Текст книги "Охота на фей (СИ)"

Автор книги: Кристина Камаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5
Пиония. Проклятие волков

«Случилось так, что Борин из дома Волка полюбил рыжую Олинку из Дикой долины. Воспротивился старый Вертрум выбору сына. Предостерегала дочь от скудоумного поступка прозорливая Вербела. Хоть и соседствовали люди с народом фей, а не подружились между собой. Никого не послушали влюбленные, один только голос страсти. Привез Борин Олинку в свой стан. Обмозолили глаза о чужачку соплеменники Борина и много болбочили зря. Только Олинка оказалась не из робких, своенравная, смешливая и на слова колючая. Как дикий шиповник. Домовничала споро, любую хозяйку за пояс заткнула бы, и казалось, совсем не уставала. Ни разу не было у ее мужа неудачной охоты, и ни один человек из дома Волка не захворал с той поры, как взял Борин Олинку в жены. Многие тогда завидовали шебутному парню, а он души не чаял в жене красавице – яркой и нежной, как цветок пиона. Не в силах сдерживать любовный пыл обнимал и целовал Борин белокожую Олинку при всех, как принято у взбалмошного фейского племени, а людям зазорно. Другая бы на месте Олинки со стыда сгорела, а эта лишь скалила ровные зубы, нескромно запрокидывая голову.

Пришло время – понесла Олинка. Гордо выпячивал грудь Борин – уверенный, что родится у него сын удалой да справный. И когда пришел срок, родился сын, но такой урод скрюченный и с выпяченными губами, что содрогнулся муж и долго молчал.

– Не гож он, – сказал, наконец, Борин. – Умертвить его надо, чтобы не мучился. Не бывать в моем доме страшиле убогому.

– Погоди! – взяла свое дитя и прижала к груди Олинка. – Вырастет – выправится. Красавцем не станет, но, может, добрый малый получится. Не тебе судить.

– Такой не выправится, – поморщился Борин. – Только зря на него силы потратишь. Забудь о нем, да быстрей свое здоровье поправляй, чтобы мог я тобой утешиться. Мы скоро другого сына родим, а об этом – и не вспомним.

Ушел Борин, видом неприглядным первенца смутившись. На сердце тоска, хоть в пень головой. Ушел и не заметил, как сверкнули очи Олинки, все равно что вражьи клинки. А после вломился в опочивальню к роженице верный слуга Борина и забрал младенца, чтобы удушить его на стороне, не на виду у матери, и зарыть в неведомом ей месте. Сжала зубы Олинка, но выскользнула вслед за слугой повитуха. В потемках шла она за ним шаг в шаг, и лишь намерился слуга нанести ущерб младенцу, окликнула его.

– Дай, я подержу, чтобы криком он никого не потревожил.

Глянул слуга на повитуху, да так и обмер. То была Вербела из Дикой долины. Не жаловала Вербела людей, но на роды дочери явилась, чтобы помочь. Взяла она из рук околдованного палача маленького уродца, да и скрылась в ночи.

Когда Борин заглянул в спальню Олинки, та притворилась спящей. Пошел он тогда к друзьям хмелем грусть заглушать. А утром обнаружили, что Олинка пропала. Кинулись к парню, которому поручили от младенца избавиться, а тот и слова по-человечески молвить не может.

Собрал тогда Борин отряд, и поскакали они в Дикую долину. Пристал Борин к Вербеле с вопросами. Отвечала та, что не видела дочери со дня свадьбы. А сама глазами в Борина уперлась – не мигнет. И добавила, что лучше следовало за женой следить, а теперь поздно, видно, потерял зять Олинкину любовь. Разъярился Борин, почудилось ему, что насмехается над ним Вербела, и сказал так: «Уезжаю сейчас, но вернусь через два дня, и если не найдешь мне Олинку, выжгу Дикую долину, разорю каждый двор, пыткой языки развяжу! Милостью моего отца живете на этой земле, захотим, прогоним вас восвояси». Скорбью наполнилось сердце Вербелы. Любили прекрасную Пионию феи, но не возводили для себя каменных жилищ, не городили заборов. Давно ли позволили они пришлым людям обосноваться в этих местах? Поначалу речи Волков были любезны, а сами они скромны, но лишь освоились в Пионии, как тут же почувствовали себя хозяевами. Сколько не уступи земли корыстным людям, а им все равно тесно!

Ничего не сказала Вербела, но как только скрылись всадники Борина, созвала свой народ и приказала всем, собрав какие возможно пожитки, покинуть Дикую долину. Предвидела Вербела, какой глупой может быть ярость людей.

Когда Борин вернулся в деревню, там не было ни души. Только брошенные животные и птицы бродили по дворам и улицам. Дома остались со всем скарбом – хоть заново заселяйся.

Взвыл от тоски Борин, но, удержав своих людей от грабежа Дикой долины, призвал скорее ехать в погоню. Однако племя фейское непростое, скрыли они заговорами все ручьи и реки вдоль дороги от неискушенных человеческих глаз, и скоро всадников одолела жажда. Стали они роптать и просить Борина вернуться. Но он упрямо гнал всех вперед, пока не встретилась им лощина, сплошь поросшая виноградом. Спешились всадники и набросились с жадностью на виноград, а потом проспали подряд три дня и три ночи. Неспроста этот виноград на пути их оказался. За это время увела Вербела свой народ через горный перевал в необжитые земли, где до поры до времени можно было не опасаться, что их потревожат соседи.

Пока Волки спали, лошади их разбрелись кто куда. Долго блуждали люди, прежде чем вернулись, исхудавшие и оборванные, в свой стан. Не мог Борин забыть Олинку, жгла его любовь, но была она теперь злая и больно ранила сердце. Не мог он простить жене, что бросила его. Но и Олинка прокляла его, когда он решил избавиться от их дитяти, и все племя Дикой долины пожелало недоброго сыновьям Волка, когда они их выжили из родных мест. Не от того ли жизнь людей стала трудной и голодной, болезни и склоки – частыми, а век – недолгим? Феи великодушнее и мягче сердцем, чем люди, но проклятье их крепче и страшнее человеческого.»

Я неотвратимо засыпал под монотонный голос Альриши. Волков я не жалел. На Эдеме нас учат презирать жадность. Многие вещи, которые в прошлом считались культовыми, для нас не имеют значения. Никто не скупает и не хранит золото, не заглядывается на драгоценные камни. Наши женщины носят украшения, но им не важно из чего они сделаны, лишь бы были красивыми и доставляли радость. У нас нет музеев, и никто не благоговеет перед антикварными вещами и другими атрибутами прошлого. Художникам запрещено продавать свои картины, они их пишут только потому, что им так нравиться. У нас нет коллекционеров, Адам строго следит за тем, чтобы вещи не искушали человека. Прежде всего, на Эдеме ценят личность. Но это не значит, что знаменитых людей у нас возносят на пьедестал, им не ставят памятников, не называют их именами города и улицы, и в школе не учат имена героев. Служить Эдему – это желание, идущее от сердца. Своих героев мы знаем без напоминаний и указаний свыше.

А Борин должен был попросить прощения у Олинки, если, правда, ее любил. И принять жену вместе с ребенком. При такой бабке, глядишь, и выправился бы малец. Угрожать и прогонять фей из их долины, по-моему, просто стыдно.

Во сне я оказался в Пионии с Веей. Сказать, что я был счастлив, значит, вообще ничего не сказать. Меня переполняло таким солнечным, чистым, нежным чувством, что я ног под собой не чуял. Восторженнее себя я просто не помню. Мы шли с Веей по широкому полю, окутанные волшебными ароматами цветов и трав. Свежая зелень, яркие всплески ромашек, васильков, колокольчиков, синяя кромка леса вдали – все радовало и веселило душу. Луг кипел жизнью, и это сводило меня с ума. Бабочки порхали с цветка на цветок, изящно и легко трепетали крылышками, жучки и букашки самых разных размеров и форм деловито карабкались вверх по стебелькам, как будто спешили на работу. Большущая стрекоза вдруг села мне на руку и куснула своими внушающими уважение челюстями – попробовала на вкус. Потом взглянула стеклянными глазами и улетела по своим делам. Луг жужжал, стрекотал, звенел – это его маленькие обитатели делились друг с другом соображениями о сегодняшнем дне, новостями и сплетнями. И все они были настоящими, очень важными и нужными. Мне захотелось лечь навзничь на траву и ощутить, как весь этот мелкий народец переползает через меня, кусается, возмущается присутствием непонятной преграды на своем пути. Я ничего не знал о насекомых, а теперь увидел их так близко, почувствовал, как они щекочут, покалывают, щиплются. В парках Эдема тоже есть мягкая сочная трава, но там никто не стрекочет и не жужжит – никто не живет.

Вея идет немного впереди, и, конечно, чувствует мое восторженное настроение. И сама она, как этот луг – цветочная, нагретая солнцем. Вдруг я вижу броский пунцовый цветок, а потом еще один и еще.

– Это пионы? – спрашиваю я, уверенный, что это так.

– Пионы, – отвечает Вея, она нюхает цветок и прикрывает глаза от удовольствия.

– Так вот почему эту страну так назвали, – догадываюсь я. Мы потихонечку приближаемся к первым деревьям.

– Я устала, – говорит Вея. – Так жарко. Отдохну немного, а ты посторожишь. Ладно?

– Конечно, – соглашаюсь я. Она мгновенно засыпает, а я любуюсь ее пушистыми ресницами, удлиненными собственной тенью, крохотной ямочкой на подбородке, золотистым пушком на тонкой коже. Хорошо бы остаться в этой цветущей стране, быть всегда рядом с Веей, вдыхать дурманящий запах празднично-нарядных пионов. И не надо ни каменных жилищ, ни заборов, ни машин… Я не замечаю, как начинаю задремывать и, наконец, проваливаюсь в глубокий сон. Пробуждаться тяжело, солнечной поляны нет и в помине. Лес надвинулся сумрачной, угрожающей тенью. Рядом – никого. Передо мной полянка блестящих желто-медовых цветочков. «Аруники! – догадался я. – Это же она – Вея!». И тут я заметил, что какое-то длинное вьющееся растение, заполонило всю полянку и душит цветы, душит мою Вею. Страх объял меня, сердце остановилось. Скрюченными, негнущимися пальцами отдирал я от маленьких золотинок колючие стебли, но они держались цепко, вместо них отрывались слабые нежные цветы. Я заплакал.

Стемнело. Какое-то время я ревел в ночном полумраке автобуса, не соображая, что все страсти мне приснились. Потом вытер горячие слезы и осмотрелся, приходя в себя. Все спали, лишь мерное дыхание, сопение и негромкий храп нарушали тишину. Свернувшись в клубок, спала Альриша. Мою книгу она прижимала к груди. Я вздохнул и мысленно переделал концовку своего сна, ловко высвободив аруники из тисков беспощадного вьюна. «Я спасу тебя, Вея, и никому никогда не позволю обидеть», – повторил я внятно одними губами, наверное, для того, чтобы приободриться. Мне даже почудилось, как кто-то легко коснулся моей руки. «Ты не умрешь», – прошептал я. Потом я долго не мог уснуть, нервно прислушиваясь к каждому звуку, раздражаясь храпом, вытягивая затекшие ноги и обижаясь на других, – они не страдали бессонницей. Зато утром я проснулся позже всех.

– Привет! – объявил я о своем пробуждении Альришу. И услышал в ответ невнятное: «Угу». Она целиком погрузилась в мою книгу. Упади мы в пропасть или взлети в космос – даже это не отвлекло бы Альришу от чтения.

– И как дела в Пионии? – не сдавался я.

– Ты понятия не имеешь, какая это книга! – воскликнула Альриша. – Диву даюсь, ты даже не пробовал прочесть ее! А тут рассказывается о начале мира, о том, как все было на самом деле.

– Да-а-а? – я с опаской присматривался к Альрише, глаза ее зажглись восторженным огнем.

– О том, как Бог создал землю? – сделал я осторожное предположение.

– Дваштр! – с удовольствием подхватила Альриша. – Царящий в Ночи. Он зажег во Вселенной первые звезды, создал Рыцарей Вселенной и поручил эти звезды им. Там они могли создавать миры, какие им вздумается. Вселенная заиграла феерическими красками, миров было множество. Но вскоре начались раздоры и войны между мирами. Тогда Дваштр решил, что лучше всего тьма, и взмахом крыла остановил время, погрузив Вселенную в сон… – Я немного отодвинулся от восхищенной Альриши к окну.

– Однажды проснулся один из рыцарей – Каратар, – и стал сам создавать миры. – Продолжала Альриша. – Но Нирриты – демоны разрушения, сжигали одну звезду за другой. – «Как она запомнила все имена?» – удивился я.

– Спасаясь от демонов, Каратар превратил три уцелевших мира в жемчужины и отдал их Вальгуде – гигантской летучей мыши, а она отнесла их под свет Нимеланы – ярчайшего цветка Вселенной.

– Все несколько метафорично, – заметил я.

– Ничего сложного, – махнула рукой Альриша. – Нимелана – это Солнце.

– А летучая мышь?

– Это летучая мышь. Ты слушай дальше! Уцелело три планеты: планета фей, планета драконов и планета подземелий. Каратар поместил их в лабиринт, и демоны не смогли туда проникнуть.

– Это обнадеживает, – кивнул я. – Но не понятно, откуда взялись люди? Вышли из подземелий? Или все-таки эволюционировали из ящеров?

– Не смешно, – скорчила рожицу Альриша. – Ни то, ни другое. Людей сотворил другой рыцарь Вселенной – Нар.

– Ах, был еще один…

– Да. Нирриты взорвали планету Нара, но он успел вывести корабли со спасенными людьми и животными. Знаешь, что это было?

– Ну?

– Самый первый в истории Ковчег. – Альриша выжидательно на меня посмотрела, но я не знаток истории.

– Были еще другие?

– Да, – с укором вздохнула Альриша. – Больше известен другой. Но здесь – целая космическая флотилия. Это грандиозно! Нар встретился с Каратаром и попросил убежища для людей. Драконы наотрез отказались принять чужаков, тогда людей расселили на планете Фей и планете Подземелий. Это чудо! Чудо, что я нашла у тебя эту книгу!

Может быть, это здорово принимать всякую новую информацию, особенно если она пришлась тебе по душе, как откровение, но я совсем не так впечатлен, как моя соседка. Легенда очень даже симпатичная, но это только легенда. Меня, конечно, тоже тревожат эти неразрешимые вопросы: откуда возникла Вселенная? Как появились люди? Что будет со мной после смерти? Но я не верю, что все эти тайны раскроет мне какая-нибудь книга, пусть даже самая необыкновенная. Правда откроется как-то иначе, может, когда я умру. А Альриша даже плачет от переизбытка чувств. Наивный, счастливый человек! Ну, а что касается жизни на других планетах, так мы уже дождались – роламбинов. Не иначе, как с планеты Подземелий явились.

Автобус остановился, все вышли размять ноги и позавтракать. Через несколько часов мы приедем в Вегу. На автостоянке были и пассажиры из других автобусов. Все разбрелись. Вокруг Альриши – целая толпа. Ей есть, что порассказать единомышленникам, но меня она уже просветила, поэтому я отстал от группы и решил прогуляться в одиночку. Нужно было составить план действий, но в голову ничего путного не приходило. В столовой я выстоял очередь, взял себе набор еды номер три из жидкой пшенной каши, биосалата и киселя, выбрал свободный столик и сел, все еще погруженный в нелегкие думы о спасении Веи. Она была такая чудесная в моем сне.

– Тут свободно? – я поднял глаза. Какой-то мальчишка из чужого автобуса вознамерился поставить свой поднос рядом с моим. Разве таким маленьким разрешают путешествовать без родителей?

– Вон там есть свободное место, – указал я ему на столик в другом ряду. Я не обязан всегда быть вежливым. К тому же терпеть не могу какао, даже, когда его пьют другие.

– Ладно, – пожал плечами ребенок и убрался к другому столу. Я поел, отнес посуду и направился к выходу, когда на глаза мне попался все тот же мальчишка. И я его узнал! Это он! Даже курточку не потрудился поменять. Торопливо, сбивая стулья, я бросился к нему.

– Я узнал тебя!

– Неужели? – ехидно усмехнулся малец. – А я-то все ждал, когда ты меня заметишь. Мы с тобой и в очереди рядом стояли. Но ты, видимо, настолько околдован феей, что и стада оленей не заметишь, если оно рядом пронесется.

– Где она?

– В надежных руках. В плену, но ей не сделают ничего плохого. Пока. Как она тебе, часто мерещится?

– Снится. Откуда ты меня знаешь? Вея рассказывала обо мне?

– Нет. Просто мыслишки иногда почитываю.

– Да ладно! – хмыкнул я.

– Как тебе цветочек, который я спрятал в книжке? – подмигнул мне пацан. – Греет душу?

– Я думал… это Вея, – оторопел я. Цветок лежал во внутреннем кармане рубашки, на груди.

– Я бы не стал тебя переубеждать, если бы ты не прогнал меня от своего стола. Теперь считай, что мы квиты.

– Так Вея даже не знает, что я хочу ей помочь?

– Узнает обязательно, – улыбнулся парень. – Ей просто пока не хватает практики.

Он издевался надо мной. Может, зря я рвался в Вегу и спасать никого не надо? Мальчишка сказал, что ничего Вее не грозит.

– Спасать придется, – подтвердил малец свои способности читать мысли. – Тебя выбрала фея, ты пропал, парень. Ты навсегда связал с ней свою судьбу.

– А почему ты разгуливаешь так спокойненько? – соскочил я с темы. – Разве тебя не ловят?

– Меня не просто поймать. Я мог бы добраться до Веги с охранниками моего отца, но хочется попытаться самому.

– Поедем с нами, – предложил я. Этот странный ребенок знал, где Вея, если не врал. Нельзя было упускать его. – В автобусе есть свободные места. И скучно не будет. Видишь ту группу ряженых? – Я указал на Альришу с компанией.

– Кто они? Почему так одеты?

– Ты же эксперт по феям, не я.

– Они возомнили себя феями?

– Сочувствующими им.

– Куда они все едут?

– На грандиозные игрища в Ботанический сад.

– Вот как? Я бы не прочь посмотреть.

Я представил Марка своим спутникам.

– О! Ты тот мальчик, которого ищут? – воскликнула Альриша.

– Ты наблюдательна, – одобрил Марк, – и потрясающе выглядишь.

Альриша смущенно улыбнулась, галантный кавалер был чуть выше ее пупа. Я вспомнил, что хотел взять минеральной воды на дорогу, и мы с Марком вернулись в столовую. В автобус мы зашли последними, через минуту он тронулся в путь. На этот раз никто не спешил рассаживаться по местам. Все сгрудились в центре и оживленно дискутировали. Я подумал, что обсуждают книгу, но вниманием публики завладела моя старушенция. Мы с Марком не стали продираться сквозь толпу фееристов, встали за их спинами и прислушались к разговору.

– Эта бабуся знает о том, что здесь написано! – прошептала мне Альриша. Бред продолжался.

– А зачем люди выбирали себе тотемы? Почему поклонялись какому-нибудь животному? – Спросила Джема.

– Нар-отец сначала создал животных, птиц и прочих тварей, поэтому, когда ему пришла мысль сотворить человека, – вещала старушка бодрым и внятным голосом – будто слова чеканила, – он, заимствуя образы и характеры животных, наделил людей лучшими их чертами и добавил еще кое-что. Так появились люди-тигры и люди-медведи, люди-лоси и люди-кроты. Человек поклонялся зверю не потому, что был суеверен или недалек. Через зверя он ощущал свою связь с природой, осознавал свои силы, питаемые от земли. Человек знал – он принят в братство, он не одинок, и в случае опасности бросался на помощь сородичам, жертвуя собой, но и его защищало все племя. Кроме того, черты, свойственные тому или другому тотему, помогали всему клану выжить, приспособиться, создать свою культуру. Это был мудрый уклад. До сих пор, многим людям присущи некоторые черты и повадки зверей, кому в большей степени, кому в меньшей. А у некоторых в напоминание об их тотеме, не осталось ничего, кроме фамилии. Ты, например, – старуха обернулась к ближайшему к ней фееристу Римку, – человек-аист. А ты, – она хищно приоткрыла рот с мелкими зубами, приглядываясь к Вилли, – человек-росомаха. Хотя тут примешались род ворона и род свиньи.

– Хорошенькая смесь, – внутри я скорчился от смеха, – таким озадаченным я Вилли сроду не видел. Человек-аист поднял повыше длинный остренький шнобель, поистине достойный своего тотема.

– Вот здорово! Вы видите людей насквозь! – восхитилась Альриша. – А я кто?

– Наверное, пантера? – предположил Вилли.

– Нет, милая, – прозорливая бабулька скептически оглядела Альришу. – Ты волчица, но с примесью белочки.

– О, какая жалость! – не выдержал я. – Придется менять татуировку! И кого же ты выберешь?

По-моему, Альриша расстроилась. Все боялись узнать правду, но требовали от старухи рассказать о своих тотемах. Фееристы в отличие от современной молодежи неплохо знают фауну прошлого и могут отличить кролика от морской свинки. Кого только среди нас не оказалось! Просто зверинец на колесах. Я был в восторге, но не мог поверить, что все это серьезно.

– А Гришка кто? – спросил кто-то. Скромный Гриша не лез вперед.

– Только без всяких примесей, – попросил он.

– Ты кедр, – сказала старуха, – ну, отчасти – лесной орех.

– Это не одно и то же? – поинтересовалась Джема.

– Значит, бывают люди-растения, – уточнил кто-то.

– С растениями связаны судьбы фей, – нехотя ответила автобусная ясновидящая.

– Эй, Феникс! – потянула меня за рукав Альриша, – ты что молчишь? Он кто?

Неприятная старуха снова испытующе на меня посмотрела.

– Он волк. Чистый тотем. Удивительно, пронести его нетронутым сквозь века!

Стало как-то не по себе от этих речей, когда она на меня смотрела, смех застревал в горле.

– Мы как брат и сестра, – сказала Альриша.

– И выгнали всех фей из Пионии, – вспомнил я.

– Мы не отвечаем за дурные дела предков, – возразила Альриша.

– Как знать, – не стал я спорить.

Кажется, мы перебрали всех пассажиров, остался водитель, но его никто тревожить не захотел.

– Постойте! А Марк? – Альриша вытянула сопротивляющегося мальчишку на суд старухи.

– Я не хочу ничего знать, – шипел Марк, а бабулька тем временем озадаченно рассматривала его со всех сторон.

– Не может быть! – наконец воскликнула она. – Я понимаю, что стара, а мир еще старше… И все-таки, не может этого быть! Не знаю, что сказать, я очень устала. – Старуха и правда как-то сникла, откинула спинку своего кресла и сползла на него, прикрыв глаза.

– Я понял! – завопил весельчак Крис, выпучив глаза и схватив несчастного Марка за плечи. Все застыли в молчании, ожидая сенсационного разоблачения.

– Он динозавр! – выпалил Крис. – Старый, как мир, динозавр.

Ребята захохотали, но Марк не подключился к общему веселью. На осунувшееся, бледное лицо мальчика больно было смотреть.

– Не бери в голову, старина, – Крис дружески похлопал его по плечу.

– Пойдем, сядем впереди, – попросил меня Марк. Я послал воздушный поцелуй Альрише. «Прощай, моя белочка!» – и перебрался с Марком на первое сидение.

– Я же говорил, что у нас не соскучишься, – заметил я. – По-моему повеселились на славу.

– Зря я тебя послушался, – Марк был угрюм. – Угораздило же сесть в этот автобус!

– Да что случилось? – не понял я.

– Ничего, тебя кто-нибудь встретит?

– Мой брат, – кивнул я. – Может быть, на леталке.

– Это неплохо. Подбросите меня, куда скажу?

– Нет проблем.

– Надеюсь, что не будет. – Марк вздохнул. – Будь начеку, Егор, Вее угрожает новая опасность. Я не знаю, что нужно этой женщине, но бойся ее как огня.

– Кто она? – просипел я еле слышно. Веселость моя без следа улетучилась.

– Хедера, – ответил Марк. – Плющ.

Ну и денечки настали! Не успеешь отгадать одну загадку, а тут уже следующая в очереди. Я не понимал, почему надо бояться плюща, но Марку поверил безоговорочно.