Текст книги "Золото"

Автор книги: Крис Клив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Зоя пожала плечами. Скорчила гримасу – ее можно было понять и так, и сяк. Но Том не мальчик: он понял, что это знак согласия.

– Ну вот и славно, – сказал он и поднял руки. – А теперь слушайте. Том Восс – это я. Я не горжусь тем, что сейчас здесь произошло. Фокус с регистрацией я проделываю каждый год. Считаю себя хорошим тренером, но у меня всего три дня для того, чтобы выяснить, кто из вас способен участвовать в международных соревнованиях, вот почему я начинаю свою работу под прикрытием, присматриваюсь к вашему поведению. Думаю, я узнал все, что нужно. А теперь покатаемся. Вы не против?

Спортсмены разулыбались – не смогли сдержаться. Они сразу изменились: стояли как каменные, а тут расслабились. Слегка согнули ноги в коленях, сжали пальцы, переместились с пятки на носок. Напряглись их лодыжки, участилось дыхание.

Том улыбнулся в ответ.

– Господи Иисусе, да вы прямо как стая волков! Никто не посмеет теперь сказать, что вы не крутые!

Он распределил между спортсменами велосипеды – довольно простенькие; в царапинах; рамы из тяжелой стали, – дал время подогнать велосипеды под свой рост, велел каждому написать свое имя маркером на бумажной ленте, приклеенной к верхней трубке рамы. Правда, сначала пришлось оторвать ленту с именем предыдущего гонщика.

Затем Том велел всем снять лишнюю одежду и остаться в гоночных комбинезонах. Полчаса ушло на велосипедную разминку. Спортсмены вели свои машины медленно, друг за другом, словно корабли в водовороте.

Они двигались по кругу, а Том наблюдал, анализируя в уме их спортивную форму. После десятка кругов он уже знал, кто те трое, которые достигнут вершин. В безжалостном свете прожекторов увидел, что для серьезных соревнований доберутся только Зоя, Кейт и Джек. Именно они станут сражаться один на один на покатых дощатых помостах велодромов мира – этих гладиаторских аренах, в окружении ревущей толпы, где скорость и одиночество человека томятся в рабстве и их можно увидеть своими глазами. Они станут самыми сильными спортсменами планеты, разгоняя свои машины до таких скоростей, что покажется, будто начинает кричать даже воздух.

На велодроме их спринтерские заезды будут продолжаться менее двух минут, но сотворение этих минут началось уже сейчас, перед глазами Тома. Они войдут в спорт вместе, начнут свирепо ссориться, любить, проклинать и мириться. Они вместе пройдут этот путь, им станет хорошо за двадцать, а потом слегка за тридцать. Они научатся дышать в такт, работать педалями со скоростью летящей птицы, они станут выигрывать и проигрывать миллиметры. Мельчайшая ошибка – легкое прикосновение колеса к колесу, – и сломаются кости и велосипеды. На них не наденут брони – только аэродинамичное трико, под тканью которого проступает каждая мышца – и слабая, и крепкая. Они будут носить зеркальные очки или визоры, чтобы спрятать глаза, стать неузнаваемыми. Чем чаще им придется участвовать в гонках, тем быстрее начнет изменяться их сознание. Они ощутят движение воздуха в воронках, создаваемых движением соперника, узнают, что означает жжение в каждом волокне каждой группы мышц; они поймут, насколько важны непрерывно меняющиеся показатели температуры, влажности и текстуры поверхности, определяющие предел силы трения шины на каждом квадратном сантиметре трека. Они почувствуют, что такое надежда, преследуемая ими, и неудача, преследующая их. Они осознают свое будущее и свое прошлое, мельчайшую деталь каждого мгновения – от пятнышек на досках трека до косичек маленькой девочки в синем клетчатом платьице, сидящей в тридцать восьмом ряду и затаившей дыхание, потому что именно сейчас ей захотелось стать такой, как они. Как работает их психика во время гонок? Это останется неведомым и для литературы, и для науки. Гораздо больше окажется изученным сознание охотящихся акул.

Самое большее, что мог сделать Том для этих ребят, – довести их до олимпийского уровня, где в гонках они станут уничтожать друг друга каждые четыре года. Всякий раз это всего две минуты на лучших аренах мира. Они будут гнать свои велосипеды ради тысяч, ревущих на трибунах, и ради трех миллиардов, прильнувших к экранам телевизоров. Победителю достанутся собственные детские мечты о славе, воплощенные в форме металлического диска и подвешенные на ленту. Диаметр медали – шестьдесят миллиметров, а толщина – три, и сделана она из серебра, покрытого шестью граммами чистого золота. Том помнил времена, когда медали были стопроцентно золотыми, но что теперь осталось стопроцентным на свете?

Том наблюдал за окончанием разминки. Он видел скрытые силы Кейт, идеальный полет Зои, неисчерпаемую энергию Джека. Все трое то и дело поглядывали на него – ждали окончания разминки и начала самого главного.

Том сжимал в губах свисток. Как только он даст сигнал, жизнь этих ребят изменится так, как они пока даже не представляют. Будет тяжелее, чем они могут предполагать, потому что за пределами двух стремительных минут каждой гонки они обречены оставаться обычными людьми, обремененными разумом, телом и человеческими привязанностями – всем тем, что изначально не создано для таких скоростей. Им придется проходить сквозь агонию декомпрессии, как ныряльщикам, слишком быстро поднявшимся с глубины. Они обретут одно странное и зыбкое свойство – эти неузнаваемые люди с глазами, спрятанными за велосипедными очками: в момент пересечения финишной черты они станут такими же, как все.

Том медлил. Он держал свисток наготове, но у него не хватало духу подать сигнал.

И тут Кейт скатилась с высокого бортика и остановила свой велосипед рядом с ним. Она сняла шлем, лучисто улыбнулась тренеру, и Том почувствовал, как тает его сердце. Он нахмурился, глядя в ее искрящиеся голубые глаза, на ее щеки, раскрасневшиеся от разминки.

– Что такое? – шутливо произнес он. – Разве ты не в школе должна быть?

Кейт показала ему средний палец.

– Мы, черт побери, гоняться-то будем или как?

Том расхохотался. Куда подевались стеснительность и неловкость Кейт? На велосипеде она стала совсем другой. Вот чем ты всегда занимался на треке – хуже или лучше: соревновался с самим собой. И хотя бы на время мог одержать победу.

– Гоняться? – переспросил Том. – А, ну да, вы же здесь как раз для этого.

Он дунул в свисток и созвал гонщиков.

Том поднял голову, перечитал письмо.

«Ты должен переговорить с Зоей и Кейт до официального сообщения МОК».

Хныкать не имело смысла. Это его обязанность, и он не собирался от нее отказываться. Он возложил эту тяжелую обязанность на себя тогда, когда впервые дунул в свой тренерский свисток.

Манчестер, Динсгейт 301, Битхэм-Тауэр

Зоя проснулась на своих кремовых простынях, лишь только за брезжил бледный апрельский рассвет. Так было всегда. На заре у нее всегда открывались глаза, и в кровь вбрасывался адреналин. Неподвижность становилась уже невозможной. Нельзя натренировать тело до такой степени и требовать от него не шевелиться, даже если это приятно.

Рядом с ней спал молодой врач – тот, кто осматривал ее вчера вечером. Его смена заканчивалась в восемь. Удостоверившись в том, что кости у Зои целы, он предложил подвезти ее до дому, и она кое-что ему предложила, кажется, чашечку кофе, точно не помнила – некий принятый в обществе эвфемизм.

Он лежал на боку, на дальнем краю кровати. Зоя погладила его по щеке – врач не проснулся: спал очень крепко. Она провела кончиками пальцев по его плечу. Крепкий сон врача растрогал ее.

Немногие умеют спать вместе, в одной постели, не каждый понимает этот особый язык. Даже самые прекрасные любовники вертятся, храпят, изо всех сил прижимают тебя к себе. Уж будто тебе это надо! Словно ты, в свои тридцать два года, не получила однажды смертельно опасную травму, свалившись с собственной кровати, а рядом не было даже мало знакомого мужика, который бы тебя удержал.

Зоя снова погладила врача по щеке. Он открыл светло-зеленые глаза, сонно взглянул на нее и снова закрыл. «Он же говорил, что начинающие доктора работают по сто часов в неделю», – вспомнила Зоя.

Когда он спал, то выглядел совсем юным. «Хорошо он спит – сдержанно, аккуратно…» – подумала Зоя. Не так уж ей хотелось секса, как хотелось делить это пространство на сорок шестом этаже, под самым небом, с другим человеческим существом. Секс был чем-то вроде дешевых денег, которые можно при желании напечатать и использовать для того, чтобы передохнуть от одиночества до утра.

Вчера ночью врач совсем изнемог. Он сказал прелестную фразу, которая заставила ее улыбнуться: «На мой профессиональный взгляд, ты совершенно здорова, Зоя».

– Может быть, мне стоит выслушать еще одного специалиста? – пошутила она.

– А мне стоит немного поспать.

Она рассмеялась, а потом они тихо лежали рядом и слушали, как бьются друг у друга сердца. Он немного встревожился и сжал ее запястье, чтобы посчитать пульс.

– Не хотелось бы тебя волновать, но… Она взъерошила его волосы.

– Мой пульс – тридцать девять. Я знаю. Все в порядке: я вовсе не умираю. Просто я – сверхчеловек.

Он сонно улыбнулся.

– И каковы же твои сверхспособности?

– Ну ладно, это я так сказала. Просто держу себя в форме.

Он не знал, кто она такая, а она не стала ему говорить. Так было проще. Она поцеловала его, и он заснул, чуть касаясь ее запястья. Она лежала рядом, слушая его дыхание, и не убирала руки. Вся ее жизнь была наполнена людьми, знавшими, кто она. Эти люди определяли расписание тренировок, каждый день по несколько раз считали ее пульс – частоту, лактатный порог сердцебиений, частоту при максимальной нагрузке. Было так приятно лежать у себя в темноте, рядом с мужчиной, которому, судя по всему, было небезразлично, пусть совсем немного, как бьется ее сердце, когда отдыхает.

В слабом свете зари Зоя накрыла плечи врача теплым одеялом и оставила его одного.

В гостиной она включила телевизор без звука, нашла новостной канал и принялась делать зарядку. Двести прямых качаний брюшного пресса, восемьдесят наклонов вбок, шестьдесят различных поворотов в положении сидя, с мячом в руках. Размявшись, она приняла душ, высоко держа раненую руку, чтобы не намочить повязку, вытерла волосы полотенцем и приготовила эспрессо. Потягивая кофе, она постояла у высокого окна, глядя, как встает солнце над огромным человеческим поселением под названием Манчестер. Яркий свет солнца соединился с теплом в ее груди, возникшим после зарядки, и она ощутила себя невесомой и чистой. Впервые после переезда в эту высоченную башню она почувствовала себя здесь уютно. Она улыбнулась, покачиваясь с носка на пятку.

Бывали мгновения радости; нужно уметь пользоваться ими. Нужно замечать минуты покоя, когда память к тебе милосердна, а жизнь становится зеркалом, в котором отражается спокойное море. В такие моменты можно почти поверить, будто мчался с такой скоростью, что сумел обогнать прошлое. Как и в то, что тебя простили.

Солнце поднялось еще выше, оранжево вспыхнули стекла в окнах, заиграли красками автоматы на бензозаправках.

Зоя встала на цыпочки и потянулась, одной рукой упираясь в стекло, потом медленно опустилась на всю ступню, и ее лицо вновь стало серьезным. Ощущение радости было таким хрупким. Рано или поздно этому молодому врачу придется спуститься на лифте, выйти на улицу и оказаться прямо перед рекламным щитом, на котором красуется ее лицо. Как только он узнает, кто она, сразу начнется процесс отдаления – так бывало всегда.

Зоя сварила себе еще одну чашку кофе. Ее руки слегка дрожали. Она пошла в спальню посмотреть на спящего. Он сбросил с себя одеяло. Его молодая спина блестела в лучах восходящего солнца. Зое вспомнился полукруг его спины в темноте и то чувство покоя, которое она испытала с ним.

Она села на кровать спиной к изголовью, ожидая, когда он проснется. Она медлила, не зная, как быть – остаться или отправиться на пробежку. «А вдруг я его уже не застану, когда вернусь?» Зоя нажала кнопку, и из задней спинки кровати бесшумно поднялся экран телевизора. Она нашла канал с утренней программой и стала смотреть новости, не включая звук, с субтитрами. Пираты захватили грузовое судно у берегов Сомали. «Арсенал» проиграл с разгромным счетом. В ближайшей солнечной системе обнаружена планета, находящаяся на таком расстоянии от солнца, что теоретически на ней возможна жизнь. Ведущий сообщал новости одна за другой, не выстраивая их по порядку. Пискнул мобильник: это пришло сообщение. Сигнал заставил Зою вздрогнуть и разбудил мужчину в ее постели. Он сел, сонно моргая, глядя на Зою. Привыкнув к свету, улыбнулся.

– Привет.

– Привет. Мне жаль, что я тебя разбудила.

– А мне – нет.

Он протянул руку и прикоснулся к ее бедру. Она растерялась: он и утром смотрел на нее так же, как вечером.

Зоя взглянула на телефон. Сообщение пришло от Тома. Он просил уделить ему последний час вечерней тренировки.

– Все в порядке? – спросил молодой врач.

– Да. Это с работы.

– Ты в котором часу уходишь?

– О… Знаешь… Сегодня я работаю дома.

– Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? Зоя улыбнулась.

– Нет.

Они легли поверх одеяла, их тела озарил свет от экрана беззвучного телевизора. Продолжали мелькать титры. «Как сообщают официальные лица, в неспокойном районе Пакистана, Северном Вазиристане, снова прошли акции протеста», а он в это время целовал тело Зои. «Шестнадцать гражданских лиц похоронены заживо под обломками здания, взорванного дистанционно управляемым роботом». Зоя уложила любовника на спину и встала над ним на колени. «На церемонию официального открытия олимпийского велодрома в Лондоне начали прибывать почетные гости». Зоя закрыла глаза, сдерживая стон, а потом их открыла и вдруг оказалась лицом к лицу с самой собой.

Она смотрела на себя с телеэкрана, где стояла на верхней ступеньке пьедестала почета в Афинах, восемь лет назад. Ей не нравилась эта запись: на ней она выглядела какой-то жалкой, измученной. Когда она спустилась с пьедестала, журналисты стали совать ей в лицо микрофоны и спрашивать, как она себя чувствует.

Зоя растерянно заморгала. Она и теперь помнила, как себя чувствовала тогда. В ее крови буйствовала такая масса адреналина, что он не рассосался даже после того, как ей на шею повесили золотую медаль. Она распсиховалась, как испуганный ребенок, внезапно оказавшийся во взрослом теле, страстно желавший, чтобы этот страшный сон поскорее кончился.

«О, я очень счастлива», – возникли желтые титры. Это означало, что слова произнесены ею.

«Вид у вас не очень счастливый», – возразили зеленые.

«Нет-нет, честно, – тут же откликнулись желтые титры. – Нет никого счастливее меня».

Видеозапись запечатлела мягкую линию ее губ в тот момент, как она поняла, что победа ничего не меняет. Это было после финала в спринте. На следующий день она снова выиграет – в индивидуальной гонке преследования, – но и это ничего не изменит. Золото добывали из-под земли, и его вес тянул ее туда, под землю.

Зоя не сразу осознала, что замерла в разгар страсти. У нее не было сил ответить любовнику.

– Все хорошо? – удивился он ее неподвижности.

– Да, прекрасно.

– Правда?

– Да.

– Скажи, ничего плохого с тобой не случилось?

Он проследил за ее взглядом. Синие титры – голос спортивного комментатора, наложенный на архивную видеозапись. Зоя – на пьедестале почета. «Вот она, наша маленькая „Мисс Солнышко“». Врезка – двое хохочут на диване в кабине комментаторов. Подтверждение происходящего белым текстом: «СМЕХ».

Синие титры: «А теперь ее имя, увы, фигурирует в новостях совсем по иной причине».

Красные титры: «В Фейсбуке продолжают смаковать пикантные подробности, а в сегодняшней утренней газете появились новые».

Синим: «Сказано, что она „сексуально агрессивна“».

Красным: «Вот уж удивили!»

(СМЕХ.)

На экране возникла обложка самого известного британского еженедельника. Ниже олимпийских колец красовалось ее лицо.

РЕЙТИНГ ХХХ – таков был заголовок. Подразумевалась тридцатая Олимпиада.

– О господи, – тихо вымолвил врач. – Это же ты.

– Да, – негромко подтвердила Зоя.

Она села, подтянув колени к подбородку и не отрывая глаз от экрана.

– Я тебя не узнал, – признался он. Она пожала плечами.

– В реальной жизни я меньше.

Красные титры: «Ей уже тридцать два. Помимо скандалов – и следует подчеркнуть, что последняя история – лишь их подтверждение, – не слишком ли это много для реальных олимпийских перспектив?»

Синие титры: «Тридцать два года – многовато для любого профессионального спортсмена, Дуг, и даже если после всего этого Зою отберут для Лондона, без сомнения, это будет ее последняя Олимпиада».

Мужчина, лежавший рядом с Зоей, коснулся ее руки.

– Ты должна была что-то сказать. Должна была…

– Ну что? Что я должна была сделать?

– Сказать мне, кто ты.

– Ты тоже мне не представился, – раздраженно огрызнулась Зоя.

Он в отчаянии развел руками.

– У меня же бейджик с именем.

– Ой, перестань, – поморщилась Зоя. – А у меня – эта чертова морда. Ты уж извини, что волосы и губы реально у меня не зеленые.

Он посмотрел на нее, его взгляд смягчился.

– Ты красивая. Не такая, какую из тебя пытаются сделать.

Зоя коротко, горько засмеялась.

– Кого из меня пытаются сделать? Снежную королеву с ледяным сердцем? Безжалостную истребительницу соперниц?

– Прости, – пробормотал он. – Мне еще нужно это осознать.

Красный текст на телеэкране: «Тебе удалось с ней поговорить?»

Синий: «Нет. Ее агент сообщила нам, что сегодня она не может дать интервью».

Он пристально посмотрел на нее.

– Ты сказала мне, что работаешь в офисе.

– Прости, – извинилась Зоя. – Просто… когда люди узнают, кто я такая, происходит вот это. – Она кивнула на экран.

Молодой врач покраснел.

– Неужели ты думаешь, что я немедленно побегу к газетчикам?

Зоя на миг задержала на нем взгляд.

– Если побежишь, то хотя бы скажи им, что я не психопатка, ладно? Скажи им… Ну не знаю. Скажи, что я предложила тебе позавтракать.

Появилось изображение торговой улицы какого-то городка в дождливый день. Попрошаек под яркими зонтами было больше, чем покупателей.

«Возвращается ли доверие покупателей к торговым улицам?» – спросили белые титры.

Зоя встала.

– У меня не так много продуктов, которыми питаются обычные люди. То есть… Могу я предложить тебе рис? Или сухофрукты? Или рис с сухофруктами – если у тебя в планах сегодня ЛР.

– ЛР? – непонимающе переспросил он.

– Личный рекорд. Это когда на тренировке выкладываешься полностью и показываешь лучшее время. Для такого стоит хорошенько заправиться.

– У нас в отделении никаких ЛР не бывает. Зоя подняла брови.

– И какая же у вас мотивация?

– Реанимация в основном.

Зоя набросила на себя халат и отправилась в кухонную зону, чтобы приготовить им кофе. Он стал искать свою одежду. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было надсадное шипение кофеварки.

Одевшись, врач подошел к стойке. Зоя взяла его за руку.

– Прости, – сказала она. – Я и вправду была бы рада, если бы ты позавтракал со мной.

Он казался таким беспомощным. Зоя сжала его пальцы.

– К завтрашнему дню все выветрится, – сказала она. – Кроме того, я значусь в списке «В». Охотиться за тобой не станут. А мне бы очень хотелось с тобой еще встретиться.

– Да, но… То есть… Господи… Не знаю, готов ли я ко всему этому.

Подойдя к окну, он развел руки, будто охватывая ими величественный пейзаж Манчестера. Этот жест словно объединил ситуацию, в которой они оказались, с миллиардом тонн каменной кладки, и Зоя почувствовала эту тяжесть.

– Но ты мне нравишься, – призналась она. – Не мог бы ты наплевать на то, что обо мне говорят? Это просто зависть, больше ничего. Меня ненавидят, потому что я преуспела, а они – просто-напросто маленькие людишки, которые никогда не пытались сделать со своей жизнью хоть что-то. Сидят сиднем на заднице и посмеиваются над тем, как я живу, – крадут мою жизнь. И чем больше надо мной смеются, тем меньше у меня возможностей завязать нормальные отношения. А чем меньше у меня нормальных, человеческих отношений, тем громче надо мной смеются. В этой схватке я победить не могу, и вот теперь ты стоишь передо мной и говоришь, что тебе не все равно, что напишут в газетах. Но об этом пусть болит голова у меня, потому что это ведь я чемпионка, понятно? Да, чемпионка, вот только в главном победить не могу.

Только тут она поймала себя на том, что не смогла сдержать отчаяния, злости, и еще сильнее сжала его пальцы. Потом отпустила его руку, потупилась и судорожно вздохнула, стараясь успокоиться.

– Прости, – пробормотала она.

Он долго смотрел на нее светло-зелеными глазами, затем положил руку ей на плечо.

– Могу я записать для тебя телефон?

Он вытащил из кармана ручку, а Зоя протянула ему последний выпуск «Мари Клер», повернув журнал так, чтобы он не увидел ее лица на обложке.

– Вот, – сказала она. – Можешь писать здесь.

Он выдвинул стержень шариковой ручки и стал писать поперек рекламного лица другого, конкурирующего бренда – минеральной воды. Зоя не могла удержаться от смеха.

– Что такое? – спросил он.

– Ничего. Почерк у тебя неразборчивый. Он усмехнулся.

– Типичный врач, да?

– Ага.

Облегчение волной захлестнуло ее. Утро вышло неловким, но ведь он оставлял ей свой телефон! Чаще всего мужчины, которые ей нравились, этого не делали. Она следила за сильными и плавными движениями его руки и позволила себе поверить в то, что они еще встретятся.

Он щелкнул стопором, убрал ручку в карман и развернул журнал так, чтобы Зоя увидела многозначный номер.

Она улыбнулась. Он улыбнулся тоже.

– Это телефон моей приятельницы, мы вместе учились в медицинском, – объяснил он. – Она психолог, но я хочу, чтобы ты поняла меня правильно: она очень хороший человек, и с ней можно поговорить обо всем на свете. Мне, знаешь, трудно представить, что тебе приходится переживать из-за всего этого вмешательства посторонних в твою жизнь, но я понимаю, что жить с этим нелегко.

У Зои похолодело в груди. Она заставила себя улыбнуться, словно в этом не было ничего ужасного или постыдного, хотя ничего страшнее он не мог бы сделать именно в это мгновение долгой истории ее жизни: он выписал ей направление к другому врачу.

– Спасибо, – сказала Зоя. – Я ей позвоню.

Она опять улыбнулась. Он надел куртку, аккуратно поцеловал ее в щеку, вопросительно кивнул в сторону весьма условного замка на скользящей, оливково-зеленой двери.

– Открыто, – поняла его взгляд Зоя.

– Я буду за тебя болеть, хорошо? – улыбнулся врач.

– Ага, – весело откликнулась Зоя. – Отлично. Дверь скользнула в сторону и тут же, издав еле слышное шипение, вернулась на место и разделила их. Этот звук был не громче тихого выдоха Зои. Наконец-то она могла расстаться с улыбкой!

В отчаянии она стукнула кулаком по кухонной стойке и поморщилась: удар отозвался болью во вчерашней ране.

Она подошла к окну и долго смотрела на город.

В десять утра, когда под солнцем заблестели лужи, позвонила ее рекламный агент.

– Все в порядке? – спросила она.

– Да. Ты звонишь из-за утреннего сюжета?

– Конечно. Смотрела телевизор? Нам нужно взять ситуацию в свои руки. Если мы позволим им тебя шельмовать, от нас уйдут спонсоры.

– Со временем все стихнет.

– Ты готова рискнуть? А я думаю, следует выдать газетчикам что-что радостное и яркое, чтобы их отвлечь. То есть отвлечь нужно до того, как вся эта гадость попадет в прессу. Иначе нам грозит еще один жуткий день.

– Что же я, по-твоему, могу предложить?

– Сгодится любая позитивная фотосессия. Ты должна улыбаться. И желательно обнажиться, хотя бы немного.

– Ой, я тебя умоляю!

– Правила устанавливаю не я, не забывай, ладно? Я просто зарабатываю свои пятнадцать процентов, а ты должна этим правилам следовать.

Зоя плотнее запахнула халат. На экране телевизора титры продолжали комментировать события дня. «Жюль Хадсон и его команда находятся в Уорчестершире, где они должны встретить Мег Кокс и ее дочь-подростка, Мелиссу. Девочка слепа, но это не мешает исполнению ее мечты. У нее большие музыкальные способности, и она надеется, что сумеет разыскать достаточное количество ценных предметов в их новом прекрасном доме, чтобы купить себе двенадцатиструнную гитару».

Зоя поежилась.

– Хорошо. Сделаю все, что нужно.

Облегчение агента можно было почувствовать даже по телефону.

– Прости. Мы с тобой знаем, что ты намного лучше, чем тебя малюют, но это новостной цикл…

– Хватит болтать. Что я должна сделать для фотосессии?

– Нужно сотворить некое позитивное событие. Что-нибудь, что вызвало бы к тебе симпатию.

– Например?

– Ты могла бы посетить какое-нибудь благотворительное мероприятие?

– Какое именно?

– Ну, не знаю… Что-нибудь, связанное с детьми?

– Ты знаешь, как у меня получается с детьми.

– Ну хорошо. Тогда что-нибудь, связанное со спортом. Зоя зажмурилась.

– Спорта мне хватает выше крыши. Агент ненадолго умолкла.

– А ты не могла бы встретиться с какой-нибудь близкой подругой? Есть у тебя такая? Ну чтобы ты смотрелась человечнее? «Лучшая подружка», и все такое.

– Ну… У меня есть Кейт.

– Я говорю не о фотке на великах. Нужно, чтобы вы занимались чем-то интересным.

– А гонки – это неинтересно?

– Дорогая моя, – вздохнула агент. – Людям интересно что-то человеческое.

– Отлично. Значит, мы с Кейт займемся чем-нибудь человеческим.

– Было бы здорово. Иначе завтрашние газеты тебя сожрут. И не забывай улыбаться. Улыбка у тебя замечательная.

Зоя молчала и думала о Кейт. Иногда возникали моменты – как, к примеру, вчера после аварии, – когда она сознавала, насколько они с Кейт близки. Был на свете один-единственный человек, который посреди черного дождя и мигающих голубых огней подбежал к ней, поднял и унес с дороги – не потому, что это была его работа, а потому, что человеку так захотелось. Для Зои это значило очень много. Потом, в салоне неотложки, они разговаривали как две сестры. Воспоминания испугали Зою. Она привыкла держать дистанцию – в этом было ее нежелание раскрываться, ее резкость. Она нуждалась в Кейт, но не доверяла самой себе. Гораздо естественнее она вела себя с Кейт тогда, когда та становилась ее соперницей – человеком, которого нужно уничтожить на треке и не мучиться потом угрызениями совести.

– Что-то не так? – насторожилась агент.

– Нормально, – буркнула Зоя. – Это я пыталась вспомнить, когда хоть что-то в моей жизни не было связано с новостными циклами.

– Неужели ты до сих пор думаешь, что все крутится вокруг велосипедов? Нельзя же…

Зоя прервала разговор и зажмурилась.

В день знакомства с Кейт, в самое первое утро занятий по элитной перспективной программе, Зоя победила ее только потому, что напугала. Они с Кейт оказались самыми быстрыми в программе, и после первых трех заездов Том устроил им парный спринт.

Обе искоса поглядывали друг на друга. Сердце Зои трепетало. Адреналина попало в кровь столько, что она не в состоянии была ясно мыслить. Она сидела на своем велосипеде рядом с Кейт, на стартовой линии. Том придерживал велосипед Кейт, велосипед Зои держал Джек. Кожа Зои блестела от пота. Она проехала три круга подряд.

– Ты готова к гонке? – спросила Кейт. – Может, тебе стоит немного отдохнуть?

Зоя покачала головой.

– Я-то в порядке: разогрелась отлично. Это тебе надо быть поосторожнее. Ты сколько времени не соревновалась?

– Шесть месяцев.

– Не сломай себе ничего.

Зоя нарочно так сказала, чтобы психологически выбить Кейт из колеи, а Кейт все приняла за чистую монету.

– Спасибо, – поблагодарила она.

«Похоже, соперница не очень умна», – усмехнулась Зоя. Том начал отсчет:

– Пять… четыре… три… два…

Зоя покосилась на педали Кейт и сделала большие глаза.

– В чем дело? – встревожилась Кейт. Зоя промолчала.

– Один… – крикнул Том.

Кейт с испугом взглянула на свои педали. А уже, между прочим, Том дал сигнал. Старт!

Когда Кейт подняла глаза, Зоя была уже впереди на десять ярдов; невозможно, казалось бы, нагнать ее за три круга, но Кейт это почти удалось. На финише Зоя опередила ее всего-навсего на ширину колеса.

– Черт! – ругнулась Кейт.

Они проехали еще два круга – чтобы отдышаться. А потом слезли с велосипедов и без сил рухнули на пол. Кейт села и притянула колени к груди. Зоя опустилась рядом с ней.

– Ты в порядке? – как ни в чем ни бывало спросила она. Кейт яростно покосилась на Зою. Глаза ее налились кровью.

– В другой раз победа будет за мной, – заявила она. Зоя покачала головой почти восхищенно.

– Ну ты и упрямая.

Кейт улыбнулась. К ним подошел Джек. Зоя увидела, как его рука легла на плечо Кейт, как он на нее посмотрел. Ей в грудь словно вонзили кинжал. Она встала и побрела прочь.

К последнему дню программы все то время, когда не было соревнований, Зоя садилась в сторонке, отдельно от всех. Чтобы перекусить, она отправлялась на самый верхний ряд южной трибуны. Там внизу, на залитом солнцем треке, Кейт и Джек обменивались номерами телефонов. Глаза у обоих светились от счастья.

Зоя с такой злостью накалывала на вилку зеленые виноградины, словно каждая была ее заклятым врагом.

Как-то раз, придерживаясь за поручень, к ней поднялся Том. Каждый шаг причинял жгучую боль.

– Думаешь, она ему не подходит? – спросил он.

– Ничего я не думаю, – буркнула в ответ Зоя. – Просто участвую в гонках.

– Все еще злишься на меня за ту историю с регистрацией? – засмеялся Том.

Зоя искоса взглянула на тренера, пережевывая кусок яблока, и промолчала.

– Все хорошо? – спросил Том. Зоя перевела взгляд на Джека и Кейт.

– Если я побеждаю, да.

– А если нет?

Зоя прищурилась, чтобы лучше видеть влюбленную пару.

– Для меня так вопрос не стоит.

– Ты мне нравишься, – признался Том. – Я рад, что ты пришла в нашу программу. Я бы поработал с твоими проблемами, если хочешь.

– Нет у меня никаких проблем, – огрызнулась Зоя.

– Но ты мне кажешься не слишком счастливой, – объяснил Том.

– Можно подумать, вы очень счастливы…

– Речь не обо мне.

– Почему?

– Потому что я, черт возьми, тренер.

Зоя побарабанила пальцами по спинке сиденья нижнего ряда. Помолчали.

– Если не хочешь, можешь не говорить, – наконец сказал Том.

– Ясно.

Том немного подождал, но она ничего не добавила к этому короткому слову.

– Ладно, – промолвил он. – Мне просто хотелось тебя поддержать.

Он встал и отвернулся.

– А что случилось? – спросила Зоя.

– С чем?

– С вашими коленями. Вообще с вами.

– Незачем говорить об этом, – с улыбкой ответил Том. Зоя хмыкнула и объяснила, копируя Тома:

– Мне просто хотелось вас поддержать.

– Черт, это же моя работа, Зоя! Она отвела взгляд, улыбнулась тоже.

– А-а-а, понимаю, – сказал Том. – Тебе во что бы то ни стало надо побеждать во всем. Даже в беседе.

Зоя стала массировать затылок и шею.

– Это правда. Простите.

Том снова сел рядом, положил руку ей на плечо.

– Я, знаешь ли, неплохой тренер. Я помог многим гонщикам.

Зоя пожала плечами, но руку его не сбросила. Том на мгновение сжал плечо своей подопечной и сам убрал руку.