Текст книги "Страшные истории для маленьких лисят. Большой город"

Автор книги: Кристиан Хайдикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

В Белом Сарае не прятались Булькожажды. Не водились ни Снежный Призрак, ни мистер Шорк.

Только мир и покой. И лисы.

Никаких тебе приключений.

3

ПОКАЗАЛИСЬ ЗВЁЗДЫ, обогреватели потускнели, и настали Чёрные Часы. Забормотал ветер, глухой и угрюмый, принялся раскачивать вокруг нор деревья, трещать их голыми ветками. Ветер дул разом со всех сторон – сквозь пол и сквозь стены, хлопал плёнкой, наброшенной на крышу, дребезжал сеткой, словно хотел ворваться внутрь.

Лисы на Ферме свернулись на ночь клубочком, спрятали морды в изгибах пушистых хвостов. Все уже давно спали крепким сном – животы поднимаются и опадают, ноздри посвистывают, ресницы подрагивают от снов…

Не спали, само собой, только двое лисёнышей в самом конце.

– А потом ещё это место, где Юли расправляется с отцом, и такой – р-р-р-ра-а-а! – прошептал О-370 и со всей силы подпрыгнул в сетчатой клетке.

– Ш-ш-ш! – зашипел Н-211, стараясь не хихикать, и на всякий случай посмотрел на П-838. Она спала. – А помнишь вот это место, где Мия кусает барсука за хвост и такая: «Не-а! Я не дам тебе обидеть моего друга».

– Я бы так смог, – проговорил в ответ О-370. – Я бы точно спас твою жизнь.

– Да ладно! Это я бы спасал твою!

– Пф! Мою даже спасать не придётся.

Двоюродные братья шептались сквозь сетку про приключения и носами показывали на чудовищ, чьи очертания рисовались в беспокойном лесу. О-370 пытался вообразить, как на залитых лунным светом полянах Юли и Мия отражают нападения чудовищ во имя всего лисьего рода. Но деревья в эту ночь отказывались играть. Листья оставались листьями. А тени всего лишь тенями.

– Что бы ты сделал в первую очередь? – спросил О-370, вглядываясь в лесную тьму. – Ну, если бы оказался там?

– Я бы перепробовал всю еду, – ответил Н-211. – Всё, что ели Юли и Мия. Кузнечиков, беличьи сердца, даже эту странную ящерицу, которая с жабрами. Ну, а ты?

– Честно? – проговорил О-370. – Я хочу хоть разок унюхать чью-нибудь задницу, кроме твоей.

Их морды чуть не разорвало от хохота – обоим пришлось прикусить языки, чтобы удержать смех. Из-за беременности П-838 становилась очень сварливой, когда ей мешали спать. Но её живот, слабо освещённый звёздным светом, поднимался и опускался, ровно и медленно.

Скри-и-и-и-ип…

От этого звука у лисёнышей встрепенулись уши.

– Что это? – выпучив глаза, спросил Н-211.

О-370 сглотнул в горле ком и покачал головой. Он внимательно всматривался в лес и ждал, что же произойдёт. Может быть, рухнет дерево и освободит их из нор? Может быть, покажется Булькожажд? Может быть, так начинается приключение?

Скри-и-и-и-ип…

Уши О-370 разочарованно сникли. Это была всего лишь дверь Сарая.

Фермер шагнул из Сарая во тьму, а следом за ним и Ферн, чьё бледное лицо будто светилось в ночи.

– Ну, ты как, ничего? – спросил Фермер.

Ферн коротко кивнула.

Фермер поморщился.

– Ты ведь понимаешь, что им вовсе даже не больно, правда?

О-370 дёрнул ушами. Точно так же всегда говорили на Ферме лисы. В Белом Сарае наступает конец всякой боли.

Ферн хмуро посмотрела на отца. Глаза у неё блестели, а губы дрожали.

– Я думала, мы их только стрижём…

Фермер вздохнул.

– Так и знал, что надо подождать, пока не подрастёшь. – Он стиснул руками её плечи. – Это наша работа, Ферни. Чем-то надо зарабатывать на жизнь.

Ферн обернулась и не сводя глаз стала смотреть на Белый Сарай.

– Но ведь они больше никогда не будут бегать. И нюхать деревья. И…

Именно этого О-370 и боялся. В Белом Сарае наступает конец всем приключениям.

– Это правда, – ответил Фермер. – Не будут. – Он опустился на колени и оказался лицом к лицу с дочерью. – Но ты же видела, как им счастливо жилось. Спали себе в уютном местечке. Ели два раза в день. Как бы я хотел, чтоб и мне кто-то устроил такую жизнь, честное слово.

Ферн хмуро посмотрела в траву.

Фермер стянул перчатки.

– Хотел тебя удивить, но… Ты знаешь, что мне всегда было не по карману сделать тебе такой подарок. А вот в этом году получится. Тот, кто выполняет работу, заслуживает её плодов.

Её сердитый взгляд немножечко потеплел. Она посмотрела внимательно на отца, потом оглядела сетчатые норы. На какое-то мгновение О-370 даже поймал её взгляд, но она вздрогнула и отвернулась.

– А можно будет… надевать в школу? – спросила Ферн.

– Не мучай меня, – засмеялся Фермер.

Он поднялся и одной рукой обхватил её за плечи. Она прильнула к отцу, и они вдвоём подошли через двор к дому и закрыли за собой дверь.

О-370 вскинул голову.

– О чём, по-твоему, говорил Фермер, когда обещал Ферн сделать подарок? И что значит это её «надевать»?

– М-м? – переспросил Н-211. Он выгрызал зуд между пальцами и особенно не прислушивался. – А! Ну, наверное, хочет позволить ей взять А-947 в дом. Ты-то, видимо, для неё слишком страшный.

О-370 не хотелось затевать драку прямо сейчас, даже в шутку. Он повалился на бок… и заметил кое-что необычное. Ведро, из которого им раздавали еду, всё ещё висело на гвозде, торчавшем из деревянной балки между его норой и норой двоюродного брата. Ферн забыла его унести.

О-370 просунул лапу в ячейку сетки и ударил по ведру. Оно закачалось из стороны в сторону на проволочной ручке. Скоро выпадет снег, и О-370 с Н-211 отправятся в Сарай. И все приключения, которые они могли бы испытать в жизни, останутся только в воображении, разыгравшемся под защитой сетчатых нор.

Он снова толкнул лапой ведро – со злостью на этот раз, отчего оно закачалось сильнее. Ручка скользнула по гвоздю, зацепилась за плоскую шляпку и на волосок выдернула гвоздь из дерева.

О-370 наклонил голову. Месяц назад он видел, как Фермер забивал гвозди в балку, чтобы вся конструкция меньше шаталась. Взгляд О-370 пробежал от гвоздя вверх по балке, которую удерживал гвоздь. Балка подпирала жестяную крышу и держала натянутой проволочную сетку, которая отделяла его от двоюродного брата.

О-370 снова качнул ведро, и гвоздь со скрипом вылез ещё на усик.

– Э-э, – подал голос Н-211, – ч-ч-что это ты делаешь?

«А что, интересно, будет? – задумался О-370 и снова ударил по ведру. – Что, интересно, будет, если гвоздь выскочит совсем? – И ещё удар. – Сетка откроется? – Два удара один за другим. – Смогут они вместе с братом улизнуть из норы хоть ненадолго? – Ещё три удара. – Чтобы хватило на одно короткое приключение? – Он начал попадать в ритм. – Пока они не отправились в Белый Сарай и не позабыли навек о врождённой дикости…»

– Триста семидесятый! – прошептал-прошипел Н-211. – Ты меня слышишь?

– Мы, – сказал О-370 и качнул ведро ещё раз, – отправляемся, – и ещё, – на поиски, – ещё, ещё, – приключений.

– Мы чего? – спросил Н-211, глядя, как гвоздь всё больше и больше вылезает из дерева.

О-370 ничего не ответил. Он только бил всё сильнее и уже выдернул гвоздь так, что тот стал сгибаться под тяжестью ведра.

РРРКТ!

Балка застонала. Проволочная сетка провисла.

– М-м, Триста семидесятый? – запаниковал Н-211.

О-370 ударил по ведру ещё раз.

РРНТ!

– Триста семидесятый!

И ещё.

Скр-р-р-р-р-р-рп!

Балка стала крениться на сторону. Потолок начал сползать.

Пок!

Гвоздь выскочил.

Крк!

Дерево треснуло.

ФФУМ!

И весь мир вокруг рухнул.

4

О-370 НЕ МОГ ДАЖЕ ПОШЕВЕЛИТЬСЯ. Что-то холодное и тяжёлое навалилось сверху, придавив его к сетчатому полу. Он открыл глаза и увидел, что ярко-красные зигзаги повисли в нескольких дюймах от его носа. Обогреватели шипели, как умирающее насекомое, отражаясь в жестяных волнах потолка, грозившего его раздавить.

Он понял. Нора обрушилась. Он в ловушке.

– Триста семидесятый! – раздался перепуганный голос. – Двести одиннадцатый! Вы живы? Отзовитесь!

Это была П-838. Её голос звучал откуда-то издалека.

О-370 с трудом повернул голову под тяжестью крыши.

– Пожалуйста! – в голосе П-838 нарастала паника. – Кто-нибудь, скажите хоть что-нибудь!

О-370 открыл было рот, чтобы ответить, но крыша тяжело давила на грудь. Ёрзая и извиваясь, он прополз вперёд. Край жестяной крыши оказался отогнут, и его глазам открылись голые ветки под звёздным небом. Он оттолкнулся, упираясь задними лапами, и скользнул в дыру. Он жадно заглатывал воздух и облегчённо пыхтел, довольный, что выбрался из-под обломков.

– Придурок! – зарычала сквозь сетку П-838. Её нора не обрушилась. – Если только крыша не отрезала тебе язык, я тебя пришибу за то, что не отвечаешь! – Её черты смягчились. – Живой?

О-370 неуклюже поднялся на лапы и шагнул на крышу. В ноге расцветала тупая боль.

– Кажется, да, – ответил он, покачиваясь на лапах. – Нога болит.

– Хорошо, – сказал П-838.

Он поднял голову, и рот у него захлопнулся сам собой. В первый раз за все свои луны О-370 видел Ферму не через сетку. Переплетённые проволочные кружки разбивали мир на кусочки, маленькие и понятные. Он попробовал охватить всё вокруг одним взглядом – лужайку, деревья, небо, хозяйский дом. Всё было такое… ух!

Голова закружилась. Ему стало казаться, что он летит.

Это же история!

– Двести одиннадцатый! – повернулся он к брату, захлёбываясь от восторга.

Дыхание тут же перехватило: нора двоюродного брата тоже обрушилась – не осталось ничего, кроме гнутой жести и смятой сетки.

Под жестяной крышей – комок рыжего меха. Комок лежал и не шевелился.

– Двести одиннадцатый! – задрожал О-370.

Комок не издал ни звука.

О-370 осторожно проскакал по краю обвалившейся крыши, следя, чтобы она не прогибалась под его весом. Он спустился на деревянную раму, уцепился клыками за жестяной угол и потянул что было сил. Это оказалось непросто, но О-370 превозмог себя и сдвинул крышу на пару дюймов.

Н-211 лежал на спине с широко распахнутыми стеклянными глазами.

У О-370 похолодели уши.

– Ох, нет, – забормотал он, – нет, нет, нет!

Н-211 хлопнул ресницами:

– Обалдеть, к бреху!

– Что за выражения! – возмутилась П-838.

Страх растаял было в животе у О-370. И вдруг закипел:

– Ты почему молчишь?

Н-211 вскочил на лапы:

– А ты заслужил, когда сломал норы!

О-370 рванулся вперёд, предполагая, что сетчатая стена его остановит, но, к своему изумлению, ударил Н-211 лапами прямо в лицо. Изумление стало только сильнее, когда клыки брата впились ему в ухо. В отместку он вцепился Н-211 в загривок, и они покатились по крыше. Он кожей чувствовал каждый зуб, каждый коготь, каждый рокот рычащего брата.

Больно. И так чудесно.

– Парни! – крикнула П-838.

О-370 разжал пасть, сжимавшую горло Н-211, а брат выпустил из зубов его ухо. Оба едва не задыхались. О-370 вдруг догадался, что, когда они с братом коснулись шубками, никаких искр между ними не полетело. А ведь им всегда говорили, что происходит именно так – лисы встречают друг друга в Сарае и вызывают яркую вспышку Голубого. Но всё вышло по-другому, и О-370 почувствовал вдруг какую-то брезгливость, только сам не понимал, почему.

– И что вы теперь собираетесь делать, гении? – спросила П-838. – Спать-то вам негде.

Лисёныши огляделись. Четыре стены, которые прежде оберегали их от мира, лежали в обломках под лапами. Над головой висело холодное чёрное небо, а тёплое свечение обогревателей сменилось ледяным светом звёзд. Ветер обдувал шубки. Ветки тянулись со всех сторон. Из гущи деревьев за ними следили невидимые глаза.

О-370 задрожал. Он и сам не знал – от восторга или от страха.

Он повернул голову к фермерскому дому и принюхался. От дома пахло погашенными на ночь свечами. Рухнувшая крыша не разбудила Фермера. Норы больше не удерживали их с братом. И они ещё не скоро туда вернутся.

Р-р-р-рн!

О-370 услышал позади какой-то шорох. Он оглянулся и увидел, как Н-211, напрягая силы, лезет мордой под изогнутую крышу.

О-370 вскинул голову:

– Ты чего?

– Издеваешься? – ответил Н-211, подпирая головой крышу в надежде выпрямить. – В любую секунду из леса может выскочить какое-нибудь чудовище! Помоги мне!

О-370 посмотрел в лес. Он ждал, что сейчас в осколках лунного света материализуется барсук, или мисс Лисс выйдет шатаясь из-за кустов, или мистер Шорк с окровавленными зубами набросится из темноты.

Ничего не произошло.

О-370 наступил на крышу, собственным весом пресекая неловкие усилия двоюродного брата.

– Посмотри вокруг, Двести одиннадцатый! Пока Фермер не увидел, что произошло, мы на свободе! Можем делать, что захотим! Запрыгнуть на грузовик! Заставить Гризлера за нами гоняться! Можем даже отправиться в лес и устроить охоту на ящериц! Мы научимся и когда-нибудь схватимся с Булькожаждом!

Крыша соскользнула с морды Н-211. С тревогой в глазах он посмотрел в лес.

– Мы же всегда этого хотели! – воскликнул О-370. – Пройдёт много лун, а лисы на Ферме всё ещё будут говорить о Великом Обрушении Нор. Даже когда мы отправимся в Белый Сарай. Пускай она не такая захватывающая, как старые, но это история!

Двоюродный брат нахмурясь посмотрел вниз на крышу.

– А что скажут наши предки? Вдруг они почуют от нас запах дикости и не позволят войти в Белый Сарай?

– Ну, сам подумай, – ответил О-370. – Они впустили Юли и Мию. А уж у них-то дикости хоть отбавляй!

Н-211 прикусил в раздумьях язык.

П-838 вздохнула.

– Теперь, пушистые колобки, когда ушёл Девятьсот сорок седьмой, я стала за вас в ответе. И должна сказать, Триста семидесятый, что за всю жизнь не слыхала ничего глупее. У меня нет желания смотреть, как вы умираете.

Радость О-370 едва не растаяла… но он догадался, что П-838 по-прежнему заперта в норе и не сможет его остановить, даже если захочет.

Он с надеждой взглянул на брата:

– Ну, что? Приключение?

Н-211 опустил морду.

– Мне… Мне хочется. Только вот… – Его правая передняя лапа дёрнулась вверх и повисла. – Лапа. Заноза. Попала, когда рухнула крыша.

– Дай посмотрю, – сказал О-370. – Может, вытащу.

– Не получится, – сказал, отворачиваясь, Н-211. – Она глубоко засела.

О-370 вдруг заметил, что уши у двоюродного брата прижаты, глаза слезятся, и, хотя в воздухе было прохладно, а сломанные обогреватели валялись под лапами, дышит он тяжело и часто… О-370 всегда считал двоюродного брата храбрее себя. А Н-211 боялся.

О-370 даже помыслить не мог отправиться на поиски приключений в одиночку. Юли и Мия остались в живых только потому, что были вместе. Каждый обладал талантом, которого не было у другого. Когда братья придумывали свои собственные приключения, сочинял всегда О-370, а Н-211 был в этих историях клыками. Но прямо сейчас у Н-211 был такой вид, что он не сможет обидеть даже земляного червя.

О-370 снова посмотрел в лес. Тот казался темнее и даже гуще, чем прежде. Весь мир пугающе распахнулся навстречу. Но всё-таки распахнулся.

– Я пошёл, – сказал О-370.

Н-211 навострил уши:

– Пошёл?

О-370 глянул вниз через край обвалившейся крыши. Широкая лужайка лежала внизу пропасти в головокружительные три хвоста глубиной. В норе ему едва хватало места подпрыгнуть вверх на две лапы.

Он облизал губы и напомнил сам себе, что такая возможность случается только раз в жизни. А то и реже.

– Что если Гризлер тебя поймает? – спросила П-838.

О-370 обвёл взглядом Ферму, отыскивая местечко, где старый пёс бросил на ночь кости. Но Гризлера нигде не было видно. Впрочем, какая разница. Пёс хоть и был в восемь раз больше О-370, но отличался тучностью и косоглазием, да ещё и ходил вразвалку.

– Самое страшное в Гризлере, – сказал О-370, – что он забрызжет тебя слюной, когда будет лаять.

Н-211 не засмеялся.

– А что если там мистер Шорк? Дождётся, когда ты спрыгнешь, и в два счёта тебе перекусит шею!

О-370 едва сдерживался – от злости шерсть на загривке чуть не вставала дыбом.

– Увидишь его – дай знак. Завой.

И, пока страх не пересилил его, он упёрся передними лапами в острый край крыши и покачался на задних.

– Не вздумай, Триста семидесятый! – зарычала П-838.

Он посмотрел на траву внизу. Вот оно. Начало единственного великого приключения.

– Триста семидесятый! – окликнул Н-211.

О-370 обернулся через плечо.

– А вдруг с тобой что-то случится? – спросил двоюродный брат.

– Да… – ответил О-370. – А вдруг со мной вообще ничего не случится?

Н-211 прижал уши.

О-370 прыгнул.

5

ЗЕМЛЯ БРОСИЛАСЬ ВВЕРХ и звонко ударила О-370 по лапам, ткнула его же коленями в живот. Морда лисёныша ударилась о траву, зубы щёлкнули, да так сильно, что, казалось, сейчас рассыпятся. Целое долгое мгновение он не мог вздохнуть и с ужасом думал, что навсегда переломал себе кости.

Наконец лёгкие встрепенулись и жадно глотнули воздух. Шатаясь, О-370 поднялся на лапы и встряхнул головой, чтобы разогнать искры, мелькавшие перед глазами. На негнущихся ногах он обшарил взглядом лужайку – как бы не выскочил из кустов мистер Шорк, как бы не выпрыгнул, извиваясь и чавкая, Булькожажд.

Но, какие бы смертоносные существа ни таились в лесу, никто не показывался.

О-370 попробовал ступить лапами по траве. Щекотно. Он проскакал несколько хвостов вдоль сетчатых нор, повернулся и поскакал обратно.

– Как здорово! – закричал он двоюродному брату.

П-838 посмотрела на него сверху вниз через сетку:

– И как же ты заберёшься обратно, умник?

– А, ну-у… – О-370 смерил взглядом высоту до обвалившейся норы – три хвоста. – Вернусь – что-нибудь придумаю.

– Если вернёшься.

Она растворилась в уютном красном свечении норы, и О-370 внезапно остался совершенно один. Н-211 – вот пугливые лапы! – не отважился даже украдкой выглянуть за край крыши. О-370 ему покажет. Он соберёт целую сотню чешуек Булькожажда и с ликующим видом бросит их двоюродному брату под лапы.

О-370 повернулся лицом к лесу, пытаясь собраться с храбростью. Ночь была всё такой же ветреной и такой же зловещей, что и мгновение назад. Но теперь, когда нора больше не укрывала собой О-370, каждый порыв ветра казался ещё холоднее, ветки, что колыхались под ветром, – ещё острее, а в каждом треске, что долетал из леса, чудилась угроза.

Он уже не чувствовал себя таким смелым, чтобы сунуться в лес хотя бы на ус. Особенно без Н-211 – ведь теперь некому присматривать за его хвостом. О-370 обвёл взглядом Ферму в поиске каких-нибудь других приключений. Он увидел Белый Сарай и сердито запыхтел. Нет, туда он не пойдёт совершенно точно – в этом месте заканчиваются все приключения.

Оставался фермерский дом.

О-370 улыбнулся. Вот оно! Самое лучшее приключение. Он отправится к бочке с едой, принесёт столько, сколько поместится в пасти, и сожрёт на глазах двоюродного брата. Н-211 ещё пожалеет, что выдумал эту занозу!

О-370 потрусил вдоль ряда приподнятых над землёй сетчатых нор.

– Ай-яй-яй! – раздался над головой чей-то голос.

– Набрался дикости, посмотрите-ка! – подхватил другой.

– Вот ему достанется, и по заслугам!

Это были три беты, самки-производители. Их силуэты пламенели в тусклом свечении обогревателей.

– Нельзя этого делать, лисёныш! – сказала одна.

– Если Фермер увидит, он тебя в Сарай не возьмёт!

– Мы с тобой разговариваем! – зарычала третья.

О-370 избегал их взглядов. Если им хочется прожить всю свою жизнь, не испытав ни капельки приключений, это их дело.

А у него будет своя история.

О-370 нацелился носом на бочку с едой и стрелой помчался по щекочущим травам. Лапы то и дело спотыкались на невидимых кочках лужайки. Колени ныли, от холодной росы на лапах немели подушечки. Но он мчался не останавливаясь, чтобы поскорее оказаться в укрытии фермерского дома. Свобода пугающе будоражила все ощущения. Сердце ёкнуло. Это ветер взъерошил травы. Тени по сторонам выпустили когти.

До бочки с едой оставалось ещё хвостов двадцать, как вдруг что-то зарокотало и заставило его остановиться. Он медленно повернул голову. Приподнял переднюю лапу. Там, между домом и грубо сколоченной будкой, стоял грузовик Фермера. На мгновение О-370 показалось, что Фермер забыл выключить двигатель. И тут, в тени грузовика, он заметил лохматую фигуру. Гризлер лежал под грузовиком и громко храпел, точно мотор. Губы у пса тряслись и брызгали струями слюны. В воздухе стоял густой мясной запах собачьего дыхания.

О-370 постоял, глядя на Гризлера – не проснётся ли? Считается, что лисы быстрее собак, да и Гризлер был псом неуклюжим, грузным, однако за всю свою жизнь О-370 никогда не ходил так далеко – на целые полдвора. Колени болели так сильно, что не побежишь, а лёгкие едва не вываливались из пасти.

Гризлер храпел не переставая, но в ушах О-370 гудело сомнение. Он осмотрелся вокруг, отыскивая не такое опасное приключение, и вдруг заметил, что из-за фермерского дома торчит что-то странное.

Это оказалось огромным ухом.

Он пошагал прочь от Гризлера и от бочки с едой, обошёл дом и выскочил на дорогу. Высоко в небе висела картинка – гигантская лисья морда с прищуренными глазами. Морда радостно улыбалась – в точности как человек, – а язык у неё свешивался на подбородок. По низу шли какие-то буквы – в точности как на бирке, торчавшей в ухе О-370, – но прочитать их он не мог.

Там, где заканчивалась дорога, – под лисьей мордой с прищуренными глазами, – его взгляд привлекло ещё кое-что. И когда он понял, что перед ним предстало, сердце лихорадочно заколотилось. Перед ним, сбоку от фермерского дома, стоял Белый Сарай, только развёрнутый к нему другой стороной. Он прошёлся взглядом по доскам, из которых были сколочены стены. Он-то думал, что Сарай углубляется в лес, насколько хватает глаз. Но Сарай обрывался всего в нескольких дюжинах хвостов от входной двери, да и в ширину оказался не больше, чем в длину.

О-370 уставился на Сарай, который был гораздо меньше, чем ему представлялось, и один за другим в голове вспыхивали пламенем вопросы. Как там могли уместиться все их предки? Что хотела сказать Ферн, когда говорила, будто лисы больше никогда не смогут бегать? И почему от их с Н-211 шубок не полетели искры, когда им наконец подвернулась возможность подраться?

О-370 потрусил к Сараю, чтобы всё выяснить. Несмотря на нестерпимое желание приключений, он – надо это признать – будет счастлив снова увидеться с мамой. После щенячьего загона они так и не виделись.

С каждым шагом дорога становилась как будто длиннее и длиннее, а Белый Сарай разрастался всё больше и больше и наконец почти заполнил собой небо. Причудливый домик, что гнездился среди деревьев, теперь нависал башенной громадой, её старый остов скрипел на ветру. Вблизи Сарай выглядел иначе. Белые доски оказались облезлыми и серыми, а из щелей между ними сочилась тьма.

О-370 подошёл к краю лужайки и встал на сухой клочок земли под венцом крыши Сарая. Он принюхался – вдруг почуется запах А-947. Но пахло лишь сыростью, облупившейся краской и чуть-чуть дымом.

Надеясь, что Н-211 смотрит, О-370 неспешно подошёл к огромной двустворчатой двери. Он попробовал распахнуть дверь настежь, как это делал Фермер, но она даже не шелохнулась. Тогда О-370 сунул голову в узкую щель под створками двери.

В Сарае было темно. Бурой, как песок, темнотой. В затхлом воздухе пахло грязью и плесенью. Сквозь них пробивался, покалывая ноздри, ещё один запах – электрический. Ветер, угодив между досок, жалобно подвывал.

О-370 поспешно вытащил голову наружу и повертел ушами, прислушиваясь к лужайке. Гризлер по-прежнему храпел под грузовиком. Листья тихонечко шелестели. Скрипела вывеска с улыбающейся лисой. В фермерском доме стояла тишина. Пристальным взглядом О-370 оглядел норы и увидел Н-211 – пушистое облачко вдалеке.

– Хм, – сказал О-370, надеясь, что двоюродный брат его слышит.

Он снова засунул голову под двери Сарая, ёрзая, распластался на пороге и с трудом втиснул тело внутрь. Он оказался в пыльной темноте. Лунный свет заползал под двери, точно туман.

Воздух внутри был холоднее. Все запахи смешивались между собой. Из-под дерева, плесени и колючести к нему пробивался ещё запах меха, но никаких лис не было видно. Тёмный и пустой, Сарай вытянулся в длину. Лунный свет не проникал далеко.

– Есть кто-нибудь? – прошептал в темноту О-370.

В тишине от натуги сводило уши.

– Девятьсот сорок седьмой!

У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!

Только ветер просвистел сквозь щели в ответ. Боль сменилась дрожью. Никаких лис внутри не было. Неужели он сам всё испортил, подумал О-370. Украдкой пробрался в Сарай. Ушёл из норы. Сцепился с двоюродным братом. Он даже вдруг пожалел, что вообще начал раскачивать это ведро.

Чем дольше О-370 всматривался, тем яснее проступал изнутри Сарай. Очертания всплывали в темноте, точно кости к поверхности воды. Тонкая полоска лунного света сияла на ведре, забрызганном чёрным, на ручке висели перчатки Фермера. В ведре что-то было. Что-то жидкое и блестящее и пахло солёным.

В углу напротив стоял большой железный ящик. О-370 искоса разглядывал его рукоятки, датчики, длинные тонкие провода. Ящик гудел и пах чем-то тёплым. По бокам у него были прорези, которые выдавались наружу, как рыбьи жабры. В его сердце свивались кольцами черви электричества. Голубые. От них покалывало в носу и сердце колотилось о рёбра.

У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!

Ветер просвистел между неровных досок Сарая, в темноте над головой закачались тени. О-370 посмотрел наверх. На стропилах что-то висело. Что-то не одно – много.

Он сощурил глаза, вглядываясь в размытые очертания, что колыхались в вышине. Они были красновато-оранжевыми. Тонкими и пушистыми, как одеяла. Одно было рыжеватое, точно жёлудь, с чёрными треугольниками поверху. А снизу свисало что-то длинное, пышное, с белым, как луна, кончиком…

О-370 отступил назад. Лисы. Висят на стропилах. Только внутри у них ничего нет. Ни глаз. Ни костей. Ни языка. Нечем даже позвать на помощь.

От этого зрелища у О-370 сдавило грудь и оборвало дыхание. Вместо лисёныша закричал ветер.