Текст книги "Братство Бури (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Я был прижат к земле и попытался развернуть глефу, которую все еще сжимал в левой руке, чтобы вонзить ее в спину орка. Он заметил движение и блокировал его собственным оружием – шипастой булавой, покрытой кровью. Энергетическое поле гуань дао сдетонировало от соприкосновения, разнеся головку булавы на металлические фрагменты, которые осыпали нас обоих.

Зеленокожий отшатнулся, ослабив хватку. Он схватился за глаза и заревел от боли. Мощным толчком я отшвырнул его и рубанул глефой, целясь в живот. Клинок вошел глубоко между пластинами брони и разрезал орка до самого позвоночника. Я обхватил древко обеими руками и вырвал оружие. Тело монстра превратилось во влажную кучу разорванных мышц, крови и костей.

Я услышал шум за спиной и резко развернулся, приготовившись снова взмахнуть клинком.

Это был Джучи, окруженный грудами орочьих трупов. Он держал болтер, доспех покрывали пятна крови. За ним я увидел, как медленно оседает полуразрушенная стена, охваченная огнем. Мои братья были повсюду: атаковали, преследовали, убивали, разрывали, подобно мстительным призракам посреди многочисленной орды.

– Отличная охота, мой хан! – отметил Джучи, искренне рассмеявшись.

Я разделил его радость, чувствуя, как открылись порезы на лице.

– И она еще не закончена! – выкрикнул я, стряхивая кровь с клинка и повернувшись, чтобы разыскать новую добычу. Над головой пронеслись гравициклы, управляемые гикающими и кричащими всадниками.

Под их скользящими тенями мы вернулись в бой.

С разрушением стен битва в ущелье не стихла. Еще больше баррикад перегораживали извилистые теснины, блокируя пути, ведущие внутрь Дробилки. Зеленокожие окопались везде, где только могли. Они хлынули из своих убежищ, бросаясь на нас толпами, пробираясь по каменистому дну ущелья и торопясь пустить нам кровь. Мы прорубали путь через длинные дефиле, втянувшись в жестокую свалку и атакуемые со всех сторон.

Многие мои братья оставались в седле, проносясь вдоль и поперек по длинному ущелью и уничтожая вражеские огневые позиции на скорости, недоступной защитникам. Остальные, как и я, наступали в пешем строю, стремясь поскорее сцепиться с зеленокожими.

Сблизившись с нашей добычей, мы почувствовали смрад ее крови и пота, услышали прерывистый рев и ощутили, как дрожит земля от топота множества ног. Даже убивая их, мы наслаждались их мастерством и свирепой отвагой, осознавая, каких превосходных существ истребляли.

Джучи был прав. Со смертью последнего зеленокожего день станет унылым.

Единственное, что меня беспокоило – это медленное продвижение Торгуна. Мы наступали без остановки, прорывались все дальше в ущелье, сжигали каждую попадавшуюся на пути баррикаду, убивали всех на своем пути. Я рассчитывал, что братство Торгуна будет следовать сразу за нами. Нам бы пригодилась поддержка их отделений тяжелого вооружения.

Мое братство начало отрываться от них. Им следовало быть быстрее.

После того, как мы прорвались к первой развилке в извилистом ущелье, я покинул поле боя, позволив своим воинам сражаться самостоятельно.

– Брат мой! – выкрикнул я по вокс-каналу, который выделил вместе с Торгуном для личных переговоров. – Что тебя задерживает? Ты заснул? Мы обратили их в бегство!

Я хотел, чтобы мои слова были понятными, как и всегда посреди битвы. Вероятно, я даже немного рассмеялся.

Ответ Торгуна поразил меня.

– Что ты делаешь? – ответил он. Даже по радиосвязи я расслышал гнев в его голосе. – Закрепись на своей позиции, капитан. Вы растягиваетесь. Я не буду поддерживать такой темп. Мы не зачистили точки входа.

Я огляделся. Битва была хаотичной и неконтролируемой, какими и бывают всегда сражения. Орда орков накатывалась по дну долины, огромная и беспорядочная. Она встретилась с тонкой линией Белых Шрамов и с яростью набросилась на них. Мы уже замедлились. А нам следовало быстро опрокинуть их, обрушиться, прежде чем они наберут темп, отбрасывать снова и снова.

Задача была важной и не терпела отлагательств. Каган будет быстро наступать к центру Дробилки. Другие братства будут спешить, чтобы соединиться с ним. Я боялся отстать.

– Мы наступаем, – сказал я, сообщая об этом, как о свершившемся факте, и больше не улыбаясь. – Мы одолеваем их и не должны останавливаться.

– Вам не одолеть их. Удерживайте позицию. Ты слышишь меня? Удерживай свою позицию.

Командный тон поразил меня. Какой-то миг я старался подобрать слова.

– Мы наступаем, – повторил я.

Выбора не было. Он должен понять этого.

Торгун не ответил. Я услышал его ругательства и едва разобрал приглушенный треск рвущихся вдалеке боеприпасов.

Затем он отключил связь.

Джучи, который сражался поблизости, с насмешливым видом подошел ко мне.

– Проблемы, мой хан? – спросил он.

Я не сразу ответил, так как был обеспокоен, и задумался над тем, чтобы приказать своим воинам отступить, закрепиться на позиции и подождать подхода терранцев. Это сохранило бы согласие между нами, которое я не хотел разрушать.

Мы были братьями, он и я. Мысль о раздоре между братьями была возмутительной.

Затем я оглядел ущелье и увидел бойню, устроенную нами. Увидел мой минган во всем блеске его непревзойденной ярости, воинов, сражающихся со страстью и непринужденностью, как и требовала их природа.

– Никаких проблем, – ответил я, пройдя мимо Джучи, чтобы вернуться в бой. – Мы опрокинем их.

Мы продолжали биться. Мы сражались, когда солнца начали садиться, сражались, когда погас свет, превратив ущелья в омуты маслянистой тьмы. Мы надели шлема и воспользовались ночным режимом охотника, чтобы преследовать орков, беспрерывно наступая и атакуя их.

Они неистово сопротивлялись. Со времен Улланора я не видел, чтобы зеленокожие так сражались. Они концентрировали войска, устраивали засады, насылали на нас воинов-самоубийц. Каждая баррикада брала с нас плату, каждая огневая точка забирала жизни, прежде чем мы уничтожали ее. Мы поддерживали изнурительный темп, не позволяя им перегруппироваться, а себе замедлиться. Наша кровь смешалась с их кровью. Ущелья были забрызганы ею, она окрасила серую пыль в темно-красный цвет.

В предрассветный час, когда все три солнца все еще были за горизонтом, я, наконец, приказал моим братьям остановиться. К этому времени мы продвинулись далеко в Дробилку. Нас окружали все более глубокие ущелья и отвесные скалы из белого камня. Со всех сторон лились потоки огня. Группы зеленокожих обходили нас, проскальзывали по опасной местности на уже захваченную нами территорию. Они вопили на нас из теней. Крики отражались от окружающих скал, усиливаясь и искажаясь. Словно сама земля изводила нас.

Я вспомнил предостережение Торгуна и задумался над тем, что он, возможно, был прав, и мое желание наступать поставило нас в затруднительное положение. Его братство было все еще далеко от нас, упорно, но неторопливо продвигаясь к нам. Меня не покидала мысль, что он умышленно не спешил.

– Мы займем позиции здесь, – отдал я приказ Джучи и Бату, чтобы они передали его остальным. – На рассвете возобновим наступление.

Выбранное мной место было ближайшим к бастиону. Над сильно пересеченной местностью возвышалось широкое каменистое плато, предоставляя выгодную позицию над окружающей территорией. Три стороны были отвесными, в то время как четвертая снижалась склоном из раздробленных камней и щебня. Возвышенность не была идеальной – пики на дальней стороне ущелья возвышались над нами, и на самом плато было очень мало укрытий.

Тем не менее оно давало нам возможность остановить рост потерь, заново придать определенную упорядоченность битве. Мы прорвались на плато, карабкаясь по крутым расселинам в скалах, соскальзывая по щебню. После захвата возвышенности мы окопались вдоль склонов, получив возможность вести огонь по теснинам сверху. Я бросил уцелевшие эскадроны гравициклов на стационарные огневые точки, но запретил им продвигаться дальше после уничтожения целей.

Как я и предполагал, зеленокожие сочли нашу остановку за слабость. Они устремились на нас, выскакивая из скрытых тайников и туннелей, которые мы полностью не уничтожили. Орки хлынули по крутым склонам плато, карабкаясь друг по другу в своей жажде добраться до нас. Они были похожи на армию упырей, во мраке их кожа казалась почти черной, а глаза горели красным светом.

С этого момента натиск не ослабевал. Окруженные со всех сторон мы сражались, как и зеленокожие – свирепо, бесхитростно, ожесточенно. Они взбирались, мы сбрасывали их вниз. Они цеплялись за нас, утаскивая каждого воина, покидающего строй, вниз, в ревущий ужас. Мы стреляли и кололи их, отправляли размахивающие руками и ногами тела кувыркаться в темноту, швыряли гранаты в их открытые пасти, отпрыгивая, когда тела разлетались на куски. Они окружили нас, превратив плато в одинокий остров спокойствия посреди бушующего шторма кровожадности ксеносов.

Я оставался на передовой, где шли самые тяжелые бои, орудуя двумя руками глефой, прорубаясь через плоть зеленокожих, словно они были единым, огромным, бесформенным организмом. Я чувствовал, как сильно колотятся мои сердца, а мышцы рук горят от боли. Под шлемом лицо было мокрым от пота, который стекал под горжет. Орки бросались на наши клинки, используя свои тела, чтобы изнурить нас, замедлить, пробить бреши в наших рядах, в которые могли ворваться их сородичи. Их отвага была выдающейся, сила – потрясающей, а решимость – абсолютной.

Мы были окружены и уступали в численности. Такое с нами случалось редко – мы не часто позволяли сковать нас. Наш Легион никогда не отправляли на операции по удержанию объектов в течение долгого времени, в отличие от суровых Железных Воинов или праведных, золотых Имперских Кулаков. Мы всегда презирали подобную гарнизонную службу и сочувствовали приговоренным к ней. Я не мог представить нас в подобных войнах – осажденными, прижатыми к стенам, в то время как над головами пылали небеса.

Но мы были Легионес Астартес, и сражались с уверенностью и решимостью, приобретенными с многолетним опытом. Мы ни разу не уступили. Мы платили за этот бастион на Чондаксе своей кровью, сцепив зубы и крепко удерживая позиции. Когда один из нас погибал, мы взыскивали плату, смыкали ряды и бились с еще большой яростью в этой ужасающей бойне.

Полагаю, мы могли бы держаться там бесконечно долго, позволяя волнам зеленокожих разбиваться о нас, пока они не выдохлись, и мы снова не перешли в наступление. Это предположение так и не прошло проверку. Я увидел шлейфы ракет, вылетающих из ночи, поражающих фланги и тыл врага и сокрушающие его наступательный порыв, увидел массированные залпы толстых лучей лазпушек, безмолвно пожинающие свою страшную дань. Слышал низкий рев тяжелых болтеров и автопушек, ставящие плотный огневой вал.

Я взглянул поверх огромной массы чужаков и увидел бело-золотые проблески, движущиеся по ущелью с юга. Вспыхнула стрельба, заревели двигатели гравициклов.

Я смотрел на происходящее со смешанными эмоциями: несомненно с облегчением, но также с раздражением.

Торгун, наконец, добрался до наших позиций.

К тому времени как первые лучи рассвета проникли в ущелье, зеленокожие были мертвы или бежали. Впервые мы позволили выжившим уйти. У нас было достаточно дел – собрать снаряжение, починить доспехи, вернуть в боеспособное состояние раненых. В свете восходящего солнца плато выглядело опустошенным, затянутым дымкой и заваленным трупами и тлеющими остовами гравициклов.

После того как братство Торгуна присоединилось к нам, я некоторое время не видел его. У меня было много дел и мало желания говорить с ним. Я занимался своими воинами, изо всех сил стараясь снова подготовить их к битве. Вопреки всему мне не терпелось продолжить наступление. Я видел вырастающие впереди серые столбы дыма и знал, что кольцо вокруг орков быстро смыкается.

Я все еще смотрел на север, пытаясь выбрать лучший путь для наступления, когда наконец подошел Торгун. Я повернулся, почувствовав присутствие хана, прежде чем увидел его.

На нем был шлем, поэтому я не мог увидеть выражение его лица. Когда он заговорил, по его напряженному, но сдержанному голосу я предположил, что он зол.

– Я не хочу сражаться вместе с тобой, Шибан, – устало признался он.

– Как и я.

– Ты должен выслушать.

Впервые мои действия поставили под сомнение. Конечно же, у Торгуна было право так поступать, но это уязвило мою гордость хана, и я не смог подобрать достойный ответ.

– Просто скажи мне, – попросил он. – Почему это так важно для тебя?

– Ты о чем? – не понял я.

– Увидеть кагана. Почему ты решил сделать это – подвергнуть наши отряды, наших воинов риску? Мы даже не знаем, на планете ли он. Скажи мне. Помоги понять.

Его слова удивили меня. Я знал, что Торгун более осторожен, чем я. Что его путь войны иной. Мне и в голову не приходило, что он не придает значения возможности сражаться рядом с величайшим из нас.

– Как ты можешь не желать этого? – спросил я.

Тогда мне искренне стало жаль Торгуна. Я предположил, что он, должно быть, пропустил что-то в своем карьерном росте или, возможно, забыл. Он называл себя Белым Шрамом. Я задумался, значило ли это имя для него что-то еще, кроме обозначения Легиона. Для меня, для моего братства оно было всем.

Я почувствовал, что должен объяснить, даже если мои надежды на понимание были незначительными.

– Война – это не инструмент, мой брат, – сказал я. – Война – это жизнь. Мы выросли в ней, мы стали ею. Когда галактика наконец будет очищена от опасностей, наше время закончится. Недолгое время, золотое пятнышко на лице галактики. Мы должны беречь то, что у нас есть. Мы должны сражаться в присущей нам манере, совершенствовать ее, славить данную нам природу.

Я говорил страстно, потому что верил в это. До сих пор верю.

– Однажды я видел его в бою, на расстоянии, – сказал я. – И никогда не забуду этот момент. Одного этого беглого взгляда было достаточно, чтобы поверить в возможность совершенства. В каждом из нас есть частица этого совершенства. Я очень хочу снова увидеть его, увидеть вблизи, познать его, стать им.

Покрытый кровью шлем Торгуна безучастно смотрел на меня.

– Что еще нам остается, брат? – спросил я – Мы строим будущее не для себя, мы создаем империю для других. Эта воинственность, эти восхитительные и ужасные побуждения – все, что у нас есть.

Торгун по-прежнему молчал.

– Будущее будет другим, – сказал я. – Однако, сейчас для нас есть только война. Мы должны жить ею.

Торгун недоверчиво покачал головой.

– Вижу на Чогорисе рождаются не только воины, но и поэты.

Я не мог сказать, смеется ли он надо мной.

– Мы не делаем разницы между ними, – ответил я.

– Еще одна странная традиция, – заметил он.

Затем поднял руку, и я услышал шипение отмыкаемых замков шлема. Торгун снял его и прикрепил магнитными зажимами к доспеху.

Как только мы встретились взглядами, стало легче понимать друг друга. Не думаю, что мои слова смогли убедить его.

– Я сражаюсь не так, как ты, Шибан, – сказал он. – Возможно, я даже сражаюсь не за то же, что и ты. Но мы оба из Пятого Легиона. Мы должны найти общий язык.

Торгун посмотрел вверх, мимо меня и на север.

Там был он. Там он сражался.

– Мы должны быть на передовой штурма, уже сейчас, – сказал Торгун. – Как быстро твои братья будут готовы?

– Они всегда готовы, – ответил я.

– Тогда мы двинемся вместе, – произнес Торгун с мрачным выражением лица, – в тесном взаимодействии, но я не будут задерживать тебя.

В лучах единственного утреннего солнца его кожа выглядела темнее, чем обычно, почти как у одного из нас. Он уже во многом уступил. Я ценил это.

– Мы найдем его, брат, – пообещал он. – Если это нужно сделать, то так тому и быть.

V. ТАРГУТАЙ ЕСУГЭЙ

Решение бежать на Алтак было неудачным. Если бы я остался в горах, то у меня был определенный шанс ускользнуть от преследователей. На равнине это было невозможно.

Иногда я задумываюсь, почему принял это решение. Конечно, я был ребенком, но не глупцом, и знал, что лесистые долины давали лучший шанс сбежать от киданей, даже если этот шанс все равно был мизерным.

Возможно, мне было суждено сделать этот выбор. Но мне не нравится само понятие «судьба», сама мысль, что наши действия предопределены высшими силами, что наши поступки совершаются, как в театре теней, ради их забавы. Более всего мне не нравится мысль, что будущее предрешено, убегая от нас четкими линиями, которым мы вынуждены следовать, теша себя иллюзией о высшей воле.

Ничто из того, что я узнал с момента моего восхождения, не убедило меня, что я неправ в своих размышлениях об этом. Я познал сокровенные принципы вселенной и долгие, утомительные игры бессмертных, но я сохраняю веру в возможность выбора.

Мы творцы своих поступков. Когда приходят испытания, мы можем пойти разными путями: можем победить или же проиграть, и вселенной все равно.

Я не думаю, что это судьба увела меня с Улаава в пустынные просторы Алтака. Я думаю, что принял неверное решение, основанное на страхе.

И не виню себя за это. Все мы, даже самые могучие и возвышенные, можем совершить подобные ошибки.

Некоторое время я был быстрее. Оказавшиеся в горах кидани носили стальные пластинчатые доспехи поверх кожаных жилетов. Я слышал на бегу лязг их шарнирных наручей и знал, что воины устанут быстрее меня.

Я направился на юг, несясь изо всех сил из тени высокогорья на открытые равнины. Земля под ногами была сухой и твердой. Ветер был по-рассветному свеж, прохладен и умерен.

Передо мной ничего не было. Алтак был слегка холмистым, как океан зелени, но здесь не было глубоких лощин, способных спрятать меня. На равнинах человека или зверя можно было заметить за многие километры. В этом и заключалась моя надежда – я увижу свиту Великого Хана с большой дистанции и смогу добраться до них вовремя.

Я чувствовал, как сбивается дыхание, а обутые в мягкую кожу ноги начинают болеть. Хотя я не ел со вчерашнего дня, по какой-то причине это не сказывалось на моей выносливости. Мне вспомнилось видение о четырех фигурах и напитке, который они мне дали, и подумал, насколько близким к реальности оно было. В горле все еще стоял вкус горечи, как у испорченного молока.

При всей неуклюжести преследующих меня киданей из-за надетых на них доспехов, я беспокоился, что не смогу от них оторваться. Шумы их шагов, тяжелого дыхания, бряцающего оружия следовали за мной по равнинам. Я повернул голову на бегу, ожидая увидеть их поблизости.

Это было не так. Я сильно опередил их, и они с трудом поспевали за мной, как и я, обходясь без коней. Казалось, мой слух стал острее, как и зрение. Когда я оглянулся, меня преследовали двенадцать киданей, задыхающихся и бранящихся. Я чувствовал, что могу заглянуть в них, видел пламя их душ, пылающее в груди.

Это поразило меня. Мое восприятие изменилось. Все – мир вокруг, мои преследователи – стало более ярким, чем было.

Меня это испугало, даже больше, чем перспектива быть убитым. Внутри кипели новые ощущения, заливая краской щеки и нагревая ладони.

Я чувствовал себя могучим, но и беспомощным. Я достаточно знал о путях провидцев, чтобы понимать: то, что родилось во мне на горе, необходимо обуздать.

Я отвернулся от киданей и побежал быстрее. Физическое усилие немного помогло. Бежать стало легче, и проклятья солдат стихли, как только они отстали.

Я осмотрел горизонт впереди, отчаянно ища хоть какой-то след Хана. Тогда я проклял его неуловимость.

Я ничего не видел – только небо, и землю, и туман между ними.

Я знал, что пешие солдаты будут не одни. Никто не путешествует на Алтаке без коней, а земли киданей лежали далеко.

Как только солдаты поняли, что я быстрее них, они начали трубить в разветвленные костяные рога. На открытых просторах зазвучали их сигналы, разносимые вдаль порывами ветра. Затем задыхающиеся воины отстали, смирившись с тем, что я оторвался от них, так как знали: мне не уйти далеко.

Я не останавливался. У меня было ощущение, что я могу бежать вечно. Мой легкий кафтан, который не мог согреть меня на высокогорье, позволял двигаться широким шагом. Когда солнце поднялось выше, мои мышцы достаточно разогрелись. Я чувствовал жар в своих жилистых загорелых ногах, и это подгоняло меня еще больше.

Затем донесся звук адуун. Я слышал, как их копыта стучат по твердой земле, и, не оглядываясь, знал, что их много. Я держал голову опущенной и безуспешно высматривал впереди хоть какое-то убежище на равнинной местности.

Они быстро догнали меня. Адуу может с легкостью обогнать человека и скакать неустанно. Те, что догоняли меня, были прекрасными животными, темного окраса и с могучими ногами. Я услышал их хриплое дыхание и хлопки длинных хвостов.

Я в последний раз бросил отчаянный взгляд на горизонт. Хана нигде не было видно. Я возложил все свои надежды на то, чтобы найти его, и просчитался.

Когда удары копыт загремели в моих ушах, я остановился и повернулся лицом к своим убийцам. У нашего народа самым худшим грехом считалось показать страх врагу, и я решил достойно встретить смерть.

По равнине мчалась цепь искусных всадников, приближаясь ко мне. На них были пластинчатые доспехи, сверкающие на солнце. Один из всадников держал длинное копье с хвостом из толстого волоса, прикрепленного сразу под наконечником. За воинами развевались яркие знамена, хлопающие на ветру.

Один всадник скакал впереди остальных, быстро приближаясь ко мне. Я увидел стальной шлем, увенчанный шпилем, бронзовые детали доспехов, взбивающие землю копыта, устремившуюся ко мне веревку.

Аркан скользнул по моим плечам и крепко затянулся вокруг пояса. Всадник промчался мимо, потащив меня за собой. Когда веревка затянулась, меня сбило с ног и швырнуло на землю. Я упал лицом вниз.

На миг я подумал, что он намеревался потащить меня за собой, но натяжение веревки тут же ослабло. Я поднялся на колени, веревка затянулась вокруг талии, а по подбородку стекала кровь.

Всадник объехал меня и спешился, все время удерживая другой конец веревки. Он подошел ко мне и усмехнулся, дергая аркан, словно я был зверем на поводке.

– Ты быстро бегаешь, малец, – сказал он. – Но недостаточно.

Его тон разозлил меня. Мои руки были все еще свободны, и хотя у меня не было оружия, я все еще мог сражаться.

Я прыгнул на него. У меня не было ни плана атаки, ни представления, как я буду биться с человеком, почти вдвое тяжелее меня и облаченного в полный доспех.

А затем случилось это.

Моя жизнь изменилась, соскользнув с одного пути на другой. Когда это наконец случилось, то стало полной неожиданностью для меня. Может быть, мои видения на Улааве были не более чем бредом, или, возможно, они дали мне истинное представление о более глубокой и темной реальности. Это не имело значения. Во мне что-то пробудилось, и оно решило в этот момент проявить себя.

Когда я оглядываюсь в прошлое, думая о Чогорисе, потерянном мире, который любил, то вижу этот момент, навсегда запечатленный в моей памяти, как обработанная кислотой сталь. Именно этот миг разделил нас, повернув мою судьбу от равнин к звездам, в космос, где в бессмертной темноте меня ждали ужасы и чудеса.

Тогда я не знал об этом. И не знал много лет спустя. Ничто из случившегося не изменит истину.

Это случилось в тот момент.

Я бросился вперед, вытянув обе руки перед собой, как борец, собирающийся произвести захват. Из моих рук вырвался резкий, слепящий свет, парализуя и шипя, словно разряды молнии.

Это было мучительно. Я закричал от боли. Меня окутал блеск, скользящий по коже маревом и очищающей энергией. Мир взорвался серебристо-золотым потоком, который кружился и хлестал, неистово сиял, ревел в ушах и горел в ноздрях. Я задыхался, ощущал, как покрываются волдырями легкие, перестал чувствовать ноги и остальное тело.

Я увидел размытые очертания солдата, который отшатнулся от меня. Услышал потрясенные и мучительные крики. Увидел, как он царапает собственные глаза. Связывающая меня веревка лопнула в облаке искр. Я отшатнулся назад, кулаки были сжаты, продолжая выпускать потоки сильного и яркого жара. Из меня, ослепляя и опустошая, вырвалась грубая стихийная энергия, субстанция другой вселенной.

Я не представляю, как долго был погружен в это состояние, сверкая, как радужная головня, кружа по равнинам и извергая разрушение. Это могло длиться секунды, а может намного дольше. Я помню смутные образы всадников, скачущих вокруг меня, их контуры были размытыми среди потока белого пламени. Они не приближались, боясь сгореть. Я помню лица четырех людей-зверей, которые колыхались перед моим мысленным взором и указывали на меня крючковатыми жуткими пальцами.

«Пей», – сказали они мне.

Я упал на колени. Ад бушевал, обжигая плоть, но не поглощая ее. Все тело напряглось и билось в конвульсиях.

Первое, что я увидел, это темную фигура на фоне огня. Она прошла сквозь пламя, отбросив энергетические барьеры, словно это были потоки дождя. Они не навредили незнакомцу.

Воин опустился на колени надо мной. Он казался гигантом, намного выше и шире, чем должен был быть любой живущий человек. Я посмотрел в его глаза, в то время как из моих изливался огонь. Сморгнув слезы, я увидел нечто знакомое в его глазах.

Вспомнилась окутанная светом фигура из моего видения. На миг я подумал, что человек передо мной был тем же самым существом. Скоро я понял, что это не так, но был уверен: между ними существовала какая-то связь.

Затем я почувствовал сокрушительную силу его власти. Пламя мигнуло и, колыхнувшись на ветру, угасло. Словно человек, мимоходом гасящий свечу, он остановил поток истекающего безумия. Даже тогда, скованный замешательством и болью, мой разум оцепенел, часть меня осознавала, насколько поразительным это было.

Незнакомец все еще склонялся надо мной. Шлем венчало остроконечное навершие, как и у его людей. Доспех был прекрасного качества, края белых костяных пластин нагрудника отделаны золотом и украшены красным бисером. Я увидел длинный шрам, тянущийся вниз по левой щеке, который, как я слышал, был распространен у народа Талскар. У воина были глубоко посаженные и жгучие глаза, подобно которым я никогда не видел.

Вероятно, я ошибался на счет моих преследователей. Возможно, они не были киданями.

Задыхаясь и дрожа, я все еще цеплялся за надежду о благородной смерти. Я пытался удержать его взгляд, уверенный, что он пришел убить меня.

Я не смог. Что-то в этом гиганте потрясло меня. Я видел, как его лицо расплывается перед моими глазами, словно отражение в воде. Он словно заглядывал в мою душу, исповедуя и обнажая ее. Я чувствовал, что теряю сознание.

– Будь осторожен, – сказал он.

Потом я потерял сознание, и нарастающая тьма стала такой же желанной для меня, как и сон.

Шесть дней спустя я проснулся.

Много позже я узнал, насколько опасным было для меня это время. Мой внутренний взор открылся на Улааве, но мне не показали, как им пользоваться. Я мог умереть. Со мной могло случиться нечто худшее, чем смерть, как и с остальными поблизости.

Он предотвратил это. Даже тогда, задолго до того, как Повелитель человечества показал нам путь к звездам, он знал, как управлять огнем, пылающим в разумах одаренных.

Насколько я знаю, он не обладал этим даром. Я никогда не видел, как он вызывает огонь или направляет бурю на своих врагов. Он использовал свое тело воина – это великолепное, сильное тело – для войны и ничего другого. Тем не менее я считаю, что он обладал каким-то врожденным знанием о небесных путях. Он был создан для игры в другой вселенной, чтобы сражаться с теми, кто находился по другую сторону пелены, и поэтому должен был обладать, как и его братья, пониманием о скрытой, глубинной сути вещей.

Но тогда я знал только то, что он пленил меня, и по законам Алтака, я был его рабом. Получив отказ в почетной смерти, я смирился с тяжелой жизнью. Хан – мой хан, тот, которому я служил до этого – не смог спасти меня. Я увидел природу своего нового хозяина, и понимал, что он намного превосходит любого воина равнин, включая моего родича-повелителя.

Когда я проснулся, он был рядом. Я лежал на постели из шкур внутри большого гэра. В центральном очаге горел огонь, придавая наполненному дымом воздуху красноватый оттенок. Я слышал голоса, бормочущие в тенях, звуки натачиваемых клинков, оперяемых стрел.

Незнакомец смотрел на меня, а я на него.

Он был огромен. Я никогда не видел человека столь властного, неприкрыто могущественного и переполняемого едва сдерживаемой мощью. Его крупное худое лицо мерцало в тени и пламени.

– Как тебя зовут? – спросил он.

У него был тихий голос. Он низким тембром прогудел в шепчущем пространстве.

– Шиназ, – ответил я. Во рту пересохло.

– С этого момента нет, – произнес он. – Ты будешь Таргутай Есугэем, бегущим мальчиком и сражающимся мужчиной. Ты будешь задьин аргой моей семьи.

Это было не предположение. По обычаям Алтака моя жизнь принадлежала ему, по крайней мере до тех пор, пока другой вождь не отнимет меня силой или мне не удастся сбежать. Я сомневался в возможности обоих вариантов.

– Ты пришел ко мне в начале, Есугэй, – сказал он. – Я Хан многих ханов. Ты присоединишься к орду Джагатая, волне, которая пронесется по миру и изменит его. Будь благодарен, что я нашел тебя, прежде чем ты вернулся к своему старому хану. Если бы я встретил тебя в битве, ты бы умер.

Я молчал. Я еще не отошел от сна и болезни и не видел ясно его лицо. У его голоса был странный, тревожащий тембр. Я лежал на шкурах, чувствуя, как осторожно поднимается и опускается моя грудь.

– Тебя будут тренировать, как и остальных, – сказал он. – Ты научишься пользоваться своим даром. Научишься понимать, когда им пользоваться, а когда нет. Ты во всем будешь следовать моим приказам. Ни один другой человек никогда не будет указывать тебе, как использовать твой дар.

Я следил, как в колышущейся темноте двигаются его губы. Когда он говорил, я видел мимолетные остатки видений с горы – разбитые корабли, пылающие среди звезд. При его словах о завоеваниях мне вспомнились символы на кусках обуглившегося металла.

Волк. Многоголовая змея. Молния.

– Я принес в мир новую форму войны, – сказал он. – Двигаться быстро, оставаться сильным, никогда не отдыхать. Когда Алтак будет нашим, мы принесем эту войну киданям. А после в каждую империю между небом и землей. Они все падут, потому что они больны, а мы – здоровы.

Мое сердце слабо билось в груди. Я чувствовал жар лихорадки на щеках. Его слова были похожи на слова из сна.

– Все империи гибнут, – сказал он. – Все империи больны. Мы выучили этот урок. И тебе предстоит ему научиться.

Когда он говорил, я видел, как движется шрам на его лице. В кроваво-красном свете рубец выглядел живым, словно прижатая к коже бледная змея.

– Мы не будем служить империям, – сказал он. – Мы будем в постоянном движении. У нас не будет центра. Центр там, где мы находимся.