Текст книги "Найди меня (СИ)"

Автор книги: Ксения Руднева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

26

Жених начал послушно описывать дома и машины, которые помочь в поисках ничем не могли, но мне так было спокойнее. Под его неторопливый, обстоятельный рассказ я поставила чайник и положила два куска сыра на хлеб, сунула нехитрый бутерброд в микроволновку. Некстати припомнила Краснова и помыла себе огурец. Я мычала в трубку, чтобы Миша знал, что я слушаю, и продолжал говорить. В два глотка я осушила кружку с кофе, запихнула в рот половину бутерброда и закусила огурцом, даже не потрудившись разрезать его поплам. Пока жевала, натянула джинсовые шорты и майку на тонких бретелях. Наконец, Миша нашел остановку и зачитал название. Улица была мне знакома, но я не могла сходу определить, почему.

– Жди меня там и никуда не уходи! Слышишь, Миша? Я прошу тебя, сядь на скамейку и дождись меня, я скоро буду!

Такси я вызывала уже в лифте. Пока ждала машину, посмотрела в приложении, куда же занесло Михаила, и нахмурилась: ждал он меня аккурат напротив офиса «ИрмПласта». Совпадение? Или печальная закономерность? На всякий случай позвонила Илье.

– Как твой подопечный? Осваивается или, может, вспомнил чего? – прозвучал в трубке беззаботный голос Краснова.

– Ни то, ни другое, – мрачно поведала я. – Он ушел с утра погулять и заблудился в большом городе, а нашелся, знаешь, где? Возле «ИрмПласта». Сейчас ждет меня на остановке, я за ним на такси еду.

– Не нравится мне это, – спустя непродолжительную паузу выдал Илья.

– Мне тоже, – призналась я.

– Подождите меня там, я вас заберу. И, Ира…

– Да?

– Будь осторожней.

Я пообещала смотреть в оба и отключилась. Подозрительность Ильи передалась и мне. Я барабанила пальцем по пластиковой ручке двери, пока водитель не начал раздраженно поглядывать на меня в зеркало заднего вида. Пришлось умерить свой пыл и переключиться на кольцо, что подарил мне Миша.

Из такси я выскакивала чуть ли не на ходу, хорошо хоть банковская карта привязана к приложению, и тратить время на то, чтобы расплатиться, не требовалось. Возле нужной остановки я встала как вкопанная, перечитала еще раз ее название. На металлической скамейке сидела бабулька в компании двух матерчатых сумок, Миши нигде не было. Я нервно вытащила телефон и принялась набирать номер. Пальцы дрожали и не слушались, поэтому сделать все с первого раза не получилось. Я приложила трубку к уху и принялась лихорадочно вертеть головой. Чуть в стороне, на заборчике под раскидистой липой сидел Михаил и беззаботно махал мне рукой. Потом поднялся и пошел мне навстречу, на его губах играла та самая беззлобная улыбка, к которой я, наверное, никогда не смогу привыкнуть. Спокойно воспринимать – уж точно!

– Привет, – он сунул руку в карман спортивных штанов и покачнулся на пятках. – Там жарко стало, я решил тебя в теньке дожидаться.

– Привет, ты меня напугал, – я постаралась улыбнуться, чтобы не напрягать жениха чрезмерной опекой, и порывисто обняла его.

Ответных объятий опять не дождалась. Он терпеливо выдержал мои прикосновения, но себе того же не позволил, держа данное накануне слово. Я отступила и позвала:

– Давай еще посидим, скоро нас Илья заберет.

Миша покорно побрел следом.

– Он твой новый жених? – поинтересовался он, равнодушное любопытство в его глазах ранило в самое сердце.

Складывалось впечатление, что он абсолютно уверен в моем праве на новые отношения и не только их не осуждает, но даже поддерживает.

– Что? Нет, конечно! – возмутилась я. – Мы просто знакомые. Миша, я тебя искала все это время, – попробовала я достучаться до него еще раз.

– Извини, кажется, я полез не в свое дело, – отступил он и уселся обратно на заборчик.

Илья появился минут через двадцать. И все это время я мучительно пыталась начать разговор, обсудить наше с ним будущее и убедить Мишу в том, что еще возможно вернуть все, как было. Он незлобиво и мягко отвечал, но твердо придерживался своей линии: оформить документы, вспомнить, что вспомнится, и вернуться в деревню. Поэтому, когда мы садились в машину к Илье, я была зла как кошка, которую зажали в угол. На кого я злилась больше: на себя или на Михаила, – определить оказалось мне не под силу.

На съемную квартиру везти жениха я отказалась. Вечером мы были записаны ко врачу, так что Илья привез нас ко мне и пообещал вернуться позже, чтобы подбросить до клиники. На мои возражения ответил, что чувствует неладное. Отказываться от бесплатного транспорта, тем более такого комфортного, было глупо, так что я согласно кивнула, да и в его присутствии я чувствовала себя увереннее. Все-таки здорово, когда в жизни есть кто-то, кто в трудной ситуации подставит плечо.

27

На обед Миша вызвался почистить картошку, я занялась овощным салатом. Резала помидоры и с удивлением наблюдала, как больной рукой жених прижимал к фартуку картофелину, а здоровой – скользил по ней овощечисткой. Криво и крупно нарезал лук, у меня на глазах сами собой выступили слезы. Еще год назад этот мужчина учил меня стрелять из пневматики по банкам, обнимая со спины и ставя в правильную позицию руки, а теперь режет лук со сноровкой шестилетки. Ненавидеть или боготворить неведомую Тамару, я не знала.

– Где у тебя масло? – повернулся в мою сторону Михаил.

Я тут же бросилась к холодильнику, не желая, чтобы тот видел моих слез и жалости, безусловно отпечатавшейся на моем разнесчастном лице.

Обедали практически в тишине. Я уплетала жареную картошку, восхищаясь новыми умениями любимого мужчины. Лично мой верх был – закинуть на сковородку замороженную картошку фри. Потом Миша починил мне текущий кран и поменял перегоревшую лампочку в ванной, опять помыл посуду, хоть я и предлагала сложить ее в посудомойку. Сидеть в бетонной коробке было невмоготу, и мы еще раз прогулялись, съели по эскимо. К тому моменту, как вернулся Илья, я была вся на нервах. Злил Михаил нежеланием идти мне навстречу и собственная беспомощность. Было до слез обидно столько всего пройти и лишаться жениха не вследствие какой-то трагедии, а по его же собственной воле.

– Остынь, – дунул мне в лицо Краснов, пока Миша был в ванной. – Ты сейчас закипишь.

– Мне кажется, что я стучусь в закрытые двери, – пожаловалась я тихо, так чтобы жених не мог услышать.

– Может, тебе и правда стоит отпустить его. Ты не станешь плохой, если позволишь человеку жить так, как он выбрал. Не стоит принуждать никого, даже если тебе на сто процентов кажется, что так для всех будет лучше и правильнее.

– И когда это ты в мудрецы заделался? – устало улыбнулась я, а Краснов вдруг притянул меня в объятия.

И так там было хорошо, что отлипать от крепкого мужского тела не хотелось, но все же я чувствовала в этом что-то неправильное, а потому не позволила себе ослабить контроль и раствориться в запретных, не предназначенных для меня ощущениях.

Сопровождать себя в клинику Миша не позволил. Твердо сказал, что не маленький и в маме или няньке не нуждается. Под насмешливым взглядом Ильи я осталась сидеть в салоне, мучаясь от беспокойства. Ждать пришлось долго. Я так активно ерзала по сиденью, что не удивлюсь, если протерла в нем дырку. Не зная, что там происходит, и какие прогнозы дают врачи, я вся извелась. Краснов, очевидно, устал наблюдать за моими метаниями, потому как одернул:

– Хватит уже над взрослым мужиком трястись, он действительно справится, – втолковывал блондин, но на душе все равно было неспокойно. – Ведешь себя как наседка.

– Ты меня только что курицей обозвал?

– Нет, – Краснов глуливо замотал головой. – Не совсем курицей. Скорее – цыпочкой…

– Я тебе покажу цыпочку! – возмущенная, я кинулась на Илью, желая проучить нахала, он с хохотом поймал мои руки и не дал себя придушить.

Так мы и боролись, несерьезно, конечно же, пока нас не прервал тревожно длинный гудок автомобиля. Я повернулась в сторону отчаянно протяжного звука и застыла. Кажется, даже сердце замерло, перестав биться на время, в преддверии чего-то неминуемого и страшного. Миша шагал по пешеходному переходу, направляясь в нашу сторону, автомобили с той стороны дороги ждали, уступая дорогу пешеходу. Тут мое внимание привлек черный «Опель», стремительно приближавшийся со встречной полосы, водитель автомобиля даже и не собирался тормозить. Все произошло за считанные мгновения: вот я поворачиваю голову к окну, вот вижу, как «Опель» несется, а потом – глухой звук удара, и Михаил сломанной куклой подлетает на капот автомобиля. Еще несколько метров «Опель» тащит его на себе, потом Мишка соскальзывает на асфальт, а автомобиль под рев клаксонов скрывается за поворотом.

– Миша-а-а! – срываясь на хрип, кричу я и дергаю ручку двери, но та не поддается.

Слезы брызжут из глаз, размывая видимость, и я начинаю колотить ладонями по стеклу, чувствуя себя словно в аквариуме.

– Миша-а-а-а! – реву я, когда Илья разблокирует двери и я падаю прямо в его руки. – Миша, Мишенька, – причитаю я, на неверных ногах приближаясь к жениху и боясь увидеть, что с ним случилось.

28

Кто-то рядом звонит в МЧС, кто-то снимает на телефон, Илья крепко держит под локоть, я же подхожу и падаю на колени возле любимого. Голова Миши – сплошная синяя рана, глаза устремлены вдаль и видят уже то, что нам пока недоступно. Я склоняюсь над телом и начинаю гладить жениха по волосам. Моя рука тут же становится красной от крови, но я не обращаю на это никакого внимания. Все что я могу сейчас – это механически двигать рукой, чувствуя тепло еще не остывшего тела, и, раскачиваясь как болванчик, шептать:

– Миша, Миша, Миша…

Ничего не существовало в тот момент: ни зевак, любопытно снующих неподалеку, ни шума мегаполиса, ни даже Ильи, молчаливо присутствовавшего рядом. Когда приехала скорая, меня уже начало знобить, зубы выбивали дробь, мешая выговаривать имя, успевшее за это время превратиться в мантру. Что от меня хотели медики, пытавшиеся отлепить от любимого, я не понимала. На помощь пришел Илья, поднял меня на руки и отнес в машину скорой помощи. Там мне что-то вкололи, кажется успокоительное. Потом я долго лежала в машине Краснова и, откинув спинку переднего сиденья, пялилась в потолок. Вы даже представить себе не можете, сколько всего занимательного можно разглядеть в черном, похожем на замшу потолке.

Домой меня Илья вернул, когда уже стемнело. Помог отмыть руки, разложил диван и приказал спать. Сам устроился в кресле. Глаза слипались сами по себе, так что проблем со сном не возникло. Я с удовольствием перенеслась туда, где можно было ничего не чувствовать, а если сильно постараться, то и забыть о случившемся.

…Утром я снова смогла плакать. Оцепенение и апатия, навеянные медикаментами, ушли вместе со звездами, и отчаяние обрушилось с новой силой, буквально сбивая с ног и забирая дыхание. Новый день я встретила, зажав подушку между зубами, чтобы хоть так заглушить отчаянный, утробный вой, рвущийся наружу из самой глубины. Воспоминания снова и снова ударяли в самый центр грудной клетки, выбивали воздух из легких и заставляли выть все сильнее. Про Илью я успела забыть. Вспомнила только, когда он с тихим вздохом перебрался с кресла, в котором похоже провел целую ночь, ко мне на диван и принялся осторожно гладить по волосам. Я сжалась в комок. Усилием воли превратила дикий вой в жалкий скулеж, не желая обнажать душу при свидетелях. Тело забило крупной дрожью.

– Ну все, тише, тише, – приговаривал Илья, неловко пытаясь привести меня в чувство.

Я комкала простыню кулаками и никак не могла успокоиться. Илья резко встал и вышел. Вернулся с какими-то таблетками и стаканом воды.

– Выпей, – приказал он.

– Не хочу, – отчаянно замотала я головой.

Вновь окунаться в то ощущение беспомощного отупения не хотелось. Хотелось быть в своем праве и проживать горе так, как было мне необходимо, а не так, как решили за меня другие.

– Глупая, тебе легче станет.

– А я, может быть, не хочу, чтобы становилось легче! – я поднялась на локтях и с ненавистью уставилась на блондина. – Я, может быть, хочу, чтобы мне было плохо! Сам пей свои пилюли, если так трудно смотреть, или проваливай!

– Ира, не заставляй меня делать это силой, – сжал челюсти Илья, на сто процентов уверенный в собственном решении.

– Пошел вон из моего дома, – прошипела я и упала обратно в подушки.

Уже через мгновение крепкая рука дернула меня за плечо и развернула, Краснов навалился сверху, придавив собственным немалым весом, одной рукой ухватил меня за подбородок, во второй же держал таблетку. Мои руки оказались зажаты между нашими телами, и кроме как попытаться отчаянно мотать головой, я ничего не могла. Тогда он больно надавил большим и указательным пальцами мне на щеки, я вскрикнула, и Краснов ловким движением просунул в мой рот таблетку. Тут же прижал огромную ладонь к моему лицу, перекрыв рот и нос, и вкрадчиво прошептал на ухо:

– Придется глотать, если не хочешь задохнуться.

Сначала я подумала, что он шутит, но воздух в легких заканчивался, а блондин и не думал убирать с моего лица лапищу. В панике я сглотнула и замычала, кивая при этом.

– Проглотила? – отнял он, наконец, от меня ладонь. Я сделала судорожный и такой желанный вдох. – Вот и умничка, открой ротик.

Все что я могла сделать – это смерить Краснова презрительным взглядом и высунуть язык.

– Хорошая девочка, – похвалил тот и аккуратно слез с меня.

Я поднялась, одернула задравшуюся до пупка футболку. Тот факт, что блондин мог видеть мое нижнее белье, нисколько не обеспокоил.

– Ненавижу тебя, Краснов! – дрожащими губами сообщила я и кинулась на обидчика.

29

Целилась ногтями в лицо, но вышло ли достать блондина, я не поняла – тот ловко скрутил меня, прижал к себе спиной и понес в ванную. Там прямо в одежде засунул в душевую, включил холодную воду и окатил с головы до ног. Я верещала и материлась, пыталась лупить его по рукам, но тот держал крепко: как душевую лейку, так и меня. Единственное, что порадовало в тот момент – две параллельных ярко-красных полосы, пересекавших правую щеку Краснова. Значит, смогла-таки достать Иуду. Когда мои губы посинели, а тело начало бить крупной дрожью от холода, блондин великодушно переключил воду на теплую и сообщил, что отправляется на кухню, готовить завтрак.

Я демонстративно отвернулась и уставилась в нежно-розовый кафель. Дверь захлопнулась, и я с трудом смогла стянуть намокшую футболку. Грелась под душем долго, Краснов два раза долбил кулаком в дверь и проверял, не сделала ли я с собой чего. А когда вышла из ванной, таблетки уже вовсю действовали.

– Ненавижу, – равнодушно сообщила я, появляясь на кухне.

Краснов пододвинул ко мне тарелку с овсяной кашей, посыпанной аккуратно нарезанными кусочками нектарина. Эстет. Такую только фотографировать и, втайне ликуя, выкладывать в Инстаграм.

– Зато ты больше не глотаешь сопли. Завтракай, – приказал он и подал пример, взявшись за ложку. – От того, что ты изведешь себя, никому легче не станет.

– Тебе-то что с того? – пробурчала я.

– Мы вроде как до сих пор ищем убийцу Михаила.

– Какого убийцу? – начала было я, да так и застыла с полной ложкой возле рта. – Ты думаешь, это была не случайность?

– Ворованный автомобиль наталкивает на эти мысли. Я вчера знакомых ребят просил номера пробить. Согласись, вероятность того, что угонщики решат с нарушением всех правил покататься средь бела на чужом авто, ничтожно мала, – втолковывал мне Илья. – Кому-то очень мешал твой Миша. Мешал настолько, что как только стало известно о его возвращении, парня тут же убрали.

– Но кто мог знать? Мы же никому не говорили, Самойлову – в первую очередь, – включилась я в беседу.

– Но если вспомнить, откуда мы его забрали вчера утром, все очень даже логично получается.

– «ИрмПласт», – мрачно озвучила я.

– Верно, «ИрмПласт», – подтвердил Краснов. – Неясно только пока, как они связаны с Самойловым и Михаилом, но то, что связь определенно есть – сомнениям не подлежит.

Тут я с Ильей была согласна. Непонятно, правда, как эту связь устанавливать, да и не в том я была состоянии, чтобы над этим думать. Но заведение, торгующее арматурой, мое доверие окончательно утратило.

Вечером заявился Олег. Кричал, что я безголовая, и вина в смерти близкого человека лежит полностью на моих плечах. Оказывается, при появлении Михаила я тут же должна была прибежать под светлы очи Самойлова и сдать двоюродного брата тому на поруки. В тот момент я мысленно возблагодарила Краснова за чудесные таблетки.

– И что тогда? Он остался бы жив или умер еще раньше? – прищурила я глаза.

– Что ты хочешь этим сказать? – сложил руки на могучей груди Олег.

– Только то, что ты все это время был подозрительно спокоен насчет Миши. Ты ведь знал, где он был все это время? Ты тогда его у меня искал? – вспомнила я день, когда показала почти-родственнику Краснова.

– Не пори чепухи! – Олег, казалось, разозлился еще сильнее. – Мой тебе дружеский совет: успокойся и не суй свой маленький нос, куда не просят, а то могут его и откусить ненароком. И дружка своего приструни, слишком он у тебя активный в последнее время.

– Если ты все сказал, то до свидания, – указала я на дверь, поняв, что разговора по душам не случится.

– Похороны завтра в двенадцать, – бросил он напоследок и развернулся.

Дверь хлопнула с такой силой, что, не действуй на меня успокоительные, я бы обязательно подпрыгнула. А так ничего – спокойно задвинула щеколду и отправилась пить чай. Звонить и жаловаться Краснову почему-то не стала.

На похороны отправилась без Ильи. Не хотела, чтобы родственники Миши его видели или того хуже – принялись нас обсуждать. Маленькое черное платье липло к коже, хотя кондиционеры в зале для прощаний работали исправно. Народу было немного – за прошедшие восемь месяцев друзья-товарищи о Мише успели позабыть, в основном присутствовали родственники. Ближе всех к гробу, словно охраняя тот от посягательств, с угрюмым видом стоял Самойлов, видимо, поэтому желающих подойти поближе не наблюдалось. Народ разделился по группкам и негромко переговаривался. Я жалась к дальней стене и изо всех сил старалась не смотреть на рубиново-красный ящик. Багровые розы оттягивали руки и навевали мысли о крови, но подойти ближе и положить цветы к остальным я почему-то не могла.

30

– Как ты, девочка? – подошла ко мне бабушка Михаила.

Бойкая старушка, хоть ей и под восемьдесят, мне всегда нравилось навещать ее. Больше конечно из-за того, как она наставляла Мишку, а тот при всей своей брутальности не имел обыкновения ей и слова поперек сказать.

– Ишь, встал на кордон, – кивнула она на второго своего внука. – Весь народ распугал, даже слово взять никто не решается. Уж сколько я Мишке говорила, не волочись ты за Олежкой, так нет! Старший брат для него авторитет с детства, как увяжется бывало за ним – не отогнать, – по морщинистым щекам старухи потекли слезы, она достала платок и дрожащей рукой промокнула глаза. – Уж я их гоняла, – всхлипнула она. – Как затеят что, оба выпоротые ходят, что большой, что маленький. Так и выросли. Мишаня как-то сразу серьезным стал, университет окончил, работу хорошую нашел, а Олега у нас помотало. Повезло ему, что Олечку встретил, она на него хорошо повлияла, сыночка вот народили. Олег же не сразу стал бизнесменом, как сейчас говорят. Чем только не занимался, Мишка ему не один раз из передряг помогал выбираться, на какое-то время они даже общаться переставали. Но потом помирились. Одного Олегу до сих пор простить не могу: что он Сонечку беременную бросил. И сам сейчас жалеет, да сделанного не вернуть. Вот и Миша его простить не смог, они втроем с детства дружили. Уж я-то его как облупленного знаю, хоть виду Мишенька и не подавал. Да что теперь говорить… – махнула она рукой и отошла.

Я осталась стоять у стенки, выложенной мрамором. Олег, наконец, смог заговорить, и в зале повисла тишина. Делая паузы, чтобы совладать со срывающимся голосом, он попросил у брата прощения и пообещал присматривать за родителями. Мать Михаила принялась рыдать, рядом кто-то тут же зашмыгал носом. Катившихся по своим щекам слез я попросту не замечала, пока стоявший рядом незнакомый мужчина не протянул мне бумажный платок. Он аккуратно взял из моих рук розы и отнес их к гробу, а я даже не запомнила его лицо.

Последним воспоминанием о женихе стало то, как женщина с торжественно печальным лицом надавила на кнопку в стене, и гроб, сопровождаемый чьим-то отчаянным ревом, уехал вниз. На поминки я не собиралась, но бабушка Миши взяла меня под руку и увела за собой. Я послушно села рядом с ней в автомобиль, очередная таблетка действовала, лишая воли и превращая в послушную марионетку. Очевидно, из-за этого Илья так сильно не хотел отпускать меня одну. Его настойчивый звонок застал уже в кафе. Я сидела за самым дальним столом и возила блином по сыте. К тому времени пик действия медикаментов прошел, и я постепенно возвращалась к себе.

Чтобы никому не мешать, вышла в туалет. Краснов отчитывал за то, что не поехала после крематория домой, я вяло оправдывалась. На очередной его тираде, показавшейся мне бесконечной, я услышала, как открылась входная дверь. От неожиданности я вздрогнула и на автомате отключила телефон – становиться для кого-то посмешищем совершенно не хотелось.

– Что ты тут делаешь? – узнала я недовольный голос Самойлова и даже приготовилась ему отвечать, но тут другой, совершенно незнакомый, меня опередил:

– Пришла помянуть друга детства, – голос звучал с грубой, мужской хрипотцой, даже странно было слышать такой густой бас у женщины. – Это вроде не возбраняется.

«Так-так, я опять становлюсь свидетельницей чужого разговора в туалетной кабинке, это становится нехорошей тенденцией». Я застыла и даже дышать принялась через раз, боясь выдать себя любым незначительным шорохом. Такой дерзости Самойлов мне точно не спустит.

– Софья, тебе тут не место, – прогрохотал он. – Откуда ты вообще узнала?

– А мне никогда не было места в твоей жизни, – хохотнула женщина, осуждение и горечь обиды в ее голосе не укрылись от меня. И тут до меня вдруг дошло: это та самая Сонечка, которую бросил Олег и которую любил Михаил. Вот только, кажется, Сонечка прибавила в возрасте и сильно изменилась. – Ты это прекрасно дал понять. Не беспокойся, твоя ненаглядная женушка обо мне не узнает.

– Я совсем не из-за этого беспокоюсь, Соня, – устало возразил Олег, и в его голосе на миг мне почудились человеческие нотки.

– Я уже три года в завязке, и возвращаться к алкоголю не собираюсь. Но спасибо за заботу, – хрипло прокаркала женщина. Я так поняла, это должен был быть смех. – Я ценю.

– Так все-таки, как ты узнала о похоронах?

– Сережа сказал, – не стала она испытывать терпение бывшего любовника.

Олег выдохнул сквозь зубы.

– Ладно. Но если вздумаешь устроить здесь балаган, пеняй на себя. Напою, а потом запру в реабилитационном центре.

– Ты нисколько не изменился, Олег, – печально произнесла женщина. – Мне тебя даже жаль, рано или поздно за все поступки нам приходится платить, даже если мы и делаем что-то из лучших побуждений.

– Только от тебя еще нравоучений выслушивать не хватало, – проворчал Олег и пригрозил бывшей протеже: – Помни, что я сказал, малейшая оплошность – и уедешь далеко и надолго.