Текст книги "Узы крови"

Автор книги: Крис Хамфрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Глава 9. ПРИЗРАКИ

Полная луна не пребывала на небе в одиночестве. Столбы облаков непрерывно перекатывались по нему, так что суша и вода то внезапно скрывались, то стремительно показывались снова. Облака давили на землю, удерживали дневной зной. Воздух потрескивал, наполняя ноздри обещанием дождя.

Самая жестокая жара стояла у входов в вигвамы, потому что перед каждым горели огни – громадные костры, в считанные мгновения пожиравшие все, что в них попадало. И горело на них мясо – но не то, что может обрадовать желудки голодных. Каждая семья отправилась к могилам своих близких, к тем, кто оставался над землей со времени последнего Котла, который устраивался три года назад. Умерших снимали с настилов, вынимали из лубяных гробов. Их освобождали от бобровых шкурок, которыми они были обернуты, и если на костях еще сохранялась плоть, то эту плоть очищали в жарком пламени. А потом кости выгребали из золы, промывали и заворачивали в чистые бобровые шкурки.

Родные Гаки готовили ее тело по-другому, потому что она умерла совсем недавно. Как только ее смерть была замечена, тело согнули так, чтобы колени были прижаты к груди, а руки сжимались перед лицом. И теперь Гака лежала на медвежьей шкуре возле огня, как будто спала. Анна сидела совсем рядом с умершей, наслаждаясь теплым воздухом, омывавшим почти нагое тело девушки. Держа руку на плече Гаки, Анна не переставала изумляться тому, какая яркая улыбка осталась на лице мертвой старухи.

Что-то шевельнуло ее волосы. Девушка отмахнулась, решив, что это – еще одна ночная бабочка, которую привлекло пламя. Но скользнувшие по волосам пальцы встретились с чужими, и Анна невольно повернула голову… чтобы увидеть зрелище, которое могло вызвать только присутствие большого количества умерших.

Она отползла прочь, подавившись криком. Страшное существо последовало за ней, пытаясь успокоить ее быстрым жестом раскрашенной руки.

– Прости меня, Анна, – сказал Тагай. – Я не знал, как к тебе подойти.

Снова обретая способность дышать, она рассмотрела своего возлюбленного. Все его тело было выбелено, кроме лица, но и на лице были полосы краски – пять параллельных линий по ширине обеих щек. Набедренная повязка и даже волосы были покрыты такой же смесью. Коснувшись одной из полос, Анна почувствовала, что они липкие.

– Ох! Что это?

– Смесь речной глины и осколков одного камня, растертых в порошок. И каждый добавил в нее своей крови – но, кажется, это имело чисто ритуальное значение.

Тагай развеселился, когда Анна попыталась вытереть пальцы о его грудь и только сильнее испачкала их. Тогда она тоже рассмеялась и провела ими по своим щекам, оставив на своем лице полоски и сделав его бледным отражением раскрашенного лица Тагая.

Но когда взгляд молодого человека упал на Гаку, смех е прервался. Секунду он молчал, разглядывая покойницу.

– Она кажется умиротворенной, – проговорил он. Анна поймала его белые липкие пальцы.

– Она начинает свой путь с улыбкой. Разве это не урок всем нам?

– Конечно. Надеюсь, что и на моем лице появится похожая улыбка, когда я начну мой путь. И наверное, я буду думать о том же – о последней вещи, которую она видела.

Он посмотрел на Анну, надеясь, что она захочет вместе с ним вспомнить прошедшую ночь. Однако ее лицо осталось грустным.

– Только не надо улыбаться слишком скоро, Тагай.

– Не раньше, чем через двадцать лет. Или позднее, – быстро добавил он.

Однако его ответ пришел недостаточно скоро: в уголке ее глаза собралась слезинка. Тагай поднес руку к ее лицу и остановил покатившуюся по щеке слезу, а потом поднял на пальце крошечную капельку, глядя, как она ловит и удерживает свет костра.

– Обещаешь? – Анна стиснула его пальцы. – Пока эти нарисованные линии не превратятся в морщины?

– Обещаю.

Тут она притянула его к себе, не думая о его раскраске. Ей необходимо было прижаться к его телу. Их кожа соприкоснулась – и пришел жар.

Они обнимали друг друга, пока не услышали вокруг новый шум. Семьи вигвама собирали последние очищенные пламенем кости, увязывая их в связки. Две женщины пришли за Такой и начали заворачивать ее в меховое одеяло, на котором она лежала. С дальней части площадки перед вигвамами до них донесся тихий треск погремушек из черепахового панциря и первые тихие повторы:

– Ха-эх-эх, ха-эх-эх.

Тагай вздрогнул и пробормотал:

– Мне пора. – Он отвернулся от возлюбленной, замер… повернулся обратно. – Да, еще одно. Ты должна взять вот это.

Она опустила взгляд. На белизне его ладони мелькнуло что-то темное.

– Оки Доннаконны. – Анна отвела назад руки, когда он протянул ей гладкий камень. – Один раз я помешала тебе выбросить его. Тогда я сказала тебе, что в нем заключена сила. Зачем ты хочешь отдать мне эту вещь в тот самый момент, когда она тебе нужнее всего?

Его голос остался мягким.

– Мы не берем с собой туда оки. Только оружие.

– Тагай…

– Я помолился ему, возжег перед ним табак. – Тагай колебался, и Анна почувствовала, как он борется с собой. – Я не хочу потерять его в бою.

Это было отговоркой, и они оба знали это. Ему хотелось, чтобы камень остался цел, даже если он сам не уцелеет.

Долгие мгновения они смотрели друг на друга поверх камня. А потом ее пальцы сжались вокруг оки.

– Я буду беречь его для тебя. Но только нынешней ночью.

Анна забрала оки, и Тагай вздохнул. А потом, глядя на краску, которой она испачкалась, опять рассмеялся.

– Ее нелегко будет отчистить.

– Мы отчистим ее вместе, – яростно отозвалась девушка, – когда я верну тебе твой оки. На месте встречи.

– На месте встречи.

Наклонившись к свертку, лежавшему возле ее ног, Тагай проговорил:

– Прощай, тетя.

– Я о ней позабочусь, Тагай. Я тоже ее любила.

– Знаю. – Он помялся. – Анна, я…

– Знаю. Иди. Уходи! Увидимся на месте встречи. Тагай быстро зашагал к реке. Анна провожала его взглядом, пока он не скрылся из виду. А потом спрятала оки в свой мешочек и наклонилась, чтобы помочь племянницам Гаки поднять сверток, в котором лежала их тетка. Они влились в процессию жителей поселка, поднимавшуюся по скальной тропе, которая вела на Пир Мертвых.

* * *

Грома по-прежнему не было. Ветер налетал внезапными короткими порывами, а потом замирал, сменяясь жаркой неподвижностью. При этом он менял направление, принося разные звуки людям, которые спрятались на берегу. Когда он дул им в спины, они слышали треск черепаховых погремушек и возгласы: «Ха-эх-эх, ха-эх-эх!» В эти мгновения воины поворачивались навстречу ветру и посылали ему тихие молитвы: у всех были родичи, которые нынешней ночью начинали свой путь к Поселению Мертвых. И все они знали, что скоро могут последовать за ними по этому пути. Однако когда ветер менялся и дул им в лицо, с воды, к ним прилетали иные звуки, слабые, но безошибочно узнаваемые. На дальнем берегу татуированное племя устроило военный пир.

Тагай осмотрел берег в обоих направлениях. Хотя луна спряталась, легко было разглядеть призрачных воинов. Их было восемьдесят, по десять от каждого рода, но все роды перемешались между собой. Каждый держал лук и колчан, боевую палицу и нож, и свои охранные оки из камня, дерева, костей. Десять воинов, ближайших к Тагаю, являлись его телохранителями – более старые и опытные бойцы. Остальные были моложе, полные безумной отваги юности. Кроме того, большинство из них были холостяками, в поселке у них не осталось семьи, требующей их забот.

Чья-то рука тронула локоть юного вождя. Нишане, немолодой член рода Бобра, чьи шрамы свидетельствовали о боевом прошлом, указал в сторону воды. Тагай осторожно посмотрел через маленькое оконце в скрывавшей их листве. Поначалу он увидел только то же самое, что видел в течение часа, который они провели в засаде: реку, которая то сверкала, то тускнела в зависимости от положения туч и луны, и группу из пяти каноэ врага, остававшихся на месте, несмотря на течение. В каждом сидело по два воина, и время от времени к ним подплывало новое каноэ на замену, а отпущенные на отдых увозили в свой лагерь одно и то же сообщение: загнанные в ловушку тахонтенраты пируют в своем поселке.

Нишане указал Тагаю на другое движение на реке, и теперь он смог различить силуэты, которые медленно плыли по течению к лодкам противника. Большинству наблюдателей эти силуэты показались бы просто ветками мощных деревьев, упавшими в воду. Но тут из-за облаков внезапно вышла луна, и Тагай различил в центре плывущего хвороста темные очертания головы. Не все воины племени Оленей разрисовали себя как призраки. Некоторые разыскали черную глину, изготовили из камней темный порошок – но и они скрепили состав своей кровью.

Каноэ начали расходиться, чтобы дать веткам проплыть между ними. Одно из весел было выставлено вперед, чтобы предотвратить столкновение. И в то мгновение, когда весло коснулось листьев, десять темных тел отделились от пяти плывущих стволов. Еще недавно спокойно плывшие каноэ внезапно начали метаться. А потом четыре из пяти перевернулись, и падавшие в воду воины отчаянно задергали руками и ногами. В свете луны сверкнуло отмытое водой лезвие костяного ножа, который тоже был замаскирован темной глиной. Разнеслись крики, которые быстро оборвались, когда вода наполнила открытые рты.

Одно каноэ все же осталось на плаву. Тагаю было видно, как двое сидевших в нем отчаянно поворачивали суденышко к своему берегу, погружая весла в воду и отталкивая руки, которые пытались ухватиться за борта. Одно из весел отобрали, но каноэ вырвалось и мгновенно устремилось прочь. Переведя дух, гребцы начали кричать, но ветер дул им в лица, принося шум с пира их племени.

Тем временем одно из перевернутых каноэ встало ровно. Двое темных быстро скользнули в него, и весла сразу же погрузились в воду. Преследуемые опередили их на несколько корпусов, но у тех осталось всего одно весло. Разрыв сокращался, и вскоре силуэты обеих лодок слились. Послышалось рычание, взлетел крик боли. А потом луна снова скрылась – и наступила тишина. И все пять каноэ быстро поплыли к берегу тахонтенратов.

Восемьдесят безмолвных белых фигур одновременно вышли из своих укрытий. Каноэ пристали к берегу, и десять темных воинов выпрыгнули из них, чтобы затащить лодки повыше. Один из них прихрамывал. Именно он и направился прямо к Тагаю.

На черном лице Сады сверкали глаза и зубы, обнаженные в широкой улыбке.

– Первая кровь, боевой вождь, – объявил он, бросая к ногам Тагая что-то мокрое.

Тагай посмотрел на землю. Даже в слабом свете он смог различить скальп с волосами, собранными в узел. Видна была даже линия татуировки, спиралью отходившая от него вниз.

– Первая кровь!

Он поднял руку и повернулся во все стороны, чтобы все могли его увидеть. Белые воины немедленно принялись вытаскивать на воду свои большие каноэ, которые были спрятаны рядом. В каждое садилось по шесть или восемь человек. Позади них появились другие, нераскрашенные мужчины, уложившие на берег бревна, по которым тут же начали выкатывать плоты.

– Ты уверен, что мне нельзя пойти с тобой, Тагай?

Глаза Сады сверкнули совсем рядом.

– Мы уже об этом говорили, кузен. Твоя нога позволяет тебе плавать, но не бегать по берегу, уворачиваясь от стрел.

– Это правда. – Сада наклонился, потер ногу, а потом поднял с земли скальп. – Мне просто хотелось добыть в свой вигвам еще несколько вот таких.

– Тогда я принесу их тебе.

Тагай осмотрелся, убеждаясь в том, что весь его отряд уселся в каноэ. Все они плавали у берега, за исключением одного. Стоявший на носу этой лодки Нишане держал два весла.

– И ты кое-что мне обещал, – добавил Тагай.

– Знаю. Белый Можжевельник. – Сада ухмыльнулся. – Я слышал, что на андак-ванде вы были такими неутомимыми, что боги пришли петь у очага и завидовать своим новым соперникам.

Тагай улыбнулся.

– Позаботься о ней, Сада.

С этими словами он зашагал к воде.

– Непременно. А потом мы вместе закурим трубки в нашем новом вигваме у Больших Озер, и ты будешь рассказывать мне историю подвигов, которые совершил этой ночью. Вечер за вечером, год за годом…

И Сада изобразил мучительную зевоту от воображаемой скуки.

Тагай рассмеялся и вышел на берег. Забравшись в каноэ, он поднял свое весло так высоко, чтобы все могли увидеть его. И в этот миг из разрыва в тучах выступила луна, словно это он ее призвал.

Светясь в ее серебристых лучах, призрачные воины поплыли через реку к поселку своих врагов.

* * *

Песня закончилась. Тридцать пар ног одновременно стукнули о плотно утрамбованную землю, погремушки из оленьих копыт, привязанные к коленям, дружно загрохотали. Предводитель, пригнувшийся в позе, изображавшей готовность к нападению, взметнул свою боевую палицу в воздух и выпрямился, увлекаемый тяжестью своего оружия. Когда палица вознеслась к небу, индеец издал боевой клич, который начался с высокой ноты, а потом звучал все ниже, чтобы на секунду затихнуть и снова подняться до высшей ноты, еще более громкой и дикой. Как только клич смолк, его подхватили все танцоры.

– Ах-аааа-ах! – вырвалось из тридцати глоток.

Тут барабаны стали бить медленнее, и танцоры начали обходить стоящих огромным кругом людей. Поскольку никто не вышел вперед, чтобы произнести речь (а за время пира желающих было немало), Томас воспользовался возможностью перебраться ближе к Джанни. Это было бы невежливо делать в тот момент, пока боевой вождь, Уходящий День, – тот самый человек, который взял их в плен, – восхвалял свое славное племя.

– А у них останутся силы для битвы на рассвете? Этот вопрос Джанни задал, указывая на танцующих.

– Судя по тому, что я уже успел здесь увидеть, они способны танцевать всю ночь, а весь следующий день сражаться. – Томас опустился на землю рядом со своим молодым спутником. – Но их не так много. Сколько, по-твоему, здесь собралось воинов?

– Трудно сказать. Шесть сотен? Или семь?

Томас кивнул. По его мнению, их было даже больше. Союзники племени подходили – небольшими отрядами и более многочисленными – в течение всего того времени, что они здесь провели. От своего переводчика они узнали, что вновь пришедшие принадлежат к другим племенам, однако связаны с народом Великой Горы союзом пяти наций. Определять время со слов туземцев было трудно: для них все было просто «раньше». Однако их собственное племя последним присоединилось к союзу, названному «оденосони». И похоже, татуированные входили в него по меньшей мере двадцать лет.

– Ты по-прежнему придерживаешься своегоплана, Джанни?

– Да. А ты – своего?

– А разве ты оставил мне выбор?

Молодой человек посмотрел на своего собеседника.

– Выбор есть. Ты можешь ждать здесь, пока сражение не закончится и я не вернусь. С рукой ведьмы.

– И со своей сестрой. Джанни покраснел.

– Конечно. И с сестрой тоже.

Томас хотел было ответить, но в этом не было смысла. Его спутника переубедить невозможно. Джанни был крайне разочарован, когда Черный Змей не вернулся с предметом их поисков: Все разумные доводы иезуита, утверждавшего, что роковая рука потеряна во время нынешнего полнолуния, встречались только отрывистым: «Тогда мы заставим Анну снова найти ее». Томас понимал, что Джанни по-прежнему одержим желанием заполучить реликвию Анны Болейн. Значит, на долю Томаса выпала одержимость Анной Ромбо. И он не собирался объяснять брату Анны Ромбо причину своей настойчивости.

– Запомни, иезуит: тебе придется самому беспокоиться о себе. Я не стану заботиться о тебе там.

Джанни указал на дальний берег, едва различимый в эту облачную ночь.

Несмотря на завоеванную с таким трудом добродетель терпения, Томас болезненно воспринимал заносчивость Джанни.

– И в скольких же сражениях ты участвовал, мальчик? – осведомился бывший солдат.

– Ну, я…

– Вот именно. Я знаю, что ты убивал в переулках. Ты прекрасно знаешь, как всадить нож в темноте. А я штурмовал стены еще в те дни, когда ты гонял кур у себя на ферме! Так что это ты о себе заботься.

Пока спорщики сверлили друг друга взглядами, на клич вождя снова ответили танцоры, и это стало сигналом для новой пляски. Джанни встал.

– Пойду проверю мой порох. А ты оставайся и молись. Барабаны забили с удвоенной громкостью.

– Спасибо за напоминание, – проворчал Томас себе под нос.

Со своего места он мог смотреть туда, где за танцорами в просвете между вигвамами и деревьями виднелась река. Внезапно вынырнувшая из облаков луна осветила воду, по которой скользили темные силуэты, похожие на водомерок на поверхности пруда. Томас с трудом приподнялся и встал на колени. Одновременно с началом новой песни он приступил к молитве.

– Благая Мария, Матерь Божья, услышь мою мольбу. Сохрани свою дочь Анну. Святый Иисусе, Благословенный Спаситель, услышь…

– Ах-аааа-ах! – Боевой клич гремел снова и снова, заглушая слова молитвы даже в его собственном сердце. – Ах-аааа-ах!

* * *

– Ха-эх-эх! Ха-эх-эх!

Из поселка пришли последние из участников шествия – люди, бежавшие из одного из уничтоженных поселений. Они тоже заняли отведенное им место возле края круглой ямы. Женщины разложили свертки с вещами, которые им удалось спасти из своих разрушенных домов и которые были дополнены дарами родственников и членов их рода из Стадаконы. Мужчины вскарабкались на деревянный настил. К нему они прикрепили свертки из шкур с костями своих мертвецов. Эти свертки были привязаны к шестам, поставленным так, чтобы выступать над провалом.

Анна стояла с обитателями вигвама Гаки. У их ног лежало тело их тетки, по-прежнему завернутое в шкуры. Точно так же обошлись с телами других недавно умерших. Яма, над которой стояла Анна, была глубиной в два человеческих роста, а диаметром – не меньше чем в пять, и все ее дно было выложено бобровыми плащами.

Как только стихли возгласы последних прибывших, Пойманный вышел вперед и поднял руки. Его слова зазвучали на фоне едва слышного боя барабанов.

– Мы приветствуем здесь вас – и тех, кто принес своих мертвых, и тех, кто принесли продолжающих свой путь этой ночью. – Тододахо протянул руку назад, и в нее был вложен большой деревянный черпак. – Давайте же вручим им наши дары, чтобы их путь в следующее поселение был легким и чтобы по дороге у них было много пиров.

И бросил черпак в яму. Мгновенно со всех сторон туда полетела утварь: котлы, миски, сита и блюда, трубки и ступки, мешки из оленьей кожи. Когда упал последний дар, Пойманный заговорил снова:

– А теперь будем пировать в честь наших родичей.

Моментально появилась еда. В миски накладывали похлебку из котлов, раздавались куски вяленой оленины, вертела с жареной рыбой. Тахонтенраты сидели, ели и разговаривали, словно впереди у них было сколько угодно времени.

Анне казалось, что только она одна не в состоянии есть и постоянно оглядывается за поселок, за реку. Туда, где скрывались воины, еще одни призраки на этом пиру.

* * *

Ослепительная молния зигзагами полетела вниз, чтобы ударить в вершины холмов. Она высветила раскрашенных белой краской воинов так, словно они были осколками ее силы. Раскаты грома совпали с шумом причаливающих к берегу каноэ. Казалось, стайка рыб присоединилась к большому косяку: каноэ выстроились длинными рядами. Их были сотни и сотни, начиная с лодочек на двух человек и заканчивая судами, которые могли вместить двадцать гребцов. Они растянулись по всему берегу до первых деревьев.

Вперед было отправлено одно каноэ – с воинами, вымазанными темной глиной, которые стремительно убили тех двоих, кто наблюдал за рекой. Теперь они подошли к Тагаю, чтобы отчитаться.

– У них пир на площади в центре поселка, – сообщил один.

Второй добавил:

– Эта тропа ведет туда. От берега уходит только одна, но потом расходится на четыре – к разным воротам в частоколе.

– Которые ворота ближе к лесу? – спросил Тагай.

– Западные, – ответил первый воин. – Низкий кустарник растет почти до входа.

Тагай быстро переговорил с предводителями. План был принят еще в поселке, и теперь его оставалось только немного уточнить. Десять самых молодых воинов должны были остаться на берегу и испортить каноэ и более прочные плоты. Еще десять – те, кто лучше остальных владеют луками, – пойдут к разветвлению тропы и будут ждать скорого возвращения остальных – тех шестидесяти, которые проникнут в поселок через западные ворота. Тагай понимал, что у них мало времени: в любую минуту кто-нибудь из татуированных воинов может натолкнуться на них на берегу и поднять тревогу. Ему не хотелось оказаться запертым здесь превосходящими силами противника. Единственный способ выиграть время и добиться своей цели – посеять панику у пиршественных костров их врагов.

Слыша у себя за спиной звуки раскалываемой кедровой коры, они пошли от берега. Дважды им навстречу попадались люди, дважды дюжина стрел пела в темноте. На развилке четырех троп десять воинов разошлись по лесу. Некоторым предстояло забраться на деревья, некоторым – подняться на пригорок, где они воткнут в землю перед собой стрелы остриями вниз.

Тагай повел остальных воинов на запад. Спустя минуту они уже скрывались за кустами возле ворот в частоколе. Ворота были закрыты – и наверняка заперты на засов изнутри. Над ними светились две огненные точки: там ночные стражники курили свои трубки. Из-за стен доносились возгласы пирующих и беспрерывный бой барабанов.

По сигналу Тагая все воины наложили на тетиву стрелы. Тагай взял ту, которую он как боевой вождь получил от Сады, – «Летящую верно». Лучшие лучники остались на развилке, но из шестидесяти выпущенных стрел в цель попало достаточно, чтобы заставить обоих дозорных рухнуть на землю. В темноте их трубки рассыпали полумесяцы искр. Бледные призраки бросились вперед, захлестнув кожаные лассо на столбы ограды и быстро забравшись по ним наверх. Спустя мгновение ворота распахнулись, и воины тахонтенратов оказались в укреплении своих врагов.

Они собрались сразу за воротами. Тагай понимал, что у них очень мало времени до того, как их обнаружат и начнется сражение. Они будут убивать бесшумно, пока это будет возможно. Они разойдутся по лагерю отрядами по десять человек и постараются дождаться сигнала.

– Сейчас наш народ уже должен грузиться на плоты, – сказал Тагай. – Скоро наши жены, наши дети, наши родители, наши сестры и братья проплывут мимо нас и смогут начать безопасный путь в новые земли. Нам надо только задержаться и немного поранить наших врагов здесь, чтобы нашим братьям на берегу хватило времени уничтожить их лодки. Ждите сигнала, который мы выбрали, крик журавля. Когда я подам его – а если меня убьют, это сделает один из моих десяти, – тогда настанет время бежать к берегу. Не задерживайтесь ради скальпов и не оставайтесь слишком долго, чтобы доказать свою храбрость. Вы уже доказали ее, став призрачными воинами. Я хочу, чтобы мы вместе пели песню об этой ночи нашим внукам, в новых вигвамах, которые поставит наше племя.

Шестьдесят человек издали тихий возглас согласия:

– Хау!

– Ну хорошо. – Тагай улыбнулся. – А теперь давайте почтим наших предков.

Поселок татуированного народа оказался более организованным, чем деревня тахонтенратов. Четыре дороги от четырех ворот вели прямо к центральной площадке. Наложив стрелы на тетивы, призрачные воины побежали по западной дороге. Отряды по десять человек поворачивали в стороны через каждые двадцать шагов, рассыпаясь по узким переходам между вигвамами. Тагай и его десять воинов бежали прямо по дороге, пока до ее конца не осталось всего шагов пятьдесят. Оттуда им ясно видны были спины собравшихся – огромное кольцо воинов, детей и женщин, сидевших лицом в круг, к танцу. Только тогда призраки повернули налево, чтобы укрыться за самым большим строением. Там один из воинов достал деревянный сосуд, который бережно хранил по пути через реку. Оттуда высыпались угли и сразу же подожгли остатки сухой травы. Опустив в огонь особую стрелу, наконечник которой был обмотан тряпицей, пропитанной оленьим салом, воин поднял лук, оттянул тетиву…

Любому из сидящих в круге, кто посмотрел бы вверх, это показалось бы падающей звездой. Поначалу Томас подумал именно так и даже загадал на нее желание, как часто делал в безоблачные ночи юношей, в Шропшире. Однако ему еще не попадалось таких звезд, которые падали бы в крону дерева. И никогда за одной не следовало с мгновенным интервалом еще двадцать… сорок… пятьдесят. Большинство взмывало в воздух пылающими дугами и падало на крыши домов, которые мгновенно вспыхивали. Некоторые рухнули в круг танцующих. Однако барабаны сделали еще несколько ударов, танцоры все еще подпрыгивали и кричали, и только когда их предводитель словно проглотил кусок огня и мешком повалился на землю, Томас – и все остальные – внезапно поняли, что случилось что-то очень нехорошее.

Или, может быть, это был крик «Тахонтенраты!», который раздался в темноте. Или вид бегущего призрака, который внезапно ворвался в центр круга, размахивая громадной боевой палицей. Сбив с ног еще одного танцора, призрак выбежал из круга по другую его сторону.

Многие из призрачных воинов наносили удары по любому телу, оказавшемуся рядом, будь то ребенок, женщина или мужчина. Однако Тагай в качестве своего первого противника выискивал воина – и вскоре нашел его, громадного татуированного зверя, схватившего боевую палицу с приступки ближайшего вигвама и бросившегося на врага. Удар был направлен с высоты вниз. Палица стремительно рухнула на то место, где только что находился Тагай, и стукнула о землю. Отпрянув в сторону, Тагай нанес режущий удар отцовской палицей, и острие клинка вспороло ногу великана. Тот взвыл от боли, а Тагай рванул оружие на себя, освобождая клинок. Противник упал, и юноша снова нанес удар вниз, так что металл рассек открытую шею. Перепрыгнув через труп, Тагай увидел раскрашенного белой глиной воина, оборонявшегося взмахами палицы от троих врагов. Молодой вождь присоединился к схватке, нанеся неприятелям высокий удар в лицо и низкий – в ногу. Вокруг него лежали дергающиеся конечности, и когда тяжелая боевая палица размозжила череп последнему из татуированных, два тахонтенрата внезапно остались одни.

Трещало пламя. Крыши занялись быстро, сгорали в считанные секунды и обрушивались внутрь кратерами искр. Рядом с ними стоял нестерпимый жар. Между этими адскими огнями сражались освещенные пожаром воины. Центральная площадка опустела: толпа стремительно разбежалась, затаптывая упавших. В странное мгновение полного спокойствия Тагай почувствовал, как по его лицу ударили первые крупные капли давно собиравшегося дождя.

– Сюда! – крикнул он своему товарищу.

У восточной дороги он увидел более крупную схватку: там собрались несколько воинов противника, к которым бросились многие тахонтенраты. И двое «призраков» побежали к месту боя по узкому проходу между вигвамами.

* * *

Поначалу Джанни решил, что это – просто новый вариант танца, более шумный, чем раньше. А потом услышал жадный рев огня, и тогда вопли людей приобрели совершенно другое значение. Он как раз закончил чистить и заряжать свой второй пистолет. Опустив полку, Джанни засунул пистолет себе за пояс рядом с первым и, взяв меч, вышел из вигвама.

И попал в центр хаоса. Откинутая дверная занавеска распахнула перед ним мир ужасов. По улицам мчались вурдалаки, наносившие удары в спины татуированных воинов. Стены пламени поднимались на западе, и дым огромных пожаров моментально стал разъедать глаза. Воздух был полон грома, и, на секунду подняв голову к небу, Джанни почувствовал первые тяжелые капли дождя. Поскольку рядом с юношей только что убили еще одного воина, то казалось, будто с небес льется кровь.

Джанни Ромбо обнажил меч. Кто бы ни были эти белые вурдалаки, но они убивали – если не его друзей, то людей, обещавших ему то, чего он жаждал. Вот почему, когда очередной человек пробежал мимо, преследуемый своим демоном, Джанни схватился за рукоять меча обеими руками и нанес удар параллельно земле. Клинок впился в выкрашенную белым шею, оборвав боевой клич.

Слева от Джанни опомнились и вступили в бой несколько его союзников. Их голоса взлетали к небу вместе с палицами, бросая вызов врагам. Началась схватка, в которой участвовали не менее двадцати бойцов. Повсюду сыпались удары, сталкивались щиты. Джанни шагнул к сражающимся, выискивая возможность нанести новый удар, – и тут позади него послышались шаги бегущих. Джанни повернулся, доставая один из пистолетов. Два белых воина оказались всего в десяти шагах. Прицелившись в ближайшего, Джанни спустил курок. Пуля вырвалась из дула, дым на секунду закрыл ему обзор. А в следующее мгновение дым рассеялся. Второй воин по-прежнему бежал к нему, занося узкую выгнутую палицу.

Чтобы выстрелить, Джанни переложил меч в левую руку, так что ему пришлось парировать удар не с той руки. К тому же он ожидал встретить тяжелую боевую палицу с круглым набалдашником. А эта нанесла режущий удар, словно меч, и Джанни едва успел выставить между нею и своим телом клинок. Однако оружие врага оказалось более легким, чем его, и неприятель быстро отвел лезвие назад и ударил снова. Джанни почувствовал, как что-то ударилось в его тазовую кость и заскрежетало там. Ему понадобилось мгновение, чтобы понять: его ранили.

– Святой Иисусе! – вскрикнул он.

Эти слова помогли Тагаю понять, кто его противник. До этой секунды он просто реагировал на происходящее: увидев, что его товарищ упал от пистолетного выстрела, молодой вождь бросился на врага, чтобы отомстить за друга. Теперь же он рассмотрел лицо, освещенное огнем охваченного пожаром вигвама. Тагай уже видел это лицо раньше, через дыру в разбитом каноэ. И еще один раз – до этого, в переулках Монмартра.

– Джанни Ромбо! – произнес Тагай. И, назвав его по имени, замялся.

Пауза была достаточно долгой, чтобы его враг отшатнулся назад, переложил меч в правую руку и ответил на взгляд индейца с не меньшим изумлением, а потом и с бешенством.

– Тагай!

Джанни атаковал одновременно с этим возгласом, и его длинный клинок яростно рассек воздух. Тагай понимал, что не может принять удар на свое оружие: металл раздробит деревянную основу палицы. Он пригнулся и сделал ложный выпад, позволив противнику оттеснить его назад.

Джанни споткнулся о труп человека, которого только что застрелил. Он упал на одно колено, но его последний выпад, острием в грудь, отбросил Тагая на спину. В следующее мгновение Тагай уже вскочил, но итальянцу понадобилась всего секунда для того, чтобы вытащить из-за пояса второй пистолет.

Сражение, кипевшее позади них, откатилось за угол. И хотя ночь по-прежнему была полна воплей и пламени, они внезапно оказались наедине.

– Ну, – сказал Джанни, целясь в индейца, – что ты сделал с моей сестрой?

* * *

Дождь начался в тот момент, когда в яму бросили последние связки костей. Семьи отходили, как только их сверток освобождался от своего содержимого, произнеся последние молитвы и пролив последние слезы. Сначала они двигались медленно, а потом быстрее: мужчины, уводившие племя к воде, начинали торопить. К тому моменту, когда отошли последние, уже лил сильный дождь.