Текст книги "Конан Непобедимый"

Автор книги: Кристина Стайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Кристина Стайл
Конан Непобедимый
(Конан)

Глава первая

Темный лес, нависший над узенькой речушкой, казалось, явился из ночного кошмара. Толстые стволы, не менее трех обхватов каждый, густо поросли грязно-серыми лохматыми лишайниками. Высокие кусты с колючими ветвями стояли такой плотной стеной, что, укройся за ними хоть целая армия, даже самые зоркие глаза не увидели бы ее. Но самой пугающей была гробовая тишина, которая зависла над этим лесом. Лишь изредка дул порывистый ветер, и тогда тяжелые ветви начинали медленно шевелиться, словно руки великана, пробуждавшегося от долгого сна.

Стройный, даже изящный, юноша осторожно скользил в густой траве, затравленно озираясь по сторонам и судорожно сжимая побелевшими от напряжения пальцами рукоять тонкого зингарского меча. В его бархатно-карих глазах застыл ужас, а тонкие губы были искусаны до крови, но он упорно шел вперед, хотя видно было, что каждый шаг дается ему с трудом. Неумело замотанные раны на плече и бедре красноречиво свидетельствовали, что кошмарный лес обитаем и населяют его отнюдь не безобидные существа.

Неожиданно юноша вздрогнул и замер с поднятой ногой, не решаясь сделать следующий шаг. Самые дурные предчувствия не обманули его. Высокая трава зашевелилась, и оттуда показалась плоская голова рептилии, на блекло-желтой морде которой горел один-единственный темнокрасный глаз. Тварь пристально взглянула на юношу и плотоядно облизнулась, но броситься на жертву не успела.

С быстротой молнии юноша шагнул вперед, тонкий клинок, едва слышно свистнув в неподвижном воздухе, опустился на бородавчатую шею, и, разбрызгивая во все стороны зеленую кровь, голова рептилии упала в траву. Красный глаз, полыхнув демоническим пламенем, потух, словно кто-то задул последний уголек в костре.

Юноша победно вскинул руки над головой и, набрав полную грудь воздуха, пронзительно закричал:

– Я еще жив! Слышишь, Гекмон, я жив!

И тут же, словно в ответ на его вопль, послышался жуткий треск. Колючие кусты, стоявшие вдоль реки, зашевелились, и, раздвигая переплетенные ветви, навстречу юноше вышло такое чудовище, что несчастный выронил оружие. Как зачарованный смотрел он на своего нового врага, понимая, что из этой схватки не сможет выйти победителем.

Монстр был на две головы выше самого рослого мужчины, каких когда-либо приходилось видеть юноше. Массивное, почти квадратное туловище покоилось на двух коротких ногах с огромными ступнями и имело три пары рук: две располагались по бокам, одна под другой, а третья росла прямо из груди, покрытой короткой темно-рыжей шерстью. Маленькая голова, напоминавшая кабанью, была вытянута вперед. В больших желтых глазах светилась злоба. Ослепительно белые клыки, загибавшиеся круто вверх, едва не касались широких ноздрей, которые, нервно подергиваясь, жадно ловили доносившийся до них запах человека.

Постояв несколько мгновений на месте, чудовище тяжело повернулось и, казалось, только сейчас заметило юношу. Янтарные глаза вспыхнули радостью, а тонкие губы растянулись в хищной улыбке, обнажив два ряда широких плоских зубов. Бледно-розовый язык вывалился из пасти, и по нему тонкой струйкой потекла густая слюна. Судорожно сглотнув, чудище потянулось к окаменевшей от ужаса жертве и, схватив ее одной из боковых рук, легко оторвало от земли. Повертев юношу перед глазами, словно обдумывая, что с ним делать, тварь издала утробный рык и с хрустом раскусила череп несчастного…

– Недурно, недурно!..

Моложавый мужчина лет сорока – сорока пяти с наслаждением потянулся и, нагнувшись к изящному столику на резных ножках, аккуратно закрыл крышку стоявшей на нем игры, предварительно убрав с игрового поля кубики и фигурки из пожелтевшей от времени слоновой кости. Затем он встал и, неслышно ступая по мягкому пушистому ковру, подошел к огромному зеркалу в простой оправе из черного дерева. На мгновение замерев перед своим отражением, мужчина задумался, потом несколько раз повернулся то правым, толевым боком, словно жеманная красавица, затем провел холеной рукой по черным как вороново крыло волосам без малейшего намека на седину и одарил себя ослепительной улыбкой.

– Чудесно выглядишь, Гекмон, – похвалил он самого себя. – Морщин на лбу как не бывало. Право, для трехсот лет совсем неплохо. Жаль только, что желающих сыграть в джидак становится все меньше. Найти бы настоящего игрока… – Он глубоко вздохнул. – Это, конечно, опасно, но и выигрыш может превзойти все ожидания.

Гекмон снова довольно улыбнулся и взглянул наверх. Под самым потолком, занимая его почти целиком, висело изображение антилийского бога Ксотли, великого демона Древней Ночи. Сотканное из паутины крошечных паучковхосни, оно представляло собой плотное черное облако. От него во все стороны отходили длинные гибкие щупальца, которыми Владыка Страха обнимал свои жертвы, чтобы высосать из них души. В середине зловещей громады сиял единственный глаз, сделанный из крупного рубина редчайшего темно-малинового цвета.

Гекмон не был жрецом древнего божества и никогда не служил ему. Его связывали с Ксотли гораздо более прочные узы. Когда-то давно жрецы мрачного бога призвали из пучин Хаоса Красные Тени, чтобы порождения мрака, летая по всему миру, собирали души для своего владыки. Тени вызывали у людей такой ужас, что несчастные прятались или предпочитали умереть, чтобы не попасться в лапы демонов. Серые Равнины казались им чуть ли не чертогами Митры по сравнению с ненасытной утробой Ксотли.

Но антилийскому божеству требовались живые души, и потому жрецы, испросив у Ксотли помощи, наделили Красные Тени способностью принимать человеческий облик и тем самым дали им возможность завлекать жертвы в ловушку. С тех пор Алтарь Вечной Ночи никогда не пустовал.

И вот чуть более трехсот лет назад одна из Теней, блуждая по Аквилонии в облике худощавого смуглого юноши с добрыми слегка раскосыми глазами, повстречала девушку необычайной красоты. То ли Тень пробыла в образе человека слишком долго, то ли на самом деле красота обладает почти божественной силой, но юноша понял, что не может лишить эту девушку души. Он похитил ее и привез в Антилию. Однако, стоило ему ступить на землю, где властвовал Ксотли, человеческая оболочка растаяла и к Тени вернулось ее истинное обличье. Девушку же жрецы привезли в Птуакан и привязали к Алтарю Вечной Ночи.

Обычно жертвам вырывали сердца, но ни у одного из жрецов на сей раз не поднялась рука на удивительную красавицу. Полными ужаса глазами смотрела она, как на Алтарь опускается огромное черное облако, и молила Митру даровать ей смерть. Однако Солнцеликий не внял ее молитвам. К своему величайшему изумлению, красавица почувствовала, как страх покидает ее, а ему на смену приходит величайшее наслаждение. Затем в ее мозгу прозвучал холодный голос:

«Я дарую тебе жизнь. Тебе, избранной, суждено выносить в своем чреве и произвести на свет моего сына».

Мгла рассеялась, и девушка увидела, как к Алтарю, то и дело отвешивая поклоны до самой земли, спешат жрецы. С этого дня ее жизнь резко изменилась. С ней обращались как с богиней, а ее сын, которого нарекли Гекмоном, едва раздался его первый крик, был провозглашен повелителем Антилии. Однако Ксотли, явившись во сне и своей возлюбленной, и жрецам, повелел:

– Я не хочу, чтобы мой сын служил мне и тем самым уравнялся с простыми смертными. Он и его мать должны покинуть Антилию. Когда придет время, я призову его.

Мальчик быстро рос, и вскоре его мать заметила удивительную особенность ребенка: он взбадривался и наливался силой, когда кто-то, находясь рядом с ним, искренне горевал или радовался, пугался или изумлялся и вообще испытывал какие бы то ни было сильные чувства. Казалось, мальчик подпитывается человеческими эмоция, а те, чьи чувства он поглощал, наоборот, слабели на глазах. Ей бы встревожиться и обратиться к кому-нибудь за помощью, но она предпочла покинуть родной город.

Поселившись с сыном в Танасуле, она убедилась, что Ксотли одарил Гекмона этой способностью не напрасно: достигнув зрелого возраста, ее отпрыск перестал стареть. И лишь дни, проведенные в одиночестве, приносили ему морщины и недуги.

Шли годы. Мать с сыном часто переезжали с места на место, опасаясь, что тайна их будет раскрыта, пока наконец не поселились на северо-западе Аквилонии, в Тауране. Крупное наследство, полученное матерью Гекмона от давно умерших родителей, почти целиком ушло на постройку небольшого, но надежно защищенного замка в глухих лесах, куда почти не заглядывали местные жители.

Бесконечные переезды и постоянная тревога за сына отняли у некогда прекрасной женщины последние силы, и вскоре она отправилась на встречу со своими предками. Слуги, которых удалось нанять в разное время и в разных местах, ненадолго пережили ее, ибо Гекмон высосал из них все силы. Оставшись в одиночестве, он запаниковал и однажды, взглянув на себя в зеркало, ужаснулся: глубокие морщины избороздили его холеное лицо, а в роскошных шелковистых волосах обильно проступила седина. Тогда Гекмон, сжав кулаки, воскликнул в отчаянии:

– О, великий отец мой, всемогущий Ксотли! Для чего ты позволил мне появиться на свет? Или ты забыл о своем сыне?!

Не ожидая ответа, он закрыл лицо руками, а когда бессильно опустил их, перед ним стоял незнакомец. Это был мужчина среднего роста, худощавый, со слегка раскосыми темными глазами. Под мышкой он держал большую деревянную ларец.

– Кто ты? – в ужасе отпрянул от него Гекмон. – И как ты попал сюда?

– Меня послал твой отец, – спокойно ответил незнакомец. – Напрасно ты думаешь, что великий" демон Древней Ночи не заботится о своих детях. Все вы – часть его, и рано или поздно, но вернетесь в его объятия, сольетесь с ним, станете частью его плоти и души. Но твой черед еще не пришел. Поэтому он велел нам, его слугам, оберегать тебя и послал тебе подарок.

С этими словами он протянул Гекмону шкатулку. Тот осторожно взял в руки неожиданный подарок и, не открывая его, спросил:

– Что это?

– Джидак, – пояснил незнакомец. – Древняя игра.

– Зачем мне игра? – изумился Гекмон.

– Это не простая игра, – улыбнулся незнакомец. – Твоим противником может стать только воин. В зависимости от того, как лягут кости, ему выпадет то или иное приключение, а ты, наблюдая за ним со стороны, получишь все чувства, которые он будет испытывать. И чем сильнее они окажутся, тем больше сил сможешь ты впитать.

– А когда игра закончится, что будет?

– Эта игра вряд ли когда-нибудь закончится. У Ксотли было пять сыновей, ты шестой. И каждому он дарил джидак. Если сын проигрывал, он переставал существовать сам по себе и становился частью своего великого отца, принося ему свежие силы. Но демон Вечной Ночи существует уже много тысячелетий, так что можешь представить, как часто его детям попадался достойный противник. И это было в те времена, когда земля часто рождала великих воинов. Теперь же люди измельчали, изнежились. Я не думаю, что тебе скоро суждена встреча с отцом.

– Хорошо, – обрадовался Гекмон. – Но только где я буду искать игроков?

– Это уже не твоя забота, – успокоил его незнакомец.

И Красные Тени, посланцы Ксотли, стали прислуживать Гекмону. Чтобы помочь ему поддерживать силы, они доставляли в замок своего нового господина девушек со всего света, и Гекмон с наслаждением, медленно, растягивая каждый миг, поглощал их страх, боль и отчаяние. Вслед за пленницами стали появляться и воины, которым Тени подсказывали, где искать несчастных. Всем прибывавшим в его замок Гекмон ставил одно и то же условие, предлагая сыграть партию в джидак и обещая вернуть прелестницу в случае выигрыша. Ни один из смельчаков не отказался от игры, и ни один не покинул замок, ибо все они погибали, не выдержла испытаний, которые выпали на их долю.

Вот и сейчас очередной самонадеянный юнец сложил голову, пытаясь вернуть домой свою сестру, попавшую в страшный замок совсем недавно. Вспомнив о новой пленнице, Гекмон плотоядно улыбнулся. Прекрасная зингарка понравилась ему с первого взгляда. Он даже похвалил ту Тень, которая притащила девушку, что делал крайне редко. Юная красавица была гордой, своенравной, отчаянно смелой. Она так сильно возненавидела Гекмона, что он едва ли не полюбил ее за это, ибо в волнах ее ненависти молодел буквально на глазах.

«Сегодня я сыт, – умиротворенно подумал вампир, – а завтра, моя чудесная Сонатра, обязательно навещу тебя. Ах, какое это наслаждение – смотреть в эти черные глаза, в которых бушует неугасимое пламя!»

Гекмон быстрым шагом бодрого и полного сил человека направился в комнату, где обычно беседовал с Тенями, которые преданно служили ему уже много лет. Поудобнее устроившись в широком кресле на низких изогнутых ножках, он взял двумя холеными пальцами маленький колокольчик, сплетенный из тончайших золотых нитей, и позвонил. Мгновенно, словно возникнув из воздуха, перед хозяином появилась Тень. Собственно, порождения Хаоса могли принимать любой облик, создавать любые формы, но Гекмон предпочитал, чтобы его слуги походили на существа реального мира, и сердился, если Тени не исполняли его прихоти. Однако он не настаивал на том, чтобы они придерживались одной и той же личины, и то, с какой ловкостью слуги менялись прямо у него на глазах, порой даже забавляло вампира, особенно если он пребывал в хорошем настроении.

Сейчас перед Гекмоном сидел роскошный лохматый пес огромных размеров (чуть более двух локтей в холке), покрытый ослепительно красной шерстью. Его большие глаза цвета догорающих углей с обожанием взирали на господина, а пушистый хвост радостно подрагивал, готовый в любой миг весело завилять, как это обычно делали сторожевые собаки, свободно бегавшие по внутреннему двору замка, когда хотели поприветствовать хозяина.

Отпрыск Ксотли пристально посмотрел на роскошное животное, хотел было сказать, что собаки таких мастей существуют разве что в горячечном бреду, но почему-то передумал, а лишь улыбнулся и спросил:

– Кто из вас доставил сюда эту великолепную зингарку?

– Я, мой господин, – не то проговорил, не то пролаял пес. – Ты даже похвалил меня за это.

– Если в следующий раз тебе вздумается изобразить осла, я тем более не узнаю тебя.

Ярко-красная собака тяжело вздохнула, словно самый настоящий человек, поднялась на задние лапы, резко встряхнулась, как будто только что вышла из воды, и через мгновение перед Гекмоном уже стоял юноша приятной наружности со слегка раскосыми глазами и коротко подстриженными волосами цвета старой ржавчины.

– Как тебе будет угодно, господин, – слегка наклонив голову, сказал юноша приятным бархатным голосом.

– Мне было и будет угодно, – строго ответил Гекмон, – чтобы все вы представали передо мной в человеческом обличье, чтобы я знал, с кем говорю. А потом меняйтесь сколько угодно. Но сначала… Не зря же я дал вам имена. Еще не забыл? Ты – Арк.

– Я Арк, – послушно повторила Тень и, тряхнув головой, обернулась огненно-рыжим котом, который тут же потерся о ноги хозяина.

Вампир расхохотался и потрепал красивого зверька изящной рукой по пушистой голове.

– Тебе повезло, – все еще улыбаясь, сказал он. – У меня сегодня отличное настроение. Ты угодил мне, Арк. Сонатра – великолепна. Ты помнишь, я велел узнать, кто она такая?

– Конечно, помню, – ответил Арк, обвиваясь вокруг сапог Гекмона золотистой змейкой. – Твое приказание исполнено. Сонатра – дочь советника короля Зингары. Единственная дочь. У него еще было два сына, но один умер еще в младенчестве, а второго ты любезно пригласил сыграть в джидак. Так что, кроме Сонатры, у него больше никого нет.

– Значит, должны отыскаться еще желающие спасти прелестницу? – оживился Гекмон. – Ее папаша, наверное, уже поднял на ноги полстраны?

– Нисколько не сомневаюсь, господин, – закивал Арк, снова принявший человеческий облик.

– Тогда почему ты все еще здесь? – притворно изумился Гекмон. – Ты должен быть в Зингаре. Направляй смельчаков по одному. Я не прихотлив. Мне не нужны сразу все.

– Будет исполнено, – донеслось откуда-то из-под потолка, и веселая красная птичка выпорхнула из комнаты.

Глава вторая

Заснул, что ли? Бросай! Юноша, к которому были обращены эти слова, сверкнув ярко-синими глазами, недобро посмотрел на нетерпеливого противника и разжал огромный кулак. Игральные кости с гулким стуком мягко упали на стол, покрытый тканью с нанесенным на ней игровым полем. Оно представляло собой круг, разделенный на три части, зеленую, синюю и желтую, с маленьким красным кольцом в середине. Главный выигрыш получал тот, кто кидал кости в центр кольца, но таких счастливчиков среди игроков почти никогда не попадалось. Неплохим результатом считалось также, если все три костяных кубика падали четко в одну из частей круга, особенно когда это был цвет, который игрок заказывал заранее. Но горе тому, чьи кубики ложились в разные цвета! Это означало не просто проигрыш, а крах, полный провал, ибо тот, кому не повезло, был вынужден уплатить двойную ставку, да еще и пропустить ход.

Пожелтевшие от времени игральные кости запрыгали по столу, и несколько пар глаз впились в них, а несколько луженых глоток мгновенно заткнулись: за обвинением в том, что кто-то подул на кости, тут же следовало наказание – увесистая оплеуха, которая могла лишить последних зубов. Два кубика столкнулись и, словно поссорившись, разбежались в разные стороны, а затем аккуратно легли – один на зеленый, второй на синий.

Скрипя зубами, молодой черноволосый варвар напряженно следил за третьей костью – своей последней надеждой. Она, будто услышав его немые молитвы, задержалась на мгновение в синем сегменте, постояла там на ребре, а затем, словно передумав, медленно упала, на две трети своей грани очутившись в желтой части круга.

Юноша и его противник, как по команде, вскочили со своих мест.

– Желтый! Синий! – прозвучало одновременно, и оба игрока вцепились в куртки друг друга, готовые вот-вот начать драку.

– Конан! Треро! – остановил их высокий седой старик, наблюдавший за игрой. – Вы оба не правы. Не синий и не желтый. Такое уже случалось, и мы договорились, что это будет означать проигрыш, но ставка не удваивается. Ход тоже пропускать не надо. Успокойтесь оба и продолжайте игру.

Спорить со стариком никто не стал, ибо в Клоаке, городе воров, бродяг, нищих, убийц и шлюх, расположенном в подземельях зингарской столицы Кордавы, с уважением относились к тем, кто доказал свое право на это. А старик, в прошлом блистательный мошенник, о котором в Зингаре слагали легенды, свое право на уважение давно и неоднократно доказал.

Игра продолжилась, но длилась недолго. Видимо, боги отвернулись в тот день от Конана, ибо вскоре он продул все до последнего медяка.

– Я не прощаюсь с тобой, Треро, – злобно буркнул он, поднимаясь из-за стола. – Я не привык ходить с пустыми карманами и скоро вернусь, чтобы отыграться. Тогда удача будет на моей стороне.

– Можешь не торопиться, – едва слышно пробормотал Треро, сгребая выигрыш и распихивая его по карманам.

Молодой варвар слегка покривил душой, сказав, что его карманы редко бывают пустыми, но прирожденная гордость ни за что не позволила бы ему признаться, что он не богаче босяка. Конан покинул свою родную Киммерию совсем недавно – около трех лет назад – и уже успел побыть и рабом-гладиатором, и вором. Рожденный свободным, юноша недолго терпел неволю и, когда бежал, домой решил не возвращаться.

Испытав немало приключений, сыпавшихся на него, как снег на далекий Нордхейм (будто боги забавлялись, наблюдая, сумеет ли он в очередной раз вывернуться), он добрался до воровской столицы – заморанского города Шадизара.

Здесь он, как и желал больше всего на свете, обучился искусству чистить карманы и тайники, причем так быстро и ловко, что вскоре превзошел своих учителей и обрел славу самого удачливого вора.

Слава-то и сыграла с ним злую шутку. Не будь юный киммериец столь заметен, не имей он столь скандально известного имени, может, и удалось бы ему затаиться, переждать, не покидая Пустыньки, когда за ним перестанут охотиться. Но огромный рост, мощная бугристая мускулатура, вечно нечесанная грива черных густых и длинных волос, ярко-синие глаза, громовой голос и привычка мгновенно ввязываться в драку по любому поводу…

Может ли человек, обладающий такими приметами, остаться незамеченным?

Пришлось Конану бежать, прихватив с собой, правда, и добычу, из-за которой он был вынужден покинуть столь полюбившийся ему развеселый Шадизар.

Теперь он в совершенстве владел двумя ремеслами и мог добывать себе хлеб либо мечом, либо ловким воровством. Прослышав, что правитель Зингары неплохо платит наемникам, юный варвар решил податься на юг, в Кордаву.

О, Митра великий! Кто же в юности не строил планов и кто же не изменял их на противоположные?

Добравшись до зингарской столицы, Конан почему-то не стал спешить наниматься на службу. Его гораздо больше привлекла Клоака, так похожая на Шадизарскую Пустыньку, словно два этих обиталища воров, шлюх и нищих вовсе и не разделяло полмира. Правда, Пустынька была просто частью Шадизара, его окраинным районом, а Клоака возникла под Кордавой – там, где когда-то жили богатые люди, жили до тех пор, пока время и море не уничтожили роскошные кварталы. Новый город вырос над ними, а подземелье обрело своих обитателей.

Конечно, ни один добропорядочный гражданин ни за что и носа бы не показал в Клоаке, но тот, кто любил хорошую выпивку, доступных и веселых девиц, азартные игры, да еще и умел постоять за себя, находил это местечко весьма и весьма привлекательным.

Понравилось тут и Конану. Одна лишь неприятность случилась с ним – деньги, которые он так лихо унес из Шадизара, кончились слишком быстро, а то, что осталось, в одночасье перекочевало в карманы Треро, мерзавца, которому просто улыбнулась удача.

«И что теперь делать? – лихорадочно думал молодой варвар. – Пойти наниматься в зингарскую армию? Ага! А этот Сетов выкормыш, шакал недоделанный, пока я парюсь в казарме, будет пропивать мои денежки? Как бы не так! Сначала надо отыграться, а уж потом посмотрим. Да и велики ли деньги наемника? Вор может получить за день больше, чем солдат за год. Нет уж, я еще погуляю…»

Легко сказать – отыграться, гораздо труднее сделать. Для этого надо еще сначала найти ротозея, да еще и с кошельком потолще. Конану ничего больше не оставалось, как покинуть Клоаку и подняться на поверхность, в город. Ни один уважающий себя вор не будет красть у своих, а обитатели подземного квартала – почти родня друг другу.

Киммериец быстро прошел по нескольким кривым и темным улочкам, безлюдным и тихим, как всегда это бывает тут по утрам, ибо жизнь в Клоаке начинает кипеть ближе к ночи, когда ее обитатели возвращаются домой с добычей и могут себе позволить расслабиться, выпить, набить утробу, развлечься.

Выйдя наверх, Конан на мгновение зажмурился от яркого солнца, ударившего по глазам: день начинался жаркий, ни одно облачко не омрачало бескрайней синевы, раскинувшейся над головой.

Стоило ему открыть глаза, как варвар увидел веснушчатого мальчишку-подростка с ослепительно рыжими, почти красными взъерошенными волосами, которых никогда не касался гребень.

– Что встал, как столб? – окрысился маленький наглец и вызывающе посмотрел на Конана удивительно неприятными глазами, которые напоминали созревшие нарывы. Они были желто-зелеными с красными прожилками и крошечными темно-коричневыми зрачками.

– Что? – слегка опешил киммериец. – Это ты мне? – Он поднял мальчишку за шиворот и, легко, словно пушинку, оторвав от земли, поднес к глазам. – Повтори…

– И повторю, – продолжал хорохориться рыжий. – Если тебе, дураку, не нужны деньги, ты и есть столб деревянный.

– Деньги? – оживился Конан. – Это ты, что ли, мне деньги предлагаешь? – Он тряхнул рыжего, поставил его на землю и расхохотался.

– Совсем глупый, – притворно вздохнул паренек. – Откуда у меня деньги? А вот зингарский правитель обещает кругленькую сумму тому, кто разыщет дочь его советника. – Впрочем, – пожал он узенькими плечиками, – если тебя это не интересует…

– Погоди! – Варвар снова схватил мальчишку за ворот. – Еще как интересует.

– Тогда чего ты стоишь? – удивился маленький нахал. – Пошли скорее на площадь, там с раннего утра читают королевский указ.

– А ты-то мне на кой сдался?

– Пойдем, пойдем быстрее, – потянул его за руку рыжий. – Я кое-что знаю и могу тебе пригодиться. Но не даром, конечно, – хитро сощурился он.

Но Конан его уже не слышал. Он почти бежал к площади, откуда и правда раздавались какие-то выкрики и где собралась немалая толпа. В конце концов, если указ его и не заинтересует, то уж среди такой уймы народа обязательно найдется пара-тройка толстосумов, которым явно мешают их тугие кошельки.

Рыжий негодяй не солгал. На широкой площади, самой главной в Кордаве, был сооружен высокий помост. Посредине помоста стоял королевский глашатай со свитком в руках и орал так, что Конан даже удивился, почему ничего не слышно в Клоаке.

– …А также всячески поощрить храбреца и даровать ему дворянство.

С этими словами глашатай свернул свиток и сошел с помоста.

– Кром! – зло сплюнул киммериец. – Опоздал. Но он напрасно огорчался. У лесенки, ведущей на помост, стояли несколько мужчин в одеждах королевских глашатаев, и один из них, взяв свиток, поднялся наверх, снова развернул его и начал читать, вопя ничуть не хуже своего предшественника. Варвар обратился в слух.

– Слушайте, жители Кордавы! Слушайте, гости столицы! Слушайте все! Слушайте и внимайте! Внимайте и действуйте! Действуйте, и вас ожидает награда! – Глашатай набрал полную грудь воздуха и продолжил: – Его величество король Зингары опечален горем, постигшим его старейшего советника. Злые люди похитили Сонатру – единственную дочь любимого слуги короля, и укрывают ее в неведомом месте. Тому, кто возьмется освободить девушку, король обещает щедрую награду. Героя ждет тысяча золотых монет. Его Величество намерен приблизить к себе этого человека, а также всячески поощрить храбреца и даровать ему дворянство.

Сменяя друг друга, глашатаи повторяли и повторяли королевский указ. По толпе то и дело пробегал шепоток, и неудивительно: тысяча золотых монет – это целое состояние. Если умело распорядиться ими, можно безбедно прожить до глубокой старости. Но где искать несчастную? Ведь если бы похитители хотели получить выкуп, они давно известили бы об этом безутешного отца. Но от них не было ни слуху ни духу. Скорее всего, Сонатру увезли из страны, чтобы продать ее в гарем какого-нибудь восточного владыки или выставить на невольничьем рынке в Стигии. Девушка была молода и красива, а на такой товар спрос не падает.

– Тысяча монет! – тихонько присвистнул Конан и оглянулся в поисках мальчишки, который позвал его сюда. – Что там говорил этот желтоглазый?

Но рыжего как ветром сдуло. Лишь маленькая облезлая собачонка с красноватой клочкастой шерстью вертелась у ног киммерийца. Он злобно пнул ее носком сапога, шавка взвизгнула, посмотрела на Конана желтыми, похожими на гнойники, глазами и затерялась в толпе. Варвар, злобно выругавшись, начал пробираться к выходу с площади, распихивая попадавшихся по дороге людей. Ему вдруг стало как-то неспокойно, словно где-то рядом находился колдун, которых он терпеть не мог. Он даже на какое-то время забыл о ротозеях с их кошельками, и не попадись ему на пути толстый купец с тяжелым кожаным кошелем, который этот идиот подвесил к поясу на тоненький ремешок, варвар и не вспомнил бы, как сильно нуждается в деньгах. А тут словно сам Бел, покровитель всех воров в мире, подтолкнул киммерийца под руку. Что ж, только болван не пользуется тем, что плохо лежит. Не задерживаясь ни на миг, Конан ловким движением сдернул кошель, даже не задумываясь, что делает, и был таков.

Только выбравшись с площади, он сообразил, что держит что-то в руках. О боги! Какая темная сила заморочила ему голову настолько, что он и не понял, как вдруг разбогател.

Отлично! Теперь можно возвращаться в Клоаку и наказать поганца Треро. Только сначала неплохо съесть чего-нибудь, да и выпить тоже не мешает. Оглядевшись по сторонам, Конан решительно направился к ближайшей таверне, над входом в которую красовалась вывеска «Гордость Кордавы».

«Гордость Кордавы» оказалась самой заурядной таверной. Единственное ее отличие от сотен подобных заведений заключалось в том, что здесь было относительно чисто. Вот повар тут и правда оказался отменным, и киммериец, поглотив половину запасов хозяина таверны, потребовал вина, чтобы прополоскать приятно отяжелевшую утробу.

Не успел он выпить и половины, как возле его стола словно из воздуха возник рыжий мальчишка, так неожиданно исчезнувший с площади. Потирая бок, как будто кто-то уже успел поддать ему как следует, парень уселся напротив Конана и подобострастно улыбнулся:

– Не угостишь меня хотя бы кусочком хлеба?

– С какой это стати я должен кормить кого попало? – удивленно поднял брови киммериец.

– Я не кто попало, – искренне обиделся мальчишка. – Это я рассказал тебе о королевском указе. Тебе что, не нужна тысяча монет? Ты так богат?

– Насколько я помню, – усмехнулся варвар, – на площади не раздавали денег.

– Зато предлагали их заработать.

– Ага… Будь ты поумнее, понял бы, что эту девку давно увезли из Зингары. Какой идиот станет прятать ее у себя, не требуя выкупа?

– Еще как станет, – нисколько не обиделся рыжий.

– Ты что-нибудь об этом знаешь? – насторожился Конан, врожденное чутье которого подсказывало: мальчишка не врет.

– Знаю. Видел.

– Ну… – Киммериец привстал со скамьи и потянулся к многострадальному воротнику паренька.

– Не торопись, – нахально остановил его рыжий. – Я жрать хочу. Какие разговоры на пустой желудок?

– Хозяин! – рявкнул Конан. – Принеси чего-нибудь для этого щенка!

Когда парень насытился, он, поковырявшись в зубах и довольно рыгнув, наклонился через стол к варвару и горячо зашептал:

– Я видел, как ее увозили из города. И проследил. Знаю, где ее прячут. Могу показать.

– Погоди, – недоверчиво посмотрел на него Конан. – А чего это ты вдруг выдаешь мне сведения, которые стоят тысячу монет?

– Так ведь не даром же, – хмыкнул рыжий. – Сам посуди, разве я могу вернуть эту девку домой? А тебе это по плечу. Ты вон какой здоровый. Я покажу, где ее прячут, а ты дашь мне сто монет. Дашь ведь?

Конан задумался. Конечно, тысяча золотых монет лучше, чем девятьсот, но, с другой стороны, если рыжий не врет, его помощь окажется неоценимой. А он, судя по всему, не врет. Да и смысла нет ему врать. Пожалуй, это дело верное. Ведь девятьсот-то монет гораздо лучше, чем ни одной.

– Ладно, – согласился наконец варвар. – Веди. Но если ты обманул меня…