Текст книги "Двести веков сомнений (Ралион 6)"

Автор книги: Константин Бояндин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Насвистывая, юноша прошёл во вторую свою комнату (снимать больше чем две комнаты неминуемо выглядело бы небывалой роскошью), которая служила ему студией, комнатой отдыха и библиотекой и, неторопливо переодеваясь в подобающую одежду, уже видел контуры Предмета, которые явственно проступали сквозь неровные грани мраморного куска. Хорошо, если на этот раз Предмет не ускользнёт, не растает под обломками коварно рассыпавшегося камня... всё-таки на подлинное мастерство требуется много лет. Но Клеммен не жаловался.

И тут его словно молнией поразило. Он вспомнил ту табличку на площади. "Выставка". Картины, скульптуры и... резьба по камню! Точно! У него ещё по меньшей мере полтора часа!

Предмет тут же вылетел из головы. Не каждый день в Венллен приезжают ольтийские и дарионские шедевры. Пропустить такое – просто престпно. Правда, как он ни спешил, Клеммен оделся не в свою рабочую одежду, а в выходной костюм. В нём его не узнает никто из его "товарищей по работе". Они просто не привыкли замечать тех, кто так одевается. Неплохая маскировка.

Хозяйка апартаментов покачала головой, глядя, как её тихий, но всё время погружённый в задумчивость постоялец вихрем выносится наружу, едва успев поздороваться. Не иначе, на свидание, решила она и улыбнулась. В его-то годы земля должна под ногами гореть. Только бы вот уши ему уменьшить... самую малость.

* * *

Клеммен пулей промчался мимо Д., который, как всегда, совершенно неузнаваемый, прогуливался по площади, погружённый в раздумья. Бороду он никогда не сбривал – незачем – а вот всё прочее всегда можно изменить, скрыть или, наоборот, сделать явным. Переодеваться и перевоплощаться – вполне обыденное искусство, магии здесь не нужно и каждому человеку это под силу. Сейчас он выглядел преуспевающим купцом – примерно тем же, что некогда встретил Ланенса-Клеммена в душном коридоре биржи Веннелера. В таком виде ему думалось особенно легко.

Да и выставка, в сторону которой умчался его ученик, действительно хороша. Жаль только, что почти всегда находятся неотложные дела, мешающие насладиться подобным зрелищем от души.

Ему на ум приходил разговор, который произошёл не более получаса назад.

– Пора, – заявил он, закрывая за собой дверь. – Пора находить ему настоящую работу.

Его начальник – вернее, начальница – долго думала, глядя куда-то на стену, прежде чем ответила.

– О ком из своих подопечных ты говоришь?

– Странный вопрос, – поразился Д. – О Клеммене, разумеется. Прежнее имя пришлось менять как можно скорее. "Ланенс" было далеко не безобидным именем, а в сочетании с тщательно произведённым ритуалом проклятия оно и вовсе не оставляло человеку шансов на долгую и безоблачную жизнь. До тех пор, пока Клеммена не назовут этим уродливым словом (буквальный его перевод звучал для ушей человека площадной бранью), проклятие ему ничем не грозит. Да, таланты у людей порой бывают самыми неожиданными. Д. припомнил, как несколько раз навещал отца Клеммена, чтобы выудить у того хотя бы часть формулы.

Выудил.

Теперь его отец уже никого не сможет "наградить" подобным образом. Потому, что до конца дней своих не вспомнит из неё ни слова. Каким образом такая убийственная вещь передалась кожевеннику, понять трудно. Но сталкиваясь с подобными случаями, Д. каждый раз осознавал, что от их работы толк всё же есть.

– Ну что же, – начальница долго думала, глядя на огонь в камине. – Действуй. По обычному маршруту, я полагаю?

– Естественно.

– Через... – она перелистнула несколько страниц на календаре, три дня праздники завершатся. Тогда и начинайте.

Как будто он сам этого не знал! Впрочем, если с твоим начальником тебя связывают дружественные, а не только служебные, отношения, субординация порой начинает раздражать. По крайней мере, Д. она раздражала.

С другой стороны, избавиться от неё и сохранить подобающую дисциплину невозможно.

...А пойду-ка я во-он в тот ресторан, подумал Д. Слово было новомодное, но не обзывать же подобное заведение харчевней! Вполне возможно, что Клеммен тоже заглянет сюда на обратном пути. Когда немного успокоится. Кстати, что это он вдруг так нёсся? Тут же Д. вспомнил, что именно представлено на выставке и всё стало ясно. Надо будет как-нибудь попросить его показать свои творения.

Но очень вежливо и ненавязчиво. О своём увлечении Клеммен не говорил практически ничего – и Д. не лез не в своё дело. Полномочия его очень велики, но на частную жизнь они не распространяются.

Киншиар, Лето 49, 429 Д.

Если вспомнить, как я себя вёл в Киншиаре, то станет очень стыдно. Правда, это мне сейчас станет стыдно. А тогда я на самом деле считал, что в порту меня встретит Д. (как его зовут, я, понятное дело, не знал) и объяснит – что, собственно, он от меня хочет.

Одним словом, потребовалось не больше трёх минут, чтобы один из семи "жертвенных" кошельков испарился у меня с пояса. Всё остальное извлечь было не так просто – всё хорошо застёгивается, плотную кожу не так-то легко прорезать, да и на совсем бесчувственное дерево я не похож.

Когда я увидел, как два стражника откровенно потешаются, глядя на мою вытянувшуюся физиономию, мне захотелось их придушить. До того сильно захотелось, что пришлось отвести взгляд в сторону. Слёзы на глаза навернулись совершенно натурально – даже делать вид не пришлось. И в самом деле, я совершенно был уверен, что в кошельке были мои последние деньги. Честное слово!

В конце концов я ушёл подальше. Стало понятно, что никто меня тут не ждёт. Инструкции на Киншиаре заканчивались и у меня возникло сильное предчувствие, что на этом ничего ещё не закончилось. А раз не закончилось, то что делать?

Прежде всего, найти, где остановиться. С этим, хвала духам-хранителям, особых проблем нет. Как и во всяком крупном городе, и гостиниц, и постоялых дворов, и таверн здесь хватает. Вообще у Киншиара вид такой, словно два десятка архитекторов придумывали его одновременно – и каждый, улучив возможность, сносил то, что ему мешало. Правда, так выглядит любой старый город. Но Киншиар на меня произвёл наиболее отвратное впечатление.

Потом я узнал, что не далее как месяц назад здесь бушевала эпидемия красной лихорадки. Не очень опасная болезнь, но крайне мучительная – и следы от неё потом годами проходят. Так что можно было испытать и сочувствие к этой огромной каменной помойке – но я не испытывал. Наверное, ещё и оттого, что он так напомнил мне дом моих родителей...

В конце концов я отыскал комнатку подешевле (вид мой, видимо, наводил на достаточно благопристойные мысли, поскольку вызвал явное одобрение у хозяйки) и принялся размышлять над неразрешимой проблемой – куда девать тысячу восемьсот серебряных – так, чтобы и под рукой были, и грабителей не бояться. Всю первую ночь я так и не заснул – то об этих проклятых деньгах думал, то стука в дверь ожидал. Последнее, наверное, беспокоило сильнее всего.

На следующее утро я отправился в банк. Туда меня не пустили, ко всеобщему оживлению, а пять минут спустя двое мрачных личностей нагнали меня в тихой улочке...

* * *

Они возникли словно из-под земли. Юноша был изрядно зол: кем же надо быть, чтобы в банк пускали без лишних вопросов? Обрядиться в золото и шелка? Приехать в роскошном экипаже? Что им нужно? Сама мысль о том, что он только что выглядел круглым дураком, была нестерпима. Наверное, оттого и притупилось чувство осторожности. Следуя непонятному для него самого позыву, Ланенс свернул в одну из узких улочек и побрёл прочь, размышляя, куда направиться теперь.

– Что это тебе потребовалось в банке, птенчик? – послышался хриплый голос за спиной и юноша вздрогнул. Ноги отчего-то стали ватными, а мысли спутались и перемешались.

Позади стоял небритый и одетый как попало субъект, вооружённый кривым ножом. Нож этот показался перепуганному Ланенсу фута в три длиной. Грабитель нехорошо улыбнулся.

Ланенс стремительно оглянулся. Вторая фигура неторопливо приближалсь с другой стороны, тоже поигрывая каким-то неприятным на вид предметом.

Ланенс ощутил, что холод сковал его гортань, не позволяя произнести ни слова. Это было, словно в страшном сне – когда напрягаешь все усилия, но ничего не происходит и остаётся только наблюдать, что с тобой тем временем творится.

– Помогите, – прошептал Ланенс неслышно для всего окружающего мира. Когда шаги второго грабителя послышались совсем близко, он словно порвал толстую верёвку, охватившую его горло и закричал во весь голос:

– Помогите!

Грабители замерли, переглянулись и расхохотались.

– Кричи, кричи, – посоветовал второй – ростом пониже и с изрядным брюшком. – Кричи громче. То-то все вокруг посмеются...

Он оттесняли юношу в угол, поигрывая своим оружием, предвкушая потеху. Только когда холодная сырая стена впилась в спину Ланенса всеми своими углами, до него дошло, что происходящее с ним – не сон.

Следующее движение было столь же естественным, сколь и его давешние слёзы – там, в порту. Он полез в карман и, вытянув очередной "подсадной" кошелёк, протянул его грабителям дрожащими руками.

– Правильно, – просипел толстяк. – Смотри-ка, какой сговорчивый! Но только это не всё, что от тебя требуется...

Тут рука юноша наткнулась на рукоять кинжала.

Вначале он не понял, что это, но рука сама обхватила удобный, специально предназначенный для этого предмет и тут внутри Ланенса сломалось что-то ещё.

Ощущалось это, словно горячая игла, вонзившаяся в живот. Он даже подумал, что его-таки ударили в живот ножом. Сначала он просто смотрел на карикатурно вытянувшиеся лица, на которые натекал красный туман и тут страх и бессилие неожиданно уступили место ярости.

Ланенс сорвался с места и толкнул левой рукой высокого грабителя в плечо. Если бы его враги ожидали хоть какого-нибудь сопротивления, лежать бы ему с перерезанным горлом. Толстяк оцепенел от удивления, а когда опомнился и замахнулся кистенем, его жертва, оскалившись, словно загнанная в угол крыса, молча кинулась на него.

Кистень не завершил своего полёта и, взлетев над головами дерущихся, безобидно упал шагах в пятнадцати поодаль. Толстяк зажал рукой плечо, в котором теперь зияла глубокая рана и лишь потом заверещал. Видимо потому, что ничего подобного и в мыслях его не было.

– Ах ты, щенок, – выдохнул высокий, намереваясь ударить Ланенса в спину снизу вверх. Но кровавая пелена уже упала с глаз юноши, а ярость всё ещё бушевала в нём, наделив и силой, и проворностью. Окровавленное лезвие свистнуло перед лицом грабителя и он упал, с залитым кровью лицом, и более не шевелился.

Жаркое безумие, что только что спасло ему жизнь, неожиданно оставило Ланенса и тот осознал, что, скорее всего, только что убил человека. Это оказалось настолько страшно, что он, побледнев, бросился опрометью, едва не растянувшись с размаху на залитой нечистотами мостовой.

Лишь когда показался перекрёсток, у Ланенса хватило присутствия духа остановиться, вытереть кинжал и спрятать его.

Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы добраться до своего нового жилища пешком, не оглядываясь каждые несколько секунд. Отчего-то казалось, что за спиной вот-вот прозвучат тяжёлые шаги и раздастся голос: "именем закона..."

Ланенс рискнул выйти из своей комнаты только к вечеру, когда несколько обеспокоенная хозяйка предложила вызвать лекаря. Её постоялец вышел весь бледный, с горящими глазами и поначалу женщина перепугалась – не приведи боги, снова лихорадка! Но, как выяснилось, юноша всего лишь съел что-то несвежее, пока бродил по городу. Хозяйка так обрадовалась, узнав подлинную причину странного поведения своего постояльца, что тут же принесла ему добрую дюжину разнообразных снадобий. Помогло почти сразу же.

То ли от снадобий, то ли просто сам по себе, но терзающий Ланенса страх прошёл. Наоборот, он понял, что только что сумел постоять сам за себя... а что до – вполне возможно – убитого грабителя, то с какой целью сами они держали в руках оружие?..

Упрёки совести мучили Ланенса не так уж и долго – неделю. Все его несметные денежные запасы лежали всё это время под кроватью, а самому ему время от времени удавалось отыскать какую-никакую работу грузчика, мусорщика, рассыльного... Большого выбора, увы, не было.

Совесть замолчала в тот час, когда Ланенс, уставший и мрачный, зашёл как-то к себе в комнату и увидел на столе конверт, надписанный знакомым почерком.

Тут же серая пелена, что лежала на окружающем его мире, сменилась розовой.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 15-й час

Выставка занимала восемь больших залов. Живопись я оставил на закуску: главное – побывать в Золотом и Хрустальном залах, где выставлено всё, изготовленное из камня. Людей здесь было мало сплошь ольты и дарионы. Оно и понятно. На меня никто особенно не косился – одежда приличная, а что до моего интереса к подобным произведениям искусства, так Венллен, как известно, негласная столица творчества подобного рода.

Вход, как водится, стоил немало. Шесть серебряных – едва ли не одна двадцатая моего жалования. Недёшево. Это, кстати, тоже традиция: все до одного входящего платили одну и ту же сумму. Искусство не делает различия между нищим и богатеем. Да и богатеев здешних можно на глаз и не узнать – но об этом я как-нибудь после расскажу.

Больше всего, конечно, мне хотелось бы отыскать того, кто взялся бы меня научить, как лучше всего браться за резец и с какой стороны подходить к заготовке. Вот тут-то меня моя боязливость и подвела в очередной раз. До сих пор не всегда удаётся сохранять самообладание, в особенности, если есть опасность, что засмеют. В лавке-то всё по-другому: там как бы и не я вовсе, а другой человек работает. А вот когда за самого себя просить надо, тут всё и начинается. Очень надеюсь, что от напряжения я не покраснел. Раза три уже порывался спросить кого-нибудь на предыдущих выставках... и один раз всё-таки обсмеяли. Не со зла, конечно, но лучше я себя от этого не почувствовал.

Тем временем ноги сами собой несли меня по залу, а глаза не могли оторваться от экспонатов. Подумать только, и на каждый из них уходила вовсе не целая жизнь! Если уж вырезали из гранита птицу, то можно часами смотреть на неё – словно живая, кажется: хлопнешь в ладоши, и взлетит. Я один раз даже тихонько хлопнул. На всякий случай. Не взлетела...

В конце концов я набрёл на эти таблички. На вид – просто пластинки из полудрагоценных и прочих камней. Но станешь поблизости, приглянешься... и внутри них целая картина видна. Объёмная, яркая, живая. Глаз не оторвать. Табличек было дюжины три, каждая была неповторима и я долго стоял у каждой, время от времени отходя от них или обходя по кругу. Невероятно, но изображение "внутри" от этого поворачивалось. Да, подумал я, вот до такого мне своим ходом точно не дойти.

Седьмая слева табличка мне показалась просто полированным куском камня. Я едва не прикоснулся к ней пальцами (и правильно сделал, что сдержался – выгнали бы в шею) – она так выделялась на фоне остальных, что казалась какой-то неправильной. Я медленно шёл вокруг, поворачивая голову, и вздрогнул, когда увидел.

Трудно это описать. Основное изображение было неожиданным: представьте себе огромную букву "Y", сделанную из золота, со множеством мелких деталей и украшений, расходящихся спиралью от соединения трёх линий. Буква эта висела на том месте, на котором обычно на небе находятся светила – и отбрасывала на окружающий мир волны мягкого тёплого света. На заднем плане виднелся бушующий океан. Я присмотрелся. Мама родная! Океан-то движется! Я присмотрелся, осторожно сделав шаг чуть в сторону.

Волны катились и катились, мне даже почудился запах солёной воды, шум прибоя и свист ветра. Ощущение, которое накатило из глубины таблички, было таким сильным, что я отступил на шаг в сторону, когда особенно крупная волна понеслась к каменистому берегу. Лоб мой мгновенно вспотел. Голова шла кругом и тут я услышал этот голос.

– Вам нравится?

– Невероятно, – ответил я, вытирая лоб, и продолжал глядеть в столь далёкие, но осязаемые глубины океана. – Никогда не слышал о подобном. Всё словно живое, и этот океан...

Я даже протянул руку в сторону пластины и вновь вздрогнул, когда чуть сбоку проскочил разветвлённый голубоватый силуэт молнии.

– Вы видите океан? – вновь спросил тот же голос, с удивлением уже и любопытством.

– Вижу, – ответил я и с трудом отвёл глаза от морского пейзажа. И понял, что не очень-то вежливо разговаривать, стоя к собеседнику спиной.

Повернулся лицом.

Взглянул в тёмно-карие глаза.

И понял, что пропал...

* * *

Первые несколько минут Клеммен не видел ничего, кроме золотистых волос и карих глаз.

А первые несколько секунд он выглядел весьма жалко. Вся подготовка, проведённая Д. и его коллегами, тут же куда-то делась. От волнения в голове у него всё спуталось и перемешалось.

– K-kaiten h-hvearle, – произнёс юноша, заикаясь, и покраснел. Во-первых, кто желает доброго утра, когда на дворе вечер? И к тому же начисто перепутал все числа и наклонения...

– Добрый вечер, – улыбнулась обладательница карих глаз. – Вы первый, кто видит океан в движении. Вы уже видели всё остальное?

– Я здесь не очень давно, – ответил в конце концов Клеммен. Честно говоря, я давно интересуюсь резьбой по камню и... здесь... он сглотнул, ощущая себя далеко не лучшим образом. – Увидел сегодня объявление о выставке и решил зайти.

– Завтра уезжает, – кивнула девушка. Теперь, когда мысли путались уже не так сильно, Клеммен увидел, с кем он говорит и, как сказал бы Д., "запечатлел" её. Как и полагается, ничто из запечатлённого не сохранилось – промелькнуло на миг и куда-то делось. – Вам повезло... и мне тоже. Хотите, я покажу вам остальные работы?

– Хочу, – ответил Клеммен немедленно. Предложи она ему утопиться в соседнем фонтане, он немедленно бы кинулся исполнять приказ.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 18-й час

– Судя по всему, тебя угораздило влюбиться, – вздохнул Д., когда Клеммен, с глазами, которыми он видел нечто отличающееся от того, что видели все остальные, медленно вошёл на веранду ресторана. – Садись.

– А, вы тоже здесь, – Клеммен заметил, наконец, Д., и уселся напротив, продолжая улыбаться. – Прекрасный вечер. Очень кстати, ведь завтра праздник...

– Кто она? – спросил Д. с любопытством. Судя по всему, Клеммен был выведен из строя не на шутку. Придётся дать ему несколько дней отдыха, что уж тут поделать...

"Останешься один и у побед будет вкус пораэения", вспомнил Д. и мурашки побежали по его спине. Сколько лет не приходили на ум эти слова? Пять? Семь?..

– Кто? – Клеммен с великим трудом опустился в обычный, скучный и обыденный мир и нахмурился. – Послушайте, Д., если вы сейчас скажете что-нибудь о пункте четвёртом, я дам вам по морде.

– Ну, раз уж ты сам о нём вспомнил, то мне это делать уже незачем, – Д. лучезарно улыбнулся и подозвал официанта.

Пункт четвёртый был одним из восемнадцати пунктов, которые Клеммен, как подчинённый Д., обязан был соблюдать. Коротко говоря, подчинённые Д. (или прочих его коллег), согласно пункту четыре, должны были ставить в известность своё начальство обо всех личных контактах. Были пункты, впрочем, и более весёлые.

– И всё-таки, как она выглядит? – Д. налил себе и юноше по бокалу лёгкого киэннийского вина. Клеммен поднял правую ладонь перед собой, задумался, бессильно пошевелил в воздухе пальцами и пожал плечами, виновато улыбаясь.

– Понятно, – Д. отхлебнул из своего бокала и посмотрел на площадь, спиной к которой сидел его ученик. – Вообще-то я хотел спросить, как она была одета и всё такое прочее.

– Платье цвета морской волны, – вспомнил Клеммен, пригубив свой бокал. – Сандалии с застёжками... – он наморщил лоб, вспоминая, – в виде золотых листиков... Медальон со знаком наподобие буквы "Y"... газовый шарф... Обруч на голове, с двенадцатью изумрудами. Деревянные браслеты на запястьях.

– Волосы? – спросил Д., прикрыв глаза. Он понял, о ком идёт речь. Да уж, не повезло парню. Завоевать её будет сложнее, чем достать солнце руками с небес.

– Заплетены в две косы, – ответил Клеммен и помрачнел. Слушайте, Д., вы что, издеваетесь? Я и сам понял, что видел её в первый и последний раз. Дайте хоть немного почувствовать себя человеком!

– Продолжим расследование, – Д. не обращал внимания на юношу. Как ты её приветствовал?

Опешивший Клеммен припомнил – как, чем поверг своего руководителя в искренний восторг.

– Понятно, – ответил тот, вытирая слёзы. – Ну что же, мог ошибиться и сильнее. Прикасался к ней?

– Что?! – Клеммен помрачнел ещё сильнее. – Что вы имеете в виду?!

– То, что сказал. Прикасался? К рукам, например? Неужели так трудно вспомнить?

– Нет, – юноша покачал головой. – Нет, конечно. За кого вы меня принимаете?

– Сам спрашивал о чём-нибудь?

– Нет, – подумав, ответил юноша и почесал в затылке. – Странно как-то... даже не задумывался. Нет, ничего не спрашивал. Ждал, когда спросят.

– Как держал руки?

Клеммен уже обрёл самообладание и молча ответил (благо вопросы у Д. частенько бывали куда более странными).

– Ладонями к себе.

– Жестикулировал? Указывал на предметы, например?

– Нет, – ответил юноша, поражаясь сам себе. Странно... отчего это я вёл себя подобным образом? Ничего, конечно, особенного или страшного, но всё же?

– Так, – Д. жестом велел налить себе ещё вина и кивнул Клеммену на его бокал. – Пей, не то согреется и вкус потеряет. А теперь самый главный вопрос. К какому *наэрта* она, по-твоему, принадлежит?

Разум Клеммена произвёл рассуждения и выдал ответ прежде, чем он сам успел удивиться.

– Кажется... *Теренна Ольен*, Золотой Песок.

– Правильно, – Д. вновь лучезарно улыбнулся и откинулся на спинку стула. – Ну, мой дорогой ученик, к какому выводу мы приходим?

– Похоже, вы хотели мне намекнуть, что я ей не пара и что больше я её не увижу, – Клеммен смотрел на улыбающегося бородача с неприязнью. – Так я и сам это знаю.

– Вовсе нет! – Д. перестал улыбаться и посмотрел на собеседника с сочувствием. – Я хочу сообщить тебе нечто куда более приятное. Ты умудрился не совершить ни одной глупости. Первое впечатление – самое главное. Всё последующее вторично. С самого начала ты вёл себя совершенно безукоризненно, даром что котелок у тебя перегрелся...

– Подождите,.. – не обращая внимания на "котелок", Клеммен нахмурил лоб и принялся в подробностях вспоминать прошедший час. Странно... я ведь совершенно не думал об этом, Д.!

– Значит, я не напрасно трачу на тебя время, – Д. расхохотался, привлекая взгляды из-за соседних столиков. – Это-то и есть самое главное, мальчик мой! Вести себя совершенно естественно, не подозревая об этом! Ну что же, пора переходить к экзаменам.

– К каким... экзаменам? – юноша, не успев обрадоваться, вновь насторожился.

– К тем самым, – Д. допил второй бокал. – Хватит ходить в учениках. Первый экзамен ты уже сдал... только что, и я очень этим доволен. Через четыре... нет, через шесть дней заходи ко мне на работу. Можешь, конечно, зайти и пораньше. После праздника возьмёшь расчёт у своего хозяина, – откуда-то Д. извлёк небольшой конверт и положил его между ними на столе – так, чтобы движение не бросалось в глаза. – Здесь легенда.

– А... – Клеммен вновь ощутил, как всё вокруг становится несущественным и малозначащим. Странно, но горечи он не ощущал. Пока, наверное. Мир вновь начал растворяться в розовых тонах.

– А с ней ты, вполне возможно, ещё встретишься, – ответил Д. Мир, как известно, тесен.

Клеммен поблагодарил его, и, всё ещё витая в облаках, пошёл к выходу. "Купец" отметил, что конверт он забрал – забрал, не привлекая к своему жесту внимания. Тренировки не прошли даром, и это хорошо. Положительно, из мальчишки всё-ткаи выйдет толк! Характер у него, правда, но с годами это пройдёт.

К тому же ольтийка, с которой Клеммену – волей каких-то богов довелось только что встретиться, жила здесь, в Венллене. Д. напряг память и та, как обычно, послушно сообщила имя. Андариалл Кавеллин анс Теренна. Звучное имя... впрочем, ольты выбирают имена весьма тщательно. А вот что означает, не помню, хоть убей.

Ничего, кроме имени, Д. о ней не знал. До настоящего времени. Надо бы узнать... ни одна встреча – Д. уяснил это совершенно точно никогда не бывает случайной. Может лишь казаться случайной, не более.

Хотя, если призадуматься... произвести впечатление на кого-нибудь из Теренна Ольен очень и очень трудно, со всем их обычаями и ритуалами. Ладно, пусть об этом заботится сам Клеммен. Д. дождался, когда ольтийка, улыбаясь чему-то, прошла по площади, держа в руке небольшой саквояж и вздохнул. Да... определённо хороша... впрочем, ольтийки не могут не произвести впечатления на Людей. А вот наоборот...

Похоже, что Клеммена ожидает серьёзный удар. Что ж поделать, судьба.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 20-й час

Если Д. думал, что я в конце концов упаду духом и сяду оплакивать своё невезение, то он ошибался. Конечно, эта встреча – первая и последняя; чтобы это понять, не надо быть семи пядей во лбу. Тем не мене, я прекрасно понимал, что такое – недостижимое. К тому же она ольтийка. Пройдёт сто лет, от меня не останется и воспоминания, а она будет всё такой же очаровательной.

Вот от этой мысли мне действительно едва не стало грустно, и я пошёл в своё мастерскую. Чтоб этому Д. Тёмная приснилась! Нашёл тоже время проверять мои способности. Всё ещё пребывая в неком забытьи, я уселся за стол и принялся за дело.

О чём я думал, не очень хорошо помню. За ужином хозяйка похвалила мой костюм и, судя по всему, пришла к выводу, что свидание прошло успешно. Двух других жильцов сегодня вечером не было – видимо, для них праздник уже начался.

Так что сегодня все мной остались довольны. Невероятно, не правда ли? Я вернулся в мастерскую и продолжил работу. Прямо там и заснул.

А как проснулся, неожиданно понял, что что-то всё-таки получилось. Фигурка какого-то страшненького существа – не иначе, какой-то демон из легенд, а может быть, *уар*, воинственное воплощение какого-нибудь божества, его посланник в мире смертных... В виде человека, но с лицом не то волка, не то шакала, с мечом в одной руке и небольшим щитом в другой.

Если спросите, каким образом мне пришло это в голову и как это я смог сделать такое за одну ночь – всё равно не отвечу. Потому что сам не знаю.

2. Экзамен

Венллен, Веантаи 29, 435 Д., около полудня

– Сколько нам ещё ждать? – осмелился спросить Клеммен после того, как четыре часа просидел возле стола своего начальника, наблюдая за тем, как тот работает.

– А куда ты, собственно, торопишься? – Д. поднял брови в насмешливом недоумении. – За работу взяться не терпится? Погоди, ещё не рад будешь, что её столько свалилось.

И продолжил вглядываться в глубины небольшого прозрачного кристалла. Удовлетворённо кивнул, убрал всё в стол (судя по тому, что юноше доводилось видеть, в этот стол влезало не менее тонны различных бумаг).

– Скажите, Д., – вновь заговорил Клеммен десять минут спустя. Новая форма, которую ему выдали этим утром, сидела как влитая. Несомненно, её сшили специально для него. По заказу. Когда только они всё успевают?... – А чем, собственно, вы... то есть мы... занимаемся?

Клеммен поднял глаза и наткнулся на внимательный взгляд серых глаз Д. Выражение лица его было непонятным. Задумчивым каким-то. Не отводя взгляда, он закрыл папку с бумагами.

– Очень интересно, – выговорил он наконец. – Я все эти пять лет ожидал, когда ты об этом спросишь. Пожалуй, если бы ты так и не спросил, надо было бы бить тревогу. Ну что же. Ответ очень простой: я не знаю.

Лицо юноши выразило такую гамму чувств, что Д. рассмеялся.

– Я знаю, чем занимаюсь я, – продолжил он. – Я знаю, чем занимаюстя мои коллеги. Но ответить тебе, чем занимаемся мы все, вместе взятые, я не могу.

– Постойте, – Клеммен поднял руку. – Погодите. Я считал, что вы работаете на Наблюдателей, или...

– Вот как? – Д. сдвинул брови. – Отчего ты так подумал?

– Сам не знаю, – пожал юноша плечами. – Само как-то в голову пришло. По всем признакам. Чему вы меня обучали. Что умеете сами. С кем и как работаете. Вывод, по-моему, прост.

– Поразительно, – Д. откинулся в кресле. – Почти в точку. Но мы не Наблюдатели, Клеммен, и им не подчиняемся. Хотя очень часто помогаем друг другу... – Д. задумчиво потянул себя за бороду. – И, кстати, с нами вместе работает очень много разнообразного народу. В том числе из Наблюдателей.

– И всё-таки, – Клеммен, немало довольный собой, устроился на стуле поудобнее, – и всё-таки, как бы вы назвали свою профессию?

– Видимо, следователь, – Д. пожал плечами. – Да и какая разница? Занимаемся мы, правда, тем, с чем обычные следователи дела не имеют. С тем, что остальным не по зубам...

– Я так и думал, – Клеммен кивнул и тут же заметил насмешливый огонёк в глазах своего начальника. – Честно говоря, мне несколько не по себе. С чего начнутся экзамены?

– Для начала продолжим испытывать терпение, – невозмутимо проговорил Д. и открыл свою папку. Юноша осёкся и со вздохом отвернулся. – Торопиться нам некуда. Сейчас начальство появится, тут-то тебе всё и объяснят.

Клеммен молча кивнул и продолжил изучать узоры, которыми были покрыты обе двери. Входная была, судя по всему, из дуба – старинного, тщательно обработанного, отполированная до блеска. Вторая, в которую Клеммен входил лишь два раза, была инкрустирована золотой проволокой. Узор, несомненно, имел некий смысл – но спрашивать здесь имеет смысл, только когда попросят. Дисциплина у Д. и его организации железная, и задавать лишние вопросы отучаешься очень и очень скоро...

Клеммен уселся, уперев подбородок в ладонь и прикрыл глаза. Отчего он так беспокоится, в самом деле? Или золотистые волосы всё ещё не желают оставлять его в покое?..

Венллен, Веантаи 28, 435 Д., вечер

Праздник прошёл бестолково.

Вещи приходилось собирать осторожно и незаметно, чтобы хозяйка не вздумала помогать. Общительная она у нас, и деятельная. Больше всего она любит сесть и обстоятельно, за чашечкой кофе, рассказать обо всех своих детях – если считать их всех вместе с потомками, то выходит весьма внушительное число... Не настроен был Клеммен собираться под её присмотром – тем более, что о своём отъезде ещё не говорил, как и было приказано.

В общем-то, даже и не приказано. Нет нужды приказывать. Д. приказывал только первое время, пока ветер без помех дул в голове юноши в любом направлении. Потом достаточно было намёка. Теперь и намёка как такового не было нужно: ситуация говорила сама за себя. Легенда у Клеммена была создана на совесть, и вживаться в неё было легко; не было необходимости с изматывающей тщательностью следить и помнить, что, где и кому говоришь: Д. и его подчинённые поддерживали каждую легенду множеством дополнительных деталей. Самое трудное, говорил Д. неоднократно, это не доводить легенды до полного совершенства, до исчерпывающих деталей. У всякого человека должно быть немало незаполненных мест в душе и биографии, как и у правильно огранённого камня обязаны быть места, кажущиеся нетронутыми – иначе совершенство такого камня мёртвое. Полное. А за полным и абсолютным совершенством следует, как хорошо известно, распад.