Текст книги "Нико Пиросмани"

Автор книги: Ксения Богемская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Пиросмани жаловался Илье Зданевичу на бедность, на отсутствие места для работы, просил достать заказы в Москве. В тот момент он работал в полуподвале винного склада на Молоканской улице. Пиросмани показывал новому другу свой "заказ" – домовый фонарь, на котором нужно было написать название улицы и номер дома. В разговоры с Нико вмешивался и Сандро, владелец винного погреба. Он же, в отсутствие Зданевича, давал указания Пиросмани, как писать портрет Ильи.

Все последние числа января Илья каждый день заходил к Пиросмани, беседовал с ним, расспрашивал о его жизни. Попутно он заходил к различным людям и покупал у них работы мастера. Однажды в гости к Нико Илья привел и Зигу Валишевского, который тоже стал поклонником его таланта.

Потом еще одного художника и журналиста, но эти двое остались равнодушны.

Второго февраля Зданевич забрал свой портрет и одновременно написанного по его заказу Оленя.

Если судить по этим записям, то 27 января был только контур портрета, а первого февраля портрет был уже готов. Пиросмани писал очень быстро. Поправок не делал.

Десятого февраля 1913 года в газете Закавказская речь появилась статья под заглавием Художник-самородок, написанная Ильей Зданевичем. В ней, в частности, говорилось: "Он ставит удивительные цветовые задачи и удивительно умеет их разрешать.

И благодаря его умению использовать все средства живописного воспроизведения предмета, его работы так хороши и убедительны, что на московских выставках вызовут серьезное внимание.

Однако слава приходит к нему довольно поздно, ему уже 50 лет. И этот мастер кочует по подвалам, рассыпает талант за гроши, пишет за обед или стакан вина, скверно одет, работает дешевыми красками на скверном холсте или на простой клеенке, отчего его трудам суждена преждевременная смерть.

Мы думаем, что на этот самородный талант давно должны обратить внимание наши художники и представители общества. Его адрес: Погреб Карданах, Молоканская улица 23.

Быть может, кто-либо заинтересуется им и примет участие в его судьбе"[1 Цит. по: Г. Буачидзе, указ, соч., с. 22. ² Там же, с. 23.].

Лекарь на осле

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Косуля у ручья

Частное собрание, Тбилиси

Двадцать четвертого марта 1913 года в Москве по адресу Большая Дмитровка, дом 11, открылась выставка «Мишень», где были выставлены вместе с произведениями известных художников-футуристов Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой и других произведения Пиросманашвили, привезенные Зданевичем. Здесь же были показаны детские рисунки, живописные вывески, а в соседних залах экспонировалась «Выставка иконописных подлинников и лубков, организованная М.Ф. Ларионовым».

А в июле 1913 года в газете Закавказье была опубликована статья, подписанная инициалами "Е.П." (Е. Псковитинов) Кавказ и художники. Здесь, в частности,говорилось: "Есть в Тифлисе художник Пиросманашвили, я видел некоторые его работы, глубоко проникновенные. Они примитивны, но знание рисунка есть. Художник в ремесленно исполненных вывесках дает иногда такие по выполнению и краскам натюрморты, что удивляешься его чутью в понимании материала, композиции...

Пиросманашвили – один из предшественников крупного гения, который придет "в ночи" и заставит говорить о Кавказе".

В 1913 году, по свидетельству Кирилла Зданевича, картинами Пиросмани был покорен и живший тогда в Петербурге впоследствии известный грузинский художник Давид Какабадзе. В 1914 году в Тифлис возвращается учившийся в мюнхенской Академии художеств Давид Шеварнадзе и начинает собирать клеенки Пиросмани.

С началом Первой мировой войны в России был введен сухой закон. Духаны закрылись. Исчезла атмосфера, в которой появились и существовали произведения Пиросмани.

Но его картины, потеряв прежнюю среду обитания, стали теперь предметом интереса в художественно-литературных кругах. На то были свои причины. Произведения Пиросмани в Тифлисе стали воспринимать как свидетельства живых национальных грузинских традиций.

Для тифлисцев было важно осознать свое место в культуре. Грузинские художники учились в Петербурге и в Мюнхене, грузинские поэты зачитывались французскими стихами. Они не чувствовали себя провинциалами. После начала Первой мировой войны многие уехавшие в Европу вернулись из-за границы.

В Грузии пришли к власти меньшевики, и 26 мая 1918 года была объявлена независимость. В Тифлис ринулись из России те, кто пытался спастись от Гражданской войны. Среди вновь прибывших было множество поэтов, музыкантов, художников. Появились артистические кафе, устраивались диспуты, были учреждены новые учебные заведения – Грузинский и Закавказский университеты.

В Тифлисе собралось интернациональное общество с оглядкой на Париж, а не на российскую столицу. Кирилл Зданевич в кругу друзей представал то бравым офицером, то скучающим денди, то яростным бунтарем. Сестра художника Зигмунта Валишевского Валерия гуляла по Головинскому проспекту Тифлиса, как положено футуристам, с рисунком на щеке. Сам Зига (так звали друзья Валишевского) был известен как "тифлисский вундеркинд", еще ребенком рисовавший светские портреты.

Кто я ? Денди в восточном халате.

Я в Багдаде в расстегнутом платье

Перечитываю Малларме.

Будь что будет, но жизнь молодая,

Я объезжу тебя и взнуздаю

И не дам потеряться во тьме.

(Перевод Бориса Пастернака)[¹ Тициан Табидзе. Стихотворения и поэмы. М" 1964, с. 73.]

Девочка с воздушным шаром

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Эти стихи, написанные Тицианом Табидзе еще в 1916 году, передают мироощущение интеллигенции.

Как в Париже поэты Пикассо и Аполлинер были первыми, среди тех, кто мог оценить произведения наивного художника Анри Руссо, так и в Тифлисе искусством Пиросмани увлеклась наиболее продвинутая молодежь.

Пятого мая 1916 года Илья Зданевич устроил в мастерской брата по адресу улица Святополк-Мирского, 6, угол Гунибской, дом княгини Андрониковой, во дворе, четвертый этаж однодневную выставку произведений Пиросмани. Были отпечатаны пригласительные билеты, дана информация в газете. Выставку посетили около восьмидесяти человек. Художник старшего поколения Мосе Тоидзе после этой выставки попросил разыскать художника и познакомился с ним.

Видимо, для консолидации художественных кругов было решено создать в 1916 году Общество грузинских художников. И пригласить к участию в нем народного художника – Пиросмани.

Молодым художникам Михаилу Чиаурели (будущему кинорежиссеру) и Ладо Гудиашвили было поручено разыскать Нико Пиросманашвили и привести его на заседание Общества. При этом поручении прилагалось 200 рублей, которые следовало передать художнику, "если он жив".

"После долгих поисков Нико был найден в одном из полуподвалов под лестницей небольшого дома. Войдя, мы остановились пораженные. В полутемноте, у небольшого оконца, на столе чадит керосинка, на ней лежали стекла – художник собирал копоть для черной краски. Сажа была всюду, летала по воздуху, покрывала предметы и самого Нико; он молча смотрел на нас огромными горящими глазами."[¹ К. Зданевич, указ, соч., с. 76.] Ладо Гудиашвили описывал: «Нико Пиросмани был высокого роста, волосы с проседью у него были зачесаны назад. Его бледное и надломленное лицо несло на себе отпечаток какой-то культурной мягкости и спокойствия, бородка у него была подстрижена и усы опускались вниз. На нем был серый пиджак, толстые, грязные и запачканные краской брюки. Одним словом, перед нами стоял житель беднейшего района, сломленный и опустившийся от „босяцкой“ и пьяной жизни»[² Цит. по: Г. Буачидзе, указ, соч., с. 25-26.].

Женщина с пасхальными яйцами

Дом-музей Н. Пиросманашвили, Мирзаани

Важным итогом появления Пиросмани на собрании художника был поступок Шеварднадзе, который взял Пиросмани и отвел его к фотографу. На фотографии 1916 года (а других почти нет) Нико Пиросманашвили выглядит красивым и благородным. У него традиционное «лицо кавказской национальности»: черные глаза, пушистые усы, длинный прямой нос. В лице чувствуется подмеченная Гудиашвили «культурная мягкость».

Фотография Пиросмани была опубликована в иллюстрированном приложении к газете Сахалхо пурцели вместе с репродукцией его картины Свадьба в Грузии былых времен. Впрочем, всего через три недели там же была помещена карикатура на Пиросмани и поучающая его критика. В самом факте карикатуры на художника для того времени не было ничего особенного. В Париже газеты еще в XIX веке без конца публиковали карикатуры, связанные с последними художественными событиями. Видимо, о Пиросмани стали дискутировать в кругах образованного общества. Сам же художник, осчастливленный публикацией своей картины в газете, был глубоко обижен появившейся карикатурой. Так же не поняли ситуации и его прежние покровители, владельцы погребков и виноделы.

Духанщик Бего Яксиев дал приют художнику в пристройке у своего духана. В этой пристройке, загроможденной бочками из-под вина, где две доски служили постелью, нашли Пиросманашвили Ладо Гудиашвили и Давид Какабадзе, которые еще раз принесли ему деньги от Общества грузинских художников. Они были поражены болезненным видом художника.

Кутеж

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Тифлисская интеллигенция все больше интересовалась произведениями Пиросмани, которые стали предметом коллекционирования. Начали собирать и биографические сведения о художнике.

Сапожник Арчил Майсурадзе рассказывал Тициану Табидзе о последних днях Пиросмани: "Весной 1918 года Пиросмани вошел в подвал на Молоканской улице, № 29. Лег спать на пол. Он был уже болен. Он лежал на сыром и темном полу. Через три дня случайно я сошел вниз и в темноте увидел лежащего человека. Клетушка была завалена битым кирпичом и опилками. Не узнав его, крикнул:

– Кто здесь?

– Я, – ответил Пиросмани. Его узнали по голосу, а сам он уже никого не узнавал. Отвезли его на фаэтоне в больницу, кажется Армаянца, где художник через полтора дня умер в ужасных мучениях.

Никакого имущества он не оставил. Могила его неизвестна"[¹ Тициан Табидзе. Статьи, очерки, переписка. Тбилиси, 1964, с. 176.].

"Затем, – в другой раз рассказывал Тициан Табидзе, – Арчил Майсурадзе спустился с нами в подвал, который был темный, как могила, и завален мусором. Площадь подвала примерно равна полутора саженям. Когда мы зажгли спичку, нас обдало страшным холодом. Вокруг лежали кучи битого кирпича, обрывки проволоки и щебень. Здесь агонизировал Нико Пиросмани..."[² Цит. по: Г. Буачидзе, указ, соч., с. 29-30.]

Его жизнь

Расскажем же вкратце то, что известно о жизни художника.

Нико Пиросманашвили родился в 1862 году в селе Мирзаани, кахетинском селе, расположенном в восточной части Грузии.

Отец Нико – Аслан Пиросманашвили вскоре после его рождения переехал в село Шулавери. Здесь он нашел работу в имении "Иверия", принадлежавшему вдове "огрузинившегося" армянина Алаверди Калантарова – Опросные. Далее, как сообщают биографы, на семью Пиросманашвили посыпались несчастья – умер старший сын Георгий, потом в 1870 году – отец Аслан. Потом умерла мать. Старшая дочь Мариам, которая была замужем, вернулась в Кахетию. Остались двое младших: сестра Пепуца и брат Нико. Пепуцу забрали к себе родственники из Мирзаани. А Нико остался жить у Калантаровых. У Эпросине было три дочери и три сына. Вначале Нико жил с ними в Шулавери. Потом один из братьев Калантаровых (Георгий) взял его с собой в Тифлис. Нико к этому времени было лет двенадцать.

В доме Калантаровых, возможно с перерывами, Нико провел около пятнадцати лет. Крестьянской мальчик оказался в атмосфере богатой и просвещенной тифлисской семьи. Воспитанника брали с собой в церковь и в оперу, научили читать по-грузински и по-русски. Он много рисовал, и его рисунками украшали комнаты в доме.

Сегодня историю детства будущего художника можно пересказать, как главу из романа Диккенса в грузинском варианте. В жизни сироты (вспомните Оливера Твиста) все не так, как у обычных людей. Все более контрастно – добро и зло, белое и черное. Но все же озадачивает, почему семейство Калантаровых не пристроило Нико учиться какому-нибудь ремеслу. Он был уже великовозрастным юнцом, а все жил при доме, играл с детьми. Вспоминают резкие перепады его настроения, впечатление человека "не от мира сего", которое он производил уже в детстве.

Кахетинский поезд

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Пиросманашвили показал свои рисунки молодому художнику Геворку Башинджагяну. Тот похвалил, сказал, что надо учиться. Но Пиросмани не стал учиться ни в рисовальной школе, ни у альфрейщиков. Его отправили в маленькую типографию «Печатное дело», владелец которой, Миллер, обещал Калантаровым обучать молодого человека. Там же Пиросмани и жил. Однако через несколько месяцев он ушел от Миллера и нашел кров в семье сестры Калантаровых – Элисабед Ханкаламовой, молодой вдовы жившей вдвоем с маленьким сыном. Сын Элисабед, спустя много лет, рассказывал, что Нико, живший у них в доме, влюбился в его мать и написал ей письмо, предлагая стать его женой. Это было воспринято в семье как нелепая выходка. Нищий, безродный приемыш желал жениться на вдове состоятельного бакинского коммерсанта! Один тот факт, что Элисабед позволила ему жить в своем доме в Тифлисе уже говорит о том, что никто его как мужчину, как равного не воспринимал.

После этого случая Нико взял к себе жить брат Элисабед – Калантар. Спустя какое-то время Нико познакомился с молодым художником Гиго Зазиашвили, и ко второй половине 1880-х годов относится следующий жизненный шаг этого безумца. Вместе с Зазиашвили они открывают мастерскую по изготовлению живописных вывесок. Первую вывеску – для торговца рыбой – изготовили бесплатно. О других заказах ничего неизвестно. Вспомним, сколько в Тифлисе было маляров и художников, а Пиросмани, начав с нуля, решил сразу конкурировать с ними.

Как и история с предложением руки и сердца, это говорит о том, что у него были завышенные представления о себе.

Наконец, в 1890 году Пиросмани пошел на обычную службу. Он стал тормозным кондуктором товарных вагонов. По сигналу главного кондуктора он должен был приводить в действие ручной тормоз своего вагона. Железная дорога на Кавказе шла по горам через тоннели. Тормозной кондуктор все время стоял на своем рабочем месте – открытой площадке вагона.

Этих кондукторов можно разглядеть на картине, написанной по воспоминаниям, – Батуми. Поезд здесь как раз выкатился из тоннеля и идет вдоль моря. На море множество разных судов, по склону горы разместились рядами городские домики. Поездки по железной дороге должны были немало обогатить зрительный опыт Пиросманашвили. Возможно, что он глазел по сторонам гораздо больше, чем требовалось.

Ишачий мост

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Биографы изучали личное дело кондуктора Пиросманашвили, сохранившееся в архиве. Видимо, с работой он справлялся плохо. Его штрафовали «за опоздание на дежурство», «за неявку к поезду», «за ослушание главного кондуктора» и т. д. Кондуктор Пиросманашвили постоянно подавал рапорты о переводе на другое место, об отпуске по домашним обстоятельствам, о лечении и, наконец, об увольнении.

Семнадцатого января 1894 года он получил полный расчет на железной дороге. Теперь он решил заняться торговлей. Он вложил в свое дело выходное пособие, полученное при увольнении, наверное, еще призанял и весной начал торговать за собственным открытым прилавком – молоком, мацони, сыром и маслом. Прилавок Пиросмани поставил недалеко от Верийского спуска. Город рос и развивался как раз в ту сторону, и место оказалось выбрано удачно. Окрестные жители раскупали товар. Пиросманашвили снял помещение под свою лавку. Сам его расписал и нарисовал вывеску. У него появился компаньон Димитра Алугишвили, бывший повар. Они перенесли лавку на бойкое место – Солдатский базар. Алугишвили, видимо, работал добросовестно, а Пиросманашвили мог в любой момент бросить лавку и уйти. Из его странных забав вспоминают, что он покупал свежескошенное сено, клал на пол в задней комнате лавки и лежал на нем, наслаждаясь деревенским запахом. Его чудачества сильно раздражали окружающих.

В задней комнате лавки Нико устроил себе мастерскую и рисовал все больше и больше. Он нарисовал портрет компаньона Димитры, а тот, не зная, что с ним делать, спрятал и потом уничтожил.

Из деревни к Пиросмани приехал в лавку зять, и пошли распри с Димитрой. Нико и сам ездил в Мирзаани к родным. Первый раз приехал как богатый. Привез подарки, начал строить дом для сестры. Привез даже кровельное железо из Тифлиса. В этом доме сейчас находится мемориальный музей Пиросманашвили. В Мирзаани художник написал несколько живописных картин на сельские темы.

Далее следует темное место в его биографии. По рассказам напарника Алугишвили, Пиросмани поехал в деревню жениться. Он сменил свой городской пиджак на традиционную черкеску и кинжал. Невесту уже подобрали.

Но свадьба не состоялась. Больше об этом воспоминаний нет. Человек не от мира сего не может жить по законам обычной биографии.

Рыбак среди скал

Государственная Третьяковская галерея, Москва

1899 год был голодным. Родственники уговорили Пиросманашвили торговать мукой. Был куплен фургон дорогой одесской белой муки. Напарник Алугишвили считал это глупостью – везти дорогую муку на продажу в бедную деревню.

Что произошло в Мирзаани, опять покрыто мраком неизвестности. Пиросманашвили вернулся в Тифлис без денег. Он поссорился с родственниками: "Они меня выгнали: ты сумасшедший, зачем тебе деньги и жена!" Когда зять вновь приехал в лавку, Нико бросился на него с кинжалом. Убийства не произошло. Но теперь уже все вокруг понимали: с Нико невозможно иметь дело. Он был очень неуравновешенным, сердился внезапно из-за пустяка, мог внезапно осыпать человека проклятьями, накинуться на него с кулаками. Возможно, кавказский темперамент и представляется жителям России слишком горячим, и, безусловно, нравы тифлисского базара не были безупречны, и не один Нико решал там споры кулаками, но он воспринимался, говоря сегодняшним модным словом, как аутсайдер.

По некоторым свидетельствам, он и сам чувствовал в себе что-то особенное. Но что?

Автор наиболее подробного исследования о художнике, Кузнецов пишет: "Он крестил дочку Алугишвили, Марусю, и был шафером на свадьбе Нины, сестры его жены. Вскоре Нина умерла. Он не находил себе места от горя, он считал себя виновным и говорил каждому: "Я сглазил ее!" Потом заболела и умерла девочка, и он увидел в этом закономерность: "Я обеих погубил! Я приношу несчастье!""[¹ Э. Кузнецов, указ, соч., с. 35.]

Или другой случай: "Однажды он вбежал к жене Димитры с громким криком: "Помогите, помогите! Мой Святой Георгий, мой ангел хранитель стоит надо мной с кнутом и кричит: не бойся!" Это случалось не раз. "Мне явился архангел, у него в руке кнут – вот он здесь стоит!" Потом, успокоившись, объяснял: "Я верю в своего Святого Георгия. Когда я ложусь спать, он появляется с кнутом у моего изголовья и говорит: не бойся! А наутро моя кисть сама рисует""[² Там же, с. 35-36.].

Стоп! Вот насчет того, что кисть сама рисует, мы слышали уже не раз. Обо этом говорят многие наивные художники. И о том, что картины привиделись во сне. И том, что нашептывал голос свыше. Французской наивной художнице Серафине Луи, по ее собственным словам, картины помогала писать Дева Мария.

Конечно, можно описывать странности Пиросмани как глюки. Он пил в тот период особенно много. Мало ли что привиделось. Так и думали, наверное, жена Димитры и другие.

Может, ангел с кнутом – это аллегория его чувства вины?

А может быть, художник ощущал свою связь с иным миром? Почему он решил, что может сглазить ребенка? И женщину, на свадьбе которой присутствовал? Потому что знал, что свадьба и рождение ребенка – это не для него, и позавидовал, а потом думал, что своей завистью навел порчу? А почему на самом деле они обе умерли?

Еще пару лет Нико с Димитрой держали лавку, а потом Нико сбежал. Поехал летом в Коджори, дачное место под Тифлисом, а вернулся оттуда только осенью. Наверно, партнеру было только лучше без него. Он стал выдавать Нико в день по рублю на жизнь. Вначале Нико целыми днями болтался на вокзале. Можно предположить, что были там с кондукторских времен старые приятели. Наверное, на вокзале перепадал и заработок. Он продолжал рисовать. Теперь своими рисунками он расплачивался с угощавшими его собутыльниками. Он брался за изготовление вывесок, расписывал стены. Так, наверное, и стал он странствующим "духанным живописцем".

Князь с рогом вина

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Еще он писал стихи. С собой он всегда носил тетрадочку с привязанным к ней карандашом. Тетрадочка не сохранилась. Сохранилось предание о том, что Пиросманашвили был дружен со знаменитым грузинским поэтом Важа Пшавела, но биограф художника Кузнецов писал о том, что это просто легенда, созданная теми, кто видел духовную близость творчества Пшавела и Пиросманашвили. Говорят, что Пиросмани показывал свои стихи двум поэтам, вероятно, те их не оценили. Скорей всего, стихи были только сопутствующей творческой эманацией художника, как бывают сопутствующие фракции при добыче, например, нефти. В отличие от его живописи стихи не поражали оригинальностью. Если бы эти стихи нашлись, они, скорее всего, принадлежали бы той низовой городской культуре, которой стали увлекаться в интеллектуальной среде конца XX века. Круг поэтических образов Пиросмани – это жестокий романс, поэзия вокзалов и увеселительных садов. Конечно, автору этой книги недоступна народная грузинская поэзия, существовавшая в Тифлисе начала XX столетия. И наверняка у нее были особенности, о которых расскажут в своих книгах грузинские авторы.

Но мы с вами, дорогой читатель, просто предположим, чтобы лучше понять Пиросманашвили, что он любил поэзию народную, городскую, так же, как он любил слушать шарманщиков, о чем нам сообщают все его биографы.

Собственно, бесславным финалом карьеры молочника и заканчивается более или менее известная со слов нормальных людей история жизни Пиросманашвили. Далее начинается судьба художника. И она рассказана им самим в его картинах.