Текст книги "Дочь кузнеца"

Автор книги: Кристина Стайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

3

До рассвета было еще далеко, но Ниун спешил покинуть селение, где его пытались так коварно обмануть. На чистом небе ярко светила полная луна, и ее света вполне хватало опытному воину и охотнику, чтобы не сбиться с дороги. Он решительно ступил в густой лес, постояв немного, прислушиваясь к ночным шорохам и, не уловив никакой опасности, зашагал по направлению к югу.

Весна в этом году не спешила в Киммерию, и под ногами путника тихо похрустывал наст. Снег уже начинал подтаивать днем под лучами теплого солнца, но ночью, когда становилось заметно холоднее, снова подмерзал, покрываясь тонкой, непрочной корочкой. Идти было легко, и постепенно злость и досада, выгнавшие Ниуна из теплого дома, начала утихать. Он криво усмехнулся, вспомнив, как неожиданно скрипнула половица, и вдруг расхохотался, представив маленького сутулого меховщика, который, отвесив тяжелую челюсть, подслушивал под дверью в надежде, что неожиданный гость наутро станет долгожданным родственником. Отсмеявшись, киммериец покачал головой и дал себе слово впредь быть осторожнее с очаровательными девушками, которые без стеснения заходят ночью в комнату к молодому мужчине. Так недолго и свободу потерять!

Нет, Ниун вовсе не собирался прожить всю жизнь бобылем, но, помня, какими нежными взглядами порой обменивались его родители, мечтал встретить такую женщину, которая заставит гулко забиться его горячее сердце. Он искренне верил, что, когда увидит ее, внутренний голов подскажет ему: Она! За свою еще не очень долгую жизнь варвар видел разных девушек: и милых простушек, и замечательных красавиц, и тихих, безропотных, и гордых, своенравных. Все они были по-своему хороши, но ни одна не пробудила его внутренний голос, на который он так полагался. Однако Ниун не отчаивался, он был уверен, что его единственная где-то совсем недалеко, и рано или поздно их встреча состоится. У них будет дружная семья и обязательно много ребятишек – и сыновей, и дочек. Он обучит своих мальчиков всем тайнам дедовского ремесла, ибо сам непременно станет замечательным, знаменитым на всю округу кузнецом. Дочери будут помогать его жене хлопотать по хозяйству, готовить еду, шить одежду, прясть козью шерсть, ткать из нее полотно.

Ниун так размечтался, что даже не заметил, что ночь тихо подошла к концу и солнце поднялось над лесом, возвестив о начале нового дня. Киммериец замер, внимательно посмотрел по сторонам и прислушался. Совсем недалеко впереди висела узкая полоска тумана, которую колыхал прохладный утренний ветерок, а до ушей путника донесся еле уловимый плес воды. Где-то там, куда он направляется, была река, а возле нее, вполне возможно, расположилось какое-нибудь поселение. Прибавив шагу, он очутился на берегу неширокой, но очень быстрой лесной речки, совсем свободной ото льда. В пределах видимости не было ни одного дома, и путник решительно двинулся вдоль воды, не сомневаясь, что уже к вечеру ему посчастливится встретить людей. Ожидания не обманули его, и после короткого привала, во время которого Ниун слегка утолил голод подсохшей лепешкой и куском вяленого мяса (как жаль, что он не взял у меховщика никакой еды!), он довольно скоро увидел крыши деревянных домов и дым, поднимающийся над ними.

На окраине деревни, возле самой воды, на большой дубовой колоде сидел уже немолодой, но еще вполне крепкий мужчина и сосредоточенно долбил ее заточенным железным бруском. Увидев путника, мужчина оторвался от своего занятия и приветливо улыбнулся:

–　Откуда ты? Как тебя зовут?

–　Ниун. Иду с севера. Хочу отыскать кузнеца, который согласился бы взять меня в ученики.

–　Что ты, что ты! –　замахал руками его собеседник. –　У нашего кузнеца шесть сыновей. Его младшие, они примерно твоего возраста, даже подумывают, не подыскать ли им другое занятие. А может, ты пойдешь в ученики ко мне.

–　Чем ты занимаешься?

–　Я делаю лодки, –　ответил мастер. –　Меня зовут Вокнан. Сам понимаешь, живя возле реки, без лодок не обойтись. Да только вот семьи у меня нет. Жена уж две зимы как отправилась на Серые Равнины. Был сын, но уж не припомню когда погиб на охоте. Медведи у нас тут огромные, злобные... – Вокнан задумался, взгрустнув о своих родных, но быстро взял себя в руки и снова улыбнулся гостю: –　Да что ж мы стоим тут? Заходи ко мне в дом. А то я все один и один, поговорить даже не с кем. Соседи, правда, заглядывают, но с новым человеком побеседовать куда интереснее. Заодно и хозяйство мое посмотришь. Может, надумаешь остаться.

Успокоенный тем, что у Вокнана нет семьи, а значит, никакие соблазнительный ручки не будут посягать на его свободу, Ниун кивнул и отправился вслед за мастером. С первого взгляда становилось ясно, что старик и правда уже давно один. Его дом одновременно служил ему и жильем, и мастерской. В углу просторной комнаты стояло широкое ложе, возле него – стол с накрытой деревянной миской, – видимо, еда, – и короткая широкая лавка. Все остальное пространство занимали инструменты. Здесь были и топоры, и широкие ножи с тупыми концами, и такие же бруски, как тот, которым Вокнан работал на берегу, и тяжелые деревянные молотки. Посредине стоял большой точильный камень, а возле него лежало несколько точильных брусков.

–　Лодку, справную лодку, сделать совсем непросто, –　пояснил Вокнан гостю. –　Надо отыскать хорошее дерево, крепкое и ровное, и обязательно попросить Духов Леса, чтобы они разрешили его взять, а то лодка быстро сгниет. Но это только начало. Поваленное дерево должно высохнуть. Сохнет оно долго, и я в это время вырезаю для будущей лодки весла. На это обычно уходит зима. Весной я начинаю обрабатывать колоду. Сначала нужно придать ей подходящую форму. Это дело непростое и требует много времени. Хорошо, если успею до холодов. А если нет, приходится снова ждать тепла. И тогда начинается самое главное и самое трудное – наступает пора долбить колоду, чтобы из нее получилась настоящая лодка, легкая, прочная, с тонкими бортами. Приходится снимать дерево очень маленькими кусочками или тоненькими слоями, чтобы не повредить, не испортить дерево. А когда все сделано, предстоит еще обратится к Духам Воды, чтобы они позволили лодке плавать. Не договоришься с ними – считай, зря трудился...

Мастер, казалось, мог говорить о своем ремесле дни и ночи напролет. Гость вежливо слушал его, но взгляд Ниуна рассеяно блуждал по бревенчатым стенам, по закопченному потолку, все чаще останавливаясь на закрытой миске. Он устал и уже хотел есть, а хозяин, забыв обо всем на свете, все говорил и говорил, рассказывая, как любит ходить по лесу в поисках подходящего дерева, почему не всякая древесины годится для его дела, как надо затачивать долото (вот как, оказывается, назывался тот брусок в его руках), как правильно вырезать молоток, необходимый доя работы... вдруг Вокнан резко замолчал, а затем, ударив себя по лбу, воскликнул:

–　Совсем я заболтался! Да ты садись, вон лавка. Я сейчас покормлю тебя. Я недавно закончил лодку, и мне принесли и мяса, и рыбы, а соседка испекла свежих лепешек. Замечательно они у нее получаются. Перекусим, а ты мне расскажешь о себе.

Ниун кивнул, обрадованный, бросил на пол свой дорожный мешок, который, пока хозяин разглагольствовал, держал в руках, и тяжело опустился на деревянную скамью. Хозяин не обманул, и вскоре на столе появилась всевозможная снедь. Ниун, с удовольствием пережевывая свежайшую рыбу, запеченную на угольях, поведал Вокнану свою историю. Тот сочувственно кивал, не перебивая, а когда гость замолчал, спросил:

–　Может, все-таки останешься у меня? Мое ремесло ничуть не хуже кузнечного дела.

–　Не хуже. Но зов предков не заглушишь просто так, потому что он надоел. Им нельзя отказывать. Я не могу прекратить свои поиски.

–　Жаль. Очень жаль. Не буду тебя уговаривать. Но поживи у меня хотя бы пару дней. Тебе отдых, а мне радость.

Киммерийцу было жаль этого замечательного старика, и он согласился побыть немного в доме лодочника.

К вечеру того же дня, прослышав о чужаке, остановившемся у Вокнана, к старому мастеру зашли двое младших сыновей местного кузнеца. Увидев их, Ниун решил, что зрение изменило ему, настолько эти статные мускулистые юноши походили друг на друга: одинаковый рост, одной ширины могучие плечи, черные волосы, ослепительно голубые глаза. Высокие лбы и длинные носы братьев говорили о том, что в их жилах текла кровь туногов и райдов. Эти племена всегда желе по соседству, и мужчины райдов нередко заглядывались на женщин туногов. Даже голоса поздних гостей были похожи. И имена.

–　Рулан и Релан.

Лодочник был неправ, утверждая, что они одного возраста с Ниуном. Юноши пережили вряд ли более восемнадцати зим и совсем немного успели повидать на своем веку. Они очень боялись показаться северянину желторотыми юнцами, и потому, пока он рассказывал всякие истории о жизни своей деревни, о битвах с ванирами и охоте на диких зверей, оба сурово хмурили брови, с важным видом кивали и изредка вставляли короткие замечания, казавшиеся им многозначительными. Несмотря на все их старания Ниун время от времени посматривал на них с отеческой снисходительностью. Услышав, что он скоро отправится дальше, на поиски кузнеца, который возьмет его в учение, юноши попросились с ним. Ниун задумался, а потом осторожно, не желая обидеть юношей, сказал:

–　Я не знаю, что меня ждет в пути. Будет он легким или опасным – то ведомо лишь Богам. Как я могу брать попутчиков, если едва знаком с ними?

–　Испытай нас! –　вскричал Рулан и сам устыдился своей горячности.

–　Как?

–　В наших лесах, совсем неподалеку, за рекой обитает свирепый медведь. От его клыков погибли уже несколько человек, –　пояснил Релан. –　Ты опытный охотник, в нашем селении таких нет. Давай отправимся все вместе к его берлоге. И нас в деле испытаешь, и всем поможешь, если сумеем завалить кровожадную тварь.

–　Пожалуй, можно бы попробовать. Но у меня с собой лишь меня да лук со стрелами. А на медведя нужны рогатины и копья.

–　О чем ты говоришь! –　тут же отозвался Рулан. –　У отца есть рогатины, а наконечники для копий никто не делает лучше его. Он с удовольствием даст нам все необходимое.

На то и порешили. Договорившись, что завтра же и отправятся на охоту, Ниун и братья-близнецы попрощались. Рулан и Релан пошли разговаривать с отцом, а варвар начал устраиваться на ночлег.

Утро выдалось ясным и слегка морозным, но холодный воздух не обжигал легкие, а лишь приятно бодрил охотников. Они быстро переправились на другой берег на прекрасной легкой лодке, которой было очень просто управлять, и вступили в глухой лес, заваленный буреломом. Старые толстые, уже подгнившие стволы густо переплетались с тонкими, хрупкими, совсем сухими ветками более молодых деревьев и кустарников. Порой завалы были столь велики, как будто Лесные Духи сложили здесь доя себя поленницу. Однако бурелом оказался вполне преодолимым, и вскоре охотники вышли на узкую тропку, вилявшую между поваленными деревьями. Когда-то сильный ветер выдернул их из земли вместе с корнями, и они подняли огромные пласты земли, словно выстроили высокую бугристую стену. На первый взгляд стена выглядела сплошной, но когда Ниун проследил за рукой Рулана, то увидел, что в одном месте земля осыпалась и образовала довольно обширный пролом.

Пробравшись через этот лаз, Ниун увидел высокий сугроб, а на нем – темное пятно, пожелтевшее от смрадного дыхания зверя.

–　Надо его спугнуть, –　шепотом пояснил он братьям.

Оба согласно кивнули, а затем Релан предложил:

–　Мы встанем здесь, а ты зайди с другой стороны и постарайся проткнуть сугроб копьем. Медведь выскочит прямо на нас, тут-то мы с ним и разделаемся.

–　Справитесь? – с сомнением посмотрел на юношей Ниун.

–　Если нет, то на что мы вообще годимся? – резонно ответил Релан.

Братья о чем-то посовещались между собой и приготовили рогатину, чтобы достойно встретить хищника: "рога" – к сугробу, а противоположный конец – поглубже в снег. Рулан держал рогатину, чтобы она не опрокинулась в самый неподходящий момент, а Релан взял тяжелое копье с длинным и острым металлическим наконечником. Оба замерли.

Ниун обогнул сугроб, примерился и изо всех сил воткнул длинное копье в рыхлый снег. Ожиданию, казалось, не будет конца, но вот из-под снега, донеслось глухое рычание разбуженного зверя, быстро перераставшее в дикий свирепый рев. Сугроб заходил ходуном, и Ниун понял, что ему пора присоединиться к братьям. Кто знает, как поведут себя эти юнцы, оказавшись один на один со злобным голодным медведем?

Вдруг снег начал быстро осыпаться, и прямо над головой варвара показалась оскаленная медвежья морда. С желтых клыков длинной не менее пальца крупными хлопьями падала пена, стекавшая по бледно-розовому языку. Охотник замахнулся, но зверь, испугавшись спросонья, отпрянул.

Неожиданно оттуда, где стояли Рулан и Релан, донесся пронзительный крик. Сжимая в кулаке тяжелое оружие, Ниун ринулся к братьям. Открывшаяся картина ужаснула его: на истоптанном окровавленном снегу выделялась косматая бурая туша, отчаянно молотившая лапами, а из-под нее торчали ноги Рулана. Побледневший от страха или от ярости – кто разберет? – Релан изо всех сил вонзал в хищника копье, вытаскивая его и снова вонзал. Медведь, похоже, не замечал ничего, кроме своей жертвы.

Ниун в два прыжка очутился возле зверя и, повинуясь природному чутью, нанес один-единственный резкий удар. Медведь рванулся назад, и древко копья с громким треском переломилось. Зверь изумленно посмотрел на обломок и, совсем как человек, ухватился за него палами. Постояв в оцепенении, он вдруг рухнул навзничь. Ниун бросился к нему, выхватывая на ходу большой охотничий нож, и. подбежав к поверженому медведя, одним быстрым движением перерезал тому глотку. Кровь хлынула на снег, хищник последний раз дернулся и затих.

Релан хлопотал возле брата, вытирая ему лицо пригоршнями чистого снега. Рулан вдруг открыл глаза, слабо улыбнулся и спросил:

–　Добили гадину?

–　Добили, добили, –　успокоил его Ниун. –　Лежи спокойно. Сейчас сделаем носился и доставим тебя домой. Ничего страшного. Скоро встанешь на ноги.

–　Так ты возьмешь нас с собой?

–　Молчи, тебе надо беречь силы.

–　Возьмешь?

–　Вот упрямец! Возьму.

Рулан удовлетворенно вздохнул и мгновенно погрузился в глубокий сон.

4

Ниун никогда не нарушал данного слова. Недаром говорили: «Киммериец никогда не сделает то, что ему приказывают, но всегда выполнит то, что обещал». И не его вина, что он не смог выполнить до конца обещание, данное Рулану. Раны юноши оказались, хоть и не опасными для жизни, но все же достаточно серьезными, чтобы тот еще долго не мог покинуть дом. Лекарь, который, по счастью, жил неподалеку, осмотрел его и заявил, что выздоровление будет долгим и вряд ли Рулан сможет ходить на большие расстояния прежде, чем листва на деревьях сменит цвет с зеленого на желтый и начнет падать на землю.

Так долго Ниун ждать не мог, и поэтому тронулся в путь, взяв с собой лишь одного из братьев, Релана. Идти вдвоем оказалось намного легче и веселее, и за два дня путники продвинулись довольно далеко на юг. Чем дольше они шли, тем сильнее чувствовалось приближение весны. Пару раз Ниун с Реланом попали под сильнейший дождь, который почти смыл остатки снега, еще серевшие под корнями деревьев с развесистыми кронами и в густых низких кустарниках, словно слизнул их длинным влажным языком. На открывшейся черной земле начали пробиваться первые робкие цветы, мхи, умытые живительной влагой, заиграли радостной зеленью, все чаще и чаще слышалось щебетание птиц, которые принялась вить гнезда, почки на лиственных деревьях набухли, и в лесу запахло свежестью и теплом.

Еще одни день подошел к концу, и путники, увидев могучий дуб, корни которого высоко поднялись из земли и образовали некое подобие пещеры, решили остановиться тут и заночевать. Разожгли невысокий костер, развязали дорожные мешки и вынули снедь. Припасов оказалось не так уж и много, и Релан, тщательно пережевывая спинку вяленой рыбы, задумчиво проговорил:

–　Сейчас бы кусок свежего, слегка обжаренного на костре мяса...

–　Почему бы и нет? –　живо откликнулся его спутник. –　Ты видел неподалеку олений помет? На рассвете можем выследить того, кто его оставил, и поедим вволю, и с собой возьмем.

На то и порешили. Ночная мгла еще не успела полностью рассеяться, как путники были уже на ногах, готовые выйти на охоту. Оба уже имели достаточный опыт, и им не надо было объяснять, что и как делать. Пристально вглядываясь во влажную лесную почву, они довольно быстро обнаружили свежие следы животного, однако Ниун, покачав головой, сказал:

–　Видишь, копыто широкое, тупое. Это самка. Ни один уважающий себя охотник не тронет ее весной. Ей надо растить детей. Но где-то недалеко должен быть и самец. Пошли.

След самца обнаружился скоро, и охотники, затаив дыхание, ступая почти неслышно, двинулись за лесным красавцем.

–　Смотри, –　шепотом остановил Ниуна Релан. –　Ветка сломана. И еще покачивается. Олень был здесь совсем недавно.

Ниун нагнулся, сорвал кусочек совершенно сухого мха, подбросил его в воздух и проследил, куда он полетит. Затем удовлетворенно кивнул:

–　Ветер дует в нашу сторону, значит, зверь не может нас учуять. Приготовь стрелы. Он должен быть где-то совсем близко. – Неожиданно впереди раздался громкий треск, который начал быстро удаляться.

–　Отродья Нергала! Пьяные псы! –　сквозь зубы выругался Ниун и, повернувшись к своему спутнику, пояснил: –　Похоже, кто-то еще решил поохотиться на нашего оленя, но только спугнул его. Придется пока забыть о куске свежего мяса.

–　Давай пойдем к этому горе-охотнику. Таких олухов надо наказывать, – разгорячился Релан.

–　Не спеши. Мы о нем знаем, а он о нас нет. Лучше сначала присмотреться. Может быть, там и не охотник вовсе.

Оба замолчали, прислушиваясь к лесным голосам. Стояла тишина. Даже птицы перестали петь, и это насторожило Ниуна: кто-то их потревожил, и они затаились. Значит, надо быть осторожными.

–　Сейчас вернемся к месту нашей стоянки, – сказал он своему спутнику. – Соберем вещи, а потом постараемся выяснить, кто это бродит по лесу, как хозяин. Похоже, селений поблизости нет, и вряд ли это охотники зашли так далеко.

–　Ты слишком недоверчив.

–　В чужом месте ничего не бывает слишком, а уж осторожность и вовсе никогда не вредит. Не обижайся, но ты еще молод и, наверное, не знаешь, что такое ванирские набеги.

–　Я слышал о них, но к нам эти собаки еще ни разу не попадали.

–　Тебе повезло. А мне приходилось с ними сталкиваться. И не раз. Рыжие шакалы лишили меня и отца, и матери.

–　Твоя мать тоже погибла?

–　Нет, они украли ее, когда я был совсем мальчишкой. Тогда из нашего селения пропали несколько самых красивых женщин. Эти ледяные крысы часто охотятся на наших женщин, и время от времени уходят с богатой добычей.

Ниун надолго замолчал, вновь переживая события того ужасного дня. Было ласковое летнее утро, и ничто не предвещало беды. Ваниры налетели неожиданно, словно свалились с гор, как лавина или как камнепад. Их было так много, что, казалось, все мужчины Ванахейма пошли в поход на маленькое киммерийское селение. Они не грабили. Они несли с собой смерть. Много хороших воинов полегло тогда, но и стариков и детей не пощадили кровожадные враги. Только женщин не трогали они. Захватчики ловили несчастных на бегу, взваливали на плечи, как мешки, и тут же молниеносно исчезали. Их прикрывали сильные и беспощадные воины. Никто даже не успел толком понять, что происходит, как набег закончился. Никогда еще киммерийцы не переживали такого сокрушительного поражения. Даже старейшины не могли припомнить случая, когда племя не успело бы послать соседям Окровавленное Копье.

Этот древний обычай знаком каждому киммерийцу чуть ли не с рождения. Если племя нуждается в помощи, вождь созывает другие племена, направляя к ним гонцов с копьями, вымазанными кровью. Если бой уже идет, то копье окунают в кровь врага, если же просто угроза слишком серьезная, то кровь жертвуют воины племени, посылающего зов. Так или иначе, но на этот зов откликаются все, забыв даже о внутренних распрях. Против собранного Окровавленным Копьем войска за всю историю Киммерии еще не устоял ни один враг.

Ниун сжал кулаки так, что хрустнули суставы. Он любил мать. Она была гордая, сильная, смелая, умела обращаться с мечом и кинжалом, но в то же время походила на доверчивого ребенка. В ее голосе, походке, жестах сквозило столько нежности, ласки, изящества, что порой она выглядела совершенно беспомощной, ее хотелось укрыть, защитить, окружить заботой. Что с ней теперь? Ниун нисколько не сомневался, что она ни за что не согласилась бы разделить ложе с немилым ей человеком, она скорее отправилась бы на Серые Равнины, прихватив с собой, если бы только смогла, и насильника. Но она была лучшей в селении мастерицей. Так что, скорее всего, ей сохранили жизнь, но, видимо, она вынуждена работать на жестокого хозяина и тихо умирает тоскуя о навсегда потерянных для нее родных краях и близких людях.

О, как ненавидел он своих врагов! И если только они снова отважились опоганить киммерийскую землю своими грязными ногами, они пожалеют о том дне, когда появились на свете.