Текст книги "Охота на фей (СИ)"

Автор книги: Кристина Камаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Камаева Кристина Николаевна
Охота на фей

Книга первая

Пролог

Действующие лица:

Писатель, мать писателя, читатель – подросток лет четырнадцати, мама читателя.

Мать писателя:«Такое начало не годится. Сейчас никто не пишет просто: «Жил-был такой-то…». Читателю скучно. С первых фраз его нужно огорошить, увлечь, взбудоражить воображение! Ему недосуг разбирать биографические или исторические детали. Подай ему картинку – яркую, необычную! Может быть, видение или сон. Что-нибудь такое, чтобы пробрало! Пусть сразу прочувствует, с чем столкнется в твоей книге».

Писатель:«Гм… Видение? Да, пожалуй. Например, ящик похож на гроб, длинный, деревянный, только крышки нет…»

Мать читателяпрерывает полет фантазии автора: «Фи! Опять гробы, трупы – все мрачно безысходно. Не понимаю, вы же пишите для детей! Откуда берутся эти жуткие вещи? Неужели сложно написать светлую, радостную книгу?»

Писатель, раздраженно подернув плечами, продолжает:

«Девушка лежит, не шевелясь, глаза закрыты. Она жива и не спит, но ни за что не выдаст себя, потому что вокруг бродят твари…»

Читательхмыкает: «Прямо Белоснежка какая-то. Лежит в гробу, под спящую косит. Твари ей не вкатили. Принца ждет. И он, конечно, явится, всех тварей отметелит, любимую спасет. Все уже понятно».

Писательвздыхает, но продолжает леденящим кровь голосом: «В них нет ничего человеческого: голые, обтянутые серой кожей черепа, с глубоко запавшими в воронках глазниц мутно-лиловыми шарами. Иногда эти блеклые глаза вспыхивают болотным огнем или выстреливают лучами, пронзающими тьму…, смертельно опасно заглядывать в них!»

Мать писателяс тревогой в голосе: «Милый, может, оставить все как было? «Жил-был Егор из 8-А класса?»

Писательс упрямым злорадством: «Нет уж. Видение, так видение.

Она лежит в длинном ящике без крышки, руки не связаны, но ящик тесный и отверстие слишком узкое – не выбраться. Вея не помнит, как оказалась в гробу. Не знает, что делать. Кричать, звать на помощь? Никто не услышит. Ящик несут на плечах серые чужаки, очертаниями фигур напоминающие людей, но девочка знает, что нет в них ничего человеческого, и боится обратить на себя внимание.

Восхождение процессии длится бесконечно долго, но она видит только звезды над головой, когда рискует слегка приоткрыть глаза. Наконец они ставят гроб на что-то твердое и тотчас разбегаются. Тогда Вея понимает, что ее принесут в жертву. Но кому? Кто придет за ней? Зверь? Змей? Чудовище, представить которое бессильно даже воображение? Кому поклоняются серокожие твари? О! Должно быть их бог ужасен, под стать своим приверженцам!

Вея напрягает все силы и пытается протиснуться в узкое отверстие и плачет от сознания собственного бессилия. Рванувшись, обдирая до крови плечи и локти, она все-таки высвобождается из гроба. Лучше бы она этого не делала. Девушка с ужасом смотрит вокруг. Что случилось с планетой?! Наверное, так выглядит преисподняя в самых мрачных фантазиях художников. Земля разворочена, вздыблена, оплавлена, застывшая порода жирно блестит в свете луны. Вея силиться вспомнить, почему Эдем превращен в пустыню, но память изменяет ей. Неужели во всем мире остались только она и жуткие твари, затаившиеся за камнями, предвкушающие расправу над ней?

И вдруг Вея слышит шепот из самых недр изуродованной планеты:

 
«Если желаешь другому смерти,
Как восторжествует жизнь?
Если вокруг тебя творится
Бесчинство, а тебе нет дела,
Откуда взяться герою?
Если хочешь один быть
Спокойным и сытым.
Как мир спасется?
Ни любви, ни веры,
Ни мечты, ни дружбы…
Так к чему все?»
 

Голос становится плотным и тяжелым, Вея падает навзничь, звук с силой врывается в уши, кажется еще немного и голова расколется от боли. Еще бы! Исполинская планета грозно говорит с девочкой, и бремя вины ей не по силам. «Убей меня!» – скулит несчастная. Планета молчит, как будто обдумывает ее просьбу. Но даже молчание бывшего Эдема тяжело. Непрерывным потоком льются слезы Веи, как будто возможно выплакать себе прощение.

И после долгого молчания усталая планета шепчет: «Спаси свой класс!»

Становится тихо, только кружится и оседает угольная пыль, потревоженная голосом Эдема.

Вея просыпается, ее лихорадит, щеки мокры от слез. «Чур меня, чур, это только сон, слава Богу! Привидится же такая мура!» Девочка успокаивается понемногу. Надо же, какая нелепица! «Спаси свой класс». С чего бы это? В новой школе у нее не сладились отношения с классом, и друзей нет. Выходит, что на подсознательном уровне ее это все-таки волнует? Ерунда, нет ей дела до школы вообще. Тем более, сейчас, когда есть о чем переживать и волноваться по-настоящему».

Глава 1
Она не пришла

На ватных ногах я вхожу в кабинет директора.

– Смелее, молодой человек, – приторно покровительственным тоном торопит меня невысокий мужчина в синем с глухим воротом комбизе. Жестом он приглашает меня сесть. Я оборачиваюсь. Директор, привстав на цыпочки, выглядывает из-за моего плеча и заискивающе улыбается гостям. У меня тоже трясутся поджилки, но я храбрюсь.

– С кем имею честь? – немного отклоняюсь от любопытного дяди, который едва не сканирует меня носом.

– Служба гражданской разведки, Сержик Хобта, – усмехается сыщик одним уголком рта.

«Вот уж кого никогда не мечтал заинтересовать!» – проносится в голове.

– Садись, у нас с тобой небольшое интервью.

Слушаюсь и мысленно подбадриваю себя: «Смелее. Я чист. Мне просто нечего скрывать». В кресле директора сидит еще один сыщик, похожий на первого – приглаженный, с выверенной мимикой – и тоже не спускает с меня глаз. А спецодежда, наверняка, напичкана разными устройствами.

– Представься, – говорит Хобта, присев сбоку от меня на край стола.

– Егор. Егор Северьянов.

– Ты дружишь с Веей Арум?

– Ее фамилия Арум? – удивляюсь я – Едва ее знаю.

– Позавчера ты провел ночь у нее дома, – замечает сыщик, который сидит напротив. Я мысленно аплодирую его осведомленности.

– Ну и что? – не отпираюсь я. – Но до этого я с ней даже не разговаривал.

Сыщики молчат. Видно, я их разочаровал.

– Коллега, достаньте клещи, – задумчиво предлагает Хобта. Я ерзаю. Сыщик нагибается и вытаскивает из-под стола тоненький чемоданчик.

– Простите, – блеет директор, – но разве клещи не противопоказаны детям?

– Нисколько, – холодно улыбается Хобта. – Пожалуйста, выйдите за дверь.

«Коллега» достает из чемодана два чипа и прикладывает их к моему лбу ближе к вискам – они прилипают как магниты к металлу. Во рту становится горько. Клещи – устройство, стимулирующее память. Не слишком гуманное.

– Может, теперь ты будешь внимательнее, – угрожает Хобта.

Но мне нельзя рассказывать им все. Как глупо. Неужели из-за того, что я не сдал девчонку, моя семья пострадает?!

Сыщик скользит пальцами по кнопкам прибора, вводит код, мой мозг напряжен, как никогда.

– Итак, известно, что Вея сознательно не стремилась к знакомству со сверстниками. Как тебе удалось наладить с ней контакт?

Я вижу темный силуэт Веи на фоне окна. Она оборачивается и следит за мной печальными темно-серыми глазами… Вижу также всю комнату, сыщиков и себя, скрюченного, вдавленного в кресло, – как бы со стороны. Мне нечем дышать, но напряжением воли я возвращаюсь в того, захваченного клещами.

– Она боялась пройти через ворота, – мямлю я. – Старшеклассники дразнили. Костик, Мишка и другие. Попросила проводить ее домой.

– Странно, – откликается сыщик, как сквозь толстое стекло. – Ей не составило труда разделаться с этими парнями на следующий день.

– Не верю. Они придумывают, – не соглашаюсь я.

– Что вы делали у Веи дома?

Моя память кажется мне чередой коридоров и комнат, по которым мечется сигнал их дознающейся неведомо чего программы. И я стараюсь зацепить его за какую-нибудь картинку.

– Ничего особенного. Телек смотрели. Болтали. – Я подсовываю шпиону катание на арроглайде, телевизионные новости, потерявшегося ребенка.

– Что она говорила про мальчика?

– Он из Фомальгаута, – вспоминаю я. – Больше ничего!

– Тебе не нужно выгораживать Вею, Егор, – сердится сыщик. – Пойми, ее родители – заключенные Абаскума!

Молчу, я, правда, ничего не знаю о мальчике.

– Ты не заметил что-нибудь необычное в доме Веи? – допытывается Хобта. По голосу чувствую – он раздражен.

– Книги. Очень много книг, – я старательно вспоминаю стеллажи от пола до потолка, странная коллекция, но за это в тюрьму не сажают. «Коллега» посылает моему мозгу еще парочку колких импульсов. Я хватаюсь за яркие эмоциональные впечатления, чтобы не допустить сыщиков к запретным воспоминаниям: подсовываю им свой сон о Вее (прости, родная) и опять наше путешествие на арроглайде…

– Кем ты приходишься капитану Глебу Северьянову? – спрашивает заскучавший Сержик.

– Я его брат! – выпаливаю я.

– Прекращай, – командует Хобта напарнику.

– Он мне не нравится, – возражает тот, – взгляни, какое сопротивление!

– Прекращай, – повторяет Хобта, – будет хуже, если мы навредим парню.

«Коллега» отключает прибор. Я выжат. Мне протягивают бутылку воды, и я разом выпиваю полтора литра.

– После клещей всегда хочется пить, – как ни в чем ни бывало улыбается сыщик, и складывает чипы в чемоданчик. Я направляюсь к двери.

– Если Вея даст о себе знать, сразу сообщи в службу разведки, – бросает Хобта, как бы между прочим.

Мне все равно, что он там советует. Без чипов я вижу мир смазанным, меня качает. Пока еще все восстановится! Отпрошусь у Бельчет с химии, она отпустит, а Гульнара у нас принципиальная – один урок придется отсидеть. Я ни с кем не разговариваю, иду на автомате и заваливаюсь на последнюю парту. Одноклассники украдкой косятся в мою сторону. Все уже знают – меня допрашивала разведка. Голова трещит, как будто ее сжимали клещами для гвоздей.

За что же родителей Веи могли забрать в Абаскум? Туда попадают законченные отморозки, нелюди, отравляющие жизнь человечеству. Даже страшно предположить, какое преступление они совершили… Может, это ошибка? Как бы там ни было, я горжусь тем, что устоял против клещей и не выдал тайну Веиного дома…. Начинается урок, но я ничего не слышу. Наконец-то можно расслабиться. Отпустив на свободу мысли, вспоминаю вчерашний день.

Мы прозвали ее Тихой – скромная, незаметная девочка. Спросят о чем-нибудь – ответит, а нет – так молчит. Я, вообще, ее новенькой считал, а оказалось, что мы уже два года вместе учимся. И я бы о ней не подумал даже, если б перчатки по рассеянности не забыл. Захожу в класс за ними, а там, у окна, Тихая стоит. Оглянулась, с тоской на меня посмотрела и просит:

– Проводи меня домой, пожалуйста!

И таким отчаянием из ее серых глаз плеснуло, что опешил я, забыл, что у меня другие планы были. Подошел, посмотрел во двор. А там, у школьных ворот, Костька Свинтус с дружками оболтусами топчутся, пыль кроссовками ковыряют, сразу видно – занятые ребята. Свинтус – сын Василия Опричника, нашего городового, который за порядок на улицах отвечает. На что папаша – неприятный тип, а сынок и того хуже: пытается в школе свои порядки навязать, всех в страхе держит, а чужих просто выживает. Сам же и решает, кто свой, кто чужой. Себя он Цербером величает, а за Свинтуса по шее схлопотать недолго.

– Меня ждут, – кивает на компашку Тихая. – Каждый день караулят, дразнят, сил нет.

Представляю, как они могут дразнить – подонки известные. Тихая и сама, конечно, накручивает. Отшутилась бы, как другие девчонки, пококетничала, они бы и отстали. А она, наверняка, с гордым видом мимо проплывает, делает вид, что их вовсе не существует. Вот Свинтус и взбеленился. Вопрос еще, охота ли мне связываться с этими здоровыми лбами? Но она выглядела такой несчастной, что отказать я не мог.

– Где ты живешь?

– На Виноградной, за прудами, – просияла вся.

Это совсем близко, пешком дойти можно. Смотрю на нее и не могу вспомнить, как ее зовут, милое дело!

– Вея, – протягивает она руку, как будто мысли прочитала. Догадливая какая! Беру ее ладошку и тоже представляюсь.

– Егор.

Она смеется, знаю, мол. Вот и познакомились, не прошло и два года. И хорошенькая, оказывается, «новенькая». Чуть второй раз перчатки не забыл.

Выходим во двор, садимся на арроглайд. Все, понятное дело, глаза вытаращили: куда это Феникс с Тихой собрались?

Пацанам мой арро покоя не дает. Конечно, такого ни у кого нет. Сверхскоростной, сверкающий – чудо техники. Его моему брату сам президент вручил за особые заслуги, а брат мне подарил. У него в Веге – воздушный транспорт. Фениксом меня называют по имени арро. Почти у всех ребят в классе есть прозвища, но все больше из мира животных, типа: пума, динго, горностай… Жили раньше такие, теперь их нет, но память осталась.

Подъезжаем к воротам

– Здоров! – тормозит нас Свинтус. На физиономии у него ассорти из эмоций, а цеплять не хочет. Знает, что у меня брат на космодроме работает, да и я туда подамся, как только отучусь.

– Привет, Костик! – пожимаю его лапищу спокойненько. – Ждешь кого?

– Да так, – сплевывает небрежно Свинтус. Его бы папашу сейчас сюда, чтобы сынка на пятьдесят денебов оштрафовал. – Следим, чтобы всякая нечисть не просочилась.

– Ну, следи, – киваю я. – Покеда!

– Пока, – цедит Костя. – Тихую-то убери – далеко не уедешь! – Орет он вдогонку.

– Ну, вот и прорвались, – улыбаюсь я.

А она вдруг запросто обнимает меня, легко так, мягко. Я понимаю, конечно, что так удобнее ехать, все девчонки любят держаться. Иногда еще когтями впиваются и визжат, если я быстро еду, не соображают от страха, что мне больно. У Веи когтей нет, но прижалась она ко мне как-то со значением, если я в чем-то разбираюсь. Пробрало меня, понравилось.

– Прокатимся вокруг? – спрашиваю, а то слишком уж близко до ее дома. Она соглашается. Мы выезжаем на Кристальное шоссе – единственную дорогу в городе, по которой разрешается быстро ездить – и мчимся со свистом.

– Здорово?! – ору от восторга.

– Здорово!

Пронеслись мы вокруг трех прудов, там дорога то вверх взвивается, то вниз падает. Арро летает, но она не испугалась, я это чувствую. Захотелось мне еще похвастаться возможностями чудо-транспорта, выехал на берег, выпустил лыжи и заскользили мы по воде. Брызг тучи, хохочем, довольные. Не скоро добрались до ее дома. Симпатичный такой, одноэтажный, но совсем не маленький. В саду – сосны, их всюду высаживают, благотворно влияют на городской воздух, еще какие-то деревья растут и травка шелковая.

– Спасибо тебе! – пассажирка моя благодарно сжимает мне руку.

– Имя у тебя, Вея, легкое, подходящее, – замечаю я. Она улыбается. Славная девчонка, без ужимок.

– Давно эти переростки к тебе пристают?

– Нет…, – Вея мрачнеет. – Они каким-то образом узнали, что я сейчас одна живу…, грозятся, что в гости нагрянут. – Страх опять подкрадывается к ней.

– А где твои родители?

– Уехали в Фомальгаут на чайные плантации. Они ученые, делают прививки растениям, чтобы кусты не болели, – девочка вздыхает. – Давно уже не звонят, и я не могу с ними связаться. – Лицо ее становится беспокойным. Она действительно встревожена. И я вдруг брякаю наобум:

– Хочешь, чтобы я остался у тебя ночевать? – ужас, что я такое несу, сейчас пошлет наглеца куда-нибудь подальше. Но она обрадовалась.

– Ты, правда, можешь остаться? – странно, неужели боится, что чужие достанут ее в собственном доме? При наших-то строгих законах?

Я ставлю арро во дворе, с интересом осматриваюсь.

– Что это за деревья?

– Вишни, угощу тебя вишневым вареньем, моим любимым.

Не слышал я, чтобы вишни разрешалось сажать в частных дворах.

Жаль, что Вея рядом со школой живет, многие нас вместе видели, и мой арро у ее дома всю ночь простоит. Затравят шуточками друзья-товарищи. Но Вею, похоже, это мало волнует.

– Заходи, располагайся. Там душ и прочее. А я пока соображу что-нибудь нам на ужин. – Это кстати, есть хочется. Оцениваю обстановку. Квартира необычная – нигде не видел столько книг. Стеллажи от пола до потолка, и книги на них стоят в два ряда. Неужели возможно столько прочитать? И зачем? Непонятно. Кино куда интереснее смотреть. Фильмы на любой вкус есть: и познавательные, и романтические, и смешные, и фантастические. С трудом представляю, как можно было собрать такую гору книг и где? Книги не печатают на Эдеме. Все что сохранилось – издано до войны. У нас дома – только папины медицинские справочники. Я побродил вдоль внушительных стеллажей, потрогал толстые корешки и вытащил одну книгу наугад. Открыл. Стихи! Вот это раритет! Теперь понятно, почему Вея ни с кем не общается. У нее просто времени на нас не остается – и жизни не хватит, чтобы все эти книги прочитать.

Я вспомнил, что надо домой звякнуть:

– Мам! Я не приду ночевать сегодня…. Так, у знакомой… Что?! Да, я не буду! Завтра сразу в школу. Как зовут? Потом расскажу. Пока!

Вот любопытная! Пусть радуется, что вообще позвонил, многие ребята не утруждают себя такими мелочами. Настроение у меня нервно-приподнятое. А тут и ужин подоспел. Запах из кухни умопомрачительный. Что же это может так пахнуть? Вея поджарила картошку с луком и подала на стол блюдо с салатом. Помидоры, сладкий перец, огурцы, зелень – я не верил своим глазам. Нет, я, конечно, знал, что все это существует, был на экскурсии в теплице и слышал, что в прошлом все это ели…, но сейчас у нас питаются по-другому. Еда бесплатная и для всех примерно одинаковая: каши, биосмеси, соя, витамины. Мы получаем ее как паек каждую неделю в распределительных центрах. Дома остается только загрузить продукты в микроволновку, и готова «пища богов», как в шутку называет ее мой папа. В школьных столовых дают то же самое.

– Ты что? Сама все это готовила? – все еще не могу поверить. – Из чего?

– Из всего настоящего, – лукаво подмигнула мне Вея. – Ешь, не бойся.

Запах и вид у этой еды был такой, что я не стал больше сдерживаться. Никогда, никогда в жизни я не ел ничего вкуснее!

– Кто ты? Волшебница? Где все это берешь?

– Пойдем, кое-что покажу, – Вея взяла меня за руку и, приложив палец к губам, потянула в коридор, ведущий из кухни в глубину дома. Там она открыла дверь, и мы вошли в кладовую, она сдвинула в сторону едва заметную ширму, а за ней оказалась еще одна дверь. У меня ладони вспотели от напряжения, не ожидал я, что Тихая будет держать меня за руку так долго. Вошли мы в огромную комнату с витражами. В полумраке, в причудливых бликах от разноцветных стекол я увидел цветы, кусты, грядочки с овощами. Вместо пола земля насыпана, и все на ней растет!

– Вы что, совсем безбашенные?! – возмущаюсь я. – Это же запрещено!

– Ты же никому не скажешь, – отвечает Вея, а глаза дерзкие, как будто дразнит меня. Знает ли она, что мой брат работает в космической разведке? Вряд ли. Почему это я должен хранить ее секреты, если за умолчание мне не то, что какой-нибудь штраф грозит или исправительные работы, а ссылка в городок второго, а то и третьего круга, разлука с родными и жирный крест на карьере. Кто она такая, чтобы я из-за нее рисковал?

– Я люблю приходить сюда, – говорит Вея. – Смотрю на цветы, ухаживаю за помидорами, огурчиками, капустой. У каждого из них свой запах, свои причуды, они просто красивые. От них идет тепло. Смотри, на этой клумбе мои цветы. Аруники.

– Аруники? Никогда не слышал. – Я нагнулся, чтобы рассмотреть их: симпатичные, золотистые. Но в отличие от Веи мне хочется бежать из ее потайной теплицы и забыть о том, что я здесь видел.

Выныриваю на минуту из воспоминаний и оглядываю класс. Ничего, все спокойно, Вилли что-то занудно объясняет учительнице. Какая все-таки удача, что сыщики меня не раскололи! Все-таки, частная теплица – это вздорная затея. Закон есть закон, он для всех. Это раньше было много земли, а сейчас, президент прав, надо сдерживать потребительские аппетиты. После войны мир изменился: растаяли ледники, земля ушла под воду, миллиарды людей скосили эпидемии. Пришел конец старого света. Когда все утряслось, оказалось, что кое-где люди выжили, но пространства, пригодного для их существования осталось немного. Человечество начало жизнь с чистого листа, чтобы построить новый мир – справедливый. Его назвали Эдемом. Правительство сумело жесткой политикой приучить эдемцев к порядку. За любую провинность, ослушание и пренебрежение законом человека приговаривают к принудительным работам на периферии, в радиоактивных зонах, где в основном трудятся клоны, или даже к смертной казни.

Президент обещает, что со временем мы восстановим разрушенную планету – страшный подарок наших жадных предшественников. Нас не учат истории. К чему знать о цивилизации, которая себя погубила. Зато учат верить в то, что нашими стараниями мир обязательно превратится в настоящий Эдем. Города в стране называются как звезды Вселенной, кроме столицы – Олимпа. Нам повезло, мы живем в Антаресе – городе первого круга, вдали от ядовитых океанов и удушливых тропических лесов. Антарес окружает защитное пространство: специальные установки очищают воздух и не дают просочиться ядовитым туманам и радиоактивной пыли. Но каждый год заслуги жителей города переоцениваются. Ленивых, неспособных, неуживчивых личностей и тех, кто преступает законы, переводят в города второго и третьего круга, где уровень жизни хуже и защита от вредоносного влияния атмосферы слабее. Мы много и хорошо работаем. Я хочу возводить рай на земле вместе со всеми и не понимаю тех, кто пытается обойти закон. Если ты замечательный агроном, то разводи свои культуры в общественных теплицах на благо людям, а не у себя во дворе! А то кто-то вырастит дома помидоры с цветочками, а кто-то оружие сделает. Потакание своим прихотям и проявление индивидуальности ведет к нарушению дисциплины – так нас учат. Я согласен, без дисциплины Эдем никогда не построить. Но Вее свои мысли я излагать, почему-то, не стал. А она позвала меня пить чай с вареньем. И это было супер! Мы сидели на диване, смотрели телевизор, пили бодрящий, ароматный чай – еще один семейный секрет – и ели вишневое варенье. Я чувствовал себя государственным преступником, но ел. И не понимал, как же я раньше обходился без варенья?

По телевизору показывали встречу Адама – нашего президента (жену его, кстати, зовут Евой) с инопланетным королем Жвалой II. Полтора года прошло с тех пор, как на Эдем опустилась эскадрилья космических кораблей с Роламбы – так гости назвали свою планету. Ее не видно на небе Эдема, и наши космонавты не смогли найти ее в пределах досягаемости наших кораблей. Роламбины назвались мирными торговцами, обучились нашему языку, и началась взаимовыгодная дружба. Паритет, правда, не совсем соблюдается, к себе они не приглашают. Уверяют, что для нас их планета представляет серьезную опасность. Адам завидует их технике, у нас такой пока нет. Все мы надеемся, что по части создания оружия они не так изобретательны. На вид это настоящие страхолюдины: коричневые карлики с болтающимися грушевидными носами. Глазки у носа в кучку собрались. Брат ругает меня за скептическое отношение к разумным существам, но я все же думаю, что на Роламбе не обошлось без экологической катастрофы пострашнее нашей. Наверняка они что-то скрывают, раз противятся тому, чтобы мы погостили у них. По их рассказам Роламба – чудо планета, и жар-птицы там летают, и белые олени по лесам скачут, а кое-где и на дракона нарваться можно. В знак дружбы подарили роламбины нашему президенту котенка голубого сияющего барса, Адам чуть было не отказался, не хотел от народа отличаться. Раз не позволено животных заводить, значит, это всех касается. Но с другой стороны, отказаться от подарка было политически некорректно. Народ неглупый, поймет. Приняли дар, в самом деле, не объест же нас котенок. Теперь Регул – символ власти, живет – не тужит, купается во всенародной любви наравне с Адамом.

Жвала II – первая образина даже среди своих, всегда одет в богатый наряд, крупными каменьями украшен с головы до ног, но наш Адам рядом с ним и в простой одежде выглядит куда солиднее.

– Не могу понять, – обращаюсь я к Вее, – если у роламбинов на планете полный порядок, и техника – позавидуешь, какой интерес им с нами дружить? По новостям только и слышишь: роламбины проложили на Эдеме трехсоткилометровый тоннель, обнаружили где-то там источник пресной воды, привезли десять видов съедобных грибов и т. д. Никогда не говорят, что мы даем им взамен.

Вея задумалась.

– Их интересует клонирование. Но президент не торопится раскрывать наши тайны. Еще они выбивают у Адама разрешение основать у нас колонию где-нибудь на «ненужной», непригодной для жизни земле. Радиация им, вроде как, нипочем.

– Еще бы, – не выдержал я, – с ними уже произошло все самое страшное. – Вея не улыбнулась.

– Я слышала, что у них маленькая планета и называется она не Роламба, а как-то иначе. Народ Жвалы II живет под землей, и он там не полноценный правитель. Но это все, возможно, слухи.

Я снова был поражен, не девочка, а кладезь тайных знаний. Не может же она знать об инопланетянах больше, чем президент с его разведкой!? Захотелось еще кое о чем расспросить, но в это время диктор призвал к вниманию. На экране появилась фотография мальчика лет девяти – десяти. На нем была красная курточка. Побежали строки: «Ушел из дома и не вернулся. Владеющих какой-либо информацией просим связаться с нами…». Что еще за новости? У нас никогда не было таких объявлений. Если кто-то и исчезал, сведения об этом не просачивались в СМИ. Могли бы найти и без помощи обывателей, человек все-таки, а не фантом.

– Странно, что они сообщают об этом по телевизору, – Вея тоже удивилась. Мальчишка оказался приемным сыном министра обороны Якоба Кастора. Ушел он из Фомальгаута.

– Уже поздно, – сказала Вея. – Я пойду спать. Вот тебе подушка и одеяло, можешь располагаться на этом диване. Спокойной ночи. – Она слегка коснулась моей руки.

– Завтра разбужу.

Пришлось подчиниться. Она говорила, что родители ее как раз в Фомальгауте. Переживает, наверное. Я собирался посмотреть какой-нибудь фильм по телевизору, но веки отяжелели, я сгреб в охапку подушку и провалился в сон. Во сне я исступленно и долго целовался с Веей. Потом я увидел, что девушка уходит. Надо было бежать за ней, но двигался я еле-еле, почти ползком и все время вниз. Я хотел узнать у Веи, что это за катакомбы, но и язык плохо ворочался и не подчинялся мне. Потом я сам сообразил, что нас занесло в тот самый трехсоткилометровый тоннель, который вырыли роламбины. Вокруг кто-то шуршал и копошился: коричневые уродцы сновали взад-вперед и бегали по стенам как пауки. Было так противно наблюдать за ними, что я проснулся, но не сразу стряхнул с себя наваждение. Когда сил таращить глаза не осталось, я сдался, уснул и снова стал жарко целоваться с Веей.

Утром, когда она как следует встряхнула меня за плечо, я не сразу опомнился, а потом вскочил как ошпаренный.

– Ты всегда так крепко спишь? – засмеялась она и, как мне показалось, немного смутилась. Я усмехнулся, но говорить ей о том, что после моих сновидений на ней не должно остаться ни одного живого места от засосов, не стал. Кто его знает, какая реакция последует.

– Я сегодня тоже прекрасно спала, – слегка потянулась Вея. – Хорошо, что ты остался, было спокойно.

«Ну и ладушки, – подумал я, – переночевал у девчонки, и ничего тут такого нет». В школу поехали с невозмутимыми лицами, только очки темные надели. Пусть пальцами тычут, не смертельно. Когда вошли в класс, Рыжий Жаба закатил глаза и громко прошептал: «Ну, как Тихая, совсем тихая?» – Я посоветовал ему заткнуться.

День прошел как обычно. Только я частенько поглядывал назад, пытался себя удержать, но не мог. Хотелось смотреть на русые волосы, заплетенные в косу, ровный прямой пробор, чистое лицо. Я вспоминал, как сияют ее глаза, когда она улыбается, и думал только о том, попросит ли она, чтобы я проводил ее и сегодня. Не попросила! Я бы сам предложил, но она ушла неожиданно, с последнего урока. Я был уязвлен, выбит из привычной колеи, расстроен так, что даже разозлился на себя. В школе прорва симпатичных девчонок, ни одна не откажется покататься на арроглайде – только позови! Зачем мне Вея с ее крамольными грядками? У ворот было пусто, наверное, Тихая этим воспользовалась и ускользнула. Ну и прекрасно, в моих услугах больше не нуждаются, и страж в доме ей не нужен. От ворот – поворот. Я решил быть гордым, но, все-таки, с трудом удержался, чтобы не помчаться на Виноградную, и не проверить, все ли там в порядке. Вместо этого я отправился на фармацевтический завод и отработал там четыре часа сверхурочно.

Заверещал звонок и вывел меня из оцепенения. Ребята записывали задание, что-то говорили, но я не понимал. Я вспоминал и не мог остановиться, не мог не думать о ней.

На следующий день Тихая в школу не пришла. Я ни на шутку испугался. Эх, дурак! Надо было ехать вчера на Виноградную. Напрасно убеждал я себя, что ничего ужасного не произошло. Может, ей нездоровится, или родители приехали, мало ли какая причина найдется, чтобы уроки пропустить. Ничего не помогало, я вздрагивал всякий раз, когда дверь в класс открывалась – заглядывал директор или входил опоздавший. Последним примчался Рыжий Жаба. Не обращая внимания на протесты Косинусы – нашей математички, не желавшей пускать его на урок, Жаба, не отдышавшись, как следует, выпалил:

– Слышали новость? Вчера Тихая забила Свинтуса, порвала морду Белому Мишке, похитила маленького мальчика и исчезла! – С минуту Жаба наслаждался эффектом от своего заявления. Оцепеневший от новости класс молчал.