Текст книги "В. Д. Бонч - Бруевич как серый кардинал Ленина и куратор советских спецслужб в 1917 - 1920 годах (СИ)"

Автор книги: Константин Колонтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Упоминаются и другие названия этой первой советской службы безопасности: «Комитет по борьбе с погромами», а так же «75-я комната» (по месту её нахождения в Смольном). Первоначально она состояла из ста сотрудников, именовавшихся «комиссарами». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»... – с. 151, 496).

Помимо личной безопасности Ленина «75-я комната» до создания и в первые месяцы после создания ВЧК занималась и общей борьбой с врагами Советской власти в Петрограде, что было неплохой начальной школой для её сотрудников.

Вот что об этом писал Бонч-Бруевич: «Наступили крутые времена. Расследования 75-й комнаты Смольного, которые я проводил, обнаруживали заговоры, склады оружия, тайную переписку, тайные собрания, явочные квартиры». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине» ... – с. 152)

Кроме личной охраны Ленина Бонч-Бруевич занялся созданием и его личной и правительственной связи. «На письменном столе Ленина было установлено несколько телефонных сигналов, которые давали ему знать, что его вызывают в телефонную комнату. Затем телефоны были установлены прямо на его столе, что значительно облегчило ему связь». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»... – с. 234)

Другой важный вопрос безопасности Ленина, который решил В. Д. Бонч – Бруевич, было его медицинское обслуживание. Этим занялась жена Бонч – Бруевича – Вера Михайловна Величкина. Она была одной из первых женщин – врачей в дореволюционной России, член партии большевиков с момента её создания в 1903 году. В годы Первой Мировой войны работала врачом – хирургом в одном из фронтовых госпиталей, где получила обширную и разностороннюю практику. После Октябрьской революции – член Коллегии Наркомата здравоохранения. (Сборник документов «Выстрел в сердце революции» – М.: Политиздат, 1983. – с. 268.)

Вскоре после прихода большевиков к власти Бонч-Бруевич посоветовал Ленину осуществить национализации частных банков, и непосредственно провёл процесс этой национализации в Петрограде и в Москве. Благодаря этому в распоряжение только что созданного советского государства перешли необходимые для его функционирования денежные средства.

Как уже отмечалось в предыдущей главе Бонч – Бруевич сыграл ключевую роль в разгоне Учредительного собрания, угрожавшего власти большевиков. Причем знаменитый матрос – анархист Анатолий Железняков (Железняк), закрывший Учредительное собрание был за несколько месяцев до этого найден и подготовлен к этой исторической роли непосредственно самим В. Д. Бонч – Бруевичем, о чём он позже упомянул в своей книге «На боевых постах Февральской и Октябрьской революций», вышедшей в свет в 1930 году в Москве.

Когда немцы начали широкое наступление на Петроград, Бонч – Бруевич был назначен членом Комитета революционной обороны Петрограда. И тогда же он вместе с братом Михаилом, бывшим генерал – лейтенантом царской армии доказал Ленину, необходимость в связи германской угрозой Петрограду перенести столицу в Москву.

Руководить организацией переезда Советского правительства в Москву Ленин поручил опять таки В. Д. Бонч – Бруевичу. Он считал, что никто лучше него не справится с этой задачей. Да, в общем – то, тогда Ленин считал, что кроме него, никто другой вообще не справится с этой задачей!

В Москве важных дел у Бонч-Бруевича тоже хватало. Он руководил операцией по разгрому анархистких вооруженных отрядов в апреле 1918, он же непосредственно руководил подавлением восстания левых эсеров в Москве и затем расследованием дела об убийстве германского посла Мирбаха левыми эсерами перед началом этого восстания.

Во время восстания левых эсеров, организованного по приказу европейских банкиров не только левыми эсерами, но и такими их агентами влияния в большевистком руководстве, как Свердлов, Троцкий, Бухарин и ряд других, только хладнокровие и организаторские способности Бонч – Бруевича спасли Ленина не только от потери власти, но и возможно саму его жизнь.

Готовя восстание левых эсеров в Москве, Свердлов в очередной раз прикрылся Троцким. И это прикрытие сработало. Так, за полтора месяца до левоэсеровского мятежа резидент германской военной разведки в Москве – майор Хенинг, действовавший в качестве сотрудника германского посольства, сообщал 24 мая 1918,. в Берлин следующее: «Антанта, как это теперь совершенно очевидно, сумела склонить часть большевистского руководства к сотрудничеству с эсерами. Так, прежде всего Троцкого можно считать не большевиком, а скорее эсером на службе у Антанты». (В. Л. Исраэлян «Неоправдавшийся прогноз Мирбаха» // журнал «Новая и новейшая история» – 1967 – ╧ 6 – с. 63.)

Как и было запланировано заговорщиками, 6 июля 1918 года сотрудник центрального аппарата ВЧК – бывший начальник контрразведывательного отдела ВЧК Яков Блюмкин убил германского посла Мирбаха, что стало сигналом к началу левоэсеровского мятежа. Его главной ударной силой стал Особый отряд ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Этим отрядом в первые часы восстания 6 июля 1918, были захвачены здания ВЧК и Центрального телеграфа.

Вот что об этом позже вспоминал сам Бонч – Бруевич: ""В это время примчался на автомобиле один из товарищей, работавших в ВЧК, и сообщил, что конный полк ВЧК восстал. «Как, – воскликнул возмущенный Дзержинский, – этого не может быть, это ерунда. Я сейчас же поеду туда и разберусь в чем дело». «Ни в коем случае вам туда ехать не надо, – сказал я Дзержинскому, – вы только испортите дело!» Но Свердлов присоединился к мнению Дзержинского, говоря, что это все пустяки, что стоит Феликсу приехать и все будет в порядке. Дзержинский негодовал: «Нет, я поеду к ним во чтобы то ни стало». «Конечно, – поддерживал его Свердлов». Далее Бонч-Бруевич описывает роль Свердлова в происходящем следующим образом: «Видя, что никакие уговоры не помогают, я решился на последнее средство. Я отозвал Ленина и обратил его внимание, что разговор идет совсем не в деловых тонах, что кончится это все весьма печально. Что Дзержинский там будет арестован и положение еще больше осложнится».

После этого между Лениным и Бонч – Бруевичем происходит следующий диалог:

"Ленин: – Но что делать? Видите, как они настаивают?

Бонч – Бруевич: – Это от излишнего возбуждения.

Ленин: – Я им говорил. Но они оба члены ЦК и их мнения самостоятельны.

Бонч – Бруевич: – Да, но здесь не заседание ЦК, здесь не голосование, а лишь мнения отдельных товарищей, и вас они, конечно, послушают

Ленин: – Вряд ли.

Бонч – Бруевич: – Но они члены правительства и своим необдуманным поступком могут поставить правительство в критически тяжелое положение".

Затем Бонч – Бруевич предложил Ленину следующий план подавления мятежа: «Надо немедленно двинуть войска. Надо окружить восставших и предложить им сдаться. Если не согласятся открыть по ним артиллерийский огонь и расстрелять их всех. Одновременно занять войсками центральный телефон и телеграф, и вокзалы».

Далее Бонч – Бруевич отмечал: "Этот мой план понравился Ленину. Но тут вмешался Свердлов: «Ничего этого не надо, – пробасил Свердлов, – в два счета мы все успокоим. Что случилось? Ничего нет!» В ответ Бонч-Бруевич заявил: «Войсковая часть ВЧК, – сказал я с ударением на „ВЧК“, – восстала!» Свердлов: «Ну, какое это восстание? Надо только появиться там Дзержинскому и все успокоится. Ты, Феликс, поезжай туда и телеграфируй нам. А после разберемся». – Бонч – Бруевич: «Ленин более не принимал участие в разговоре, и мы пошли к автомобилю. „Я еду“, – крикнул Дзержинский и почти пронесся мимо нас. Вскочил в свой автомобиль и исчез». (В. Д. Бонч – Бруевич «Воспоминания о Ленине»... – с.304 – 305.)

После этого пока они ехали в Совнарком, Бонч – Бруевичу удалось вывести Ленина из состояния прострации и заставить приступить к элементарным мерам самообороны.

Вот что он сам писал об этом: «Я тот же час попросил Ленина дать мне письменное распоряжение об отмене прежних автомобильных пропусков. Все автомобили со старыми пропусками задерживаются и направляются в правительственные гаражи. Допуск в Кремль по обыкновенным пропускам прекращается. Я перечислил Ленину другие дополнительные меры, и он с ними согласился».

Прибыв в Кремль, Бонч – Бруевич по телефону связался со своим сторонником в руководстве Красной Армии – председателем Высшей военной инспекции Н. И. Подвойским и потребовал от него как можно скорее ввести в Москву армейские части и самому прибыть в Кремль. В Кремле Бонч – Бруевич вручил Подвойскому письменный приказ Ленина о вводе войск в Москву.

Далее Бонч – Бруевич описывает происходящее так: "Подвойский со вниманием выслушал меня и сказал, что, сосредоточив войска за Москвой-рекой, начнет продвижение частей от храма Христа Спасителя. Все это мне показалось крайне медленным. Враг был слаб. Достаточно было взять одну батарею, отряд стрелков с пулеметами и сразу перейти в наступление. Ленин был согласен со мной: «Да, серьезную штуку затеяли наши военные, настоящую войну разыгрывают. Вы им звоните почаще, напоминайте, что надо как можно скорее закончить с этим делом».

Нарком по военным и морским делам Троцкий, в свою очередь, как мог тормозил выдвижение армейских частей в Москву. Бонч-Бруевич так описывает реакцию Ленина: «Наконец – то продвигаются, шутил, сердясь, Ленин, – хорошо, что враг попался смирный, взбунтовался и почил на лаврах, а то ведь беда была бы с таким войском». (В. Д. Бонч-Бруевич... – с. 305 – 306, 309 – 312.)

В конце концов, не дождавшись подхода армейских частей, Бонч – Бруевич отправил на подавление мятежа два полка Латышской дивизии, которая в силу своего особого статуса пользовался внутренним самоуправлением и не подчинялась Троцкому. В результате к вечеру 7 июля 1918, латышские стрелки подавили левоэсеровский мятеж.

Впрочем, провал левоэсеровского мятежа не обескуражил евробанкиров. По их поручению, находившийся в это время в Москве представитель английского правительства Локкарт с помощью Свердлова начал подготовку нового военного переворота.

Учитывая роль в разгроме левоэсеровского мятежа Латышской дивизии, было решено использовать её для нового переворота, подкупив для этого её командование. Сумма, выделенная на подкуп, составила к концу августа 1918 2 млн. рублей. (П. Мальков «Записки коменданта Московского Кремля»... – С. 254-256.)

Сигналом к началу переворота должно было стать убийство Ленина, которое было поручено боевикам из числа правых эсеров.

Решающая роль Свердлова в этом просматривается даже из некоторых опубликованных еще в советское время документов того периода времени.

Так, за день до покушения, 29 августа 1918, Свердлов отправил Ленину записку, в которой практически приказывал ему явиться на митинг, где на него должны были совершить покушение: "Владимир Ильич! Прошу назначить заседание Совнаркома на завтра не ранее 9 часов вечера. Завтра по всем районам крупные митинги по плану, о котором мы с вами уславливались. Предупредите всех совнаркомщиков, что в случае получения приглашения или назначения на митинг, никто не имеет права отказываться. («Выстрел в сердце революции» – М.: Политиздат, 1983. – с. 65.)

Для того, чтобы отвлечь внимание от предстоящего переворота и покушения, в Москве в этот день 29 августа 1918, когда Свердлов «приглашал» Ленина на митинг, в Петрограде боевиком правых эсеров был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий, и в Петроград из Москвы был отправлен Дзержинский для проведения расследования.

В общем, как отметил комендант Кремля Мальков в своих мемуарах: «День 30 августа 1918 начинался мрачно».

Мрачность дня 30 августа 1918 ощущалась тогда очень многими среди близких или приближенных к Ленину людей. Незадолго перед выездом на митинги, Ленин в 17 часов отшучивается и не дает определенного ответа на требование своей сестры М. И. Ульяновой не выступать в этот день на митингах. Затем перед отъездом он отвечает категорическим отказом на её просьбу поехать с ним. В течение всего этого дня секретарь Московского горкома партии Загорский упрашивал Ленина не выезжать в этот день на митинги. («Выстрел в сердце революции»... – с. 61-62.)

Первое выступление Ленина состоялось около 18 часов на митинге в здании бывшей хлебной биржи. Здесь его личный водитель и телохранитель С. К. Гиль обнаружил, что за Лениным ведут наблюдение неизвестные ему люди. ("Выстрел в сердце революции... – с. 69.)

Поскольку С. К. Гиль оказался тем человеком, чья роль в спасении Ленина в первые минуты непосредственно после покушения была решающей, то необходимо немного остановиться на его личности. В исторических источниках о Гиле сообщается, мягко говоря, крайне скупо. Но, кое – где, всё же было упомянуто, что до свержения монархии он служил водителем в личном гараже императора Николая II. Но, сообщив этом факте, источники советской историографии "забывают" дать пояснение, что все водители императорского гаража входили в состав личной службы безопасности императора, так называемой "Дворцовой полиции" и имели чины жандармских унтер -офицеров. И, их всех, обучали основным навыкам телохранительства.

Жандармское прошлое Гиля подтверждается и тем фактом, что он, будучи личным водителем Ленина в 1917 – 1924 годах, то есть все время его нахождения у власти, был принят в члены партии только в 1930 году.

Теперь о весьма многочисленных «странностях», предшествовавших покушению на Ленина. Так, один из свидетелей покушения Н. Я. Иванов отмечал: «Еще задолго до прибытия Ленина пришла на митинг женщина, которая во время покушения получила ранение. Она вела себя странно. Её никто не знал».

Гиль сообщает о другой «странной женщине» куда более подробно и профессионально: «Я развернул машину и поставил её к выезду со двора, в шагах десяти от входа в цех. Через несколько минут ко мне приблизилась женщина в коротком жакете с портфелем в руке. Молодая, худощавая, с темными глазами, голос дрожал».

Эта женщина поинтересовалась у Гиля не Ленин ли это приехал на завод? На что Гиль отвечал ей крайне неопределенно и уклончиво, демонстрируя навыки профессионала, несвойственные обычному водителю. По его словам: «Я всегда соблюдал строжайшее правило: никогда, никому не говорить, кто приехал, откуда и куда поедет дальше».

Далее Гиль отметил еще одну «странность» на заводе Михельсона к моменту их приезда: «Ленин вошел в цех абсолютно один. Никто нас не встречал: ни члены заводского парткома, ни кто-либо другой». («Выстрел в сердце революции»... – с. 70-71.)

После окончания митинга члены террористической группы, находившиеся среди собравшихся, начали всячески останавливать движение Ленина к выходу, чтобы обеспечить исполнителям успешное ведение огня.

Вот, что об этом писал в своих воспоминаниях Н. Я. Иванов: «Когда Ленин закончил выступление и пошел к выходу, ему преградил путь брюнет лет шестнадцати в гимназическом пальто. Он подал записку, которую Ленин взял и, не останавливаясь, пошел дальше».

Вторая попытка фиксации была успешной: "Две женщины подошли к Ленину с обеих сторон, и одна из них спросила, почему отбирают хлеб на железных дорогах. Ленин ответил, что издан декрет, чтобы его не отбирали. Далее свидетельство Гиля: "Разговор этот длился 2 – 3 минуты. По бокам Ленина стояли еще две – три женщины, выдвинувшиеся вперед. Когда Ленин хотел сделать последние шаги к машине, раздался выстрел. Моментально повернув голову в сторону выстрела, я увидел женщину – ту самую, что час назад расспрашивала меня о Ленине. Она стояла с левой стороны машины и целилась в грудь Ленина. Раздался еще один выстрел. Я тотчас бросился к стрелявшей, целясь из нагана ей в голову. Она бросила «браунинг» и бросилась в толпу. ("Выстрел в сердце революции... – с. 74, 76 – 77.)

Далее Гиль вновь продемонстрировал свой профессионализм жандармского унтер – офицера, приобретенный им в "Дворцовой полиции": "Я ринулся за ней. Но мне, тут же ударило в голову. Ведь Ленин останется один. Я подбежал к Ленину и стал перед ним на колени. Тут же поднимаю голову и вижу, что из цеха бежит какой-то странный мужчина. Левой рукой размахивает, а правую держит в кармане. Мне его фигура показалась подозрительной, и я закрыл собой Ленина и особенно его голову, закричав изо всех сил "стой" и направил на него наган. Он продолжал бежать. Тогда я крикнул "Стой, стреляю!", и он, подбежав до Ленина, несколько шагов, круто повернул налево и выбежал в ворота, не вынимая правой руки из кармана". (("Выстрел в сердце революции"... – с. 77.)

Так Гиль спас Ленина от добивания контрольным выстрелом в голову со стороны неизвестного террориста.

Н. Я. Иванов сообщил интересные подробности об одной из фиксировавших Ленина женщин, которая была ранена случайной пулей. Её отвезли в ближайшую Петропавловскую больницу, и там выяснилось, что в этой больнице она работает кастеляншей. Но почему-то тогда ни у кого не возник вопрос: как она прошла через проходную завода в цех, и оттуда она узнала до этого о митинге на этом заводе.

Сразу после покушения на Ленина другие члены террористической группы, судя по их поступкам, имея заранее разработанный план действий, приступили к операции по сокрытию следов и выдвижению подставы в лице заранее подготовленной к этому Фани Каплан.

О деталях этой операции сохранилось свидетельство одного из её участников – «красного командира» С. Н. Батулина. Этот деятель потом не только благополучно пережил гражданскую войну, но и сталинские чистки. И затем, спустя много десятилетий после прошедшего, в качестве лояльного советского гражданина оставил свои воспоминания об этом, которые вошли в сборник материалов «Выстрел в сердце революции».

И вот как С. Н. Батулин описывает свои действия по маскировке подлинного исполнителя покушения: «После выстрела толпа, стоявшая у автомобиля Ленина, стала разбегаться, и я увидел лежавшего Ленина. Я понял, что на его жизнь совершено покушение. Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: „Держите убийцу товарища Ленина!“ И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой в одиночку и группами бежали испуганные люди. Впереди я увидел двух девушек, которые, по моему глубокому убеждению, бежали по той причине, что сзади бежал я и другие люди и поэтому я отказался их преследовать. В это время позади себя я увидел около дерева женщину, которая своим странным видом привлекла мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил женщину, зачем она сюда попала? На эти мои слова она ответила: „А зачем вам это знать?“ Тогда я обыскал её карманы и, взяв портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. В дороге я спросил её: „Зачем вы стреляли в Ленина?“ На что она ответила: „А зачем вам это нужно знать?“, что окончательно убедило меня в покушении этой женщины на Ленина. На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина. После этого я еще раз спросил её: „Вы стреляли в товарища Ленина?“ На что она ответила утвердительно, отказавшись назвать партию, по поручению которой стреляла. В военном комиссариате Замоскворецкого района эта женщина назвалась Каплан и призналась в покушении на жизнь Ленина». («Выстрел в сердце революции»...

– с. 79 – 80, 81.)

Начинаем элементарно разбирать эти показания «красного командира» Батулина. В момент покушения он, по его словам: «Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел». Но, несмотря на это он с криком: «Держите убийцу товарища Ленина!» организует погоню неизвестно за кем и неизвестно куда. Этот его крик слишком напоминает известный прием, когда вор громче всех в толпе кричит: «Держи вора!». В общем, Батулин увлек массу народа в совершенно другую сторону и тем самым обеспечил киллеру спокойный уход с места покушения.

Далее у Батулина еще интереснее: «В это время позади себя я увидел около дерева женщину»... Наверно у доблестного красного командира была еще пара глаз на затылке, что он мог видеть позади себя. И, наконец: «Кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина».

Это «Кто – то из толпы», звучит особенно трогательно и наивно, не говоря уже о том, что задержанная поблизости от места покушения Каплан, по внешнему виду и по вещам в руках совершенно не походила на описание террористки, которое профессионально дал Гиль.

Да и как, имея в руках сумку и зонтик, Каплан могла вести прицельный огонь из пистолета, а потом сохранить эти вещи при бегстве?

Кроме всего этого нигде не сообщается о том, что Гиль практически единственный, кто видел киллершу в лицо, потом опознал в ней Каплан.

А пока Батулин «задерживал террористку Каплан», шофер Ленина с отработанным профессионализмом продолжал спасать ему жизнь. Во время движения машины с раненым Лениным в Кремле, Гиль категорически опроверг предложение члена заводского профкома И. В. Полуторного заехать в находившуюся по пути Иверскую больницу для перевязки Ленина. Въехав в Кремль, он подогнал машину вплотную к подъезду дома Ленина. И затем оттуда позвонил своему начальнику В. Д. Бонч – Бруевичу и доложил о прошедшем.

Настал черед Бонч – Бруевича спасать жизнь Ленину. Он также действовал быстро и решительно, вызвав к Ленину свою жену Веру Михайловну Величкину, в недавнем прошлом фронтового хирурга, имевшую большой опыт по части пулевых ранений. Она тут же приступила к оказанию Ленину врачебной помощи. Одновременно с этим он отдал приказ об усиленной охране Кремля и объектов внутри его. Затем объявил о взятии на себя временного исполнения обязанностей председателя Совнаркома и постоянную передачу данных о здоровье Ленина местным и партийным советским органам и печатным изданиям. Так же по его распоряжению кроме врачей Ленина могли посещать только его ближайшие родственники. ("Выстрел в сердце революции... – с. 84, 86 – 88, 97, 173.)

Реакция родственников Ленина на покушение четко говорит, что они видели его организаторов среди руководства собственной партии. Вот что об этом сообщал В. Д. Бонч-Бруевич: "Вбежав в маленькую квартирку Владимира Ильича, я, прежде всего, увидел его сестру Марию Ильиничну, метавшуюся из комнаты в комнату и в нервном возбуждении повторяющую: «Что же это такое? До каких пор это будут терпеть?! Неужели и это пройдет им даром?!» (В. Д. Бонч – Бруевич «Воспоминания о Ленине»... – с. 343.)

Это характерный вопрос, кому это «им»? Ведь со всеми антибольшевистскими партиями к этому времени не церемонились, и говорить «Неужели и это пройдет им даром?!» – было бы бессмысленно. К этому времени этим «им» ничего даром не проходило, и это было всем хорошо известно.

Весьма интересно по этому поводу наблюдение жены Ленина Н. К. Крупской о прибытии в квартиру к раненому Ленину председателя ВЦИК Свердлова: «В квартире около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов и вид у него был серьезный и решительный» («Выстрел в сердце революции»... – с. 91.)

Этот серьезный и решительный вид" Свердлова очень контрастировал с тем, что у остальных соратников Ленина этот самый вид после покушения на него был крайне растерянным и подавленным.

Тем временем Бонч – Бруевич продолжал организовывать медицинскую помощь Ленину. Следом за Величкиной, к Ленину прибыл его личный врач Владимир Александрович Обух, который 1894 году вместе с Лениным участвовал в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Затем прибыл другой медик Александр Николаевич Винокуров, который в 1893 году вступил в марксистский кружок, созданный Лениным. Последним приехал профессор медицинского факультета Московского университета Б. С. Вейсброд", вступивший в большевистскую фракцию РСДРП в 1904 году. (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминание о Ленине»... – с. 342 – 350, 506.)

К ним скоро присоединился нарком здравоохранения Н. А. Семашко, член марксистского кружка Ленина с 1893 года. («Выстрел в сердце революции»... – с. 273.)

Под контролем, врачей – старых большевиков, присланный Свердловым профессор – хирург Минц, сделал Ленину ряд первичных операций.

В ходе медицинского осмотра и последовавших операций было установлено, что оба пулевых ранения Ленина должны были быть смертельными. Первая пуля должна была пробить сердце, но обошла его и на излете вызвала перелом плечевой кости. Вторая пуля прошла в очень опасной близости от сразу нескольких жизненно важных центров: шейной артерии, шейной вены, нервного ствола, обеспечивающего работу сердца. Ранение каждого из них грозило мгновенной или быстрой смертью, но пуля, чудом не задев их, пробила легкое и затем засела в передней части шеи под кожей. («Выстрел в сердце революции»... – с. 89, 96.)

При таком характере полученных ранений, в пору говорить о божественном промысле спасшем Ленина.

А тем временем шли первые допросы мнимой террористки Каплан, проводимые членом коллегии наркомата юстиции Козловским. По его словам, Каплан не выглядела профессионально террористкой ни в плане личных качеств, и ни в плане профессиональных навыков. Единственный случай её участия в террористическом акте был задолго до 1917 года и был связан с метанием бомбы. Ни пистолетом, ни револьвером она не владела. («Выстрел в сердце революции»... – с. 100 – 102.)

И, кроме того, практически сразу было установлено, что Каплан не могла прицельно стрелять даже если бы, и умела пользоваться ручным огнестрельным оружием. После неудачного броска бомбы она от взрывной контузии вскоре потеряла зрение. Ей восстановили его в очень небольшой степени в 1917 году после сложной хирургической операции.

Столь же мутно обстояли дела с определением её партийной принадлежности. На первых допросах, проводимых Козловским, она называла себя анархисткой и только под давлением допрашивавшего её затем заместителя председателя ВЧК Я. Н. Петерса признала свою принадлежность к правым эсерам. («Выстрел в сердце революции»... – с. 100 – 101.)

Судьба Каплан решалась с чересчур подозрительной поспешностью. Спустя два дня после покушения на Ленина, в полдень 3 сентября 1918 ближайший соратник Свердлова – секретарь ВЦИК Аванесов вызвал к себе коменданта Кремля Малькова и вручил ему письменный приказ о немедленном расстреле Каплан. Спустя 6 часов Каплан была расстреляна Мальковым в Кремлевском саду, а её тело было сожжено. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля... – с. 161 – 162.)

В своих мемуарах Мальков как – то «забыл» сообщить, чей это был приказ, но нетрудно догадаться, что он был подписан Свердловым, поскольку Аванесов своей властью его отдать явно бы не решился.

Несмотря на то, что Ленин остался жив, Свердлов начал явочным порядком брать полноту власти в стране. С тем, чтобы всем в руководстве стало ясно, кто теперь есть кто, он занял рабочий кабинет Ленина в Кремле. Вот, что об этом писал Мальков: «Когда после злодейского покушения Каплан Владимир Ильич был болен, Свердлов работал в его кабинете. Ни до этого, ни после, никто в кабинете Ленина, кроме него самого, не работал». (П. Д. Мальков... – с. 188 – 189.)

Несмотря на то, что Ленин остался жив, Свердлов начал явочным порядком брать полноту власти в стране. С тем, чтобы всем в руководстве стало ясно, кто теперь есть кто, он занял рабочий кабинет Ленина в Кремле. Вот, что об этом писал Мальков: «Когда после злодейского покушения Каплан Владимир Ильич был болен, Свердлов работал в его кабинете. Ни до этого, ни после, никто в кабинете Ленина, кроме него самого, не работал». (П. Д. Мальков... – с. 188 – 189.)

Захватив полноту власти, Свердлов использовал её для дальнейшего обострения гражданской войны в стране. С этой целью спустя несколько часов после покушения на Ленина он опубликовал специальное воззвание ВЦИК, объявлявшее в стране состояние массового террора против врагов Советской власти, получившее вскоре название «Красный террор».

Помимо дальнейшего разжигания гражданской войны, объявленный Свердловым «красный террор» послужил хорошим прикрытием для уничтожения без суда тех высокопоставленных царских чиновников, которые по своему положению слишком много знали о подлинных обстоятельствах свержения монархии в России. Именно поэтому вскоре после покушения на Ленина были расстреляны арестованные еще в марте 1917 министр юстиции Щегловитов и директор Департамента полиции МВД Белецкий.

Попутно с «красным террором» Свердлов в первые же дни после тяжелого ранения Ленина решал и другие задачи по укреплению своей власти. Так он твердо пресек поползновения других прозападных элементов в большевистском руководстве на раздел ленинского наследия. Вот как пафосно это описывал Мальков: "3 или 4 сентября 1918 Каменев и Рыков, вконец разуверившись в выздоровлении Ленина, явились к Свердлову и поставили вопрос об избрании временного председателя Совнаркома. В ответ Свердлов заявил: «Согласие на подобное предложение я не дам никогда и буду самым категорическим образом возражать против попыток избрать кого-то другого на пост, принадлежащий Ильичу». (П. Д. Мальков... – с. 188 – 189.)

Начав узурпацию государственной власти, Свердлов заодно решил избавиться и от Латышской дивизии, сорвавшей не так давно подготовленный им левоэсеровский мятеж. 12 сентября 1918, эта дивизия в полном составе была отправлена на фронт и до конца гражданской войны в Москву более не возвращалась. Охрану Кремля стали нести курсанты военного училища имени ВЦИК РСФСР, командование которого подчинялось непосредственно Троцкому, как наркому по военным и морским делам.

А тем временем выздоровление Ленина пошло неожиданно быстро. И уже 16 сентября 1918, он принял участие в заседании ЦК РКП(б). Но Свердлову все же удалось 24 сентября 1918, сослать Ленина «на отдых» в подмосковную деревню Горки. И он делал все, чтобы Ленин оставался там как можно дольше. Вот что об этом вспоминал Мальков: "К середине октября 1918 Ленин стал чувствовать себя много лучше и все чаще стал интересоваться, как идет ремонт его квартиры в Кремле и скоро ли он сможет вернуться в Москву. Я говорил об этом Свердлову, а он отвечал: «Тяните, тяните с ремонтом. Иначе не удержать Владимира Ильича за городом; все бросит, не долечившись, как следует. Пусть побольше побудет на воздухе, пусть отдыхает». Однако не так просто было удержать Ильича за городом. Ленин рвался в Москву, к работе. Недели через две после своего переезда в Горки, Ленин встретил меня и сказал: «Дипломат вы никудышный, товарищ Мальков! Ремонт в моей квартире уже два дня, как закончен. Завтра я возвращаюсь в Москву. Передайте это Свердлову. Я ведь знаю, кто вас инструктирует». (П. Д. Мальков... – с. 165 – 166.)

Наконец 16 октября 1918, Ленин вернулся в Москву, к работе, приняв в Кремле делегацию ЦК КП(б) Украины и проведя с ней двухчасовое совещание.