355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кристин Хармель » Жена винодела » Текст книги (страница 3)
Жена винодела
  • Текст добавлен: 26 ноября 2021, 11:01

Текст книги "Жена винодела"


Автор книги: Кристин Хармель



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 6
Сентябрь 1940
Инес

Виноград первым выступил против оккупантов. Ягоды, чтобы не достаться врагу, засыхали прямо на лозе или совершали самоубийство, падая на землю посреди ночи. Настоящей причиной этого было нашествие плодожорки и виноградной моли, совпавшее с германским. Из-за него виноделы Шампани, не собрав еще ни единой виноградины, подсчитывали будущие убытки.

В первое утро сбора урожая 1940 года Инес и Селин отправились вместе с Мишелем и Тео на один из виноградников, поставлявших значительную часть «пино-менье» для «Мезон-Шово», и Инес с растущим беспокойством наблюдала, как вместо крепких здоровых работников трудятся дети и старики.

Они работали в парах, срезая секаторами тугие черные гроздья и складывая их в небольшие корзинки; когда такая корзинка наполнялась, кто-нибудь из подростков уносил ее и ссыпал виноград в большие плетеные ящики, называемые манекенами.

– Слишком медленно, – пробормотал Тео, и они с Мишелем обеспокоенно посмотрели друг на друга.

– Давайте им поможем, – предложила Селин.

– Нет. – Тео отвернулся. – Надо беречь силы, у нас своя страда.

– Да, пора возвращаться, – сказал Мишель. – Эту партию скоро доставят, мы должны подготовиться.

Собранные утром гроздья, как знала Инес, сразу же отправятся в огромные круглые чаши подземных прессов; стандартная загрузка пресса равняется четырем тысячам килограммов. Первые примерно сто литров сока, содержащие фрагменты кожицы, полагается вылить как шлак. Затем в открытые чаны потечет кюве – самый сладкий и чистый сок, – а когда его наберется две тысячи пятьдесят литров, из жмыха получится еще пятьсот литров сока, называемого тай, который соберут отдельно. Соку дадут отстояться, удалят осадок и перенесут глубже в погреба, где он будет бродить под постоянным наблюдением Тео.

К ноябрю вино – еще не игристое – созреет для следующего этапа. Тео и Мишель проведут серию дегустаций и вместе решат, какое сочетание сортов станет шампанским урожая 1940 года. Этот завораживающе сложный процесс, именуемый ассамбляжем, подчинялся множеству строгих правил и ограничений, которые Инес еще только пыталась понять.

– Как же много испорченного винограда! – озабоченно проговорила она, когда все четверо втиснулись в ситроен Мишеля.

– Этот урожай был обречен. – Голос Мишеля прозвучал мрачно, а руки так стиснули руль, что побелели костяшки пальцев. – В любом случае работники делают все, что в их силах. И нам нужно поступать так же.

На мгновение все притихли, потом Инес нарушила молчание:

– А что можно сделать, если винограда не хватает?

Мишель оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее.

– Мы с этим справимся.

– Но каким образом? – не отступала Инес.

Тео на заднем сиденье кашлянул, Мишель оглянулся на него, затем повернулся к Инес:

– Дорогая, это тебя не касается.

– Нет, касается. – Инес видела, как потемнело лицо мужа, но твердо стояла на своем. – Мишель, почему ты мне ничего не говоришь? Я ведь хочу помочь. «Мезон-Шово» – точно так же мое будущее, как и твое.

Она надеялась, что это прозвучит как слова поддержки, но Мишель лишь отрицательно покачал головой, все с тем же сердитым выражением. В последнее время, что бы ни сказала Инес, это стало чуть ли не стандартной реакцией.

Раньше было не так. Мишеля, казалось, умиляла неопытность жены, и стоило ей задать вопрос, с удовольствием разъяснял сложные этапы процесса изготовления шампанского. Все переменилось с объявлением войны. Теперь он отвечал коротко, лишь бы отделаться. Инес понимала, что голова его занята другим, но ей все равно было больно. Она тосковала по тем первым месяцам после свадьбы, когда они вместе смеялись и безраздельно верили друг другу. А может, того счастья и вовсе не было и дальше будет как сейчас?

– Просто верь мне, Инес, – с явным усилием выговорил Мишель после долгой паузы. – Я принял меры.

– Но… – начала было Инес, когда с заднего сиденья донесся голос Селин.

– Мы постараемся по максимуму использовать то, что есть. И получить прекрасный результат. Как обычно. Не стоит волноваться.

В ее тоне – или это только показалось Инес? – слышалась снисходительность. И говорила она будто от имени Мишеля и Тео, словно они втроем были против нее одной.

– Спасибо, Селин, – сухо отозвалась Инес. – Вы меня вполне успокоили. – И она отвернулась к окну, чтобы никто не увидел навернувшихся на глаза слез обиды.

Спустя двадцать минут, когда они доехали до «Мезон-Шово», мужчины отправились в погреба заканчивать приготовления к приему винограда, а женщины – в главный дом готовить еду. Назавтра работники должны были прийти на собственный виноградник «Мезон-Шово», и их предстояло накормить. Запасы были разорены, но удалось найти брюквы с турнепсом на большой котел супа и несколько буханок хлеба.

Инес и Селин принялись чистить и рубить овощи. Какое-то время в кухне слышался только стук ножей, пока Селин не нарушила неловкое молчание:

– Извините, если обидела вас тогда в машине.

– Ну, – ответила Инес, не глядя на нее, – я все-таки думаю, что у меня есть причины волноваться.

– Это правда.

– Но почему тогда Мишель в последние дни затыкает мне рот всякий раз, как я пытаюсь что-то сказать? – Инес не ждала ответа, но, к ее удивлению, Селин ответила:

– Инес, ему сейчас очень тяжело.

Инес скрипнула зубами и яростно вонзила лезвие в турнепс.

– Я в курсе. Как-никак он мой муж.

– Прошу прощения, – отозвалась Селин через несколько секунд, – я не хотела быть бестактной.

– Но вам это удалось. – Инес с силой рубанула ножом по доске. Больше года она пыталась держаться по отношению к Селин максимально дружелюбно, надеясь, что та в конце концов примет ее как равную себе, но теперь с нее хватит! Сколько можно сдерживаться, когда об тебя ноги вытирают! – Не считайте меня дурой, Селин, и не думайте, что мне нет дела до того, что здесь происходит. Понятно, что я не так хорошо, как вы, умею помогать с работой в погребе, но я не такая бесполезная идиотка, как вам представляется. – Инес, всхлипнув, умолкла.

Селин вздохнула:

– Инес, я вовсе не думаю, что вы бесполезны, я думаю… думаю, что вы новый человек в нашем деле. Вам надо многому научиться.

– Я стараюсь, Селин, правда стараюсь.

Молчание, наступившее после этих слов, было неудобным и напряженным. Инес продолжала резать овощи, а к глазам подступали слезы, которым она не хотела давать волю при Селин. Через некоторое время Селин произнесла:

– Простите меня. Я иногда бывала к вам несправедлива.

Инес подняла глаза:

– Бывали, да. Я знаю, что у нас не так много общего, Селин, но вообразила себе, что в один прекрасный день мы сможем друг на друга опереться, – в конце концов, мы вместе застряли здесь, у черта на рогах. А теперь и Мишель совсем перестал меня слушать, и было бы так хорошо иметь подругу.

– Мы и есть подруги, Инес.

– Правда?

– Конечно. – Но Селин не подняла глаз и не добавила ни слова. Наступило молчание. Разговор, чувствовала Инес, только увеличил расстояние между ними.

К концу осени, когда виноградные лозы уже погрузились в зимнюю дремоту, а по утрам на солнце искрился иней, Инес была измучена до последней степени. Ежедневно она поднималась до рассвета и сонно брела с Мишелем в погреба клеить этикетки на бутылки с шампанским урожая 1936 года. Они готовились к поставкам, хотя, когда у них вновь появятся постоянные покупатели, никто не знал.

Как-то поздним ноябрьским вечером, когда уже давно стемнело, Мишель поднялся из погреба в кухню с пылающими щеками и горящими глазами и объявил жене:

– Утром приезжает Клебиш. Эмиль из комиссии только что прислал сообщение с нарочным.

– Зачем? – спросила Инес, оторвав хмурый взгляд от почти опустевшего буфета.

Отто Клебиша недавно назначили инспектором, ответственным за виноделие. Официально его должность называлась Beauftragter für den Weinimport Frankreich, уполномоченный по импорту вина из Франции, а неофициально – вайнфюрер. В июле, когда Клебиш только прибыл в Шампань, с ним связывали надежды на некоторое облегчение жизни. И действительно, грабительские налеты военных на винные погреба прекратились. Вдобавок Клебиш происходил из хорошей семьи – даже родился в Коньяке, где его родители до Великой войны торговали крепкими напитками. Если уж нами должен управлять захватчик, рассуждали виноделы, то, может быть, это и к лучшему, что он разбирается в нашем ремесле и знает, как мы живем. Но все осторожные надежды развеялись как дым, когда Клебиш реквизировал родовой замок у Бертрана де Вогюэ – главы компании «Вдова Клико-Понсарден» – и вселился туда сам.

– За вином, без сомнения. – Мишель скрипнул зубами.

– И что ты ему ответишь?

– Соглашусь на все требования.

Инес сжала челюсти:

– Они не посмеют.

– Еще как посмеют, Инес. – Голос Мишеля звучал устало. – Это затяжная война, и нам надо постараться в ней выжить. Мы ведь с тобой уже говорили об этом, правда?

– Да, – пробормотала Инес, понимая, что опять сказала не то.

На следующее утро Инес и Мишель встали еще раньше, чем обычно, и наклеили оставшиеся этикетки, а затем поднялись в дом, чтобы подготовиться к приезду Клебиша. Инес переоделась в бледно-зеленое платье, доходившее до середины икр, собрала волосы в низкий пучок и слегка тронула губы помадой. До войны она всегда так выглядела – элегантно, продуманно, модно, – но так давно не наряжалась, что теперь с трудом узнала себя в зеркале.

– Не слишком ли ты стараешься ради оккупанта? – хмуро заметил Мишель, когда Инес вышла из спальни и встала рядом с ним в гостиной.

– Важно, чтобы он принял нас всерьез, – ответила Инес, поправляя платье. Мишель промолчал, и ей вдруг стало неловко. – А Тео и Селин подойдут?

Мишель покачал головой:

– По-моему, Клебишу лучше не видеть Селин. Для нее это может быть опаснее, чем для нас с тобой. Отношение немцев к евреям…

– Но ведь она не подпадает под statut des Juifs. – Действительно, в октябре французское правительство издало «Статут о евреях», по которому (точно так же, как и по германским Нюрнбергским законам) евреем считался тот, кто в третьем поколении происходил как минимум от трех чистокровных евреев, а у Селин еврейских предков было только двое.

– Нельзя быть уверенным, что нацисты не передумают. Лучше соблюдать осторожность.

На самом деле Инес понимала, что без мрачной молчаливой Селин ей будет легче. Та в последние недели совсем замкнулась, разговаривала только о работе с Мишелем и Тео, всегда очень коротко, и Инес спрашивала себя, как Тео удается выносить холодность супруги, когда они остаются наедине.

Герр Клебиш приехал ровно в восемь в сопровождении двух солдат, которые держались поодаль и вполголоса переговаривались по-немецки. Вайнфюрер был высокого роста, с черными прилизанными волосами; посреди мясистого лица торчал массивный нос, напоминающий птичий клюв. Он оглядел дом, и глаза его блеснули в утреннем свете из-под набрякших век.

– Благодарю, что вышли меня встретить, – произнес он на таком же безукоризненном французском, какой был у офицера с глазами-бусинками, возглавлявшего команду грабителей в июне. – Не покажете ли мне погреба?

По дороге Мишель и Клебиш беседовали – к удивлению Инес, мирно и почти дружески. Вайнфюрер задавал вопросы о составе здешней почвы, и Мишель подробно объяснял ему, каким образом песок вместе с находящимися под ним меловыми отложениями помогает удерживать влагу, спасая от засухи виноградники к западу от Реймса. Правда, немцу полагалось бы все это отлично знать – ведь он уже несколько месяцев находился в Шампани, а вином торговал много лет. Тем не менее он слушал, как казалось, с полным вниманием.

– И все же урожай в этом году неважный, – мягко заметил Клебиш, когда они спустились в прохладную темноту. – Нам непременно нужно улучшить результаты. Этот регион очень важен для фюрера.

– Но, – ответил Мишель, – вы, конечно, понимаете, что, с тех пор как у нас отобрали рабочие руки, мы не можем получать с виноградников максимум. Вам известно, что объем заготовленного винного сырья упал на восемьдесят процентов. И сейчас, чтобы изготовить шампанское, каждый из нас выполняет работу нескольких мужчин. Даже жены трудятся вместе с нами.

Клебиш так долго молчал, что Инес забеспокоилась, уж не возмутили ли его слова Мишеля. Однако на последней ступеньке он откашлялся и проговорил:

– Месье Шово, я понимаю ваши трудности, но во время войны все мы должны добиваться большего с меньшими ресурсами, вы согласны?

– Разумеется.

– А раз так, то мне представляется, что вы найдете выход. Я неоднократно убеждался в изобретательности французов. – Клебиш шел вдоль склада шампанского, тянувшегося по всей длине главного коридора, и стук его сапог гулко отдавался в тяжелой тишине. Время от времени он ненадолго останавливался у какой-нибудь стойки и без слов осматривал бутылки. Инес и Мишель тоже молчали. При приближении к статуе Девы Марии, которая закрывала вход в тайник, Инес усилием воли заставила себя дышать ровно, а когда Клебиш, так и не сделав ни единого замечания, повернул наконец к выходу, у нее вырвался тихий вздох облегчения.

– Прекрасная коллекция, – сказал вайнфюрер, когда все поднялись и вышли наружу, в зябкий утренний воздух. Затем он достал из кармана блокнотик и, поджав губы и щурясь, стал делать в нем какие-то заметки, а закончив, поднял глаза и спросил:

– Как я понимаю, вы руководите производством вдвоем с chef de cave по фамилии Лоран?

– Да, с Тео Лораном.

– Я бы хотел его видеть. Может быть, в следующий раз. – И Клебиш, не дожидаясь ответа, продолжил: – В любом случае начнем с тысячи бутылок вашего «Кюве де престиж» 1935 года и такого же количества урожая 1936 года. Подготовьте их к отправке немедленно. Рейхсмаршал Геринг будет весьма доволен.

Он сделал знак своим солдатам, которые так и стояли перед входной дверью, все трое молча сели в машину и уехали. Инес и Мишель провожали глазами их грузовик, пока он не скрылся за дальними холмами.

К новому году в Шампани начался тихий бунт. Дело в том, что вскоре после своего прибытия герр Клебиш провел встречу с Шалонской комиссией – ассоциацией, координирующей работу домов шампанских вин, – и обязал регион поставлять еженедельно 350 тысяч бутылок шампанского с оплатой оккупационными марками, обесценивающимися на глазах. На все такие бутылки следовало поставить штамп «Зарезервировано для вермахта»; вино, оставшееся после выполнения этих требований, можно было продать соотечественникам, но его не хватало, чтобы получить мало-мальски ощутимую прибыль. И виноделы начали при приготовлении вина, поставляемого в Германию, использовать немытые бутылки, низкокачественную пробку, второсортное кюве. Некоторым из них определенно кружила голову идея натянуть немцам нос. И Инес знала, что ее муж, несмотря на всю свою осмотрительность, тоже не устоял перед искушением.

– Представляю себе картину, – сказал он в один из холодных вечеров, когда пригласил Тео и Селин посидеть вместе с ним и Инес у камина в главном доме и погреться перед пылающим огнем. – Геринг и Гиммлер обедают вместе в Берлине, а на столе у них – одна из наших лучших бутылок.

– Гран-крю тридцать пятого года, – вставил Тео, сверкнув глазами.

– Bien sûr[7]7
  Вот именно (фр.).


[Закрыть]
. – Мишель ухмыльнулся. – Они и не заметят на ней грязи.

Тео хмыкнул:

– И того, что на самом деле в бутылке бурда тридцать седьмого.

– А вы не боитесь? – спросила Инес.

– Все так делают, – пожал плечами Тео.

Но спустя неделю к ним снежным днем без предупреждения нагрянул Клебиш на машине с водителем и в сопровождении немца-автоматчика.

– Месье Шово, – сказал он ровным голосом, когда Мишель открыл дверь. – Я по поводу вашей измены.

– Не понимаю, о чем вы. – Мишель говорил совершенно спокойно, но Инес, вышедшая к двери вслед за ним, видела, как его шею заливает краска. Бросив на жену быстрый взгляд, он вновь посмотрел на Клебиша.

– Вы думаете, я не замечаю, что вы творите? Вы все, проклятые шампенуазы! – Изо рта вайнфюрера брызнула слюна. – Вы что, считаете меня дураком?

– Нет, конечно.

– Но вы же не отрицаете, что неправильно маркировали бутылки, предназначенные для Германии?

У Мишеля дернулся уголок рта.

– Я неуклонно обеспечиваю то отношение к германским поставкам, которого они заслуживают.

Мужчины впились друг в друга взглядом. И тут в их разговор вмешалась Инес:

– Господин Клебиш, если произошло какое-то упущение, то наверняка по ошибке. Мишель, скажи ему!

Мишель промолчал, и Клебиш, подождав, вздохнул:

– Ну что же. Может быть, вам больше понравится поразмышлять об этом в тюрьме.

– Нет, господин Клебиш, прошу вас! – задохнулась Инес, но Мишель не проронил ни слова, когда автоматчик грубо взял его за плечо и подтолкнул к выходу. Лишь идя по двору к машине в сопровождении подгонявшего его немца и Клебиша, он оглянулся и сказал через плечо:

– Все будет в порядке, Инес.

На его лице мелькнула и тут же пропала тень улыбки.

– Пожалуйста! – кричала Инес вслед вайнфюреру. – Он невиновен!

Клебиш повернул к ней утомленное донельзя лицо:

– Мадам, невиновных среди нас больше нет.

В итоге Мишель провел в тюрьме в Реймсе всего три дня и потом описывал свое пребывание там как веселое приключение, потому что все камеры были заполнены виноделами, арестованными по тому же самому обвинению.

– Инес, – сказал Мишель вечером того дня, когда он вернулся в «Мезон-Шово» с темными кругами под глазами, – это надо было видеть. Я стал гордиться тем, что я – шампенуа.

Инес провела Мишеля в спальню и, медленно расстегивая его рубашку, мысленно возблагодарила Бога за благополучное возвращение супруга.

– Но теперь, когда ты снова дома, – прошептала она, крепче прижимаясь к любимому, – ты будешь делать вино по правилам, да? Ты ведь именно так решил, да, милый?

Инес наклонилась, чтобы его поцеловать, но он отстранился.

– Инес, это только начало.

Она уставилась на мужа. Куда девались его прежние речи о том, что с немцами спорить не надо и главное – пережить оккупацию.

– Дорогой, но ты играешь с огнем.

– Да. – И глаза Мишеля опасно блеснули. – А что говорит генерал де Голль? Что бы ни случилось, пламя французского Сопротивления не должно погаснуть и не погаснет. Это наша страна, моя любимая, и я буду драться за ее честь до конца.

Глава 7
Июль 1941
Селин

Во второй четверг июля Тео и Мишель с утра собрались в Эперне – городок в двадцати километрах к югу от Виль-Домманжа – на ежегодное собрание Syndicat Général des Vignerons – союза виноделов. Участникам передали, что Морис Дойяр, один из ведущих виноградарей региона, и Робер-Жан де Вогюэ, владелец дома «Моэт э Шандон», сделают важное объявление.

– У де Вогюэ есть какие-то идеи насчет того, как противостоять немцам и не навлечь неприятностей на свою голову, – сказал Тео жене, направляясь к двери.

– Надеюсь, он не предлагает ничего опасного, – отозвалась Селин.

– Думаю, это больше вопрос отношений с Клебишем – как выстроить взаимодействие с ним максимально эффективно.

Это немного успокоило Селин, но она знала, что все равно будет волноваться, пока Тео и Мишель не вернутся. Коротко поцеловавшись с Тео на прощание, она пошла в погреба, а мужчины тем временем уселись в ситроен Мишеля и уехали.

Инес была уже внизу, занятая тем, что вытаскивала пустые бочки из зала, где они хранились, и перекатывала в главный зал. На прошлой неделе Мишель дал жене задание проверить бочки и подготовить их для следующего урожая: особых умений это не требует, а заодно и отвлечет. Селин надеялась, что Инес не догадывается о такой подоплеке поручения. С начала войны женщинам приходилось работать бок о бок, и Селин все чаще жалела Инес, видя, как та старается. Дружить с ней, слишком взбалмошной и не сознающей всей серьезности положения, Селин не собиралась, но держалась как можно любезнее. Вокруг Инес в эти дни сгустилось одиночество отчаяния, а Селин знала, каково это.

– Как дела? – спросила она, подойдя к складу бочек.

Инес отерла лицо: левая щека у нее была в грязи, на лбу выступил пот.

– Я начала вот с этих. Бочки, требующие особого внимания, я перекатываю в пустой зал вон там по левой стороне.

– Хорошо. – Повязывая косынку, Селин окинула взглядом бочки, которые Инес успела вытащить. – А мне тогда начать с тех, которые вы залили вчера?

Проверка бочки начиналась с простукивания. Глухой звук означал возможный дефект, если же он был правильным, звонким, бочку следовало откатить в другой зал, вымыть, после чего налить в нее некоторое количество воды. Если на следующий день вода никуда не девалась, бочку переворачивали, чтобы убедиться, что она нигде не течет. Было важно проверить все бочки: именно в них происходило первое брожение, так что каждая покоробившаяся или треснувшая бочка означала большие потери вина.

– Хорошо. – Инес нагнулась к очередной бочке, постучала по ней костяшками пальцев сверху, затем в нескольких местах вдоль вертикальной оси и одобрительно кивнула.

– Я ее заберу, – сказала Селин и положила бочку на бок, чтобы покатить, – мне же все равно в тот зал.

– Спасибо. – Инес взялась за следующую бочку. – Не перестаю удивляться, сколько вы всего умеете по винодельческой части.

– С детства этим занимаюсь – у меня отец винодел, я же говорила? – У Селин кольнуло сердце: вестей от отца так и не было, и с каждым новым днем делалось все тревожнее.

Инес кивнула:

– То есть вы научились всему этому еще прежде, чем вышли замуж за Тео?

– Задолго до того. – Обе замолчали, потом Селин, понимая, что надо поддержать беседу, заставила себя продолжать:

– На самом деле мы и познакомились благодаря виноделию. Через моего отца.

– Я не знала.

– Игристое вино отца довольно известно в Бургундии, и Тео некоторое время у нас стажировался. – Селин покатила бочку по проходу. – Отец заметил его талант. Кроме того, – добавила она через плечо, – он знал, что Тео собирается переехать в Шампань, и, можно сказать, устроил наш брак. Отец чувствовал, что Тео станет отличным мастером и сумеет обеспечить мне лучшую жизнь, чем была бы у меня в Бургундии.

– И тогда вы с Тео начали встречаться? – Инес с округлившимися от любопытства глазами пошла вслед за Селин. – И полюбили друг друга?

Селин закатила бочку в зал и поставила ее стоймя.

– Мы поженились очень быстро, даже не успели по-настоящему друг друга узнать, потому что Тео уже запланировал отъезд из Бургундии. Мне очень подходил такой брак – я ведь дочь винодела и привыкла, что вся жизнь крутится вокруг вина. А для Тео женитьба, как мне кажется, стала некоторым облегчением – теперь он мог не думать об ухаживании за девушками и полностью сосредоточиться на работе.

– Вы вышли замуж не по любви? – На лице Инес было написано разочарование. – Как грустно!

Такая реакция несколько раздосадовала Селин. Неужели Инес правда считает, что любовь должна приходить сама? Нет, ради любви надо трудиться, и Селин делала это годами.

– Сейчас мы любим друг друга, – просто сказала она, хотя и без особой уверенности: течение времени показало, как мало общего у них с Тео.

– И все же… – растерянно начала Инес, но так и не придумала, что сказать дальше.

– Честно говоря, Инес, далеко не всем так повезло, как вам с Мишелем, – отрезала Селин, но, увидев обиду на лице Инес, поспешила добавить: – Сразу влюбиться в того, кто влюбится в тебя, – большая удача.

На самом деле Селин тяжело было наблюдать за развитием их романа. Она всегда уважала Мишеля и временами – особенно когда Тео уходил в себя, размышляя о производстве вина, – ощущала с ним внутреннее сродство, поражавшее ее саму. А потом он по уши втюрился в худенькую красотку, ослепительный вихрь в юбке, и это немного разочаровало Селин. Ей-то мечталось, что Мишель приведет в дом более солидную и серьезную женщину, – может быть, в чем-то похожую на нее, Селин, так что они смогут по-настоящему сдружиться.

– Да. – Инес снова замолчала, но, когда Селин уже решила, что разговор окончен, добавила тихим голосом: – Но иногда мне приходит в голову, что Мишель влюбился не в меня, а в мой образ. Как будто смотрел на меня, но видел не то, что есть, а то, что хотел во мне видеть. А действительность его разочаровала.

– Уверена, что это не так.

– Правда? – Инес испустила тихий прерывистый вздох. – А у меня ощущение, что я ничего не могу сделать так, как ему нужно. Я по его глазам вижу.

– Это все война. На нем столько всего висит. – Селин сочувствовала Инес, но понимала и состояние Мишеля. Слишком большой груз он нес на своих плечах, чтобы еще и баловать супругу, – хотя первое время явно готов был это делать, видя в ней лучшее украшение своего дома.

– Понимаю. Но именно поэтому мне хочется, чтобы он мог на меня полагаться, как полагается на вас.

В голосе Инес явственно слышалась горечь, при том что Мишель с Тео не раз давали ей шанс быть полезной. Совсем недавно им остро понадобилась помощь с дегоржированием – удалением осадка из бутылок, в которых уже образовался газ, – и они стали учить этому Селин и Инес. Процедура требовала сноровки: следовало, держа бутылку горлышком вниз, быстро вынуть пробку специальной открывалкой, называемой pince à dégorger, и одновременно перевернуть бутылку. Едва давление газа выбивало осадок, горлышко нужно было заткнуть большим пальцем, чтобы не вылилось само вино. У Селин это начало получаться попытки с тридцатой, а Инес так и не приноровилась, так что на второй сотне бутылок ее пришлось остановить – слишком много вина растеклось по полу погреба.

– Ну, сейчас-то вы ему помогаете, – сказала Селин.

– Да. – Инес шмыгнула носом. – Но постучать по дереву и залить бочку водой мог бы кто угодно, правда?

Селин заставила себя улыбнуться:

– Все же это нужное дело.

– Да, – отозвалась Инес погасшим голосом. – Мишель именно так и говорит.

Следующие несколько часов две женщины работали, почти не разговаривая, – разве что обменялись несколькими репликами о том, куда поставить бочки и в котором часу вернутся мужья.

Около семи они услышали знакомый грохот – это наверху к дому подъехал ситроен. Спустя еще мгновение по винтовой лестнице спустился Мишель, а за ним – улыбающийся Тео.

– Как все прошло? – обратилась к нему Селин, поднимая глаза от очередной бочки и отряхивая руки.

– Чудесно, – ответил Тео, и впервые за много месяцев Селин увидела, что в его глазах светится надежда. – Цель в том, чтобы заставить Клебиша иметь дело не с каждым из нас в отдельности, а с организацией, представляющей нас всех. Тогда мы сможем разделить этот оброк по справедливости.

– Идеальное решение! – радостно воскликнула Инес и захлопала в ладоши, однако хмурый взгляд мужа ее остановил.

– Шаг в верном направлении, – осторожно заметил Мишель. – Но на собрании было также сказано, что Клебиш еженедельно реквизирует в Шампани пятьсот тысяч бутылок.

– Пятьсот тысяч? – переспросила Селин. – Как же мы это выдержим? Если виноград снова не уродится…

– По крайней мере, – Тео взглянул на жену, – они прекратят стоять у нас над душой, требуя самые ценные сорта. Верь мне, Селин, объединение – правильная вещь, и отрасль выстоит. Все будет хорошо.

Мишель кашлянул, Селин подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Похоже, им обоим пришло в голову одно и то же – что Тео не понял сути. Война ставит под угрозу не только производство вина.

– Так или иначе, с новой схемой наверняка будет легче, – заключил Мишель, после чего еще раз посмотрел на Селин и какую-то долю секунды удерживал ее взгляд. – Ну, а как у нас продвигается проверка бочек?

Тем вечером Тео притянул к себе Селин, как только та улеглась рядом с ним в постель, но она с удивлением обнаружила, что тело отказывается отвечать на ласки, и лишь усилием воли смогла заставить себя расслабиться.

– Шампанское выживет. – Тео погладил ее по щеке. Прикосновение мозолистой руки казалось странным и непривычным, Селин не помнила этого ощущения. – Сегодняшнее собрание, Селин, понимаешь, сегодня я впервые почувствовал, что решение существует. Де Вогюэ – умнейший человек.

– Да.

– Он о нас позаботится. С вином все будет в порядке. – Тео опять коснулся ее лица, потянулся губами к ее губам, и тут она не сдержалась:

– А с людьми? Неужели тебе есть дело только до вина?

Тео замер, потом отодвинулся и перевернулся на спину. Селин закрыла глаза в темноте. Она сердилась на себя: не стоило напоминать мужу о страхах, которых тот не разделял.

– Конечно, не только, – поспешно ответил Тео. – Но о вине приходится думать – ведь в нем вся наша жизнь, Селин.

– Нет, Тео, не вся. Мы делаем вино, но оно – не мы сами. Если немцы завтра уничтожат наши виноградники, мы попробуем что-нибудь придумать. Но что, если они уничтожат моих родных? Если это уже случилось?

– Селин, не надо. Твои родные в безопасности, все будет хорошо, увидишь.

– Как знать? – Перед глазами Селин встало лицо отца, плечо ощутило тяжесть сильной руки деда, а щека – прикосновение теплых бабушкиных губ, и ей вдруг стало невмоготу лежать рядом с Тео. Без единого слова она выбралась из постели и двинулась к двери спальни, задержавшись лишь для того, чтобы взять длинный свитер, который висел на спинке стула в углу.

– Селин, что это за сцена? Куда ты?

– Подышать воздухом. – В темноте она прошла к задней двери, отчасти ожидая, что Тео бросится за ней и попросит прощения за свою черствость. Но он не стал вставать, и Селин подумала, что это многое о нем говорит.

Снаружи все было залито светом почти полной луны. Селин направилась к погребам. Там, наедине с дремлющими бутылками, она могла успокоиться. Тео не верил, что вино ее заботит, а зря – на самом деле заботило, и очень глубоко. Просто ее сильнее, чем мужа, беспокоила реальная жизнь работников; в каждой бутылке она чувствовала их сердца и души.

Оказавшись под землей, Селин попала в привычные объятия чернильно-черной тьмы, а у подножия каменной лестницы зажгла керосиновую лампу, и по стенам заплясали знакомые тени. Она глубоко вздохнула и тут же замерла: в одной из камер впереди справа послышалось легкое царапанье. Неужели там кто-то есть? Селин стояла не двигаясь, ее сердце колотилось.

Конечно, разумнее было бы развернуться, погасить свет, выбраться наверх и поспешить домой. Но ее внезапно охватила решимость. Пусть немцы навязывают виноделам свои правила и реквизируют у них бутылки, на это священное место под землей у Германии не могло быть никакого права. Во все годы своей истории оно принадлежало только Франции, как стареющее вино принадлежит здесь самой земле, окутывающей его со всех сторон и творящей над ним волшебство. И не сумев себя остановить, Селин сняла туфли и, ступая как можно тише, пошла по узкому проходу.

Звук смолк. Может, это скреблась мышь? Селин осторожно продолжила свой путь и, дойдя до первой камеры справа, посветила туда. Что бы она стала делать, если бы в темноте скрывался немец? Но там лишь спокойно дремали тысячи бутылок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю