Текст книги "Спящее зло"

Автор книги: Кристина Стайл

Соавторы: Патриция Селайнен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Луна вынырнула в разрыве между облаками и осветила бледное лицо. Человек вытащил что-то из-под плаща и отдал появившейся из темноты старухе. Руки его дрожали. Старая ведьма заковыляла к алтарю и положила на плиту, белую в лунном свете, черного ягненка. Достав откуда-то из складок одежды нож, ведьма перерезала ягненку глотку. Темная струйка побежала по желобку, выдолбленному в камне, и стала наполнять чашу, которую подставили скрюченные руки. Ведьма опустила палец в кровь и обсосала его, жадно причмокивая. Она поставила чашу на землю неподалеку и вернулась к жертвеннику. Костлявый когтистый палец заплясал в воздухе, и в темноте вспыхнули языки голубого пламени, которые стали жадно лизать жертвенник. Тушка ягненка вспыхнула, быстро обуглилась и рассыпалась пеплом.

Ведьма захлопотала у плиты, натирая ее пеплом и что-то приказывая остолбеневшему от ужаса человеку. Тот покорно сбросил одежду и лег на плиту. Обмакивая палец в кровь, старуха смазала ею губы черноволосого, начертила знаки у него на лбу, на щеках, расписала кровавыми узорами все тело. Потом она поднесла чашу к губам, осушила ее одним глотком и начала безумный танец вокруг алтаря. Она притоптывала, кружилась, воздевала корявые руки к небу, призывая кого-то. Голубые искры загорелись и забегали на поверхности серых камней, окружавших жертвенник, начали стекаться к верхушке, а потом слились в светящиеся шары, которые оторвались от камней и поплыли к жертвеннику, чтобы соединиться над ним в полыхающую сферу.

Горящий шар стал сплющиваться, преображаясь в огромное яйцо, которое затем стало разматываться, как клубок. Обрывки мерцающих нитей образовали вихрь, который устремился к разрисованному знаками телу, обретая постепенно очертания волчьей морды. Сначала демон жадно слизывал кровь призрачным языком, потом его клыки вонзились в горло человека, стали рвать куски его плоти. Вихрь подхватил бесчувственное тело, поднял его над плитой и понес, как сухой листок, к самым верхушкам деревьев. Волк играл добычей, то отпуская ее и забавляясь ее падением, то подхватывая и снова вознося ввысь. Наконец, натешившись вволю, вихрь обволок собой тело, заключив его в голубой кокон, который плавно опустился обратно на каменную плиту. Когда свечение потухло, рассеялось, стало видно, что страшные рваные раны, нанесенные клыками демона, исчезли без следа. И хотя веки человека были плотно сомкнуты, грудь его ровно вздымалась. В правой руке он сжимал меч…

Высокий черноволосый человек стоял посреди длинного зала и в недоумении разглядывал свои руки. Они были красными. От кончиков пальцев и выше. И грудь его покрывали красные пятна, пятна крови. И одежду. Он ощупывал тело в поисках раны, из которой натекло столько крови. Но не находил ее. Он оторвал взгляд от своего тела и увидел меч, лежавший в темно-красной луже. И обезглавленный труп. Потом еще один, со вспоротым животом. Просторный зал напоминал поле уже отгремевшего боя. Груды мертвых тел. Вон там – дюжий детина с топором в руке, на лице его застыло изумление. А тот пытался спастись бегством, но кто-то настиг его и уложил ударом в спину. Человек осел на пол и обхватил руками голову…

Это было последнее, что удалось увидеть киммерийцу. Рука старика соскользнула, увлекая за собой его руку, и видения оборвались. Смуглое лицо вендийца побелело, на лбу проступили бисеринки пота. Встревоженный Конан потряс его руку:

– Мудрейший, ты не захворал?

К его великому облегчению, глаза Чиндары медленно открылись.

– Не беспокойся. Просто такие мысленные странствия отнимают много сил. И я не выношу вида крови.

– Да. Чего-чего, а крови там было достаточно, – беспечно отозвался варвар, которого, говоря по чести, трудно было удивить таким зрелищем. За свою короткую жизнь он успел навидаться мертвых.

– Теперь-то ты понял, глупый мальчишка, какую опасную игрушку таскаешь с собой?

– Теперь я понял, что ты умеешь не только рассказывать сказки, но и показывать их. Было очень занятно, клянусь бородой Крома!

– Так ты вообразил, что я…

– …Решил немного меня попугать. Ты великий колдун. Ловишь чужие мысли. Может, и сны умеешь насылать?

– Неужели я тебя не убедил, что твой меч – не творение рук человеческих? Что его, верно, ковали демоны?

– Да хоть бы и сам Нергал… Клинок-то получился знатный.

– Послушай, ничто в этом мире не дается даром. Рано или поздно Темные Силы потребуют плату. Странно, что этого до сих пор еще не случилось.

– Я уже расплатился сполна, когда тот скелет едва не задушил меня.

– Глупости. Если клинок до сих пор не проявил своих волшебных свойств, так это потому… – Старик неожиданно замолчал.

– Почему же? Я терпеть не могу всякого колдовства, но любопытно.

– Ладно, лучше тебе это узнать от меня, чтобы ты не стал искать ответа у какого-нибудь черного мага. В одной старинной рукописи я прочитал, что заколдованное оружие только тогда приобретает грозную силу, когда его обладатель с ним породнится.

– Породнится? Как это?

– Совершит колдовской обряд или жертвоприношение, а может, прочитает заклинание. Все зависит от того, какое заклятие наложено.

– И что же нужно делать с моим мечом?

– Не знаю. Да если б и знал, не сказал бы.

– Как так?

– Породнившись с этим мечом, ты породнишься со Злом. Оно пожрет тебя, как поглотило того, кто прежде владел им.

– А что такого страшного сотворил тот человек. Просто отомстил за себя. Я и сам побывал в его Шкуре. Знаю, что такое рабство.

– Вижу, что убеждать тебя бесполезно. Ты слепая игрушка в руках судьбы.

– Вот уж нет. Никто не может управлять мной. Я живу по своей воле. Это ты скован по рукам и ногам. Этого нельзя, того нельзя.

– А ты не подумал, что привело тебя в тот склеп? Случайно ли ты там оказался?

– Что, что… Бежал от волков…

– Волки в лесу, волк на знамени, на щите, на камне… Демон-волк. Эти люди считали волка своим предком, своим покровителем. Они сами были волками в человеческом облике.

– Оборотнями?

– Нет. Просто хищниками с каменными сердцами.

– А где ты видел других людей?

– Увы, в твоих словах много истины.

– То-то и оно. И лучше быть хищником, чем добычей.

– В этом мы с тобой не придем к согласию. Скажи лучше, ты заметил, что тот человек, хозяин меча, очень похож на тебя? Только глаза другие. Может, мать его принадлежала к твоему на роду? Это мне тоже не нравится.

– По твоим словам выходит, что я ему приглянулся, потому что похож на него, и он послал волков звать сородича в гости. Что же он тогда чуть не придушил меня?

– Не он тебя выбрал. Тебя избрало Спящее Зло. Оно искало нового хозяина. Бесстрашного, могучего и юного, у которого впереди долгая жизнь. И не обижайся – не слишком умного, такой душой легче овладеть. Обитатель склепа знал и решил остановить тебя любой ценой, пресечь путь Спящего Зла.

– Может, я глуп, но не настолько, чтобы путешествовать безоружным из-за того, что тебе везде мерещится Зло.

– Что ж, поступай как знаешь. Время уже позднее, а нам завтра предстоит долгий путь.

На следующий день они расстались, потому что вендиец направлялся на восток. Конан успел привязаться к беспокойному старику и прощался с ним не без сожаления. Чиндара уже отошел на несколько шагов, как вдруг вернулся чуть ли не бегом.

– Я забыл сказать тебе кое-что очень важное, – проговорил он, задыхаясь. – Если ты все же решишь избавиться от меча, не дари его, не продавай. Лучше зарой в землю или брось в воду. Кто знает, в какие руки он может попасть. И держись подальше от тех, кто сведущ в магии.

* * *

Уже второй день Конан опять шел по унылой степи один. Никакие увещевания старца не заставили варвара отказаться от намеченной цели. Его манил Шадизар, словно какая-то магическая сила влекла его туда. Жизнь вора, полная приключений, опасностей и всевозможных удовольствий, казалась юноше прекрасной. Ему хотелось испытать себя, доказать, что он не только смел, но также ловок и хитер. Время от времени Конан задумчиво улыбался, представляя, как тратит деньги растяпы-богача в шумном кабаке, пьет терпкое вино и гладит крутое бедро доступной и ласковой аппетитной красавицы. Она заливисто хохочет, запрокинув голову, и шелковые локоны, разжигая желание, щекочут сильную шею и мощные плечи удачливого вора. О боги! Что все премудрости мира по сравнению с такой полной радости жизнью! Пусть мудрость тешит стариков, а он, в ком силы играют и требуют выхода, не свернет с избранного пути.

Пейзаж постепенно менялся. Чем дальше путник продвигался на юг, тем больше появлялось деревьев с пышными кронами, все чаще попадались небольшие прозрачные ручейки, в которых журчала чистая холодная вода. Смерть от жажды и злого солнца уже не грозила ему, однако запас сухарей и вяленого мяса истощился, а такой добычи, что могла бы составить сносную трапезу, юноше пока не посчастливилось встретить, и пустой желудок все чаще и чаще напоминал о себе.

Конан внимательно посмотрел по сторонам, увидел неподалеку поблескивающую ниточку ручья, извивающуюся в ярко-зеленой траве, и решил присесть там ненадолго, чтобы перекусить. Устроившись поудобнее, он с явным удовольствием погрузил руки в холодную воду, зачерпнул полную пригоршню и плеснул себе в лицо обжигающую голубоватую влагу. Вода тонкими струйками потекла по лицу, шее, груди, взбадривая путника и снимая усталость. Юноша развязал свой тощий дорожный мешок, достал оттуда несколько сухарей и небольшой кусок жесткого сухого мяса. Эти припасы были последними. Конан взвесил на ладони свой скудный обед, криво усмехнулся и решительным жестом отправил еду в рот. Он старался жевать как можно медленней, чтобы растянуть удовольствие. Закончив трапезу несколькими глотками ледяной воды, Конан начал озираться по сторонам в надежде, что из травы появится хоть какой-нибудь любопытный зверек, которого можно будет отправить в желудок вслед за сухарями и жалким кусочком мяса. Но все было тихо, только по ветвям дерева, возле корней которого расположился путник, прыгала крошечная пичуга, столь щуплая, что на нее не позарился бы даже голодный кот. Глубоко вздохнув, юноша лег на спину, закинул руки за голову и, глядя в высокое небо, по которому медленно плыли облака причудливых форм, задумался и незаметно для себя задремал.

Тихое шуршание мгновенно разбудило Конана. Он резко сел и схватился за рукоять меча. Трава возле ручья едва заметно колыхалась, но не ветер был тому причиной. Зоркие глаза киммерийца заметили, как солнечный луч вспыхнул в траве, отразившись от чешуи плавно ползущей змеи. Тварь была, похоже, крупной, толщиной едва ли не с руку Конана. Варвар знал, что мясо змей не только съедобно, но и даже вкусно. Правда, о вкусе он сейчас совсем не думал, юноша готов был уже жевать кору дерева. В предвкушении столь близкого обеда рот киммерийца мгновенно наполнился голодной слюной, а пальцы сами по себе плотно сомкнулись на рукояти меча. Конан резко вскочил на ноги, и это оказалось его роковой ошибкой: змея молниеносно прыгнула, и острые ядовитые зубы глубоко впились в ногу варвара, пронзив его тело острой болью. Отбросив меч, юноша схватил гадину за голову и мощным рывком разжал сильные челюсти. Затем, вложив в одно движение все свои силы, разорвал твари пасть. Крупная плоская голова развалилась пополам, и из раны фонтаном забила яркая кровь. Змея еще шевелилась, когда Конан отбросил ее в сторону, но это были уже посмертные судороги.

Киммериец медленно опустился на траву, чувствуя, что быстро слабеет. На ноге, чуть ниже колена, зияли глубокие рваные раны, оставленные зубами толщиной примерно с палец. Края ран буквально на глазах краснели и опухали. Будь варвар хоть немного слабее, он уже лежал бы мертвым рядом с убитой змеей, но невероятно сильный организм упорно боролся со смертельным ядом. Недолго думая юноша схватил меч и решительно вырубил из раненой ноги большой кусок плоти, захватив и ту часть, до которой краснота и опухоль еще не успели доползти. От невыносимо резкой боли он на какое-то время потерял сознание и поэтому не видел, как клинок, обагрившийся его кровью, вспыхнул голубоватым пламенем, которое тут же погасло.

Конан довольно быстро пришел в себя. Нога нестерпимо болела, по всему телу волнами разливалась слабость, глаза застилал туман, голова кружилась. С большим трудом дотянулся варвар до своего дорожного мешка и, пошарив в нем рукой, извлек оттуда маленький пакетик, оставленный ему старцем. В пакетике лежали остатки целебной мази, которой Чиндара лечил раны юноши. Стараясь унять дрожь в руках, чтобы – да хранят от такой напасти Светлые Боги! – не уронить снадобье в песок, Конан достал мазь и аккуратно нанес ее на ногу. Боль тут же начала утихать, туман перед глазами рассеялся, и киммериец обрел способность трезво мыслить. Он внимательно осмотрел гадину, чуть не лишившую его жизни, вырезал из нее большой кусок и жадно впился в еще теплое мясо зубами. Оно оказалось на редкость нежным и вкусным, и варвар быстро утолил терзавший его голод. Запив обильную еду водой из ручья, Конан решил остаться тут и отдохнуть до утра, чтобы набраться сил, так как путь, по его предположениям, предстоял еще неблизкий.

Наутро путник проснулся бодрым, полным сил и решимости идти дальше. Рана на ноге не болела и не кровоточила. Конан собрался позавтракать, но… он спал так крепко, что не слышал, как ночью какие-то мелкие хищники начисто обглодали тело змеи. Теперь в густой зеленой траве лежал лишь длинный белый хребет. Лишенный завтрака юноша попил воды, тяжело вздохнул и тронулся в путь, надеясь по дороге поймать какую-нибудь живность.

Сначала он шел легко и быстро, но постепенно голод начал давать о себе знать, а никакой добычи как назло Конану не попадалось. Так прошел почти весь день, начало смеркаться, и тут зоркие глаза варвара различили на горизонте какие-то странные очертания. Шатры? Похоже. Какие-то животные… О боги! Да это же верблюды! И, кажется, костры… Уж не караван ли расположился на постой там, вдали?

Зрение не обмануло Конана. Это оказался караван, идущий из Ианты, столицы богатого Офира. На его землях находилось множество рудник ков, где в огромном количестве добывали чистейшее золото, которым вполне успешно торговали с другими государствами, щедро оплачивали наемников, а также покупали мир и благополучие на границах. Люди там жили сытно и богато, отличались добросердечием. Конечно, как и повсюду, там встречались и мошенники, и злодеи, и хитрецы, но в целом об офирцах шла слава людей мягких и миролюбивых.

Караван, который увидел Конан, вез в Шадизар золото. Он состоял из пятнадцати верблюдов и нескольких лошадей, однако лишь три верблюда везли огромные золотые слитки, остальные животные были нагружены шатрами, снаряжением, запасами провизии и воды, оружием. Купцы намеревались продать в Шадизаре золото и купить на вырученные деньги прекрасные вендийские ткани и ковры, драгоценные и полудрагоценные камни, изделия из металла и кожи, восточные пряности и много-много других товаров, которыми изобиловали шадизарские базары.

Естественно, такое огромное богатство надо было хорошо охранять, и поэтому караван сопровождала сотня вооруженных до зубов воинов.

Это были в основном наемники, возглавляемые офирцем Аримиумом. Тридцатипятилетний мужчина высокого роста, могучего телосложения, неглупый и незлобивый, искусно владел и мечом, и луком, однако был совершенно беспощаден к врагам, лентяям и трусам. Он не любил подчиняться кому бы то ни было и привык принимать решения сам, однако редко противоречил начальству в открытую, храня в душе мечту о более высоких должностях. Сейчас его начальником был глава каравана Ульфиус Кеда. Этот пятидесятилетний вельможа, заплывший жиром из-за своего безмерного аппетита и природной лени, столь же важный, сколь и хитрый и коварный, не вызывал у Аримиума добрых чувств, однако заслуженный воин держался с ним вежливо и ни разу не выказал неповиновения, хотя многие распоряжения Ульфиуса считал бессмысленными.

Караван расположился на отдых. Раскинули шатры, самый роскошный из которых, конечно же, занял Ульфиус Кеда, сняли тюки с животных, развели небольшие костры, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, выставили охрану. Путь каравана выдался на редкость спокойным, и поэтому охранники не слишком усердствовали на привалах, уже начиная забывать, когда в последний раз обнажали клинки.

Когда Конан возник в свете костра, возле которого удобно устроился Аримиум, военачальник тут же вскочил на ноги.

– Кто ты? Как ты тут очутился?

– Охрана у вас неважная. Эти слепцы даже не заметили меня.

– Секама! – позвал Аримиум воина, которого поставил во главе стражи.

Звеня доспехами, из темноты выбежал молодой человек и с изумлением уставился на варвара.

– Ты кто такой?

– Это я должен у тебя спросить, – нахмурился Аримиум. – Будешь наказан.

Секама бросил злобный взгляд на Конана, но возражать начальнику не стал и молча удалился. Аримиум повернулся к юноше:

– Так кто ты? И как тебе удалось обойти охрану?

– Я Конан. Киммериец. А такую нерадивую охрану может обойти даже ребенок.

Аримиум поморщился и сжал рукоять меча, висевшего у него на поясе, но промолчал, ожидая, что еще скажет этот юный оборванный нахал. Однако тот, видимо, считал, что ответил на все вопросы. Офирцу пришлось первым нарушить молчание:

– И чего же ты хочешь?

– Караван направляется в Шадизар?

– Да.

– Могу предложить вам свой клинок. В вашем отряде ведь есть наемники?

– А почему ты решил, что нам нужен еще кто-нибудь?

– Я неплохо владею мечом. Да и платы мне большой не надо. Я тоже иду в Шадизар.

На самом деле Конан согласился бы стать охранником только за еду, ибо его пустой желудок уже начал бунтовать, и за кусок хорошего мяса варвар был готов перерезать глотки десятку отчаянных смельчаков. Но гордость не позволяла просто попросить кусок хлеба, а кроме того, он не хотел дальше идти один. Он пережил уже немало приключений и теперь мечтал лишь поскорее добраться до цели.

Аримиум смерил юношу с головы до ног долгим оценивающим взглядом. Конечно же, этот наглец довольно силен, но уж слишком молод… Да и вид его не внушает доверия: грязные лохмотья, потрепанный и явно пустой дорожный мешок, ввалившиеся глаза, спутанные длинные волосы.

Воины, расположившиеся на отдых, тоже с подозрением рассматривали непрошеного гостя, и тот им явно не нравился. Каждый легко мог представить себя на месте провинившегося стражника, а молодость Конана просто выводила их из себя. По мнению многих, он вел себя слишком дерзко и самоуверенно. Видя, что начальник не торопится принять предложение юнца, они начали потихоньку подшучивать над ним, постепенно распаляясь все больше и больше.

– Эй, Утрим, посмотри на этого птенчика! Он, похоже, считает, что один может заменить сотню воинов!

– Конечно, может. И деньги за это загребает немалые. Взгляни, какие у него великолепные доспехи! Он честно заработал их своим мечом.

– Осторожнее, не рассердите молодого льва, а то он сейчас всех нас сожрет!

– Да уж, с голодным хищником лучше не иметь дел.

– А может, покормим его?

И, загоготав во всю глотку, воин бросил в Конана обглоданную кость. Тот молниеносно уклонился, и «угощение» пролетело мимо. Варвар с удовольствием снес бы обидчику голову одним ударом, но сейчас, собрав всю свою волю в кулак, решил не позволять гневу вырваться наружу. Ему нужна была эта работа, нужна еда, и поэтому, словно не слыша насмешек, он неотрывно смотрел на Аримиума. Начальник охраны понял его поведение неправильно, решив, что парень не может постоять за себя, и, усмехнувшись, сказал: – Нет, мне не нужны младенцы. С нами нет ни одной женщины, и некому будет менять пеленки.

Охранники захохотали так, что даже верблюды испуганно вскочили на ноги. Конан сжал зубы, и желваки заходили на скулах. Он выхватил меч:

– Попробуй испытать меня!

Потом, сообразив, что в этой драке никто не должен погибнуть, предложил:

– Я могу даже не пользоваться мечом. Предлагаю так: твой меч против палки. Найдется у кого-нибудь посох?

Аримиум недоверчиво пожал плечами и тем не менее согласился. Странно, но этот щенок начинал ему нравиться. А если юнец не будет вооружен, то это вполне благовидный предлог, чтобы не убивать его.

На шум из своего шатра выглянул Ульфиус – посмотреть, что там происходит. Не обнаружив ничего интересного, он собрался было вернуться обратно, но в этот миг Конан достал меч из ножен, и Ульфиус вздрогнул: от меча явно исходила магическая энергия.

Ушлый офирец достаточно разбирался в магии, чтобы сразу понять это. Он даже собирал всякие колдовские предметы, не всегда четко представляя их назначение. Однако, будучи человеком не слишком глубокого ума, упивался игрой с неземными силами, дававшей ему иллюзию могущества. Меч сильно заинтересовал Ульфиуса, и он даже с досадой крякнул, когда Конан убрал оружие в ножны. Толстяк решил остаться и понаблюдать, пока не выдавая своего присутствия.

Услышав о предстоящем необычном поединке, к костру, возле которого стояли Конан и Аримиум, стали собираться воины, погонщики и даже купцы. У одного из купцов оказался в руках тяжелый посох с резным золотым набалдашником. Купец, подумав немного, решительно протянул его варвару:

– Это подойдет?

Конан взял посох, взвесил его на руке и уверенно кивнул:

– Вполне. Я верну его тебе в целости и сохранности.

Зрители образовали круг, оставив сражающимся довольно просторную площадку. Аримиум выхватил меч и ринулся в атаку. Конан едва уловимыми движениями легко уходил от выпадов противника, выжидая мига, когда можно будет нанести ощутимый, но не слишком болезненный удар. В конце концов, ему надо было лишь блеснуть мастерством, и он решил показать себя в наилучшем свете.

– Эй! Ты собираешься драться или танцевать? – съехидничал кто-то из зрителей.

Конан даже бровью не повел. Все его внимание сосредоточилось сейчас на оружии Аримиума. Офирец, разозленный тем, что никак не может даже зацепить неуловимого юнца, схватил меч двумя руками, поднял его над головой и подпрыгнул, намереваясь нанести удар сверху. Но Конан не зря внимательно наблюдал за жрецами в Нерушимой Обители. Он снова увернулся и коротким, резким движением, который могли заметить только самые внимательные наблюдатели, опустил посох. Удар пришелся в бок Аримиума, и, если бы не доспехи, ребро, скорее всего, оказалось бы сломанным, так как умерить свою силу молодой варвар так и не сумел. Офирец издал изумленный возглас и покачал головой. Зрители затаили дыхание. Киммериец продолжал кружиться по площадке, толпа возбужденно гудела. Еще одна атака офирца закончилась ничем. Конан снова увернулся, и еще раз, и еще. Посох, словно живой, бил Аримиума по ногам, груди, рукам, и опытный воин понимал, что, будь у юноши тяжелый меч, ему, Аримиуму, пришлось бы несладко. Снова подняв над головой меч, он решительно бросился вперед, но неожиданно толпа зрителей раздвинулась, и, оттолкнув стоявшего рядом купца, в круг ворвался Ульфиус.

– Остановитесь! – крикнул он, вскидывая над головой руку. – Юноша доказал, что умеет драться. Пусть остается.

* * *

На следующий день, ближе к вечеру, когда караван снова остановился на привал, Конана отыскал щуплый человечек с юркими глазами. Окинув юного варвара взглядом, одновременно опасливым и наглым, человечек сказал:

– Мой господин, высокородный Ульфиус, приглашает тебя в свой шатер.

Как видно, слуге было приказано держаться повежливей с дикарем, а он не понимал, почему должен так себя вести с бродягой, у которого всего и добра-то что меч, да и тот годится разве что на переплавку.

Конан последовал за слугой с большой неохотой. Ему не нравился этот хорек с бегающими глазками, не понравился и его хозяин, хотя киммериец видел его лишь мельком. Какое дело может быть у офирского вельможи, чья мошна лопается от золота и чья власть велика даже в чужих землях, к прохожему голодранцу? Под началом Ульфиуса и так достаточно головорезов, готовых прикончить любого – только пальцем шевельни. Что-то тут нечисто. Поэтому, отгибая полог шатра из тяжелого узорчатого шелка, варвар дал себе слово держаться настороже: кто знает, какую паутину плетет жирный паук. Как только Конан оказался в шатре, ноги его утонули в густом ворсе роскошного вендийского. ковра. Хозяин полулежал, развалясь, на куче разноцветных бархатных подушек. Перед ним на небольшом резном столике стояли тяжелый кувшин из молочно-белого полупрозрачного камня и два золотых кубка. Над бронзовой курильницей вился дымок, распространяя по шатру сладковатый запах благовоний.

Пухлая холеная рука офирца поигрывала золотыми кистями подушки, невольно выдавая беспокойство, которое нельзя было прочесть на лоснящемся жиром лице. Какое-то время гость и хозяин молча рассматривали друг друга. Хотя Ульфиус понимал, что полуголый дикарь полностью в его власти, по его телу пробежала дрожь, когда он встретил дерзкий взгляд синих глаз. Наверное, что-то подобное чувствовал человек, заглянувший в глаза саблезубой кошки. Конечно, возле входа в шатер несли охрану четверо стражников, и стоило ему только крикнуть, как они прикончили бы юнца, хоть тот и показал себя искусным воином. А если варвар успеет все же перерезать ему глотку? Ульфиус судорожно сглотнул, словно почувствовал прикосновение холодной стали. Дикарь опасен, очень опасен… Жаль, что нельзя беседовать с ним в присутствии стражей. Интерес к клинку, ничем внешне не примечательному, может вызвать подозрения. Чего доброго, узнает Аримиум…

– Присядь, – небрежно предложил Ульфиус гостю. – Путь был длинным и утомительным. Отдохни. Давай немного поболтаем.

Конан устроился на ковре, усмехаясь про себя тонкому писклявому голосу вельможи.

– Я позволил тебе идти с караваном, потому что ты позабавил меня, сбив спесь с Аримиума. Этот надутый болван воображает, будто ему нет равных в ратном деле.

– Невелика заслуга, – пожал плечами Конан. – Аримиум дрался вполсилы, потому что не ожидал встретить во мне достойного противника. Он опытный и могучий боец. – «И стоит десятка таких, как ты», – мысленно добавил киммериец.

– Ну-ну, не скромничай. Хоть ты и юн, сразу видно, что побывал не в одной схватке. Сам я редко берусь за оружие, но люблю посмотреть на хорошую драку или послушать рассказы о подвигах.

«Хорошо, если этот боров, заплывший жиром, знает, с какого конца держать меч, – подумал варвар, – Такие предпочитают загребать жар чужими руками. Хотя он, наверное, все же способен перерезать горло спящему или всадить кинжал в спину».

– Не выпьешь ли вина? – продолжал офирец, поглаживая ухоженную бороду. – В этих степях горло так быстро пересыхает от жары и пыли. Да, долгий утомительный путь и никаких развлечений, никаких удовольствий, кроме глотка доброго винца… Плесни себе в кубок. Славное вино, пуантенское. Обошлось мне недешево, но стоит того. Я всегда вожу с собой бочонок. – Ульфиус притворно вздохнул и улыбнулся одними губами. – Что поделаешь, слаб, люблю хорошие напитки.

Конан налил себе вина. В глотке действительно першило. К тому же было бы неучтиво ответить отказом, а он не хотел повздорить с офирцем из-за ерунды и снова брести в одиночестве через бесплодные и опасные земли. Он поднес кубок ко рту, но только слегка пригубил вино: что, если радушный толстяк не пожалел для гостя яда или сонного зелья?

– Что же ты не пьешь? – спросил Ульфиус, осклабясь. – Боишься отравы? Ну ладно, смотри. – Он приподнялся на локте, наполнил второй кубок, отпил из него и причмокнул губами закатив глаза, словно испытал неземное блаженство.

Конан залпом осушил кубок. Толстяк не соврал, вино было отменным, хотя сам киммериец предпочитал терпкое красное.

– Нет, нет, – затараторил толстяк и замахал руками, – этот божественный нектар нельзя пить, как кислую бурду, которую подают в дешевых тавернах. Его надо вкушать маленькими глотками. Хотя ты еще слишком молод, чтобы понимать толк в хорошем вине… Налей еще. И крохотными глоточками…

«Уж не хочет ли он накачать меня вином допьяна? Но зачем? Чтобы потом зарезать, как барана? Или надеется развязать мне язык? Для этого ему пришлось бы влить в меня бочонок», – подумал киммериец и наполнил кубок до краев.

– Пей же и расскажи мне, какая земля рождает таких могучих воинов. Откуда ты?

– Из северных земель.

– Вот как, – удивился офирец. Короткие редкие брови поползли вверх, и на какое-то мгновение между припухшими веками и розовыми щеками показались крохотные круглые глазки. – А я-то думал, что тамошние земли населяют светловолосые или рыжеволосые великаны с белой кожей. У нас, в Офире, их охотно нанимают на военную службу, ибо они свирепы и бьются до последнего.

– Ты говоришь, верно, о вонючих псах, живущих в Асгарде и Ванахейме.

– Вонючих псах… – Толстяк захихикал. – Похоже, ты их не жалуешь.

– Они исконные враги моего народа. Насмотрелся я на эту падаль, пока был в плену в Гиперборее.

– Ну, на немедийца или бритунца ты тоже не похож.

– Я киммериец.

– А-а, вот оно что. Воинственное дикое племя горцев, не так ли?

– Да, мы появляемся на свет, чтобы сражаться. Редкий из нас умирает на соломе.

– Кстати, раз уж мы заговорили о сражениях… Меня заинтересовал твой клинок. Любопытная вещь. Старинная, кажется. Я, видишь ли, люблю собирать старый хлам, особенно из металла. Всякие фигурки, светильники, оружие. Ты позволишь мне взглянуть на меч?

Конану совсем не хотелось хотя бы на миг расставаться с оружием. Его передергивало при одной мысли, что эти короткие, как обрубки, пальцы коснутся его меча. С недавних пор в нем окончательно созрело ощущение, что эта холодная серая сталь – неотделимая часть его самого и он не может избавиться от нее, как не может по своей воле лишиться руки или ноги. К тому же это небезопасно. Но как отказать в такой невинной просьбе? И киммериец нехотя протянул клинок толстяку, решив: если тот задумал недоброе, можно на худой конец проломить ему голову увесистым каменным кувшином или запустить в него курильницей.

Сальные руки жадно ощупали рукоятку, погладили лезвие. Лицо офирца оставалось невозмутимым, но от взгляда Конана не ускользнуло, что на висках высокородного проступил пот, а в глазах появился лихорадочный блеск. Но, видимо, в роду Ульфиуса были не только вельможи, но и торгаши, потому что офирец, состроив равнодушную мину, проговорил:

– Он не так хорош, как мне казалось. Старинной работы, но ничего особенного. Впрочем, я мог бы дать за него золотой, просто из расположения к тебе.

Конан молчал.

– Хорошо. Пять. Я богатый человек и могу позволить себе маленькие прихоти, даже нелепые.

Киммериец только покачал головой.

– Сколько же ты хочешь за эту старую железку?

– Ровным счетом ничего. Этот клинок уже не раз выручал меня, и я с ним не расстанусь.