Текст книги "Крымская кампания 1854 – 1855 гг."

Автор книги: Кристофер Хибберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Командующие все еще были на холме. Никто не слышал, о чем они беседовали. Однако Сент-Арно и теперь не понимал, что намерен предпринять Раглан. Когда к ним подъехал Джордж Браун, он слышал, как француз спросил: «Будете ли вы пытаться обойти их с фланга или атакуете в лоб?» Раглан ответил, что для нанесения флангового удара будет необходимо, чтобы его войска совершили несколько лишних километров марша, чего он не намерен требовать от своих солдат. Кроме того, у него слишком многочисленная кавалерия, которой трудно управлять при фланговых маневрах, поэтому он не может ничего сказать точно, пока не началась битва. Сент-Арно ускакал, оставив англичанина корректировать действия своих войск по мере дальнейшего развития событий.

В час пополудни был дан сигнал к наступлению, и английская армия снова пошла вперед. Впереди наступающих колонн двигались роты стрелковой бригады под командованием полковника Лоуренса и майора Норкотта. Они первыми вступили в перестрелку с русскими, беспорядочными группами передвигавшимися по зеленой равнине. Вскоре открыли огонь батареи Курганного холма, и передовые дивизии стали вытягиваться в линии для того, чтобы рассредоточиться и уменьшить потери от артиллерийского огня. На левом фланге располагалась легкая дивизия, на правом – 2-я дивизия. Во второй линии вслед за 2-й наступала 3-я дивизия. Легкую дивизию поддерживала 1-я дивизия, 4-я дивизия находилась во втором эшелоне сзади и чуть левее 1-й. Таким образом, все происходило в полном соответствии с учебниками тактики. Однако в данном случае случилось то, что не предусмотрено никакими наставлениями, то, что принято называть человеческим фактором, который способен очень быстро превратить в хаос любые четкие построения.

Первой проблемой была близорукость командира легкой дивизии Джорджа Брауна. Человек с нормальным зрением или, по крайней мере, не пренебрегавший очками гораздо раньше, чем командир легкой дивизии, заметил бы, что его войска недостаточно сместились влево и теперь наступают под тупым углом на своих соседей. При этом солдаты расположенного на правом крыле полка королевских стрелков смешались с левым флангом бригады соседней дивизии. Вскоре фланги дивизий перемешались и, переругиваясь, наступали друг другу на пятки. «Господи, – восклицал Колин Кемпбелл, – эти полки совсем не похожи на англичан!» Никто из штабных офицеров не осмелился доложить Брауну обстановку и предложить, как ее исправить. Все знали, что он не терпит советов и никогда им не следует.

Раглан увидел происходящее и направил полковника Лисонса с приказом Брауну сместиться левее. Однако его приказ не был выполнен. Тогда он поехал к Брауну сам и, не найдя его, отдал приказ командиру 1-й бригады генералу Кодрингтону. Но после разговора с Кодрингтоном Раглан понял, что поступил неправильно. Зная щепетильность Брауна в вопросах субординации, командующий осознал, что не должен был отдавать приказы подчиненным через голову командира. Поэтому он отменил свое распоряжение. Много раз во время Крымской кампании желание пощадить чувства подчиненных заставляло Раглана совершать подобные ошибки. В данном случае ошибка так и не была исправлена, и две дивизии двигались в сторону реки, все более перемешивая свои ряды.

Герцог Кембриджский, войска которого наступали вслед за легкой дивизией, решил не повторять ошибки Брауна. Когда первая дивизия попыталась рассредоточиться под огнем противника, она настолько растянула свои ряды в обе стороны, что не оставила соседу справа Ричарду Ингленду, командиру 3-й дивизии, места для маневра, поэтому Раглану пришлось отвести 3-ю дивизию в резерв.

Британская армия полностью расстроила боевой порядок, в котором несколько часов назад начинала наступать. Русским, наблюдавшим с противоположного берега за переправой, она казалась неорганизованной толпой. Ближе к морю плотные колонны французов при поддержке компактных боевых порядков турецких батальонов выглядели весьма внушительно. Здесь же сильно растянутые линии солдат в красных мундирах казались слабыми и плохо управляемыми. Русских предупредили, что им придется воевать с моряками. Зная, насколько плохо воевала их собственная морская пехота, они не так уж удивились, увидев тонкие и неровные ряды англичан, совсем не похожие на наступающую армию. Сейчас англичане уже не наступали. Рядами красных точек английская пехота залегала под ураганным артиллерийским огнем.

Британские офицеры и сами понимали, как нелепо улечься под сплошной завесой огня вражеской артиллерии. В то же время они не могли не восхищаться бесстрашием лорда Раглана и офицеров его штаба, которые, не покидая седел, в шляпах с белыми плюмажами появлялись то на одном, то на другом участке, не обращая внимания на русские пушки. Раньше штаб Раглана сопровождала разношерстная толпа штатских – праздных наблюдателей и корреспондентов различных газет. Один из адъютантов даже предложил отослать их всех в тыл, чтобы не мешали лорду. «Пусть остаются, – сказал Раглан, – можете мне поверить, все они разбегутся, как только мы попадем под вражеский огонь». Через две минуты вблизи штабной группы разорвалось первое русское ярдро. Оно упало с недолетом и отрикошетило через головы офицеров. В ту же минуту толпа зевак посыпалась во все стороны, подальше от опасности.

Лорд Раглан остался совершенно невозмутимым, как будто присутствовал на представлении в театре [13] .

Повернувшись, чтобы отдать приказ одному из подчиненных, который яростно погонял своего жеребца, спеша покинуть опасный участок, Раглан спокойно сказал ему: «Не торопитесь. Не нужно переходить в галоп». Он всегда заботился о том, чтобы, сохраняя спокойствие в самые трудные моменты боя, вселять уверенность в своих солдат. Кроме того, русские тоже должны видеть, что английские командиры спокойны и уверенны и даже в самые напряженные минуты боя не теряют управление войсками.

Сейчас же у Раглана были все основания для беспокойства. Он слишком далеко выехал вперед. Передовые полки расположенной на правом фланге французской дивизии Боске еще только приближались к реке в районе поселка Альма-Тамак. Пройдет немало времени, прежде чем, форсировав реку, они смогут преодолеть крутой противоположный берег и ударить во фланг русских войск. Пока же английские солдаты продолжали лежать в мягкой траве под выстрелами русской артиллерии, разочарованно наблюдая за тем, как их артиллеристы безуспешно пытаются накрыть огнем вражеские редуты.

Для большинства солдат это был первый бой. Они принимали боевое крещение с тем особым набором чувств, когда сплетаются храбрость и покорность судьбе, мрачный юмор и стойкость. Они научились отличать каждую русскую пушку, называя их Бесси, Мэгги или Энни по именам самых склочных жен сержантов или офицеров. Они выкрикивали ругательства при каждом новом залпе, сметающем на своем пути все живое, давали сидящим на лошадях офицерам советы, в какую сторону лучше уклониться от очередного выстрела. Иногда, как правило совсем неожиданно и слишком поздно, солдат понимал, что вот летит ядро, предназначенное именно ему. Последнее, что он чувствовал, прежде чем расстаться с жизнью, был вой и, наверное, тяжелый удар. Временами можно было наблюдать, как солдаты относят в тыл все еще вздрагивающие тела товарищей и затем снова возвращаются и занимают свое место среди лежащих рядом.

Неожиданно внимание солдат на время отвлеклось от бесчисленных разрывов над головами и рядом. Ниже по течению раздался гораздо более мощный взрыв, и поселок Бурлюк внезапно загорелся, как факел. Покинутые жителями дома под соломенными крышами все разом вспыхнули и окутались клубами дыма. Через несколько минут горел весь поселок и мост через реку. На несколько часов черный дым, подобно покрывалу, укутал местность около поселка.

Огонь и нестерпимый жар сделали поселок недосягаемым. Генерал Лэси Ивэнс, 2-я дивизия которого должна была наступать на этом участке, понял, что ему не удастся развернуть дивизию в боевой порядок, так как у него не осталось достаточно места для этого, поэтому он решил посылать дивизию в бой бригадами, одну за другой.

В два часа к Раглану подлетел офицер и сообщил: «Милорд, французы вступили в бой». И действительно, ниже по течению раздавались звуки перестрелки. Однако Раглан хорошо знал привычку французских стрелков, наступая, стрелять даже по пустому месту. Так они подбадривали себя и одновременно давали знать командирам о своем местонахождении. Поэтому Раглан пытался расслышать ответные выстрелы. «Так вы говорите, они вступили в бой? – с насмешливой вежливостью обратился он к незадачливому офицеру. – Вы уверены? Лично я не слышу ответных выстрелов».

Неприятельских выстрелов действительно не было. Французская дивизия Боске и приданные ей турецкие батальоны беспрепятственно переправлялись через реку. Огнем артиллерии трех французских кораблей минский полк русских был выбит из поселка Аклес, а артиллерия Кирьякова все еще не стреляла. Князь Меншиков оставался на Курганном холме в полной уверенности, что левый фланг, с которого на него наступали французы, неуязвим. Услышав ошеломляющую новость, он сначала отказывался ей верить. Затем его удалось убедить в том, что это правда. Тогда Меншиков в сопровождении семи пехотных батальонов и четырех гусарских эскадронов поскакал в сторону моря. Он покрыл галопом более 4 миль. В районе Улукула его войска попали под огонь французского флота.

Солдаты дивизии Боске тоже попали под огонь четырех пушек русских, позиции которых располагались в Аклесе. Однако русская артиллерия доставляла французам мало хлопот, так как к этому времени они успели поднять на холм собственные 12 орудий, которые могли вести огонь против пушек русских, что они и делали, постепенно подавляя русскую артиллерию.

Князь Меншиков под артиллерийским огнем с беспокойством ждал прибытия семи пехотных батальонов. Наконец пехота подошла. Но как только это случилось, князь решил, что этим батальонам здесь делать нечего, и не нашел лучшего решения, чем отправить их обратно на Курганный холм. Затем он и сам отправился вслед за пехотой, оставив позиции французам.

Но, несмотря на то что Боске удалось закрепиться на захваченной территории, у него было недостаточно сил и средств для дальнейшего наступления. Не хватало людей, было мало орудий. Французы ждали подкрепления, которое прибывало медленно.

Маршал Сент-Арно, очевидно чувствуя, что теряет управление войсками, произнес в свое оправдание великолепную фразу. Указывая рукой в направлении реки, он заявил командирам 1-й и 3-й дивизии генералу Канроберу и принцу Наполеону: «С такими командирами, как вы, мне нет необходимости отдавать приказы. Я должен просто показать вам, где находится враг».

Следуя этому напутствию, Канробер отдал своим войскам приказ нанести фронтальный удар по русским позициям, переправившись через реку на одном из самых труднодоступных ее участков. Пехотинцам хоть и с трудом, но удалось выбраться на крутой противоположный берег, однако с артиллерией все обстояло совсем не так гладко. Пришлось сделать остановку, поскольку для тактики французов было аксиомой, что пехота не может наступать на открытой местности без поддержки артиллерии.

Пехота залегла. Передовые подразделения были в какой-то мере защищены склонами холмов, однако двигавшиеся за ними войска оказались под шквальным огнем русских батарей, расположенных на высоте Телеграфный столб. Пока залегшая, как и англичане, французская пехота ожидала артиллерийской поддержки, французские батареи вновь переправили на «свой» берег. Затем они форсировали реку примерно в одной миле ниже по течению, там, где уже переправилась передовая бригада дивизии Боске.

В это время дивизия под командованием принца Наполеона также попала под огонь батарей с высоты Телеграфный столб. Французы залегли в районе виноградников правее горящего поселка Бурлюк. Командир дивизии даже не предпринял попытки переправить на другой берег свою пехоту или артиллерию. Прячась за стенами виноградников, французы жаловались, что напрасно жертвуют жизнями. И без того неблагоприятную обстановку еще более усугубил маршал Сент-Арно, который решил направить через этот участок две бригады находящейся в резерве дивизии генерала Форея в помощь дивизиям Боске и Канробера. Войска резерва скученно и беспорядочно пытались наступать через горящие виноградники на узком, хорошо пристрелянном участке.

В течение полутора часов Раглан получал от взволнованных французских и английских офицеров доклады о том, в каком затруднительном положении оказались союзники. Он выслушивал их с невозмутимой вежливостью. Наконец к нему прибыл адъютант Сент-Арно, который заявил, что, если немедленно не принять меры к ослаблению давления на войска дивизии Боске, французы будут вынуждены «принять компромиссное решение». Враг любого пустословия, Раглан попросил офицера выразиться яснее. Тогда тот пояснил, что Сент-Арно опасается, как бы не пришлось отойти.

Отпустив офицера, Раглан принял решение. Он заявил Кинглейку, что не может больше смотреть на то, как его солдаты лежат под огнем артиллерии противника. Он долго ждал успешных действий французов, однако теперь стало ясно, что тянуть больше нельзя. Дождавшись отставших от него офицеров штаба, Раглан объявил приказ о возобновлении наступления. Услышав слова командующего, генерал Эйри просиял от счастья. Через минуту капитан Нолэн уже скакал в сторону фронта. Спустя некоторое время полки один за другим поднялись и снова двинулись к переправе.

Ill

Солнце палило нещадно, как никогда прежде. Измученные болезнями и долгим маршем солдаты теперь страдали еще и от жары и жажды. Первые шаги давались трудно. Сначала земля дрогнула под тяжестью сбрасываемых солдатами ранцев и мешков. Затем шеренги медленно двинулись вперед. То и дело приходилось переступать через распростертые тела погибших. Чем ближе к реке, тем труднее становилось идти. Здесь ровная степная земля была перепахана снарядными разрывами, загромождена обломками стен и заборов, сгоревшими деревьями и кустарником. Артиллерийский огонь становился более интенсивным. Теперь можно было уловить, что к тяжелому гулу, который издавали летящие ядра, примешивается свист пуль, выпускаемых русскими гладкоствольными ружьями. Этот звук невозможно было спутать с пением пули Минье. Глядя за реку, солдаты уже могли различать, как широкие жерла тяжелых пушек на мгновение охватывают красные лепестки пламени. Некоторые, в особенности более впечатлительные новички, почувствовали слабость и тошноту. Такие, хоть их было и немного, не пошли дальше уцелевших окраин поселка. Спасительная темнота открытых дверей и окон манила их, обещая покой и безопасность. Самые трусливые бросались в дома и коровники, забивались в дальние углы, дрожали от страха, мечтая хоть ненадолго избавиться от этого кошмара.

Нарушилось даже слабое подобие боевого порядка. Командиры батальонов давно оставили даже саму мысль добиться от подчиненных тех четких линий построения, которые были отработаны годами долгих тренировок и парадов.

Путь дивизии Лэси Ивэнса преградил горящий поселок. Генералу пришлось отправить два полка под командованием генерала Адамса в обход его справа. Другая часть дивизии должна была выполнить такой же маневр слева под градом пуль и шрапнели. Полуразрушенные стены и отдельные уцелевшие дома мало спасали от огня. У русских артиллеристов на другом берегу реки был хороший обзор, они прекрасно видели, как солдаты группами передвигаются от укрытия к укрытию. Наступление было медленным и кровопролитным. Полки только 2-й бригады потеряли четверть личного состава, прежде чем достигли берега реки Альмы. Многие были погребены под руинами разрушенных пушечным огнем стен и заборов. Расположенная левее легкая дивизия наступала на менее открытой местности и потому продвигалась быстрее. Генералу Буллеру, командовавшему левым флангом, Джордж Браун отдал короткий приказ: «Построиться в линию. Наступать не останавливаясь, пока не подойдете к реке». Его сосед справа генерал Кодрингтон, командовавший другой бригадой легкой дивизии, был уже почти у реки.

В отличие от сэра Джорджа генерал Кодрингтон, который был также близорук, не имел привычки пренебрегать ношением очков. Он надежно прикрепил их к своей фуражке. Прежде генерал никогда не был на войне, однако все те, кто в тот день мог видеть его в бою, признали в нем настоящего солдата. Он был немногословен, говорил только по делу, а в те моменты, когда молчал, его губы были упрямо сжаты. Оказавшись у реки, генерал без малейших сомнений направил своего низкорослого арабского жеребца серой масти прямо в воду, и солдаты без колебаний последовали за командиром.

Местами река здесь была глубже, чем на расположенном ближе к морю участке, где наступали французы. Часть дивизии Боске переправлялась в самом устье. Там французы прошли по песчаному дну, не намочив ног выше колен. Здесь же течение было более сильным, а дно неровным. Другим повезло, и они переправились по мелководью. Другие попадали в ямы, окунаясь по самые шеи, или, споткнувшись о камни, падали и были вынесены течением ниже по реке. Легко выскочив на коне на противоположный берег, генерал с удивлением обнаружил, как рядом пытается выплыть из глубокой воды кто-то из офицеров.

«Некоторые бедняги утонули, – вспоминал этот эпизод сержант королевских стрелков, – или погибли под артиллерийским огнем. Шрапнель летела, как град. Наши падали все чаще и чаще».

Река на протяжении почти двух миль была запружена переправляющимися солдатами, которые несли над головой оружие и боеприпасы. Солдаты шагом, бегом или вплавь пытались преодолеть быструю реку, сталкиваясь между собой и поднимая тучи брызг. Вода вскипала от ружейных пуль, выпущенных с противоположного берега.

На противоположном берегу, перед круто поднимавшейся вверх возвышенностью, на которой располагались позиции русских, была небольшая полоска ровной земли. Здесь офицеры пытались собрать своих солдат и снова построить их в боевой порядок. Задача была явно непосильной. Наступление под артиллерийским огнем и переправа безнадежно перемешали солдат разных подразделений. Сержанты собирали в группы солдат разных рот и даже полков и, увидев первого попавшегося офицера, предлагали тому принять эти группы под командование. Из низины было невозможно рассмотреть, что же происходит впереди или на флангах. И все это время русские со своих позиций могли практически безнаказанно вести стрельбу по англичанам, так как стрелки полковника Лоуренса, переправлявшиеся через реку в районе горящего поселка Бурлюк, после переправы сместились значительно левее по реке.

Слева генерал Булл ер, переправившись через реку, принялся поспешно перестраивать боевой порядок, как он позднее объяснял, для отражения возможного флангового удара вражеской кавалерии. Он уже выполнил весьма неопределенный приказ не останавливаться до тех пор, пока не переправится через реку, а других распоряжений не поступало. Он больше не участвовал в наступлении в составе легкой дивизии. Под его командованием к этому времени оставались только 77-й и 88-й полки, поскольку 19-й полк во время переправы смешался с бригадой генерала Кодрингтона.

У самого же Кодрингтона к тому времени не было никаких сомнений относительно того, что делать ему и его подчиненным. Во всю мощь легких он прокричал всем тем, кто находился рядом на пятачке земли перед рекой: «Примкнуть штыки. Подняться на берег и продолжать наступление».

Приказ прозвучал ясно и недвусмысленно. Солдаты охотно ринулись вперед, карабкаясь по холмистому берегу, лишь бы поскорее покинуть эту неудобную и тесную позицию.

В 500 метрах от них по обе стороны от Большого редута стояли в каре тесные ряды русской пехоты. Русские солдаты были одеты в длинные, почти до пят, шинели. На солнце грозно сверкали штыки. Это было незабываемое грозное зрелище. Пушки Большого редута, который ряды пехоты охраняли так, как, казалось, можно охранять только храм, молчали. Единственным движением было отступление русских стрелков, вверх по склону холма.

Но ни у кого не было сомнений в том, что, как только русские стрелки уйдут с линии огня, пушки снова заговорят. Поэтому офицеры и сержанты отчаянно пытались поскорее рассредоточить солдат, построив их в линии. В этом была единственная надежда на спасение. Полковник Лейси Йе, командир полка королевских стрелков, и полковник Брейк, командовавший 33-м полком, охрипшими голосами заставляли солдат перестраиваться из разрозненных скученных групп. «Стройте, стройте же их, ради Господа!» – кричал Йе, в то время как его подчиненные решали новую для них задачу, выдергивая в строй все новых и новых солдат, приговаривая: «Ну давай же, давай, парень, как-нибудь».

И они сумели сделать это. Поняв, наконец, что сейчас они уже не смогут найти своих товарищей, сержантов и офицеров, солдаты становились плечом к плечу с людьми, которых не знали и никогда прежде не видели.

«Мы шли вверх по холму, – вспоминал сержант Тимоти Гоуинг, – шаг за шагом, в кровавой мясорубке… Было так дымно, что мы едва видели, что творится рядом, а наши товарищи все падали. Проклятый холм. Мой товарищ прокричал мне: «Мы должны пощекотать штыками этих парней, старина!»

Почти сразу же после этого товарищ сержанта был убит – пуля попала ему в рот. Колонна русских, подобно гигантскому монстру, шумно покатилась вниз. Русский наблюдатель позже написал, что она, подобно огромному леднику, готова была погрести под собой тонкие, не больше чем в две шеренги, ряды солдат в красных мундирах. Ему даже показалось, что настоящим мужчинам, обладающим понятиями морали и чести, не пристало атаковать этот слабый, по сравнению с мощными колоннами русских, строй. Однако, как известно, излишняя впечатлительность не относится к чертам характера британского солдата. И русские с удивлением наблюдали, как солдаты в красных мундирах, едва переправившись через реку, открывают по ним ураганный огонь. Они стреляли прямо в гущу врагов, перезаряжали оружие и снова стреляли. Пробираясь через виноградники, многие набрали полные ладони ягод и теперь, не успев их съесть, держали тяжелые грозди в зубах.

Русская колонна не понесла от этого огня серьезных потерь и все же, невольно или повинуясь чьей-то команде, вновь отступила на прежнюю позицию у подножия Большого редута. Казалось, английских солдат мало волновало наступление и отступление русской колонны. Они продолжали невозмутимо наступать наверх. Ряды наступающих крепли по мере того, как к ним присоединялись все новые и новые товарищи.

Сначала их было немного. На левом фланге находились 19-й полк бригады генерала Булл ера, часть стрелковой бригады полковника Лоуренса, которая снова заблудилась, а также большая часть валлийских стрелков бригады Кодрингтона. 33-й полк той же бригады располагался в центре, а несколько рот 95-го полка смешались с частями 2-й дивизии и с королевскими стрелками полковника Лейси Йе. Впереди левого фланга для прикрытия выдвинулись четыре роты стрелковой бригады под командованием майора Норкотта.

Англичане прошли несколько сот метров. При этом пушки Большого редута молчали. При свете солнца было видно, как они дымятся. Пехота по обе стороны редута стояла неподвижно. Подойдя ближе, англичане уже могли разглядеть толстые тяжелые шинели, бледные лица солдат, защитные каски с поблескивающими на солнце медными орлами.

Затем, видимо получив команду, пушки вновь открыли огонь. На какое-то мгновение ряды атакующих остановились в замешательстве. Однако вскоре они вновь двинулись вперед. К ним присоединялись все новые и новые солдаты, успевшие взобраться на берег, понукаемые командами офицеров, которые стремились во что бы то ни стало навести порядок в рядах наступающих. Некоторые были вновь сметены в реку артиллерийским огнем. Другие спешно перестраивались в боевой порядок. Третьи под командой полковника Йе продолжали упорно двигаться вперед.

Артиллерийские выстрелы расстраивали ряды атакующей пехоты. Солдатам приходилось идти вперед под нарастающий грохот разрывов, визг картечи и осколков, свист пуль. Многие погибли, и в рядах атакующих появились широкие бреши. Но и это не останавливало упрямых британцев. На правом фланге полковник Йе был ранен пулей, попавшей в пряжку его ремня. «Проклятье! – прокричал он другому офицеру, которому пуля попала в ногу. – Почему не продолжаете наступать? У меня пуля в кишках, но я все равно иду вперед!» Вскоре остатки его полка вышли к одной из колонн русской пехоты, стоящей около Большого редута. Начался героический бой, который длился почти столько же, сколько вся битва.

Над редутом блестела веселыми красками икона святого Сергия, которую благословил сам митрополит Московский. Артиллеристы обращались с пушками с мастерством, свидетельствовавшим о долгой практике: заряжали, стреляли, чистили ствол и снова заряжали. Все происходило быстро и без лишней суеты. Однако, как бы хорошо они ни прицеливались, огонь артиллерии не причинял растянутым линиям боевых порядков атакующих существенного вреда.

Внезапно атакующие, находившиеся ближе к пушкам, сквозь грохот стрельбы различили посторонние звуки: команды, отдаваемые расчетам, а затем и скрип колес. Кто-то закричал: «Они отводят свои орудия!» Через мгновение раздался мощный одновременный залп всех пушек батареи, причинивший наступавшим особенно большой урон. Затем стрельба вдруг прекратилась. Русские свято выполняли ставший почти легендарным приказ самого царя, согласно которому ни под каким видом нельзя было оставлять свои орудия врагу. Сейчас, когда создался риск потерять пушки, они предпочли их отвести. Уцелевшие после последнего залпа англичане бросились на штурм валов редута.

Молодой, мальчишеского вида офицер валлийских стрелков первым водрузил над валами редута знамя своего полка. Едва он это сделал и оглянулся с гордой улыбкой победителя, как был убит ружейным выстрелом в грудь. Знамя покачнулось и упало, укрыв героя, подобно алому савану. Древко тут же подхватил сержант, который уже не выпускал его из рук, несмотря на то что был ранен.

Большой редут тут же заполнили возбужденные и радостные английские солдаты. Одни пытались записать свои имена и номера полков на стволе оставленной русскими гаубицы; другие использовали минуты относительной безопасности для того, чтобы перевести дыхание.

Большой редут был захвачен. Однако, несмотря на то что Кодрингтон и Браун сразу же занялись организацией его обороны, шансов удержать его без подкрепления было немного. И, как бы подтверждая мысль о том, что доставшаяся такой тяжелой ценой победа не была окончательной, с соседних холмов раздался душераздирающий вопль русских солдат, внушающий опасение английским командирам.

IV

На направлениях, с которых войскам, взявшим редут, могла прийти помощь, было пусто. Были видны только раненые, медленно ковылявшие с поля битвы.

Слева генерал Буллер видел успех бригады Кодрингтона. Он понимал, что должен помочь коллеге. Он приказал 77-му полку под командованием полковника Эгертона отправиться на помощь Кодрингтону. Позже он собирался сам присоединиться к Кодрингтону с 88-м полком. К сожалению, полковник Эгертон был невысокого мнения о способностях своего командира. Увидев перед своим фронтом русские батальоны с приданной, как он считал, им кавалерией, полковник решил не выполнять приказ и оставаться на месте.

Генерал Буллер страдал той же болезнью, что и командир бригады генерал Кодрингтон и командир дивизии Джордж Браун. Он был очень близорук и, как все близорукие люди, считал, что люди с нормальным зрением не только лучше видят, но и способны лучше оценить обстановку в целом. Поэтому Буллер не только не рассердился на полковника Эгертона, отказавшегося выполнить его приказ, но, подумав, решил и сам остаться на месте вместе с 88-м полком. Он настолько безоговорочно поверил полковнику, что приказал построить пехоту в каре для отражения атаки русской кавалерии, которой на самом деле там не было и в помине.

Поддержать войска, закрепившиеся в редуте, могли бы и полки 1-й дивизии. Но к тому времени ни бригада шотландских горцев, ни гвардия еще не форсировали реку.

Герцог Кембриджский действовал очень медленно и осторожно. Указания, полученные им от Раглана, не несли в себе конкретной информации. Он получил приказ выступить в поддержку легкой дивизии. Однако этим приказ исчерпывался. Что имел в виду командующий? Герцог никогда не отличался инициативностью. Получи он распоряжения с учетом конкретной обстановки, от этого было бы гораздо больше толку, поскольку никто не мог бы отказать генералу в уме. Однако его постоянно преследовал страх ошибиться, поэтому, как и генерал Буллер, герцог решил оставаться на месте. Он прискакал к Буллеру посоветоваться, как поступить дальше. Буллер воздержался от советов его высочеству под предлогом неясности обстановки.

В это время 1-я дивизия находилась на краю виноградника. Примчавшийся сюда генерал Эйри нашел командира в тяжких размышлениях относительно дальнейших действий. Тоном, не допускавшим возражений, Эйри заявил его высочеству, что лорд Раглан считает необходимым немедленно направить 1-ю дивизию в поддержку легкой дивизии. После этого 1-я дивизия возобновила наступление. Но, попав в виноградниках под артиллерийский огонь, она снова остановилась. Через несколько минут прискакал посыльный от генерала Лэси Ивэнса и передал приказ продолжать движение. Так наступала первая дивизия, имевшая на левом фланге бригаду шотландских горцев, а на правом – гвардию.

Дивизия двигалась в строгом порядке. Семь офицеров гренадерского полка служили раньше в адъютантах. Они строго следили за тем, чтобы движение осуществлялось в полном соответствии с уставами. В таком же великолепном порядке дивизия вошла в реку. Солдаты шли так, будто просто собирались перейти дорогу. Ни у кого и мысли не возникало, что можно сместиться хотя бы на один ярд правее или левее. Одни легко перешли реку, другие попали на более глубокие участки, третьим пришлось плыть. При этом тяжелые медвежьи шкуры тянули солдат ко дну. При переправе один или два солдата утонули.

Только когда передовые части 1-й дивизии перешли на противоположный берег реки Альмы, командиры поняли, что слишком долго выжидали. Войска, захватившие Большой редут, находились под ураганным огнем русской артиллерии с Курганного холма. Солдаты выпрыгивали с бывшей позиции русской батареи и отказывались идти вперед за Кодрингтоном, который верхом на своей серой лошади пытался вновь поднять их в атаку. Трудно было винить солдат. Вокруг был сущий ад, и самое лучшее, что они могли сделать, – это рассредоточиться и занять круговую оборону. К тому же англичанам теперь грозила новая опасность. Справа на них надвигались плотные массы русской пехоты. Самих пехотинцев, скрытых в низине, еще не было видно, однако хорошо просматривался вздымавшийся над ней лес тускло поблескивающих штыков. Затем появились каски русских, их бледные лица, и, наконец, стал виден первый ряд наступающих в полном молчании русских. Пехота ощетинилась штыками в сторону защитников Большого редута. Вдруг кто-то из англичан закричал: «Это французы! Не стреляйте, ребята! Бога ради, не стреляйте!»