Текст книги "Тайная жизнь Лизы"

Автор книги: Крис Манби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Так Ричард ест все? – спросила мама, вытаскивая блюдо с окаменевшим йоркширским пудингом. – Помнишь американского дружка Лизы? – спросила она у Салли. – Он был еврей, но все-таки съел мою свинину. Очаровательный молодой человек. Наверно, его теперь не пустят в еврейский рай, а он просто прекрасно воспитан.

– Он и вправду прекрасно воспитан, – согласилась Салли.

Мы вошли в гостиную как три служанки, неся каждая по две тарелки в руках. Колин сидел во главе стола, подняв вверх нож и вилку, – однажды за эту свою привычку он получил по рукам.

– Кто делал соус? – спросил он, попробовав. – Похоже, немного комковат.

Салли вдруг сама сделалась какой-то комковатой, и я подумала, что она вот-вот расплачется.

– Шучу, зайка моя, – сказал Колин, чтобы ее утешить. – Соус королевский, и приготовила его моя принцесса.

Я заметила, что меня посадили подальше от Ричарда. Так что мне было прекрасно видно, как они обмениваются саркастическими взглядами. Он говорил мало. Да этого и не требовалось. Парадом командовал Колин. Он начал долгий монолог о своем новом назначении и вытекающих из него новых обязанностях: он говорил не закрывая рта и при этом умудрялся съесть все, что было у него в тарелке.

– Давайте произнесем тост за день рождения близнецов, – осмелился вмешаться папа. – Колин и Лиза, поздравляем вас с двадцатисемилетием.

– Двадцать семь, – вздохнула мама, когда мы все подняли бокалы. – А кажется, все было только вчера: у меня отошли воды на заднем сиденье нашего нового автомобиля. А теперь вы уже взрослые.

– Ну, один-то из нас точно взрослый, – ухмыльнулся Колин в мою сторону.

– Что ты хочешь сказать? – спросила я.

– Ну, а ты как считаешь? Тебе почти тридцать, Лиза Джордан. Пора начать что-то делать в этой жизни.

Я почти доела пастернак, но тут я положила вилку и приготовилась к обороне.

– Не могу поверить, что мы с тобой вышли из одного места, – жизнерадостно продолжал он. – Такое впечатление, что ты ничего не хочешь делать в жизни. Сейчас-то ты не можешь оправдываться тем, что ты студентка.

– По крайней мере, не прозябаю в пригороде Бирмингема, – сердито ответила я, придя в себя после неожиданной атаки. – Как ты смеешь говорить, что я ничего не делаю в жизни. Я закончила университет, а сейчас я много работаю, чтобы через пару лет открыть собственное агентство.

– Не думаю, чтоб ты могла продать даже ́иглу эскимосам, – захохотал Колин.

– Когда-нибудь я заставлю тебя публично извиниться за эти слова, – сказала я.

– Ага. Уже испугался.

– Ты больше не хочешь? – спросил он Салли и, не дождавшись ответа, выхватил тарелку у нее из-под носа. Она кивнула, и Колин в один присест проглотил самую вкусную картофелину, которую она припасла себе напоследок.

– Понимаешь, – сказал он, дожевывая, – вы с чего-то решили, что Лондон – прямо пуп земли и что если только туда попасть, то человеку автоматически обеспечен успех. Таскаться каждый день в этом вонючем метро? Если хочешь знать, Лиз, я бы на такое ни за что не согласился…

– Не хочу знать, – ответила я.

– Если хочешь знать, – продолжал он, не обращая внимания, – то давным-давно тебе пора завязать со всеми этими делами и вернуться в Солихалл, пока тебя не сожрал город. Я знаю, тебе там плохо. Ты не создана для большого города. Ничего у тебя в Лондоне не выйдет, сестричка. Я мог бы тебе подыскать местечко в каком-нибудь агентстве по недвижимости, и тогда, лет через десять, можно подумать об открытии своего филиала. Хочешь – могу посодействовать.

– Я не хочу назад в Солихалл, – раздраженно ответила я. – Я никогда не вернусь в Солихалл.

– Хоть бы ты ее вразумил, – сказал Колин, подмигнув Ричарду. В ответ Ричард предательски улыбнулся. – Конечно, если у тебя есть пара свободных недель. Знаешь, Лиз, ты всегда была мечтательницей. Вечно ты лелеяла какие-то несбыточные мечты о будущем, вечно строила невероятные планы. То ты надеялась сыграть сиротку Энни, то тебя прямо в супермаркете должен был заметить Квентин Тарантино. Ты никогда не хотела поверить, что так не бывает. Всегда у тебя что-то было не так.

Со стороны могло показаться, что он делает мне какой-то неуклюжий комплимент, но я-то прекрасно улавливала смысл.

– Да уж, ты всегда была мечтательницей, но сны нельзя воплотить в жизнь, пока ты не проснешься. Мечты – ничто, пока ты не применишь их практически. А я человек практический. Хотя твои истории меня всегда веселили, сестричка. Может, тебе нужно писать романы?

– Тогда ты могла бы вернуться в Бирмингем, – запищала Салли. – Я хочу сказать, писать-то можно везде, так? Потом, у тебя ведь диплом по английской литературе, поэтому у тебя хорошо получится.

– Еще одна бессмысленная трата времени, – прервал ее Колин. – Я, может быть, и не учился, как ты, в престижных колледжах, а бизнес-сертификат получил и уж во всяком случае работаю на приличном месте.

– Лиза, ты не могла бы собрать тарелки, – сказала моя мать, пытаясь в своей удивительной пассивно-агрессивной манере сохранять нейтралитет. Я ушла на кухню, чтобы не сорваться и не двинуть ему в рожу. – Эван, скажи сыну, чтобы он не приставал к сестре, – сказала она папе, прежде чем за мной закрылась кухонная дверь.

Папа в ответ только рассмеялся.

– Ты уж не обращай внимания на брата, – сказала мне мама, когда я сгружала тарелки в тазик с мыльной водой. – Ты же знаешь, он на самом деле тебя любит. Ему просто нравится спорить.

– Но ты слышала, что он говорил. Это же все неправда. Что с того, что я мечтательница.

– Да, конечно, ничего, – согласилась мама. – Мечтатели – это люди, чьи идеи делают мир более интересным. Если только они что-то делают при этом.

– Я делаю, – возразила я в ответ на ее намек.

– М-м-м. Не уверена. Помнишь ту историю с мюзиклом про Энни? – спросила она. – Ты притворилась, что у тебя ангина, потому что тебе не дали главную роль. Не похоже, чтоб ты воплощала мечты в жизнь.

– Мама, ради бога. Мне было всего семь лет.

– Но ты, моя милая, с тех пор почти не изменилась. Знаешь, все время, пока вы росли, я хотела, чтобы у Колина была доля твоего воображения, а у тебя немного его упрямства. Что бы ты ни говорила о своем брате, мне, так же как и тебе, известно, что он далеко не всегда бывает прав, но если уж что решит, то делает наверняка. Он идет к цели и не позволяет мелочам сбивать себя. Он человек целеустремленный.

– Сегодня он очень целеустремленно испытывал мое терпение, – саркастически заметила я.

– Ну, если ты всерьез решила открыть свое агентство недвижимости, почему бы тебе в ответ на его нападки не доказать ему, что он не прав. Используй раздражение против Колина как стимул.

– Я не хочу открывать свое агентство недвижимости, – призналась я.

– Я это знала, – ответила мама. Она сидела на табуретке, сложа руки в хорошо знакомой мне манере. Откуда? Почему матери знают все? – Так что же ты собираешься делать, Лиза? Каждый раз, когда я тебе звоню, у тебя такой голос, как будто тебе только что сообщили что-то ужасное. Когда ты впервые уехала в Лондон, ты была в таком восторге. А теперь у тебя все ужасно. Отвратительная работа. Отвратительная квартира.

– Возможно, пора вернуться к прошлому, – сказала я. – Брайан собирается приехать.

– Брайан? Симпатичный еврей из Америки?

– Он самый.

Она в восторге захлопала в ладоши. Казалось, что каждый, узнававший про приезд Брайана, испытывал почти такую же радость, какую испытала бы я, если б не возникшие осложнения.

– Знаешь, я всегда чувствовала, что он приедет за тобой, – прошептала мама, сжимая мою руку.

– Он приезжает совсем не за мной, мама. Он просто приезжает в гости.

– Да, но ведь в гости к тебе. Еще в первый раз, когда я познакомилась с ним, я поняла, что он без ума от моей единственной дочери.

Наверно, именно это я хотела услышать, но это никак не решало моих проблем. Я подумала, не рассказать ли ей всю историю с электронной почтой, но мамины бурные мысли уже устремились по другому руслу.

– Знаешь, – сказала она, – некоторые матери отговаривают своих дочерей, не советуют им влюбляться в человека другой религии, уезжать в другую страну, но мы с отцом хотим только, чтобы ты была счастлива.

– Мама, тебе не кажется, что ты бежишь впереди паровоза? Брайан приезжает сюда только на четыре дня. Я не уверена, что этого достаточно для того, чтобы планировать бегство в Лас-Вегас.

– Но вы же общались друг с другом все эти годы. Увидев его, я сразу же поняла, что он влюблен в тебя, дорогая. Я что-нибудь приготовлю? Конечно курицу. Я знаю, в прошлый раз он ел свинину, но с моей стороны будет невежливо приготовить ее опять.

– Не надо ничего готовить, – сказала я. – Я не думаю, что у нас будет время для приезда.

– Ну хорошо. Тогда мы с отцом могли бы приехать в Лондон и повидать вас, пока он будет здесь. У тебя же есть комната. Хотя я бы на твоем месте не показала Брайану свой дом, будь он в таком же состоянии, как когда мы к тебе приезжали.

Хотя для нашей дыры состояние считалось безупречным. Перед маминым приездом я убирала дом в течение трех недель.

– Может, лучше тебе привезти его из аэропорта прямо сюда? Он же приезжает ради тебя. Какое имеет значение, Лондон или Бирмингем? А как же этот? – Мама кивнула в сторону гостиной, где я бросила Ричарда на произвол судьбы. Оттуда донесся папин смех. Немногим из моих друзей удавалось рассмешить папу.

– Я сказала ему, что буду занята в следующий уик-энд.

– Хорошо. Смотри не наломай дров, Лизи. Я всегда хотела, чтобы твоя жизнь была интересной, в отличие от моей. Я в молодости так мечтала съездить в Америку – в Нью-Йорк, Голливуд, постоять перед Белым домом в Вашингтоне, но все мои сбережения на поездку в Америку ушли на свадьбу и двухнедельный медовый месяц в Скарборо.

– Но ты же любишь папу, правда?

– Конечно люблю. Просто мне иногда интересно, что бы случилось, если бы я не села в тот день в сто тридцать седьмой автобус и не наступила бы ему на ногу шпилькой. Теперь-то я ни на кого его не променяю. Если, конечно, вдруг не подвернется Роберт Редфорд, – рассмеялась она. – Но если ты не сделаешь всего, что хочешь, прежде чем осядешь и остепенишься, то тебя всегда будут мучить эти мечты. Я уверена, что, отправься я в Америку, перепугалась бы, соскучилась и через неделю вернулась домой, но из-за того, что я этого не сделала, какая-то часть меня всегда будет думать, что я могла бы пройтись по бульвару Сансет и вместо ноги твоего отца наступить на ногу Роберта Де Ниро.

– А что ж ты не дала мне денег на поездку в Америку сразу же после колледжа? – спросила я. – Я ведь тогда об этом так мечтала.

– Ерунда. Ты просто не хотела устраиваться на работу, – сказала мама, доставая из ящика еще одно кухонное полотенце.

– А-а. Большое спасибо.

– Но теперь у тебя есть свои деньги, – продолжила она. (Да? Интересно только, где они растут?) – Ты можешь делать все, что захочешь. Если Брайан попросит тебя поехать с ним в Америку – не раздумывай, моя девочка. Просто плюнь на свою дурацкую работу, распрощайся со своей жалкой квартирой и езжай. Мы с отцом ничуть не возражаем, если только ты иногда будешь нам звонить.

Плюнуть на свою дурацкую работу? Оставить свою жалкую квартиру? Я не могла поверить, что она подталкивает меня к таким импульсивным поступкам.

– Тебе уже двадцать семь, – зловеще сказала она. – Ты не можешь ждать, пока что-то случится само собой. Ты должна хвататься за любой подвернувшийся шанс. А это шанс.

– Он всего лишь приезжает в гости, – повторила я.

– Возможно, сейчас он так и думает, но ты должна сделать так, чтобы он уже не думал возвращаться домой один. Мужчины сами не знают, чего они хотят. Нет, правда. Если бы Салли не проявила инициативу, твой брат так и жил бы здесь и виделся с ней по средам и выходным до тех пор, пока я не состарилась настолько, что не смогла бы гладить ему рубашки.

Я пыталась представить, как это Салли проявляет инициативу.

– И что же она сделала?

– Она заставила его думать, что она единственная стоящая женщина. Она стала каждый раз менять прическу и делать вид, что отлично развлекается без него во все дни, кроме среды. А потом Колин вдруг объявил, что сделал ей предложение. Она поймала его в ловушку.

– И ты предлагаешь мне проделать то же самое с Брайаном? – сказала я в негодовании, будто я сама не делала вид, что отлично развлекаюсь без него. – Сегодня для девушки совершенно необязательно заполучить мужчину, – возразила я так, словно сама не проводила дни в одиноких молитвах о том, чтоб явился принц в сверкающих доспехах и взял мою жизнь в свои руки.

– Да, но это облегчает жизнь, – практично заявила мама. – Не знаю, что я упустила в воспитании дочери, если она дает миллионеру уйти из рук.

– Я не думаю, что Брайан миллионер.

– Может быть, пока и нет. Но он-то, черт возьми, похож на миллионера гораздо больше, чем тот парень, которого ты привезла сегодня. Этот Ричард такой же мечтатель, как и ты, Лиза. Я тебе точно говорю. А ты знаешь, что получается, когда два мечтателя сходятся вместе? – спросила она.

– Скажи мне, – попросила я.

– Одни долги.

В этот момент Ричард сунул голову в дверь кухни. В руках он держал соусник.

– Отличное жаркое, миссис Джордан, – сказал он со своей нахальной мальчишеской улыбкой. – Думаю, что даже моя мама не приготовила бы лучше.

Легкая довольная улыбка коснулась маминых губ.

– Могу я помочь вам здесь? – спросил он.

– Нет-нет, – сказала мама со странной интонацией. – Думаю, что вам уже здесь делать нечего.

Когда Ричард удалился, мама взяла меня за руки.

– Знаешь, я думаю, это судьба. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я пошла к гадалке в Брайтонском порту, и она сказала мне, что однажды кто-то из моих детей покинет эти берега и уедет за границу. Брайан возвращается, чтобы забрать тебя с собой. Я знаю.

– А что, если она имела в виду Колина? – возразила я. – Он уже покидал эти берега. – Это была правда. Мой брат Колин почти два года проработал в Германии.

– Ну, разве Германия – заграница? – сказала мама.

Хотя когда Колин сказал, что уезжает, она проплакала две недели и упаковала ему бутербродов на полмесяца вперед – на случай, если он не сможет есть иностранную пищу. В первый месяц, пока его не было, я подслушала несколько удивительных разговоров. Мама шептала по телефону: «Тебя слышно, будто ты совсем рядом», – удивляясь, что в Германии существует неплохая телефонная связь.

– Пожалуй, я отнесу печеные яблоки на стол, пока они не остыли, – неожиданно сказала мама. – Сообщай мне, пожалуйста, иногда, что у тебя происходит, – добавила она, заговорщически подмигнув мне, прежде чем вернуться в гостиную, напевая на ходу «My bonnie lies over the ocean».

Глава одиннадцатая

Я увела Ричарда так быстро, как только смогла. К счастью, дело было в воскресенье, поэтому у нас был предлог: мол, нужно пораньше добраться до Лондона перед новой рабочей неделей.

– Ну, что ты думаешь о моем брате? – спросила я, как только убедилась, что наша машина скрылась с их глаз.

– Симпатичный парень, – неопределенно ответил Ричард. Затем добавил: – У вас в детстве было что-то вроде сильного соперничества?

– Да вроде нет, – соврала я.

– Он ведь очень старался поставить тебя на место сегодня. Все эти разговоры о том, чтобы вернуться в Солихалл. О том, чтобы я вразумил тебя.

– И ты собираешься это сделать?

– Конечно, нет. Я ведь хочу, чтобы ты осталась в Лондоне. А как же иначе? – Он сжал мне коленку. – И я буду всегда рядом, когда ты захочешь стать Великим Моголом недвижимости. Может, поможешь мне найти приличную квартиру.

– Я совсем не хочу быть Великим Моголом недвижимости, – сказала я. – Просто если бы я сказала Колину, что хочу стать актрисой или журналисткой, то он бы насмерть подавился йоркширским пудингом.

– Ты и правда этого хочешь? – удивленно спросил Ричард.

– Да. Я хотела бы быть актрисой.

– Серьезно?

– Абсолютно серьезно. Я всегда об этом мечтала.

– Тогда почему ты работаешь в агентстве недвижимости?

– Потому что мне нужно платить за квартиру. И кормить тебя картошкой, – добавила я, что было несколько жестоко, учитывая, что Ричард обещал при первой возможности вернуть деньги, но день, проведенный с Колином, всегда ожесточал меня.

– Никогда бы не подумал, – задумчиво произнес Ричард. – Ты никогда не говорила мне, что хотела быть актрисой. А что за история с «Энни»? Ты много играла ролей в детстве?

– Да. Я всегда хотела быть сироткой Энни. Мама с папой взяли нас на спектакль, когда нам было по семь лет. Но мои мечты разбились, когда мне предложили роль третьей сироты в церковной театральной студии.

– Возможно, только из-за того, что волосы у тебя неподходящего цвета, – сказал Ричард, задумчиво проводя рукой по моим серым прядкам.

– И слава богу, – громко сказала я.

– Ты с тех пор играла? – продолжал Ричард.

– Немного. В колледже.

– А кого ты играла?

– Клеопатру, няню Джульетты, Виолу в «Двенадцатой ночи», одну из сестер у Чехова.

Мы остановились у светофора, а я продолжала пересчитывать по пальцам сыгранные роли. Когда я закончила, Ричард потрясенно посмотрел на меня.

– Ого. А я и понятия не имел, – сказал он. – Ты сыграла кучу ролей.

– Не люблю вспоминать дни славы, – печально улыбнулась я и нажала на газ.

– Но ты, наверно, хорошо играла, раз тебе давали все эти роли.

– В колледже каждый мог играть. Там было больше театральных групп, чем учебных.

– Ты, наверно, получала удовольствие.

– Да. Я даже думала о том, чтобы пойти в актерскую школу после университета.

– И что же случилось?

Я пожала плечами:

– Суровая правда жизни. Возврат займа за обучение. Долги.

– Это легко исправить. Ты должна серьезней относиться к своим замыслам, если ты действительно хочешь их осуществить, – сказал Ричард с напором. – Ты говоришь, что хочешь быть актрисой, и при этом мы никогда об этом не говорили.

– Теперь мне это кажется воздушным замком.

– Ерунда… Если Майкл Кейн смог сделать блестящую карьеру, играя самого себя, то я уверен, что ты сможешь заработать себе на жизнь. Есть Голливуд. Я уверен, что ты отличная актриса.

– Спасибо.

– Почему же ты не пыталась поступить в какую-нибудь театральную труппу после приезда в Лондон?

– Да как-то все не было времени.

– Может, тебе следует его поискать, – предложил он, еще раз сжимая мое колено. На этот раз так сильно, что я чуть не включила другую передачу, и сцепление жутко заскрежетало.

– Может быть, – печально ответила я.

О Ричард, мысленно прошептала я. Он так старался быть милым. Он и был очень милым. Может быть, не особенно интересным. Но очень милым. Мечтатель, как и я? Мамино обвинение снова прозвучало в моей голове. Я подумала, что она, наверно, права, устыдилась этой мысли и с чувством вины сжала в ответ его колено.

– Не позволяй мнению других о твоей жизни становиться твоим собственным сомнением, – продолжил он. – В девяти случаях из десяти они понятия не имеют, что для тебя лучше. Если хочешь знать, твой брат смеялся над тем, что ты мечтательница, потому что ему не понять, какой реальной силой обладают твои мечты. Он рабочий муравей. И всегда будет таким. И он хочет стащить тебя вниз, на свой уровень, потому что знает, что ты гусеница, которая ждет превращения в бабочку, и это его пугает.

Мы остановились у светофора, и я вопросительно посмотрела на Ричарда:

– Где ты всего этого набрался?

– Я тоже когда-то изучал английскую литературу, – ответил он мне.

– Но ты же бухгалтер.

– Я не всегда хотел быть бухгалтером, – вздохнул он. – Никто этого не хочет. Но мои мечты растаяли, и на их место пришли положение и деньги.

– Положение? – Я несколько презрительно рассмеялась. Я никогда не думала о том, что бухгалтеры имеют какое-то свое положение в социальной структуре.

– Ты можешь смеяться, но моя семья очень гордится тем, чего я добился. У меня есть профессия, понимаешь? – В его голосе при этих словах зазвучали капризно-обиженные нотки. – Может быть, жизнь моя далека от того, о чем я мечтал, но, по крайней мере, моя мать не переживает из-за меня.

– В отличие от моей, – фыркнула я. – Моя мать считает, что единственный выход из данной ситуации – это брак. Она мне напоминает героиню романов Джейн Остин.

– Думаю, она рассчитывает, что ты найдешь себе симпатичного человека с хорошей профессией, – сказал Ричард, поправляя воображаемый галстук.

– Думаю, да, – согласилась я. – С доходом не меньше двух тысяч фунтов в год, – добавила я, изображая озабоченную деньгами миссис Беннет из романа Джейн Остин.

– Думаю, я подойду.

– Но это ведь все ерунда! – вздохнула я.

– Что? Что ты похожа на персонажей Джейн Остин?

– Нет. Быть взрослым. Всю юность ты ждешь, когда тебе стукнет восемнадцать. Говоришь себе, что как только официально станешь взрослым, то сможешь, наконец, ложиться спать когда захочешь и с кем захочешь, вставать и делать что захочется целый день. Например, есть конфеты и играть на компьютере. Но только ничего из этого не выходит. «Ивнинг стандарт» нечасто предлагает вакансии кинозвезд и поэтов, поэтому все кончается какой-нибудь скучной работой вроде твоей и моей, чтобы оплатить квартиру, и это означает, что ты не можешь ложиться поздно, потому что утром тебе нужно быть готовым к работе. Неудивительно, что мне всегда говорят, что детские годы самые лучшие.

– Перестань, сейчас заплачу, – взмолился Ричард. – Несправедливо, чтоб это были лучшие годы, Лиз. Можно отлично жить хоть до восьмидесяти лет, надо только постараться. Просто нужно не позволять другим людям мешать твоему счастью. Если хочешь стать профессиональной актрисой, ты должна больше работать над собой и чаще ходить на прослушивания. Устройся для начала в какую-нибудь театральную труппу. Если я хочу быть художником, то мне нужно из денег, идущих на пьянку, хоть что-то тратить на краски.

– А ты хочешь быть художником? – спросила я удивленно.

– Я баловался когда-то в прошлом. Когда мне было восемь лет. Я нарисовал большой космический корабль, и учитель сказал мне, что я хорошо рисую. После этого я рисовал на любом клочке бумаги, который попадался под руку, пока у меня не случились неприятности из-за того, что я нарисовал лошадь, а должен был делать примеры на умножение. И вот тогда учитель объяснил мне, что я только зря теряю время, потому что за рисование никто не будет платить мне зарплату. В отличие от математики…

– И поэтому ты стал бухгалтером.

– Поэтому я стал бухгалтером. Наверно, там тоже живет много непризнанных художников, – сказал он, глядя в окно на многоэтажки, которые мы проезжали по дороге в Лондон. – Они тоже оставили надежду зарабатывать этим на жизнь, потому что какой-то учитель сказал им, не подумав, что искусство – не профессия, а хобби. Если кто-нибудь сказал бы такое моему ребенку, то я бы посоветовал ему сходить на выставку Дамиана Хёрста[23]23
  Дамиан Хёрст – скандально известный, коммерчески успешный художник-авангардист.


[Закрыть].

– К твоему дому тут сворачивать? – спросила я, прерывая его разглагольствования.

– Да. Мы уже приехали. Время действительно летит быстро, когда я с тобой.

– Да. И понедельник наступает гораздо быстрей, – ответила я. Я была зла на весь мир. – Спасибо, что съездил. Обещаю больше никогда не подвергать тебя этой пытке.

– Да я неплохо провел время, – заверил он меня. – Все, конечно, относительно. Ладно, я позвоню тебе на этой неделе? Можем куда-нибудь сходить в четверг вечером. В кино или куда-нибудь еще?

– М-м-м. – Я с силой сжала руль. – Четверг не годится. Понимаешь… Я говорила тебе про четверг. Ко мне приезжает приятель в гости.

– Да. Я помню. Значит, мне с этим приятелем встретиться нельзя?

Я побарабанила ногтями по рулю:

– Я… э-э, я… не знаю. Он здесь так ненадолго, и, может быть, у него какие-то другие планы. Возможно, он захочет встретиться с другими людьми. У него полно старых друзей из колледжа. Я их тоже не видела много лет. Мы будем весь вечер вспоминать студенческие дни, и тебе будет ужасно скучно слушать все эти шутки.

– Я все понял, – ответил Ричард.

– Послушай, я не… Я не имею в виду ничего такого, – пыталась я ободрить его.

– Я знаю, – сказал он, сухо поцеловав меня в щеку, перед тем как вылезти из машины. – Всего хорошего. – Он уже собирался зайти в дом, но неожиданно развернулся и подошел ко мне.

Я опустила окно, чтобы услышать, что он скажет.

– Что случилось? – спросила я.

– Я хочу еще раз спросить тебя, – сказал он. – Ты по-прежнему чем-то расстроена. Это все из-за того, что наговорил сегодня твой брат?

– Нет. Я всегда расстроена, когда возвращаюсь в Лондон, проведя день за городом, – сказала я ему. – Только из-за одной мысли, что надо снова возвращаться в эту ужасную квартиру. Не имеет значения, надолго ли, но возвращение – всегда кошмар.

– Я знаю это ощущение, – сочувственно произнес Ричард. – Но, может быть, на этот раз они вымыли посуду.

– Что? Неряха Сима и Грязный Джо? Может, поспорим?

– Я же и так тебе должен, – улыбнулся он.

Я улыбнулась в ответ. Несмотря то что в последнее время я несколько пренебрегала Ричардом, он все равно умел меня рассмешить. Но затем его лицо приобрело серьезное выражение, и я тоже перестала улыбаться, когда поняла, что он опять собрался разводить сантименты.

– Что такое? – спросила я.

– В конце следующего месяца у меня заканчивается срок аренды квартиры, – начал он. – Останови меня, если ты считаешь это безумием, но я вот подумал…

О нет, я сразу же поняла, о чем он подумал. Я сжала руки так, что ногти впились в ладони, и мысленно умоляла его не говорить то, что он собрался.

– Может быть, нам с тобой подыскать место, где мы могли бы жить вместе? Нашли бы симпатичную квартиру, я обещаю, что постараюсь убирать за собой.

– Ричард, – начала я.

– Я понимаю, что это серьезный шаг, но мы знакомы уже семь месяцев. Мы с тобой хорошо ладим. Клянусь, что я бы задал тебе тот же самый вопрос, будь ты мне приятелем, а не моей девушкой. Я ведь считаю, что ты мне к тому же лучший друг. – Он замолчал, и я прочитала в его взгляде, что он уже жалеет о сказанном.

Я снова попыталась улыбнуться, но было ясно, что я не собираюсь броситься ему на шею с криком: «Да, да, да!» Еще неделю назад я бы так и поступила. Тогда я была согласна на что угодно. До того, как позвонил Брайан.

Мне хотелось уползти под сиденье автомобиля. Понял ли Ричард с одного взгляда, что меня останавливают не соображения морали или то, что мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга, а только то, что в моей жизни снова должен появиться Брайан? Понимал ли он, что все последние дни я живу надеждой возобновить старые отношения с Брайаном и думаю, расстаться ли мне с ним до его приезда в Англию или после того, как я выясню, по-прежнему ли я Брайану нужна?

– Я должна подумать, – произнесла я жалким голосом.

– Конечно, – согласился Ричард. – Я и не ждал ответа сейчас. Такие вопросы не решаются с бухты-барахты.

– Не знаю, будет ли у меня время решить что-то на этой неделе. Ты знаешь, что приезжает мой друг.

– Позвони мне, когда он уедет. Хорошо?

– Обязательно, – пообещала я.

– Я буду ждать, – сказал он так, словно ему было совсем безразлично.

Я уехала как можно быстрее, а когда подъехала к дому, остановилась и стала молотить кулаками по рулю. Это несправедливо. Ричард только что сделал мне предложение, которого я ждала несколько месяцев, но вместо того, чтобы обрадовать, оно просто еще усложнило мне жизнь. До звонка Брайана я была бы счастлива, услышав такое предложение. Теперь я чувствовала себя пловцом, который проплыл половину Ла-Манша и тут ему неожиданно предложили вернуться в Дувр на лодке. Были моменты, когда я с радостью забралась бы в нее, но теперь я уже почувствовала запах круассанов и решила попытать счастья в лучшей жизни. Понимаете, что я имею в виду?

Я плюхнулась в постель, едва вошла в квартиру. Я была абсолютно разбита. Сильное похмелье, плюс день в кругу семьи и под конец неожиданное предложение Ричарда о совместной жизни измотали меня вконец.

Что такое семья, подумала я, надевая пятнистую от чая пижаму. Считается, что это люди, которые первыми должны тебя поддержать, но при этом каждый раз после поездки в дом моего детства я чувствую себя такой несчастной и отчаявшейся, голова идет кругом от всех их тонких и толстых намеков. От всех этих вопросов о моем будущем! А есть ли у меня вообще будущее?

А ведь я могла бы жить, как Колин. Если бы захотела. Иметь свой дом в какой-нибудь жуткой дыре. Симпатичного скучного мужа. Телевизор с плоским экраном и стиральную машину. У Колина было все, потому что он никогда ничем не рисковал, как я. Когда Бог распределял будущие жизни, он выбрал ту, на которой была этикетка «надежная, но скучная». Все, что нужно, – это отсидеть в одной компании тридцать лет подряд и каждое лето отдыхать в Вестон-Супер-Маре.

Я выбрала другую дорогу. Я пошла таким путем, который, на первый взгляд, кажется не таким удобным, но который может увести меня гораздо дальше, чем Колина: тот всю оставшуюся жизнь проведет в трех милях от родителей.

Я должна была жить в Лондоне. Я говорила себе, что Лондон – это единственное место для людей вроде меня, которым не сидится там, где они выросли. Я хочу сказать, что в Солихалле люди смотрят, надел ли ты шапку в холодный день. В Лондоне человек может выйти на улицу в одном пирсинге и привлечет не больше внимания, чем многочисленные голуби. В Лондоне, убеждала я себя, принимают каждого и у всех равные возможности. Никто не скажет тебе, например, что ты даже в детстве не мог нарисовать домик и потому никаким художником называться не можешь. Да галереи полны работ, которые доказывают обратное. Никто не скажет тебе: «В йо-йо теперь играть немодно». Или кататься на роликах. Или что-либо еще, что я могу придумать. Лондон – это место, куда слетаются из разных семей белые вороны, чтобы присоединиться к большой стае белых ворон и гордиться этим.

Я уехала из Солихалла за мечтой, и я буду следовать за ней и дальше. Именно об этом я подумала, сидя за столом в гостиной и выслушивая нападки брата. Вспомнив, как он багровеет каждый раз, когда я заявляю, что белый свет не ограничивается Мидлэндом, я почти убедила себя, что права.

Но вернувшись в Лондон, в реальность своей мечты, и размышляя о том, что омерзительное пятно на потолке за последнюю неделю только выросло, я слегка усомнилась в правильности своих поступков.

На самом деле я знала, что, когда наступит утро понедельника, не я, горя энтузиазмом, помчусь в свой офис в отличных кроссовках, купленных на выходных в Нью-Йорке. Ничто в моей так называемой космополитической жизни меня больше не радовало. Дрожь возбуждения, прежде охватывавшая меня при виде остановки Найтсбридж, сменилась раздражением от того, что я прорываюсь сквозь толпу туристов, которые штурмуют «Хэрродз» еще до того, как я успела попасть к себе в офис. В офисе ниже меня по должности был один спаниель кавалер-кинг-чарлз. Наверно, Колин прав. Возможно, мне действительно нужно вернуться домой и жить как все.