Текст книги "Стенание"

Автор книги: Кристофер Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 6

Мы все посмотрели на ее величество, и она тихо проговорила:

– Прошлой зимой мне казалось, что король склоняется в пользу реформ. Он провел через парламент билль, дающий ему власть над церковными пожертвованиями, – пал еще один бастион традиционного папистского обряда. В то лето я опубликовала свои «Молитвы, или Размышления» и чувствовала, что могу без опасений написать еще одну книгу, исповедь миру о своих верованиях, как сделала Маргарита Наваррская. И написала небольшое сочинение. Я знала, что это может показаться… спорным… и потому тайно хранила рукопись у себя в спальне. Исповедь – о своей жизни, о грехах, о спасении, о вере… – Екатерина внимательно посмотрела на меня, и теперь в ее глазах горел огонь убеждения. – Я назвала книгу «Стенание грешницы». И рассказала в ней, как в молодости погрязла в предрассудках, полных суеты этого мира, и как Бог говорил со мной, но я отвергала Его голос, пока наконец не приняла Его спасительное милосердие. – Ее тон стал страстным, и она посмотрела на лорда Парра и архиепископа, однако те потупились. А королева продолжала, уже спокойнее: – Это Бог дал мне понять, что моим предназначением было стать женой короля. – Екатерина опустила голову, и я задумался, уж не вспомнила ли она свою былую любовь к Томасу Сеймуру. – В «Стенании грешницы» я говорила самыми простыми словами о моей вере, о том, что спасение приходит через веру и чтение Библии, а не через бесполезные обряды.

Я зажмурился. Мне было известно о подобного рода сочинениях, где радикальные протестанты исповедовались в своих грехах и рассуждали о спасении души. Кое-кого из авторов таких книг арестовали по приказу властей. Было чрезвычайно глупо со стороны королевы написать такую вещь, даже тайно, в эти времена раскола и террора. Разумеется, Екатерина должна была знать это, но, похоже, эмоции пересилили ее политическое здравомыслие. А надежда, что чаша весов склонилась в пользу реформ, снова оказалась катастрофической ошибкой.

– Кто видел эту рукопись? – тихо спросил я.

– Только милорд архиепископ. Я закончила книгу в феврале, но потом, в марте, началась история с Гардинером. И поэтому я спрятала рукопись в свой личный сундук и никому о ней не говорила. – Королева вздохнула и с горечью добавила: – Видите, Мэтью, иногда я все же могу быть предусмотрительной.

Я видел, что ее разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, желание распространить свои убеждения, а с другой – страх, проистекавший из четкого понимания политических опасностей.

– Книга оставалась запертой в моем сундуке вплоть до прошлого месяца, когда я решила спросить мнение архиепископа о ней. Он любезно пришел ко мне сюда и как-то вечером прочел рукопись в моем присутствии. – Екатерина с задумчивой улыбкой взглянула на Кранмера. – В последние три года мы постоянно говорили о вопросах веры. Мало кто знает, сколько всего мы с ним обсуждали.

Томас как будто испытал неловкость при этих словах, но быстро успокоился и невозмутимо проговорил:

– Это было девятого июня. Чуть больше месяца назад. И я посоветовал ее величеству ни в коем случае никому не показывать эту книгу. Там ничего не говорилось о мессе, только осуждались тупые римские обряды и отстаивался взгляд, что молитва и Библия – единственный путь к спасению, однако подобного рода заявления наши враги могут трактовать как лютеранские.

– И где теперь эта рукопись? – спросил я.

– В этом-то все и дело, – мрачным тоном проговорил лорд Парр. – Ее украли.

Королева посмотрела мне в глаза:

– И если она попадет в руки королю, это может меня погубить. И не только меня.

– Но если вы не отрицали того, что святая месса…

– С точки зрения короля, она все равно слишком радикальна, – возразила Екатерина. – Ну а уж то, что я писала все тайно от супруга… – Ее голос сорвался.

Кранмер спокойно продолжил:

– Да, его величество сочтет сие проявлением неверности. И это страшнее всего.

– Вот именно, – печально подтвердила королева. – Генрих почувствует себя… уязвленным.

У меня голова пошла кругом, и, чтобы сосредоточиться, я сцепил руки на животе, понимая, что все ждут моей реакции.

– Сколько существует экземпляров этой книги?

– Только один, написанный моей рукой, – ответила ее величество. – Я занималась сочинительством у себя в спальне, тайно, за запертой дверью, когда рядом никого не было.

– Каков ее объем?

– Пятьдесят страниц убористого почерка. Я запирала рукопись в крепкий сундук у себя в спальне. Ключ был только у меня, и я постоянно носила его на шее. Даже когда ложилась спать, не снимала.

Екатерина приложила руку к корсажу и вытащила маленький ключик. Как и жемчужина, он висел на тонкой цепочке.

– Я советовал ее величеству уничтожить книгу, – прямо сказал Кранмер. – Само ее существование представляло угрозу.

– Значит, дело было девятого июня? – уточнил я.

– Да, – ответила королева. – Я, конечно, не могла принимать архиепископа у себя в спальне, а потому вынесла рукопись в эту комнату. Это был единственный раз, когда она покинула мою спальню. Я попросила всех слуг и фрейлин выйти, чтобы наша беседа прошла с глазу на глаз.

– А вы говорили кому-нибудь об этой встрече?

– Нет, не говорила.

Все смотрели на меня. Раз уж я начал задавать вопросы, как дознаватель, то теперь уже деваться было некуда, следовало идти до конца. И я с ужасом подумал, что если вдруг что-то пойдет не так, то меня могут сжечь вместе со всеми этими людьми.

– Милорд архиепископ посоветовал мне уничтожить книгу, – продолжила королева. – И все же… Я надеялась – и по-прежнему надеюсь, – что такой труд, написанный королевой Англии, может обратить людей в истинную веру.

Она с мольбой взглянула на меня, словно говоря: видите, это моя душа, это истина, которую я познала, и вы должны выслушать ее. Я был тронут, но опустил глаза. Екатерина сцепила руки, а потом вновь посмотрела на нас троих, и ее голос приобрел мрачный оттенок.

– Ладно. Я поняла, что была не права, – проговорила она и устало добавила: – Такая вера при моем положении – тоже признак тщеславия.

– И сразу же после встречи вы вернули рукопись на место, в сундук? – спросил я.

– Да. Почти каждый день потом я доставала ее. В течение месяца. Много раз мне хотелось позвать вас, дядя.

– Эх, ну что бы тебе и впрямь со мной посоветоваться! – с чувством воскликнул лорд Парр.

– Если бы на дворе не стояло лето, если бы хотя бы раз или два затопили камин, я бы непременно сожгла ее. Но я колебалась, и дни растянулись в недели. А потом, десять дней назад, я открыла сундук и увидела, что книги нет. Она пропала.

Королева покачала головой, и я понял, какое потрясение она испытала.

– Когда вы видели ее последний раз? – осторожно спросил я.

– В тот самый день. Днем я просматривала рукопись, размышляя, не внести ли какие-нибудь изменения, чтобы ее можно было опубликовать. А потом, к вечеру, король вызвал меня в свои личные покои, и мы разговаривали с ним и играли в карты почти до десяти. У Генриха болели ноги, и ему нужно было отвлечься. Позже, перед сном, я хотела достать ее, еще раз посмотреть, чтобы направить свои молитвы, но книги уже не было.

– А вы обнаружили какие-нибудь признаки, что замок вскрывали?

– Нет, – ответила Екатерина. – Никаких.

– Что еще хранилось в сундуке, ваше величество?

– Кое-какие драгоценности. Унаследованные от моего второго мужа и его дочери, дорогой Маргарет Невилл, которая умерла этой весной. – Лицо королевы исказилось печалью.

– Все эти драгоценности немало стоят, – заметил лорд Уильям. – Но не исчезло ничего, кроме рукописи.

Я задумался:

– Сколько времени прошло после этого до… мм… инцидента между Ризли и королем?

– Три дня. – Королева горько усмехнулась. – У меня есть причина хорошо помнить те события.

– Племянница сразу же сообщила мне, – сказал Парр. – Узнав о существовании этой книги и о том, что рукопись похитили, я пришел в ужас.

Я понимающе взглянул на него:

– Насколько я представляю, сама природа кражи сделала затруднительным проведение расследования во дворце.

Лорд Уильям покачал головой:

– Мы не посмели никому сказать, что произошло. Но я узнал у стражи, кто в те часы входил в спальню королевы. Ничего необычного: пажи-уборщики, горничная, которая приготовила ей постель. Ну и еще дурочка Джейн заходила посмотреть, где королева. Дурочке Джейн, как придворной шутихе, разрешается бродить повсюду, – раздраженно добавил лорд. – Но у нее не хватит сообразительности, даже чтобы украсть яблоко.

– Выяснить, кто имел доступ в спальню в течение определенного промежутка времени, очень важно, – заметил я. – Видимо, кто-то заблаговременно узнал о существовании книги и воспользовался отсутствием ее величества, чтобы совершить кражу.

– Но каким образом кто-то смог заранее узнать об этом? – спросила королева. – Я держала все в тайне, никому ничего не говорила и запирала рукопись в сундук.

Лорд Парр согласно кивнул:

– Мы не понимаем, как это было проделано, и не знаем, что предпринять: положение просто хуже некуда.

– И как раз в это время я должна была разыграть страшную сцену с Ризли и королем, – добавила королева. – Зная, что рукопись моей книги пропала, и понимая, как это может разгневать короля, если ее опубликуют. – Она закрыла глаза, сжав жемчужину у себя на шее. Мы все с тревогой наблюдали за Екатериной, и, увидев это, она разжала руку. – Со мной все в порядке.

– Ты уверена? – спросил лорд Парр.

– Да, да. Но продолжайте рассказ, дядя.

Лорд Уильям взглянул на меня:

– А потом мы услышали об убийстве возле собора Святого Павла.

– Об убийстве? – живо переспросил я.

– Да, похоже, оно имеет непосредственное отношение ко всей этой истории. Рукопись украли из сундука вечером девятого июля. А в прошлое воскресенье, одиннадцатого числа, когда стемнело, в своей небольшой мастерской на Бойер-роуд близ собора Святого Павла был убит печатник. Вы знаете, как в последние годы расплодились вокруг собора эти маленькие заведения, лавочки и мастерские. Кого там только нет: печатники, книготорговцы, иногда даже старьевщики…

– Да, милорд.

Я также знал, что многие печатники и книготорговцы были радикалами и что дома некоторых из них в последние месяцы подверглись налетам.

– Этого человека звали Армистед Грининг. Его типография была просто маленьким сараем, где стоял только печатный станок. У Грининга были неприятности из-за печатания радикальной литературы, весной у него провели обыск, но ничего компрометирующего не нашли. В последнее время он переключился на школьные учебники. А прошлое воскресенье Грининг провел у себя в типографии. Несколько местных печатников тоже работали, они, как правило, трудятся до последнего луча солнца, чтобы станки не простаивали. У Грининга был подмастерье, который ушел в девять.

– Откуда вам известны эти подробности?

– От самого подмастерья и в основном от соседа, некоего Джеффри Оукдена, у которого печатная мастерская побольше, буквально в нескольких ярдах оттуда. Около девяти мастер Оукден закрывал свою типографию, когда услышал из сарая Грининга страшный шум, крики и призывы на помощь. Он был в хороших отношениях с Армистедом и пошел посмотреть, в чем дело. Дверь оказалась заперта, но она была непрочной: он налег плечом и сломал ее. И сквозь открытую дверь заметил двоих убегающих в другую дверь, боковую, – в этих печатных мастерских очень жарко и вечно пахнет краской и прочими химическими составами, так что там обычно делают две двери, чтобы продувало. Но мастер Оукден не погнался за злоумышленниками, потому что они попытались поджечь мастерскую Грининга – разбросали повсюду бумагу и подожгли ее. К счастью, Оукден сумел затоптать огонь – страшно представить, что бы иначе произошло: ведь такой сарай мог вспыхнуть, как факел!

– Да уж.

Я видел подобного рода деревянные пристройки, наспех возведенные у стен на свободных клочках земли вокруг собора.

– Только погасив огонь, Оукден увидел несчастного соседа, лежавшего на земляном полу с пробитой головой. И в руке Грининг сжимал вот это. – Лорд Парр полез в карман своего камзола и осторожно вынул клочок дорогой бумаги с бурыми пятнами высохшей крови, исписанный аккуратным почерком. Он протянул его мне, и я прочел:

«Стенание грешницы», написано королевой Екатериной, оплакивающей свою жизнь, проведенную в невежестве и слепоте.

Мой благородный христианский читатель, если содержание должно заверяться пишущими, а ненаписанное – подтверждаться содержанием, мне следует по справедливости оплакивать наше время, когда злые деяния воспеваются, а добрые обращаются во зло. Но поскольку, увы, на самом деле не то становится добром, что восхваляют, то я не…

Здесь страница обрывалась. Я взглянул на королеву:

– Это ваш почерк?

Она кивнула:

– Это предисловие к моей книге «Стенание грешницы».

– Оукден прочел отрывок и, конечно, из заглавия понял, насколько все это важно. Божьей милостью он добрый реформатор, а потому лично принес находку во дворец и устроил так, чтобы она попала мне в руки. Позже я поговорил с этим человеком. Только после этого он вызвал констебля и рассказал обо всем, что видел, умолчав, по моему распоряжению, об этом клочке бумаги. К счастью, коронер, проводивший дознание, сочувствует реформам и пообещал, что, если вдруг что-то выплывет, он сообщит мне. Кроме того, ему очень хорошо заплатили, – добавил Парр ворчливо. – И пообещали заплатить еще.

Тут снова заговорила королева, и ее голос выдавал, что она на грани отчаяния:

– Но коронер так ничего и не выяснил, совсем ничего. И потому я предложила обратиться к вам, Мэтью. Вы единственный адвокат, которого я знаю, кто способен провести такое расследование и, возможно, разыскать рукопись. Но, разумеется, только если вы согласны. Я понимаю, что дело сие сопряжено со страшной опасностью…

– Мастер Шардлейк уже пообещал вам помочь, – сказал лорд Парр.

– Да, это так, – подтвердил я.

– Тогда благодарю вас, Мэтью, от всего сердца, – проговорила Екатерина.

Я посмотрел на обрывок бумаги:

– Нетрудно заключить, что Грининг держал рукопись в руках и не отдавал вторгшимся в мастерскую злоумышленникам, а убийца выхватил ее у него, но верхняя часть первой страницы осталась у печатника.

– Да, – кивнул лорд Уильям. – Но тут убийцы услышали, как в дверь ломится мастер Оукден, и убежали. Они не хотели, чтобы их узнали, и даже не задержались, чтобы забрать клочок бумаги из руки убитого.

– Или, скорее всего, в тот момент просто ничего не заметили.

Парр кивнул:

– Вам следует знать, что это было уже не первое покушение на жизнь Грининга. Он жил в том же сарае, где и работал, в страшной бедности. – И, как истинный аристократ, лорд Уильям в отвращении сморщил нос. – У него был молодой подмастерье. За несколько дней до того мальчишка рано утром пришел на работу и увидел, как какие-то двое громил пытаются вломиться в мастерскую. Он поднял тревогу, и они убежали. Но, по словам подмастерья, это были не те люди, что вскоре напали на хозяина и убили его.

– Сперва мы подумали, – сказал Кранмер, – что Гринингу дали рукопись, дабы он ее напечатал. Но в этом не было смысла. Ее мог бы напечатать католик, чтобы книгу раздавали на улицах, и, таким образом, погубить королеву.

– Да. – Я задумался. – Конечно, если она попала в руки Грининга, а его взгляды были такими, как вы говорите, он сделал бы ровно то же, что и Оукден: просто-напросто вернул бы ее. Может быть, Грининг был тайным католиком?

Архиепископ покачал головой:

– Я провел тщательное расследование. Грининг всю жизнь был радикалом, так называемым «известным человеком», как и его родители. – Он многозначительно посмотрел на меня.

«Известным человеком». Я слышал это выражение. Оно означало, что семья Грининга принадлежала к старой английской секте лоллардов, которая пришла к заключениям, схожими с той доктриной, которую проповедовал Лютер еще за сто лет до этих сектантов. Теперь многие из них склонялись к самой крайней форме протестантизма: этим людям, учитывая, сколько времени их общество оставалось тайным, было не привыкать к гонениям и преследованиям. Как и любые радикалы, лолларды вряд ли хотели причинить вред королеве.

– Есть ли в пропавшем документе что-нибудь еще, по чему можно заключить, что это написано королевой? – продолжил я расспросы.

– Все написано ее рукой, – ответил лорд Уильям.

– Но по содержанию книги в целом нельзя мгновенно узнать ее автора, как по этому отрывку из предисловия?

– Боюсь, что догадаться будет совсем просто. – Лорд Парр покосился на племянницу. – Ведь это же личная исповедь о греховности и спасении. Там нет ничего о политике или дворе, и тем не менее очевидно, что сие написано королевой. – Он покачал головой. – К сожалению, у нас нет никаких предположений относительно того, у кого рукопись находится теперь и как она попала к Гринингу. Дознание было проведено два дня назад, и коронер вынес вердикт об убийстве неизвестными лицами.

Екатерина посмотрела на меня:

– Мы просто сидели, как кролики в капкане, и ждали самого худшего. Однако целую неделю ничего не происходило, полная тишина: рукопись до сих пор так нигде и не всплыла. Мы втроем день и ночь думали, что же делать, и решили, что пропажу нужно расследовать, но заняться этим должен кто-то, не связанный с двором. – Она не отрывала от меня умоляющих глаз. – И вот, Мэтью, мои мысли обратились к вам, вы уж, пожалуйста, простите. Но даже теперь, повторяю, я только прошу вас помочь мне. Я не приказываю, не хочу приказывать. Я и так уже достаточно замарала руки кровью, написав эту книгу: без меня бедный Грининг остался бы жив. Я хотела как лучше, но, видно, недаром говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад, – добавила Екатерина и в изнеможении откинулась назад.

Ну разве я мог ее подвести?

– С чего вы хотите, чтобы я начал? – спросил я.

Архиепископ Кранмер и лорд Парр обменялись взглядами, преисполненными… чего? Облегчения? Надежды? Сомнения, стоит ли передавать это дело в мои руки? Лорд Уильям резко встал и стал ходить по комнате:

– Мы думали об этом. У нас есть план, хотя, возможно, не идеальный: вы должны сказать нам, если увидите в нем изъяны. Дело неотложное, и, я думаю, за него нужно браться с обоих концов. Что касается убийства Грининга, то люди архиепископа переговорили с его родителями через викария. Они, конечно, ничего не знают о книге, но очень хотят, чтобы убийца их сына был найден. Эти люди живут в Чилтерне, и им нелегко добраться до Лондона.

– Ах, в Чилтерне? Понятно.

Я знал, что этот район давно известен как прибежище лоллардов.

– Родители покойного сразу согласились предоставить вам необходимые полномочия, так что вы будете выступать в качестве их доверенного лица. Разумеется, им не сказали всей правды. Они лишь знают, что некие друзья их сына в Лондоне, у которых есть деньги, хотят раскрыть его убийство, не более того. Сейчас предварительное дознание закончилось, и дело осталось в руках местного констебля по фамилии Флетчер, редкостного копуши. Вы, конечно, знаете, что, если в течение сорока восьми часов никаких зацепок не обнаружено, к следствию теряют интерес и шансов найти преступника мало. Я склонен думать, что Флетчер будет только рад, если вы выполните работу за него. Побеседуйте с подмастерьем Грининга, с его соседями, товарищами, осмотрите мастерскую. Но ничего не говорите про книгу, вообще никому. Разве что Оукдену, который, слава богу, умеет держать язык за зубами. – Лорд Парр вперил в меня стальной взгляд.

– Я так и сделаю, милорд.

– Но параллельно следует действовать и в другом направлении: узнать, кто выкрал рукопись из дворца. Это наверняка кто-то из имеющих доступ в покои королевы. Сегодня же я официально введу вас в состав Ученого совета ее величества, и вы дадите присягу: необходимо соблюсти формальности. Вам выдадут новую мантию со значком королевы – надевайте ее, когда будете проводить расследование во дворце. А когда будете заниматься убийством Грининга, носите свою обычную одежду – тут не должно быть никакой видимой связи с Екатериной.

– Хорошо.

Парр одобрительно кивнул. Кранмер бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвел глаза, в которых сквозила не то жалость, не то сомнение.

А лорд Уильям продолжал:

– Что касается расследования во дворце, то известно, что королева и раньше прибегала к вашим услугам в качестве юриста. Мы распустим слух, что из сундука ее величества якобы пропал перстень с драгоценным камнем, доставшийся ей от покойной падчерицы. На всякий случай я взял этот перстень на сохранение. Он и впрямь стоит огромных денег. Всем известно, как Екатерина любила бедную Маргарет Невилл: никто не станет удивляться, что она хочет разыскать ее украшение во что бы то ни стало. У вас будет право задавать вопросы слугам королевы, которые могли получить доступ к ее сундуку. Подобные инциденты происходят время от времени: не так давно мальчик-паж украл камень у одной из фрейлин, но его быстро разоблачили. По настоянию королевы он был помилован за молодостью лет. Но все во дворце помнят эту историю. – Лорд посмотрел на меня. – Я бы провел расследование сам, но если особа моего ранга займется таким вопросом лично, это вызовет удивление. К тому же человек со стороны часто видит все более ясно. – Он вздохнул. – Придворный мир замкнут. Признаюсь, я лучше чувствую себя в своем поместье, но мои обязанности лежат здесь.

– Я известен как враг некоторых членов Тайного совета, – нерешительно проговорил я. – Герцога Норфолка, например, но в первую очередь Ричарда Рича. И однажды я разгневал самого короля.

– Это всё дела минувших дней, Мэтью, – сказал Кранмер. – И, кроме того, ваше расследование будет ограничено двором королевы. Если вы вдруг обнаружите, что по какой-то причине требуется выйти за эти пределы, сообщите нам, и тогда мы займемся этим. Я не вернусь в Кентербери, пока все не утрясется.

– Простите меня, милорд архиепископ, – возразил я, – но слух может дойти до герцога Норфолка или Рича. Вы же сами рассказывали о шпионах, донесших, что Гардинер говорил вам в личных покоях короля…

– О сочувствующих, а не о шпионах, – с упреком поправил меня Кранмер.

– Но разве и в окружении королевы не может быть лиц, сочувствующих противной стороне? Сам факт, что рукопись украли, говорит, что такие люди есть.

– Вообще это очень странно. Мы в окружении королевы тщательно оберегаем секреты. – Архиепископ посмотрел на Екатерину. – Ее величество внушает нерушимую верность, которая прошла испытания во время охоты за еретиками. Мы не можем назвать никого, кто совершил бы такое – кто мог бы это совершить.

Возникла пауза, а потом лорд Парр произнес:

– Приступайте прямо сейчас, сержант Шардлейк, попытайтесь распутать клубок. Сегодня же сходите в печатную мастерскую. Вернетесь вечером, я приму у вас присягу, выдам вам мантию и проинструктирую насчет дальнейших действий.

Я снова заколебался и спросил:

– Я должен работать совершенно в одиночку, без помощников?

– Вам может оказаться полезен молодой Уильям Сесил, у него есть связи среди радикалов, и они ему доверяют. Но он не знает о книге, и, я думаю, пока мы не будем его посвящать, – сказал лорд Уильям, после чего уже более непринужденным тоном добавил: – Поверите ли, Сесилу всего двадцать пять, а он уже успел дважды жениться. Первая его супруга умерла в родах, а теперь он нашел вторую. Между прочим, женщину с хорошими связями. Думаю, он скоро начнет свой путь наверх.

– А что касается типографии, – добавил архиепископ, – то вы можете призвать на помощь этого своего Барака. Насколько я понимаю, в прошлом он был вам весьма полезен.

– Но, – лорд Парр предостерегающе поднял палец, – он должен знать только, что вы работаете по поручению родителей убитого. Ни малейшего упоминания о королеве и о пропавшей рукописи!

Я продолжал колебаться:

– Барак женат, у него маленький ребенок и скоро должен родиться второй. Я бы не стал подвергать его опасности, даже потенциальной. У меня есть ученик Николас Овертон, но…

– Оставляю это на ваше усмотрение, – перебил меня Парр. – Возможно, ему можно поручить некую рутинную работу. Но только ни слова о «Стенании грешницы»! – Он снова многозначительно посмотрел на меня.

Я согласно кивнул и повернулся к королеве. Она наклонилась и, приподняв жемчужину у себя на шее, тихо спросила:

– Знаете, кому раньше принадлежало это украшение?

– Нет, ваше величество, – ответил я. – Жемчужина очень красивая.

– Екатерине Говард, которая была королевой до меня и умерла на эшафоте. Это быстрее, чем сгореть на костре. – Ее величество издала долгий безысходный вздох. – Она тоже была глупа, хотя и по-другому. Все эти богатые наряды, что я ношу, шелка и золотое шитье, яркие самоцветы – сколь многие из них переходили от одной королевы к другой… Видите ли, они всегда возвращаются в королевский гардероб на сохранение или на переделку. Все эти вещи так дороги, что от них не избавиться, как и от гобеленов. – Ее величество подняла богато расшитый рукав. – Видите? Когда-то это было частью платья Анны Болейн. Это постоянное напоминание о прошлом. Я живу в страхе, Мэтью, в великом страхе.

– Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам, отложу все прочие дела. Клянусь.

Екатерина улыбнулась:

– Спасибо, Мэтью. Я знала, что вы придете на помощь.

Ее дядя наклонил голову, давая понять, что я должен встать. Я поклонился королеве, которая вымучила еще одну печальную улыбку, и Кранмеру, который кивнул в ответ. Лорд Парр провел меня назад, к окну, откуда мы видели короля, гулявшего во дворе. Теперь двор был пуст. Я понял, что окно располагалось в углу коридора, где нас не было видно, – идеальное место для конфиденциальных разговоров.

– Благодарю вас, сэр, – сказал старый лорд. – Поверьте мне, мы высоко ценим вашу самоотверженность. Пойдемте со мной, я сообщу вам дополнительные подробности о Грининге и выдам доверенность от его родителей, вы ведь теперь их официальный представитель. – Он бросил взгляд во двор и, поколебавшись, подался ближе ко мне. – Вы видели, сколь плачевно физическое состояние короля. Но, как вы поняли из того, что мы вам рассказали, ум его по-прежнему остер, ясен и холоден. Не забывайте, король Генрих правит всеми нами.