вспылил и, наверное, не рассчитал силу.

– Ева… – начал он, тяжело дыша, – это не какая-то там драка, это – умышленное убийство. Когда мне показали фото, я сразу все понял. Поверь, в деле замешана сильная ненависть. Кто-то очень разозлился на него. Даже не знаю, Ева, его очень сильно порезали. Можешь представить, как он натерпелся? – Михаил прикрыл рот ладонью и закрыл глаза. Было ясно: ему мучительно от одних мыслей об этом.

– На самом деле, не могу. Не представляю, что это случилось по-настоящему, – я помотала головой, не желая верить в реальность происходящего.

– Когда тебе покажут фото, станет только хуже. Будь готова к этому, полицейские теперь еще долго не отстанут, протащат через десятки допросов, пока от нас не останется ничего, кроме выжатых лимонов.

Я молча кивала, не желая даже представлять, что теперь начнется, но один вопрос меня беспокоил слишком сильно.

– Почему вы сказали, что мне стоит с этим разобраться?

– Он был пациентом нашего центра, и мы все будем с этим разбираться, но тебе, Ева, стоит убедиться, что ни один участник твоей группы не может быть причастен к случившемуся.

– И как я могу в этом убедиться? Мне переучиться на детектива или что?

Михаил снова махнул рукой и молча отправился в свое рабочее кресло.

– Ты несешь ответственность за происходящее в стенах твоего кабинета для встреч. Тебе стоит присмотреться к ним и дать мне позднее ответ.

– Какой? – я с неподдельным удивлением слушала его и искренне не понимала, в здравом ли он рассудке?

– Что среди них нет убийцы, конечно же.

– Вы шутите?

– Вовсе нет. Пообщайся с ними, понаблюдай, позадавай провокационные вопросы, изучи еще раз истории их жизни. Дай мне хотя бы пятидесятипроцентную гарантию, что это – не они.

– Я не смогу. Да и разве группу не стоит закрыть на время следствия?

– Исключено. Ваши встречи должны не только продолжаться, но и стать чаще. Хоть они и подозреваемые, но все еще наши пациенты, нам необходимо поддерживать их в трудные времена. Я рассчитываю на тебя, Ева.

– А вот я бы не стала…

– Все, иди, мне еще кучу народа по скайпу убеждать, что мы не в каменном веке живем, и лоботамию в наших центрах не делают.

Раны ради боли

До этого мне уже приходилось бывать на допросе. Когда я училась на первом курсе института, моя одногруппница покончила с собой. Ее родители настояли на расследовании, подозревая в доведении их дочери до самоубийства. Помню, что ощутила себя настоящим преступником, когда меня усадили за стол, на котором стояла тускло горящая лампа. Следователь формулировал вопросы так, словно я, и правда, в чем-то виновата. В итоге ему удалось довести меня до слез и заставить почувствовать себя причастной к трагедии только потому, что я не дружила с погибшей.

Расследование привело к неожиданным результатам: оказалось, что родители много лет истязали дочь морально и физически. Раскрыть это преступление помогли именно мы, ее одногруппники. Каждый из нас оказался свидетелем ее странного поведения, с кем-то она делилась деталями жизни, кто-то видел у нее синяки. В этом и есть вся суть. Всегда находится тот, кто все замечает, и это становится тем самым недостающим пазлом в общей картине.

Мы со следователем уже прошли ту скучную часть допроса, где он записывает мои данные и рассказывает обо всех формальностях. Эта допросная комната отличалась: не такая темная и мрачная, а стул не такой неудобный.

– Итак, Ева Юрьевна, расскажите, как проходят ваши встречи с группой.

Для следователя Леонид довольно молод, не на много старше меня.

– В основном, мы просто общаемся.

– О чем? – в его голосе слышалось раздражение.

– О жизни, проблемах, переживаниях. Ничего особенного, – я пожала плечами.

– Ничего особенного, значит?

– Планы по убийству Филиппа мы не обсуждали, если вы об этом спросили.

Леонид строго посмотрел на меня, после чего что-то записал в протокол.

– Кто-то из группы конфликтовал с погибшим?

– Все конфликтовали друг с другом. Чтоб вы понимали, это – не кружок по интересам, они вовсе не обязаны ладить.

– То есть, на встречах часто общались на повышенных тонах?

– И такое бывало, да.

Следователь снова сделал запись.

– Филиппа можно назвать конфликтным человеком, провокатором и зачинщиком споров?

Я задумалась. На самом деле врать на допросе нехорошо, но врать себе еще хуже. Признаваться в том, что в группе царила недружественная атмосфера, совсем не хотелось. Но правда есть правда, и она всегда превыше всего.

– Липп часто подкалывал других. Как специалист, я понимала причину такого поведения, но других это задевало. В нашей группе есть совсем молодые ребята, которые едва ли могли дать ему отпор в случае насмешек. Поэтому, те, кто был опытнее и старше, вставали на их защиту, пытались поставить его на место.

– Кто-то угрожал ему на ваших встречах?

– Конечно, мы связывали его и пытали, – я тяжело вздохнула. – Разумеется, нет.

– Вы так хорошо уверены в каждом из группы? Даже не допускаете мысли, что кто-то из них может быть причастен?

– Я знаю этих ребят. Им всем пришлось нелегко, и мне не нравится, что вы хотите вовлечь их еще и в это. Никому не пойдет это на пользу. Все ваши допросы могут перечеркнуть годы лечения. Учтите это, когда захотите на кого-то из них надавить. Если после беседы с вами кому-то из них станет хуже, поверьте, я этого просто так не оставлю.

Леонид оторвался от протокола и громко стукнул ручкой по столу.

– Спасибо, что хоть пальцем мне не пригрозили. Я не стану фиксировать в протоколе ваши угрозы, но и вы учтите, Ева Юрьевна, если выяснится, что кто-то из них все же причастен, у меня могут появиться основания для подозрения вас в сокрытии фактов преступления.

У меня только что челюсть не отвисла от удивления.

– Разве я что-то скрываю?

– Вы даже не пытаетесь посмотреть на ситуацию под другим углом. Защищать своих пациентов похвально, но сейчас не время и не место. Произошло убийство. Вот взгляните, – и тут он начал доставать из папки фотографии, которые, наверное, никогда не забудутся и не сотрутся из памяти временем.

Я переоценила собственное воображение, когда решила, что уже представила худшую из возможных картину. Как и всегда, реальность оказалась куда более страшной и кровавой. Язык не поворачивался назвать это мертвым человеком: изуродованное до невозможности тело, покрытое таким количеством ран, какое трудно сосчитать с первого раза. Кто-то настолько сильно его ненавидел, что не оставил ему ни единого шанса.

Мне стало тяжело дышать, но я все равно продолжала рассматривать фотографии, изучая каждое видимое повреждение. Ни одно из них явно не имело никакого смысла. Ему наносили удары ради ран, а раны ради боли.

– Хорошо себя чувствуете? Принести вам воды? – У него снова появился этот его обеспокоенный голос, совсем не тот, которым он отчитывал меня пять минут назад.

– Все нормально, – мне удалось наконец-то оторваться от снимков и поднять глаза на Леонида.

– Мне удалось узнать, что вы – хороший специалист, Ева Юрьевна. Вы не безучастны к судьбам пациентов. Мне кажется, что вы могли подметить нечто такое, что может нам помочь в следствии. Может быть, Филипп упоминал об угрозах в свой адрес, рассказывал о ком-то, кто его пугает, с кем у него плохие отношения. Знаю, нельзя вспомнить все по щелчку, но вам стоит попробовать. Если что-то вспомните, сообщите мне.

Закончив с протоколом, Леонид протянул мне его для ознакомления. Прочитав и подписав каждую страницу, протянула листы обратно следователю.

– Обещаю попробовать что-то вспомнить, – заверила его я, на что он молча кивнул.

Советуешь нам молчать?

На встречу все пришли раньше времени. Такими встревоженными и напуганными я их еще не видела. Всегда идеально одетый Тима пришел в мятой рубашке, а Яна впервые за все время не принесла никакого угощения. На лице Лолы ни грамма привычного яркого макияжа, а всегда собранная Эля казалась растерянной и совершенно опустошенной. Свят выглядел более взволнованным, чем обычно, его буквально била нервная дрожь. Если раньше мне тяжело давался подбор слов для разговора с ними, то сейчас я физически не могла вымолвить хоть что-то. Кажется, они это понимали, потому что терпеливо ждали, когда у меня хватит духа начать.

– Как вы знаете, одного из нас не стало, и это то, от чего мы никогда не сможем оправиться, – начала я, и почти сразу поняла, насколько глупо и по-учительски звучу. – Простите, это полная чушь. Нас трудно назвать семьей или хотя бы друзьями. Честно говоря, думаю, для большинства из вас эти встречи – настоящая пытка. И некоторые из вас здесь вовсе не по своей воле, хоть мне и хочется верить, что вам здесь хоть немного нравится, и что эти собрания идут вам на пользу. Липпу они на самом деле помогали. Он был одиноким человеком. Его семья уже много лет не общалась с ним, жена ушла от него и запретила ему видеться с дочерью. Жизнь Филиппа нельзя назвать легкой, но его смерть… Он точно не заслужил такого, – я расплакалась, хоть и не собиралась, это вышло как-то само собой.

Яна подсела ко мне, чтобы обнять. Она гладила меня по спине, пытаясь успокоить, но вместо этого, сама разрыдалась.

– Это ужасно, ужасно, ужасно, – причитала она сквозь слезы.

– У них есть подозреваемые? – неожиданно спросила Эля.

Я отрицательно помотала головой.

– Они явно в растерянности. Поэтому, всех вас будут допрашивать.

Свят взвизгнул и зажал рот кулаком.

– Думаю, вам не стоит рассказывать о конфликтах внутри группы. Это лишь между нами, и я уверена, это никак не относится к случившемуся. Если упомянуть о какой-то ссоре, это может навести на кого-то из вас подозрения.

– Предлагаете врать полиции? – тихо спросил Тима. Мешки под его глазами явно увеличились в размерах с момента нашей последней встречи.

– Это – не вранье. Им незачем знать, что происходит в этих стенах, – ответила я.

– Звучит, как утаивание фактов.

– Тима, это – абсолютно бесполезные факты, но они могут быть неверно истолкованы. Полиция раздует из небольшой ссоры настоящий мотив для убийства, и протащит кого-то из вас через настоящий ад, прежде чем поймет, что вы не имеете никакого отношения к преступлению.

– Да брось, Ева, – начала Эля, – Я больше всех конфликтовала с ним, называй все своими именами. Ты хочешь меня защитить, это – приятно, но я переживу несколько допросов и даже готова нанять адвоката, если понадобится.

– Дело не только в тебе, Эля. Липп постоянно обзывал Свята трусом, а Лолу – слабовольной тряпкой. Он был уверен, что от Яны откажется дочь, когда узнает, что у матери психическое расстройство, считал, что Тиму никогда не возьмут на работу, потому что он не только болен, но еще и сам по себе странный. Тут всем от него досталось, даже мне. Но, как я уже сказала, мы все здесь бываем резки друг с другом, это – конфликты внутри группы, не стоит выносить сор из избы. Конечно, у меня нет права заставить вас молчать, но никто не может запретить мне давать вам советы.

– И ты советуешь нам молчать? – во взгляде Тимы читалось недоверие.

– Решать только вам.

С кого начнем?

Пару месяцев назад к нам в центр попала девочка-подросток, причиняющая себе вред. На ее руках и ногах обнаружились уже зашившие шрамы и совсем свежие порезы. С ее отцом мы вместе учились в школе и до пятого класса сидели за одной партой. Он довольно быстро открылся и честно рассказал о ситуации в семье. Девочка чувствовала себя ответственной за ссоры между родителями и решила таким способом себя наказывать. Поэтому в нашей работе так важны честность и доверие к специалисту, ведь не все наши пациенты – мои хорошие знакомые или друзья моих друзей. Приходится налаживать отношения не только с больными, но и с их семьями. Сближаться с ребятами из группы, чтобы убедиться в их невиновности, куда сложнее, чем моя основная работа.

Эду моя игра в детектива сразу не понравилась, но он охотно согласился помочь. На выходных мы засели в моей комнате с личными делами ребят, с записями о наших встречах и их рисунками.

– С кого начнем, сестричка?

– Не думаю, что кто-то из них вообще причастен. Только время зря тратим. Да и какие из нас сыщики?

– Никакие, спору нет, – брат пожал плечами.

– Начнем с Яны. Она страдает невротическим расстройством и… – Эд перебил меня.

– Стоп-стоп!

– Что не так?

– Ева, для тебя они, словно не люди, а истории их болезней. Филиппа вашего вряд ли убили за то, что он болел. И то, чем страдают остальные пятеро, делу не поможет.

– Но только это я о них и знаю, Эд!

– А разве встречи не созданы для того, чтобы они делились подробностями жизни?

– Да, но ведь это все мне известно с их слов. Как я могу им верить, если они все подозреваемые?

– Значит нужно сравнить их рассказы с реальными фактами и вычислить, кто тебе лгал.

– Предлагаешь собрать материал на каждого, а потом обратиться с этим к следователю?

Эд молча кивнул.

– Так нельзя, – я отрицательно помотала головой и скрестила руки на груди в знак протеста.

– Почему нет?

– Я так не могу.

– А кто-то из них, возможно, смог убить Филиппа.

Последние слова Эда должны были повлиять, вывести меня из себя и заставить действовать. Наверное, в каком-нибудь блокбастере герой так и поступает: решительно становится охотником за убийцей, покупает черное пальто и серую шляпу, дабы сильнее походить на сыщика, организовывает слежку за подозреваемыми, а в перерывах еще и допрашивает их. Ах да! Для большей крутости он еще находит себе пистолет и, называя его стволом, тыкает им в каждого фигуранта дела. Во мне и близко нет подобного авантюризма и любви к тайнам.

– Я поговорю с каждым из них и на этом все.

– И о чем ты с ними поговоришь?

– Просто приду на собрание и спрошу, кто из них убил Липпа.

– Шутишь, что ли? Сыщик из тебя и правда никакущий, не стоит даже пытаться. Я лучше пойду рисовать.

Эд всегда меня недооценивал. Раньше, когда у меня появлялось новое хобби, он всегда подходил и нарочитым тоном говорил: у тебя не получится, ты не сможешь, это – точно не для тебя. Я давно уяснила: если хочешь по-настоящему чем-то обладать – никому не показывай этого. Только при таком раскладе у тебя будет место, где ты сможешь принадлежать сам себе, кусочек собственного мира, которым не придется делиться. Когда-то у нас с братом состоялся уговор не заходить в комнаты друг друга. Поэтому, о появлении у меня аквариума, он узнал лишь через пару лет. Я не планировала делать из этого секрет, но так вышло, что он уехал на целую неделю к родителям, а когда вернулся, обустройство и покупка рыбок уже закончились. Те два года, когда я обладала нечто таким, о чем он и понятия не имел, стали по-настоящему освобождающими. С тех пор, как Эд узнал об аквариуме, все стало по-другому: не хуже, но совершенно иначе.

Поэтому, расследование я проведу одна, без помощи брата.

Сгоревший дом

Утром я зашла к лечащему врачу Даяны и Свята. У меня полный доступ с историям их болезней, но читать бумажки о людях и говорить о них с другими людьми – разные вещи. Мне, как врачу, известно, что далеко не все попадает в истории болезней, потому что некоторым вещам там не место, но эти факты могут помочь, когда, например, идет расследование убийства.

Их лечащего врача звали Жанна, ей около пятидесяти, приятная и довольно симпатичная женщина, почему-то невзлюбившая меня с первого же дня знакомства. Каждый раз, когда мы здоровались в коридоре, от нее чувствовалась то ли надменность, то ли насмешка, то ли еще хуже – презрение. Прийти к ней кабинет и задавать вопросы, наверное, худшая из моих идей, но Михаил, руководитель центра, дал всем указания содействовать моему личному расследованию. Жанна, должно быть, подумала, что он спятил, раз надеется получить от меня какие-то результаты. И в этом я бы определенно не стала с ней спорить.

– Значит, хочешь поговорить о Даяне и Святославе? – тот факт, что она «тыкает» мне с порога – точно плохое начало разговора. – Михаил предупредил, что ты можешь зайти и задавать вопросы. Решила в полицейского поиграть? Или в частного сыщика? Смех да и только, Ева. Ладно, садись.

Жанна медленно обогнула стол и, демонстративно зевая, устроилась в кожаное кресло напротив меня.

– Сразу хочу сказать: они – ваши пациенты, а не мои, и соревноваться в «кто лучше знает Даяну и Свята» я не собираюсь.

Жанна кивнула, начало положено. Теперь можно маленькими шажками двигаться к главной цели дня – к завершению этого разговора.

– Начнем со Свята. Он слишком пугливый и неуверенный в себе, чтобы убить кого-то. Что думаете?

– В последнее время ему намного лучше, но все же недостаточно, чтобы быть полноценным членом общества.

– Он и так полноценный член нашего общества, – процедила я сквозь зубы, но Жанна пропустила это замечание мимо ушей.

– В последнее время он звонит на горячую линию, когда видит рекламу нового лекарственного препарата. Они консультируют его, и он успокаивается.

– Хорошо, я рада за него и тоже заметила улучшения во время общения с ним.

– Да ну? – Жанна недоверчиво посмотрела на меня. – Думаю, на ваших встречах Святослав не может полностью открыться. Он же интроверт, но откуда тебе это знать. Тебе же главное собрать их, отсидеть время и разогнать всех по домам.

Рано взрываться, Ева, сначала задай все подготовленные вопросы.

– У него случались приступы агрессии? Потому что мне об этом ничего не известно.

– Он – человек, Ева. Все люди злятся в независимости от своего диагноза или его отсутствия. Однажды Святослав пришел ко мне и с порога заявил, что ударил свою мать, когда та отказалась вызвать ему скорую помощь. Но разве это характеризует его, как жестокого расчетливого убийцу?

– Нет, но характеризует, как человека, способного поддаться импульсу и нанести кому-то вред. Почему этого нет в его истории?

Жанна пожала плечами.

– Это – единичный случай.

– Скорее, один известный вам случай.

– При нужной мотивации, Ева, убить мог любой человек. Нужно искать мотив, а не копаться в характерах наших пациентов.

– И все же, что насчет Даяны?

– Даяна – замечательная женщина. И я без стеснения могу сказать, что она – одна из тех, кто смог полноценно жить с недугом.

Снова это слово – полноценно. Еще раз она его произнесет, и я точно ее ударю.

– На наших встречах она всегда приветлива, каждый раз приносит угощение.

– Это – чудесные новости! – Жанна довольно улыбнулась.

– Только вот ее блюда никогда не повторяются, что явно является недобрым сигналом.

– Она просто любит удивлять, к тому же, хорошо воспитана.

– Или у нее обсессивно-компульсивное расстройство вдобавок ко всему прочему.

– Не забывайся, девочка. Мои пациенты, помнишь?. Следующий вопрос, – тон Жанны стал нетерпеливым, она так же, как и я, ждала окончания беседы.

– У Яны тоже бывают проблемы с контролем агрессии?

– В связи с ее диагнозом – да, но она, как и Святослав, чаще всего, напугана. Во время приступов они, скорее, нанесут вред себе, чем другим людям. Я не знаю чего-то такого, что могло бы указать на одного из них, как на убийцу. Могу еще чем-то помочь или мы закончили?

– Их никто и не подозревает. Спасибо за помощь.

– Всего хорошего, Ева, – Жанна быстро подлетела к двери и открыла ее для меня.

Когда я начала выходить, она неожиданно схватила меня за руку.

– Подожди! – в ее глазах горели те самые лампочки, вспыхивающие, когда делаешь невероятное открытие. – Когда Даяна только пришла, она рассказала, что дом ее родителей практически полностью сгорел. Кто-то даже пострадал. Это поможет?

– К сожалению, поможет.

У меня был домашний адрес Яны, а так как я находилась в образе полицейского, который никогда не предупреждает о визитах, то принято решено явиться неожиданно.

Реакция Яны оказалась на удивление спокойной, она лишь попросила в следующий раз позвонить, когда решу вот так нагрянуть.

– Знаешь, Ева, я ведь несколько раз хотела пригласить тебя в гости, но каждый раз откладывала это дело на потом. Рада, что ты взяла инициативу в свои руки.

Ага, я вся такая инициативная. Тьфу на меня.

– У вас красивый дом.

– Это – дом моего мужа. Что будешь: кофе или чай?

– Чай, – ответила я, осматриваясь.

Дом и правда хороший: двухэтажный, снаружи отделанный сайдингом, с небольшим садиком и качелями на заднем дворе. Внутри явно недавно прошел ремонт, стоял запах новизны, особенно, от деревянной мебели на кухне. На подоконниках по всему дому стояли горшки с кактусами разных размеров.

Заметив мой заинтересованный взгляд, Яна улыбнулась.

– Мой муж разводит их. Я больше люблю комнатные розы, в спальне есть несколько горшков, – ее хриплый голос, плохо сочетающийся с миловидным лицом, сегодня звучал совершенно осипшим, будто бы с каждым сказанным словом он становился все более бескрасочным.

– У вас с ним одна из тех историй любви, о которой снимают фильмы? – спросила я, присаживаясь за стол.

– Что ты, нет, – Яна отрицательно помотала головой. – Любовь не исцеляет. Как видишь, мои болезни все еще при мне, но мой муж, принимает это. Знаешь, мы с ним познакомились в лучшие для меня времена. Думаю, будь это хоть месяцем позже, когда у меня в очередной раз снесло крышу, он бы точно сбежал.

– Значит, к тому времени, когда появились проблемы, он уже по уши в тебя влюбился.

– Можно и так сказать.

Мы замолчали и просидели в тишине около пяти минут, думая каждая о своем.

– Муж решил, что мы с Филиппом – любовники, – неожиданно выпалила Яна.

– Что? Когда?

– Я проплакала всю ночь после новости о его смерти. Муж решил, что мы были близки. Такой дурак! Будто бы можно плакать только по тем, с кем тебя связывают любовные связи. Мне это совершенно непонятно, – Даяна покачала головой и подошла к плите, чтобы снять с огня чайник. – Надеюсь, ты любишь зеленый, другого нет. Пытаюсь похудеть, но безуспешно, как видишь.

– Все нормально, зеленый – отличный чай.

Яна поставила на стол две, наполненные до краев, кружки.

– Печенья, вафли и все остальное, как ты понимаешь, тоже сейчас под запретом.

Я молча кивнула и придвинула к себе кружку. Общаться с ребятами на встречах и встречаться с ними наедине – совершенно полярные вещи.

– Хочу поговорить с тобой о Липпе. О том, что с ним случилось. Ты уже говорила с полицией?

Даяна посмотрела в окно и тяжело вздохнула.

– Говорила, да. Они всерьез считают, что это сделал кто-то из нас.

– Следователь так сказал? Он давил на тебя? – я всерьез забеспокоилась за состояние Яны и остальных.

– Нет, но по его вопросам это бы и дурак понял. Спрашивал про алиби на время смерти Липпа, о том, в каких отношениях мы с ним состояли, про атмосферу в группе. Они хотят знать все до мельчайших подробностей. Это так раздражает.

– А ты не веришь в то, что это мог быть кто-то из ребят?

Яна задумчиво поднесла кружку ко рту и, словно оттягивая момент ответа, медленно-медленно принялась отпивать чай. Я молча ждала и даже не собиралась ее торопить, ей нужно взвесить все «за» и «против», чтобы озвучить вердикт.

– Мне ведь не нужно тебе напоминать, что чужая душа – потемки? Мы понятия не имеем, что за люди ходят на эти встречи. Между нами говоря, Ева, я даже в себе недостаточно уверена, что уж говорить о незнакомцах.

– И все же? – настаивала я.

– Конечно, нет. Никто из нас не убивал Липпа, – Яна поднялась с места и встала у окна.

Допрос явно не пошел ей на пользу. Она выглядела напряженной и огорченной, а еще слишком серьезной и задумчивой.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Я могу отвезти тебя в центр прямо сейчас.

– Это не из-за допроса, – Яна принялась кончиком пальца перебирать колючки на самом крупном кактусе.

– А из-за того, что ты знала Липпа до наших встреч? – тихо спросила я.

Реакция Яны не заставила себя ждать. Она, как в замедленной съемке, подняла голову и посмотрела на меня то ли удивленными, то ли испуганными глазами. Мне даже в голову не пришло, что я сейчас могу находиться в опасности. Может, стоило рассказать об этом полиции, а не ехать сюда самой?

– Все совсем не так, – начала Яна, – усаживаясь обратно за стол. – Когда я увидела его в центре, то сразу узнала. Он – один из пожарных, которые тушили родительский дом, когда тот загорелся несколько лет назад. Как ты об этом узнала?

– Навела справки. Это Филипп поджег его? – я, кажется, начала входить во вкус с этой игрой в сыщика.

– Не знаю, Ева. Несколько лет назад у меня не было ни малейшего представления о том, кто такие пироманы. Мне в голову не могло прийти, что наш дом мог поджечь пожарный, чтобы потом его потушить. Я узнала об этой болезни на встречах, когда Липп присоединился к группе. Мне духу не хватило у него спросить насчет нашего пожара.

– Кто-то пострадал тогда?

– Мы все получили ожоги. Больше всего досталось отцу, потому что он несколько раз возвращался в дом за некоторыми вещами и документами. Но никто не умер. И, кстати, дом позднее мы тоже смогли восстановить. Ужасно, конечно, если Филипп к этому причастен, но я бы не стала убивать за это. Наша семья давно отпустила эту ситуацию и двигается дальше.

– Прости, вместо обычной беседы получился практически допрос, – я покачала головой, недовольная тоном нашего разговора, который оказался далеким от дружественного. – Меньше всего мне хочется этим заниматься. Никто из вас не заслуживает допросов с пристрастиями и обвинений в убийстве. Это так нелепо.

– Ты правильно сделала, что спросила. Полиция все равно докопается до этого, а потом они наговорят тебе всякого разного. Хорошо, что ты узнала эту историю от меня.

– Ты не рассказала полиции об этом? Почему?

Яна пожала плечами.

– Они бы мне не поверили. Сама посуди: двое из шестерки связаны одной общей историей. В полиции работают умные люди, сосчитают дважды два.

– И у них получится неверный ответ. Ты должна рассказать им сама, пока не поздно. Иначе у них сложится впечатление, что ты специально это скрыла.

– Одного мотива мало, чтобы меня арестовать.

– И все же…

– Рада, что поговорили, Ева. – Яна как-то по-особенному мне улыбнулась и обняла на прощание. – Кстати, я слышала, что Свят наговорил что-то про Элю, про их конфликты с Липпом.

– Вот зачем! Я же просила…

– Да, но Свят всегда остается Святом, – заключила Яна.