Текст книги "Бесноватые"
Автор книги: Кристофер Фаулер
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Я наблюдала за макаками, – сказала Кейт как-то декабрьским утром. – Самки худеют. Они плохо выглядят. И мех у них меняется, уже не блестит. Я не очень много знаю о том, как им положено вести себя в стае, но похоже, что самки обычно не занимаются поиском еды: их обеспечивают самцы. Только последнее время самцы перестали это делать.
Джош знал почему. Синно забирал их запасы и те кипы фруктов, которые ежедневно падали с деревьев, и приносил их к вилле, как своего рода религиозное подношение. Синно залезал на свое место на ветке и дожидался, пока появится Кейт, однако, когда появлялся Джош, вожак убегал. Каждое утро Джош очищал веранду, выкидывая все назад в джунгли, – еще до того, как выходила Кейт.
На следующий день Джош открыл дверь и обнаружил огромного раненого краба, который лежал на спине и задыхался на воздухе. Синно сидел на дереве под дождем, не двигаясь, и с шерсти над его безжалостными глазами лилась вода.
– Я не буду играть в твои игры, – пробормотал Джош, осторожно поднимая краба за болтающуюся ногу и кидая его в кусты. – Ты будешь играть в мои.
На следующее утро он дождался, пока пройдет стая, а затем отправился в лес с холщовой сумкой, наполненной объедками с кухни. Макаки были всеядны, а их самки явно голодали. Они обычно шли за самцами окольным путем, и именно на этой дороге Джош рассыпал еду. Он еще вытряхивал из сумки ошмётки рыбы, когда услышал, что стая возвращается. Сердце его остановилось, когда Синно и другие самцы миновали его буквально в нескольких метрах. Самки проследовали за ними, виновато задержавшись на дороге, усыпанной едой и быстро запихивая деликатесы за щеки. Синно закричал на них и принялся бить их по головам, а затем он увидел Джоша. Его лишенная выражения физиономия, располосованная светом и тенью, не выражала никаких эмоций. Он смотрел так добрых десять минут, затем резко развернулся на месте и удалился прочь по деревьям, как будто взобрался по лестнице.
Джош испугался, но был возбужден. Он показал обезьяне, кто был хозяином территории. Он подорвал лидирующее положение Синно. В следующие несколько дней горки пахучих фруктов на веранде сократились в размерах, по Синно вскоре вернулся на свое обычное место – наблюдать за Кейт.
Когда утром в пятницу прибыли холодильные установки, Арону понадобилась помощь с бумагами, и Джош поднялся рано, чтобы помочь ему, а Кейт осталась спать. Но гораздо больше Джоша волновало то, что он пропустит момент, когда стая поутру будет проходить мимо виллы.
– Нам нужен список оборудования, – сказал Арон, разыскивая папку под рабочими прилавками в новом винном погребе. – Ты же не взял его с собой домой вчера вечером?
– Да, это я виноват, ты прав, – признал Джош. – Я забрал список с собой. Не надо было мне пить эту последнюю бутылку. – Они отмечали прибытие французских вин, разбирая клеть с разбитыми бутылками. – Я принесу.
Он побрел назад по грязным тропинкам, пересекая обжигающие полосы света. Перед ним целая армия сороконожек, красных, как английский почтовый ящик, и каждая величиной с человеческую ладонь, копошилась в мертвых мокрых листьях. Приближаясь к вилле, он услышал, как льется вода. Кейт обычно пользовалась внешним душем – крытой шифером деревянной коробкой на веранде, с широкой медной головкой душа. Она стояла спиной к нему и намыливала бедра и загорелый живот. Белая пена сползала по ложбинке у нее на спине к ягодицам. Стоя под душем, она напевала – песенку, которую они пели вместе, добираясь на машине к друзьям. Ныне между ними лежало полмира. Высоко на темном дереве сзади в своей обычной позиции сидел Синно и наблюдал за ней, пустые его карие глаза не двигались, руки свисали ниже ветки, а выставленный на обозрение кончик пениса был похож на бутон алой орхидеи.
Заорав, Джош кинулся к дереву с камнем в руке и швырнул его что есть силы. Камень попал Синно прямо в морду. Самец издал вой боли и протеста и пропал. Кейт закричала. Глаза Джоша были дикими:
– Ты знала, что он там! – кричал он. – Ты видела его! О чем, черт возьми, ты думаешь, когда заигрываешь с ним?
– Ты с ума сошел? – закричала Кейт в ответ, испуганная его внезапной вспышкой. – Я понятия не имела, что он там, мне и в голову не пришло оглянуться. Ты что, за какую-нибудь больную меня принимаешь? Да что с тобой такое, в конце концов?
– Ты помнишь, что говорил Арон, – ты играешь в игры с ними, они играют в игры с тобой, – сказал Джош, борясь за глоток воздуха в пропитанной жарой и влагой атмосфере. – Он лидер, этот твой вожак стаи, остальные пойдут за ним куда угодно и будут делать то, что он им скажет.
– Что он им скажет? – Кейт закрыла воду и схватила полотенце. – Мой вожак стаи? Послушай, что ты говоришь! Это повторялось в Лондоне, и это повторяется снова, когда вокруг даже и людей-то нет. Ты говоришь о животных, Джош, о животных! Ты ведь даже и не понимаешь, что история повторяется, правда?
Джош внезапно почувствовал себя потерянным. Он попытался обнять Кейт, но она отступила назад.
– Прости меня, Кейт, – прошептал он. Может, все дело в том, как он на тебя смотрит, я знаю, что он хочет тебя. Я знаю, это выглядит смешно, но ты должна понять, что находишься в опасности. Он изучает тебя. Он приносит тебе подарки. Он дожидается, пока я уйду, и тогда принимается свободно шпионить за тобой. Ты как-то сказала, что у некоторых людей звериные души. Разве не может быть у животного человеческой души?
– На биологическом уровне – нет.
– Может быть, дело не в биологии, может, это глубже, чем кровь и плоть. Так многое дошло до нас из тех времен, когда мы еще не делились на людей и зверей. Как мы можем понять? У них те же человеческие потребности, ты сама так говорила, а там, где существуют потребности, всегда есть место обману. Я люблю тебя, дорогая, я просто не хочу, чтобы ты пострадала.
– Когда мы вернемся, думаю, тебе надо будет обратиться за профессиональной помощью, – Кейт ринулась в виллу и захлопнула дверь перед его носом.
Джош знал: это было выше их разумения. Они находились вне своего социального круга, вдали от всех тех правил, которые обычно управляли их жизнью. Когда он был ребенком, которого водили в зоопарк в Риджентс-Парке, [21]21
Риджентс-Парк (Regent’s Park) – большой парк в северо-западной части Лондона; некогда – место королевской охоты; в нем расположен лондонский зоопарк. Открыт для публики с 1838 г.
[Закрыть]животные были существами, метавшимися за решеткой, наполовину лишенными разума самим фактом своего заточения. В те времена гораздо меньше понимали и уважали психологию животных; шимпанзе одевали как людей и устраивали им по вечерам чаепития, как будто их неловкий этикет призван был продемонстрировать детям, что человек как вид превосходит их. Само слово «обезьяна» вызывало ассоциацию с пародией на человека. Но здесь Джош и приматы были на равных, просто вращались в разных сферах.
Он вернулся к работе, но страх и гнев не оставляли его в течение всего дня.
Утром в субботу Арон сел на паром, идущий на материк, обещая, что вернется к вечеру, но вечером разыгрался муссон и сделал его возвращение невозможным. Над головой по небу, серому и монолитному, как цементные стены, которые строили люди Арона, неслись тучи. Где-то вдалеке прогрохотал гром. Воздух был настолько подавляюще жарким, что он застревал у Кейт во рту и закупоривал дыхательные каналы. Одуревшая от головной боли, она лежала на кровати в одном белье, слушая, как стукаются верхушками деревья, и, ожидая, что наконец-то разразится буря, после чего слегка спадет температура.
Джош бродил по главному зданию с камерой, делая крупным планом пробные снимки бабочек, сушащих крылья, – большие, как страницы книг в мягких обложках. Беспокойство обволокло его, как удушающий колпак. Мысль о том, что он не находится рядом с женой, тревожила его, но он знал, что Кейт разозлится, если узнает, что он охраняет ее.
И тогда он понял. Макак не было слышно весь вечер. Он вспомнил, что находится в самом дальнем конце строительства. Отсюда до виллы было двадцать минут ходьбы. Он залез в ящичек с вещами Арона и взял ключи от джина – единственного моторизированного средства передвижения на всем острове.
Большой зеленый джип был припаркован в начале наполовину засыпанного гравием проезда. Джош влез и попробовал зажигание, но мотор не хотел заводиться. Свесившись с сиденья, он опустил голову и проследил взглядом след бензина, который тянулся от подвесного бака. Даже с водительского места ему было видно, что бензобак пробит. Опустившись рядом с машиной на колени, он дотронулся до выемок в металле, оставленных рядами широко посаженных зубов. Едкое содержимое вылилось на землю. Могла ли это сделать макака? Даже такая большая, как Синно? Мог ли он каким-то образом пройти путь эволюции быстрее своих сородичей? Джош проверил отметины зубов еще раз и почувствовал прилив страха.
В ящике у Арона был еще и заряженный помповый дробовик двенадцатого калибра со скользящим затвором. Арон рассказал о нем Джошу в первую же неделю их пребывания и даже показал, как передергивать затвор и стрелять из чертовой штуки – на случай непредвиденных осложнений. Джош побежал к шкафчику, вытащил дробовик за приклад, кинул на сгиб локтя и побежал назад в лес.
В тот самый момент, когда он увидел виллу, начался дождь. Он остановился на минуту перевести дыхание, и услышал, как где-то над ним молния расколола ветку. Воды потопа падали огромными тяжелыми каплями, стуча по кожистым листьям вокруг, немедленно превращая землю в грязь. Шум был невероятный. И тут он внезапно перестал видеть виллу.
Зато он увидел макак. Они пробирались к веранде широким полукругом, а в центре их возвышалась огромная зеленая спина одного примата, который был в два раза больше всех остальных. Джош поскользнулся на грязном склоне, нога подвернулась, и он скатился в траву. Толстые шипы воткнулись в его руки и ноги, вырывая куски плоти, когда он рванулся, чтобы встать. Сквозь завесу дождя он увидел, как макаки двинулись внутрь.
– Ну, давайте, вы, говнюки! – заорал он, передергивая затвор и стреляя в воздух, вызвав этим какофонию птичьих криков. Отдачей ему вывихнуло плечо, но он, спотыкаясь, продолжал надвигаться на рассыпавшихся обезьян, целясь в зверя, который направлялся к пляжу. На этот раз он остановился, прицелился, положив дробовик на ветку, и только тогда выстрелил. Перепуганные попугаи как будто взорвались – вспышки красного и синего в гуще дождя, – возникло дикое смятение и смешение перьев и листьев, и он стал проламываться через редеющий подлесок к морю.
Он не знал, удалось ли ему ранить Синно, потому что огромная обезьяна двигалась сейчас медленнее, так, что остальная стая быстро догнала своего вожака. Макака волочила левую ногу. Лес кончился и сменился пропитанным дождем песком и камнями, Джош оказался на дальнем конце берега, где ручьи уже намыли предательски глубокие ямы с крутыми отвесами. Дождь ослеплял его, ему было трудно держать глаза открытыми, но дистанция все же сокращалась.
– Ну, так у кого из нас железные яйца? – закричал он сквозь ливень, приближаясь к хромающей макаке. Ему нужно было встать ровно, чтобы прицелиться, и он поискал подходящий камень. Синно был в ловушке. Перед ним находилась только широкая яма, наполненная водой, хлынувшей туда из выглаженного дождем моря. И все-таки зверь не поворачивался к нему лицом, как будто не желая признавать поражения. Он доковылял до дальнего края водоема и тяжело опустился на мокрый песок. Джош повернулся, ища что-нибудь, на что можно было бы опереть дробовик.
И тогда он увидел остальных. Они находились в опасной близости, окружили его и быстро двигались вперед. Он почувствовал, как песок под его ногами размягчается, и осознал, что оползает в песчаную лужу по мере того, как пропитанный дождем берег поддавался под его весом. Джош попытался восстановить равновесие, но вес ружья мешал ему.
На другой стороне водоема огромная макака медленно повернулась – или, скорее, разделилась надвое – не один огромный примат был там, но пара самцов помоложе – один распростертый на плечах другого; их жесткая зеленая шерсть сливалась в единое целое. Они прыгнули в стороны и заняли места в круге, обратив на него спокойные коричневые глаза.
Джош быстро погружался в водоем. В воде было что-то странное – какая-то вязкость, которую он замечал и раньше, когда шел сильный дождь. Когда первый укол проник сквозь его рубашку подобно электрическому разряду, он вспомнил предупреждение Арона об опасностях плавания в ливень – именно тогда появлялись смертоносные медузы. Водоем просто кишел ими – приливом принесло сотни медуз, и сейчас, когда дождь барабанил по поверхности воды, они поднимались вверх, похожие на чистые целлофановые пакетики. Их лиловые жала находили и обволакивали его члены, присасывались к поясу, к спине, к шее, удары тока встряхивали его подорванную нервную систему, – десять, пятьдесят, сотня. Он пытался отодрать их от себя, но они присосались к его плоти, вгрызаясь в него своими иглами, как шипами. Парализованный пульсирующей болью, бесконечными инъекциями яда, он дернулся и затих, опускаясь в глубокую зеленую тьму, и на него смотрели, не двигаясь, члены лояльной стаи. Дождь стучал по земле, а обезьяны наблюдали за происходящим, и души их не давали человеческого эмоционального ответа, потому что их сердца подчинялись только законам общинной жизни.
Стоя на крыше виллы, Синно почесался и дождался, пока тишина снова вернется в лес. Затем он соскользнул на веранду и заглянул через ставни на окнах в спальню, где лежала Кейт, объятая неспокойным сном. Так же тихо, как всегда двигался Джош, огромная макака открыла дверь в спальню и проскользнула внутрь, закрыв за собой дверь очень аккуратно.
Разбивающееся сердце
– Ситуация человека доходит до отчаяния, – сказала Эмма, расчищая кусочек запотевшего стекла и выглядывая на залитую дождем улицу. – Должна сказать, что начинаю сомневаться в китсовском [22]22
Джон Китс (John Keats) – великий английский романтический поэт (1795–1821). – Прим. пер.
[Закрыть]идеале настоящей любви. Похоже, это совершенно не подходит никому, кто живет в районе Хаммерсмит. – Глаза ее рассредоточились, и она попыталась вспомнить стихи.
– Мы учили это в школе. А здесь у нас один только «волшебный» грот, и не так уж и много диких поцелуев.
– Зато достаточное количество диких ножевых ранений.
– Помнишь, когда под эстакадой нашли тело девушки, разрезанное на куски? Они поймали парня, который это сделал. Полиция сказала, у них с любовью что-то не сложилось. Вот так, – Эмма без удовольствия отпила кофе. Она просила крепкого кофе со взбитыми сливками без пенки, но официантка сказала, что машина так не сможет.
– Ты что думаешь, у нас тут Старбакс? – спросила официантка, и вопрос был резонным, учитывая, что Эмма и ее лучшая подруга Мариса находились в баре под названием «Скиннерз Армз». Эмма принялась возиться с маленькой пластмассовой баночкой искусственных сливок, которая никак не открывалась. Она все еще была несовершеннолетней, и решила отличиться от своих друзей тем, что подождет до того времени, пока ей можно будет официально напиться. Мариса же скучала над пинтой сидра. Она пила уже давно и испытывала легкое отвращение к упорной воздержанности и трезвости Эммы. Девушки сидели, балансируя на слишком высоких табуретах, и просматривали странички с объявлениями, посвященными Дню святого Валентина в музыкальной газетке. У Эммы накопился большой запас подобной чуши к этому празднику.
– Гадалка моей; матери говорит, что за один-единственный вечер два человека могут наделать столько ошибок, что хватит на целую жизнь, – объяснила Мариса.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Думаю, она имеет в виду болезнь. Как в «Привидениях».
– Это где Патрик Суэйз?
– Нет, это другое. Ибсен.
Эмма с Марисой вышли в город выпить и поразвлечься. Эти две девчонки были слишком умны для своего возраста, одна исполняла сейчас роль Золушки в постановке, которую возили по домам престарелых и сумасшедшим домам, а вторая работала за прилавком, продавая домашнюю птицу. Обе надеялись на что-то лучшее, обе ни с кем не встречались, и сегодня у них получилось выбраться в Лондон на один вечер благодаря тому, что в доме престарелых прокладывали силовой кабель. Рабочий, который это делал, попал в больницу, а Эмма получила свободный вечер.
– Тебя не вгоняет в депрессию необходимость изображать пантомимы для людей, которые даже не осознают, что ты стоишь перед ними? – спросила Мариса.
– Некоторые осознают. Одна пожилая дама подошла ко мне в перерыве, потрогала мое платье и сказала: «Ты Золушка, правда?», а я сказала: «Да, это я». И она тогда сказала: «Золушка, можно тебя кое о чем попросить?», и я сказала: «Да, конечно». И она сказала: «Золушка, где, черт возьми, я нахожусь?» Когда я смотрю со сцены, я как будто вижу ожившие картинки из комиксов про стариков и инвалидов, расположенные по краю зала. Вчера вечером одна старушка встала в середине сольного номера Баттонза и закричала: «Помогите мне!» Никаких сказочных концовок, уверяю тебя.
– Люблю читать личные объявления в этой газете, – сказала Мариса. – Вот и говори после этого о поисках любви в неправильных местах.
Эмма прочла через плечо подруги пару строк и недовольно воскликнула:
– Нельзя планировать то, что должно быть особенным. Ведь она такая, не правда ли, – особенная? Я имею в виду настоящую любовь. А ведь если не быть осторожной, можно ее испортить прямо с самого начала – это все равно что воткнуть вилку в торт, покрытый безупречной глазурью, и всю ее разломать, потом ведь никогда ничего не поправишь.
– Не очень уверена, что мне нравится такое сравнение. Конечно, она должна быть настоящей. Люди, которые дают объявления, просто сами этого не понимают. Можешь прочесть мне любое описание из раздела объявлений, а я тебе скажу, что оно означает на самом деле.
– Хорошо, – Эмма снова раскрыла газету, – давай посмотрим. Пожилой джентльмен.
– Слово «джентльмен» его выдает. Ни один мужчина моложе сорока лет себя так не назовет. «Пожилой» означает древний, мумифицированный, старше, чем Райдер Хаггард. [24]24
Генри Райдер Хаггард (1856–1925) – английский прозаик, публицист, общественный деятель. Его перу принадлежит 68 романов (в том числе известный роман «Копи царя Соломона»), сборников рассказов и книг публицистического характера. – Прим. пер.
[Закрыть]
– Ну, вот тогда. Остроумный.
– Практические шутки, глупые приколы.
– Моложавый.
– Перестал расти в возрасте одиннадцати лет.
– Непредубеждённый.
– Хочет, чтобы ты трахалась с его друзьями.
– Любитель клубной жизни.
– Наркотики. Целый вечер будет орать тебе в ухо и проведет все воскресенье в постели.
– Хмм, – Эмма прищурила глаза, глядя на подругу, и перевернула страницу. – Боюсь, ты слишком цинична.
– Поверь мне, – сказала Мариса. – Мужчина должен быть особенным, или он вообще ничего не стоит. Ты вот встречаешь своего принца каждый вечер, и для тебя в этом нет никакого откровения.
– Да-а, но в нем сто пятьдесят пять сантиметров роста, и пахнет от него так, что сил никаких нет. Хорошо, – она снова вернулась к странице. – Свободный дух.
– Человек с рюкзаком.
– Профессионал.
– Работает в обувном магазине.
– Обыкновенной внешности.
– По-настоящему уродлив. Ему место в церкви возле фонтанчика со святой водой.
– Одинокий.
– Уже отчаялся.
– Тихий.
– Гарольд Шипман. [25]25
Гарольд Шипман (Harold Shipman) – самый кровожадный серийный убийца Великобритании, получивший прозвище «Доктор Смерть», врач, убивший пятнадцать своих пациентов. – Прим. пер.
[Закрыть]
– Бедная Примроуз. [26]26
Супруга Шиимана. – Прим. пер.
[Закрыть]Думаешь, она знала больше, чем выдала?
– Да, я так думаю. Наверное, у нее был восемнадцатый размер. [27]27
Соответствует традиционному пятидесятому размеру в России. – Прим. пер.
[Закрыть]
– Домашняя.
– Прикована к постели. Возможно, униженная. Вполне может быть, что ей показан медицинский секс. Клизмы, орошение труб, все такое…
– Бе-е, – Эмма состроила рожу. – Семейный человек.
– Остались дети после развода, ему нужна экономка.
– Артистичный.
– Ни разу не появлялся на людях.
– Спортивный.
– Редеющие рыжие волосы, потное красное лицо, жирные ноги, носит рубашки для регби.
– Счастливый и удачливый.
– Без работы.
– Спонтанный.
– Появляется у тебя перед дверью среди ночи. Боже, я ненавижу мужчин. Я их действительно ненавижу. Я действительно ненавижу их.
– Да нет же. Вот, послушай женские объявления. Вот, смотри: «Милая дама, бодрая и миниатюрная».
– Это просто. Она микроскопически мала, а лицо у нее – как у куницы.
– Живая.
– Худая, как палка, постоянно на грани истерики.
– Пухленькая. Здесь даже есть фотография.
– Покажи. Господи, она похожа на Гинденбурга. [28]28
Пауль фон Гииденбург (1847–1934) – немецкий военачальник и политик, обладатель мясистого лица и крупного тела. Политика Гинденбурга способствовала возрождению германского военного потенциала и восстановлению военной мощи Германии. – Прим. пер.
[Закрыть]Я и не знала, что «Хенниз» [29]29
Fisher Henney Naturals – американская компания, специализирующаяся на выпуске простой одежды из натуральных материалов для дома и спорта. – Прим. пер.
[Закрыть]делают такие большие топы. Ей надо крепить к себе одежду канатными растяжками. Не показывай мне больше ничего, это вгоняет меня в тоску.
Эмма перевернула газету последней страницей вверх и указала на объявление.
– Вот этот милый.
– Он модель, больше он ни о чем и не думает. Ты просто теряешь время. И вообще, гетеросексуальные мужчины не занимаются увлажнением лица. – Она выглянула в окно, изображения в котором искажал дождь, и увидела, как проходящая мимо женщина застряла каблуком в решетке водостока, упала на мостовую, и из ее белых пластиковых пакетов, как опухоли, показались мясо и фрукты. Никто не остановился, чтобы ей помочь.
– Я где-то читала, что одинокая женщина в возрасте за тридцать пять имеет больше шансов быть похищенной террористами, чем выйти замуж.
– Это не может быть правдой, – Эмма полезла в сумку в поисках незаконной сигареты. – Вот, скажем, Луизина мать вышла замуж в сорок лет.
– Разве ее как-то раз не угнали вместе с самолетом?
– О, да.
Мариса оглянулась на стены, заляпанные следами никотиновых облаков, и осуждающе фыркнула:
– Я не могу выпить больше двух пинт сидра на голодный желудок. Пошли к мексиканцам?
– Нет, я не ем в местах, где на женских туалетах висит табличка «Для сеньорит». Там можно подхватить сифилис, просто взяв бесплатную мятную конфетку со стойки бара.
– Скажи, а здесь есть хоть кто-нибудь, кто нравится тебе внешне?
– Что, мужчина?
– Нет, кашалот. Конечно, мужчина.
– Даже и не знаю.
– Сзади тебя. Не оборачивайся. Похож на врача. На такую шею можно повесить стетоскоп.
Эмма изогнулась на табурете и понимающе улыбнулась. У него были короткие темные волосы и тонкие бледные черты лица. Он медленно листал газету, спортивный раздел.
– Шею можно было бы и побрить. Обратная сторона ладоней волосатая, как у обезьяны. А руки слишком длинные. Странно, что он не ест банан, – она всегда искала недостатки в красивых мужчинах. Иначе они бы были чересчур безупречными. Она тихо выдохнула через нос, глядя, как он листает страницы.
– Иди, возьми сахар и заговори с ним, когда будешь возвращаться.
– Не могу. Я употребляю заменитель сахара. Сама иди.
– Но он такой красавчик, разве нет? – Ты просто забыла надеть линзы.
– Черт, он уходит. Пошли за ним.
– Зачем?
– Посмотрим, куда он идет. Где твой приключенческий дух?
– Я не называю бесцельную беготню под дождем за незнакомыми мужчинами приключениями. Я думала, мы пойдем есть. – Он уже влезал в потертую кожаную куртку и направлялся к двери.
– Пошли, быстро, мы его потеряем! – Мариса пошла первой. Она всегда была первой, с тех самых времен, когда им было соответственно девять и семь лет. Мариса разбивала дверцу буфета, полного фарфоровых чашек, а Эмма была скромницей, всегда стоявшей в последнем ряду хора. Мариса перебегала через улицы с оживленным движением, Эмма выжидала на островке безопасности посреди потока машин. У Марисы была улыбка, которая раскрывалась, как аккордеон, а Эмма все чего-то ожидала, сомкнув губы и опустив глаза. Мариса играла в ужасные игры, Эмма была ужасно честной. Мариса была полна дьявольской лжи, у Эммы было сердце ангела.
Они шли за ним на расстоянии в семь шагов, и отскочили, когда он остановился перед витриной магазина подарков. Затем они зашли внутрь, следуя за его широкой спиной.
– Все эти розовые купидоны и пастельные мишки нагоняют на меня тоску, – Мариса сняла с полки резиновое сердце с ленточками и сжала его, отчего игрушка издала такой звук, как будто в ней разбилось стекло. – Зачем вообще делать такие вещи?
– Это разбивающееся сердце, – прошептала Эмма. – Шутка.
– Убожество. Смотри, смотри! Похож на врача!
Он возник возле прилавка, держа покупку. Девушка-кассир в несколько листов розовой бумаги завернула игрушечного мишку и положила в пакет. Он выбрал открытку – глянцевое алое сердце, пронзенное стрелой, попросил ручку и вдумчиво вписал что-то в открытку.
– У него на сегодня уже запланировано жаркое свидание. Вот и конец твоей теории.
– Он смотрит на меня, – сказала Мариса, выглядывая из-за горки набитых опилками единорогов.
– О чем ты говоришь? Он просто купил подарок жене! – Эмме было стыдно за свое поведение. Мариса постоянно толкала ее туда, куда ей не хотелось идти. Мариса указала пальцем на выпуклое зеркало для слежения за покупателями, установленное в углу на потолке. Глаза врача мельком скользнули в ее направлении.
– Он, наверное, думает, что ты ненормальная – подглядываешь за ним из-за горы плюшевых игрушек. Ты не умеешь говорить театральным шепотом.
Уходя, он улыбнулся Марисе.
– Ты, разлучница! – прошипела Эмма.
Мариса прыгнула за ним через закрывающуюся дверь:
– Пошли, трусливая кошка!
Они шли по залитой дождем большой улице, состоявшей из серых луж и коричневых домов, проскальзывая под желтыми фонарями, которые только-только начали зажигаться. Мимо парикмахерской, мимо букмекеров, мимо мрачной сауны, мимо магазина, где продается домашняя птица и где Мариса заворачивала куриные грудки в оберточную бумагу, – в переулок, который вел к улице, на которой стояли жилые дома.
– У него длинные ноги, правда?
– И волосатые руки. Хватит, Мари. Я думала, мы пойдем есть. Я уже промокла.
– Ох, Эмма, ты человек или мышка? Завязывай пищать. Тебе не интересно узнать, куда он идет?
– Честно? Нет. Он, наверное, лет на пятнадцать старше тебя. Он смотрел просто потому… потому что все мужчины смотрят.
Они всегда смотрели на Марису. Их глаза скользили мимо нее, Эммы. Эмма смущалась. Мариса была смелой. Мариса нравилась мужчинам. На улице кто-то закричал, но потом крик перешел в визгливый смех и затих среди шума машин.
Он остановился возле ступеней стоящего на пригорке дома, некрасиво отделанного серым камнем, – мрачные и уродливые квартиры, которые вынудили бы любого агента по продаже недвижимости пустить в ход потоки лживых превосходных эпитетов. «Это неправильное место для него, – подумала Эмма. – Блестящие туфли, дорогая куртка, и что он только делает здесь, среди продавцов наркотиков? Не может быть, чтобы он здесь жил. Нет, что-то здесь не так».
Он открыл дверь из металлизированного стекла и медленно поднялся по ступенькам на первый этаж, затем снова показался на залитом дождем балконе, держа в правой руке связку ключей. Где-то с высоты лилась вода, и этот льющийся поток издавал такой скорбный звук, как будто шла панихида. Двери квартиры были выполнены в соответствующих району цветах. Он остановился перед первой дверью и наклонился над замком. Щелчок, поворот, и он исчез. Мариса стояла лицом к дому, глядя в дождь.
– Мариса, пошли, это странно и глупо.
– Он выйдет.
– Нет, не выйдет.
– Выйдет. Смотри. Он только что включил свет.
И тут Эмма поняла. Она поняла, что Мариса уже это делала. Они совершали часть тайного ритуала. Она посмотрела в хитрые глаза Марисы и увидела в них кое-что новое – ожидание, которого не видела раньше.
– Ты его знаешь, – сказала она растерянно. – Он ведь и правда врач, да?
– Конечно, я его знаю. Он женат, но ее сегодня нет дома, потому что сегодня четверг. На кону стоят большие бабки, – Мариса не могла оторвать взгляда от балкона. – Он проверяет, все ли чисто.
Через несколько секунд он снова появился на бетонной площадке и стоял, не двигаясь, спокойно глядя вниз на нее. Тогда Эмма поняла, что они любовники, – Мариса и этот волосатый человек, и когда она осознала это, какая-то доверительная часть их дружбы была уже разрушена навсегда.
– Я поднимаюсь.
– Не будь шлюхой, Мариса. Он может быть маньяком.
– Он просто мужчина. Его зовут Джон. Он был врачом моей матери, – Она заправила волосы под капюшон и направилась к металлизированной двери, которая была оставлена открытой специально для нее.
Эмма медлила в переулке, не в состоянии уйти и ненавидя себя за то, что стоит там. Она слышала, как Марисины туфли постукивают по цементным ступенькам – четкий звук говорил о том, что она поднимается. Она взглянула на балкон и услышала, как мягко щелкнули щеколды в квартире. После этого дверь закрылась, а свет уже не включали.
– Как ты можешь? – закричала она в залитую дождем темноту. – Сегодня же День святого Валентина! Как ты можешь?
Открытка выпала из его пакета и теперь лежала в канаве, блестя под грязной водой. Она аккуратно выудила ее и заглянула внутрь. «С любовью, Джон». Буквы размыло. Это могло быть написано кому угодно.
– …Ты ведь говорила, что это должна быть настоящая любовь. Мы же обе так думали.
Эмма стояла в глубокой тени одна. Всю ночь дождь падал на землю серебряными стрелами, и они проникали прямо в ее сердце.
