Текст книги "Братство Бури (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Действующие лица

Примархи

Джагатай-хан – примарх Белых Шрамов

Гор Луперкаль – примарх Лунных Волков

V Легион Белые Шрамы

Шибан-хан – братство Бури

Торгун-хан – братство Луны

Таргутай Есугэй – провидец бури

Имперские персонажи

Илья Раваллион – Департаменто Муниторум

Хериол Мирт – Департаменто Муниторум

I. ШИБАН

Даже сейчас я помню многое из того, что он сказал, но мы учились быстрее на примерах, чем со слов. Именно эта особенность была нашей сущностью – мы смотрели, и мы действовали.

Мы наслаждались скоростью. Возможно, мы зашли слишком далеко, слишком быстро, но я ни о чем не жалею. Мы хранили верность своей природе, и она спасла нас в последнем испытании.

Я многое помню о нем с того времени, когда наши инстинкты были проще. Некоторые полученные уроки, самые ценные из них, до сих пор помогают мне.

Из всего, что он сказал или якобы говорил, только одно потрясло меня. Он сказал: «Смейся, когда убиваешь».

Если бы нам был нужен девиз, если кто-нибудь спросил, что делает нас теми, кто мы есть, тогда я бы ответил именно этой фразой.

Никто никогда не спрашивал. К тому времени, как нас удосужились разыскать, все уже изменилось. Мы вдруг стали нужны, но времени подумать «почему» не было.

Я последовал его совету: убивая, смеялся. Ледяной ветер трепал мои волосы, и я чувствовал горячую кровь на своей коже. Я мчался далеко и быстро, подстегивая своих братьев, чтобы они не отставали. Я был подобен беркуту, охотничьему орлу, свободному от пут, парящему в восходящем потоке высоко над горизонтом.

Вот кем мы были тогда – Минган Касурга, братством Бури.

Это было наше имя, которое отличало нас от других.

В узком кругу нас называли «смеющимися убийцами».

Для остальной галактики мы все еще оставались неизвестными.

Мне нравился Чондакс. В отличие от покрытого корой затвердевшей магмы Фемуса и утопающего в джунглях Эпигеликона планета, давшая имя всему звездному скоплению, подходила нашему стилю войны. Ее безоблачные огромные и высокие небеса были бледно-зеленого цвета, подобно траве рейке. Мы волнами пронеслись по ней от южных пунктов высадки до экваториальной зоны. В отличие от любого другого мира, известного мне ранее и ставшего известным после, он никогда не менялся – во все стороны простиралась белая пустыня, блестевшая под мягким светом трех далеких солнц. Земля была кристаллической, как соль, и трескалась от простого нажатия рукой.

На Чондаксе ничего не росло. Мы доставляли запасы с орбиты на громоздких транспортных судах. Когда они улетали, а мы уходили, земля смыкалась над выжженными следами, разглаживая их добела.

Планета сама себя исцеляла. Наше присутствие было незначительным – мы охотились, убивали, а затем ничего не оставалось. Даже добыча – зеленокожие, которых мы называли хейны, другие – орками, кайнами или крорками – не оставляла следов. Мы понятия не имели, чем они питались. Мы уничтожили их последний примитивный космический корабль несколько месяцев назад, заставив чужих высадиться на поверхность планеты. Всякий раз, как мы вычищали их грязные логова, выжигали их и превращали землю в стекло, возвращалась белая пыль.

Однажды я долго вел эскадрон на юг. Мы покрывали по триста километров до каждого заката, возвращаясь туда, где сражались с орками в жестокой семидневной битве, окрасив землю в черный цвет крови и угля.

Когда мы прошли по месту битвы, там не было ничего, кроме белой пустыни.

Я сверился с локаторами доспеха. Джучи не поверил мне, сказав, что мы ошиблись. Он оскалился, разочарованный тем, что ничего не нашел. Брат надеялся, что некоторые спрятались и уцелели, и теперь были готовы к новому бою.

Я знал, что мы не ошиблись. И тогда я понял, что мы находились на планете, которой нельзя навредить, которая стряхивала с себя нашу кровь и ярость и возвращалась в первоначальное состояние после нашего ухода.

Это наблюдение стало основой моей симпатии к Чондаксу. Позднее я объяснил это братьям, когда мы сидели под звездами и грели руки у костра, как делали наши отцы на Чогорисе. Братья согласились, что Чондакс – хороший мир, на котором можно вести добрую войну.

Пока я говорил, Джучи терпеливо улыбался, а Бату качал покрытой шрамами головой, но я не возражал. Мои братья знали, что у их хана поэтический характер, но это не вызывало презрения у чогорийцев, которое, я слышал, было свойственно другим Легионам.

Есугэй однажды сказал мне, что только поэты могут быть истинными воинами. Тогда я не знал, что он имел в виду. Возможно, лично меня, а может и нет. От задьин аргине требуют объяснений.

Но я знал, что когда наши души согреются и очистятся кровопролитием, и мы уйдем, Чондакс забудет о нас. Мы грелись у огня, топливо для которого, как и все остальное, было доставлено транспортными кораблями. И костер, который на рассвете мы по старому обычаю не будем заливать водой или затаптывать, не оставит следов.

Я нашел это обнадеживающим.

* * *

Мы снова направились на север. Постоянно в движении, постоянно в поиске. Вот что мы любили, если же нам приходилось долго оставаться на одном месте, то мы быстро теряли задор.

Я отправился со своим братством в степи – пятьсот безупречных воинов в доспехах цвета слоновой кости с красной окантовкой. Наши гравициклы вспахивали землю под собой, оставляя позади борозды. Мы управляли ими вызывающе, зная, что никто не сможет так же справиться с их грозной мощью. Когда взошло третье солнце, от чего пустое небо стало светиться, наши покрытые письменами знамена засверкали, а оружие заблестело. Мы мчались как кометы, растянувшись по степи серебристыми клиньями и издавая крики восторга и торжества.

С восходом третьего солнца на Чондаксе исчезли тени. Мы все видели в резких тонах. Смотрели друг на друга и замечали детали, на которые прежде не обращали внимания. Увидели цвет наших смуглых лиц и поняли, насколько стары и как долго участвуем в войнах, и удивлялись тому, что чувствовали себя более дикими и энергичными, чем во времена детства.

На седьмой день, когда солнца находились в зените, мы заметили на горизонте орков. Они тоже направлялись на север, длинные колонны изношенных, неуклюжих бронемашин поднимали в воздух клубы копоти, которые выдавали их позицию.

Как только я увидел их, мое сердце затрепетало. Мышцы напряглись, глаза сузились, пульс участился. Я чувствовал, что пальцам не терпелось прикоснуться к глефе гуань дао. Благословенное оружие – двухметровое металлическое древко, одно изогнутое лезвие, творение мастера ближнего боя – не пило крови уже много дней. Дух гуань дао страстно желал отведать ее снова, и я не собирался разочаровывать его.

– Добыча! – заревел я, чувствуя, как по лицу хлещет жесткий холодный ветер. Я поднялся в седле, позволив гравициклу вильнуть, и всмотрелся в ослепительный блеск горизонта.

Зеленокожие не приняли боя. Они продолжали двигаться испускающими дым колонами так быстро, как могли.

Когда он только привел нас на Чондакс, хейны сражались с нами, бросались на нас толпами, ревя и брызжа слюной из мерзких пастей.

Но не сейчас. Мы сломили их дух, преследовали их по планете, уничтожали, гнали, вырезали. Мы знали, что они где-то собирались, пытаясь организовать массированную оборону, но даже они, должно быть, чувствовали, что конец близок.

Я не испытывал к ним ненависти. В те дни я не понимал, что значит ненавидеть врага. Я знал, какими сильными, умными, находчивыми они были, и уважал это. В начале кампании они убили многих моих братьев. Мы вместе учились, изучали слабости друг друга, учились сражаться в мире, который ничего нам не давал и был безразличен к нашей войне. Когда они хотели, то могли быстро передвигаться. Не так быстро, как мы – никто не мог сравниться с нами в скорости – но они были хитрыми, изобретательными, храбрыми и свирепыми.

Возможно это было сентиментально, но я считал, что они тоже не испытывали к нам ненависти. Они ненавидели поражения, и это подтачивало их дух и притупляло мечи, но они не испытывали к нам ненависти.

Несколько лет назад на Улланоре ситуация была иной. Они почти разбили нас, обрушились на нас бесконечной, бесформенной зеленой волной, сминая любую оборону, опьяненные силой, необузданные благодаря своему великолепному методу ведения войны. В конце концов Гор остановил их. Гор и он сражались там – я видел их собственными глазами, пусть даже издалека. Там ситуация изменилась, там был сломан хребет зверя. На Чондаксе были только остатки, последние осколки империи, которая осмелилась бросить нам вызов и почти победила.

Поэтому я не испытывал ненависти к уцелевшим. Иногда я представлял, что почувствую, если мы столкнемся с врагом, которого не сможем разбить, когда затягивается петля и не остается другого выхода, кроме как отступать, с каждым боем все больше слабея, видя, как медленно теряют силы те, кто рядом с тобой.

Я надеялся и верил, что буду поступать так, как они, и продолжать биться.

Мне не нужно было отдавать приказы братьям – мы проделывали подобное много раз. Разогнавшись до максимальной скорости, мы стали охватывать разомкнутым строем оба фланга конвоя.

Это зрелище заставляло кровь кипеть, а сердце петь: пятьсот блестящих гравициклов, мчащихся эскадронами по двадцать машин в строю «клином», их двигатели оглушительно ревут, а всадники вопят. Великолепные в своих белых, золотых и красных цветах, мы рассыпались по ослепительному песку, выбрасывая за собой вихри пыли.

До этого момента мы шли на крейсерской скорости, сближаясь на дистанцию ведения огня. Теперь же мчались на полном газу, длинные волосы развевались за наплечниками, а клинки сверкали в свете солнц.

Мы нацелились на вражеские машины, большие, громоздкие, на полугусеничном или колесном ходу, которые раскачивались и тряслись, когда зеленокожие выжимали из пыхтящих двигателей все до последнего. Из отверстий в бронеобшивке вырывались клубы дыма. Я видел орков, сидевших на орудийных постах, разворачивающихся, чтобы прицелиться в нас из сделанных на скорую руку ракетных установок и излучателей с почерневшими стволами.

Я видел их оскаленные клыкастые пасти, они что-то кричали нам. Все, что я слышал – грохочущий рев гравициклов, порывы ветра, хриплый рык двигателей ксеносов.

На наших гравициклах были установлены тяжелые болтеры, но они молчали. Никто из нас не стрелял, мы приблизились, отвернув только перед входом в зону поражения вражеских орудий, наблюдая и просчитывая заходы на цель. Мы искали уязвимые места, с которых начнем атаку.

Эрдэни выбрал неправильный угол и слишком сблизился. Я повернулся в седле и увидел, как выпущенная из полугусеничной машины зеленокожих и сильно вращающаяся ракета попала ему в грудь. Взрывом его выбросило из седла. Прежде чем потерять его из виду, я заметил, что он упал на землю, подпрыгивая и кувыркаясь в тяжелом доспехе.

Я принял это к сведению, и если Эрдэни выживет, он будет наказан.

Затем мы приступили к работе.

Наши машины атаковали, сближаясь, петляя и кружа в урагане огня. Мы открыли огонь из тяжелых болтеров, чей яростный рев ненадолго заглушил грохот двигателей, и врезались в конвой, проносясь мимо раскачивающихся полугусеничных машин, оставляя за собой опустошение.

Я возглавлял клин, давя изо всех сил на газ, изрыгая свою дикую боевую ярость, уклоняясь от вражеских снарядов и ракет, чувствуя вибрирующую отдачу болтера, истребляющего все передо мной.

Я растворился в энергии битвы. Солнца были в зените, мы рубились в неистовом ближнем бою, а ледяной ветер обдувал наши доспехи. Я никогда не хотел ничего иного.

Конвой рассыпался. Первой поддалась броня медленных машин, они раскачивались и вставали на дыбы от взрывов. Чудовищные машины получали попадания в тягачи и переворачивались через нос. Прицепы подпрыгивали, опрокидывались и кувыркались. Металлические обломки выбрасывало силой внутренних взрывов на большую высоту. Гравициклы проносились мимо, как летящие сквозь побоище копья.

Пристав в седле, я приблизился к выбранной жертве, направляя мчащуюся машину ногами и одновременно вытягивая глефу из креплений на спине.

Мои девятнадцать братьев минган-кешикабыли рядом, атакуя по той же траектории. Мы вертелись и мчались сквозь густой град энергетических разрядов и снарядов. Со мной был Джучи, Бату, Джамьянг и другие, припавшие к своим машинам, их кровь кипела, а глаза горели восторгом.

Моя добыча находилась в центре конвоя – огромная, восьмиколесная, увенчанная платформой с орудиями и гранатометами на вертлюге. Площадка была установлена на выглядевшей шаткой навесной системе, вокруг которой зелеными и красными пятнами были подвешены толстые плиты трофейной брони. На платформе толпилось множество орков: одни с личным оружием, другие управляли установленным на машине вооружением. Две большие дымовые трубы в корме извергали дым, а вся конструкция подпрыгивала и раскачивалась, разваливаясь вместе с остальным гибнущим конвоем.

Они не были ни глупыми, ни медленными. Ураган шипящих лучей устремился к нам, проносясь мимо и вспахивая землю под нами. Я получил попадание в наплечник и сильно развернулся влево, позади меня другой гравицикл накренился и врезался в землю в облаке пламени и обломков.

Я прыгнул в последний момент, подброшенный вверх силовым доспехом, и приземлился точно на платформу. Проломив ограждение, я опустился на наклонную поверхность, и крутанул гуань дао кровавой дугой. Расщепляющее поле пылало, оставляя серебристые мерцающие полосы в воздухе. Я гордился своим мастерством владения глефой. Она плясала в моих руках, вращаясь и пронзая, сбрасывая тела орков с платформы. Я пробился через их толпу, ломая кость и разрубая доспехи. Ошеломленные и орущие орки отлетали от меня.

Я заревел от удовольствия, мои руки и ноги пылали, плечи накрыл фонтан сверкающей на солнце крови. Сердца колотились, кулаки были подняты, а дух парил.

Приблизился здоровяк, его левая рука была искалечена взрывом болтерного снаряда. Он шел прямо на меня, опустив голову, сжав когти. У него был ржавый тесак, клинок крутанулся.

Гуань дао рубанула, отрезав кисть чудовища. Затем глефа нанесла обратный удар, да так быстро, что лезвие, казалось, разрезало сам воздух пятном потрескивающей энергии, и раскроила череп орка в облаке крови и костей.

Прежде чем тело упало на настил, я уже снова двигался, рубя, кружась, прыгая, уклоняясь. Ко мне присоединились мои братья, перепрыгивая со своих гравициклов на платформу. На ней едва хватало места для всех нас, мы должны были убивать быстро.

Джучи снял одного из стрелков, вонзив клинок в хребет твари и эффектно вырвав его. Бату попал в переделку, сцепившись сразу с двумя противниками, и получил сильный удар в лицо за свою ошибку. Его окровавленная челюсть была сломана, а он балансировал на краю платформы. Снаряды барабанили по нагруднику Бату, но не смогли сбить его с ног.

Я не видел, чем закончился его бой, так как в это время сошелся с вожаком. Он тяжело шагнул ко мне, отпихнув сородича со своего пути от нетерпения вступить в схватку. Видя это, я засмеялся, не насмехаясь, но одобряя и наслаждаясь.

У него была темная, покрытая серыми шрамами кожа. Он размахнулся зажатым в обеих руках огромным молотом с железным обухом, и оружие зарычало подвижными лезвиями.

Я увернулся, на волосок избежав скрежещущих зубьев. Затем я снова сократил дистанцию, моя гуань дао дрожала от яростной энергии. Я ударил дважды, срезав куски с тяжелой брони орка, но он не упал.

Зеленокожий снова размахнулся, пустив молот по убийственной дуге. Я резко нагнулся, используя уклон платформы, уходя в сторону и вниз, одновременно отводя назад глефу для сохранения равновесия. Мы были похожи на танцоров в смертельном ритуале, раскачивающихся вперед-назад, наши движения были быстрыми, точными, интенсивными.

Орк с искаженным от легкой ярости лицом снова атаковал, вложив свою огромную силу в свистящий косой удар. Если бы он достиг цели, я бы умер на Чондаксе, выброшенный из движущейся платформы в пыль, со сломанной спиной и расколотым доспехом.

Но я предвидел его. Это и был наш путь войны – сделать обманный выпад, заманить, разозлить, спровоцировать ошибку, которая откроет брешь в защите. Когда молот пришел в движение, я знал, куда он направится и сколько времени у меня будет, чтобы увернуться от него.

Я прыгнул. Глефа сверкала, вращаясь в моих руках и вокруг выгнувшегося тела. Я взлетел над неуклюжим выпадом орка и направил гуань дао вниз, сжимая обеими руками.

Зверь ошеломленно посмотрел вверх и увидел, как мой сверкающий на солнце клинок погружается в его череп. Я почувствовал, как рассекается кожа и раскалывается череп, превращаясь в кровавую пену опускающимся энергетическим полем.

Я с лязгом приземлился на настил, вырвал глефу и крутанул ее вокруг, разбрызгивая запекшуюся кровь. Изуродованные останки вожака рухнул рядом со мной. На секунду я застыл над ним, в руке гудела гуань дао. Со всех сторон доносились боевые крики моих братьев и предсмертные вопли нашей добычи.

Воздух наполняли крики, рев, скрежет и треск оружия, растущие клубы горящего прометия, грубый рокот двигателей гравициклов.

Я знал, что конец наступит быстро. И не хотел, чтобы битва закончилась. Я жаждал продолжать сражаться, ощущать силу примарха, кипящую в моих мышцах.

– За великого Хана! – выкрикнул я, снова бросившись в бой, стряхнув кровь с оружия и выискивая новых врагов. – За Кагана!

И вокруг меня мои братья, мои возлюбленные братья мингана, повторили клич, погрузившись в свой древний дикий мир ярости, удовольствии и скорости.

* * *

Мы не ушли, пока не убили их всех. После того как закончилась последняя схватка, мы прочесали поле битвы с короткими клинками, добивая тех ксеносов, что еще дышали. Покончив с этим, мы облили машины их же топливом и подожгли. Когда огонь потух, мы еще раз прошлись по останкам с огнеметами и плазменным оружием, распыляя все, что было больше человеческого кулака.

Нельзя быть слишком осторожным. Зеленокожие отлично умели восстанавливаться, даже после, казалось бы, полного истребления.

Иногда, в прошлом, мы не были осмотрительными. Осторожность не присуща нам, и за это приходилось расплачиваться. Мы старались учиться, совершенствоваться, помнить, что война заключается не только в славной погоне.

К тому моменту, как мы ушли, направившись на север, принесенная ветром земля уже начала засыпать разрушающиеся на глазах курганы из обугленного металла. Ничего не осталось, ничто не уцелело. Это было похоже на сон. Или же это мы были сном, скользящим по пустой поверхности безразличного мира.

Мы оставили четырех братьев мингана, включая Эрдэни, который избежал наказания из-за того, что его грудь была вскрыта. Мы не сожгли их. Сангджай, наш эмчи, извлек их геносемя и снял доспехи с тел. Затем оставил их, обнаженными солнцу и ветру, а мы забрали с собой их мотоциклы и снаряжение.

На Чогорисе мы соблюдали подобные обычаи, чтобы у зверей Алтака было какое-то пропитание, когда всходили луны. Мы никогда не были расточительным народом. На Чондаксе не было живых существ, кроме нас и хейнов, но обычай последовал за нами к звездам, и мы никогда не меняли его.

Мы старались учиться, совершенствоваться, но кое-что сохранили. Нашу суть, качества, которые выделяли нас и заставляли гордиться, мы несли с родного мира и хранили, защищали, как пламя свечи в своей ладони. Тогда я думал, что все в Легионе чувствовали то же самое. Однако я многого не знал.

День спустя мы добрались до точки пополнения запасов.

Да, мы издалека заметили массивные грузовые корабли, которые поднимались и спускались непрерывной чередой. Они были огромными. Каждый нес сотни тонн провизии, боеприпасов, запасных частей, медикаментов – все, что необходимо для обеспечения охоты мобильной армии. В ходе кампании на Чондаксе мы постоянно нуждались в них, курсирующих между транспортными судами на орбите и опорными пунктами на земле.

– Скоро они нам будут не нужны, – сказал я Джучи, когда мы проехали мимо спускающегося лифтера. Вытянутый левиафан висел в воздухе на мерцающих струях из посадочных двигателей.

– Будут и другие битвы, – ответил он.

– Не вечно, – возразил я.

Мы пронеслись мимо посадочных зон, а когда добрались до основного комплекса базы, над горизонтом все еще висело одно солнце, огненно-оранжевый шар на темно-зеленом небе. Тени на светлой земле накрыли нас теплыми пятнами.

Станция снабжения всегда была временной, ее сооружали из сборных элементов, которые вернут на флот, когда необходимость в ней на Чондаксе исчезнет. Только оборонительные башни базы, возвышающиеся над внешними стенами и ощетинившиеся оружием, выглядели солидно, и, когда придет момент, потребуется немало времени для демонтажа. Белая пыль накатывалась на стены гладкими дюнами, разрушая рокрит и металл. Планета ненавидела постройки, которые мы возвели на ней. Она разрушала их, вгрызалась в них, пытаясь стряхнуть частницы постоянства, которые мы вбили в ее вечно меняющуюся шкуру.

Как только гравициклы оказались в бронированных ангарах, я отдал приказ братьям отправиться в казармы и воспользоваться короткой передышкой. Они обрадовались этому, их выносливость была потрясающей, но не беспредельной, а мы провели на охоте долгое время.

Я отправился на поиски командующего базой. Даже с наступлением ночи пыльные улицы временного поселения были оживленными – грузчики сновали между складами, загроможденными снаряжением и контейнерами с провизией, сервиторы бегали из мастерских в арсеналы, солдаты вспомогательных частей в цветах V Легиона уважительно кланялись, когда я проходил мимо них.

Я нашел командующего в рокритовом бункере в центре базы. Как и все остальные смертные, он носил защитное одежду и противогаз – атмосфера Чондакса была слишком разреженной и холодной для обычных людей. Только мы и орки были приспособлены к ней.

– Командующий, – произнес я, пригнувшись при входе в его кабинет.

Он поднялся из-за стола, неловко поклонившись, защитный костюм стеснял движения.

– Хан, – невнятно ответил он через ротовую решетку шлема.

– Есть новые приказы? – спросил я.

– Да, лорд, – ответил он, вручив мне инфопланшет. – Сроки наступления сокращены.

Я взглянул на переданный инфопланшет. На экране светился текст, наложенный на карту района боевых действий. Символы, обозначающие вражеские силы, соединились и теперь отступали к одной точке на северо-востоке. Их преследовали символы братств V Легиона, приближаясь со всех направлений. Я с удовольствием отметил, что мой минган был на передовой окружения.

– Он примет участие? – спросил я.

– Лорд?

Я наградил командующего тяжелым взглядом.

– А, – произнес он, поняв, кого я имею в виду. – Я не знаю. У меня нет данных о его местонахождении. Кешик не делится ими.

Я кивнул. Этого следовало ожидать. Только мое жгучее желание снова увидеть его в бою – в этот раз вблизи – заставило меня спросить.

– Мы выступим, как только сможем, – сказал я ему, улыбнувшись, чтобы смягчить свою чересчур резкую манеру общения с ним. – Если хорошо постараемся, то, возможно, будем первыми подле него.

– Возможно, – ответил он. – Но не одни. Вы должны объединиться с другим братством.

Я поднял брови. На протяжении всей кампании на Чондаксе мы действовали самостоятельно. Иногда мы целыми месяцами двигались по бесконечным равнинам, без пополнения запасов и не меняя направления, полагаясь только на собственные ресурсы. Я наслаждался этой свободой, мы все наслаждались.

– Запечатанные приказы ждут вас, – сказал командующий. – Многие братства объединяют для последнего штурма.

– Ну и с кем мы будем? – спросил я.

– У меня нет информации на этот счет. Только координаты места встречи. Простите меня, у нас много дел, а некоторой информации от флотского командования… не достает подробностей.

Я верил этому, и поэтому не стал обвинять командующего. Я криво усмехнулся, и он немного расслабился.

Мы не были осторожным народом и мало обращали внимания на детали.

– Тогда, надеюсь, их хан умеет мчаться, – все, что я сказал. – Ему придется, чтобы поспеть за нами.

* * *

Это случилось незадолго до нашей встречи.

Мое отдохнувшее братство беспрепятственно двигалось на северо-восток. Многие гравициклы были заменены и отремонтированы оружейными сервиторами, и звук их двигателей стал чище, чем был. Мы всегда гордились своим внешним видом, а короткая передышка в операциях позволила соскрести немного грязи с доспехов, от чего они стали блестеть под светом трех солнц.

Я знал, что мои братья непоседливы. По мере того, как долгие километры исчезали за нами в блеске белого песка и бледно-изумрудного неба, они все больше становились нетерпеливыми и беспокойными, высматривая признаки добычи на пустом горизонте.

– Что мы будем делать, когда убьем их всех? – спросил Джучи на ходу. Он небрежно управлял своим гравициклом, позволяя ему рыскать и подпрыгивать на встречном ветру, словно тот был живым. – Что потом?

Я пожал плечами. Мне почему-то не хотелось говорить об этом.

– Мы никогда не убьем их всех, – сказал Бату, его лицо все еще было багровым от ушибов после боя на платформе. – Если они закончатся, я лично разведу новых.

Джучи засмеялся, но в звуке присутствовала некоторая напряженность, слабый намек на то, что Бату перестарался.

Они не стали развивать эту тему, но все мы понимали, что она присутствует в наших шутках и предположениях. Мы не знали, что ждет нас после окончания крестового похода.

Он никогда не говорил нам о своих планах. Возможно, наедине со своим советом он делился теми же тайными опасениями, хотя мне было трудно представить его неуверенным или опасающимся чего-то. Какое бы будущее не ждало нас после окончания войны, я знал, что он найдет для нас место в нем, как всегда и делал.

Возможно, Чондакс повлиял на нас. Он заставлял нас иногда чувствовать себя недолговечными и мимолетными, вызывал ощущение, что у нас нет больше корней, что прежняя уверенность была странным образом утрачена.

– Вижу! – закричал Хаси, ехавший впереди. Он встал в седле, за спиной развевались длинные волосы. – Там!

Затем и я увидел – белое облако пыли на фоне неба, которое указывало на машины, движущиеся с большой скоростью. Это явно были не зеленокожие, столб пыли был слишком светлым, слишком отчетливым, и слишком быстро перемещался.

Неожиданно я ощутил дрожь беспокойства и быстро подавил ее. Я знал, чем это вызвано – гордость и нежелание делиться командованием, негодование от того, что мне будут приказывать.

– Давайте посмотрим, кто они такие, – сказал я, скорректировав курс и направившись в сторону столба пыли. Я видел, что они замедлились и развернулись, чтобы встретить нас. – Братство без имени.

Я спешился, чтобы поприветствовать своего коллегу. Он сделал то же самое. Выстроившись друг напротив друга, наши воины ждали на некотором расстоянии позади, не слезая с работающих на холостом ходу машин. В его отряде была приблизительно та же численность – пятьсот машин.

Он был немного выше меня. Кожа на бритой голове была бледной, челюсть – квадратной, а шея – мускулистой. Волосы были коротко подстрижены. Длинный ритуальный шрам на левой щеке был отчетливым, указывая на то, что разрез был сделан в ранней молодости. У него были мягкие черты, не резкие и смуглые, к которым я привык.

Значит, он терранец. Большинство чогорийцев были похожи друг на друга: смуглая кожа, длинные иссиня-черные волосы, гибкие тела, увитые мышцами, которые еще больше увеличились после имплантаций. Это единообразие, как мы узнали, пришло от наших забытых предков-колонистов. Легионеры-терранцы, покинувшие колыбель нашего рода задолго до прибытия крестового похода к нам, имели гораздо больше различий: у некоторых кожа была цвета обуглившейся древесины, у других такая же светлая, как наши доспехи.

– Хан, – произнес он, поклонившись.

– Хан, – ответил я.

– Я Торгун, – сказал он на хорчине. Это не удивило меня, это был язык Легиона сто двадцать лет, с тех пор как Повелитель человечества явил себя нам. Терранцы всегда быстро учили его, стремясь походить на вновь обретенного примарха. Они поняли, что им говорить на нашем языке легче, чем нам на готике. Я не знал, почему так было.

– Я Шибан, – сказал я, – из Братства Бури. – А ты из какого?

Торгун помедлил мгновенье, словно я задал невежливый или странный вопрос.

– Из Братства Луны, – ответил он.

– Какой луны? – спросил я, поскольку он использовал неточный термин из хорчина.

– У Терры только одна Луна, – пояснил он.

«Ну конечно», – подумал я, мысленно выругавшись. Я снова поклонился, желая убедиться, что в наших отношениях присутствует уважение, в независимости от различий.

– В таком случае для меня будет честью сражаться вместе с тобой, Торгун-хан, – сказал я.

– Как и для меня, Шибан-хан, – ответил он.

Это случилось вскоре после выступления. Наши братства двигались рядом друг с другом, оставаясь в тех построениях, которые приняли до встречи. Мои воины построились клиньями, его – разомкнутым строем. За исключением этого, мы не сильно отличались друг от друга.

Мне нравилось думать, что я с самого начала заметил небольшие несоответствия – едва различимую манеру, с которой они управляли гравициклами или держались в седле, но, по правде говоря, я не был в этом уверен. Они были такими же умелыми, как и мы, и выглядели столь же смертоносными.

По моему предложению наши минган-кешики смешались. Я решил, что мы должны немного узнать друг друга, прежде чем пойдем в бой. Мы разговаривали друг с другом, отключив воксы, и наслаждались силой своих голосов, перекрикивая рокот двигателей. Для меня это было естественно, но Торгун, похоже, сначала чувствовал себя неловко.

В то время как под нами проносились равнины, а мощная обратная тяга наших двигателей поднимала облака белой пыли, мы постепенно начали разговаривать.

– Ты был на Улланоре? – спросил я.

Торгун сухо улыбнулся и покачал головой. К этому времени Улланор уже стал знаком почета для Легиона. Если тебя там не было, должна была быть веская причина.

– На Кхелле, приводили к согласию, – сказал он, – но до этого мы были прикомандированы к Лунным Волкам, так что я видел, как они сражаются.

– Лунные Волки, – сказал я, понимающе кивнув. – Отличные воины.

– Мы многое узнали от них, – сказал Торгун. – У Волков интересные представления о войне, которым нам бы следовало поучиться. Я стал приверженцем системы командирования – части Легионов слишком разбросаны. В частности нашего.

Я был удивлен его словам, но постарался не показывать виду. С моей точки зрения, он смотрел на ситуацию не с того конца – если кто и был виноват в изоляции V Легиона, так это те, кто стояли над нами и доводили нас до предела. Почему еще мы находились на Чондаксе, преследуя выживших из империи, которая давно перестала быть угрозой крестовому походу? Взялись бы за эту работу Лунные Волки, или Ультрадесантники, или Кровавые Ангелы?