Текст книги "Далекие королевства"

Автор книги: Кристофер Банч

Соавторы: Аллан Коул
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

– Это, – тихо сказал Янош, – должно быть, их нам'и. Вожди айфора верят, что чем темнее кожа человека, тем больше покровительствуют ему боги. А поскольку все они в основном светлокожие, то черный среди них автоматически становится благородным человеком. Как только такой мужчина или женщина появляются, то такому человеку суждено быть правителем племени. Это поверие живет у них давно, с тех времен, когда, как они сами говорят, айфора еще были варварами. Они тогда победили все соперничающие племена и стали хозяевами пустыни. Оттуда и пошло их величие.

Я удивился, на мгновение забыв об опасности. Ничего подобного не рассказывал мне ни отец, ни другие купцы в их полувымышленных историях о стычках с кочевниками.

Черный человек поприветствовал Яноша, который поклонился. Я понял намек и сделал то же самое. Янош вытащил саблю, прижал ее ко лбу и отдал нам'и. Черный человек повторил жест и вернул оружие. Янош что-то сказал, указав на меня. Нам'и взял мою шпагу у охранника, сделал с ней то же, что и с саблей Яноша, и вернул мне. Мы еще раз раскланялись, и нам'и, отступив в сторону, кивком пригласил нас проследовать в лагерь.

– Теперь мы почетные гости айфора. И с этой минуты и до рассвета третьего дня мы их кровные братья. В течение этого времени нам будут предлагать самое лучшее, что у них есть, а если на нас нападет какой-нибудь враг, то они будут мстить ему так же, словно он напал на одного из них.

– А что случится, если мы задержимся здесь дольше чем на три дня?

– Эх-хе-хе, – сказал Янош, разведя руками в знак того, что случиться может все что угодно. – Тогда предстоят другие переговоры. Во всяком случае, они разрешат нам бежать, прежде чем начать преследование.

Нас провели в центр лагеря, туда, где горели костры. Земля была покрыта коврами, а сидеть и лежать можно было на грудах подушек. Кругом возвышались круглые шатры, сделанные из рыжих шкур какого-то животного. Вокруг самого большого костра разлеглись пятьдесят или шестьдесят мужчин и женщин. Я был представлен какому-то человеку, который поклонился мне как лучшему другу и приготовил мне сиденье. Он взмахнул рукой, и из мрака выступила девушка моложе меня на несколько лет. Человек что-то сказал ей, она захихикала и поклонилась мне. Затем девушка исчезла в одном из шатров и вернулась с широкогорлым кувшином. Я взял кувшин и посмотрел на Яноша в ожидании наставлений. Тот уже расположился среди подушек в обществе двух молодых женщин.

– Пей.

– А что это?

– Ты пей. А я тебе потом скажу. И пей основательно, иначе обидишь.

Я подчинился, и тут же в затылке у меня словно что-то взорвалось. Мир вокруг меня закружился. Желудок подпрыгнул, протестуя. Но каким-то образом жидкость удержалась внутри, и по внутренностям расплылось тепло, тепло перешло в жар, жар превратился в переливающуюся раскаленную радугу, и я подумал, что, если мне удастся усидеть, это будет чудом. Действие напитка оказалось мгновенным. Я свалился на подушки, и девушка забрала у меня кувшин.

– Глубинный напиток, – сказал Янош. – Перебродившее молоко их кобыл и перебродившая кровь коров. Затем все это смешано с цветками особого кустарника, выбранного знающим нам'и. Судя по крепости, им знакома перегонка. Так бы ты решил. На самом деле напиток свои качества приобретает всего лишь под воздействием заклинаний нам'и. Но мне так и не удалось заставить ни одного из них обучить меня этим заклинаниям, – сказал он. – Если бы я мог узнать это искусство, то в моих путешествиях, которые я хотел бы совершить, мне не понадобились бы ни деньги, ни солдаты, ни оружие.

Одна из двух женщин, обслуживающих Яноша, принесла ему такой же кувшин. Янош осушил его и бросил через плечо.

– Одно из величайших достоинств племени айфора – это его дочери. Несмотря на презрение к слабакам «болотистых земель», считалось большой удачей, если молодые девушки племени ненадолго становились куртизанками в городах. Они возвращались в племя нагруженные серебром, на которое покупалось богатое приданое из коз и лошадей, и они с большим почетом выходили замуж. И процветание их семейной жизни во многом зависело от успеха в выбранной ненадолго профессии. Такова судьба их женщин, если только в возрасте одного года предзнаменование не указывало стать ей главой племени или членом совета; в иных случаях женщин ждала обыкновенная судьба рожать детей и прислуживать в таборе мужчинам. Кстати, девушка, что рядом с тобой, – дочь человека, которого нам'и почтил честью принимать тебя в качестве гостя. И зовут ее Тепон.

Большинство ориссиан сочли бы женщин айфора глубоко безнравственными. Я же, то ли в силу глубинного напитка, то ли в силу того, что за стенами Ориссы можно было ожидать чего угодно, повернулся к девушке и улыбнулся ей. Она, осмелев, придвинулась ближе и чуть пошире распахнула халатик. Пахнуло розами и мускусом.

Тепон улыбнулась. Накрашенные губы, сладкое дыхание и остренькие зубки придавали ее облику нечто экзотическое. Я еще хлебнул глубинного напитка. Девушка заговорила со мной. Голос звучал мягко и мелодично. Я покачал головой. Я ничего не понимал.

– Она в восторге от цвета твоих волос. Он напоминает ей рассвет в пустыне, – перевел Янош.

Я пробормотал в ответ что-то несвязное. И тут только до меня дошел смысл всего происходящего.

– Янош, друг мой, а ведь айфора – тоже люди, не так ли?

– Разумеется.

– Тогда наше пребывание здесь в качестве гостей должно иметь свою цену. Вряд ли мы отделаемся цветом моих волос и твоим знанием их языка.

– Цена действительно есть, – начал было Янош, но тут поднялся какой-то мужчина и позвонил в искусно разукрашенный колокол. Зазвучала флейта, за ней другая, зазвенели цимбалы. Ритмично загрохотал огромный барабан. – А, – сказал Янош. – Теперь понял. Цена будет невысока.

Он поднялся, вытаскивая саблю из ножен. Одна из девушек при этом раздевала его, заинтересовавшись, что же у него под плащом. Он подбросил саблю в воздух и поймал за рукоять.

– Нет, – сказал он. – Мне нужна настоящая сабля, – и бросил этот клинок на землю. Он что-то громко выкрикнул на языке айфора и тут же поймал вылетевший из темноты громадный кривой ятаган. Янош начал его подбрасывать, на стали отражалось пламя костров, у меня в глазах зарябило. Поднялся нам'и и нараспев что-то забормотал. Не знаю, благодаря ли напитку, воображению ли, но я совершенно ясно понял историю, которую изображал своими движениями Янош, танцуя сначала медленно, а затем все быстрее. На нем теперь оставались только форменные панталоны. Это было сказание о великом воине, который, побежденный злыми духами и колдунами, был вынужден бежать в глубь пустыни, где нельзя было найти даже костей ишака. Там он бродил какое-то время. Там его пытались убить злые духи сухих солончаков – тут Янош изобразил несколько причудливых движений клинком, – но герой выиграл схватку с ними. Но, оставаясь в одиночестве, измученный, он был близок к смерти, и тут бог пустыни сжалился над ним. Рядом с Яношем задвигались две привечавшие его девушки, кожа которых, освещенная огнем, сияла, как шелк. Они игриво касались тела Яноша, извиваясь своими телами. Получив такую поддержку, он продолжил танец. Дух ветра накормил героя и понес его через пустынные пески к лагерю врагов. Внезапно Янош остался в танце один, сверкала сабля, словно сражаясь с невидимым недругом. И наконец воин восторжествовал, а враг мертвым пал у его ног. И все богатства соперника принадлежали теперь ему. Но воин отверг их. Он решил вернуться в пустыню. В объятия пустынного ветра.

Янош остановился, и стихло напевное бормотанье нам'и. И наступила тишина, в которой потрескивали лишь горящие ветви. Затем звякнули цимбалы, раз и другой. На лагерь налетел внезапный порыв ветра. Янош поклонился. Кому? Айфора? Ветру? Танцу? Я не понимал. К нему подошли две его женщины и взяли его за руки. И повели в шатер.

Моих губ опять коснулся кувшин. Я щедро отпил. И откинулся назад, привалившись к телу Тепон, и ее пальцы начали нежно ласкать меня. Мне показалось, наступил решающий момент для меня.

– Янош! – негромко окликнул я.

– Я слышу.

– Ты пойдешь со мной? К Далеким Королевствам?

Откуда-то послышался раскатистый смех.

– Ну конечно! Еще бы! А я уж думал, ты никогда и не спросишь.

А потом не осталось ничего, кроме Тепон, тишины, как по волшебству окружившей нас, нашего с нею одиночества, ее тела, отблесков костра неподалеку.

Проснулся я на рассвете. На мне из одежды был лишь плащ, обернутый вокруг пояса. Надо мной, склонившись в любопытстве, стоял козел. Я лежал на каменистой почве, солнце уже обжигало мою кожу. Голова Тепон покоилась на моем животе. Барабаны ночи колотились теперь в моей голове.

И я был полон решимости отправиться в Далекие Королевства.

Глава пятая
ВОСКРЕСИТЕЛИ

Моя сестра с грохотом ворвалась в тренировочный зал, расшнуровала кирасу и сбросила ее на пол.

– Если ты любишь меня, мой дорогой брат, – взмолилась Рали, – дай мне напиться, пока я не погибла от жажды.

Я поспешил к камину, где кипел приправленный специями пунш, снял щипцами кувшин и налил дымящегося ароматного напитка в бокал. Это был любимый напиток сестры. Она усмехнулась, когда я протягивал ей бокал.

– Какой заботливый брат, – сказала она. – И какой бескорыстный. Готов исполнить любой приказ сестры, не ожидая награды. – Она припала к напитку.

– Не дразни меня, Рали, – попросил я. – Я и так плохо сплю после нашего разговора на прошлой неделе.

– О, насчет того, как ты спишь, можешь мне не жаловаться, – со смехом сказала она. – Ты наверняка подливаешь своей подружке очередную порцию любовного напитка, и она всю ночь не дает тебе спать. – Сестра прошлась по залу, сбросила со своих длинных ног сандалии и устроилась на кушетке. – Разотри-ка мне ноги, – скомандовала она, – и три, пока не скажу – хватит.

Я бросился выполнять команду. Мне не терпелось узнать, на чьей же стороне сестра. Если она не за меня, то у меня мало шансов уговорить отца согласиться с предложенным Яношем планом отправиться на поиски Далеких Королевств. Если же она «за» и берет на себя задачу уговорить отца, то появляется надежда на то, что он благословит и финансирует мою первую самостоятельную экспедицию.

Рали вздохнула, пока я терпеливо массировал ее уставшие ноги, и выпила еще.

– Эта жизнь убьет меня, – сказала она. – Каждый день одно и то же. Каждое утро надо вскакивать и гонять на занятия моих женщин. До сумерек вожусь с бумагами, и только перед сном немного вина и жареного мяса в компании с Отарой. Сил едва хватает на то, чтобы ночью лишь немного поласкаться с Отарой. Она уже начинает оплакивать меня, как покойницу.

Отара не первый год была ее любовницей. Маленькая, заботливая женщина хрупкой красоты, она до безумия была влюблена в мою сестру, и если бы потребовалось, то отдала бы за нее и жизнь. Но не потому, что Рали была такой уж беззащитной. Сестра была высокой, мускулистой женщиной с узкими бедрами. Она была старше меня на десять лет и в боевом искусстве всегда меня превосходила. Стремительная в нападении, как волк, и гораздо более его опасная. Она с одинаковым мастерством владела саблей, дротиком и мощным роговым луком.

Но еще никто, даже по ошибке, не принимал ее за мужчину, а уж сама она и подавно не копировала мужское поведение. Обладая приятными формами и изящными движениями, она лишь в разговоре позволяла себе солдатскую простоту. Когда я был еще малышом и мне позволялось находиться в ее ванной, я помню, как был изумлен, увидев молочно-белую кожу там, куда не допускалось солнце. Там, где у меня потом выросли рыжие волосы, у нее они были бледно-желтыми. А глаза голубели цветом чистого моря.

– Как бы я хотела схватиться с кем-нибудь, чтобы разогнать кровь, – продолжала Рали, пока я растирал ее натруженные ноги. – Или совершить настоящий, а не тренировочный поход. Чтобы устрашить врага. Или осадить какой-нибудь город. – Она поднесла к полным губам бокал и еще отпила. – Но что-то мне не верится, что такое может случиться в недалеком будущем, – сказала она. – Магистрат боится отпускать нас далеко от Ориссы. Боится, что в наше отсутствие налетят орды варваров.

Рали была капитаном гвардии маранонок. В те времена это войско состояло из пятисот женщин-воинов, давших клятву любимому женскому божеству войны – Маранонии. Они отрекались от замужества, от материнства и остальных нормальных функций женщины, принятых в нашей культуре. Эти женщины-охранницы были отлично вымуштрованы и занимались охраной Ориссы. Хотя среди них лишь немногие всерьез ненавидели мужчин, но зато все в качестве сексуальных партнеров предпочитали женщин.

– Еще бокал пунша? – спросил я. – Или, может быть, хочешь поесть? А хочешь, отнесу тебя в ванную. И вообще, твой брат-подхалим готов выполнить любое желание своей сестры. Сестры столь же прекрасной, как и мудрой. Такой же мужественной, как и нежной. Такой же…

– Заткнись, пока меня не вырвало, – засмеялась сестра. – Ну хорошо, Амальрик. Твоя взяла.

Я уже не массировал ее ноги, а ласково их поглаживал.

– О, поведай мне, пророчица, – запричитал я. – Поведай, что на сердце у меня.

Рали хихикнула, но не над моей остротой, а оттого, что ей стало щекотно. Это местечко я отыскал у нее на ноге, еще когда был ребенком, а она была зеленым новобранцем.

Моя сестра была одним из немногих людей, с которыми я чувствовал себя совершенно непринужденно. Не было такого секрета, который бы я ей не доверил, не было такого проступка, который бы она мне не простила. Но она никогда не злоупотребляла этим доверием и не становилась назойливо любопытной. И всегда и во всем я доверял ее советам. Может быть, именно потому, что ее не было со мной последние месяцы, я ввязался в эту историю с Мелиной и слишком уж увлекся, чтобы прислушиваться к голосу разума. Когда же я наконец обратился к Рали, она сказала примерно то же самое, что и Янош. Она сказала, что происшедшее лишь сделает меня опытнее в житейских делах.

– Я не собираюсь уговаривать тебя не поступать так впредь и больше не грешить, – сказал она. – Но я бы хотела надеяться, что в следующий раз твои грехи не обойдутся тебе так дорого и… с такой оглаской. – Затем она впилась в меня своими голубыми глазами и спросила, что я намерен предпринять дальше.

– Пора сделать собственное открытие, – отвечал я. – И помочь отцу в его деле.

– Отличные слова, дорогой брат, – оказала она. – Но я сомневаюсь, что это действительно то, что ты хочешь. Уже некоторое время я замечаю в твоем поведении нечто, имеющее причины более глубокие, нежели просто юношеское безрассудство. И видимо, тебя не прельщает скучная жизнь торговца.

Только тут я понял, насколько проницательна моя сестра-воин. Наверное, я действительно сопротивлялся унылому будущему в обществе людей, озабоченных лишь наживой.

– Как ты угадала! – вскричал я. – Если бы я и хотел быть купцом, подобно отцу, то все же желал бы совершить нечто большее, чем просто продолжать семейное дело. Я хочу найти собственный путь, а не быть только сыном богатого человека, всем обязанным деяниям старших.

– И что же ты собираешься предпринять? Ты уже что-то придумал? – спросила она.

Я рассказал ей о Далеких Королевствах и о моем желании сделать их целью моего открытия. И еще я рассказал ей о Яноше. Она слушала внимательно и не высказывала своего мнения, пока я не закончил рассказ. Затем она сказала:

– Я не скажу ни нет, ни да. Во всяком случае, пока. Однако… Для начала я хотела побольше бы узнать о твоем новом друге, Яноше Серый Плащ. Только после этого я выскажусь окончательно.

Я понял, что наступило время серьезных решений. Несмотря на веселое настроение сестры, в глубине души я с мучительным нетерпением ожидал, что она скажет что-то очень важное. Сестра подтянула ноги на кушетку и села прямо.

– Принеси-ка мне, пожалуйста, еще выпить, – сказала она, – а я расскажу тебе, что узнала.

Я мгновенно выполнил ее просьбу и сел рядом, едва дыша.

– Ты уж прости меня, дорогой Амальрик, – сказала она, – что я к твоей затее отнеслась с подозрением. Прежде чем оценить твой замысел, я принялась разнюхивать, уж не относится ли твой друг к числу негодяев. – Поднятая рука прервала мой протест. – Ты должен признать, что компании, которые ты водил в последнее время, состояли из весьма подозрительных молодых людей и девиц. А все, что я знала о нем, это только то, что Янош – новый, хоть и самый лучший друг.

Я кивнул, признавая ее правоту.

– Для начала, – сказала она, – я перемолвилась с моими знакомыми из охраны магистрата. И пришла к заключению, что Янош не только блестящий солдат, но и умелый командир, настоящий лидер. – Я с облегчением перевел дыхание. – Но не торопись, – предостерегла меня Рали. – Все не так просто. Похоже, за то короткое время, что прослужил здесь капитан Серый Плащ, у него появилось немало врагов. Я, правда, думаю, что ему просто многие завидуют. К тому же его самоуверенное поведение злит многих из этих богатых сукиных сынов, которые руководят своими солдатами, не выходя из любимых таверн.

Я вмешался:

– Не забудь о его происхождении и о том сроке, что он отслужил у ликантиан.

– Это я все знаю, – ответила сестра. – Но странным образом эти факты не сильно свидетельствуют в его пользу. Мать Яноша, ориссианка, происходила из семейства Кетер. У нее была репутация упрямой, вспыльчивой и романтичной девицы. Отец Яноша был принцем из Костромы, изредка приезжавшим с торговыми миссиями в Ориссу, где и познакомился с юной дочерью семейства Кетер. Они влюбились друг в друга. В то время это было равносильно скандалу. Разноплеменные браки не поощрялись. Особенно после того, как мать Яноша, не считаясь с желанием семьи, сбежала с юным принцем. Похоже, они оба погибли. Хотя никто и не знает, при каких обстоятельствах.

Вот этим, наверное, и объяснялось нежелание Яноша рассказывать о родителях.

– Как он оказался на службе у ликантиан, – продолжала сестра, – я на самом деле не знаю. Хотя подозреваю, что после смерти своих родителей он просто остался без средств к существованию.

– Он очень беден, – сказал я. – Я уже понял, что он экономит на всем, лишь бы как-то содержать себя, служа в гвардии.

– Это точно, – сказала сестра. – И очевидно, свою службу он рассматривает как важное дело. Чтобы в дальнейшем, вращаясь в высших кругах, иметь возможность встретить людей, способствующих его карьере.

– И именно я стал таким человеком? – встревоженно спросил я.

Сестра похлопала меня по руке.

– Не торопись, пока я не договорила, – сказала она. – Может быть, он и беден, но не думаю, чтобы именно деньги были его целью.

– Да он и сам об этом говорил, – сказал я, уже сожалея, что мгновение назад усомнился в своем друге.

– И похоже, что с того самого времени, как он объявился в Ориссе, семейство Кетер, а вернее, то, что от семейства осталось, заволновалось. Они боятся, что он нанесет им визит и потребует какой-нибудь помощи. В которой, разумеется, ему будет отказано. Считается, что у него нет никаких прав, поскольку не осталось прямых родственников по материнской линии. Отец его матери умер, не выдержав позора, когда его дочь сбежала с принцем варваров.

– Но ведь он же не обращался к Кетерам, не так ли? – спросил я.

– Не обращался. Правда, он обратился к своему дяде. Но, к величайшему облегчению для того, очень вежливо дал понять, что в родственных узах не ищет материальных интересов.

– Это похоже на Яноша, – сказал я.

– Да. Его намерения честны. К сожалению, денег от намерений в его кошельке не прибавилось. – Рали допила и поставила бокал на стол. – Чтобы укрепиться в своем впечатлении, – продолжила она, – я нанесла визит ему самому.

Я вздрогнул и застыл в напряжении.

– И что же? – не выдержал я. Сестра рассмеялась:

– Я думаю, что твой друг сумасшедший и знать его – опасно.

Я нахмурился, озадаченный такими определениями и этим смехом.

– Особенно женщинам, – сказала она. – Он знает, как обращаться с женщиной и как угодить ее уму, а не внешности. Он не отводит глаз и каждое слово взвешивает, словно оно – драгоценность. Мы прекрасно поболтали. И в конце разговора он дал мне понять – весьма изысканным и вежливым путем, – что ничего бы так не желал, как оказаться со мною в постели!

– Что? – чуть не заорал я, рассердившись на Яноша, который осмелился оскорбить мою сестру.

Рали еще сильнее рассмеялась.

– Ох, ты бы посмотрел на выражение своего лица. Да еще с этими твоими волосами ты мог бы освещать площадь в безлунную ночь. Но к чему столько страсти? Особенно когда никакой необходимости в твоем покровительстве нет. Я же сказала, что все было очень благородно, лишь намек был сделан. Очень легкий намек. И должна тебя уверить, что, если бы я решилась лечь в постель с мужчиной – о чем и думать-то противно, – у твоего друга было бы немало шансов. Он невероятно привлекателен. Если бы еще не этот шрам, он был бы просто красавец.

Я обрадовался:

– Итак, Янош тебе понравился?

– Еще бы, конечно. Он хороший воин. Грамотный. И я не сомневаюсь, что он сделает все, лишь бы вы в целости и невредимости вернулись после ваших открытий.

– А что ты скажешь о самом плане? – спросил я. – Ведь мы же собираемся отыскать Далекие Королевства.

– Я полагаю это безумием, – заявила сестра, вновь обретая серьезность. – Но в то же время я думаю, что если ты не отправишься туда, то потом будешь сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Она наклонилась ко мне, словно собираясь сказать нечто важное:

– А вообще, Амальрик, я завидую тебе. Я завидую и потому зла на всех мужчин. Ведь еще девочкой я мечтала о таких вот приключениях. Но быстро поняла, что еще с рождения я раба своего пола. И обречена рожать детей от какой-нибудь свиньи в мужском обличье, который будет командовать мною всю жизнь. Я могла бы стать и любовницей, с желаниями которой считаются, да только и это один черт. Поскольку даже это не по мне. Ведь я дочь благородного семейства. Слава богам, я родилась со склонностью всех Антеро в крови к занятиям атлетикой и у меня были понимающие отец с матерью, которые не возражали против моего поступления на службу в гвардию маранонок. И поверь, я предпочитаю эту мою скуку любой другой, которые предлагает моим сестрам этот город.

– Так ты поможешь протолкнуть этот план? – спросил я.

– Помогу. Но по причине более глубокой, чем потакание страсти юности к приключениям. Ведь в случае твоего успеха расцветет все семейство Антеро. И тогда мы сможем покончить со всеми слухами, выходящими по нашему адресу из Совета воскресителей. Конечно, Халаба не вернешь. Но, по крайней мере, он упокоится в мире.

– Мне показалось, что однажды вечером я видел его призрак в таверне, – сказал я. – Тем вечером, когда я познакомился с Яношем. И Халаб улыбался мне. И, ободряя, поднял вверх большой палец.

– Какое предзнаменование! – сказала сестра. – Должно быть, призрак Халаба предвидит, что должно произойти.

Наступила долгая тишина. Так случалось всегда, когда упоминали имя Халаба. Ему не повезло, что пути нашего семейства и воскресителей пересеклись. Ему не повезло, что он родился сам с талантом воскресителя. Еще ребенком он предсказывал нежелательные беременности нашим горничным, и это оказывалось правдой. Он заранее знал о смерти нашей матушки, и за шесть месяцев до того, как это произошло, он просто перестал с кем-либо разговаривать.

Я запомнил лишь несколько фокусов, которые он демонстрировал, чтобы развлечь или успокоить меня. У меня был любимый хорек, которого я повсюду таскал с собой. Он жил и кормился у меня в кармане, а ночью спал рядом со мной на подушке. Однажды мой любимец заболел и умер. Это случилось вскоре после смерти моей матери, и второй такой удар был просто ужасен для ребенка моих лет. Я погрузился в такую тоску, что чуть не умер от лихорадки. Халаб же выкопал хорька из могилы в саду, где я его похоронил. Я помню, как он бормотал воскрешающие заклинания, сидя у моей постели, и при этом крошечное тельце животного свешивалось в его руках над голубым дымом, струящимся из медной чаши. Я запомнил и отвратительный запах горящей плоти. Халаб бросил в огонь какой-то порошок, и внезапно отвратительная вонь сменилась удивительным ароматом. Затем он дунул на животное и покрутил его за хвост.

Он положил хорька мне на грудь и поместил мою ладонь сверху, на холодное тельце.

– Подуй на него, Амальрик, – сказал он так ласково, что этот голос я слышу и сейчас. Я подул. И ощутил, как холод сменяется теплом. Затем тельце шевельнулось. Пискнуло. И носик зверька стал тыкаться в мои пальцы. Увидев, как засверкали ожившие глазки-бусинки и ко мне приблизилась его усатая мордочка, я заорал от радости. Через час от моей хвори и следа не осталось. А через неделю я скакал так же весело, как и раньше, и в кармане сидел мой хорек.

И сейчас, когда я вспоминаю те дни, я и радуюсь и горюю одновременно. Мы все любили моего брата и с благоговением относились к его дару. Теперь я понимаю, что для отца этот его дар был источником тревоги. Мой брат собирался стать воскресителем. Халаб всей душой стремился к тем знаниям, которые могли дать ему они. Но его желание овладеть их могуществом шло вразрез с политическим положением того времени. Мой брат, будучи идеалистом и романтиком, полагал, что его дар принесет пользу жителям Ориссы. Он мечтал об исцелении больных и об облегчении участи обездоленных и порабощенных.

Совет же воскресителей был озабочен лишь усилением собственного влияния в Ориссе. Ни магистрат, ни одно семейство, независимо от его положения и древности рода, не должны были ничего предпринимать без благословения Совета. Ни один купец, ремесленник или владелец лавки, ни одна проститутка не могли заниматься своей деятельностью, не выплатив положенную десятину. Мой брат в своих стремлениях был честен и открыт. С великой неохотой воскресители принимали его в свое сообщество. И испытывали его, как рассказывала сестра, с большей тщательностью, чем любого другого. Они вели себя с ним так, словно он был сомнительного происхождения или вообще незаконнорожденный.

И воскресители отвергли его, заявив, что он не выдержал экзамена. Но Халаба это не обескуражило. Он потребовал проведения дополнительного испытания: судом божьим. Мне рассказывали, как гудел весь город, когда настал день испытания. Мой брат отверг приговор Совета и обратился за суждением напрямую к богам. Подробности испытания были неизвестны, но все знали, что в случае провала испытуемого ждала смерть. В тот день он вошел в храм – и не вернулся. Воскресители распустили слух, что он умер. Но не выдали тела, чтобы оно было захоронено по религиозному обряду. Не свершалось никаких служб, дабы облегчить ему переход в мир иной. Поэтому призрак Халаба был обречен на вечное скитание между жизнью и тем, что следует за нею.

Такой высокой ценой мы заплатили за мечты Халаба. Братья мои частенько сожалели об этом в семейном кругу. Но, будучи людьми кроткими, они старались на людях не портить отношений с воскресителями. Да и отец никогда ни с кем не обсуждал эту тему. Не из-за себя, а из-за чести семьи и будущих поколений. Но я наверняка знал, что он ненавидит воскресителей. И эту ненависть вместе с ним разделяли моя сестра и я.

Рали заерзала на кушетке. Она улыбнулась мне, но я понимал, что ее мысли сейчас бродят теми же мрачными лесами, что и мои.

– Дай мне неделю срока, – сказала она. – Ты знаешь, как отец любит меня. Но даже мне необходимо подготовить отца, чтобы он отнесся с вниманием к просьбе дочери.

– И не забудь захватить с собой Отару, когда отправишься к нему разговаривать, – посоветовал я. – Он всегда рад ее компании.

– Обязательно захвачу. Но ты, дорогой братец, должен мне обещать одну вещь, – сказала она.

– Все, что хочешь. Назови гору, и я вскарабкаюсь на нее. Или пустыню, которую я бы пересек. Сокровище, которое я украду.

– Пообещай, что не будешь вмешиваться.

– Вот это уже труднее, – сказал я. – Но я постараюсь… Обещаю.

– Я не склонен одобрить подобную экспедицию, – сказал отец.

Его слова застали меня врасплох. Рали проделала надлежащую подготовительную работу, и я был уверен в его одобрении.

– Но прошу тебя, отец, – взмолился я. – Наверняка уже в моей жизни мне никогда не представится такая возможность. Прошу тебя, благослови меня. Ты должен.

– Нет ничего такого, что я должен был бы делать, – ответил отец. – Разве что выплачивать десятину Совету воскресителей, налог магистрату и милостыню нуждающемуся, чтобы мой переход в мир иной оказался легким и безболезненным. Только это я должен. Благословлять же дурацкое путешествие сумасбродного юноши, к счастью, совершенно не входит в мои обязанности.

– Прости меня за такие слова, отец, – сказал я, потупившись. – Но прошу тебя, ради всех богов, скажи, как мне убедить тебя? Или ты считаешь саму цель путешествия ничтожной? Или сомневаешься в существовании Далеких Королевств?

Отец лишь посмотрел на меня. Не сердито, не строго, а всего лишь устало. Да и ни к чему ему были слова. Я понимал, что в то время отец был уже стар, хотя сейчас я уже намного старше, чем был он в тот день. Волосы его уже поседели, и они были прилизаны на голове, подражая форме шлема, как было модно во времена его молодости. Небольшая бородка тоже поседела. Лицо покрылось морщинами. Все многочисленные путешествия, бури и лишения наложили на него свой отпечаток. Его крупные руки покрыли старческие пятна. Теперь-то я понимаю, что только с точки зрения моего собственного юного возраста он мне казался таким старым, легендарный Пафос Карима Антеро – патриарх нашей семьи. И потому отец казался мне таким же мудрым. Наверное, я взирал на него немного как на бога. Когда он так молча посмотрел на меня, сердце мое упало вниз, и я ощутил себя маленьким и жалким. Потому что я понял, что не внушаю ему доверия. И что я сам – причина неодобрения путешествия к Далеким Королевствам.

В комнате наступила тишина, прерываемая лишь треском горящих поленьев в камине позади письменного стола отца, не по погоде мерзнувшего, как все старики. И тут я понял, что мне надо сказать.

– Я понимаю, что мое поведение вызывало твое сильное неодобрение, отец, – сказал я наконец. – Мое поведение было непростительным. И если я скажу, что глубоко и искренне раскаиваюсь, это будет слабым искуплением за мои грехи. Нет прощения, как бы унизительно я ни выпрашивал его, чтобы перевесить чашу в мою пользу.

Отец продолжал смотреть неотрывно и испытующе.

– Разумеется, нынешняя моя просьба похожа на внезапный юношеский порыв. И с точки зрения совершенных проступков я бы и сам воспротивился моему плану, если был бы отцом такого сына. Но я прошу тебя, мой господин, заглянуть в мое сердце и увидеть лежащую там правду. У меня нет иных желаний, кроме желания доставить тебе радость. И отбросить в сторону все сомнения по поводу моего будущего. И быть достойным имени Антеро, чтобы отец мог с гордостью говорить обо мне.