Текст книги "Ватсьяянана, или Юность автора Кама-сутры"
Автор книги: Константин Рыжов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Дальше – больше! Ближе к вечеру Мандаравати позвала Ватсьяяну в свою светёлку и попросила помочь ей перемотать шерсть. Интимная обстановка и сам характер их занятия (Ватсьяяна сидел с широко раздвинутыми руками, а Мандаравати сматывала с них нитки в клубки) весьма располагали к непринуждённой беседе.
– Давно хотела узнать у тебя, красавчик, – спросила жена брахмана, – скольким женщинам в нашем городе ты уже успел разбить сердце? Думаю, их было немало.
– Вы шутите, госпожа, – попытался разубедить хозяйку юноша. – Брахмачарину не подобает помышлять о женщинах; к тому же у меня нет необходимого досуга, ведь всё моё время без остатка отдано изучению вед и душеспасительным размышлениям.
– Значит, все твои помыслы обращены к божественным предметам? – спросила Мандаравати, пряча в черных живых глазах улыбку.
– Иначе, зачем бы я приехал в этот город?
– Скажи тогда, дружок, – усмехнулась хозяйка, – какая небесная апсара исцарапала тебе всю спину?
– Откуда вы об этом узнали, госпожа? – изумился Ватсьяяна.
– Всё очень просто, – без тени смущения объяснила Мандаравати, – я подсматривала за тобой, когда ты совершал омовение. Чему ты так удивляешься? Разве тебе самому не приходилось прятаться в прибрежных зарослях, наблюдая за купанием девушек? А ведь женщины слеплены из того же теста, что и мужчины. У них тоже есть любопытство.
– Я вспомнил, – попытался оправдаться Ватсьяяна, – два дня назад собаки загнали меня в колючие заросли. Наверно, тогда и…
Мандаравати встретила его неуклюжую ложь весёлым смехом.
– Милый мальчик, – сказала она, – возможно, я кажусь тебе глупой старухой, но поверь: отличить случайные ссадины от царапин страсти мне пока по силам.
– Ваша проницательность, госпожа, – пробормотал юноша, – поистине безгранична и может сравниться только с вашей добротой.
Жена Харидатты отложила клубок, села на софу рядом с Ватсьяяной и погладила его по щеке.
– Не бойся, – вкрадчиво произнесла она, – я не собираюсь никому доносить. Просто жаль отдавать тебя в руки уличных женщин. Они научат тебя царапаться и кусаться, откроют глаза на сотни других никчемных вещей, предадутся с тобой изощрённому сладострастию, но позабудут рассказать о самом важном – о нежности и теплоте.
– Чего вы хотите от меня, госпожа? – спросил окончательно сбитый с толку Ватсьяяна.
– Хочу обучить тебя искусству поцелуев, – отвечала Мандаравати. – Пылкие сластолюбцы, не придают им значения, но для тех, кто привык пить напиток любви маленькими глоточками, поцелуй был и остаётся источником неиссякаемого очарования.
Жена Харидатты сняла с пальцев юноши витки шерсти и приблизила своё лицо вплотную к его лицу. Взволнованный Ватсьяяна ощутил лёгкое, как дыхание, прикосновение её уст.
– Знай, – сказала Мандаравати, – если девушка своими губами мельком дотронется до твоих – это поцелуй воздушный. Целовать долго и страстно ей мешает стыдливость. Но если девушка на мгновение забудет о своей стеснительности, закроет глаза, возьмёт твои руки и позволит лёгким укусом схватить её нижнюю губу – это называется поцелуй трепетный.
Уста их вновь слились, однако новый поцелуй уже не походил на прежний – в нём было больше смелости, и уже ощущался привкус страсти.
– После долгих уговоров, – продолжала Мандаравати, – девушка сама желает поцеловать любимого. Если язык её через короткие интервалы проникает в твой жаждущий рот – это называется поцелуй касательный. Он означает, что девушка готова дальше шагать с тобой по пути Камы. Тут открывается простор для множества увлекательных игр, каждая из которых волнует кровь и разжигает желание. Например, целуя верхнюю губу своей любимой, ты отдаешь ей свою нижнюю, тогда вы играете в поцелуй верхней губы. Если же ты втягиваешь своим ртом обе её губы – это поцелуй охватный. Можно устроить даже своеобразное состязание на предмет того, кто первый овладеет губами другого.
– Всё это звучит очень волнующе, – признался Ватсьяяна. От новых, неведомых прежде ласк у него чуть-чуть закружилась голова. Голос наставницы сделался глуше и тише, словно долетал к нему издалека.
– Для женщины, опытной в искусстве любви, – говорила она, – поцелуи несут не меньшее наслаждение. Но если девушка открывает им только лицо, женщина отдаёт поцелуям всё своё тело. Мой урок не утомил тебя, Ватсьяяна?
– Нет, госпожа, – отвечал он. – Воистину, ты вещаешь о предметах возвышенных и бесконечно прекрасных.
– Тогда гляди на меня и запоминай, – велела она. – Все женщины разняться между собой, и каждая требует к себе особенного подхода. Женщин, подобных мне, именуют «газелями». Отличить нас от других нетрудно.
С этими словами Мандаравати развязала шнурки на уттарии и приспустила ткань.
– Как видишь, голова у меня маленькая, грудь высокая, – заметила она, – в то время как руки и плечи округлые и длинные; живот втянутый, а тело – нежное и мягкое.
– Ты говоришь совершенную правду, – подтвердил Ватсьяяна.
– Однако, главное всё-таки не в них, – продолжала Мандаравати. – Прежде всего остального обращай внимание на бёдра и лобок. У меня они – полные, а ноги ниже бёдер – плотные Моя йони глубиною в шесть пальцев. Всё это говорит о натуре влюбчивой и ревнивой, чрезвычайно склонной к любовным наслаждениям. Таковы все женщины-газели.
– Твои речи, госпожа, омыли мой разум подобно потокам амриты, – признался Ватсьяяна. – Теперь ясно, отчего ты неравнодушна к поцелуям.
– Поцелуй – ключ к сердцу любой «газели», – согласилась Мандаравати.
Она привлекла юношу к себе, уложила на софу и помогла избавиться от васаны. Прижавшись друг к другу нагими телами, они принялись целоваться. Принимая ласки от Мандаравати, Ватсьяяна потом сторицей возвращал ей её поцелуи, отчего оба испытывали большое удовольствие.
– Лёгкие поцелуи, – говорила жена Харидатты, – предназначены соскам и местам, где руки и ноги женщины сходятся с телом. Одновременно ты можешь деликатно покусывать и гладить кожу языком. Зато умеренные поцелуи отведены щекам, груди, животу и ягодицам – пухлым, мягким и упругим местам – здесь можно воспользоваться зубами без опасения причинить своей подруге боль. При давящем поцелуе твой язык словно исследует тело возлюбленной, обводит её груди и с удовольствием останавливается на её пупке, а при втягивающем поцелуе губы охлаждают и заживляют царапины, оставленные ногтями. Всё это поцелуи, которыми возлюбленный одаряет свою избранницу во время ласк.
– А разве есть другие поцелуи? – спросил Ватсьяяна.
– Конечно, – рассмеялась Мандаравати, – опытные любовники умеют сказать друг другу поцелуями не меньше, чем другие словами. Например, если женщина смотрит на лицо возлюбленного, когда он спит, и целует его, чтобы вызвать нежные чувства или вожделение, то это называется воспламеняющим любовь поцелуем. Ощутив страстное прикосновение, мужчина просыпается и осознаёт, что порыв её вызван искренней любовью. Если же возлюбленный приходит домой поздно вечером и целует подругу, которая покоится на своём ложе, то это называется пробуждающим поцелуем. Для такого случая она может притвориться спящей, чтобы проверить истинность его чувств. Если ты хочешь выразить свою любовь женщине, с которой по каким-либо причинам не можешь говорить, то поцелуй её отражение в зеркале, в воде или на стене, это зовётся свидетельствующим о стремлении поцелуем. Если та же причина, либо смущение, затрудняют твои действия в присутствии избранницы и мешают тебе поцеловать её самому, то поцелуй вместо неё ребёнка, сидящего на коленях, рисунок или статую, но так, чтобы любимая поняла: в действительности поцелуй предназначен ей! Это зовётся передаваемым поцелуем. А когда женщина склоняет своё лицо и целует бедро любимого так, как я сейчас делаю, это зовётся демонстративным поцелуем и означает, что она готова к соитию.
Опрокинувшись на спину, Мандаравати согнула обе ноги и прижала их к животу. Пристроившись рядом, Ватсьяяна ввёл лингам в её йони и стал энергично водить им вперёд и назад.
– Ах, как ты меня радуешь, милый, – прошептала женщина, прикрыв глаза, – клянусь именем Кали, я уже пять лет не получала таких сладостных и мощных ударов. Давай же, не останавливайся, и не жалей меня…
Когда их страстное соединение подошло к концу, она стала вновь покрывать поцелуями тело возлюбленного, а потом сказала с усмешкой:
– Сегодня, чтоб не смущать твою неопытность, я отдалась тебе в «позе краба». В следующий раз попробуем что-нибудь более бесстыдное.
– А как понимать твои жалобы, госпожа? – спросил Ватсьяяна.
– Увы, мой муж стар, – вздохнула Мандаравати. – Минуты близости даются ему нелегко и потому случаются у нас не часто. Ни один воин, наверно, не готовится так тщательно к битве, как он к любовному соитию. Прежде, чем перейти к делу, Харидатта втирает в свой член мазь из луковиц тагары, корня коста и листьев талисы. Когда это не помогает, он выпивает несколько чашек сладкого молока с луковицей уччаты. Но, конечно, и мои усилия нельзя сбрасывать со счетов: что бы придать его лингаму крепость я порой тружусь по целому часу. Так, с раскачкой и кряхтением, всё у нас и происходит. А потому вот тебе мой совет, милый: если хочешь, чтобы жена была тебе верна, никогда в старости не женись на молодой…
3
Через два дня Харидатта вернулся из поездки к дочери, и сразу вслед затем наступило настоящее лето. Солнце нещадно палило. В небе не было видно ни единого облачка. Днём стоял невыносимый, изнуряющий зной, и только ночь приносила освежающую прохладу. Птицы напрасно искали спасенья от жары на деревьях лишённых листвы. Все цветы увяли, трава пожухла. Водоёмы, мелкие речки и многие колодцы пересохли. Земля потрескалась и настолько высохла, что даже лёгкий ветерок вздымал над ней столбы пыли. В воздухе курился дым и стоял запах гари от лесных пожаров.
Занятия Ватсьяяны между тем шли своим чередом. И поскольку он был теперь очень дружен с Мандаравати, ему почти не приходилось заботиться о пропитании – влюблённая женщина в избытке снабжала его всем необходимым. Оба с вожделением вспоминали их первое соединение и, встретившись где-нибудь в укромном уголке, всегда обменивались страстными поцелуями. Жена Харидатты повторяла при этом строки поэта:
«Любимый, не могу уснуть,
Такая боль пронзает грудь!
Как беспокойна эта ночь,
Никак тоску не превозмочь».
Не раз и не два приходила им мысль о новом свидании, да только как устроить его под боком у мужа, в доме, где полно народа? Однажды, улучшив момент, Мандаравати шепнула юноше:
– Право, любимый, если нынешней ночью я не смогу покрыть поцелуями твои лотосоподобные ноги, то познаю все восемнадцать видов пытки, а затем увижу лицо смерти.
– Бесценная госпожа! – пылко отвечал Ватсьяяна. – Все мои помыслы стремятся к той же цели, укажи только путь, и я бестрепетно пройду по нему до самого конца.
– Мне нравится твоя отвага, – промолвила Мандаравати. – Послушай теперь, что я придумала. Вечером, после завершения сандхьи, скажи всем, что тебя истомил солнечный зной, пожалуйся на головную боль и отправляйся спать. Мой муж задержится в домашнем храме. А о том, что бы в доме не осталось прислуги, я позабочусь сама. Как услышишь мой голос, ни мало не медля, поднимайся в спальню на втором этаже. Справа от ложа стоит большой сундук, в котором я обычно храню зимние одежды. Сейчас он пуст. Забирайся внутрь и сиди тихо.
Хотя замысел подруги показался юному брахмачарину весьма рискованным, он принял его без возражений. Ведь любовная наука во многом сродни военной стратегии: хитрость и расчёт играют в ней немаловажную роль, однако в конечном итоге победа всегда достаётся самому отважному. Итак, разделив роли, любовники приступили к осуществлению своего замысла. Ещё во время занятий Ватсьяяна стал жаловаться на головную боль, за вечерней трапезой он едва притронулся к еде, и при первой возможности удалился к себе. Вскоре с улицы послышался крики хозяйки, сзывавшей во двор всю домашнюю прислугу. Пока Мандаравати отдавала каждому распоряжения относительно завтрашнего дня, Ватсьяяна незаметно проскользнул в хозяйскую спальню на втором этаже и юркнул в сундук. Затаив дыхание, он ждал, что случится дальше. Между тем, после обычной вечерней суеты в доме постепенно водворилась тишина. Послышались тяжёлые шаги Харидатты. Он завершил ритуальное омовение и поднялся прямиком в спальню. Мандаравати не заставила себя долго ждать. Она стала раздеваться и сказала:
– Свершив пуджу всевышним богам, отдадим теперь должное Каме.
– Ты права жена, – важно произнёс брахман, – каждый человек должен практиковать дхарму, артху и каму, но делать это гармонично, отдавая надлежащее внимание каждой из них, и не злоупотребляя чем-то одним. Дхарма – это повиновение Шастре или Священному писанию, артха – приобретение познаний и земных богатств. Что касается камы – то это получение наслаждения от соответствующих объектов при помощи пяти чувств: слуха, осязания, зрения, вкуса и обоняния, управляемых разумом и душой. Неразрывная часть этого процесса – своеобразный контакт между органом чувств и его объектом и получение удовольствия, которое является результатом этого контакта…
– Каждое твое слово, дорогой супруг, преисполнено неземной мудрости, – прервала его Мандаравати. – И если ты позволишь тёмной женщине воспользоваться начертанным тобой же образом, то объект для получения удовольствия уже здесь и лежит перед тобой. А чтобы контакт между ним и твоим органом состоялся, выпей приготовленное мною молоко. В результате, вкусив наслаждение, ты гармонизируешь посредством камы свою дхарму. Опасаться же каких-либо злоупотреблений с этой стороны нам очевидно не приходится.
Как только брахман опорожнил чашу с возбуждающими снадобьями, жена принялась ласкать его вялый старческий член. При этом не было забыто ни одно из ухищрений, открытых Ватсьяяне Чандрикой. От лёгкого кольцевания она перешла к кусанию боков и хотела уже взяться за тягу, когда громкий храп Харидатты положил конец её трудам. Мандаравати ухватила супруга за нос и принялась бесцеремонно трясти его голову. Брахман продолжал спать. Женщина несколько раз сильно ущипнула его за бок. Результат оказался тот же. Тогда она открыла сундук и выпустила на волю любовника.
– Что это произошло с учителем? – удивился Ватсьяяна.
– Не обращай на него внимания, – со смехом отвечала Мандаравати, – подобное не раз случалось и прежде. Однако чтобы действовать наверняка, я вместо лакрицы влила в его питье настойку опия. Теперь помоги мне повернуть Харидатту лицом к стене, и пусть себе наслаждается покоем.
Так они и поступили. Передвинув брахмана на край ложа, Ватсьяяна с Мандаравати, как ни в чём не бывало, улеглись рядом с ним и предались любовным утехам. А так как обоих уже давно снедало неукротимое желание, они от страстных поцелуев очень быстро перешли к соитию. Мандаравати повернулась спиной к возлюбленному и уперлась грудью в высокую подушку. Одну ногу при этом она вытянула, а другую поджала под себя. Ватсьяяна, пристроившись сзади на коленях, погрузил лингам в её горячую, влажную йони. Нанося удары, он в тоже время ласкал руками груди возлюбленной и покрывал поцелуями её плечи. Так развлекались они до тех пор, пока их не накрыла волна блаженства. Но едва отступило сладострастие, оба почувствовали сильный голод, ведь за ужином ни он, ни она почти не вкушали пищи.
– Лежи тихо, милый, – велела Мандаравати, – а я пойду, посмотрю, чем мы можем поживиться.
Кое-как прикрыв свою наготу паридханой, босая и простоволосая, она легко, словно девочка, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с чугунком тёплых рисовых лепёшек и кувшинчиком арака. Пировать пришлось прямо на полу. Однако это нисколько не испортило им удовольствие. Мандаравати то и дело обхватывала возлюбленного за шею и припадала к его устам. Несколько глотков водки ещё более оживили её. Раскрасневшаяся, с блестящими глазами, она беспрестанно смеялась, шутила, выхватывала у него изо рта кусочки лепешек, предлагала взамен на кончике языка свои, и вообще была шаловлива, как ребёнок. Как только ласки возбудили Ватсьяяну к новому соитию, госпожа забралась к нему на колени, приняла лингам и крепко обхватила ногами его ягодицы. Обнявшись, оба стали раскачиваться на ложе, обмениваясь в то же время сотнями поцелуев, и вскоре огонь страсти во второй раз разлился по их жилам …
Наступило время третьей стражи и вместе с ним пора расставания.
– Воистину, любимый, – призналась Мандаравати, – сегодня был лучший день в моей жизни. Дважды душа моя отрывалась от тела и вкушала небесную усладу в садах Камалоки.
– А я вообще всю ночь не покидал её пределов, – отвечал Ватсьяяна.
Одевшись, он осторожно вышел из комнаты и стал пробираться к лестнице на первый этаж. И тут удача, так долго сопутствовавшая любовникам, внезапно оставила их. Сделав в темноте несколько шагов, юноша неожиданно столкнулся со старой служанкой, которая вставала по нужде и теперь возвращалась к себе на полати. Не разобрав в чём дело, старуха завопила, что есть мочи и в мгновение ока разбудила весь дом. Ватсьяяна метнулся наверх, взлетел на мансарду и оттуда выскочил на плоскую крышу. Он, впрочем, понимал, что, избрав этот путь, только отсрочил своё неизбежное разоблачение. Поблизости не росло никаких деревьев, по которым можно было бы спуститься на землю, а прыжок с такой высоты грозил завершиться тяжким увечьем или смертью. Оставалось только одно: молить о помощи всевышних богов. Ломая в отчаянии руки, Ватсьяяна воскликнул:
– Всеблагой Кама! Научи, как выпутаться из этой передряги, и я буду самым верным из твоих рабов! Клянусь, что не сложу рук и не успокоюсь, пока не прославлю твое имя по всей Вселенной!
И тут, словно в ответ на его горячую мольбу, из-за мансарды послышался сонный девичий голос:
– Кому не спится по ночам, и кто здесь взывает к Каме?
– Чандрика? – не веря своим ушам, спросил юноша.
Это и в самом деле была дочка Харидатты, ночевавшая, подобно многим другим жителям Уджаяни, на свежем воздухе.
Ватсьяяна бросился перед ней на колени и в кратких словах поведал о случившемся.
– Ах, вот как, негодник! – гневно воскликнула девушка. – Чтобы уберечь твой жалкий отросток, я пожертвовала своей любовью, а ты в благодарность залез в постель к моей мачехе? Так поделом же тебе!
– Сам не пойму, как это случилось, милая Чандрика, – в искреннем раскаянии твердил Ватсьяяна, – заклинаю тебя всем, что между нами было: спаси меня!
Дочка Харидатты задумалась на мгновение, а потом сказала:
– Я помогу тебе, но при одном условии: ты больше не приблизишься к Мандаравати, и никогда, ни при каких обстоятельствах не осквернишь ложе моего отца!
Что оставалось делать Ватсьяяне? Попав в безвыходное положение, он поневоле принял все требования прежней возлюбленной. Так, на протяжении нескольких минут он принёс две немаловажные клятвы, изменившие (как покажет дальнейший рассказ) течение всей его жизни.
Между тем переполох в доме всё разрастался. К крикам женщин присоединились голоса мужчин, послышался лай собак и звон оружия. В любое мгновение преследователи могли появиться на крыше. Чандрика развернула большую шкуру гималайского медведя, служившую ей ложем, и приказала любовнику:
– Лезь сюда и не вздумай шевелиться!
Устроив Ватсьяяну, она накрыла его другой половиной шкуры, улеглась сверху и натянула на себя кашемировое одеяло. Проделано это было как раз вовремя. Не успела девушка устроиться, как на крышу высыпало десятка полтора полуодетых мужчин и женщин во главе с Мандаравати. Некоторые сжимали в руках факелы, другие успели вооружиться топорами и ножами. Не обнаружив наверху никого, кроме хозяйской дочери, преследователи остановились, в недоумении озираясь по сторонам.
– Он помчался вон туда, матушка, – поспешно сообщила Чандрика, указывая в сторону сада.
– Кто это был, дочка? – спросила хозяйка, – ты успела его разглядеть?
– Нет, матушка. Было слишком темно. Он пронёсся мимо, словно пущенная из лука стрела, спрыгнул с крыши и скрылся в саду.
– Спрыгнул с крыши? – недоверчиво повторила одна из женщин. – Если это так, значит, парень удрал со свернутой шеей.
– Да хоть вообще без головы! – воскликнула Мандаравати. – Что вы стоите? Бегите следом! Обыщите всё вокруг и поймайте его! Не хватало, чтоб чужаки шатались ночью по моему дому.
Слуги, не смея ослушаться приказа, кинулись вниз по лестнице и высыпали во двор. Жена Харидатты отправилась следом. Убедившись, что они остались одни, девушка в сердцах пихнула Ватсьяяну кулаком под бок.
– По твоей вине, – сердито сказала она, – я оказалась втянута в нелепую и опасную историю. Что теперь прикажешь делать? Незаметно выбраться отсюда невозможно. Утром тебя найдут в моей постели и мигом отправят к палачу. И знаешь, я начинаю думать, что он будет для тебя наилучшим врачом! Небольшое обрезание только прибавило бы тебе ума.
– Сейчас не самое удобное время для упрёков, Чандрика, – отвечал Ватсьяяна. – Я вижу лишь один выход: отдай мне свою одежду. Переодевшись женщиной, я сумею незаметно добраться до моей комнаты.
– Прекрасный план, – возмутилась девушка. – Ты спрячешься у себя, а я останусь на крыше, в чём мать родила. Или мне опять вырядиться в твою васану?
– Придумай что-нибудь получше, если можешь.
После недолгого колебания Чандрика принуждена была согласиться.
– Видно мне на роду написано нянчиться с тобой до самой смерти, – сказала она, отдавая уттарию, мекхалу и сандалии.
Напялив всё это на себя и распустив длинные волосы, юноша потребовал так же простыню.
– Я накину её на голову на манер правары, – объяснил он. – Это поможет мне скрыть лицо.
– Или выдаст тебя с головой, – едко заметила Чандрика.
Пока она помогала возлюбленному переодеться и оправляла на нём одежду, он несколько раз украдкой поцеловал её нагую грудь и живот.
– Иди же, наконец, – оттолкнула его дочка Харидатты, – а то накличешь на себя новую беду.
Едва юноша скрылся в мансарде, она спрятала его одежду, забралась под одеяло и стала думать, что делать дальше.
Тем временем тщательные розыски в саду не дали никаких результатов.
– Мы только зря теряем время, – заметила одна из служанок, – вор (если только это был вор), конечно же, успел скрыться.
– Ты права лишь отчасти, – возразила ей уже упоминавшаяся нами выше Дагдхика, – мы теряем время от того что ищем не там, где следует.
Эта Дагдхика отличалась крайне скверным, мстительным характером, но была очень умна и наблюдательна. Прежняя госпожа её откровенно не жаловала, но после того, как брахман женился на Мандаравати, старая карга обрела в доме большую силу. Все служанки боялись её острого языка и зоркого глаза.
– Сдаётся мне, – продолжала Дагдхика, – что наш гость вообще не уходил с крыши дома. Пойдём и осмотрим её ещё раз.
Сопровождаемая двумя своими наперсницами, старуха поднялась наверх и подступила с расспросами к Чандрике.
– Отвяжись от меня, Дагдхика, – в сердцах отвечала девушка, – зачем ты вновь меня будишь? Я уже сказала всё, что знаю.
– А у меня на этот счёт другое мнение, – усмехаясь, ответила ей старуха.
Цепкими пальцами она ухватила дочь хозяина за руку и вытащила её из-под одеяла. Одна из её помощниц отвернула шкуру и обнаружила под ней васану.
– Мужское одеяние! – вскричала она. – Теперь понятно, к кому наведывался наш петушок.
– И я даже знаю, как его зовут, – с торжеством объявила Дагдхика, внимательно осмотрев находку. – Надо сообщить господину, чем по ночам промышляет его ученик.
Преступнице накинули на плечи одеяло и потащили к отцу. Харидатта, которого с трудом удалось разбудить, почёсываясь и зевая, сидел на ложе. На лице его застыло растерянное выражение. Тут же находилась Мандаравати. Неожиданный поворот дела несказанно поразил её. Однако больше всего беспокоилась она о том, как бы не вышла наружу её собственная вина. Поэтому жена брахмана поспешила выпроводить из комнаты всех слуг, и прежде других Дагдхику. Вслед затем, зная, что лучший способ защиты это нападение, она накинулась на падчерицу с упрёками.
– Как это понимать, шлюха бесстыжая? – закричала она, – так–то ты бережёшь девичью честь и доброе имя твоего отца!
– В чём ты меня упрекаешь, матушка? – спросила Чандрика, нимало не утратившая своей твёрдости. – В том, что я, спасаясь от духоты, легла спать на крыше?
– Да если бы только в этом, негодяйка! – возмутилась Мандаравати. – Тебя обвиняют в том, что ты сговорилась с любовником о ночном свидании, а когда твой срам обнаружился, отдала ему свою одежду, чтобы он мог сбежать.
– Одежду у меня украли, – возразила девушка, – а насчёт ночного свидания и любовника я ничего знать не знаю.
– Нет, ты посмотри на свою дочь! – обратилась Мандаравати за поддержкой к мужу. – Её, можно сказать, с поличным поймали на месте преступления, а она имеет наглость всё отрицать.
– Будет лучше, дочка, – вступил в разговор брахман, – если ты расскажешь всё, как есть, и, прежде всего, сообщишь, когда этот вражий сын Ватсьяяна успел тебя соблазнить.
– Батюшка, – со слезами в голосе отвечала Чандрика, – кому ты больше веришь: мне или этой змее… Дагдхике? Клянусь памятью моей покойной матери, что у меня никогда не было близости с Ватсьяяной. А чтобы убедить тебя в этом, я готова перед кем угодно удостоверить свою девственность.
– Известны нам эти фокусы, – проворчала мачеха. – Будто бы девственность может служить подтверждением добропорядочности.
– Не могу понять, матушка, – воскликнула Чандрика, – почему ты так упорно хочешь меня уличить. Кто-то другой ещё может сомневаться, но ведь ты-то точно знаешь, что Ватсьяяна не спал сегодня со мной.
Брахман пропустил слова дочери мимо ушей, зато Мандаравати сразу прикусила язык. «Девчонке всё известно!» – сообразила она и поспешила изменить тактику.
– И в самом деле, муженёк, – сказала она, словно опомнившись. – Не годится нам так вот, с бухты-барахты обвинять Чандрику во всех смертных грехах. Надо спокойно разобраться. Пусть приведут твоего ученика, послушаем, что он скажет.
Харидатта велел позвать Ватсьяяну. К великой радости Чандрики и её мачехи оказалось, что юноша бесследно исчез из дома.
– Возможно, он просто испугался скандала, – высказала предположение Мандаравати, – а на самом деле вовсе не так виноват, как кажется.
– О чём ты говоришь, жена? – рассердился Харидатта, потрясая васаной. – Какие ещё нужны доказательства, когда мы нашли вот это?
– Но васану могли подкинуть, когда я спала, батюшка, – робко заметила Чандрика.
– Молчи, бессовестная! – прикрикнул на неё отец. – Немедленно отправляйся в свою комнату и оставайся там под замком. С тобой мы ещё разберемся, а что касается мальчишки, то тут дело ясное. Дайте мне только добраться до него! Я буду не я, если не засажу его в тюрьму и не познакомлю с палачом!
…Ватсьяяна скрылся из дома пандита, едва только слуги начали громко склонять его имя. Он даже не успел заглянуть к себе в комнату, а, как был в женском одеянии, перемахнул через ограду и оказался на улице. После недолгих размышлений наш герой решил отправиться к дому Шриядеви. Он притаился неподалёку и, как только заметил вышедшую за ворота Вирачику, негромко её окликнул. Выслушав рассказ о приключениях этой ночи, служанка посмеялась над незадачливым брахманом, подивилась дерзости его жены и похвалила за находчивость Чандрику.
– Думаю, моя хозяйка сможет принять тебя сегодня, – сказала она, – ты и в прошлый раз ей очень приглянулся. Но дать тебе приют надолго не получится, так как скоро возвращается из плавания наш господин, супруг Шриядеви. Ждём тебя после захода солнца.
Расставшись со служанкой, Ватсьяяна стал бесцельно бродить по городу. К полудню у него разыгрался чудовищный аппетит, утолить который не было никакой возможности. Тогда он отправился на городской рынок и стал прохаживаться мимо торговцев сластями. Неожиданно послышался стук барабана, и народ повалил к лобному месту, на которое уже поднялся городской глашатай. Обратившись к толпе, он громко провозгласил: «Граждане города Уджаяни, слушайте указ любимца богов достославного махараджи Рудрасимхи (да пребудет с ним Всевышний)! Махараджа, приняв и рассмотрев жалобу многомудрого брахмана Харидатты, постановил разыскать и взять под стражу его бывшего ученика Ватсьяяну Малланагу, сына Самудрадатты из Дашапура. Означенный Ватсьяяна подозревается в том, что, вероломно нарушив установленные богами обычаи, поправ законы гостеприимства и нормы морали, вступил в недозволенную связь с дочерью своего гуру. Если вина его будет подтверждена, то за своё богомерзкое преступление Ватсьяяна, сын Самудрадатты, должен подвергнуться установленной в этом случае каре, – а именно: кастрации. Граждане города Уджаяни! Любимец богов, достославный махараджа Рудрасимха (да пребудет с ним Всевышний!) предписывает вам преследовать упомянутого Ватсьяяну Малланагу, сына Самудрадатты, всеми доступными вам средствами: не давать ему ни еды, ни питья, ни крова, ни убежища, ни совета, ни подаяния. Если же кому из вас известно место, где он скрывается, следует донёсти об том городским властям. Приметы означенного преступника, бывшего брахмачарина Ватсьяяны следующие: рост средний, глаза голубые…»
Наш герой не стал дожидаться, пока глашатай нарисует его словесный портрет, и поспешно покинул рынок. Ему казалось, что за ним следят сотни глаз и что не менее полудюжины праздных гуляк кинулись делать на него донос. Поэтому Ватсьяяна поспешно покинул многолюдную улицу и долго петлял по узким переулкам, пока не убедился, что его никто не преследует. Всё это время, подобно звону пожарного колокола, в его ушах продолжали звучать страшные слова «подвергнуть установленной в этом случае законом каре…»
