Текст книги "Тени"

Автор книги: Крис Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Крис Картер
Тени

ПРОЛОГ

Исследовательский Центр промышленных технологий

Филадельфия, штат Пенсильвания

19 октября 1993

17:00

Редко кому удается быть счастливым в этом мире. Нет, не так. Редко кому удается понять, в чем же оно, его счастье. Чаще всего человек блуждает в потемках, шарахается от одного пробного удовольствия к другому, бросается то в работу, то в загулы, то в игру, то в безделье, каждый раз убеждаясь, что да, определенное удовольствие получить можно, но не более, называть это счастьем – чрезмерное преувеличение. И только некоторым, по прошествии времени, после многократных ошибок, удается разобраться, в чем же, собственно, их счастье заключается. Понять, что счастье – это не достижение, не фиксированное состояние, ему не скажешь: «Остановись, мгновенье!» Счастье – это динамический процесс. Процесс обмена энергией, чувствами, знаниями – с любимым человеком. Ну хорошо, пусть не с человеком, если вам так не повезло, а с домашним животным… Все равно: ты должен отдавать себя – лучшее, что ты знаешь, умеешь, чувствуешь. И получать от него взамен такой же мощный искренний поток. Этот процесс взаимного воспитания, образования, проникновения привычками и предрассудками, поглощения, пропитывания друг другом – и есть счастье. Для того чтобы это понять, надо хоть раз ощутить, почувствовать на себе ни с чем не сравнимое состояние радостного бурлящего покоя. Это очень важно – именно покоя. Наспех, второпях счастья не бывает. Надо быть уверенным и в себе, и в партнере – не исчезнет, не уйдет, не пропадет, не предаст… И как только ты этого состояния достигаешь, тут же, как правило, счастье тебя оставляет! То ли партнер, измененный, обогащенный тобой, вдруг решает, что ты его больше не интересуешь, ему, такому хорошему, можно найти кое-что и получше. То ли ты вдруг замечаешь, что встречный поток оскудел, – и начинаешь мысленно шарить по сторонам в поисках чего-то лучшего. То ли – и это самое страшное – вдруг с ужасом обнаруживаешь, что все мы не вечны под луной, что человек смертен. И смерть забирает именно того, кто тебе наиболее дорог и близок. Так или иначе – ты остаешься один. И внезапно понимаешь – только теперь: а ведь я был счастлив! Но остается только вспоминать, страдать, истекать невысказанными мыслями, фразами, желаниями. Смотреть на его одеколон на ванной полочке и, прячась от самой себя, брызгать на подушку рядом с собой – пусть хоть во сне кажется, что он здесь, рядом. Заказывать в вашем любимом кафе кофе – именно двойной и с двумя ложечками сахара – он любил такой. Читать в газетах по привычке сначала его гороскоп, а потом уже свой… А тут, на пустой стоянке такси, он бы обязательно процитировал кого-нибудь из Отцов-Основателей. И пепел… Ты всегда ругала его, когда он стряхивал пепел в мойку. Да бог с ним, пусть бы стряхивал! Сколько угодно. Самой, что ли, закурить и стряхнуть?.. А этот кактус на подоконнике он подарил тебе на какой-то незначительный праздник – вон как расти начал, того и гляди зацветет. Его нет, а кактус цветет!

Чем больше счастье, тем оно короче. Чем больше счастье, тем сильнее боль, когда его утратишь.

И главное: умом-то понимаешь, что уже все кончилось, не вернется, не повторится, не увидишь больше никогда. ан нет. Какой-то удивительно упорный червячок надежды скребется внутри, точит тебя, нашептывает, заволакивает глаза слезами. Вдруг… может быть… Бывают же чудеса на свете! Вернется… хоть на чуть-чуть... Неужели нет бога на небе?! Неужто он меня не слышит?!

Уход в могилу – как бы ужасна, кощунственна, цинична ни была эта мысль, – наверное, лучший из возможных вариантов расставания. Червячок замолкает быстрее, смиряясь с неизбежностью. Отсутствуют любые, даже мимолетные, контакты с утраченным человеком, кромсающие душу телефонные звонки, обязательные встречи для «передать его любимую бритву», случайно оброненные общими приятелями фразы вроде «А твой-то вчера…». Смерть милосерднее. Еще и тем, что после нее бывает-меньше злорадствующих, уж со всяком случае – гораздо меньше, чем сочувствующих, по крайней мере – на словах. И, наверное, быстрее можно прийти в норму. Вернуться к обычной жизни. К вечному поиску счастья…

Впрочем, Лорен Кайт от этих соображений никакого облегчения не испытывала. Она всего лишь, как это нередко бывает с людьми, охваченными горем, полностью сосредоточилась на собственной боли, не просто тонула в ней, а сознательно стремилась в глубину – быть может, полагая, что там, на дне отчаяния, легче будет найти опору, твердую почву под ногами, оттолкнуться и всплыть на поверхность.

Говард Грейвс не был ее мужем. Не был он и ее любовником. Он был всего лишь… Он был ее начальником, учителем, другом, защитником, практически – отцом. Он был для нее самым близким человеком. Как и она для него… Кто сказал, что такие потери легче? Что теперь остается? Надеяться, что тот, кого хоронили на прошлой неделе, был не Говардом? Что там, в раю, ему дадут второй шанс, и он завтра снова придет сюда, на работу? Что кто-то другой сможет Говарда заменить? Заменить хоть в чем-то, хоть в одном из проявлений, этого уже будет много…

Остается только бродить по кабинету, поглаживая пальцами знакомые вещи. Складывать в стандартную коробку канцелярские принадлежности. И, пока никого нет рядом, постараться украдкой запихнуть туда же несколько безделушек на память.

Вот, например, эти мраморные чернильницы из настольного набора… Он выбирал их под цвет мебели… И не утащишь теперь… Может, взять одну из множества фотографий, развешанных по стенам? Их тут столько, что пропажи никто и не заметит. Говард на встрече выпускников университета… Говард и сенаторы… Говард и Клинтон… Да, на этой, с Президентом, он получился лучше всего…

Лорен осторожно сняла со стены большую обрамленную и застекленную фотографию. Как он улыбается на снимке, как полон жизни! Невозможно поверить, что он…

Дверь кабинета внезапно распахнулась.

Хорошо, что Лорен стояла лицом к стене! Не оборачиваясь, она суетливо сунула трофей в коробку, прикрыла первой попавшейся под руку папкой и лишь после этого оглянулась.

Оказалось, это всего лишь Джейн. В каждой конторе, в каждом отделе есть такая вот Джейн – обо всех заботящаяся, во всем принимающая участие и всегда оказывающаяся под рукой. Когда надо и когда не надо.

– Лорен? Вот и ты! А я тебя искала… Голос полон сочувствия, заботливо обнимает за плечи. О господи, только ее тут не хватало!

– Как ты? Дать тебе воды? Надо что-то отвечать. А то ведь и не отцепится…

– Нет, все нормально… Заходит сбоку. Заглядывает в лицо. Да, невеселую картину она видит…

– Дорогая… Прошло уже две недели… Хочешь поговорить?

Подразумевается, что легкая, непринужденная беседа позволит мне развеяться, повернет мысли в более веселое и жизнеутверждающее русло. Знала бы она… Хотя, может, она и знает… Что толку? Помочь сейчас могло бы только одно… Но оно-то как раз совершенно невозможно… Как ей это объяснить?

– Нет. Право, Джейн, все в порядке. Просто… Я не так часто сталкивалась со смертью… Тем более с самоубийством.

Как тяжело произносить это слово. Теперь, когда Говард…

А Джейн подбадривающе похлопывает меня по плечам.

– Может, когда все увезут, тебе станет легче? И все твои проблемы исчезнут…

Yesterday, all my troubles seems so far away…

Может быть, она и в самом деле что-то понимает?

А Джейн, отдав дань приличиям, вспоминает, зачем, собственно, пришла, и протягивает конверт.

– Тебе там деньги перевели…

Хм, извещение… Сколько там могло накапать за время вынужденного отпуска?! Но – и на том спасибо, очень кстати…

– Ну, давай пойдем домой! – выпевает Джейн наигранно-бодреньким голосом, еще раз совершает ритуал обнимания-поглаживания. И выходит из кабинета. Слава богу!

Собственно, и мне больше нечего здесь делать. Еще один прощальный взгляд. Еще одна слеза украдкой. В шкафу – ряд кубков и наград. Под пресс-папье – две новые папки. И – можно уходить совсем. Полупустую взять коробку. Пора вернуться в мир проблем…

Уже у самой двери Лорен вдруг послышался за спиной какой-то звук. Она испуганно обернулась. Нет, конечно же, ничего. И никого. Тогда откуда ощущение, что ее позвали? Он позвал… Знакомый щемящий запах. И такой странный звук… Как будто бы стеклом по дереву… Что бы могло быть?

А, это, наверное, его любимая табличка. Массивная, стеклянная, с выгравированной цитатой:

ОДНО «СЕГОДНЯ» СТОИТ ДВУХ «ЗАВТРА». БЕН ФРАНКЛИН.

Он любил подобные изречения. Лорен не всегда понимала, какой именно смысл он в них вкладывал. И по какому случаю они были произнесены. Говард ей рассказывал, но она забыла. Ах, дура-дура! Теперь бы не забыла!

Ну что ж, раз настольный лозунг сам напомнил о своем существовании, придется взять и его. Лорен, все еще сомневаясь в правильности своего поступка, взяла тяжелое стеклянное сооружение со стола. Всмотрелась еще раз в надпись. Такое чувство, что Говард и сейчас произносит эти слова вслух… Прижала табличку к себе. Никому не отдам! Сунула в коробку. И покинула кабинет.

В большом общем зале конторы подошла к своему новому столу. Как странно. Это – ее стол? Говарда нет, а они все же надеются, что она будет по-прежнему приходить сюда каждое утро? Нет, это невозможно! Это невыносимо! Надо уходить. И вообще, рабочий день кончился. Прочь отсюда!

По дороге домой – благо жила недалеко, можно пройтись пешком – Лорен вспомнила, что денег не осталось ни цента. Как обычно. Говард всегда подтрунивал над ее неумением распоряжаться деньгами, планировать траты. Она понимала, что жить надо по средствам, – но ничего не могла с собой поделать. Вот и сейчас… Извещение, заботливо переданное Джейн, пришлось более чем кстати. Где-то тут по дороге, на Лодочной улице, был круглосуточный банкомат.

Подошла к нему. Работает? Запихнула в прорезь кредитную карточку, понажимала нужные кнопки…

И в этот момент на нее напали.

– А-а-а!

Кажется, их двое. Куда они меня тащат? Что им надо?!

– Отпустите меня!

Не слушают! Помогите! Кто тут поможет?!

– Нет!

И вдруг хватка ослабевает. Бандиты отлетают к стене. Хрипят. Что это? Что с ними?! И этот странный страшный звон в ушах… И снова этот запах!

– Не-е-т!!!

Что было дальше, Лорен не запомнила. Не запомнила она, и как оказалась дома. Пришла в себя только тогда, когда поняла, что пытается пить воду и не может – зубы клацают о край стакана. А вода была необходима. Потому, что надо запить таблетку. Без этого лекарство не подействует. Говард всегда говорил, что таблетки надо запивать большим количеством воды. Иначе они навредят. Или подействуют плохо…

Напилась. И заснула. Кажется, даже не раздеваясь…

Примерно в это же время в темном закоулке недалеко от банкомата на Лодочной улице появились два подростка, парень и девушка. Они явно не принадлежали к приличному обществу. Нестриженые, немытые, неухоженные и неприкаянные. Да и с чего бы это приличным подросткам бродить по такому району, заглядывая в мусорные баки?

Впрочем, девице этот вояж, похоже, уже наскучил. Приключений не намечалось, все, что могло с ней случиться, – уже случилось… Она брезгливо сморщила носик и произнесла:

– Я, пожалуй, пойду…

Парень был настроен по-деловому.

– Мне нравится это местечко…

Попытался в окружающем унылом пейзаже найти оправдание своим словам. И нашел. Ткнул пальцем куда-то вверх, в нагромождение прутьев пожарной лестницы.

– Смотри. Там свет в окне…

Света там, может, и не было. Но вполне мог бы и быть. Какое-никакое, а приключение. То ли поживиться чем-то смогут, то ли подсмотреть что-то. Поэтому его подруга оживилась, попыталась дотянуться до выдвижной секции лестницы.

– Я тебя подсажу… Подсадил.

– Тяни!

Секция не поддавалась.

– Я не могу!

– Сильнее, девочка!

Дернула еще раз. И еще. Как вдруг…

Откуда-то сверху на мусорные баки обрушилось с грохотом что-то большое и тяжелое.

Человек. Тело. Человеческое тело!

От страха оба онемели.

И тотчас же с неменьшим грохотом сверху обрушилась секция лестницы. А на ней…

На ней, головой вниз, зацепившись ногами за перекладину, висело второе тело! От толчка оно судорожно взмахнуло руками. И уставилось на парочку мертвыми глазами, отсвечивающими на синюшном от уличного фонаря лице.

Девушка исторгла животный крик ужаса:

– А-а-а-а-а!!!

А парень, сумев хоть что-то сообразить или же просто доверившись инстинктам, проорал, перекрикивая вопль:

– Бежим! Смываемся!

Схватил ее за руку и поволок по переулку. Через миг на улице никого не было. Никого живого.

Только два трупа… Пока два.

Военно-морской госпиталь Бетезда, штат Мэриленд

20 октября 1993

10:00

С утра спецагентов ФБР Дэйну Скалли и Фокса Молдера вызвал к себе помощник Директора Уолтер С. Скиннер. По обыкновению поинтересовавшись, как продвигаются текущие дела, и выяснив, что ничем особо важным и срочным подчиненные в настоящий момент не заняты, Скиннер вдруг, в несвойственной ему неопределенной манере, сообщил, что к нему поступила просьба – от, как он выразился, «смежного ведомства» – о консультации по одному неясному вопросу. Дескать, коллеги персонально пригласили Скалли и Молдера, зная их как специалистов по загадочным делам; И больше – никаких подробностей. Ни о деле, ни о ведомстве. Только адрес, куда надо прибыть в случае согласия, – госпиталь где-то в Мэриленде. Хорошо бы глянуть, что там у них… ну, если окажетесь где-нибудь неподалеку…

Собственно говоря, неопределенность в его интонациях была скорее провокационной. Как только на горизонте появлялась тайна, поведение Молдера можно было предсказывать с точностью хорошего компаса. Скиннер, разумеется, об этом прекрасно знал. Знали об этом, по всей видимости, и в «смежном ведомстве». Потому как у парадного подъезда в госпиталь агентов ждали в расчетное время и без лишних слов сразу же повели по длинному гулкому пустому коридору.

Что бы там могло быть?

Скалли и Молдера доставили к двустворчатой, распахивающейся в обе стороны двери. Не поймешь в этих военных госпиталях! То ли прозекторская, то ли операционная?

Провожатый толкнул дверь, впустил гостей, зашел следом, плотно притворил ее и остался стоять, охраняя вход. Или выход?

В просторном зале имели место два операционных стола с накрытыми простынями телами и трое неподвижно стоящих представителей «ведомства» у дальней стены. Н-да, все-таки прозекторская…

Некоторое время гости и хозяева молча созерцали друг друга. Скалли – смущенно. Молдер – с любопытством. Женщина в докторском халате – безучастно. Вторая, в деловом строгом костюме, чем-то напоминающем костюм Скалли, – заинтересованно. Третьим был стандартно правительственно облаченный негр, мрачный и угрюмый, он возвышался на две головы над стоящей рядом коллегой. Первая – доктор – была еще чуть пониже, выходит, они выстроились у стенки по росту…

Впрочем, их, наверное, стоило перенумеровать. Согласно субординации. И степени темноты кожи. Первым должен быть могучий ультра-черный негр. Второй – его соседка, тоже темнокожая, но немного посветлее. А третья, блондинка, на их фоне смотрелась чуть ли не альбиноской. Вот так: один, два, три.

Пауза затягивалась.

Брови Молдера от недоумения постепенно поднимались все выше и выше.

Тишина. Ни жеста, ни звука, ни движения.

Может быть, это муляжи? Или биороботы инопланетян?

Еще секунда – и мы как пришли, так и уйдем!

В этот момент негр разлепил губы и заговорил:

– Агент Скалли? Агент Молдер? Шеф сказал, что вы согласились нам помочь. Извините за беспокойство…

При этом он – видимо, для убедительности – засунул руки в карманы брюк, задирая кверху полы пиджака. И выключился. Зато включилась Вторая:

– Мы надеемся, что ваш богатый опыт поможет нам найти ответы на некоторые вопросы.

Молдер полуутвердительно спросил сам:

– Вы ведь не из ФБР?

Обращался он преимущественно к негру – явно старшему по званию.

Но программа у того была составлена кодером-неумехой и не предусматривала ответов на нестандартные вопросы. В качестве компенсации запустилось воспроизведение у Третьей.

Она отделилась от группы и, удачно имитируя непринужденный тон и разболтанную походку, подошла к одному из столов.

– Вам приходилось сталкиваться с чем-либо подобным раньше?

И откинула простыню, закрывающую тело.

Тело как тело… Без видимых травм и ранений. Что мы, трупов не видали, что ли?

Скалли почувствовала себя в своей стихии. Подошла ближе. Прикоснулась к мускулистой мужской руке. Рука неожиданно дернулась, подскочила так, что содрогнулось все тело.

Содрогнулась и Скалли. От неожиданности ее прошибла волна озноба, и она сделала шаг назад. Удивленно посмотрела на Третью.

А та уже переходила к другому столу, небрежно поясняя на ходу:

– Ненормальный мускульный рефлекс. Откинула простыню. Продолжила своим холодным лекторским тоном:

– Оба тела до сих пор реагируют на воздействие электрическим током.

Скалли следом за Третьей не пошла. И отсюда видно. Тоже мужчина. Примерно того же среднего возраста. Примерно того же сложения. Так же смугл и черняв, как и первый. Явно не англосаксы, скорее арабы.

Молдер уже раздобыл где-то папочку с делом. Добыл из кармана очки. Надел. Всмотрелся в текст, пытаясь хоть там найти разъяснения всем этим странностям.

Двое у стены не шевелились.

Ладно. Пока Молдер читает, можно попытаться у разговорившейся докторши разузнать подробности. Например, причину смерти…

– Есть признаки внешних повреждений? Быстрый уверенный ответ:

– Никаких.

Молдер оторвался от чтения и, не найдя в бумагах ничего внятного, тоже решил попытать счастья:

– Когда наступила смерть?

Тишина в ответ. Долгая необъяснимая пауза. Неужели и эти сведения секретны?!

Молдер вопросительно посмотрел на Первого. Тот сохранял каменное выражение лица. На Вторую. Тот же эффект.

Скалли попробовала помочь напарнику и положила ладонь на живот трупа.

– Недавно. Тела еще теплые…

Молдер перевел взгляд на врача – ожидая подтверждения.

Та поморщилась – то ли от раздражения, то ли от досады. Но – деваться некуда. Надо хоть как-то прореагировать на реплику приглашенного консультанта.

– Соматическая смерть наступила около шести часов назад. Но температура тела – до сих пор 37 градусов.

Ого! А сколько было шесть часов назад? Их что, вытащили прямо из котла местного мэри-лендского людоеда?

Делать нечего. Придется опять спрашивать.

– Где их нашли? – Молдер старательно удерживает себя в рамках учтивости. Хотя это дается ему с трудом.

В ответ вновь тишина и каменные лица. Даже Третья смотрит на сослуживцев недоуменно.

И Молдер не выдерживает, сдергивает очки и произносит раздраженную тираду:

– Послушайте! Примерное время и способ транспортировки помогут нам установить, почему тела не остыли.

Тишина.

– Эй! Это ваши ребята позвали нас сюда. Если хотите получить ответы, скажите хоть что-нибудь!

Насилу негр выдавливает из себя поражающую длиной и образностью речи фразу:

– Их перевозили по воздуху примерно в течение часа.

– Спасибо…

Умеет Молдер быть ироничным… Третья, по всей видимости, воспринимает этот обмен речами как команду разговориться. Подходит к подсвеченной стене, на которой, оказывается, развешаны рентгеновские снимки. Череп. Позвоночник. Полупрозрачные мягкие ткани. Это по моей части. Врач начинает пояснять:

– Самое загадочное – состояние дыхательных путей… Легкие, пищевод раздавлены, подъязычная кость раздроблена, как кусок мела. Но следов сильного сжатия на внешних участках тела нет. Как будто эти органы были раздавлены изнутри…

Вот и сказано самое главное. Теперь понятно, отчего и почему нашим разговорчивым коллегам вспомнился Молдер с его специализацией. Остается только поподробнее разобраться с обстоятельствами происшествия.

– Кто эти парни?

Опять вопрос Молдера. И опять тишина.

Надо полагать, они после каждого вопроса ждут подсказки невидимого суфлера. А суфлер ушел на обед.

В конце концов эта игра в молчанку выводит из себя и меня.

– Если вы все знаете, зачем мы вам понадобились?!

На вопрос «Зачем понадобились?» у Второй, оказывается, был записан ответ. Без учета, само собой, иронии и риторики.

– Вы встречали нечто подобное, когда работали с «Секретными материалами»? Молдер быстро и уверенно отвечает:

– Нет. Ни разу.

Слишком быстро и слишком уверенно. Но это заметно только мне. Негру такого ответа вполне достаточно. Он отклеивается от стены. Подходит к гостям. Протягивает руку. Нет, не пожать руки в знак признательности. Как можно было такое подумать? Отобрать у Молдера папочку с жутко секретной пустотой. Выговаривает зазубренный текст:

– Ладно… Благодарю вас за то, что уделили нам внимание. Агент Скалли, агент Молдер. Нашу беседу вы должны сохранить в тайне.

Молдер не удерживается от прощальной шпильки:

– Я бы сказал, что тайна – это все, что у вас есть…

Впрочем, кому он это говорит? На столь нестандартную реплику ответ явно не предусмотрен.

Выходим в приветливо распахнутую дверь. И отправляемся искать дорогу к лифту. Правильно, провожатый нам больше не положен – мавры сделали свое дело… Точнее, не сделали.

Но что-то уж больно хитрющая морда у Фокса. И идет чуть ли не вприпрыжку. Ему там исподтишка шоколадку дали?

Когда дверь в прозекторскую скрылась за изгибом коридора, Скалли, не оборачиваясь к идущему чуть сзади Молдеру, но и не повышая голос, проговорила:

– Ты солгал… – И тут же ее подозрение перешло вуверенность. – Ты видел такое раньше. Ты солгал им, Молдер.

– Я не врал.

– А чем ты там занимался?

– Я сознательно участвовал в процессе дезинформации. Кгхм.

– Как ты думаешь, кто они?

– Разведка, контрразведка или еще какая-то засекреченная организация. Неважно, кто они. Главное, что у них ничего нет – иначе они не позвали бы нас!

Подошли к лифту. Молдер нажал кнопку вызова. И прямо тут, посреди коридора, разразился торжественной речью:

– В «Секретных материалах» есть то, что мы видели сейчас, – реакция на электроразряды, внутренние повреждения без внешних следов… Но ни один из наших случаев не имел всех этих компонентов сразу.

Так вот какую шоколадку ему подарили! Значит, Молдер для себя уже все знает, все решил, разложил по полочкам и классифицировал. Небось руки чешутся завести новую папочку, в которой будет храниться описание сегодняшнего случая. Значит, можно начинать задавать ему вопросы и помогать добывать доказательства. Доказательства чего? О чем, собственно, идет здесь речь? Пусть и в версии Молдера…

– Как можно повредить пищевод, не прикасаясь к телу?

Нависает надо мной и шепчет с видом заговорщика:

– Психокинетическое воздействие. Психокинез – это что-то от телепатии, телепортаций, левитаций и прочей экстрасенсорики…

– Психокинез? Ты это серьезно?

– Русские и китайцы изучали его. Результаты работ засекречены.

Да. Это, конечно же, неопровержимо доказывает существование психокинеза. Раз уж даже русские засекретили!

Подъезжает лифт. Входим внутрь. Снова Молдер жмет на кнопку. Двери закрываются. Лифт трогается.

Что хорошо в выходе из незнакомого помещения без проводника, так то, что не сомневаешься, на какой этаж надо прибыть. Жмешь единицу и не заботишься о том, на каком этаже ты находился. Все ясно, Молдер уже всецело захвачен этим своим психокинезом. Почему так всегда выходит, что самые безумные его версии все прекрасно объясняют? Неужели нет более рациональных объяснений всем аномалиям? Ну, вот, например… Нет, пока ничего в голову не приходит. Как пить дать, придется это дело расследовать. Хотя что тут расследовать? От чего отталкиваться? Может, при таком удручающем количестве фактов и улик даже Молдер отступится?

А сам он что по этому поводу думает? Спросим:

– Очень интересно. Но как мы будем проводить расследование? У нас ничего нет…

Не тут-то было!

Я его в очередной раз недооценила. С улыбкой мага Дэвида Копперфилда Молдер демонстрирует очки, которые, оказывается, так и держал все время в левой руке. И слегка дышит на стекла.

В центре каждого стекла проступает по отчетливому отпечатку пальца.

Это…

Это он дактилоскопировал трупы. Ловко. Когда успел? Когда отвлекал хозяев своими раздражающими вопросами? Или когда все рассматривали рентгеновские снимки? Какая разница.

Теперь расследование есть с чего начинать.

И внутренний голос подсказывает, что оно будет не напрасным.

Исследовательский Центр промышленных технологий

Филадельфия, штат Пенсильвания

20 октября 1993

10:20

Разумеется, она проспала.

Да и как могла Лорен не проспать – после всего, что случилось с ней за последнее время, после вчерашнего ужасного вечера, после снотворного… И после принятого решения.

Забыть, все забыть. И смерть Говарда. И вечерний кошмар. И клубящийся ужасом и кровью сон. Ничего этого не было. Все привиделось. Все будет нормально. Отработать положенные две недели – и прочь. Прочь из этой конторы, из этого города, из этого штата. Куда-нибудь в Калифорнию.

Или еще дальше. Туда, где все будет по-новому, по-другому, перестанет напоминать о нем.

А все-таки – что же вчера случилось?

Нет! Не думать об этом!

На работу она, конечно же, опоздала. Но какое это теперь имело значение?

Подошла к своему столу прямо в центре общего зала. На столе лежала оставленная кем-то местная газета. Ее выписывал Говард, а теперь, по-видимому, просто никто не знал, куда ее теперь девать. Говард обычно начинал читать с биржевых котировок. Потом переходил к криминалу, поругиваясь, пролистывал остальное – и отбрасывал газету в сторону. Чтобы потом вернуться к ней в более спокойной обстановке. Криминальная хроника!

Правильно, может, там есть что-то о вчерашнем происшествии…

Лорен схватила газету, даже не садясь за стол, судорожно развернула, пролистала. Где, где, где?.. И вздрогнула от неприятного скрипа за спиной. То есть голоса Найды Макинрой, старой девы, грозы отдела, секретаря мистера Дорланда, заместителя Говарда, теперь – нового директора Центра…

– Ты опоздала, Лорен!

– Да…

Что тут еще скажешь? Лорен по привычке смущенно затеребила ремешок сумочки. Но Найде Макинрой этого мало. Поджав губы, она продолжила выговор:

– Мистер Грейвс не обращал на это внимания, но теперь вместо него мистер Дорланд…

Спасибо, что напомнила, старая карга! Без тебя не знали!

Разозлившись, Лорен вспомнила о своем решении.

И побежала за старой каргой, которая уже усаживалась за стол-бастион перед кабинетом шефа.

– Можно поговорить с ним? Одну минуту… Та, кажется, не поняла сначала, о чем идет речь. С кем – с ним? Это что, можно так

непочтительно выразиться о самом мистере Дорланде? В самом деле? Ну ладно… Сверилась с записями в блокноте. Подняла ледяной взгляд поверх очков на Лорен и процедила:

– Завтра в три.

Мне ведь надо сегодня, сейчас!

– А нельзя ли сегодня? Это очень важно… Вымучивая из себя эту неуверенную фразу, Лорен вдруг опять услышала этот противный звон в ушах. Он нарастал. Снова что-то не так, снова что-то произойдет.

И верно – чашка кофе, стоящая на столе у Макинрой, вдруг начала мелко дрожать. Потом – все сильнее, чуть не подпрыгивая. И вдруг – и в самом деле подпрыгнула, опрокинулась, окатив горячей жидкостью стол и сидящую за ним женщину.

– Ай! Ой! Что это?

Лорен и сама не знала, что это. Она поняла лишь, что это – очередное наказание тому, кто посмел ей перечить. Зачем?! Не надо!

Выдернула ворох салфеток из стоящей на столе коробочки, подбежала к Макинрой, чтобы помочь оттереть с блузы и юбки кофе…

На шум распахнулась дверь кабинета, и в проеме возник сам мистер Дорланд.

– Что тут происходит?

Лорен тут же выронила салфетки и поспешила воспользоваться представившимся шансом:

– Я могу с вами поговорить?

Отказать впрямую Дорланд не смог. С плохо скрытой миной неудовольствия он отступил на шаг и сделал приглашающий жест:

– Прошу…

И Лорен вошла в кабинет. Еще один кабинет. Один из многих. И стол, и фото на стене… Нет, все не так. Не отвлекайся! Уселась в кресло.

– Я пришла сообщить, что увольняюсь… Этого Дорланд не ожидал. Он даже прервал шествие к своему месту за столом, повернул с

полпути.

– Хм… Лорен…

Явно не знает, с чего начать.

– Джейн рассказала мне, как ты плакала в кабинете…

Сама участливость!

– И знай, что ты не одинока. Правда. Мы все потрясены.

Знаем мы, как вы все потрясены! Что вы можете знать о потрясениях?!

– Мы с Говардом основали наш Центр десять лет назад. Насколько я знаю, его интересовала только работа. Мы были одной семьей. Я был ему как брат. А к тебе он относился как к дочери.

К чему это он клонит? Уже не стоит напротив, а демократично присел на краешек стола, заботливо склонился поближе, скорбно свел брови. Интонации – ласковые и сочувственные… Дядюшка нашелся!

– Поэтому, конечно… я тебя прекрасно понимаю. Я… хочу заботиться о тебе. Останься, Лорен, пожалуйста. Центр нуждается в тебе. Особенно сейчас.

И вдруг Дорланд теряет контроль над собой. Он резко наклоняется вперед – еще ближе. Протягивает руку, хватает Лорен за подбородок, поворачивает ее голову, так, чтобы смотреть ей прямо в лицо, и хрипит, не сдерживаясь и не прячась – от кого ему прятаться, они здесь одни:

– Я не отпущу тебя, Лорен!

И снова – звон!

Воздух прямо наэлектризован!

Что-то будет!

И Лорен видит, как массивный браслет-цепочка на руке Дорланда, на той самой, что сжимает ее щеки, вдруг туго затягивается, впиваясь в тело. Все сильнее и сильнее.

Дорланд вскрикивает. Отдергивает руку. Отскакивает, пытается снять взбесившийся браслет. А Лорен так и не может понять, что же происходит:

– Что случилось?

Дорланд затравленно, с ужасом во взгляде смотрит на женщину, все еще пытаясь отодрать браслет от руки. Чувствуется, что металлическая хватка усиливается.

Дорланд молчит.

Это так страшно, что Лорен, сама того не замечая, начинает бормотать все слова, которые приготовила в свое оправдание, когда шла сюда, когда готовилась к этому разговору.

– Я не могу остаться… – Звон усиливается. Дорланд стонет. – Я хочу уйти… Я не могу… Прочь! Прочь, что бы он ни сказал!

– Я не могу здесь находиться… Вскакивает и, обогнув скорчившегося Дорланда, устремляется к двери.

Распахивает ее. И слышит в спину полустон-полуприказ:

– У тебя есть две недели.

Лорен выбежала в зал – и звон тут же смолк.

Что же это такое? Что происходит с ней в последнее время? Кто или что ей помогает? Ведь ясно же, что помогает… Грабители на улице, кофе Макинрой, браслет Дорланда… Заботливая опека, как будто бы…

Нет! Даже и думать об этом не смей!

Домой – и собираться!

Штаб-квартира ФБР, Вашингтон,

О.К. 20 октября 1993

При наличии двух отчетливых отпечатков пальцев жертвы все остальное – дело техники. Причем техники в буквальном смысле слова. Сканеры, базы данных, каталоги, компьютеры, компьютеры, компьютеры, что бы мы без них делали… И все это – в надежде, что повезет, что эти отпечатки зафиксированы хоть где-нибудь и хоть когда-нибудь.