Текст книги "Мозаика (книга первая)"

Автор книги: Константин Бояндин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Он же предлагал тебе уйти к ним, в помощницы? – шепнула Тери как–то раз, когда эль–Неренн в очередной раз вернулась из большой кухни в «малую», сняла полагающиеся фартук, колпак и тонкие белые перчатки и присела в уголке – отдышаться. – Чего ты ждёшь?

– Чего–то другого, – отозвалась эль–Неренн равнодушно. Инни и Тери переглянулись, в их взглядах отразилось мнение об умственных способностях альбиноски. – Повар из меня всё равно не выйдет.

Случайно или нет, следующую неделю эль–Неренн работала в теплицах – «владении» Тери. При всей своей бестолковости, «огонёк» умела обращаться с растениями. И, вступая на свою территорию, преображалась – покрикивала, если эль–Неренн не выполняла распоряжения в точности, пыталась казаться грозной и строгой. Её внешний вид этому нисколько не способствовал.

Ещё через неделю эль–Неренн стала приводить в порядок многочисленные картины, статуэтки и так далее – в доме, где только жилых комнат было три десятка, а крыло для прислуги рассчитано на сорок человек, такой работы всегда много. Работа была монотонной, но эль–Неренн она нравилась больше любой другой. Похоже, это заметили, потому что отныне эль–Неренн работала только «пылетёркой», как выразилась Мегин, или помощницей – у поваров.

– – -

– Как ты можешь этим заниматься? – поинтересовалась Мегин (шёл сорок третий день работы эль–Неренн). – Ходить, вытирать статуэтки, картины, гравюры. Тоска зелёная.

Что–то было в Мегин. Умела она смотреть в глаза так, что почти сразу разбирал смех. Двигалась со странной грацией, по–кошачьи и по–змеиному одновременно. И почти всегда от неё доносился слабый запах лаванды.

– Посуду мыть интереснее? – эль–Неренн взглянула в глаза судомойке. Той было двадцать шесть, Мегин при первой же возможности поведала, с захватывающими подробностями, историю своей жизни. По её словам, она была родом ни много ни мало из семьи обедневших потомков Великого Дома Рейстан. Возможно, ожидала подобных откровений и от новенькой. Ожидания не оправдались.

– Гора–а–аздо, – Мегин закатила глаза, изображая неземной восторг, и эль–Неренн не сдержалась, рассмеялась. Риккен, собиравшая за соседним столом головоломку, обернулась и одарила их обеих недружелюбным взглядом. – Идём, поможем! – Мегин схватила эль–Неренн за рукав, потянула за собой, в сторону Риккен. Тери, Инни и Тимо стояли вокруг «молчуньи», глядя, как та ловко укладывает кусочки. – Без меня ей не справиться.

– Этот – сюда, в угол, – указала Мегин, когда Риккен задумалась больше, чем на пять секунд. «Молчунья» не обратила внимания. – В угол, точно говорю. Вот…

Она успела увернуться. Риккен попала бы прямо в лоб.

– Нет, вон туда, на правый край, – предположила эль–Неренн. Напряглась, ожидая ещё одного взмаха кулаком, но Риккен подумала, взглянула ей в глаза и кивнула. Оставшиеся три десятка кусочков она добавила сама, почти не тратя времени на размышления.

Получился красивый морской пейзаж. Эль–Неренн с удивлением смотрела, как кусочки «сплавляются», срастаются в цельную, безупречно гладкую картину. Надо же! Хозяева не жалеют денег на подобные развлечения.

– Попробуешь? – Риккен жестом предложила эль–Неренн сесть рядом. Тимо и Инни переглянулись. Сама эль–Неренн слышала голос Риккен только тогда, когда «молчунья» дежурила по ночам – из «колокольчика».

Эль–Неренн кивнула.

– Сколько сделать? – спросила Риккен.

– Сделай, как себе, – отозвалась Инни. – Десять и пятнадцать.

Риккен положила ладони на края «картины», резко по ним стукнула. Новые линии разрезов пробежали по поверхности и… «картина» подскочила вверх, распадаясь на «осколки». Эль–Неренн едва не упала со стула от неожиданности. Тимо и Мегин рассмеялись, Риккен – улыбнулась краешками рта.

Эль–Неренн потребовалось не так уж много времени. Все остальные следили за тем, как она собирает, затаив дыхание. Трижды она не была уверена, куда поместить кусочек, и дважды, по примеру Риккен, отмахивалась от Мегин с её советами.

– Семь минут двадцать секунд, – объявила Инни. – Новый рекорд. Рики, ты проиграла! Проиграла!

Риккен кивнула. Вид у неё был довольный – словно не проиграла, а выиграла.

– Ньер, она сделает то, что ты скажешь, – подала голос Мегин. – Такой уговор. Не теряйся!

– Всё, что угодно? – не поверила эль–Неренн.

– Ну, почти всё, – Мегин выразительно посмотрела на Риккен. – «Ушки гладить» она не умеет, лучше Инни попроси. А вот…

Увернуться не получилось. На этот раз Мегин получила по лбу.

– …играть она умеет, – продолжила Мегин, словно сама решила присесть на пол. – Попроси её сыграть.

– Попроси, попроси! – подхватили Инни и Тери. Эль–Неренн взглянула в глаза «молчуньи», та кивнула и вышла из общего зала.

Она вернулась минуты через три с «радужной арфой». Инструмент был небольшим, высотой в локоть и лёгким, а вместо струн – когда его включили – пространство заполнили тонкие мерцающие лучи света, всех цветов радуги. Эль–Неренн зачарованно следила, как Риккен играет – движения пальцев поблизости от лучей позволяли извлекать прекрасные звуки.

Ей показалось, что она помнит и мелодию, и саму песню – несомненно, это была песня. Что–то знакомое.

Там, где осталась… там, где осталась белая мгла… белая снега мгла…

Однако Риккен не доиграла. Вызов. Тряхнула головой, поджала губы и торопливо выбежала из зала. Арфа, всё ещё включенная, осталась на столе. Эль–Неренн протянула руку к лучам – ни звука.

– Зря стараешься, – покачала головой Мегин. – Других она не слушается. Эх, ни разу она не доиграла, всё время что–то мешает…

* * *

Второго полнолуния – второго за время работы в поместье – эль–Неренн ожидала с опаской. Но ночное светило успело взойти – а ничего особенного не происходило. Как в предыдущий раз – некоторое время звенело в ушах, да и прошло. Девушка «вооружилась» – инструменты для ухода за картинами и гравюрами входили в небольшую сумку – и отправилась на второй этаж, в северную гостиную и примыкающие комнаты. Там, где больше всего статуэток и картин – где больше всего работы.

Вроде бы и людей не очень много в доме, и кондиционеры задерживают лишнюю пыль, а проходило всего три дня – и нужно заново чистить.

Хозяева ещё не уснули – Веранно ложится спать далеко за полночь; её двоюродная сестра вообще предпочитала отсыпаться днём. Но они не покидали своих апартаментов. Раз или два эль–Неренн замечала, что младший сын Райвин – так звали двоюродную сестру Веранно – откровенно следит за тем, как она работает. Словно смотрит на учёную обезьяну в цирке. Но мальчишке быстро надоедало это занятие – альбиноска не обращала внимания на взгляды, а когда мальчишка чего–нибудь требовал – всякой ерунды, только чтобы заставить служанку подойти к себе – эль–Неренн была неизменно почтительна и спокойна.

Камин на восточной стене был декоративным. На полке выстроилось целое войско – крохотные глиняные воины, среди которых легко узнавались великие полководцы прошлого. Эль–Неренн улыбнулась и, осторожно поднимая фигурки одну за другой, смахивала с них пыль кисточкой. Оставляла их в точности в том же месте и положении.

– Моя непобедимая армия, – прошептала эль–Неренн, улыбнулась глиняному войску и поклонилась так, как должно приветствовать войско. И тут…

…зазвенело в ушах. Из словно забило ватой – собственное дыхание стало неожиданно громким, звуки дома угасли, исчезли. Эль–Неренн опустила взгляд – шнурок, «колокольчик», не светился. Никто не вызывает её.

Нужно было остаться в комнате, подумала эль–Неренн. Оказалось, в правой руке она сжимает глиняного солдата. Чудо, что не разломила фигурку. Вернула статуэтку на место…

…и ноги перестали держать. Успела схватиться за решётку перед очагом. Тут же полегчало. Шум в ушах становился всё громче. Звуки начали отдаваться эхом.

– Приключения, – прошептала эль–Неренн. Голос стал хриплым, неприятным – как тогда, после событий в карцере. Как у…

…Хольте. Такой же голос. С призвуком скрежета.

– Нашла себе приключения, – проговорила эль–Неренн и направилась прочь из гостиной. Ноги едва держали. Короткий путь – через парадную лестницу и вниз, но если заметит теарин, взбучки не миновать. Леронн действительно использовала кнут по назначению – и чаще всего доставалось Мегин и Мейсте. Но если Мегин считала это своего рода игрой, то парень переживал – не потому, что было больно, а потому, что боялся – это читалось в глазах – чего–то ещё.

Длинный путь – через второй западный коридор на втором этаже.

Зеркала. Латунные, по обе стороны. Дюжина зеркал. Едва эль–Неренн поравнялась с первым, как испытала то же чувство, что и во время давешнего сна там, в доме у инспектора. Резь в глазах. Сильное, неприятное внимание оттуда, из глубин зазеркалья.

Она пробежала бы меж зеркал, но ноги едва позволяли плестись. Жгло затылок, глаза горели так, словно в них бросили горсть песка, звуки и запахи накатывали, словно прибой.

Шаги. Идущий был далеко – за поворотом налево – и двигался тихо, но эль–Неренн казалось, что сотня солдат в стальных сапогах идёт строем по стальному же мосту, в нескольких шагах от неё.

Отпустило.

Если бы не дрожь в руках, эль–Неренн сочла бы, что всё прошло. Она направилась вроде бы в свою комнату, но отчего–то пришла на кухню.

– – -

– Что такое? – Асетт повернула голову. Эль–Неренн вошла, явно не обращая внимания на окружающее. Губы альбиноски подрагивали, верхняя губа открывала кончики клыков. Двигалась эль–Неренн неуверенно, словно ноги плохо слушались. С размаху уселась на стул у входа; сумка соскользнула с её плеча, её содержимое высыпалось на пол. Эль–Неренн не обратила на это внимания.

– Ньер? – Мегин подбежала к ней, присела, взяв эль–Неренн за руки. Осторожно прикоснулась кончиками пальцев к правой щеке девушки. Вгляделась в глаза. Тихо рассмеялась и, подбежав к Асетт, что–то шепнула той на ухо.

– Идём–ка, – Асетт помогла эль–Неренн подняться. – Осторожно, не упади. Мегин, подбери её вещи. Инни, последи за плитой, пока меня не будет.

Вдвоём Асетт и Мегин отвели эль–Неренн к ней в комнату. Обе впервые переступали порог её; эль–Неренн не торопилась приглашать никого, кроме Тимо, к себе – и сама не очень–то стремилась увидеть, как живут остальные. Мегин восхищённо осмотрела книжные полки, и готова была что–то сказать, но Асетт жестом не позволила ей.

– Что со мной? – эль–Неренн не припомнила, чтобы раньше с ней было подобное. Болели все мышцы и суставы, ей было жарко. Произнести три слова оказалось нелёгким трудом – ни губы, ни язык не слушались.

– Что и должно быть, – Мегин осторожно опустила ладони ей на плечи, провела по ключицам, осторожно сжимая пальцы – даже сквозь платье прикосновение отдавалось жаром. – Сейчас выпьешь лекарство и ляжешь спать. – Это было настолько непохоже на обычную Мегин, что эль–Неренн сразу догадалась, о каком «лекарстве» идёт речь.

– Там… в ванной, на полке, – эль–Неренн попыталась махнуть рукой, но не смогла. Но Мегин всё поняла и секунд через десять уже вернулась, с бутылочкой в руке.

Настой действительно оказался горьким. Если бы Асетт не велела запить его обычной водой, пошёл бы обратно.

Асетт и Мегин помогли эль–Неренн снять верхнее платье и туфли, улечься – прямо на покрывало.

Мегин присела у изголовья кровати.

– Приятных снов, – шепнула она, провела ладонью по лицу эль–Неренн. Той показалось, что она тонет в горячем, необычайно приятном на ощупь сиропе. Тонуть было вовсе не страшно. – Отдыхай.

Шаги. Погас свет, дверь комнаты захлопнулась. Сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату просачивался лучик лунного света. Эль–Неренн тонула, тонула, тонула… но комната волшебным образом оставалась вокруг неё.

– – -

Эль–Неренн рывком уселась.

Она летела куда–то, в облаках, где воздух был горячим и легко поддерживал её. Зеркала иногда появлялись, то справа, то слева – но никто не выглядывал из них, не бросал песок в глаза, не причинял боли. Мир был полон тепла и света. Она летела, долго летела…

– Где я? – прошептала эль–Неренн. Тут же поняла, где. Единственным освещением в комнате был всё тот же лучик лунного света – успевший проползти по стене и забраться на книжные полки. Но комната была настолько ярко освещена, что эль–Неренн видела каждый штрих узора на стене, напротив, прекрасно видела заглавие каждой из книг, каждый прутик и изгиб ивового коврика у входа.

Два коврика… один тростниковый, на котором оставляли обувь вошедшие, другой – ивовый, жёсткий – рядом. Предмет не из дешёвых, ива здесь не растёт. Эль–Неренн пыталась узнать, зачем нужен ивовый, но Мегин только расхохоталась, и у других эль–Неренн предпочла не спрашивать.

Эль–Неренн прижала ладони ко лбу. Мысли путаются. Попыталась встать – смогла. Суставы ещё ныли, но в целом она чувствовала себя настолько хорошо, что хотелось петь и плясать. Эль–Неренн засмеялась – звук оказался серебристым, чистым и приятным, никакого хрипа.

Она подошла к зеркалу.

Отражение улыбалось в ответ; иголочки не вонзались в затылок.

– Здравствуй, – эль–Неренн прикоснулась к стеклу ладонью. – Тебе тоже хорошо? Вот так бы всегда…

Отражение полностью согласилось с ней, повторив кивок своей хозяйки и одарив такой же белозубой улыбкой. Ой… а это что?

Эль–Неренн придвинулась к зеркалу. Пятнышки. На стекле. Показалось, что на щеке и шее отражения россыпь слабо различимых, тусклых, словно гнилушки, точек. Эль–Неренн повернула голову – пятнышки двигались вместе с отражением.

В замешательстве, эль–Неренн прикоснулась к тому месту, где – чуть ниже подбородка – было одно из самых крупных пятнышек.

Горячо. В месте прикосновения. Рядом – кожа ощутимо прохладнее.

Эль–Неренн засмеялась. Повернулась боком – сеть точек опоясывала шею. Сбросила нижнее платье, тонкую майку – прямо на пол, всё равно всё промокло от пота – повернулась, глядя на свою спину в зеркале.

Сложная паутина точек, все зыбкие, все плывут; одна, чуть левее – или правее? – позвоночника, между лопаток, была крупной и красноватой.

– Я всё вижу, – прошептала эль–Неренн, глядя на саму себя, закутанную в серебристую мантию, в слабое неверное свечение. Наклонила голову. Видно! Затейливая петля, что опоясывала – в зеркале – живот, была видна и на ней самой. Хуже, чем в зеркале, но видна.

Как жарко в комнате!

Эль–Неренн потянулась к полке, где была энциклопедия. Вытащила нужный том. Зрение было необычайно острым. Открыла одну из страниц… там была гравюра, изображающая женщину, завёрнутую в серебристую мантию. Точки на мантии и то, что эль–Неренн видела в зеркале, было очень похоже.

– Я вижу, вижу, вижу, – шептала эль–Неренн, вглядываясь в гравюру. По краям изображения была сложная вязь букв. Старое Ронно. Ей всегда хотелось перевести подобные надписи, но язык она знала плохо – и не у кого учиться.

Буквы дрогнули… эль–Неренн показалось, что они сплавляются, движутся, сами собой становятся буквами знакомого языка. Здешнего языка, нового Ронно.

– «Поймает сетью снов, прикосновенье бури откроет дверь во мглу, где обретёт покой», – продекламировала она. Захлопнула книгу, легко запрыгнула на кровать, с места. Взяла другой том, стихотворения – двуязычное издание. На левых страницах был текст на забытых или древних языках. Эль–Неренн открыла наугад.

– Люди–призраки, как вы медлительны, – шептала она, глядя, как буквы меняются, становясь знакомыми и понятными. – Как по разному безобразны вы… Заточённые в мрачной обители… беспробудно спящего разума…

Справа был перевод. Но он показался куда менее интересным, чем то, что эль–Неренн прочла сама.

Она спрыгнула на пол. Её переполняла сила. Эль–Неренн старалась двигаться осторожно, чтобы ничего не сломать. Подошла к картине – художник изобразил три крупных корабля, потрёпанных штормом – на входе в гавань. Пурпурное небо, сизые и чёрные тучи на горизонте.

– Он был там, – произнесла эль–Неренн, вглядываясь в картину. – Он был там, это точно! На среднем корабле… – она снова засмеялась. Звук смеха понравился ей.

Взглянула на часы. Не прошло и часа, как её уложили здесь… детское время, нет и двенадцати. И всё уже прошло. Точно, изумительное лекарство. Эль–Неренн приоткрыла бутылочку, принюхалась. И пахнет приятно… почему она раньше этого не замечала. Поднесла к губам. Горечь, но особая – ощущался сладковатый привкус. Можно пить. И даже запивать не нужно. Она отпила немного, закрыла бутылочку.

Надо пойти к остальным, рассказать им про картину. Они ведь не знают.

– – -

Эль–Неренн выглянула в коридор. Вроде бы никого. Тери должна дежурить на входе в женскую половину, но если Тери зачитается – пиши пропало, можно вынести всё, она и не заметит.

Добежать до душевой оказалось легко. Душ был и у неё, но такой крохотный и тесный – на кого рассчитывали, на швабру? Эль–Неренн юркнула в душевую. Никого. Отлично. Пять минут водных процедур – и всё, можно идти к остальным.

Вот странно. Прежде она тратила минут по десять, чтобы облачиться в форму, столько там всего. Теперь – за три минуты получилось. Глянула в зеркало – всё в порядке, ничего не забыла, всё надела правильно. Тимо была бы довольна. Интересная у неё работа, у Тимо – докладывает о звонках, о визитах, проверяет, правильно ли одеты. «Я – вестница», гордо заявила Тимо как–то раз и сильно обиделась, когда эль–Неренн рассмеялась.

Какую шапочку – серо–зелёную, обычную, или красно–чёрную?

А зачем красно–чёрную? Эль–Неренн провела ладонями по шее, поднесла их к лицу. Ничего особенного. Всё кончилось – быстро, как врачи и говорили. Человек «под луной» никогда не чувствует себя таким бодрым, голова никогда не бывает настолько ясной. Надела серо–зелёную и, ещё раз взглянув на картину, выскользнула наружу.

Тери, конечно, читала. Эль–Неренн хотела проскользнуть незаметно – и проскользнула бы, пара пустяков – но решила задержаться. Прислонилась к косяку, глядя в сторону. Тери читала, и книга, должно быть, была интересной – «огонёк» никогда не умела скрывать эмоции.

– Ой! – Тери чуть не подпрыгнула. – Ньер! Почему ты… зачем вышла? Не спится?

Эль–Неренн присела, пристально глядя на рыжеволосую. Тери отчего–то покраснела, хотя читать на посту не запрещалось – если ничего не пропускаешь. Вижу, поняла эль–Неренн. Вижу. Не так ясно, как на себе самой… видна была та же сеть слабо светящихся точек – только располагались они немного не так, как у самой эль–Неренн. Те, что опоясывали шею, казались дорогим и диковинным ожерельем. И – эмоции. Эль–Неренн сразу осознала, что Тери напугана, ощущает вину, что ей недавно было очень, очень хорошо, что она сидит здесь недавно, что…

Запахи. Они тоже ощущались раздельно и чётко. Ага… ясно, почему тебе было так хорошо. Печенье. Пирожные. Тери–сладкоежка… на посту строго запрещается есть и пить, но Тери не смогла удержаться.

– Пирожные? – прошептала эль–Неренн, придвигаясь ближе. Тери кивнула с несчастным видом. На предыдущих выходных ей не позволили взять отпуск – в наказание, и Тери очень рассчитывала на ближайшие выходные. Точнее, уже не рассчитывала, судя по тому, что чуяла эль–Неренн.

– Вкусные? – эль–Неренн придвинулась почти вплотную… Что–то ещё… что–то ещё ты делала в нарушение правил.

Тери кивнула вновь, покраснела, как помидор.

Эль–Неренн рассмеялась (Тери вздрогнула), выпрямилась.

– Я не скажу, – пообещала она. – Но крошки лучше убрать.

Тери энергично кивнула несколько раз, улыбнулась… спрятала лицо в ладонях. Смущается легче, чем Тимо.

– – -

В общем зале были Риккен, Мегин, Асетт и… Мейсте. Парень сидел на мужской половине (он единственный никогда не решался перейти на другую, хотя особых запретов, кроме взгляда Леронн, не было) и издалека смотрел, как Риккен собирает головоломку. Ему, похоже, очень хотелось подойти поближе, но он не решался.

Изобилие ощущений вынудило эль–Неренн остановиться на пороге. Картины на стенах… барельеф на стене над камином… узор на полу, расположение мебели. Во всём этом ощущался явный, но невидимый ранее смысл. Эль–Неренн рассмеялась. Новым, «серебристым» смехом. Мейсте вздрогнул и едва не упал со стула, Риккен уронила пригоршню кусочков головоломки, а Асетт едва не упустила небольшой серебряный бокал, который протирала мягкой тряпкой.

Мегин подбежала к вошедшей.

– Ты что, подруга? – прошептала она в недоумении. – Куда тебя понесло? Идём, помогу тебе… – она взяла эль–Неренн за рукав, Замерла. Всмотрелась в глаза альбиноски. Придвинулась ближе, медленно приоткрыла рот. Эль–Неренн чуть не рассмеялась вновь. Использовать «верхнее чутьё» считалось – при людях – дурным тоном, но Мегин и здесь делала, что хотела.

– С ума сойти, – Мегин покачала головой, отодвигаясь. – Мне бы так… С ней всё в порядке, – объявила она громко.

Мегин… от неё пахло – слабо, но отчётливо – лавандой и тем же самым настоем. Зачем он ей? Никаких признаков того, что судомойка «под луной». Что–то ещё. Мегин чего–то боялась, очень боялась. Но чего – пока не было ясно. И было что–то в ней непонятное, скрытое.

– Ты другая, – медленно проговорила эль–Неренн. Мегин вздрогнула, отшатнулась. – Ты не та, кем кажешься.

Мегин некоторое время смотрела на неё широко раскрытыми глазами и… рассмеялась.

– Прошло, но не всё, – она взяла эль–Неренн под руку и повела к столу, где сидела Риккен. Мейсте провожал их взглядом. Эль–Неренн успела осознать, что Мейсте обижен – на кого, непонятно – что его не так давно наказали без повода, что он тоже чего–то боится. Странные люди. Как можно чего–то бояться, когда мир так прекрасен?

– Глазам не верю, – Асетт подошла поближе. Судя по тому, что ощущала эль–Неренн, кухарка не верила не только глазам. Также стало ясно, что у неё вновь разболелась поясница, что немного болит голова, как и во время других полнолуний, что не так давно ей кто–то выговаривал. Кто? Леронн? Госпожа?

– Давай сначала, – Мегин указала на часы. – Ньер, садись поближе. Рики идёт на рекорд.

Риккен перемешала фрагменты, посмотрела на Мегин. Та некоторое время ждала, глядя, как бегут секунды и махнула рукой.

Мейсте. Осторожно подошёл поближе. Мегин посмотрела на него, улыбнулась, кивком головы указала – садись поближе.

Риккен нервничала – было видно. Несколько раз роняла кусочки, но продолжала собирать. Она тоже чего–то боится, или мне уже мерещится? – подумала эль–Неренн.

Наконец, последний фрагмент был уложен.

– Семь минут ровно! – объявила Мегин. – Ньер, ты проиграла! Соблюдаем уговор?

«Уговор» означал попросту «желание». Обычно всё сводилось к какой–нибудь мелкой услуге. Риккен, по словам Инни, всегда всех обыгрывала – как и в этот раз.

Эль–Неренн взглянула в лицо «молчуньи».

– Что я должна сделать?

Риккен долго думала, улыбнулась и встала.

– Я скажу. В другой раз. Не бойся, ничего страшного.

– Ньер, не хочешь попробовать? – Мегин кивнула в сторону собранного пейзажа – фрагменты успели срастись в единое целое.

Эль–Неренн отрицательно покачала головой. Риккен явно стало лучше оттого, что она победила. Пусть ей и будет лучше.

– Жаль, – Мегин погрустнела. – Ну ладно. Тогда я пошла.

Проходя мимо Мейсте, Мегин протянула руку и погладила того по щеке. Мейсте вздрогнул, опустил голову. Едва лишь Мегин скрылась за дверью, как парень тоже покинул зал – через ту же дверь.

– С тобой всё хорошо? – спросила Асетт, глядя вопросительно на эль–Неренн. Та кивнула.

– Тогда спокойной ночи, – кухарка медленно встала.

Риккен тоже пожелала спокойной ночи и, вместе с Асетт, покинула общий зал.

Эль–Неренн задержалась. Походила по залу, глядя на картины. Ощущения от взгляда на них были не такими сильными, как там, в комнате. Посмотрела на собранную головоломку, спрятала её в коробку, где лежали остальные такие же и направилась к себе. Стоило раздеться и лечь, как моментально заснула.

* * *

Ночь выдалась спокойной – ни одного вызова. Когда Хейнрит не донимал эль–Неренн неожиданными желаниями, это делал сын Райвин. Но сегодня и он не потревожил. Как хорошо…

Эль–Неренн вскочила на ноги и первым делом подошла к зеркалу. Никаких точек. Отражение как отражение. В глаза смотреть не стала.

Картина тоже не вызывала никаких ощущений. Ну совсем никаких. И почему вчера показалось, что автор её прибыл на одном из кораблей?

Эль–Неренн открыла тот самый том энциклопедии, ту самую страницу. Разумеется, буквы не стремились никуда сдвигаться, изменяться… всё–таки это последствия короткого свидания с луной. Не более того. Девушка хотела уже бросить том на кровать (настроение испортилось… ведь всё было лишь плодом воображения), но…

Строки. Те, в которые превратились буквы. Они не возникли перед взглядом, но просто пришли на ум. Интересно…

Вторая книга – тот самый сборник стихотворений. Эль–Неренн открыла его на той же странице и всмотрелась в текст на Старом Ронно. Смотрела долго, уже собралась отложить книгу и…

Слова пришли. Просто возникли из ниоткуда, пришли на ум. «Люди–призраки, как вы медлительны…»

– Это всё–таки было, – произнесла эль–Неренн. Голос тоже стал обычным. Никакого призвука «серебра». – Это было.

Надо посмотреть на другие книжки. А пока что – умыться и идти завтракать. Асетт встаёт рано, можно будет вернуться к себе в комнату – если не будет поручений.

На столике у кровати, рядом с часами, стояла бутылочка. Тот самый настой. Бутылочка была наполовину пустой.

– Это что, всё я? – ошеломлённо спросила эль–Неренн, обращаясь к самой себе. Вроде бы выпила столовую ложку – Мегин налила – да потом отхлебнула. Один маленький глоток.

Но выпито было больше, намного больше.

Эль–Неренн взяла бутылочку, открыла. Поднесла к губам, сделала глоток…

Закашлялась, бросилась в ванную комнату. Стошнить не стошнило, но могло. Какая гадость! Запила водой, долго полоскала рот. Ужас… Вернулась в комнату.

Отражение. Эль–Неренн присмотрелась, вздрогнула. Подбежала к шторам, задёрнула их. Вернулась к зеркалу.

Точки. Видны. Очень слабо, но видны. Всё те же, всё там же. Эль–Неренн подошла к картине. Долго смотрела, то подходя, то отступая. И верно – вновь пришла уверенность, что автор прибыл на среднем корабле. Не такая сильная, как вчера, но ясная уверенность.

Вот как. Надо будет посмотреть на другие книги, на другие картины! И спросить у врача, не опасно ли пить настой в таких количествах. Там явно что–то есть – ведь раньше ничего подобного не происходило. Не иначе, слабый наркотик. А жаль… так всё интересно! Эль–Неренн вздохнула, отвернулась от зеркала и принялась одеваться.

– – -

Работа нашлась. Та, которой занималась Мегин. Судомойка не явилась в обычное время – хотя всегда вставала рано. Асетт это ничуть не встревожило. Два часа спустя, когда и прислуга, и хозяева закончили завтрак, и с посудой было закончено, эль–Неренн рискнула подойти к врачу.

Хантвин встретил её улыбкой. Он редко говорил с прислугой, но обращался со всеми ними, как с равными. К неудовольствию Леронн.

– Да, теарин?

Если бы Леронн была рядом…

– Настой, – эль–Неренн не сразу смогла начать. – Тот, который… который нужно пить, когда…

Врач кивнул.

– Да, конечно. Кончился?

Эль–Неренн кивнула.

Врач открыл шкафчик. На средней полке стояло пять бутылочек – две покрупнее, три поменьше.

– И… сколько можно взять?

– Да хоть все, – врач рассмеялся. – Мегин сейчас привезёт ещё, я направил её в аптеку. Понравилось?

– Нет, гадость, – возразила эль–Неренн. Для разнообразия сказать правду. – Но мне после него стало лучше. И вчера, и сегодня.

Врач кивнул.

– Да, правильно. Только не пейте больше двух столовых ложек в день. Если хоть что–то будет не так – немедленно прекращайте пить и скажите мне. Я подыщу замену.

– Там нет ничего… сильнодействующего?

– Нет, – врач пожал плечами. – На этикетке указан состав. Травы, немного спирта, витамины. Привыкания не должно быть. Почему вы интересуетесь?

– Мама, – ещё одна ложь ничего не изменит. – Она не доверяла лекарствам.

– Ничего страшного, – врач встал. – Его у нас пьют все, включая госпожу. Если позволите…

Намёк понятен. Эль–Неренн присела у шкафчика. Врач кивнул, отвернулся и принялся перекладывать что–то в сейфе. Девушка некоторое время боролась с искушением взять всё. Поборов искушение, взяла две бутылочки побольше, одну – в форме фляжки – поменьше, и вышла.

– – -

Эль–Неренн, с сумкой и всем снаряжением для уборки, вернулась в северную гостиную. Пятнадцать больших картин на стенах, две дюжины поменьше. Пять больших картин вызывали сильное ощущение «присутствия» – протяни руку, прикоснись к полотну и войдёшь туда, в изображённое место.

Пятая слева картина была той же, что и у неё – три корабля в гавани. Эль–Неренн подошла к ней, вглядываясь. Никакого чувства. Картины справа и слева «откликались», казались более – живыми? – а эта не вызывала никакого чувства. Интересно, почему?

– Вам нравится?

Веранно. Госпожа ан Эверан. Эль–Неренн обернулась, глубоко поклонилась, замерла, опустив голову. Веранно подошла поближе, улыбаясь.

– Да, госпожа. Такая же висит у меня в комнате.

– Копия, – поправила госпожа. – В гостиных у меня – только оригиналы. Вы очень аккуратны, эль–Неренн. Мне нравится, как вы обращаетесь с картинами.

– Спасибо, – эль–Неренн поклонилась. – Могу ли я спросить, госпожа?

– Да, конечно.

– Госпожа, мне кажется, что копия – здесь. В моей комнате оригинал, – догадка пришла неожиданно, обдумывать её было некогда.

Даже не глядя в лицо Веранно, девушка ощутила, как та удивилась.

– Почему вы так решили?

– Не знаю, госпожа. Ощущение. Очень сильное ощущение.

– Принесите картину сюда, – распорядилась госпожа. – Если теарин спросит – я приказала.

Эль–Неренн вернулась через пять минут.

Веранно долго рассматривала картину. Приказала снять «репродукцию». Долго сравнивала. Нахмурилась, глядя куда–то в сторону. Затем аккуратно положила обе картины на стол и поманила девушку к себе.

– Что вы думаете об остальных картинах, эль–Неренн?

– Госпожа, – эль–Неренн склонила голову. – Простите. Я не так хорошо разбираюсь в картинах…

– Не беспокойтесь. Вы были правы, оригинал был у вас в комнате. Просто скажите, что вы думаете об остальных.

Эль–Неренн кивнула и подошла, вместе с госпожой, к коллекции. Некоторое время ходила, всматриваясь, вслушиваясь в ощущения. Молча указала на все те «живые» картины, от которых исходило непонятное ощущение присутствия. Веранно кивком поблагодарила, подошла к столу.

– Спасибо, эль–Неренн. Пожалуйста, заберите эту картину. Повесьте туда, где она была.

– Оригинал?! – не поверила ушам эль–Неренн. Веранно кивнула.

– Да, оригинал. Вы не ослышались. И прошу, никому ни слова.

У неё что–то с печенью, подумала эль–Неренн. Она не понимала, откуда пришло это знание. Просто пришло. Или она уже слышала это от кого–то? Нет, не вспомнить. Наверное, слышала.

– – -

– Откуда это у тебя? – теарин Леронн возникла, словно из–под земли. Вначале эль–Неренн не понимала, почему старшей почти никогда не видно. Потом стало понятно – Леронн почти всё время проводит у себя «на посту», у телефона – этажом выше входа в комнаты прислуги. Когда звонков не ожидалось, Леронн обходила поместье. Когда она отдыхала – никто не знает. Даже если её вызывали среди ночи, она отзывалась – почти сразу.