Текст книги "Ящер страсти из бухты грусти"
Автор книги: Кристофер Мур
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
ДЕВЯТЬ
Когда Мики Плоцник по кличке “Коллекционер” вкатился в город и увидел, что заправка “Тексако” взорвалась, оставив после себя обугленный круг радиусом двести ярдов, он понял, что день предстоит великолепный. Жалко, конечно, что ларек с бургерами тоже зацепило – острой картошки ему будет не хватать, – но эй, не каждый день ведь увидишь угольки такого памятника истории и культуры, как “Тексако”. Пламя уже почти погасили, но несколько пожарников по-прежнему рылись в пепелище. Коллекционер на ходу сделал им ручкой. Те помахали в ответ довольно сдержанно, поскольку репутация Коллекционера неслась перед ним как на крыльях, и пожарники немножко нервничали.
Настал тот день, думал Мики. “Тексако” – знамение, звезда в небесах над мечтой всей его жизни. Сегодня он застанет Молли Мичон голой – а когда вернется с доказательством, репутация его раздуется до мифических пропорций. Он хлопнул по одноразовой камере в переднем кармане своей фуфайки с капюшоном. О да, еще какие доказательства. Ему поверят – и почтительно склонятся перед ним.
В этот период жизни Коллекционера, конечно, больше интересовали взрывы заправочных станций, чем голые женщины. Ему исполнилось всего десять лет, и пройдет еще года два прежде, чем его внимание переключится на девчонок. Фрейду так и не удалось выделить период в развитии человека, который можно определить как “пиротехническая одержимость”, – но это лишь потому, что в Вену XIX века не завезли достаточной партии одноразовых зажигалок. А десятилетние мальчишки постоянно взрывают всякую дрянь. Сегодня же Мики охватило небывалое новое чувство – он не мог подобрать ему слова, но если б смог, то слово было бы – “блуд”. Рассекая на роликах по городу, швыряя “Лос-Анджелес Таймс” в кусты и канавы контор вдоль Кипарисовой улицы, он чувствовал у себя в трусиках напряг, которых до сих пор связывал только с необходимостью пустить утром ревущую струю. Сегодня же он означал потребность увидеть Чокнутую Тетку в раздетом виде.
Разносчики газет – носители подросткового мифа. На каждом маршруте у них есть дом с привидением, собака-людоед, старуха, дающая двадцатки на чай, и женщина, открывающая дверь голышом. Ничего из вышеперечисленного Мики ни разу в жизни, конечно, не видел, но это не останавливало его от дичайших россказней, которые он плел приятелям в школе. И сегодня он раздобудет доказательство – или же съест свои трусы.
Он проехал по дорожке к трейлерной стоянке “Муха на Крючке”, метнул газету в розовый куст перед трейлером мистера Нуньеса и прямо наискосок двинул к Чокнутой Тетке. В оконную щель пробивалось голубоватое мерцание – телевизор. Значит, она дома и не спит. Ага-а!
Он притормозил в паре домиков от нее и заметил, что рядом с Чокнутой Теткой кто-то поставил новый трейлер. Новый клиент? Почему бы не попробовать? Чокнутая Тетка ничего не выписывала, поэтому, стучась к ней он использовал другую легенду – подпишитесь. Можно потренироваться на новеньких. Подъезжая к передней двери нового трейлера, он увидел, что в окнах зажегся свет. Здорово – дома кто-то есть. Странные у них шторки – похожи на кошачьи глаза.
* * *
Раздвинув занавески, Молли наблюдала за мальчишкой, въезжающим на стоянку трейлеров. Детишек она любила – не любила она только этогоребенка. По меньшей мере раз в неделю он стучался к ней и пытался заставить ее выписать какую-нибудь газету, и с такой же частотой она велела ему убираться к чертовой матери и никогда здесь больше не показываться. Иногда он притаскивал с собой кого-нибудь из своих дружков. Она слышала, как они крадучись бродят вокруг ее трейлера и пытаются заглянуть в окна.
– Вот те крест, у нее там мертвяк живет, с которым она чики-чики. И одного пацана она однажды съела.
Мальчишка направлялся к трейлеру-чудовищу.
У нее за спиной видеомагнитофон крутил “Механизированную Смерть: Малютки-Воительницы, Часть VII”, и на подходе уже была СЦЕНА. Молли отвернулась от окна и посмотрела СЦЕНУ в тысячный раз.
Кендра стоит в кузове джипа за пушкой, стреляющей сетками, а джип преследует по пустыне Злобного Вождя. Водитель сворачивает, как и должен был, вздымая тучу пыли, но переднее колесо натыкается на камень, и джип идет кубарем. Кендру вышвыривает на пятьдесят футов в воздух, и она грохается оземь. Ей в грудь врезается стальной лифчик, всю пыль вокруг заливает кровью.
Сволочи! Всякий раз, когда Молли смотрела СЦЕНУ, ей никак не верилось, что эти подонки ее не вырезали. Авария была настоящей, кровь принадлежала Молли, и когда десять дней спустя она вернулась на площадку, охранник повел ее в будку продюсера.
– Я могу заплатить тебе за массовку, как мутанту, – сказал тот. – Но давай начистоту, малышка: гонорар ты получала не из-за актерских данных. Ты думаешь, я могу задерживать съемку на десять дней, когда у нас вообще весь график – три недели? Мы взяли новую Кендру. В сценарий вписали аварию и пластическую операцию. Она теперь – киборг. Теперь давай к мутантам, вон они за своими лохмотьями в очереди стоят, или вообще вали с площадки к ебеням. Моим зрителям нужны идеальные тела, а тебя вон как разнесло. И с этим шрамом ты уже не продаешься.
Молли только исполнилось двадцать семь.
Она оторвалась от СЦЕНЫ и снова выглянула в окно. Мальчишка стоял прямо перед монстром. Надо его предупредить, что ли?
Она забарабанила в стекло, и пацан обернулся – но не испуганно, а с мечтательным выражением на лице. Молли жестами показала ему, чтобы проваливал побыстрее, – окно у нее не открывалось. (В те годы трейлеры строили так, чтобы в случае пожара все обитатели спеклись заживо. Их изготовители считали, что так удастся избежать судебных исков.)
Мальчишка не двигался с места – его кулачок застыл у самой двери, точно он собирался постучать.
Пока Молли смотрела, дверь начала приоткрываться. Но не на петлях, а как гаражная – вертикально. Молли забарабанила в стекло рукоятью меча. Пацан улыбнулся. Из двери змеей выскользнул огромный красный язык, обхватил туловище мальчишки и втянул внутрь – вместе с роликовыми коньками, мешком газет и всем остальным. Молли завизжала. Дверь захлопнулась.
Ошарашенная Молли не пошевельнулась. Она не знала, что делать. Через несколько секунд дверь приоткрылась и выплюнула газетный ком размером с футбольный мяч.
ТеоВесь день часы ползли, словно слизни по колючей проволоке. К четырем Тео чувствовал себя так, точно не спал неделю, а кофе французской обжарки, который он вливал в себя чашку за чашкой, уже пенился в желудке кислотой. К счастью, на драки в баре или семейные скандалы сегодня никто не вызывал, и он весь день торчал на месте взрыва бензовоза – трепался с пожарниками, представителями компании “Тексако” и следователем по делам о поджогах, которого прислали из Пожарного отделения Сан-Хуниперо. К его немалому изумлению, день, проведенный без единой затяжки из “Трусишки Пита”, не закончился припадком трясучки, как это бывало раньше. Нет, паранойя его никуда не делась, но это, возможно, просто была реакция образованного человека на окружающий мир.
В четверть пятого следователь прошагал по обугленной стоянке к Тео, опиравшемуся на капот “вольво”. Следователю было под тридцать, коротко стриженый, и держал он себя как настоящий спортсмен – даже в оранжевом противохимическом комбинезоне. Пластиковый космический шлем он нес под мышкой, будто футбольный мяч, пораженный раковой опухолью.
– Констебль Кроу, мне кажется, это все, что я могу сегодня сделать. Скоро стемнеет, и если мы оцепим этот участок, я уверен, утром все останется на прежних местах.
– Ну и что вы скажете?
– Обычно мы ищем следы использования катализаторов – бензина, керосина, растворителя, а здесь, я бы сказал, воспламеняющихся жидкостей пруд пруди. – Он устало улыбнулся.
– Значит, вы не знаете, что произошло?
– На первый взгляд, я бы сказал, – взорвался бензовоз. Но без дальнейшего следствия мне бы очень не хотелось поддерживать эту точку зрения. – Снова улыбочка.
Тео улыбнулся в ответ:
– Причины, стало быть, нет?
– Возможно, водитель неплотно перекрыл шланг, и вырвалось облако огнеопасных паров. Вчера ночью особо сильного ветра не было, поэтому пары могли сконцентрироваться у земли. Пожар вызвать могло все, что угодно: водитель закурил, неоновая реклама на киоске, искра в выхлопной трубе. Сейчас я могу сказать только, что все произошло случайно. Минимаркет принадлежал компании, приносил прибыль, финансовых мотивов поджога нет. “Тексако” вашему городку непременно построит новую закусочную и, возможно, заплатит неустойку, если кто-то пожалуется на травмы или беспокойство.
– У меня есть информация о водителе, – сказал Тео. – Проверю, курил ли он вообще.
– Я его уже спрашивал. Молчит как рыба, – донесся до них сзади голос.
Тео и следователь оглянулись. К ним направлялся Вэнс Макнелли с прозрачным мешком на молнии, в котором пересыпалась серо-белая пыль.
– Вот он у меня тут, – показал санитар. – Не хотите допросить?
– Очень смешно, Вэнс, – вымолвил Тео.
– Вскрытие придется делать мелким ситечком, – хмыкнул Вэнс.
Следователь взял у санитара пакет и всмотрелся в глубь.
– Вы не нашли никаких остатков зажигалки? Чего-нибудь вроде?
– Не моя работа. Тут такое пекло было, что пружины в сиденье потекли. Все кости ему выжгло – только вот кусочки кальция и остались. Если честно, то здесь не только наш парнишка. Вдова захочет на камин урну с прахом поставить, а мы, может, ей вообще карбюратор отдадим.
Следователь пожал плечами и вернул пакет Вэнсу. Потом повернулся к Тео:
– Я двину домой. Вернусь завтра и еще раз здесь все осмотрю. Как только я дам добро, компания пришлет бригаду откачивать топливо из подземного хранилища.
– Спасибо, – ответил Тео. Следователь уехал на машине “Тексако”.
Вэнс Макнелли крутил в руках мешочек с остатками водителя бензовоза.
– Тео, если со мной когда-нибудь такое случится, я хочу, чтобы ты собрал вместе всех моих друзей, и вы хорошенько погуляете, а мной занюхивать будете.
– А у тебя есть друзья, Вэнс?
– Ладно тебе, я просто подумал. – И Вэнс поволок пакет к скорой помощи.
Тео отхлебнул кофе. Ему вдруг показалось, что в горелых кустах за “Тексако” что-то шевелится. Похоже, кто-то подбирался слишком близко к желтой ленте ограждения, держа над головой телевизионную антенну. Господи, ему что – всю ночь тут ошиваться и смотреть, чтобы никто на пепелище не залез? Он отклеился от “вольво” и двинулся к нарушителю:
– Эй, наверху!
Из кустарника вынырнул биолог Гейб Фентон. В руках у него действительно была антенна, а в ногах путался лабрадор. Пес подбежал поздороваться и оставил два грязных отпечатка у Тео на груди. Тот потрепал Живодера за ушами, чтобы не лез обниматься – классический способ избежать собачьих слюней.
– Гейб, а тебя за каким дьяволом сюда принесло?
Биолог был весь облеплен колючками и метелками, физиономия разукрашена копотью. Судя по виду, он совершенно выбился из сил, но в голосе его звучало возбуждение на грани экстаза:
– Ты не поверишь, Тео. Все мои крысы сегодня ночью ушли.
Тео попытался обрадоваться, но с энтузиазмом Гейба тягаться было сложно.
– Роскошно, Гейб. А у нас сегодня ночью “Тексако” взлетела на воздух.
Биолог оглянулся, точно увидел руины впервые.
– Во сколько?
– Около четырех.
– Гммм. Может, они это почуяли?
– Кто – они?
– Крысы. Около двух часов ночи все они снялись и двинулись на восток. И я никак не могу понять, почему. Вот, посмотри. – Ноутбук был у Гейба пристегнут к поясу, и он повернул его экраном к Тео. – Каждая точка – это одна особь, которой я вживил чип с маячком. Вот где они были в час ночи. – Он щелкнул по клавише, и на мониторе появилась карта района. Зеленые точки довольно равномерно распределялись вдоль русла ручья и по всему деловому району Хвойной Бухты. Гейб нажал другую кнопку:
– А вот где они были в два. – Все точки, кроме нескольких, переместились на пастбища к востоку от городка.
– Угу, – ответил Тео. Гейб – хороший парень. Слишком много времени проводит с грызунами, а так – славный. Иногда Гейбу нужно и с людьми разговаривать, решил про себя Тео.
– Вот, разве не видишь? Все они сорвались с места одновременно, кроме вот этих десяти, которые пошли к морю.
– Угу, – снова повторил Тео. – Гейб, у нас взорвалась заправочная станция. Погиб человек. Я весь день разговаривал с пожарниками в космических скафандрах. Мне звонили все газеты штата. У меня в телефоне почти сдохла батарейка. Со вчерашнего дня я ничего не ел, а ночью спал какой-то час. Помоги мне определить значение миграции твоих крыс, будь умницей?
Гейб заметно упал духом:
– Ну, значения я и сам пока не знаю. Я отслеживаю сейчас те двенадцать особей, которые не пошли на восток с остальными. Надеюсь, аномалия даст мне ключ к поведению большей группы. Странно, но четыре из десяти исчезли у меня с экрана сразу после двух часов. Если их даже убили, маячки сигнал бы все равно передавали. Мне нужно их найти.
– И я желаю тебе в этом только удачи, но в этом районе по-прежнему может быть опасно. Тебе сюда нельзя, старик.
– Может быть, это пары? – продолжал Гейб. – Но это не объясняет, почему все вдруг пошли в одну сторону. А от берега многие и через этот участок проходили.
Тео не мог заставить себя объяснить Гейбу, насколько ему плевать на крыс.
– Гейб, ты сегодня обедал?
– Нет, я с ночи тут хожу.
– Пицца, Гейб. Нам нужны пицца и пиво. Я угощаю.
– Но мне надо...
– Ты холостяк, Гейб. Пицца тебе нужна каждые восемнадцать часов, иначе ты не сможешь функционировать. И у меня есть к тебе вопрос об одном отпечатке, но сначала я хочу выпить на твоих глазах несколько кружек пива, чтобы потом можно было сослаться на уменьшенную правоспособность. Пойдем, Гейб, я отвезу тебя в страну пиццы и пива. – Тео ткнул в сторону “вольво”. – Антенну высунешь в люк.
– Ну, наверное, перерыв не повредит.
Тео открыл пассажирскую дверцу, и Живодер прыгнул на сиденье, сразу измазав его сажей.
– И псу твоему пицца нужна. Это будет гуманно.
– Ладно.
– Но сначала я все-таки покажу тебе кое-что у ручья.
– Что?
– След. Вернее, то, что от него осталось.
* * *
Десять минут спустя они уже сидели с запотевшими кружками в “Пицце с Хвоей” – единственной пиццерии Хвойной Бухты. Столик они выбрали у окна, чтобы Гейб мог присматривать за Живодером, который скакал вверх-вниз снаружи, разнообразя им панораму: вот улица, вот улица с собачьей мордой (уши врастопырку), вот опять улица, вот опять улица с мордой. После похода к ручью Гейб не не произнес ни слова – только пива заказал.
– Он так и будет скакать?
– Пока мы не вынесем ему ломтик пиццы, да.
– Поразительно.
Гейб пожал плечами.
– Он же собака.
– А ты биолог.
– Ум тренировать нужно.
– Ну, и что скажешь?
– Скажу, что ты уничтожил большую часть того, что принял за отпечаток ноги.
– Гейб, но это и был отпечаток ноги. С чем-то вроде когтя.
– Существуют тысячи объяснений углублению в жидкой грязи, похожему на это, Тео, но ни одно из них не указывает на то, что это след животного.
– Почему?
– Ну, во-первых, потому что на этом континенте не водится ничего столь крупных размеров уже примерно шестьдесят миллионов лет. А во-вторых – животные склонны оставлять больше одного отпечатка, если только это не существо, специально приспособившееся к большим скачкам. – Гейб ухмыльнулся.
Голова летучего пса мелькнула над подоконником.
– Вокруг было множество людей и машин – другие следы могли затоптать.
– Тео, не распускай свое воображение. У тебя был длинный день и...
– И я – наркоман.
– Я не собирался это говорить.
– Знаю, это я сказал. Расскажи мне о своих крысах. Что ты будешь делать, когда их найдешь?
– Ну, сначала я попробую отыскать причину такого поведения, потом поймаю несколько особей из мигрировавшей группы и сравню химический состав их мозга с мозгами тех, кто направился к морю.
– А им будет больно?
– Мозги нужно взболтать хорошенько и прогнать через центрифугу.
– Я так и думал.
Официантка принесла пиццу, и Гейб уже распутывал сопли сыра со своего первого ломтика, когда зазвонил телефон Тео. Констебль секунду послушал, встал и полез в карман за деньгами.
– Надо идти, Гейб.
– Что такое?
– У Плоцников мальчишка пропал. Его никто не видел с утра, когда он поехал разносить газеты.
– Прячется, наверное. Дурной он пацан. Как-то раз смастерил что-то из своей машинки с дистанционным управлением, и эта ерундовина подействовала на чипы в моих крысах. Я три недели ломал голову, почему они выписывают восьмерки по автостоянке перед гастрономом, пока не поймал его в кустах с пультом.
– Я знаю, – ответил Тео. – Мики мне рассказывал, что если десять твоих крыс соединить в один контур, можно будет ловить телеканал “Мир приключений”. Но я все равно его должен найти. У него еще и родители есть.
– Живодер неплохо берет след. Можешь его с собой взять.
– Спасибо, но я сомневаюсь, что у пацана в кармане пицца.
Тео сложил сотовый телефон, запихал в рот еще один ломтик на дорогу и направился к дверям.
ДЕСЯТЬ
Вэл Риордан прислонилась к двери своего кабинета, пытаясь отдышаться и взять себя в руки. Ничто во всем ее опыте клинициста не могло сравниться с теми сеансами, что ей пришлось проводить на следующий день после взрыва “Тексако”. Она приняла двадцать больных за десять часов, и каждому хотелось говорить только о сексе. Не об абстрактом сексе, не о проблемах секса, не об отношении к нему – о самом сексе, хлюпающем, потном и трясущем кровати. Это нервировало.
Она предвидела всплеск либидо у своих пациентов (обычный симптом отвыкания от антидепрессантов), но в справочниках утверждалось, что лишь от пяти до пятнадцати процентов проявят какую-то реакцию – примерно то же количество, что потеряло либидо, когда начало принимать средства. Сегодняшний ее результат оказался стопроцентным. Похоже, она держала псарню для сук в течке, а не психиатрическую практику.
Когда ушла последняя пациентка, Вэл вышла из кабинета и увидела, как ее новая секретарша Хлоя, уперев ноги в край стола, неистово мастурбирует. Ее кресло визжало, как белочка под пыткой. Вэл извинилась, опрометью кинулась обратно в кабинет и заперла за собой дверь.
У Хлои в ее двадцать один год были свекольного цвета волосы, гардероб всех оттенков черного и колечко с сапфиром в носу. Раньше Вэл лечила девочку от булимии, а когда начало действовать плацебо, и количество назначаемых сеансов взлетело на невиданную высоту, наняла ее. Хлоя работала за лечение: Вэл считала это хорошим финансовым ходом. По правде сказать, в те времена, когда девочка беспрестанно блевала, она нравилась ей куда больше.
Вэл все еще старалась понять, как ей поступить, когда в дверь робко постучали.
– Да?
– Извините меня, – донесся из-за двери голос Хлои.
– Э-э, Хлоя – на работе так себя вести не подобает.
– Но ведь ваш последний пациент уже ушел. Я подумала, что вам нужно привести в порядок свои записи или что-нибудь еще сделать. Простите меня, пожалуйста.
– Вот так, значит? Мой последний пациент уходит, поэтому хоть дым коромыслом?
– Я уволена?
Вэл на секунду задумалась. На завтра у нее назначено двадцать приемов, на послезавтра – еще двадцать. Если дикость всего происходящего ее пока не прикончила, то нагрузка точно сломает. Остаться сейчас без Хлои – это слишком.
– Нет, не уволена. Но я тебя очень прошу – на работе больше ничего подобного.
– А у вас сейчас есть время поговорить со мной? Я знаю, что следующий сеанс у меня только на следующей неделе, но мне очень нужно.
– Тебе разве не хочется домой... э-э все хорошенько обдумать?
– Вы имеете в виду – кончить? Нет, я уже кончила. Я об этом и хочу с вами поговорить. Видите ли, сегодня это у меня не первый раз.
Вэл поперхнулась. В высшей степени непрофессионально разговаривать с пациентом через дверь. Она собралась с духом:
– Заходи, – и прошла к своему столу, не глядя на девушку. Хлоя села напротив.
– Так, сегодня, значит, у тебя – не первый раз? – Вэл превратилась в психотерапевта. Останься она начальницей, выскочила бы из-за стола и придушила потаскушку на месте.
– Нет. Мне все время мало. Я... ну, в общем, начала в два часа ночи и не переставала, пока не пришло время собираться на работу. А потом – один-два раза, пока у вас каждый пациент сидел.
У Вэл отпала челюсть. Шестнадцать часов безостановочной мастурбации? Остальные пациенты тоже упоминали, что их сексуальные приключения начались в два часа ночи.
– И как ты при этом себя чувствуешь?
– Нормально чувствую. Запястье немного побаливает. Может, у меня синдром карпального канала развивается?
– Хлоя, если ты считаешь, что за этоможно получить компенсацию, как за травму на рабочем месте...
– Нет-нет, я просто хочу, чтобы это прекратилось.
– А с чего все началось? Что произошло в два часа ночи? Может быть, какой-то сон приснился?
Другие пациенты описывали разные эротические сновидения. Уинстон Краусс, фармацевт, одержимый морскими млекопитающими, признался, что во сне он занимался сексом с синим полосатиком, скача на нем в глубинах вод, точно раздроченный Ахав. Проснувшись, он употреблял своего надувного Флиппера, пока из того не вышел весь воздух.
Хлоя заерзала на стуле. Свекольные волосы упали на лицо.
– Мне снилось, что я сношаюсь с бензовозом, а он взрывается.
– С бензовозом?
– И я испытала оргазм.
– Эротические сновидения – совершенно нормальное явление, Хлоя. – Так, значит, бензовоз? Это нормально. – Скажи мне, а пламя в твоем сне присутствовало? – Пироманы испытывают сексуальное наслаждение, устраивая пожары и наблюдая за ними. Так их и ловят – ищут в толпе ухмыляющегося парнягу с торчащей елдой и пятнами бензина на башмаках.
– Нет, пламени не было. Я проснулась от взрыва. Вэл, что со мной не в порядке? Мне хочется делать только одно… ну, в общем, делать и всё.
– И ты опасаешься, что можешь совершить что-нибудь... импульсивное?
Хлоя снова превратилась в циничного готического романтика:
– Если вы имеете в виду, что я буду трепать себе мохнатку на работе, доктор Риордан, то да, опасаюсь. А вы не можете мне еще чего-нибудь прописать?
Ну вот, на тебе. Раньше задача именно так бы и решилась – поднять “прозак” до восемнадцати миллиграммов, что примерно в четыре раза больше дозы обычного депрессивного пациента, и пусть побочные эффекты сниженного либидо делают свое дело. Таким методом Вэл пользовалась, когда еще в интернатуре лечила одного нимфомана, и результат оказался превосходным. А теперь как? К рукам кухонные варежки липкой лентой примотать? Хуже печатать от этого она не станет, хуже и так некуда, а вот больные начнут коситься.
– Хлоя, мастурбация – совершенно естественная вещь. Занимаются ею все без исключения. Но понятно, что всему свое время и место. Возможно, тебе следует сократить частоту актов. Позволяй себе мастурбировать только в награду за то, что сумела сдержать позыв.
Хлоя изменилась в лице:
– Сократить? Да мне домой страшно ехать. У меня в машине ручная передача, и нужны обе руки. Но, боюсь, ничего не выйдет. А вы можете прописать такой пластырь, вроде как от курения дают?
– Пластырь? – Вэл едва не расхохоталась, представив себе очередь в аптеку, где все подергиваются и стонут, – очередь за пластырем от оргазма. После такого героин покажется просто Мишками Гамми. – Нет, такого пластыря нет, Хлоя. Придется просто держать себя в руках. У меня складывается ощущение, что таков один из побочных эффектов твоего курса. Через день-другой должно пройти. И завтра расскажешь мне побольше о своих эротических сновидениях, договорились?
Хлоя встала, явно не удовлетворенная помощью терапевта, вернее – полным ее отсутствием.
– Я попробую. – Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.
Вэл уронила голову на стол. Господи ты боже мой, ну почему я не занялась патологией? Это же такое мирное занятие – сидишь себе, кипятишь мензурки с мочой и культурами вирусов. Ни психов. Ни стресса. Ладно, бывает, подцепишь какую-нибудь сибирскую язву, но, по крайней мере, половая жизнь посторонних остается у них в спальнях и бульварных газетах, как и полагается.
Перед глазами у нее встали Мартин и Лисбет Лудер – обоим далеко за семьдесят, с 1958 года друг с другом не разговаривают (почему, собственно, и обратились к ней за консультацией), а сегодня пришли и полчаса вываливали на нее подробности половых извращений, которыми занимались всю прошлую ночь с двух часов. Вэл наглядно это себе представила: вся эта иссохшая морщинистая плоть неистово трется друг о друга, и вдруг вспыхивает пламя, точно какой-то гигантский космический бойскаут решил трением двух стариков добыть огонь. Но хуже всего – абсолютно самое ужасное из всего, что могло случиться, – ее их рассказ возбудил. Сегодня между сеансами ей вообще четыре раза трусики менять пришлось.
Вэл решила налить себе изрядный стакан бренди и устроиться на весь вечер перед телевизором, но поняла, что это не поможет. Батарейки – ей нужны четыре пальчиковые батарейки, причем – немедленно. А потом надо будет порыться в ящиках комода с бельем и отыскать своего давно забытого друга. Только бы он еще работал.