Текст книги "Маг-искуситель (CИ)"
Автор книги: Кристина Денисенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Торжественную часть вел сам король. Со сцены он поздравил свой народ с победой и поблагодарил воинов, без героизма которых полуостров Орошайо не смог бы отстоять свои интересы. Были вручены медали, ордена и почетные грамоты, имена в которые вписывал седовласый советник короля прямо за столом, расположенным в левом углу сцены.
Награждение лучших воинов Екайлиброч отложил напоследок. Свои грамоты и награды Силимэри с Иглесиасом получили последними. А когда уже все захмелели от вина и оказанных им почестей, на сцену вышел доктор Калинон в белом халате с резным сундучком в руках. От своего имени он выразил благодарность Силимэри Вендинэ и вручил ей свой подарок:
– Госпожа Силимэри, – говорил он, – весьма наслышан историями о ваших подвигах. Слава о вашей доблести, смелости и твердости духа облетела весь мир. Я рад, что именно мне выпала честь выполнить вашу волю, хотя, признаюсь честно, я был слегка удивлен вашими желаниями. Вы ведь могли попросить у короля участок земли под застройку в самом престижном районе полуострова, дворец с хрустальными сводами и корабль с алыми парусами, а вы, по сути, так для себя ничего и не попросили, и это вызывает у меня еще большее уважение к вашей персоне. Примите сундучок с плащом для вашей кухарки, лекарством для ее племянницы и кремом от ожогов для вашего друга! Надеюсь, что кухарка обрадуется, а в том, что ее племянница и ваш друг останутся довольными, я даже не сомневаюсь.
Силимэри с благодарностью приняла подарки, и празднование дня победы продолжилось выступлениями голбиновских музыкальных групп.
Вскоре посыльный сообщил Екайлиброчу, что к дворцу приближается Мелдон Кудрявый в сопровождении десятка воинов, и король вместе с Тирно Тамалиочи и Мапаром лично пошли встречать гостей, которым ничего не оставалась делать, как принять условия победителя. После длительной беседы был подписан договор о ненападении между королевствами гоблинов и степных варваров, и появился еще один повод для празднования.
***
– Дођи, моја елфика, желим да ти покажем колико те волим (Идем, моя эльфийка, я покажу тебе, как сильно я тебя люблю)! – прошептал Иглесиас и повел Силимэри из дворцовых стен в глубь тихого города.
Они брели по узким улочкам, держась за руки. Иглесиас нес ее сундучок под мышкой, и не было ничего важнее их двоих в чужом опустевшем городе. С губ срывались признания в любви и нежные поцелуи, сердца в унисон барабанили симфонию любви и страсти, они оба были на седьмом небе от счастья, а в гостиничном номере класса люкс им открылось восьмое небо и его пленительное блаженство, доступное только тем, чья любовь никогда не угаснет.
Едва за ними захлопнулась дверь, как Иглесиас положил сундучок на тумбочку и шепотом попросил Силимэри закрыть глаза. Она поняла его и послушалась. В ту же секунду она почувствовала присутствие магии. Неосязаемые волны всколыхнули душный воздух, и повеяло свежестью эльфийских лугов, пахучими цветами, и, казалось, что где-то рядом бежит звонкий раздольный ручеек и вот-вот запоют весенние соловьи свои ночные трели.
Потоки светлой магии клубились вокруг двуспальной кровати. На покрывало с потолка посыпались лепестки роз цвета сочной земляники. На стенах зажглись голубые неоновые линии. Они стекались в буквы, буквы в слова, и вдоль карниза образовалась святящаяся надпись: «Ја те волим, моја драга, до најудаљеније звезде и назад!» (Я люблю тебя, моя милая, до самых дальних звезд и обратно!)
На ладонях Иглесиас формировался эклектический шар, словно с его пальцев сочилась любовь в виде огненных искр. Спиной Силимэри ощутила пылкое пламя и, открыв глаза, увидела, как преобразилась комната. По полу были расставлены бледно-голубые свечи в перламутровых подсвечниках. Волшебный огонь танцевал на черных фитильках, но мерцающий воск не таял. Свечами были выстроены влюбленные сердца, пылающие синим пламенем вечности.
– О, святые эльфы, какая прелесть, – восхитилась она, – и лепестки, и свечи, и умопомрачительная надпись! Ты мой волшебник!
Иглесиас взял ее за руку. Их пальцы переплелись, и две энергии страсти слились в один бушующий поток. Все внутри сжалось, и будто весь мир перевернулся верх дном. Его неровное прерывистое дыхание сводило с ума. Шепот незнакомых нежных фраз вызывал неуправляемую бурю. От блаженства Силимэри издала тонкий сдавленный стон и припала губами к его губам. Поцелуй горячил ее еще сильнее. Она поглаживала Иглесиаса по груди, пока его соски не стали твердыми, а затем каждый сосок поочередно взяла в рот, как вкусную ягодку, и, облизав, осторожно прикусила передними зубами. Иглесиас замер, прикрыв глаза. С его губ слетали безумные слова. От прикосновений Силимэри он терял над собой контроль. Одно легкое прикосновение губ, и он уже в космосе.
– Желим те, краљице мога срца (Я хочу тебя, королева моего сердца).
Он сорвал с нее плащ и бросил к ногам, смотря в ее затуманенные глаза. Потом подхватил ее на руки и нежно уложил на лепестки роз, жадно впиваясь в манящие губы. Ее поцелуи были мягкими, словно шелк, и доводили пенис Иглесиаса до каменного состояния. Его руки чуть дрожали, словно все происходящее было для него впервой. Силимэри наслаждалась каждым мгновением, дразня своей неистовой страстью и разжигая в теле Иглесиаса настоящий пожар. Его ласки становились все настойчивее: руки поглаживали округлые бедра, а затем проскользнули под короткую юбку, коснувшись нижнего белья.
Силимэри расплела его волосы, и они черным водопадом упали рядом с ее головой. Она массировала его затылок, пропуская тяжелые пряди сквозь пальцы, и судорожно дышала в промежутках между поцелуями.
Иглесиас провел рукой по изгибу талии и без особого труда расстегнул все крючочки на ее бронированном корсете. Его ладонь легла на упругую грудь под тонким кружевным лифом. Пальцы воздушно касались вздымающихся полушарий. Сладострастные стоны нарушали романтичную тишину.
Безумные желание побуждали Иглесиаса как можно скорее раздеть Силимэри, чтобы ласкать ее обнаженную грудь, видеть все ее тело и покрывать его поцелуями сантиметр за сантиметром, с головы до ног. Он представлял, как она будет шептать его имя в пик наслаждения, она представляла, как он будет шептать ее. Они начали раздевать друг друга. Одежда летела на пол, где они еще недавно стояли и целовались, не решаясь сразу перейти на кровать.
– Я хочу тебя, Иглесиас, прямо сейчас, – умоляла она, заметив, что он медлит.
– Силимери, моја слатка девојка, ја желим да буде задовољан као никада раније (Силимэри, моя милая девочка, я хочу, чтобы тебе было приятно, как никогда раньше).
Он целовал ее до потери рассудка. От ненасытных поцелуев их тела содрогались мелкой любовной дрожью. Иглесиас, не в силах больше томиться ожиданием, начал плавно опускаться по трепещущему телу, оставляя на нежной коже влажные слегка порозовевшие отметины своих губ. Он целовал ее грудь, шумно дыша и шепча: «Волим те шећеру» (Люблю тебя, конфетка), лизал соски, и наслаждался ее стонами. Силимэри шептала его имя и сжимала в кулак волосы на его голове. Вторая рука вписалась в потную скользкую спину и не позволяла Иглесиасу приподниматься. Он играл с ее грудью, дразня кончиком языка, потом целовал живот и щекотал дыханием пупок.
Руки Силимэри беззащитно упали на кровать. Иглесиас коснулся губами внутренней линии бедер и постепенно приближался к самому сокровенному месту на женском теле. Его голова выглядывала между расставленных ног, и Силимэри оцепенела от нежных прикосновений. Ее лоно наполнялось любовными соками, а язык Иглесиас слизывал их с чувствительных складок, как росу с лепестков розы.
Неистовая дрожь несколькими волнами пробежалась по ее телу. Она испытала оргазм, несмотря на то, что Иглесиас не сделал в ней еще ни единого толчка. Вскрикнув от удовольствия, она выгнулась дугой, приглашая Иглесиаса слиться воедино так, как это только позволяет природа. Тяжело дыша, он вновь покрыл поцелуями ее бедра, припал к лону и, нащупав языком крохотную жемчужину, безостановочно теребил ее, упиваясь ее сладостью и продолжительными стонами Силимэри. Она закусывала губы, чтобы не закричать от наслаждения, извивалась и взъерошивала его волосы, шепча имя, а он все сводил ее с ума и не собирался останавливаться.
– Войди в меня, – просила она.
Иглесиас приподнялся и посмотрел на ее приоткрытые губы, покрасневшие от поцелуев и покусываний. Ее глаза выражали нетерпеливое желание, и Иглесиас медленно вошел в нее, как в горячее жерло вулкана. Она сначала вся обмякла под ним. Красивая, нежная, беззащитная. Он любовался каждым кусочком ее стройного тела, мерцающего от пота в огнях колдовских свечей. Все в ней возбуждало в нем желание, и даже с закрытыми глазами он видел перед собой ее незабываемые губы, миндалевидные серо-зеленые глаза, выпуклую алебастровую грудь с кофейными сосками, втянутый животик и легкий пушок между длинных ног.
Силимэри обвила его шею руками, и они поменялись местами, ритмично двигаясь друг другу навстречу. Иглесиас придерживал ее за бедра, наслаждаясь раскованностью своей наездницы. Она подпрыгивала и опрокидывала голову назад, уже не сдерживая криков удовольствия. Он видел в ней и ангела, и рыжую бестию. Они занимались сексом, как будто бы на завтра объявили конец света: безрассудно, дико и напористо, а когда Иглесиас брызнул белой струей на ее живот, Силимэри покрыла поцелуями его щеки, губы, шею, грудь и попросила в следующий раз кончить в нее.
Взяв в руки его влажный пенис, Силимэри наклонилась над ним, затаив дыхание. Она поиграла пальчиками с его мягкими яичками и провела по ним несколько раз языком, прислушиваясь к дыханию Иглесиаса. Казалось, он вообще перестал дышать. Силимэри приподнялась на локте и коснулась грудью его головки. Иглесиас закатил глаза и шептал: «Да, да, моја мрвице, немој да стајеш!» (Да, да, моя малышка, не останавливайся!) Силимэри снова опустила голову и прикоснулась губами к опять затвердевшему члену. Медленно, дразня, она начала облизывать его уздечку и почувствовала, как горькая капелька страсти смешалась с ее слюной. Силимэри эротично захватила весь член в рот и ее движения стали все быстрее. Затем она остановилась и зажала его между грудей. Иглесиас ахнул и увлек Силимэри целоваться, а потом все повторилось снова и снова, и так восемь раз.
Под утро они молча лежали мокрые от пота, не веря, что все это происходило на самом деле.
– Я буду любить тебя до последнего вздоха.
– Ја ћу те волети до мог последњег даха (Я буду любить тебя до последнего вздоха).
С первыми лучами золотисто-огненного солнца, от которого все в округе просыпалось, Силимэри погрузилась в недолгий, но праведный сон:
– Силимэри, – упрекающее и взволнованно говорила незнакомка вздрагивающим голосом, – я бы на твоем месте все космы ей повыщипывала.
Она вытирала длинные мокрые волосы застиранным больничным полотенцем и смотрела в треснутое зеркало прямо в глаза бледной и подавленной коллеге по несчастью. Силимэри отвернулась, не желая ничего отвечать, не желая верить и не желая ничего слышать о любовницах своего мужа, но рядом стоящая эльфийка не прекращала натравливать ее на кровную месть:
– Глупо, ой, как глупо прикидываться чайником, прятать голову в песок и не замечать очевидного, – шептала она, и каждое ее слово с болью врезалось в слабое осознание действительности Силимэри. – Я знаю, что говорю: Анк-Морхорке встречается с ней каждый день в семнадцать ноль ноль. Тринадцатый дом по Набережной. Если не веришь, можешь сама проверить.
– Оставь меня в покое. Я не хочу ничего знать, – умоляла ее Силимэри.
В душевой, рассчитанной на десять пациентов психиатрической клиники, шумела вода: другие эльфийки смывали с себя дневной пот, получая удовольствие от ударов множества теплых капель по спине и плечам. У двери стояла строгая надзирательница – госпожа Атанварниэ. Она следила за порядком и не спускала глаз с Силимэри, как будто в этих стенах безумнее ее никого не было.
– Элеонора Арранитри, – отчеканивая каждую букву, произнесла эльфийка. – Анк-Морхорке водит тебя за нос. Его обещания пусты, как колодцы в затерянном городе. Не верь ему. Не верь.
– Это не правда, – чуть ли не плакала Силимэри, – он обещал, что больше не будет.
– И ты поверила? Элеонора вертихвостка, каких свет не видывал. Она любого окрутит и глазом не моргнет. И твой муженек у нее не один такой горячо любимый и щедрый на подарки. Она далеко не дура и умеет вертеть эльфами как захочет, а они как дураки млеют от ее красоты и иностранного шарма. Я презираю таких как она. Разлучница проклятая.
В один миг все вокруг позеленело, и Силимэри едва не упала от потери чувств. Ее подхватили, и Атанварниэ подняла тревогу, срочно вызвав доктора Фабиоре. Все вертелось, расплывалось, чьи-то руки заставили ее взять в рот горсть таблеток, поднесли стакан воды и наклонили его. В этот момент в мозгу Силимэри созрел план побега. Она жадно выпила всю воду и сделала вид, что с трудом проглотила лекарства.
Как только ее оставили одну в палате, она выплюнула таблетки в ладонь и спрятала под подушку. Во рту горчило. Сплевывая со слюной частички растворившихся таблеток, Силимэри вытерла рот и подошла к окну.
Раскрыть его и раскурочить решетку было не так то и просто, но с этим заданием она справилась и спустилась в тенистый сад по плетеному канату их постельного белья. Сама в белой пижаме она побежала к высокому забору и, вскарабкавшись на него, отчаянно побежала, куда глаза глядят.
– Набережная, тринадцать, – сердце Силимэри колотилось от охватившего ее страха.
За резным заборчиком, оплетенным лозами винограда, мелькнули две фигуры. Силимэри вошла через калитку в тенистый сад.
– Элеонора, я не хочу тебя ни с кем делить, – стоящий спиной рыжеволосый эльф, тряс красивую женщину в длинном красном платье, расшитом белыми кружевами и рюшками на груди и рукавах.
– Уходи, я прошу тебя, – просила она его, опуская взгляд.
– Нет, я не уйду, – не соглашался эльф, – так больше не может продолжаться. Выбирай: я или он.
– Не смей ставить меня перед выбором, – вспыхнула Элеонора. – Я не люблю этого, ты ведь знаешь. Чего ты кипятишься? Волоинс, милый, меня ведь хватит на вас двоих.
– Шлюха, – он ударил ее по щеке и повалил на землю. – Не бывать этому никогда, слышишь? Ты будешь или только моя, или ничья, – его руки сомкнулись на тонкой шее. – Ну, что же ты молчишь? Давай, клянись, что будешь только моя, или я придушу тебя прямо здесь и прямо сейчас.
Силимэри в замешательстве застыла, выглядывая из-за широкого ствола яблони. Ее разум опять помутился. Из соседнего двора доносились детские крики, а она стояла, как вкопанная, и смотрела, как Волоинс, тот, любовь к которому переходила из весны в весну, убивал на ее глазах свою любовницу.
Элеонора не могла произнести и слова. Ее руки сначала отталкивали Волоинса, а спустя некоторое время безжизненно упали.
Волоинс, осознав, что натворил, встал с измученным выражением лица и выставил перед собой руки, широко расставляя дрожащие пальцы.
– Видят, святые эльфы, я не хотел тебя убивать, – раскаялся он и бегом скрылся с места преступления.
Силимэри, как зачарованная, медленно подошла с лежащей на земле красивой женщине, всматриваясь в ее необыкновенные черты. Она присела рядом и погладила ее по щеке, затем закрыла ее стеклянные глаза, и в этот момент за соседским забором возникла другая женская фигура. На нее встревожено смотрела Ваминея Абернелио.
Со стороны калитки донесся звук остановившихся колес и фырканье единорогов, но Силимэри будто пригвоздило к телу Элеоноры.
– Это не я, – кричала она немым голосом, – это не я.
Объятия Иглесиаса вывели Силимэри из кошмарного сна.
– Драга моја, шта није у реду? (Милая моя, что с тобой?)
– Что? – переспросила Силимэри, не понимая вопроса, но, собравшись с мыслями, ответила. – Я вспомнила, как это было: это не я задушила Элеонору Арранитри. Моя совесть чиста.
Эпилог
В Империи Эльфов наступила осень. Сарнатаурон – город моряков, готовился к зимней спячке: разноцветные клумбы отдавали эльфам последние яркие краски, напоминающие о солнечном лете.
Силимэри в свободном зеленом платье из плотной теплой ткани наклонилась над кустом радужных роз с садовыми ножницами и, обрезав последний сухой черенок, бросила его в кучу отживших цветов. Ее глаз порадовала пестрая клумба в осенних цветах, назло холодным ветрам цветущим пышными вьющимися кустами-шапками. Силимэри заботилась о том, чтобы ее новый сад в новом доме как можно дольше оставался цветущим и красивым.
На тротуарной дорожке под развесистым кленом, роняющим медные листья, появилась улыбающаяся Венисуэль. На ней было длинное оливковое платье с рукавом и строгим воротничком, белый фартук и теплый пуховой платок на плечах. – Госпожа Силимэри, господин Иглесиас уже вернулся из порта: он повел Дотриэля в стойло, а Луизия уже приготовила ванильные пирожные, как вы и просили, со взбитыми сливками.
– Это хорошо, Венисуэль, – Силимэри выпрямилась и погладила себя по круглому животу. – Малыши просят сладенького! – Она еще раз окинула взглядом клумбу. – Я разыщу Иглесиаса, а ты, пожалуйста, прибери эту кучу сухих цветов, – она указала на обрезанные стебли и радостно побежала искать мужа.
– Милый, – звала она его, приближаясь к конюшне.
– Милая, я здесь, – ответил Иглесиас на чистом эльфийском.
Она пошла на голос. У деревянной перегородки стоял ее возлюбленный. В черном коротком сюртуке, черных штанах, высоких кожаных сапогах. Он по-прежнему носил длинные волосы и заплетал их в хвост на затылке. На нем была белая рубаха. Верхние пуговицы расстегнуты, и золотая стрекоза в красном янтаре привлекала внимание к его сильной груди.
– Ты кормишь единорогов? – Силимэри положила руки ему на плечи и прильнула в объятия.
– Прощаюсь с ними. Я говорил с Уилбером: наш корабль прибудет завтра утром, – он нежно поцеловал ее в губы и приложил руку к животу, – наши двойняшки родятся в моем городе, и это случится совсем скоро.
– Но в апреле мы приедем сюда! Ты обещал!
– Любое твое желание – для меня закон!
На груди Силимэри тоже блеснула золотая стрекоза в красном янтаре.
– Я люблю тебя, мой волшебник, и буду любить до последнего вздоха.
