Текст книги "Я, ангел"
Автор книги: Константин Аврилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
VIII
Ночи не было. Светлый купол не потемнел, и звезды не проклюнулись. Идеальные деревья отражались в мраморной плитке. Живность ленилась стайками.
Сна или усталости он не чувствовал. Другое требовалось: срочно излить накопившиеся вопросы хоть на кого-нибудь. Как найти Витьку? Даже его нового имени не знает. Тиль бесцельно сидел на Мусике, вертя головой. Кругом было одно и то же. Тишина и покой.
Напротив всплыл рекламный билборд, один из тех, что торчат по краям трасс. Пространство щита зажглось снопом искр, закружился вихрь звезд, галактики взорвались Большим взрывом сотворения Вселенной, и на поверхность выплыла надпись, отливающая живым золотом: «Шоу Бэнни».
Тиль успел моргнуть, а на билборде уже вовсю улыбался прилизанный красавец, облитый фраком в блестках, трепетно сжимавший микрофон. На самом кончике акустической головки кокетливо растопырилась пара крылышек. Глядя прямо на зрителя, красавчик растянул улыбку до опасной широты и громогласно рявкнул:
– Да! Да! Да! Вы ждали, и мы пришли! Мы снова вместе! Встречайте! Это долгожданное! Любимое! Неподражаемое! Шоу кого? Ну, конечно! Это шоу Бэнни!
Противная манера растягивать последние буквы протяжным эхом, словно у несчастного животного рвали хвост. За кадром разразился восторг невидимой публики, так что и Тиль невольно похлопал в ладошки. Бэнни благодарно поклонился.
– Сегодня у нас в студии только один, но важнейший, поразительный и неповторимый вопрос: кем ты хочешь стать!
Опять раздавался гром. Волевым жестом Бэнни навел тишину.
– Что выбрать: Ж-ангел или М-ангел? Вот в чем вопрос!
Никто не объяснил Тилю, что есть разные ангелы. А еще говорят: телевидение полирует мозги. Вот, пожалуйста, важная информация. Ангельское телевидение полезно.
– Давайте узнаем подробности. Да! О да! Стань Ж-ангелом, и ты будешь помогать умным, честным, сильным, полезным и замечательным, мудрейшей половине овечек, ее надежде и опоре... Кому? Ну, подскажите мне! Да! Мужчинам!
Невидимая студия содрогнулась от шумной радости.
Бэнни замахал:
– Нет! Нет! Нет! Мы не будем спешить. Ведь есть еще М-ангел. Правда? О да! Что же сказать о них? Дайте подумать... Ну, конечно. Стань М-ангелом и будешь опекать нежных, ласковых, сладостных, очаровательных созданий, лучшую половину овечек, которых по ошибке назвали... Ну, помогите мне, я боюсь это сказать... Нет? Ну, конечно – женщинам!
Свист и улюлюканье захлестнули экран.
Бэнни сморщился, как от пропущенного гола, и вдруг наставил палец в экран:
– А кем ты хочешь стать, Тиль?
Застал врасплох. Вопрос поставлен ребром. Наверное, досье Аленки не сильно отличается от других. Обычных, нормальных, среднестатистических женщин, то есть – овечек, мечтающих о тихом семейном счастье с яростным и неповторимым сексом, с умными, послушными и прочно здоровыми детьми, лучше сыновьями, но, конечно, не без сладких дочек, с вечно молодыми мужьями и быстро стареющими подругами под свое не меняющееся отражение в зеркалах. Чтоб полной чашей на зависть другим и как бы хотела мама. Выбирать не из чего.
– Я бы в Ж-ангелы записался.
Бэнни издал вопль разогнавшегося паровоза, яростно крутя рукой, как пропеллером:
– О да! Он ответил! Потрясающе! Великолепно! Поздравляю! Ты можешь быть только М-ангелом, Тиль!
– Почему? – не удержал досады обманутый ангел.
– Таковы правила. Их не изменить.
– Можно было не спрашивать...
– Каждый должен иметь право выбора. Даже если его нет! Это наше шоу!
Билборд провалился без следа. Ровная поверхность плитки отражала чистоту.
Может, проверка на прочность? Реклама соврет – недорого возьмет. Даже ангельская. Захотелось разыскать под кожей комбинезона хоть каплю надежды. Но ее не нашлось. Почему-то он знал твердо: быть ему М-ангелом, и никем иным. Если, конечно, справится. Значит, от женщин никуда не деться. В той жизни Толику помогал драйв иллюзий. Тиль видел каждую насквозь. И даже больше. Как же их опекать – таких, какие они есть на самом деле. Как быть их ангелом? Неужели это то, о чем предупреждал добряк 33-32? Все равно. От сверкающего мира остались серые осколки. Надо готовиться к испытаниям.
– Чем-то опечален?
Художник стоял спиной, прикрывшись от невидимого солнца широкими полями соломенной шляпы. На подрамник живописного мольберта натянуто беленое полотно, изредка прочерченное контурами.
– Возникли сомнения?
Герр Гессе как раз прицеливал кисть к рисунку, на палитре растеклась лужица бледных красок.
– Расскажи, что тебя тревожит, ja.
Хотелось узнать так много, расспросить и понять, что в рот не вмещалось. Тиль мужественно выбрал самое горячее:
– Я обязан быть ангелом женщины?
Под легким мазком на полотне проявилась цветная полоса:
– Срединное небо устроено милосердно. Ж-ангелы и М-ангелы не могут находиться вместе. Мы не знаем их, они не знают нас. Разделено непреложно. Это мудро. Избавляет от многих мучений, которые досаждали Там. История с твоим ангелом – хороший пример. Иначе такие драки случались бы регулярно. А так – у них свои овечки, у нас свои. И по-другому быть не может. За нарушение правила – Исключительное Наказание, naturlich. Ты должен оценить, что стоило твоему Ж-ангелу пробиться сюда, чтобы... Надеюсь, понятно.
Картина проступила контурами голубых деревьев.
Тиль решил идти до конца:
– Если я ангел, где крылья?
Гессе еле приметно улыбнулся:
– Не торопись. Ты ангел-кадет.
– Я хочу крылья. Модели Сикорского.
– Ну, зачем тебе крылья, мальчик, у тебя «Ниндзя». На самом деле, ты хочешь спросить про другое.
Тиль счел, что нагло врать не получится, и выпалил:
– За что дают штрафные?
– Нет, не то.
– Как общаться с другими ангелами?
– Nein, совсем не то, холодно. Что тебя на самом деле волнует.
Набравшись мужества, он спросил:
– Почему в ангелы попал я?
Кисть, только что наведенная к полотну, застыла. Гессе глянул сквозь кругляшки очков:
– Вот правильный вопрос. Ты здесь есть случайно. Вина или непростительная ошибка нашего коллеги. Оставил свой пост у древа, и ты свернул не туда. Ты здесь чужой. Ты даже не знаешь, отчего оказался здесь.
– Меня сбил грузовик.
– Это не совсем так.
– Имеет значение?
– Очень большое. Но если ты оказался здесь, значит, у тебя должен быть шанс.
– В ад не загреметь?
– Ты сказал глупость, фу. – Гессе принялся за рисунок и продолжил, не повернув головы: – Каждый ангел, Ж или М, мечтает только об одном: о Хрустальном небе. Он знает, что может туда попасть. Он знает: если нести службу достойно, ему будут списывать штрафные. Когда-нибудь, конечно, не скоро, он сможет попасть на Хрустальное небо. Ради этого служат ангелом. Но у тебя всего вечность в запасе. И в этом есть сложность.
Открыв было рот, Тиль намерился разобраться по-крупному, но его перебили:
– Опоздаешь на урок, мальчик.
Поправив шляпу, Гессе принялся вытирать кисть. На полотне буйствовал красками Прованс: поля цветов, одинокие кипарисы и кучерявое облачко в бирюзовом небе. Пейзаж неместной натуры выглядел похоже, но кривовато, как у самоучки.
Любой художник, кроме денег, ценит похвалу. Тиль собрался быть щедрым к председателю Милосердного Трибунала, но случайно моргнул.
Там, где стоял мольберт, возвышался пологий холм. На макушке торчал лысый куст, обгоревший до угольного налета, вокруг расшвыряли обломки каменных плит с вырезанными закорючками еврейского алфавита. Один из фрагментов скрижалей использовал под седалищем знакомый летчик. Ангел-кадет 897-й был тих и мрачен, как море перед штормом.
Оставив дружеские приветствия на другой раз, Тиль с Мусиком подошли молча, примостились рядышком. Обломок с письменами на ощупь зада был остр и холоден.
– Налетался, сокол? Много впечатлений?
897-й уставился в пересохшую почву:
– Славно, весело и беззаботно.
– Отчего грустен?
Летчик посмотрел прямо:
– Действительно хочешь знать?
Толик не очень любил чужие откровения, вернее – на дух не переносил соплей и жалоб, но ангелу, видимо, положено сносить терпеливо. Все-таки одноклассник, надо быть в контакте. И потому рассыпался в уверениях искреннего интереса.
Пилот мрачно сообщил:
– Я в полной растерянности.
– Это ты на самолете в гору заехал? – вдруг ляпнул Тиль.
897-й резко обернулся:
– Знаешь почему? – спросил он с таким надрывом, что стало ясно: исповеди не избежать. – Ее звали Доллорес. Ведьма с черными волосами и бешеным взглядом. Около нее увивались все богатенькие, на разные лады перья распускали. А у меня ничего не было. Я стоял в стороне и только смотрел. И это ей понравилось, она решила выбрать меня назло всем: достанусь тому, кто меньше всего достоин. Я дал слово, что она ни в чем не будет нуждаться. Я хотел стать истребителем, но ради нее пошел в гражданскую авиацию, учился и работал за троих. Чтобы у нее было все. Когда окончил летную школу, мы поженились. Я стал летать на дальних пассажирских. Возвращался, Доллорес встречала, говорила, что любит. Только ей все время было мало денег. Тогда я устроился в частную компанию возить туристов. Денег хватало, но дома перестал бывать. Виделся с ней раз в неделю, не чаще. Я очень хотел детей, но Доллорес сказала, что спешить не стоит, сначала кредит на дом, машину и что-то там еще. Я все терпел. Потому что любил ее, потому что верил, что она меня любит. И вот как-то раз возвращаюсь раньше обычного – рейс отменили – и вижу: она собирает чемоданы. Я спрашиваю: что случилось, любимая. Доллорес говорит: у нас все кончено. Оказывается, пока я летал, она бурно крутила роман с каким-то продюсером. И сегодня они уезжают в Лос-Анджелес. Ей ничего не надо, оставляет все, просит развод и чтобы ее простил и нашел свое счастье. Я не стал ее убивать, ушел в гостиницу. И сразу попросился на рейс, была не моя очередь. Село пять американок, раскрепощенные, богатые, свободные дамы, пили и орали, как ненавидят мужчин, и какие те подонки, и как их надо проучить, вытянув все деньги и соки. У меня в голове что-то замкнуло. Заложил вираж и пошел на ближайшую гору. Чтобы их всмятку. Чтобы не принесли горя таким же простым парням, как я. Чтобы очистить от них землю. Вот как.
Надо бы выразить сочувствие или подставить дружеское плечо, но опыт Толика был на стороне лихого продюсера. Такие, как этот летчик, рождены, чтобы носить украшение оленя. Толик много постарался для победы животной справедливости. Одни работают, другие – имеют. С этим ничего не поделать. Малыш попал под раздачу, и его совсем не жалко. Чтобы не казаться равнодушной свиньей, Тиль выжал:
– Отомстил, значит, герой? Так о чем печаль?
– Я был у Доллорес, – мрачно сообщил ангел-кадет.
– Уже покорила Голливуд?
– У нее есть ангел. Скажу по секрету: он позволил увидеть досье.
– Понятно...
– Нет, Тиль не понятно, – неудавшийся истребитель разошелся. – Все пять лет, что Доллорес была со мной, она наказывала себя за глупость, которую сделала. Понимаешь? Я был ее наказанием. Она заставлял любить меня. Я отдавал ей все сердце, все мысли, все силы, верил, что наша любовь – это самое светлое, что может быть. А на самом деле был машиной зарабатывания комфорта. И больше ничего. Доллорес симулировала любовь. Даже в постели. Знаешь, как она кричала подо мной? Я был не просто дураком, я был слепым щенком, которого водили на поводке. Я не нашел даже искры любви. Одно желание. Это так больно. Я презираю их всех.
Похожие мыслишки бередили Тиля, но в этом он не признался бывшему рогоносцу, а лишь похлопал по плечу:
– Ничего, брат-ангел, всякое бывает. Нам же сказали, что молодому ангелу в досье любимых заглядывать не стоит.
Про рубиновый камешек и спрашивать нечего – все и так ясно.
Неторопливой походкой подплыл капитан. 898-й насвистывал песенку, пребывая в отличном настроении. Выбрав скрижаль, удобно приземлился и потянулся:
– Как дела, коллеги?
– Отлично, – ответил Тиль за двоих. – Проветрился?
– Великолепно! Фантастика! Неподражаемо!
– Досье видел?
898-й приложил палец к губам:
– Это большой секрет. Не вздумайте болтать герру Сведенборгу.
Как по команде послышался стук трости, из-за пригорка показался парик в буклях, а под ним и весь господин учитель. Сведенборг раскачивался так, словно хромал на обе ноги. Лицом мрачен, брови скошены, барометр настроения показывает бурю.
Ангелы-кадеты подскочили и встали в стойку «смирно», Тиль замешкался, но вытянулся, как остальные.
– Мег’завцы! Бездельники! Тг’утни! – рявкнул учитель, еще одолевая пригорок. – Как стоите, олухи! Смиг’но! Г’уки по швам, глазами есть! Я вам покажу бездельничать!
Палка с мордой льва описала круг в опасной близости носов. Тиль невольно отшатнулся. Заметив, Сведенборг взъярился:
– Ангел-кадет... тьфу,... Тиль! Как ангел должен поступать со своей овечкой?
– В каком смысле?
– Штг’афной! За что ангел получает штг’афные?
– Я не знаю, герр...
– Штг’афной!... Ангел-кадет 897-й! Отвечать!
– Ангел получает штрафные, если овечка не следует должному! – браво отрапортовал летчик, недавно печальный.
– Ангел-кадет 898-й! Как ангел опг’еделяет лучший выбог’ для овечки?
– По своему усмотрению, герр учитель! – горел усердием капитан.
Сведенборг погрозил палкой и гаркнул:
– Мег’завцы! Слюнтяи! Недоучки!.. Сесть!
Буря стихла внезапно. Озверевший учитель принялся мирно теребить подбородок, борясь с размышлениями. Никто не смел шелохнуться.
Сведенборг вдруг улыбнулся беззащитно и растерянно:
– Потрачена жизнь на то, чтобы написать тома про небеса и ангелов. Казалось, мне являлась сама истина. А ведь я, мальчики, был слеп, как старый крот. Ну, откуда мог знать, как попадают в ангелы. Откуда мог знать, что ангелами становятся отниматели жизни: солдаты, бандиты, хирурги, акушеры абортов, охотники, киллеры, грабители, полицейские, мясники, террористы, спецназовцы, генералы, банкиры, надзиратели, палачи, самоубийцы, ковбои, снайперы, водители, адвокаты и прочая шваль. Как можно было догадаться, что им суждено отбывать не в месте, которое Там называют «ад», а здесь, у нас. Кто мог знать, что расплата за отнятие чужой жизни будет так чудовищно велика. Ведь это пикантно, не находите, господа?
Ангелы-кадеты переглянулись, но поддакнуть не смели.
– Ведь в этом есть особая прелесть. Вот, например, ангел 17-89, называвшийся овечкой Наполеоном. Знаете, где он? Нынче присматривает за продавщицей лапши в Гонконге. А овечка Чингисхан? Опекает украинскую проститутку в Мюнхене. А овечка Гитлер? Как паинька – ангелом у еврейской домохозяйки с пятью детьми. Да и вы, маленькие подонки, разве не заслужили гореть в смоле или хоть жарить ваши подлые задницы на сковородках? Так ведь нет – будете ангелами. Почему, я спрашиваю?
Тиль сделал то, чего никак не ожидал: поднял руку.
– Лично я, герр учитель, убивал только мух и комаров.
Сведенборг отмахнулся, как от приставучей осы:
– Кого это интересует? Наверняка – не меня. Разве не великая трагедия, что человек, проживший серенькую жизнь, ничего не сделавший, кроме как отслужил мельчайшей пылинкой, получает покой. А дерзновенные и сильные, которые не боялись ничего и вели за собой, обречены быть ангелами. Где разгадка этой несправедливости?
Ему не ответили.
Палка, описав круг, приземлилась на плечо учителя. Внезапно повеселев, он сказал:
– Не будем предаваться унынию. Вас обучили, как пользоваться досье овечки и видеть ее варианты. Очень мило, что коллеги избавили меня от этой рутины. Первым делом вы сунули носы в жизнь тех женщин, что имели к вам отношение. И нашли много неожиданного. Это будет уроком. Когда станете опекать овечек, помните, кто они на самом деле. И не питайте иллюзий.
Сведенборг исследовал ангелов-кадетов, но троица осталась невозмутимой.
Отважился Тиль:
– А Хрустальное небо?
Учитель подправил съехавший парик и настороженно спросил:
– О чем это вы, ангел-кадет?
– Мы сможем попасть на Хрустальное небо?
– Ах, вот что... Разумеется. Для того и служат ангелом, чтобы попасть на Хрустальное небо. Именно для этого, конечно, – Сведенборг оперся на палку. – Запомнить урок. Второй закон ангела. Ангел не имеет права договариваться с другим ангелом о поступках и судьбе овечки. Это значит, вам придется все делать самостоятельно. Помощи нет, и ждать неоткуда. Советов никто не даст. Ангел один на один с овечкой. У ангела друзей нет. Разбирайтесь как хотите. Обучение окончено. Курс выпущен.
Ангелы-кадеты послушно вскочили.
Мастер заковылял по склону, шаркая туфлями пыль и сбивая камешки тростью. Как только спина его исчезла за холмом, 898-й натужно заржал:
– Отлично разыграли! «Большая тайна», «никому не говори, а то штрафные выпишут». Умереть от смеха, если бы уже не сдохли.
– Нас уже обучили? – Тиль не мог поверить в такую удачу. Или наоборот.
898-й взобрался на камень и принялся рассматривать даль:
– Все, что нужно, я знаю... А не видать что-то Хрустального неба.
Зато летчик опять сник и, закрыв ладонями физиономию, пробормотал:
– Дерьмо! Что я наделал!
Сблизившись с 898-м, Тиль спросил тихонько:
– Ты видел свою девушку?
– Нет, – беззаботно ответил он.
– Неужели не нашел?
– Незачем искать. Маргарет я утопил вместе с муженьком. Запер их в каюте и открыл кингстоны. Красивая смерть. Кричали сильно, пока не захлебнулись. Яхта крепкая, надежная. Долго тонула.
– А сам?
– Пил коньяк, пока не ушел под воду. Как положено капитану. Хо-хей!
– Не жалко?
– Так ведь сука.
– Доллорес! Будь ты проклята! – затянул 897-й.
Слушать душещипательную мелодраму не было никакого желания. Надо срочно, любой ценой, за любые штрафные разыскать Витьку. Хоть мозги пудрить не будет.
Оседлав Мусика, чтобы рвануть куда угодно, Тиль, непонятно для чего, оглянулся.
Кривой пальчик Савонаролы подзывал. Неприятно, но ослушаться нельзя.
Подрулив к монаху, будто делая жест вежливости, Тиль лихо соскочил с мотоцикла, хоть и мертвого.
– Рад вас... – начал он, но израненная ладошка приказала заткнуться.
– Ангел-кадет Тиль, тебе оказана высокая честь.
Монах улыбнулся. Любой грешник согласился бы провести недельку в аду, лишь бы избавили от этого зрелища. Казалось, улыбается не человек, а василиск, мечтающий порвать живьем на запчасти.
– Спасибо, донн Джироламо, – кое-как выдавил Тиль. – Что надо делать?
– Тебе назначается овечка. Торжествуй.
В глазу Савонаролы мелькнул хищный огонек, но Тиль списал на блики мраморного пола.
– Благодарю, дон Джироламо, но...
– Меня – не за что.
– ...но ведь я только ангел-кадет. Девушка, то есть овечка, молода, и вообще... – продолжая лепетать, необъяснимым образом он уже знал, кто выпал ему.
– Не печаль. Ты знаешь достаточно. Многие ангелы довольствовались куда меньшим. А у тебя такие способности общения с грешни... с овечками.
– Когда прикажите приступать?
– Денька два-три, отдохни, оглядитесь, соберись с мыслями.
В противной роже крылся подвох. Почуяв неладное, Тиль переспросил:
– Когда, простите?
– Немедленно, ангел-кадет! Как можно скорее! Срочно!
Удержавшись, чтобы не отдать честь неприятному субъекту, Тиль запрыгну в седло:
– Сделаю, что смогу.
– Да уж, постарайтесь ангел-кадет. И помните: у вас в запасе одна вечность. Получите назначение! – Рука в капюшоне щелкнула над головой Тиля.
Чуть выше взгляда, так, чтобы не мешать, но всегда находиться в поле зрения, вспыхнуло и замерло перышко, каким писали при свечах.
– По итогу прошлой жизни у тебя скопилось...
Перышко вздрогнуло, ожило и начирикало цифру с пятью нулями.
– ...не так уж много штрафных. За уроки тебе выписали...
Подлая самописка добавила три сотни.
– … тоже мелочь. Поэтому за первую овечку тебе, как любому ангелу, нельзя скопить больше миллиона штрафных. Это не много, поверь.
Легко прикинуть: если девчоночка протянет лет восемьдесят, запаса может не хватить. Шустрые они – женщины, то есть теперь для него – овечки, так разойдутся годам к тридцати, что штрафных не хватит.
– А если переберу?
Савонарола нехорошо осклабился:
– Не советую.
– Как мне узнать, что овечке делать правильно, а что нет?
– Ты ангел, ты и решай. Выбирай варианты... По-моему, тебе пора.
– Подождите, но как я буду ангелом без крыльев...
– Крылья надо заслужить. Пользуйся мотоциклом. Это все, ангел-кадет?
– Еще мгновение, дон Джироламо. Если спишут все штрафные, я попаду на Хрустальное небо?
Монах стремительно удалился, сверкая пятками в мраморной плитке.
В призрачной надежде заметить Витьку Тиль огляделся, но, кроме ленившегося зверья и скучающих деревьев, не обнаружил ничего дельного. Он уже взялся за ручку газа, когда выросла объемная тень, выступившая багряно-красным платьем. Субъект воровато огляделся и подмигнул:
– Как дела, ангел-кадет?
Тиль демонстративно скрестил руки:
– Спасибо, сеньор Торквемада, благодаря вашим стараниям – хуже некуда.
– Какие могут быть обиды, – кардинал сокрушенно вздохнул. – Понимаешь, такой матч, пропустить не хватило сил. Каюсь, но страсть сильнее. Уж такую гадость придумали проклятые еретики с мерзкого острова, так бы и послал на костер. Не могу оторваться. Футбол любишь?
Ангел-кадет неопределенно пожал плечами. На самом деле к спорту был глубоко равнодушен. Ну, если только гольф...
– Молодец, – похвали толстяк. – Скоро наш «Реал» будет с «канонирами» драться, хочешь со мной?
– Можно.
Близкое знакомство с членом Трибунала, хоть и милосердного, не бывает лишним. Даже на Срединном небе.
– Беллиссимо! Благодарю! – Кардинал умыл лапки и заговорщицки спросил: – Может, помочь чем? Подсказать...
– Как понять, что для овечки правильно?
Кажется, вопрос поставил сеньора Томаса в тупик. Засопел, живот заходил волнами, толстые ряшки нервно дернулись. Овладев нервишками, подманил на близость и сдавленным шепотом выжал:
– Дело в том, что это никому не известно.
– Но как же... – удивился Тиль.
– Вот потому ангелам несладко. Держись, кадет, еврокубок скоро!
Кардинал хлопнул по плечу дружески и подло смылся. И Витька где-то шляется, ангел-вояка. Смутная тревога заворочались где-то там, где предполагалось наличие души, которой ангелу не полагалось. Недомолвки и намеки как будто заманивали в западню, из которой не выбраться.
Что поделать, такова, видно, доля ангела.
