Текст книги "Сердце королевы"

Автор книги: Кристина Кашор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава пятая

Нападение в комнате историй двумя ночами позже явилось для нее полной неожиданностью.

В первые мгновения после этого Биттерблу еще не понимала, что произошло, и только удивилась, почему Саф заслонил ее собою, схватив за руку какого-то человека в капюшоне. И почему Тедди опирается на Сафа так, будто ему плохо и он вот-вот потеряет сознание. Вся схватка велась настолько бесшумно, каждое движение столь ожесточенно выверялось, что, когда человек в капюшоне все-таки вырвался и Саф прошептал Биттерблу: «Подставь Тедди плечо. Веди себя обычно. Он просто напился», Биттерблу решила, что Тедди и в самом деле пьян. Лишь когда они вышли из комнаты историй, поддерживая тяжелое обмякшее тело, она поняла, что дело не в выпивке. Дело было в том, что у него в животе торчал нож.

Если Биттерблу и сомневалась в том, что Саф – матрос, то теперь, таща задыхающегося друга с остекленевшими глазами вверх по ступенькам, он развеял все ее сомнения. Саф опустил Тедди на землю, стянул с себя рубашку и разорвал пополам. Одним движением, которое заставило Тедди – и Биттерблу – вскрикнуть, он выдернул лезвие из живота друга. Потом прижал к ране скомканный кусок рубахи и, вскинув голову на Биттерблу, рыкнул:

– Знаешь перекресток переулка Белой Лошади и Лучной улицы?

Он был недалеко от замка, у восточной стены.

– Да.

– На втором этаже дома на юго-восточном углу живет целитель по имени Роук. Беги, разбуди его и приведи в лавку Тедди.

– А она где?

– На улице Лудильщиков, возле фонтана. Роук знает.

– Но это же совсем рядом. Наверняка найдется целитель поближе…

Тедди пошевелился и застонал.

– Роук, – вскрикнул он. – Тильда… скажи Тильде и Брен…

– Роук – единственный целитель, которому мы доверяем, – огрызнулся Саф на Биттерблу. – Не теряй времени. Беги!

Биттерблу развернулась и сломя голову бросилась по улице, надеясь, что каким бы ни был дар Сафа, он поможет ему сохранить Тедди жизнь на следующие полчаса – именно столько времени ей потребуется на этот крюк. Мысли метались в голове как бешеные. Зачем человеку под капюшоном в комнате историй нападать на писателя, который ворует горгулий и то, что и так уже ворованное? Что такого натворил Тедди, чтобы кто-то настолько хотел ему навредить?

А потом, после нескольких минут бега, этот вопрос отошел на задний план, в голове у нее прояснилось, и она осознала истинный ужас случившегося. Биттерблу кое-что знала о ножевых ранениях. Катса научила ее их наносить, а двоюродный брат Катсы, принц Раффин, наследник престола и аптекарь, объяснил, в каких случаях целители бессильны. Нож в животе Тедди сидел низко. Да, легкие, печень и, возможно, даже желудок остались целы, но все же лезвие наверняка пронзило кишечник, что грозит гибелью, даже если целителю хватит мастерства залатать раны. Ведь содержимое кишечника Тедди уже сейчас, возможно, льется наружу, и может начаться заражение – при нем бывают лихорадка, опухоль и боли, а такое люди редко переживают. Если до этого вообще дойдет. Он может и просто истечь кровью.

Биттерблу никогда не слышала о целителе Роуке, и не ей было судить о его способностях. Зато она знала человека, который спасал людей с ножами в животе. То была ее собственная целительница Мадлен, Одаренная. О ее чудодейственных снадобьях и успешных операциях невообразимой сложности ходили легенды.

Добравшись до места, где сходились переулок Белой Лошади и Лучная улица, Биттерблу побежала дальше.

Замковый лазарет располагался на первом этаже, к востоку от главного двора. Биттерблу там не ориентировалась, но крысиной тенью прошмыгнула в первый же переход и наугад сунула кольцо Ашен под нос монсийскому стражнику, который дремал под висящей на стене лампой.

– Мадлен! – прошептала она. – Где?

Тот вздрогнул от неожиданности, потом кашлянул и махнул рукой в сторону:

– Вон тот коридор. Вторая дверь слева.

Мгновение спустя она уже стояла в темной спальне и пыталась стрясти с целительницы сон. Мадлен проснулась, бормоча какие-то странные, непонятные слова, но Биттерблу резко прервала ее:

– Мадлен, это королева. Проснись, оденься, чтобы было удобно бежать, и захвати все, что тебе нужно для человека с ножом в животе.

Послышалась возня, потом вспыхнула искра. Мадлен зажгла свечу, вскочила с кровати и, пронзив Биттерблу взглядом единственного янтарного глаза, неуклюже бросилась через комнату к гардеробу, чтобы натянуть штаны. Лицо ее светилось в темноте такой же бледностью, как и ночная рубашка, подол которой свисал до колен, но она уже закидывала в сумку бессчетные пузырьки, свертки и жуткого вида острые металлические инструменты.

– В какой части живота?

– Снизу и, кажется, справа. Лезвие длинное и широкое.

– Сколько лет этому человеку, крупный он или мелкий и куда нам идти?

– Не знаю, девятнадцать-двадцать, обычный – не высокий и не низкий, не толстый и не худой. К серебряным докам. Плохо дело, Мадлен?

– Да, – ответила та, – плохо. Ведите, ваше величество. Я готова.

Пожалуй, «готова» она была не в том смысле, какой традиционно вкладывают в это слово при дворе. Не стала терять время на повязку, которой обычно прикрывала пустую глазницу, белые волосы торчали взъерошенными пучками и колтунами… Но широкие края ночной рубашки Мадлен все же заткнула в пояс штанов.

– Не зови меня сегодня королевой, – пыхтела Биттерблу, пока они мчались по коридорам и мимо кустов главного двора. – Я булочница на замковой кухне, и мое имя – Искра.

Мадлен подозрительно хмыкнула.

– И самое главное, – прошептала Биттерблу, – никогда ни одной душе не рассказывай о том, что сегодня случится. Этого я требую как твоя королева, Мадлен. Понимаешь?

– Прекрасно понимаю, – отозвалась Мадлен, – Искра.

Биттерблу хотелось возблагодарить моря за то, что они привели к ней в замок эту грозную, изумительную Одаренную. Но, пожалуй, для благодарностей было еще слишком рано.

Они побежали к серебряным докам.

На улице Лудильщиков возле фонтана Биттерблу остановилась, тяжело дыша, и принялась кружить в поисках горящих окон, всматриваясь в рисунки на вывесках. Едва ей удалось разобрать над очередным темным дверным косяком слова «печатная» и «Теддрен», как дверь открылась; сверкнул отблеск золота в ушах Сафа.

Руки его были по локоть вымазаны кровью, обнаженная грудь вздымалась и опускалась, и, когда Биттерблу потянула Мадлен вперед, паника на его лице превратилась в ярость.

– Это не Роук, – ткнул он пальцем в белую гриву Мадлен.

Похоже, именно эта особенность ее анатомии наиболее явно отличала ее от Роука.

– Это Мадлен, она Одаренная целительница, – сказала Биттерблу. – Ты наверняка о ней слышал. Лучше ее никого нет, Саф, она любимица королевы.

Саф начал задыхаться:

– Ты привела целителя королевы сюда?

– Клянусь тебе, она не проговорится, что бы тут ни увидела. Даю слово.

– Я должен положиться на твое слово, хотя даже не знаю, как тебя на самом деле зовут?

Мадлен, которая была моложе, чем позволяли предположить волосы, и обладала силой, необходимой любому целителю, толкнула Сафа в грудь, запихивая его обратно в лавку.

– Меня на самом деле зовут Мадлен, – сказала она, – и я, возможно, единственная во всех семи королевствах могу спасти того, кто у вас там умирает. И если эта девушка просит меня молчать, – продолжила она, указывая пальцем на Биттерблу, – я буду молчать. А теперь брысь с дороги, упрямый безмозглый амбал!

Отодвинув его, она бросилась к полоске света от приоткрытой двери в задней части дома и захлопнула ее за собой.

Саф закрыл за Биттерблу дверь лавки, погрузив все вокруг во тьму.

– Великие моря, мне бы очень хотелось знать, что за дела творятся в этом твоем замке, Искра, – проговорил он с горечью, насмешкой, обвинением и всеми остальными недобрыми чувствами, какие только удалось передать голосом. – Королевская целительница прибегает по первому зову кухарки? Что она вообще за целительница такая? Мне не по душе ее говор.

От Сафа пахло кровью и потом. Этот запах, кислый и металлический, она узнала мгновенно. От него несло страхом.

– Как он? – шепнула Биттерблу.

Ответом было что-то похожее на разъяренный всхлип. Справившись с собой, Саф схватил ее за руку и потащил через комнату к двери, из-за которой сочился свет.

Когда человеку нечем занять себя, пока целитель выясняет, удастся ли залатать умирающего друга, мгновения текут медленно. А Биттерблу как раз таки нечем было заняться. Мадлен, конечно, требовались жаркий очаг, кипящая вода, побольше света и еще одна пара рук, пока она копалась своими инструментами у Тедди в боку, однако помощников у нее оказалось в избытке. Ночь тянулась, и у Биттерблу было вдоволь времени изучить Сафа и двух его подруг. Она решила, что светловолосая, должно быть, и есть та самая сестра. На ней не было лионидского золота, и, конечно, глаза у нее были не пурпурные, но все же она походила на него взглядом, цветом волос, и даже гнев искажал их лица одинаково. Вторая, пожалуй, могла быть сестрой Тедди. У нее была такая же копна каштановых волос и ясные ореховые глаза.

Обеих Биттерблу уже видела раньше – в комнатах историй. Они болтали, потягивали сидр, смеялись и, когда их братья проходили мимо, ничем не выдавали, что знакомы с ними.

Они с Сафом маячили за спиной Мадлен у стола, в точности следуя ее указаниям: терли мылом руки, кипятили инструменты и передавали ей, не касаясь рабочей поверхности; вставали там, куда она указывала. Их, похоже, не удивляла диковинная лекарская форма Мадлен, почти скрывавшая ее от взгляда: волосы целительница спрятала под шарфом, а еще один шарф повязала на рот. И усталости эти двое не выказывали.

Биттерблу стояла неподалеку, ожидая, временами с трудом сдерживаясь, чтобы не закрыть глаза. Царившее вокруг напряжение высасывало все силы.

Комната была невелика, обставлена просто и грубо: несколько деревянных стульев да деревянный стол, на котором лежал Тедди. Небольшая печка, пара закрытых дверей и узкая лестница наверх. Тедди в забытьи дышал неглубоко и часто, его влажная кожа приобрела нездоровый оттенок, и в тот единственный миг, когда Биттерблу решила сосредоточиться на действиях Мадлен, она обнаружила, что ее целительница, наклонив голову, чтобы лучше видеть единственным глазом, спокойно зашивает иглой и нитью склизкую розовую массу, торчащую из живота Тедди. После этого Биттерблу держалась рядом, готовая сорваться с места, если кому-нибудь понадобится помощь, но наблюдать за операцией больше не пыталась.

Когда она тащила полный котел воды, капюшон соскользнул с нее, обнажив лицо. На один удар сердца у Биттерблу перехватило дыхание – и не только от тяжести груза в руках, – но через пару мгновений стало ясно, что, кроме Мадлен, в этой комнате королеву никто никогда не видел.

Ранним утром Мадлен наконец отставила бутылочку с притиранием и повела головой влево и вправо, разминая шею.

– Больше мы ничего сделать не можем. Зашью рану, а после – подождем и увидим. Я останусь с ним до утра, просто на всякий случай, – сказала она, рискнув бросить на Биттерблу короткий взгляд, в котором королева разгадала просьбу о позволении.

Биттерблу кивнула.

– Сколько нам ждать? – спросила сестра Тедди.

– Если ему суждено умереть, это станет понятно очень скоро, – сказала Мадлен. – Если же ему суждено выжить, о том мы узнаем наверняка лишь через несколько дней. Я оставлю вам снадобья для борьбы с инфекцией и для поддержания сил. Их нужно принимать регулярно. Если нет – могу пообещать, что он умрет.

Сестра Тедди, столь спокойная во время операции, заговорила теперь с такой яростью, что Биттерблу вздрогнула.

– Он беспечен. Он слишком много говорит, братается с неподходящими людьми. Он всегда был таков, и я его предупреждала, я умоляла его. Если он умрет, будет сам в этом виноват, и я никогда его не прощу.

По ее лицу покатились слезы. Изумленная сестра Сафа притянула подругу к себе, и та, убитая горем, разрыдалась у нее на груди.

Внезапно ощутив себя лишней, Биттерблу пересекла комнату и вышла в лавку. Закрыв за собой дверь, она распласталась по стене и, пытаясь успокоить дыхание, растерянно осознала, что от слез сестры Тедди сама едва не разрыдалась.

Дверь рядом открылась, и на пороге в полумраке появился Саф, полностью одетый. Он уже смыл с себя кровь и держал в руках белую тряпицу, с которой капала вода.

– Проверяешь, не подглядываю ли я? – выдавила Биттерблу. Слова с трудом вырывались из пересохшего горла.

Саф вытер с дверной ручки кровавые пятна. Потом подошел ко входной двери, протер и ее ручку тоже. Когда он повернулся к свету, она ясно увидела его лицо, но все же не сумела разгадать, о чем он думает, – Саф выглядел одновременно сердитым, радостным и сбитым с толку. Остановившись рядом с ней, он закрыл дверь в заднюю комнату, и они погрузились во тьму.

О чем бы он ни думал, Биттерблу не слишком хотелось оставаться с ним наедине без света. Руки потянулись к ножам в рукавах; отступив от него на шаг, она наткнулась на что-то острое и ойкнула.

Саф заговорил, не заметив ее тревоги.

– У нее было притиранье, которое замедляет кровотечение, – сказал он потрясенным тоном. – Она распорола его, вытащила кусок наружу, подлатала и засунула обратно. Дала нам столько снадобий, что у меня в голове не умещается, какое из них для чего служит, и, когда Тильда попыталась ей заплатить, взяла лишь несколько медяков.

Да, Биттерблу разделяла потрясение Сафа. И радовалась, что Мадлен приняла монеты, ибо, в конце концов, Мадлен – королевская целительница. Откажись она брать плату, вышло бы, что его лечили от имени королевы.

– Искра, – сказал Саф с неожиданной страстью в голосе, – Роук не смог бы сделать того, что сделала Мадлен. Отправляя тебя за целителем, я уже знал, что Роуку его не спасти. Мне казалось, что ни одному целителю это не под силу.

– Мы еще не знаем, спасен ли он, – мягко напомнила она.

– Тильда права, – продолжал он. – Тедди беспечен и чересчур доверчив. Ты – классический пример. У меня глаза на лоб лезли от того, как он к тебе проникся, ничего про тебя не зная, – а когда оказалось, что ты живешь в замке, мы не на шутку повздорили. Ничего путного, конечно, не вышло – он как ни в чем не бывало продолжил тебя выискивать. Но, выходит, отступись он тогда, сейчас был бы мертв. Твоя Одаренная из замка спасла ему жизнь.

На исходе долгой ночи вынужденного бодрствования и переживаний мысль о том, что эти двое друзей – враги королевы, глубоко опечалила Биттерблу. Послать бы за ними шпионов, но как объяснить Хильде, откуда она их знает?

– Полагаю, излишне напоминать, что появление здесь Мадлен следует хранить в тайне. Позаботьтесь о том, чтобы никто не заметил, как она уйдет.

– Ты – та еще загадка, Искра.

– Кто бы говорил. Зачем кому-то убивать вора горгулий?

Саф сжал губы:

– Откуда ты…

– Вы ее стащили у меня на глазах.

– Да ты, я чую, везде пролезешь.

– А ты любитель подраться. Я видела. Тебе же не придет в голову сделать какую-нибудь глупость в отместку? Если начнешь тыкать ножами всех подряд…

– Я не тыкаю людей ножами, Искра, – сказал Саф, – если только они не собираются ткнуть меня.

– Хорошо, – тихо выдохнула она с облегчением. – Я тоже.

Саф рассмеялся мягким смешком, который делался все громче и громче, пока Биттерблу не заулыбалась тоже. Из щели между ставнями сочился серый свет, в котором проступали очертания всего вокруг: столов, заваленных бумагой; вертикальных стоек со странными цилиндрическими креплениями; огромного сооружения в середине комнаты, похожего на спящий корабль, подымающийся из воды. Местами оно тускло поблескивало, словно было отчасти сделано из металла.

– Что это за штука? – спросила она, ткнув в него пальцем. – Печатный станок Тедди?

– Пекари принимаются за работу еще затемно, – заметил Саф, игнорируя вопрос. – Ты сегодня утром опоздаешь, Искра, и у королевы на завтрак не будет пышных булочек.

– Не скучновато тебе заниматься честным трудом лавочника после жизни на море?

– Ты, должно быть, устала, – сказал он услужливо. – Я провожу тебя до дома.

Биттерблу нашла какое-то извращенное утешение в том, что он настолько ей не доверяет.

– Ладно, – согласилась она. – Только давай сначала проведаем Тедди.

Она оттолкнулась от стены и двинулась за Сафом в комнату, едва переставляя отяжелевшие ноги и пытаясь не зевать. День обещал быть длинным.

Они брели по улицам к замку, и Биттерблу радовалась, что Саф, похоже, не настроен беседовать. В утреннем свете ей бросилось в глаза, какое ясное у него лицо, как пружинисто движутся руки на широких, крепких плечах. «Он, наверное, за одну ночь высыпается лучше, чем я за неделю, – угрюмо подумала Биттерблу. – Наверное, возвращается домой после ночных похождений и дрыхнет до заката следующего дня. Преступникам нет нужды просыпаться в шесть, чтобы в семь уже подписывать хартии».

Вдруг Саф принялся яростно тереть голову, так что волосы встали дыбом, будто перья вспугнутой речной птицы. Потом он пробормотал себе под нос что-то печально-сердитое. Ее досада рассеялась. Вспомнилось: когда они зашли к Тедди, он выглядел едва лучше мертвеца – лицо было как маска, губы посинели. У рта Мадлен засела мрачная складка.

– Саф, – окликнула Биттерблу, останавливая его. – Прошу, отдохни сегодня, сколько сумеешь. Если хочешь быть полезным Тедди, нужно и себя поберечь.

Он улыбнулся уголком рта.

– У меня не особенно большой опыт общения с матерями, Искра, но это прозвучало очень по-матерински.

При свете дня пурпур в одном его глазу приобретал мягкий красноватый отлив. Цвет другого был столь же нежным и глубоким, но – пурпурно-синим.

Дядя как-то подарил ей ожерелье с камнем такого сине-фиолетового оттенка. При свете дня или в отблесках пламени он сиял, играя и переливаясь, словно живой. Этот камень звался лионидским сапфиром.

– Тебе дали имя, когда цвет глаз уже устоялся, – сказала она, – и придумали его лионидцы.

– Да, – ответил он просто. – У меня, конечно, есть и монсийское имя, данное настоящей семьей при рождении. Но Сапфир – имя, к которому я привык.

Его глаза слишком красивы, подумала она, да еще веснушки и невинный вид – слишком хороши для человека, которому она не доверила бы ничего, что надеялась еще хоть раз увидеть. Он совсем не подходил этим глазам.

– Саф, в чем твой Дар?

Он ухмыльнулся:

– Тебе понадобилась добрая неделя, чтобы набраться смелости и спросить, Искра.

– Я терпелива.

– Не говоря уже о том, что веришь только тому, о чем догадалась сама.

Она фыркнула:

– Когда имеешь дело с тобой, только так и можно.

– Я не знаю, в чем мой Дар.

На это заявление она ответила скептическим взглядом:

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал. Я не знаю.

– Вранье. Разве Дар обнаруживается не в раннем детстве?

Он пожал плечами.

– Что бы это ни было за умение, похоже, оно мне еще ни разу не пригодилось. Может, ну, не знаю, я могу съесть торт размером с бочку – и мне не станет плохо… хотя нет, это не оно. Такое я как-то пробовал. Уж поверь, – добавил он, закатив глаза и вяло, обреченно махнув рукой, – я все перепробовал.

– Что ж, – подытожила Биттерблу. – По крайней мере, теперь мне ясно, что это не Дар убедительно врать, потому что я тебе не верю.

– Я не вру, Искра, – сказал Саф.

Судя по голосу, он не особенно оскорбился.

Биттерблу, погрузившись в молчание, двинулась дальше. Ей еще не приходилось видеть восточный город в солнечном свете. Тут грязный каменный фасад цветочной лавки опасно кренился в сторону, подпертый деревянными балками и кое-где неуклюже замазанный ослепительно-белым. Там дыру в жестяной крыше закрывали наваленные кое-как деревянные доски, окрашенные в тон серебристой краской. Чуть дальше она заметила сломанные деревянные ставни, скрепленные полосками холщовой ткани. И дерево, и холст были выкрашены в небесно-голубой цвет.

К чему хлопотать и красить ставни – или дом, или что угодно еще, – не починив их сперва как следует?

Когда Биттерблу предъявила кольцо лионидскому стражу у ворот и вошла в замок, уже совсем рассвело. Низко натянув капюшон, она снова показала кольцо и прошептала вчерашний ключ – «кленовый пирог» – стражам на пороге своих покоев, и они открыли массивные двери, склонив головы.

В передней Биттерблу огляделась. Дверь слева в дальнем конце коридора, ведущая в покои Хильды, была закрыта. Из гостиной, расположенной справа, не доносилось ни шороха. Повернув налево и войдя в спальню, она принялась стягивать плащ через голову. А когда ее глаза показались из-под ворота, подскочила на месте и едва не заорала, ибо на сундуке у стены обнаружился По. В ушах и на пальцах у него, как всегда, мерцало золото; он сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на нее невозмутимым оценивающим взглядом.