Текст книги "Девушка в полосатом шарфе"
Автор книги: Кристина Лестер
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
4
Кира решила не рассказывать родителям и сестре о своей командировке. Потому что начнутся вопросы, охи-ахи, слезы и попытки ее отговорить. А потом можно позвонить из Штатов и поставить перед фактом. Петре – той вообще будет все равно. Она только скажет в который раз, что Кира – сумасшедшая, и ей давно пора образумиться. А мама с папой со временем смирятся с таким положением дел.
Отлет в Нью-Йорк у них с Яном был намечен на завтрашний обед. Все рабочее время она носилась по кабинетам, что-то подписывала и оформляла, потом – по магазинам, что-то покупала и выбирала, пока не поняла, что надо остановиться и отдохнуть.
– Ты что – думаешь, в Нью-Йорке продовольственный кризис? – оглядев содержимое ее пакетов, съязвила Златка – ее приятельница-бухгалтер и тайная страсть Матвея. – Зачем, например, тебе новая расческа?
– Ну… я же должна знать, что у меня все в порядке.
Златка поводила пальцами в воздухе и поморгала глазами.
– То есть новая расческа и «все в порядке» – это одно и то же?
– Нет, просто представь: я лечу в самолете, а мне срочно хочется расчесаться…
– Это тебе не поможет. – Златка взяла в руку прядь ее непослушных волос. – Тебя облагородит только стрижка налысо. Или тугой старушечий пучок. Это же… Какой-то шалаш!
– Не язви. Я просто хочу сказать, что мне приятней чувствовать себя в новой стране с новыми вещами.
– Слушай, ну а зачем тебе две пары колготок?
– Минуточку! Я в них хожу! Ты что – не замечала?
– Замечала, только неужели ты думаешь, что американцы настолько безнадежны, что не смогли придумать полосатые детские расцветки?
– Ничего я не думаю. Отдай пакеты и хватит в них рыться!
– Ну а как тебе твой Яник? – миролюбиво поменяла тему подруга.
– Какой-то странный тип. Меня за него сватает Матвей.
– Что – серьезно?
– Нет, конечно. Но иногда мне так кажется. Скажи, вот зачем посылать вместе двух посторонних людей? – Кира остановилась посреди кабинета и всплеснула руками. – Как будто мы там не можем встретиться! И перед этим он нас еще и поил за общим ужином!
– Он вас поил? – ревниво оживилась Златка. – Ну-ка расскажи.
– Да ничего интересного – позвал нас к себе на свободную квартиру…
– На нашу?
– Ну да. На вашу. И весь вечер говорил об этой командировке.
– А. А сам он был один?
– Да не бойся ты. Один.
– А Яник к тебе не… того?
– Не того. Ой, представляешь, мы с ним пошли домой и оказались соседями! Он живет прямо надо мной! Как тебе такое?
Златка молча крутила головой в знак восхищения.
– Слушай – да. Сам Бог велел. А Матвей что-то ко мне остыл последнее время.
– Работы много.
– Знаем мы эту работу. Ходит тут одна «работа» с рыжей крашеной гривой и задницей – величиной с твой стол.
– Куда только жена смотрит!
– Не говори. Одно хорошо: меня она тоже просмотрела! – горько согласилась Златка.
Кира захлопнула чемодан и принялась плясать на нем, утаптывая содержимое старым известным способом. Вот и наступило то, чего она больше всего боялась: последний вечер перед отъездом. Во всех комнатах горел свет, работало два телевизора, на кухне громко орал «сидюшник», но все это никак не могло заставить ее успокоиться и перестать время от времени прикладываться к настою из валерьянки. Она прощалась со своей уютной квартиркой, чистой, теплой, светлой, пусть небольшой – но все равно такой родной! Здесь они с Петрой начали свой самостоятельный путь и жили вместе, пока та, два года назад, не ушла к своему Филиппу.
Квартирка, в которой когда-то жила бабушка, оказалась настолько хороша, что даже после ухода Петры в ней не поселилось одиночество. Она манила Киру промозглыми темными вечерами, собирала полчища друзей на субботние посиделки, при этом всегда оставалась добра к своей хозяйке.
Даже в родительском доме Кира не чувствовала себя так хорошо! А теперь ей предстоит расстаться с любимыми стенами на несколько месяцев. Как же они друг без друга проживут? Кира проглотила комок в горле и подошла к окну.
Как будет страшно и неуютно в Америке! Как будет не хватать этого мирного покойного вида из окна: на скверик и кондитерскую в углу остановки…
Нет, она не сможет. Не сможет без трамвайного перезвона по утрам, без этих каштанов, огромных и старых, которые вросли в кухонное окно со двора, без соседей – добрых родных лиц – и вечно ворчащей консьержки в парадной…
Там такого нет! Там – небоскребы, царство металла и прямые улицы. А она любит низенькие черепичные крыши, мосты и мостики, мощеные дороги и кривые улочки, просторные площади и малюсенькие фонарики над каждой подворотней…
Как же так? Как же они смогут расстаться с Прагой? Кира долго стояла, упершись локтями в подоконник и положив лицо на ладони, пытаясь запечатлеть в памяти вечерний город, пока не услышала над головой громыхающие звуки.
Наверное, Ян упаковывает чемодан, с усмешкой подумала она. В ее сердце родилось что-то вроде дружеского участия к этому человеку. А сознание того, что ему тоже предстоит расстаться с родным городом, и он, может быть, тоже переживает, сразу придало ей бодрости.
Кира даже подумала: не постучать ли в потолок или по трубе в знак приветствия. Но как знать, вдруг он неправильно поймет ее жест? Подумает, например, что слишком громко собирает вещи…
Кира решительно отошла от окна, перетащила чемодан на другое место и принялась снова прыгать на нем. Когда все было почти утоптано и оставалось только захлопнуть замки, раздался телефонный звонок.
– Ах, ненаглядная моя сестренка! – щебетала Петра. – Считай, что я – замужняя женщина.
– Поздравляю, – процедила Кира.
– Еще рано поздравлять. Свадьбу наметили на февраль… Ну что ты молчишь?
– Поздравляю еще раз.
– Ты что – дуешься?
– Ни в коем случае.
– Такое событие! Руку и сердце! Прямо при маме!.. А ты приставала со своими яблоками. Кстати, отсыплешь пару килограммов?
– Нет.
– Почему? Жадина?
– Нет, они… Я их подарила добрым людям.
– Зачем?
– Так было надо.
– Сестра, ты меня восхищаешь!
– Взаимно.
– Ну что ты дуешься? Ну перестань, ведь все остались живы, никто не умер и не надо было такой кипеж поднимать.
– Я тоже так думаю.
– Ну вот. Кстати, что с твоим мобильным? Я два дня звоню, ты трубку не берешь…
– У меня теперь другой мобильный.
– То есть?
– Я купила другой мобильный. Этого у меня больше нет, так что зря звонишь.
– Что-то я не пойму.
– Да, это сложно понять, тем более что я уже в подробностях все объясняла.
– Когда?
– Когда звонила с вокзала и просила о помощи.
– Только не надо дешевой патетики.
– Нет. Не будет дешевой патетики.
– И что?
– И все.
– Что-то ты мне не нравишься, сестра.
– Взаимно. Петра, у меня сегодня очень занятой вечер, можно я пойду?
– Мстишь?
– Нет, говорю правду.
– Мстишь!
– Так я пойду?
– Хорошо, иди. Завтра после работы я к тебе заеду, и мы обо всем поговорим. Заодно поделишься новым номером.
– Завтра?
– Да. У Филиппа – вечерний сеанс у массажиста, и до одиннадцати я – совершенно свободная женщина. Только не говори мне, что завтра ты тоже будешь занята!
– Буду.
– Перестань! Наши отношения – чрезвычайно важно. Я не хочу, чтобы между нами бегали какие-то черные кошки. Неужели ты сможешь заниматься чем-то еще, зная, что я, возможно, на тебя обижаюсь?
– Конечно нет, дорогая.
Петра не заметила издевки в голосе сестры.
– Ну вот и замечательно! Договорились.
– Завтра я сама позвоню тебе днем.
– Зачем?
– Мало ли что…
– Эй, Кира! Не говори загадками! – с раздражением и досадой воскликнула Петра. – У тебя все в порядке?
– А тебе это правда интересно?
– Да, мне это интересно! В отличие от тебя – я интересуюсь жизнью своей сестры. И если бы тебе кто-нибудь отважился сделать предложение, я бы на твоем месте…
– Тогда можешь спать спокойно: теперь у меня все в порядке. Пока, Петра.
– Ты еще и вежливо разговаривать не умеешь! Завтра жди меня!
– Ага. Конечно.
Вот теперь ей точно захотелось плакать. Но не от предстоящего расставания с уютным домом, а от обиды. Какая эгоистичная и легкомысленная сестренка! А ведь в семье считается, что это она – Кира – человек, неспособный понять никого, кроме себя самой. Мама всегда ставила ей в пример Петру с ее «тонкой, чуткой и глубокой душой»!
– Что ж, как говорится – где тонко, там и рвется!.. – пробормотала Кира. – Хотя… к чему это я?
Сколько она себя помнила, домашние все время убеждали ее, что она, Кира, ничего не понимает в жизни, а Петра – да! Петра понимает больше всех. А Кире, будучи последовательным, вместе с душевной чуткостью Бог недодал еще и красоты. Благодаря родителям старшая дочь была убеждена, что у нее некрасивое, грубоватое лицо, а вот зато Петре досталась классическая внешность очаровательной славянки…
Кира подошла к зеркалу и долго всматривалась в свою мордашку с несчастными глазами, в которых уже начали скапливаться слезы.
Их папа был англичанин по происхождению, а мама – полячка. Кира унаследовала папино лицо: с прямыми линиями, четко очерченными губами и немного длинноватым, но тонким носом. И даже непослушные жесткие волосы, которые в юности у отца росли густой копной, пока он не начал их очень коротко стричь, тоже достались Кире.
Петра целиком и полностью пошла в мать. Она была настоящий ангелочек: с нежным голосом, белокурыми вьющимися локонами, правда, скудноватыми по сравнению с волосами старшей сестры, но зато красивыми. У нее всегда было немного надменное выражение тонкого личика, высоко поднятые бровки и сложенные бантиком губки.
Киру привыкли считать пацанкой, девушкой без возраста, несмотря на то что она являлась старшей. А Петра пожинала все лавры их семейной женской красоты…
По-детски вытерев нос кулаком, Кира вернулась к чемодану, еще немного попрыгала, потом уселась на него, сложив ноги по-турецки и горестно подперев щеку рукой. Настроение было безнадежно испорчено звонком Петры. Ей уже не хотелось никуда лететь, не мила была уютная квартира, и даже перестал радовать новый мобильный телефон.
Нет, никогда они ничего не докажет своей семье! Даже если выпрыгнет из собственной шкуры. Даже если станет кем угодно – хоть президентом – родители лишь покачают головами и скажут, что это кресло больше подошло бы Петре, а Кира в нем – чистая случайность.
От этих мыслей плакать захотелось еще сильней. Она даже подумала, не сходить ли через дорогу к Берте, простив ей все грехи «яблочной» эпопеи. В окнах на первом этаже горел свет, а значит – хозяйка была дома, но… Кира тут же отбросила эти планы. Берта не утешит. Как не утешила бы и Мари, и все остальные.
Ей надоели полторы сотни ее приятелей и друзей разной степени близости, потому что все они одинаково думали, говорили одинаковые вещи, а если она спрашивала совета – предлагали ей одинаковые варианты. Хорошо, что они все ушли в прошлое вместе с мобильным телефоном!
Кира встала с чемодана и направилась к двери, по дороге спрашивая себя: что происходит? Но странное чувство толкало ее вперед. Вряд ли она приняла это решение сама, скорее – кто-то другой. При всей своей импульсивности и взрывном темпераменте Кира считалась робким человеком; но через пару секунд она уже стояла на верхней площадке подъезда, у двери Яна, и давила на звонок, нетерпеливо пританцовывая от холода. Надо было догадаться на себя что-нибудь накинуть. Выпрыгивать в подъезд в одних шортах и майке с узкими бретельками – довольно безрассудный поступок…
Ян открыл дверь на третий звонок. Он тоже был весь домашний: в старых джинсах и потертой синей майке с разъехавшимися швами. И этот оригинальный стиль добавлял ему шарма гораздо больше, чем дорогой костюм с галстуком.
– О. Какой сюрприз. Соседушка.
– Да. Можно войти?
– Разумеется. Вы пришли помочь мне упаковать чемодан?
– Нет. Поговорить.
– Сказать мне еще пару колкостей и обозвать занудой?
– Нет. – Она вздохнула, без приглашения усаживаясь в кресло, и Ян понял, что девушке не до шуток.
– Что случилось? – спросил он участливо. И в этот момент она заметила, что в этой комнате тоже очень тепло.
– Да… Тут… Понимаете ли… Очень хочется плакать, в общем!
Ян, нахмурившись, молчал.
– А не с кем! Понимаете?
– Вполне.
– Ну… вот… – Слезы сдавили горло еще и оттого, что она тут перед ним унижается, а он, скорее всего, ее не поймет и вежливо выставит за дверь.
– Моя кандидатура вас устроит?
– Ну да. Больше все равно никого нет.
– Ну и хорошо. Тогда я мигом принесу вина… или чая? Или кофе?
– Чая. И вина. Несите что-нибудь, а то у меня валерьянка закончилась!
– Валерьянка?
– Да. Я пила ее весь вечер, чтобы не было страшно собираться.
– Страшно собираться?..
– Ну да. Страшно расставаться с домом!
– Страшно расставаться с домом? Кира, вы – уникальная девушка! Вам этого еще никто не говорил?
– Нет, – с искренним удивлением ответила она.
– Зря. Это – правда… Итак, я – на кухню! Мигом! Не начинайте без меня!
– Чего не начинать? – насупленно спросила она.
– Плакать! – крикнул он уже из кухни, заставив ее впервые за вечер улыбнуться.
Потом, с обещанной точностью, Ян вернулся с полным подносом. Может, он – волшебник? Носится тут ради нее… Даже чай успел заварить. Когда?..
– А вам, – Кире вдруг стало стыдно за свою бесцеремонность, – в общем… Не сочтите, что я – того… Может, я помешала?
Он разливал вино по бокалам и улыбался. У него была длинная челка и едва заметные ямочки на щеках.
– Да хватит вам оправдываться. Я очень рад, что вы пришли!
– Правда?
– Правда. Скучно одному прыгать на чемодане.
– Вы тоже прыгали? – обрадовалась она.
Ян улыбнулся, отпивая вино.
– Я давно заметил, что все люди совершенно одинаково собирают чемоданы. Сначала складывают все в одну кучу, потом запихивают ее в чемодан и оставшееся время до отъезда пляшут на нем, пока не застегнутся замки.
Кира от души рассмеялась:
– Вы не поверите, именно этим я занималась весь вечер! Плясала на чемодане!
– Да, похоже: у вас усталый вид. Нет! Не подумайте, что вы плохо выглядите!
– Но я не все время плясала. Иногда сидела. Но он все равно не застегивался.
– Немудрено, что после этого так хочется расплакаться. Я бы уже рыдал в три ручья. Кстати, давай перейдем на «ты»?
– Давай, – ответила она с облегчением.
– Ну и прекрасно. Если так можно выразиться, перед лицом нескольких месяцев, которые нам предстоит прожить вместе в Америке, сегодняшний вечер…
– Может, все-таки не прожить, а проработать?
– Как знать. Но я как раз имел в виду работу. А ты сразу подумала что-то еще! – Он лукаво улыбнулся.
И Кира еще раз обратила внимание, какие волнующие мускулы скрывает (или открывает?) его дырявая майка. Захотелось вдруг к ним прикоснуться. Просто прикоснуться. Просто она была неравнодушна к красивым мужчинам…
– Ничего я не подумала! Не надо говорить глупостей.
– Да ладно. Мне приятно, когда глубоким вечером ко мне приходит полуголая симпатичная девушка и…
– Почему это я – полуголая? Ой. Да. Это просто… Я так дома хожу. А у тебя тоже жарко.
Он цинично осмотрел ее ноги, обнаженные плечи и, одобрительно причмокнув языком, сказал:
– А ты без своих полосатых чулочков гораздо лучше смотришься. Нет, не то чтобы они мне не нравились, просто… как-то… Не то.
– А ты без своего полосатого шарфа!
– Не понравился?
– Ты был похож в нем на бродягу-музыканта. Или художника.
– Но в душе-то я художник. Вот поэтому и похож. Глядя на тебя, честно говоря, я тоже подумал, что ты – кто угодно, только не экономист.
– Внешность иногда бывает очень обманчива!
– Вот ты и обманываешь.
– Интересно, – машинально усаживаясь в кресло с ногами (ее любимая поза для раздумий), протянула она. – А когда ты успел рассмотреть?
– Да прямо сейчас! – Ян прищурился. – Я – старый пиарщик и хорошо разбираюсь в людях. И что, тебе совсем не понравился мой шарфик?
Она покачала головой и ответила саркастично, желая отомстить:
– Шарфик не понравился. Да и ты весь – тоже. Такой зануда, пристает в трамвае… Правда, сейчас – лучше. Намного лучше.
Он захохотал:
– Спасибо за откровенность!
– Пожалуйста.
– Ну тогда и я тоже скажу о своих вкусах. Можно?
– О, как интересно! Сделай одолжение!
Кира кокетливо наклонила голову. Разговор получал очень увлекательный поворот.
– Мне вообще не нравятся такие девушки, как ты.
Ей показалось, что она ослышалась.
– Не нравятся?
– Увы, нет.
– Упс! Что значит «не нравятся»?
– То и значит. Не нравятся. На таких, как ты, я не обращаю внимания на улице, никогда не подхожу знакомиться, да и вообще…
– А какие нравятся? – оторопело проговорила она.
– Ну… более романтичного склада. Может быть – более спокойные и… женственные.
– Да?
– Не расстраивайся, еще не все потеряно, – сказал он и, увидев, как изменилось ее лицо, весело захохотал.
– А ну перестань! Я ведь могу и обидеться.
– Ну все, все. Извини.
Кира немного подумала.
– О! Я знаю! Я должна познакомить тебя с моей сестрой. Она как раз – такая.
– Вот еще не хватало. Я и сам спокойно познакомлюсь, когда надо будет.
– С сестрой?
– Нет, с кем-нибудь, кто мне подойдет.
– А я – не подхожу.
– Нет, – с наигранным пренебрежением отмахнулся он.
– Какая досада!
– Не переживай.
Кира снова задумалась.
– А и хорошо. Это очень хорошо.
– Я тоже так думаю.
– Да. Нам же работать вместе, лучше не мешать работу с личными симпатиями.
– Точно.
– Вот и замечательно.
– Вот и прекрасно.
– Так и сделаем.
– Разумеется.
– А вино у тебя вкусное.
– Да, я знаю, это – мое любимое.
– И мое – тоже.
– Мне не хватало компании, чтобы его выпить…
– А тут – я.
– А тут – ты.
– Вся такая…
– Да, вся – такая!
Оба замолчали, пристально глядя друг на друга через стол. Кира опустила глаза и неловко встала:
– Ну… Мне, наверное, пора.
– Потому что чемодан не застегнут?
– Да. Надо еще на нем немного поплясать.
Ян вдруг подошел к ней и взял за руку, внимательно изучая лицо:
– Мы можем поплясать вместе. Сначала – на моем, а потом – у тебя.
– Ты думаешь? – ответила она, не теряя зрительного контакта.
– Да. – Он подошел еще ближе. Щекой она чувствовала его дыхание, а животом – его живот. – Вечер и так был слишком хорош. Зачем подмешивать в него что-то лишнее?
– Действительно – зачем?
– Мы не будем.
– Не будем.
Они еще немного приблизились друг к другу. Кира вдруг спохватилась:
– Слушай, это глупо. Мне надо идти!
Ян молчал. Тогда она осторожно вытащила руку из его ладони и отошла в сторону коридора. Но перед глазами все равно стоял туман. Откуда в его квартире туман?
– Где у тебя дверь?
– Там же, где и у тебя. Ты действительно хочешь уйти?
Ян сканировал взглядом ее лицо, проверяя, насколько ее слова являются правдой, а не игрой в «догони-поймай-и-возьми-силой». Кира ковырялась в замке и больше всего на свете мечтала провалиться под землю. Или забиться в угол, как мышь. Надо же, такой чудесный вечер, и так неловко, так глупо заканчивается! Однако вот что удивительно: она пришла сюда пожаловаться, но плакать совсем расхотелось…
Она резко развернулась спиной к двери.
– Кстати!
– Кстати?
– Да! Я забыла сказать «спасибо».
– За вино?
– Нет. За то, что мне больше не хочется плакать.
– А я тут ни при чем.
– А что же?
– Это твоя валерьянка выступила в дуэте с моим вином. И вот – результат.
– Да?
– Да.
– Ну хорошо. Я пошла? – Рукой сзади себя она пыталась нашарить защелку.
– Ты ничего не забыла? – Руки Яна уперлись в дверь с обеих сторон от ее головы, а лицо стало совсем близко. Положение становилось опасным. Нужно было идти ва-банк.
– Ну если только вот это… – небрежно бросила она и, быстро обвив руками его шею, поцеловала в губы.
Ян что-то мычал, кажется, одобрительно. Ей самой только успело показаться, что губы у него мягкие, а мускулы под майкой действительно приятные на ощупь. После этого она ловко вывернулась из его объятий, виртуозно открыла замок, потратив на то и другое всего две секунды.
Ян выпрыгнул за ней на площадку и прижал к перилам. Он оказался более проворным.
– У тебя никаких шансов. Я тебя поймал, – шептал он ей в ухо, одновременно умудряясь целовать.
– В самом деле? Тебе же не нравятся такие, как я. На таких, как я, ты не обращаешь внимания на улице, никогда не подходишь знакомиться, да и вообще… – Кира в точности повторила его слова.
– Ну и что… – Его дыхание обжигало ее щеку. – Сегодня мы просто собираем наши чемоданы. Решено.
– А если я не хочу?
– Брось. Хочешь.
– Тогда, я думаю, стоит позвать консьержку с первого этажа. Она даст нам пару мудрых советов, как нужно укладывать вещи.
– Черт! – Он немедленно отпустил ее. – Все время забываю про эту вредную особу.
– А зря.
– Кира, ну пожалуйста. Останься у меня.
– Не могу, Ян. Мне завтра в Америку лететь.
– Черт! – Он отошел к двери. – Чего тебе надо? Сначала ты раздразнила меня, а потом бросаешь?!
– Я тебя не дразнила. Что за глупости?
– Это нечестно!
– Слушай, давай разойдемся по-хорошему.
– Давай, – буркнул он и захлопнул дверь, не дожидаясь, пока она уйдет к себе.
– Я же говорю – зануда! – заключила Кира и, гордо взмахнув лохматой головой, стала спускаться.
