Текст книги "Страсть в наследство"

Автор книги: Ксения Каретникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Ксения Каретникова
Страсть в наследство

Пролог

Мужчина провел рукой по голове, зачесывая назад густые седые волосы. Но непослушные пряди лезли в глаза. Мешали видеть. А потом больно цеплялись за массивный жёлтый камень печатки на мизинце при повторном движении рукой… Нервы. Мужчина всегда так делал, когда нервничал. И всегда волосы цеплялись за кольцо.

– Сколько она уже в наказании? – спросил он.

Голос мужчины дрогнул на последнем слове вопроса, и гулкое эхо повторило это несколько раз. Прозвучало зловеще, мужчине и так было не по себе… Но он поднял глаза и ещё раз посмотрел на девушку, застывшую в статичной позе. Белое платье плавно развевается. Но здесь нет ветра…

На секунду мужчине показалось – девушка неживая. Ненастоящая. Скульптура. Само совершенство: ладная фигура с тонкой талией и плавными изгибами, темные струящиеся локоны, аристократически бледная кожа, голубые, ближе к синему – глаза. Теплые, как море? Или холодные, как лёд? Широко распахнутые. В них грусть, тоска и боль… Такая чужая и такая знакомая… Мужчина смотрел и не верил своим глазам…

Она! Вот, не касаясь ногами земли, застыла в воздухе. Парит… На правой ноге окова на тонкой цепи, кажется, лишь она и удерживает девушку от полета…

Она! Как будто сошла с тех проклятых картин… Они преследуют его всю жизнь. И ему казалось – ненавидит. Вот за все. За всех.

– Век, – неожиданно ответил скрипучий голос из ниоткуда. Мужчина дернулся, огляделся – ответившего поблизости не было. Но голос звучал совсем рядом, так близко… Вокруг темно. Лишь тело, парящее над мужчиной, словно освещается изнутри. Сияет, манит, зовёт…

– А сколько ей осталось?

– Столько же, – вновь ответил тот же голос. Шепеляво и громко.

А мужчина вновь уставился на девушку, мысленно считая.

Двести лет… Вот это наказание! Заслужила ли она это? За то, что сделала?

Груз вины опустился мужчине на плечи. Так давил, терзал. Хотя он понимал и знал – не он виноват. Но алая жидкость, которая сейчас так быстро бежит в его венах, имеет память. Наследственную. И она помнит… Столько лет прошло… Столько несчастных судеб… Столько страданий, тоски…

Столько лет…

И ещё должно пройти столько же?

Слегка неуверенно седовласый шагнул к девушке, протянул руку, словно хотел прикоснуться. Нет, не достать. Да и не должен он к ней прикасаться, не имеет права. Поздно. Для него.

– Я хочу выкупить ее наказание, – как можно уверенней сказал мужчина. Опять посмотрел на девушку, в ее лицо и… Ее веки дрогнули в этот момент! Да! Он готов был поклясться!

– Цену вы знаете, – с нотками усмешки раздался ответ.

Мужчина кивнул, потому что и вправду знал, его предупредили.

Он набрал в лёгкие побольше воздуха. А потом медленно выдохнул. Он уже решился. За тем и пришел. Сперва сомневался, но увидел девушку, и все сомнения растаяли в жгучих потоках его крови.

Он сделал шаг назад. Сердце сжалось от тоскливой боли. От понимания: не увидит он, что и как будет… Но эта жертва необходима.

– Я на все согласен. Мне все равно осталось недолго, – прошептал мужчина и обречённо добавил: – А ему она нужна…

Глава 1. Дана

Всё-таки это очень странно – ничего о себе не помнить.

Вообще ничего.

Кто ты, как тебя зовут… У человека должно быть имя. И фамилия. И даже отчество – имя отца, которое ты носишь всю свою жизнь. Я не знаю ни одного, ни другого, ни третьего.

Не знаю, кто мои родители. Друзья, приятели… враги…

Где я родилась, выросла, жила… Чем занималась.

Училась. Работала. И было ли это?

Нет воспоминаний. Ничего. Пустота и темнота. Ни лиц, ни образов, ни очертаний…

Жить и не знать своего прошлого – страшно. Может, я сделала кому-то что-то плохое? И так сработало подсознание, спасая и защищая?

Но особенно страшно становится, когда ты начинаешь думать, пытаешься вспомнить. И не можешь! Причем я знаю названия тех или иных вещей, понимаю значение слов, определений, явлений. Знаю, как называются предметы.

Но откуда я это знаю – не помню.

Из-за этого ощущаю себя бездушным запрограммированным роботом, созданным кем-то… Но ведь для чего-то?

Хотя иногда, вспышками, вспоминается что-то. Из-за запахов, слов, жестов и движений людей в памяти проскальзывают мгновения… Но так быстро, что я не успеваю понять и полностью вспомнить этот момент. Да и эти воспоминания, скорее, эмоциональные. Я просто чувствую: страх, злость, радость, счастье. И все так перемешано. Запутано.

Одно скажу точно: я не только разговариваю на русском – я ещё на нем думаю. Значит, мои корни здесь, как сказала Раиса Ивановна.

Но я могу быть и украинкой, и белоруской. Да и в России очень много национальностей. А сама страна огромная… И отсюда появляются другие вопросы: откуда я, из каких именно мест, жила я в городе, в деревне, в квартире, в доме?

Ответов нет.

Врачи удивлялись. Потому что не могли понять причины моей диссоциативной амнезии – такой диагноз мне поставили. У меня ни травм, ни сопутствующих заболеваний. Кажется, они мне даже не верили. Столько процедур и тестов со мной провели. Даже гипноз пробовали. Но он на меня не действует. Редкий я случай.

Я слышала шушуканья медсестер: барышня – то есть я – скорее всего, притворяется, сбежала от кого-то, прячется. Когда меня нашли, на правой щиколотке был синяк – якобы меня удерживал кто-то насильно и я жертва… Но нет! Я точно не жертва! Не помню, но ощущаю.

С первого же дня меня беспокоил вопрос – есть ли у меня дети? Но после визита к гинекологу выяснилось – нет. И приблизительный биологический возраст мне поставили 25 лет. Здоровье, кстати, у меня отменное. Гинеколог даже пошутил – зачать, выносить и родить могу хоть в космосе…

А ещё очень странно, что меня не ищут. Две недели в больнице, чуть больше месяца я тут… Ну не может быть такого, чтобы не искали. У меня же есть прошлое? Кем я была в нем? Была ли кому-то нужной? Необходимой? И если да, то где этот человек? Кто этот человек? Или люди?

Любила ли я? Почему-то при этом слове сердце тоскливо сжимается… Предали? Обманули? Бросили? Если да, то почему? За что?

За что мне это? Почему это случилось со мной?

– О чем задумалась? – голос Раисы Ивановны возвращает меня из навязчивого мира мучающих меня вопросов. И я смотрю в улыбающееся, даже какое-то лукавое лицо человека, что сидит напротив. Сидит ровно, с прямой осанкой. Глаза ее блестят, румянец на щеках. Я присматриваюсь внимательней и впервые задумываюсь: сколько ей лет? Шестьдесят? Да, не меньше. Однако женщина она ухоженная, статная, всё ещё красивая. Как всегда накрашена, даже губы, стойкой коралловой помадой. На руках свежий аккуратный маникюр, с лаком цвета в тон губам.

Она поправляет седую завитую прядь, пряча ее за ухо. А я замечаю, как за плечом Раисы Ивановны, на фоне колючего забора, плавно колышется цветущая ветка… На ней – белые крупные цветения с розовыми крапинками. По форме цветы напоминают свечи… Это каштан. Но почему-то поздно зацвёл, обычно в мае.

Вот откуда я это знаю?

– Твой ход, милая, – с легкой усмешкой говорит Раиса Ивановна, кивая на стол.

И я перевожу взгляд вниз, на шахматную доску. Белые клеточки, черные, фигуры… Сознательно мы играем сегодня в шахматы в первый раз. Но я знаю, что видела шахматы раньше… Играла? Умею?

Тут же что-то маячит в глубинах разума, переключается, заставляя вспоминать… Дебют, рокировка, гамбит, гарде… Ладейник. Да! Ладьей и пойду, потому что так правильно…

И я делаю ход. На автомате. Раз, два…

– Шах и мат, – произношу я.

Раиса Ивановна смахивает рукой с доски своего черного короля, но не с досадой, и заявляет:

– Значит, и в шахматы ты играть умеешь, – женщина оглядывается, щурится, присматривается к выходу из корпуса. А потом достает из кармана пёстрого халата пачку тонких сигарет и коробок спичек. Прикуривает с таким наслаждением. С ним же выдыхает первую порцию дыма.

– Вы поддались специально, – заявляю я.

– Конечно, хотела проверить, умеешь ли ты играть, знаешь ли правильные ходы… – фыркает она. – Шашки, домино, всевозможные карточные игры… Мы столько уже всего попробовали. И во все ты умеешь.

И это правда, за последнюю неделю, что мы с ней начали общаться, во что мы только не играли. Даже в лото. Оно, кстати, меньше всего мне нравится.

– О, может, нарды ещё попробуем? – предлагает Раиса Ивановна.

– Зачем? – улыбаюсь я.

– Ну, во-первых, вдруг тебе это поможет что-то вспомнить? – отвечает она и опять оглядывается. – А во-вторых, так не скучно хоть. А то мне здесь не с кем играть… Психи кругом.

Не могу не согласиться, психи действительно здесь кругом. И, не считая персонала, Раиса Ивановна, пожалуй, единственный из, скажем так, здешних постояльцев, с кем можно нормально общаться. Она точно не псих. Тогда почему же она здесь? Тоже жертва обстоятельств, как и я? Я никак не решаюсь ее об этом спросить, да и Раиса Ивановна с неохотой говорит о себе, о личном…

– Аня! – вдруг слышим мы крик со стороны главного корпуса. Одновременно поворачиваемся. С крыльца спешно спускается медсестра Катя и быстро идёт к нам. Раиса Ивановна без стеснения чертыхается, бросает наполовину выкуренную сигарету на землю и наступает на нее ногой.

– Аня, – на выдохе повторяет медсестра, подойдя к нам. Аней здесь зовут меня, должно же быть у человека имя. Хотя я точно знаю – я не Аня. Не мое это имя.

– Что-то случилось? – с надеждой спрашиваю я.

– Там к тебе с телевидения приехали.

– Ко мне? – удивляюсь я.

– Да, хотят снять про тебя сюжет. Может, найдешься наконец.

Я продолжаю удивляться, смотрю на довольное лицо Раисы Ивановны.

– Ваша работа? – спрашиваю я у нее.

– А чья же ещё? – фыркает она. – Эти не стали бы. Им все равно на нас. Ироды…

– Раиса Ивановна, – качает головой Катя и принюхивается. – Опять курили?

– Пыталась получить от жизни удовольствие, – отвечает она недовольно и складывает руки на пышной груди.

– Так это вредно.

– В моем возрасте все вредно, милая. Даже свежий воздух.

Катя опять качает головой, а потом обращается ко мне:

– Чего сидишь? Иди! Пока Семеныч не вернулся и не свернул вашу затею.

Семеныч – главврач этой психлечебницы. Хотя он сам считает, что это не так, это – санаторий. Ага, с колючим забором и решетками на окнах. Это наш корпус для стабильных и в большей части для платных пациентов, нам даже разрешено свободно перемещаться по периметру, гулять в саду. А вот в том корпусе, что стоит чуть дальше, прячась за ветками молодых сосен, точно держат тех, кто психически не стабилен. Иногда по ночам оттуда доносятся крики. И в них только боли. Столько страхов и страданий. Мои по сравнению с ними – ничто.

Я поднимаюсь с места и делаю неуверенный шаг к нашему корпусу. Смотрю на пожилую женщину, так же прямо оставшуюся сидеть за столом.

– Давай-давай, – подбадривает меня Раиса Ивановна. – Я уверена, так тебя быстрей найдут. Просто иногда люди не знают, что нужно искать.

Глава 2. Руслан

– Всем спасибо! Все свободны! – произношу я, встаю из-за стола и резко направляюсь к выходу. Мне не терпится скорее покинуть зал заседания.

Ненавижу все эти совещания. До зубного скрежета. До нервного тика. А особенно ненавижу собрания акционеров, на котором – да на каждом – Иван Евграфович не упускает возможности с иронией подметить, что я ещё «зелен» – рано мне, видите ли, сидеть в кресле директора, на которое он метит сам… Советы даёт постоянно. Намекает, что он справится лучше, предлагает передать ему право на наши с братом акции. Вот ещё! Это наш семейный бизнес, и если бы не дефолт девяностых, хрена с два бизнес стал акционерным. Вынужденное решение отца, которое спасло семейное дело.

На простые совещания дядя Ваня – как просит сам Иван Евграфович себя называть – не приходит. Но требует отчетов. Я бы давно послал его на все буквы алфавита, но он акционер с большим пакетом акций. И я не имею права отказать. Вот и сейчас тороплюсь отправить ему по почте отчёт. И дело не в том, что я просто хочу отстреляться. Пожаловаться хочу. На протежированного дядей Ваней нового поставщика, из-за которого, собственно, и состоялось внеплановое совещание. И мы приняли решение разорвать контракт, причем получится это сделать без выплат неустойки… Лазейки в договорах найти можно всегда, главное – знать, где искать.

По пути к кабинету меня пытаются несколько раз тормознуть всевозможные начальники отделов. Но я отмахиваюсь, отвечая, что нет времени, решайте сами, а если не можете – оформляйте все в письменном виде. Чашка кофе – вот что мне сейчас надо. Остальное подождёт.

В приемную одновременно со мной заходит Елена Александровна. Некогда она была секретаршей отца, теперь – моя. Все усмехаются, что она досталась мне по наследству. Лет ей уже шестьдесят, давно пора на пенсию. Но у меня трепетное отношение к этой женщине, помню её, ещё когда был пацаном. Да и с работой она справляется, даже все современные технологии освоила. Видел я тут ее страницу в Инстаграмме. А какой кофе она варит! Никто не сравнится.

– Доброе утро, Руслан Алексеевич, – с улыбкой здоровается она, на ходу стягивая с тонкой шеи полупрозрачный шарфик и пристраивая черный пакет на свой стол. – Кофе с корицей?

– Доброе, да, жажду вашего фирменного кофе, – улыбаюсь я в ответ и толкаю дверь своего кабинета.

Здесь темно. Жалюзи опущены. Медленно подхожу к окну и вскоре впускаю яркий солнечный свет в просторное помещение.

Сажусь в кресло, включаю компьютер. Когда он загружается, открываю документ и быстро печатаю отчёт Евграфовичу, во всех красках расписывая нюансы и возникшие проблемы. Пусть знает, кого советовать.

А может он специально его подсунул, этого поставщика? Чтобы потом обвинить меня в оплошности и некомпетентности как руководителя?

А что, твою мать, может. Но и я уже кое-чему научился.

Найти новых поставщиков не проблема. Две страницы формата А4 желающих. Но теперь пусть их сначала проверит мой человек. Надежный. Это я тоже указываю в отчёте.

Стук в дверь. Я громко отвечаю:

– Войдите! – и тут же в кабинете появляется Елена Александровна. С подносом в руках. На нем призывно дымится чашка с кофе. И волшебный запах заполняет пространство. Но не только кофейный и коричный, ещё и сдобный.

– Я вам тут ещё круассан принесла. Сама пекла, – женщина широко улыбается, ставит поднос на стол передо мной. Елена Александровна часто меня балует своей выпечкой. Вкусной, домашней.

– Спасибо, – киваю я.

Она опять улыбается и покидает кабинет. А я, отправив документ по почте, приступаю к завтраку.

Как только я делаю последний глоток кофе, слышу сигнал телефона. Достаю его из кармана. Звонит Ромка, и я сразу снимаю трубку.

Но вместо приветствия слышу вопрос:

– Ты ее нашел?

– Кого?

– Дану.

Я закатываю глаза и начинаю злиться… У меня появляется желание запустить телефон в стену! Дана, Дана, Дана… Сколько можно?

– А она разве потерялась?

– Я же тебе говорил… Ее надо найти. Ей сейчас плохо, одиноко…

– Рома! – не сдерживаясь, рявкую я, но во время беру себя в руки. Раз. Два. Три. Четыре. Пять… Десять. Не стоит срываться на брата. Последствия могут быть ужасные.

Я набираю в лёгкие побольше воздуха и уже спокойно спрашиваю:

– Где ее искать прикажешь?

– Там, где цветут каштаны, – отвечает брат.

Твою ж!

– А подробнее?

– Это все, что я знаю, – с грустью отвечает брат и кладет трубку. Сжимаю телефон в руке, замахиваюсь. Но, за секунду передумав, резким движением смахиваю чашку со стола. Она звонко падает на пол и разбивается. В кабинет тут же влетает Елена Александровна. Смотрит внимательно сначала на меня, потом – на разбитую чашку. После чего молча собирает осколки и уходит.

А я откидываюсь на спинку стула. Зря психанул. Это уже не первая чашка. И не только чашка. И не только на работе. Домработница Нина уже несколько сервизов сменила…

И все из-за этой Даны, чей образ преследует не только брата, но уже и меня… Но фишка в том, что никакой Даны в природе не существует. Она – плод воображения моего брата. Причем такой, сука, навязчивый, продуманный. Сначала она была знакомой Романа, потом тайной возлюбленной. Затем она вроде как ответила брату взаимностью и даже стала его женой… И рассказывает об этом Ромка так реалистично!

Он болен – этим я себя успокаиваю. Болен с рождения, и эта болезнь спровоцировала стрессы, депрессии. Вследствие чего, скорее всего, и появилась Дана. Отец быстро смирился с этим. Велел и мне. Так что пусть Рома и дальше живёт в своем иллюзорном мире. Там ему хорошо, спокойно… Было, во всяком случае. Пока он с чего-то не решил, что вымышленную Дану надо начать искать. Собственно, первое заявление об этом и стало причиной моего, а потом и Ромкиного срыва.

Надо искать! Там, где, сука, цветут каштаны!

Рывком встаю с кресла, подхожу к стеллажу и открываю потайную дверцу. На небольшой скрытой полке стоит коньяк и две рюмки. Всегда держу это на всякий случай.

Наливаю коньяк в рюмку. Принюхиваюсь. Один его запах слегка успокаивает. А пара глотков – тем более. Сажусь, но не в кресло, а на небольшой диван. И при моем приземлении неожиданно включается плазма.

– Девушка ничего о себе не помнит… – слышу я и невольно смотрю на экран, висящий на стене напротив.

Твою ж… Мать! Не может быть!

Меня глючит? Нет! Коньяк хоть и выпит, но совсем немного… Да и подобных галлюцинаций у меня никогда не было… Не заразился же я от брата за столько лет.

Я трясу головой, а потом резко встаю и подхожу ближе к плазме. Глазам верю с трудом, но…

– Если вы узнали эту девушку, свяжитесь с нами по телефону, указанному ниже, – сообщает голос за кадром и замолкает. На экране женское лицо крупным планом и не менее крупные цифры городского телефона. Но я не успеваю его запомнить, взгляд не отпускает девушку, так и вожу глазами по ее лицу…

Это она, черт ее дери! Она. Узнаю ее из тысячи. Глаза, улыбку… Ромка писал ее разной. В эмоциональном плане. Чаще с грустной улыбкой. Вот как раз с такой, с какой она смотрит сейчас с экрана…

А за ней, да что за фигня, цветущая ветка каштана!?

Да быть такого не может!

Что происходит?

Сюжет резко заканчивается.

Выключаю плазму, нажав на кнопку сбоку экрана. Выпиваю еще коньяка и в полушоковом состоянии возвращаюсь к столу, плюхаюсь в кресло.

Мысли скачут. Хаотично. Дико. А рука, держащая на весу рюмку, начинает дрожать. Допиваю коньяк, ставлю пустую емкость на стол, рядом с мобильником. Смотрю на аппарат. И через секунду, найдя номер в записной книжке, прислоняю телефон к уху.

– Здравствуй, Саша, – здороваюсь я с тем самым надёжным человеком и без прелюдий перехожу к главному: – Сейчас по телевизору показывали сюжет про девушку, потерявшую память. Мне надо, чтобы ты узнал о ней все, что сможешь…

Глава 3. Дана

После визита телевизионщиков прошла неделя. Сюжет про меня показали на следующий день. Но толку от него оказалось мало.

Приходило трое людей.

Первой была женщина, потерявшая пять лет назад дочь. Она показывала фото, действительно, сходство есть. Но… Девушка старше меня. На шее у нее родимое пятно, у меня – нет. Женщина так смотрела на меня, руки тряслись, в глазах слезы. Рассказывала про своего ребенка, а ведь мы все остаёмся детьми в глазах родителей, с такой нежностью и болью… Все не хотела уходить и никак не соглашалась поверить, что я – это не она.

Женщину мы провожали в слезах, они были у всех, а я ещё с уверенностью подумала, вытирая глаза: дочь живой она не найдет…

Вторым был юноша, решивший, что я его первая любовь, которую он не видел с окончания школы. Тоже показывал фотографии. На нее я была похожа разве что цветом волос и глаз… Что я не его первая любовь, и юноша, и я поняли почти сразу. Но тут же уйти парень посчитал неэтичным. Мы мило пообщались минут двадцать.

А вот третий визитер был самым странным. Я его заметила, когда мы с Раисой Ивановной играли на улице в карты. Он наблюдал за мной, беседуя с медсестрой Катей. Вот она как раз и рассказала мне потом, что он мной интересовался, все спрашивал и спрашивал: кто, как оказалась, уточнял про диагноз. Денег ей даже заплатил… Катя честно призналась, что рассказала ему все, что знала. Потом мужчина ещё приставал с подобными вопросами к другому персоналу, даже Семеныч выделил ему время.

Но почему он не подошёл ко мне? Мог бы и со мной пообщаться, поговорить…

Сейчас мы с Раисой Ивановной сидим в саду и обсуждаем моих визитеров, периодически прерываясь на разгадывание кроссворда:

– Оборот речи, непереводимый дословно на другой язык, шесть букв, начинается на «и», – читает Раиса Ивановна.

– Идиома, – отвечаю я с ходу, Раиса Ивановна вписывает слово и спрашивает дальше:

– Деление компаса, четыре буквы…

– Румб.

– Греческая русалка, пять букв…

– Наяда.

Раиса Ивановна смотрит меня из-под очков.

– Вот откуда ты это знаешь?

Знать бы мне самой. Просто слова вспоминаются на автомате, сами собой. И поэтому в ответ я лишь пожимаю плечами. Раиса Ивановна снимает очки, кладет их поверх журнала с кроссвордом. Немного отодвигается от стола и вдруг заявляет:

– Беспокоит меня тот мужик, последний. На бедного и переживающего родственника совсем не похож, на влюбленного тем паче…

Соглашаясь, я киваю. Он меня тоже беспокоит. При взгляде на него мелькнула мысль: он не тот, за кого себя выдает. Но почему – не знаю. Мой мозг или подсознание все чаще и чаще играет со мной в странную игру: вот тебе информация, а ты сама догадайся, откуда и зачем тебе она.

– Слушай, милая, а может, ты в какой криминальной истории замешана?

– Не знаю, – пожимаю я плечами.

– Эх, всё-таки хорошо тебе. Не помнить… Там, в прошлом, всякое может быть. Знаешь, как мне иногда хочется о чем-то забыть…

Женщина отворачивается, ее нижняя губа подрагивает.

– Раиса Ивановна, – обращаюсь я ласково, – я давно хочу у вас спросить…

– О чем? – резко поворачивается она.

– Почему здесь нахожусь я – понятно, а вот что здесь делаете вы? Как попали?

Раиса Ивановна обычно не откровенничает. Редко от нее дождешься ответов на личные вопросы. И так не только со мной. Но сейчас она, видимо, решилась:

– А попала я сюда благодаря детям своим. Видите ли, я стала для них обузой. А что? Все, что можно, я им дала. Решили они сделать из меня сумасшедшую.

Я хмурюсь от услышанного:

– Но это же…

– Поганенько, да. Хорошо, что в овощ не превратили. А то сын пытался подкупить медсестричку одну. Но я ее во время раскусила. И, слава богам, есть у меня кое-что, отложенное на черный день. На длинный такой день, лет на десять растянется, – говорит Раиса Ивановна с сарказмом и улыбкой, но я чувствую и понимаю: ей больно.

– А внучка? – спрашиваю я. Теперь хмурится Раиса Ивановна:

– Какая внучка?

– Дочка сына, единственная ваша внучка, она же вас так любит.

– Откуда ты это знаешь? – с усмешкой интересуется Раиса. – Я ж тебе не рассказывала… И видеть ты ее не могла. В последний раз она меня навещала ещё до твоего появления здесь…

– Разве? – искренне удивляюсь я и вдруг понимаю: да, Раиса Ивановна мне ничего такого не рассказывала. И внучку ее я не видела… Но я это откуда-то знаю. Что любит и…

– Она хочет вас отсюда забрать. И заберёт.

Раиса Ивановна хмурится и вдруг дёргается, мне на секунду кажется, что ей плохо. Но нет. Она залезает в карман очередного пёстрого халата и достает из него телефон. Старый, кнопочный. Удивлённо смотрит на экран, потом на меня.

Я почему-то улыбаюсь, а Раиса Ивановна с лёгким недоумением снимает трубку. Начав разговор с банального «алло», женщина тут же меняется в лице – улыбается, да так, как я ещё ни разу не видела. Чтобы не мешать, я встаю из-за стола и отхожу на несколько шагов, иду ближе к забору. Медленно, играючи ступаю по сочной траве… Хочется сбросить обувь и погулять босиком! Несмотря ни на что, здесь так красиво и воздух свежий…

Здесь когда-то был сад, фруктовый: яблони, груши, вишни. Его вырубили, оставив лишь пару деревьев. Зачем?

Стоп! Вот откуда я это знаю? Причем точно, уверенно так.

Я оборачиваюсь, смотрю на цветущий каштан, возле которого стоит стол, за которым сидит Раиса Ивановна, и вдруг… Зрение будто рассеивается, заставляя прикрыть отяжелевшие веки. Я прикрываю, трясу головой. В лицо бьёт яркий свет, я открываю глаза и… так явно вижу сад. Вон деревья, много, все в цвету. Так красиво…

Но явно это не тот сад, в котором я нахожусь. Нет ни корпусов больниц, ни Раисы Ивановны под каштаном…

Тут вообще нет каштанов…

Опускаю голову и смотрю на свои ноги. На мне длинная голубая юбка, поверх которой белый накрахмаленный передник с кружевом по краям. Странная одежда, не современная совсем… А вот ступни босые, я специально гуляю так, по молодой траве. Это полезно.

Тут я словно кожей чувствую настойчивый взгляд и резко оборачиваюсь. В самом конце сада, у кованого заборчика, вижу мужчину. Он идёт мне навстречу. И он так далеко, его трудно разглядеть… Но так хочется. Мужчина озирается по сторонам и почему-то срывается на бег, несётся ко мне, а я испуганно делаю шаг назад…

– Милая! – слышу голос Раисы Ивановны, и странное видение мгновенно исчезает. Я больше не вижу мужчину… Я вижу женщину, сидящую за столом под каштаном. – Иди-ка сюда!

Сердце бешено стучит. Глубоко дышу, пытаясь успокоиться. И медленно подхожу к столу.

Вот что это было? Игра воображения? Или видение из прошлого?

Да что там в нем?!

Взгляд у Раисы Ивановны странный, и я интересуюсь:

– Что-то случилось?

Женщина крутит в руках телефон, щурится, как от яркого солнца, хотя сидит в тени. Потом достает сигареты, прикури-эает и говорит:

– Внучка позвонила и сказала, что нашла работу под Питером. Купила там дом и… – она выдерживает паузу, – зовёт меня к себе.

– Вот, я же вам говорила, – улыбаюсь я. Но вот Раиса Ивановна улыбаться не собирается.

– Ты откуда знала? – я пожимаю плечами. – Странная ты, милая…

Тут я киваю, потому что понимаю: да, я странная! Но почему я такая?

– Слушай, а может, ты экстрасенс?

Что значит это слово – я понимаю. Но вряд ли оно относится ко мне.

– Вы в них верите?

– До встречи с тобой я даже не думала об этом, – фыркает Раиса Ивановна. Выпускает облако горького дыма в мою сторону. Я опускаю глаза, которые начинают слезиться. То ли от дыма, то ли…

– Когда уезжаете? – с грустью спрашиваю я.

– Надеюсь, что уже завтра. Внучка уже едет, – отвечает она тоже с небольшой грустью. – Как ты тут без меня будешь?