Текст книги "Тринитротолуол из Перистальтики (СИ)"

Автор книги: Константин Твердянко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Вряд ли это какая-нибудь научная экспедиция. И на торгашей не похожи. Крутить головой, свисая с лошади, не сильно получалось, да и охранник пресекал попытки шевелиться – причем болезненно. Но главное я увидел. Они по замашкам больше смахивают на кадровых военных: четкость действий, молчаливое исполнение всех указаний старшего, даже слаженный порядок передвижения. И это очень-очень плохо. Куда они меня увезут? На снисхождение рассчитывать не приходится…

Ехали всю ночь. Когда стал заниматься рассвет, лес расступился, и на большой поляне я увидел лагерь эльфов. Точнее, не столько увидел, сколько понял, что это он.

Вокруг царила такая… упорядоченная суета, что ли. То есть обстановка очень оживленная, но при этом – никакого хаоса, полная дисциплина. В очередной раз убедился, что эльфы умеют отлично наладить любое дело. Ублюдки лесные.

И слишком все это похоже на военную организацию…

А потом меня сбросили с лошади, подцепили к веревкам крюк и швырнули в какую-то яму. Не снимая веревок и полотна, в которые меня закрутили. Раненую ногу, которой я приложился при падении, так резануло болью, что я чуть не подавился языком. Вот мрази! С такой высоты кидать связанного!

Яму накрыли деревянной решеткой – это я смог разглядеть, когда проморгался. Тихий разговор наверху и звуки шагов дали понять, что эльфы ушли, оставив часового. Прекрасно… Значит, походный вариант тюрьмы. На посту-то всего один, но что с того? Наверх я все равно не взберусь – даже не в веревках дело. А с ними… Проще до Китая на карачках дойти.

А стрелу из ноги так и не достали. Заражение же будет… Это они специально так или просто решили перестраховаться?

Я скорчился на земляном полу, стараясь не тревожить рану. Холодно не было – к холодам тело тролля слишком привычно. Боль тоже поутихла, мышца уже не горела, а тупо ныла – можно терпеть. Но было очень страшно. Похоже, завтра за меня возьмутся всерьез. А моральные принципы высокорожденных уже почти не вызывают сомнений.

Ночь, конечно, прошла без сна. Наутро, совсем рано, меня вытащили из ямы – за веревку, привязанную к тому крюку. Предусмотрительно, ничего не скажешь. Приволокли в какой-то шатер на окраине лагеря – неподалеку от импровизированной темницы. Интерьер шатра мне сразу не понравился – живо напомнил какую-нибудь пыточную. В эльфийском стиле – функциональную и изящную. Выстланный плотной тканью пол, массивное деревянное кресло посередине, светильник на масле. Остро пахнет травами – будто для того, чтобы перебить другие запахи…

Так оно и оказалось. С меня, наставив короткие копья, сняли путы. Усадили в кресло. Пристегнули руки к подлокотникам металлическими скобами. Ноги – к деревянной плахе.

Затем облагодетельствовали… мрази ушастые. Резко выдернули стрелу из ноги – я чуть сознание не потерял. Пару минут мог только шипеть сквозь зубы, из глаз невольно лились слезы. Плевать. Посмотрел бы я на них, когда так рану бередят… Ладно хоть, не провернули наконечник.

Потом в палатку вошла эльфийка. Не та, что с поляны, – но тоже восхитительно, невероятно красивая. Ниспадающие на плечи прямые светлые волосы, глаза – изумрудно-синие, как океанские глубины, точеные черты лица, кожа – словно алебастр… И кожаная сумочка в руках. Девушка остановилась чуть поодаль и начала невозмутимо выкладывать на стол инструменты, от которых меня сразу передернуло.

Крючки, иглы, небольшие лезвия разной формы, пилки. Все тусклое, не блестит. Сказал бы, что пластик, но скорее дерево. «Что ж они так? Мало металла или просто традиция?» – вдруг озадачился я. Видимо, стараюсь отвлечься… Говорят, ожидание пытки иногда даже хуже, чем она сама…

Эльф, дежуривший у входа, равнодушно зафиксировал мои пальцы в деревянных тисках, сильно сдавив, и вышел из шатра. Я боялся, что начнут дробить кости фаланг, но с этим пока повременили. Вместо этого красавица внимательно рассмотрела мою руку. Взяла небольшое лезвие, вновь задумчиво поглядела на зажатую кисть. Примерилась и провела по пальцу деревяшкой – острой, как бритва. Аккуратно надрезала кутикулу. Слегка приподняла и дернула ноготь. Потом сильнее. И еще. И еще. Я сжал зубы, зашипел. Потом, когда коготь стал отделяться от пальца, – не выдержал и заорал.

Боль была такой… Стрела и рядом не валялась.

Не знаю, сколько минут прошло, но под конец я уже плохо соображал. Когда коготь таки отодрали и истязательница взяла паузу – не сразу и понял, что полегчало. Палец жгло, будто его варили в кипятке, но чудовищная боль понемногу уходила. Уже не застилала собой все вокруг. Превращалась в обычную, вполне переносимую.

– У тебя их осталось еще девять. На руках, – бесстрастно проговорила эльфийка. – Расскажи, откуда пришел этот гимори. И кто твой хозяин. И где он сейчас.

– Н-не знаю… – простонал я. Слова проталкивались через горло со свистом. – Я же… с-с-сказал, что не знаю. Он в подвале каком-то… с-сидел…

– Тогда продолжим, – сухо сказала девушка. И продолжила.

Через полчаса я надсадно кричал:

– Да не знаю я, говорю же! Не знаю, откуда он! Я его с-случайно!.. Случайно нашел!

– Ложь! – процедила синеглазая. – Как вы договорились с гимори, если ты не связан с его хозяином?

И настал через следующего пальца. А вот что будет, когда когти закончатся?..

Вечер завершился спустя три ногтя. Когда свежие раны она присыпала каким-то едким порошком, я вырубился. И, видимо, меня отволокли в мою камеру… ну, яму. Потому что очнулся снова именно там.

Утром ко мне сбросили сверток с половинкой черствой – но чертовски вкусной! – булки и какими-то слегка подгнившими овощами. И то хорошо, как говорится. Хотя бы заморить голодом они меня пока не намерены – исключительно пытками.

А днем опять состоялся… допрос с пристрастием. Впрочем, начался он не так, как вчера: вместо эльфийки-живодерки присутствовал молодой эльф с неизменно приятными чертами лица. Ну как молодой – у них возраст определять очень сложно… Просто показалось, что младше других.

– Здравствуй… пленник, – ушастый явно хотел сказать другое слово, но в последний момент вдруг передумал.

Мое тело все так же надежно закрепили на кресле, но палаческие инструменты пока никто не доставал. Наверное, решили потянуть ожидание – подготовить клиента, так сказать.

Эльф подошел поближе, наивно похлопал золотыми глазами и добавил:

– Минувшим днем, кажется, мы начали не так, как следовало… Перед… принесением страданий надлежало просто поговорить. Но ты должен нас понять – мы значительно стеснены во времени. Нам очень важно выяснить, кто и где сотворил гимори. Этого гимори. Такого гимори.

Он со всем возможным вниманием заглянул мне в глаза. Играл свою роль довольно хорошо. Отвращения практически не было заметно. Даже можно было заподозрить сочувствие… в некоторой степени. И, пожалуй, ему можно рассказать и побольше… Вспомнить разные детали… Так, стоп!

Опять колдовское внушение! Не дождешься, урод! Меня дешевым приемом с хорошим и плохим полицейским не разведешь!

– Я сказал все, что знаю, – пробормотал я, с трудом отводя взгляд. Краем глаза подметил, как едва заметно скривил губы эльф.

– Что ж… Зря ты так поступаешь, пленник, – помолчав, словно бы с грустью произнес он. – Гораздо лучше для всех будет, если ты честно и открыто поведаешь обо всем, что тебе известно. Кто ты такой, кто твой хозяин, где он создал гимори, есть ли еще такие… Каких целей он хочет достичь, используя столь омерзительное… чародейство.

– Я нашел тварь в подвале. В лесу развалины, там подвал… – повторил я чистую правду. – Я… э-э… зуб даю, век воли не видать – не знаю, откуда она там взялась.

Кто бы сомневался, что ближайший аналог слова «клянусь» в лексиконе тролля – сугубо уголовный. Но эльф меня, кажется, понял. Снова неуловимо поморщился и махнул рукой:

– Он еще не готов делиться сокровенным. Противится. Приглашайте Ниольтари.

Вычурное имя, которое я отлично различил, принадлежало давешней красавице и мастерице… чтоб ей тролля родить.

На сей раз снимать когти со второй руки не стали – ограничились работой с той, которую калечили вчера. И возилась эльфийка с ней старательнее. Соответственно, и продержался я едва ли двадцать минут. Которые показались долгими годами.

Пришел в себя, конечно, в яме – меня разбудил собственный стон. Глубоко дыша, я поднес к лицу изуродованную руку – и не сдержал вскрика. Мрази, что сделали-то… Это не пальцы, а кровяные сосиски какие-то… С начинкой из жгучей боли.

Вторая конечность работает, но надолго ли?.. Завтра наверняка и до нее черед дойдет. Что будет, когда эльфы решат перейти к более серьезным пыткам, я старался даже не воображать. Пока всего-то суставы выкрутили, даже ничего не сломали… А я бы и так все выдал про черного мага – да вот беда, нечего…

Как же сбежать? Из ямы, закрытой решеткой, с истерзанными руками не выбраться вообще никак. А там еще и часовой. Из-под конвоя при доставке на живодерню и обратно тоже не уйдешь. Точнее, каким-то чудом, может, и удастся… Оторваться на пару метров. Вокруг же лагерь ушастых. Сумку отобрали, и даже когтей почти лишился.

Третий день начался точно так же, как и предыдущие в гостях у эльфов. Разве что идти было куда сложнее – меня, по сути, тащили в пыточный шатер. Кисть жутко распухла, сочилась сукровицей и начинала темнеть. Недолго и до гангрены. Черт, черт, черт, вот бы сейчас открыть глаза – и оказаться под капельницей на больничной койке, с трубкой в пищеводе. Где добрый доктор мне скажет, что я полгода провалялся в коме… Зажмуриваюсь снова и снова – бесполезно. Все тот же полог шатра маячит, все те же проклятые эльфы тащат меня под руки… Гадкие, поганые, изящные, красивые твари.

И тут на глаза попалось то, чего я раньше здесь не видел. Навстречу мне из допросной вели другого несчастного, который чем-то не угодил ушастым. Присмотревшись, я понял, что несчастный на самом деле, кажется, был женщиной – тощей, грязной и замученной. Грубые серовато-черные космы спадают на лицо, голова низко опущена, драные лохмотья укутывают фигуру. Я уставился на нее, пытаясь понять, сколько ее держат в лагере. Думал, что ее тоже заинтересует встреча, но женщина механически, как робот, прошагала мимо, даже не подняв головы. Успел подметить, что с ней что-то не так, неправильно – но не понял, что именно. Должно быть, тоже следы пыток.

Похоже, что она в эльфийском плену гораздо дольше. А ходит еще сама. Это хорошо. Но ее никуда из походной тюрьмы не переводят. Только к «следователю» и обратно, как меня. Это плохо. Нет шансов, что скоро удастся сбежать на пересылке. Не похоже, что она состоится в ближайшее время. Что «разберутся и отпустят», я, само собой, не верил.

А на деревьях шумела молодая листва, ветер донес запах свежей травы… Скоро лето. Увидеть бы его.

Дальше вечер был обычным. Море боли, запах крови и пряностей, мои хриплые крики и вязкая чернота, когда начал погружаться в забытье.

Но теперь меня, когда отключился, не отволокли в яму. А плеснули ледяной водой в лицо и продолжили… Похоже, хотят сказать, что шутки кончились. Ну, я знал, что легкими сеансами не ограничатся… Им ведь очень надо знать, где создали кита-паука. Кто бы сомневался.

В общем, вечер закончился еще хуже, чем обычно. От рук перешли к художественным надрезам и уколам по телу – неопасным, но крайне болезненным. Инструменты, которые использовала длинноухая, – явно плод многовекового опыта. Ничем другим мучения, которые причиняли обыкновенные деревяшки, объяснить я не смог. Правда, думал об этом уже потом. Вначале было, мягко говоря, не до того.

Под конец со мной опять побеседовал «добрый полицейский». Снова сокрушался, что не стремлюсь сотрудничать, и пытался воздействовать напрямую на психику. Снова ушел ни с чем, раздосадованный. Вначале я шепотом, едва шевеля запекшимися губами, умолял его поверить мне. Потом, кажется, громко послал его вслух – точно уже не помню.

Позже, ночью, я лежал на земляном полу, свернувшись калачиком и тихонько подвывая. Пользуясь перерывом между допросами, на которых я вопил, матерился и старался втолковать, что ничего не знаю, даже удалось слегка подумать – лишь бы занять себя чем-то, лишь бы не замирать в ожидании следующего… сеанса. Спать я уже не мог.

В действиях эльфийки-палача я не чувствовал банального садизма. Нет, она меня искренне ненавидела, но не наслаждалась моими страданиями. Словно была неизмеримо выше этого – боль гнилокровки ее не пачкала. Она просто выясняла, откуда взялся «гимори», кто мой хозяин и почему во мне кровь звезд. Как говорится, делала свою работу.

Подозреваю, что эльфы подумали, будто я тоже искусственно создан. Не могли допустить мысли, что такие, как я, могли получиться… естественным образом. Я был в шаге от того, чтобы выболтать что-нибудь о другом мире. И сдерживался только потому, что это бы только все усугубило.

Пока я еще жив. Не знаю, скоро ли дойду до того, что предпочел бы сдохнуть.

И да, потом меня убьют – я понимал со всей очевидностью. Просто избавятся от выродка, которого пока терпят, потому что он, возможно, владеет ценными сведениями. Надо тянуть время… Иначе пустят в расход. Подкинуть им какой-нибудь пищи для размышлений. Может, отправят еще куда-нибудь для выяснения, и подвернется шанс… По крайней мере, пытки временно прекратятся. Сколько я еще выдержу?

Утро началось, конечно же, с эльфийской булки. Я лишь горько усмехнулся. Похоже, в новом мире у меня опять наладилась стабильность. Яма – булка – пытки – яма – сон…

Но днем, когда меня повели в жуткий шатер, в привычный распорядок вдруг влезла нештатная ситуация. На полдороге в пыточную к сопровождающим подскочил дежурный и что-то быстро сообщил одному из них. После чего меня потащили чуть ли не бегом, и случилась накладка: с допроса не успели увести женщину – ту, вчерашнюю. Она, едва дыша, сидела в фиксирующем кресле и растерянно хлопала глазами. Мое изувеченное тело наскоро – но крепко, сволочи! – прикрутили к врытой в землю плахе с кривыми палками наверху. И нас оставили вдвоем – в сопровождении «доброго эльфа», конечно. Остальные спешно покинули шатер. Слышалась встревоженная речь, команды, раздаваемые несколькими уверенными голосами, тихое ржание коней, звяканье оружия, шорохи и прочая возня. Да что там у них творится?

Глава 16
Крик откровения

Я искоса посматривал то на ушастого, то на женщину, которая по-прежнему бессмысленно пялилась в одну точку. Точно – странная она, и не в поведении дело. Совсем молодая, даже, наверное, симпатичная… Если бы не чуть выпирающие из-под нижней губы клыки. Кожа запачкана, под слоем грязи так и не разглядишь, да еще и темновато здесь… Но кажется, что заметно смуглее, чем у аборигенов, которых я видел. И глаза – с радужкой мутно-алого цвета. У людей так не бывает… И клыки у нас… ну, у них не торчат. Не знаю такой аномалии даже.

Ее взгляд вдруг резко сфокусировался на мне. Узкие, азиатского разреза глаза удивленно распахнулись.

– Ты кто? – опасливо спросила она.

– Не разговаривать! – грубо прервал попытку общения надзиратель. Ну, не больно и хотелось отвечать. Не та обстановка и мысли не о том. Хотя похожий вопрос и у меня назрел.

Женщина испуганно сжалась и притихла. Да, с ней тут, видать, тоже неплохо поработали.

Эльф плавно переместился ко входу под полог шатра и застыл там, глядя наружу. Казалось бы, отличная возможность напасть на него и сбежать. Ну, если бы не был накрепко привязан, конечно.

На плече у него я разглядел зеленую повязку с белым символом посередине. Смахивает на звезду, только лучи не прямые, а плавно изогнутые по часовой стрелке. Еще слегка расширяются посередине, похоже на лепестки. Солярный знак. Да это ж свастика! Ну кто бы сомневался. Фашисты, как есть фашисты!..

Внешне лицо «добряка» по-прежнему выражало наивную безмятежность, но когда он повернулся к нам спиной, то я заметил, как подергиваются кончики его ушей. Так! Что-то он неслабо нервничает.

Будто почувствовав мое внимание, он обернулся. Легкая гримаса пробежала по губам, но эльф, как ни в чем не бывало, подошел обратно и цепко вгляделся мне в глаза:

– Ты знаешь, что там происходит, пленник?

– Э-э, н-нет, – искренне ответил я, отводя взгляд. Знаем мы эти приемчики.

– Смотри на меня! Ты же не хочешь, чтобы с тобой вела беседу Ниольтари? – почти ласково намекнул гаденыш.

– Э-э, нет, – тупо повторил я, мотая подбородком.

«Эсэсовец» понимающе хмыкнул и снова всмотрелся в мои зрачки. Глаза его стали бездонными, а ноющая боль в пальцах и прочих ранах медленно схлынула. Дышать стало легко и сладко, я прямо упивался воздухом, стараясь вобрать его побольше. И потянуло общаться… В конце концов, почему нет? Он-то меня не пытал все же… Э, нет! Опять навязанные мысли!

– Как ты это делаешь? – с досадой, плохо прикрытой сожалением, полюбопытствовал гипнотизер. Или, наверное, опять колдун.

– Что делаю? – прикинулся валенком я.

– Как ты избегаешь откровенности, тролль-пленник. Те, кто доставил тебя, упоминали об этом… Но я не предполагал, что ты столь упорен. И зачем? Тебе же будет хуже… – расстроенно покачал головой ушастый. – Ниольтари скоро вернется, учти. Лучше поделись со мной тем, что тебе ведомо, и тебе больше не придется страдать.

«Ну конечно, покойники ведь не страдают, им без разницы», – пронеслось в мозгу. И я не выдержал:

– За что вы так со мной? Что я вам сделал? Разве так можно… с живым… и с тем, кто… думать может?

Эльф прищурился. Глаза его полыхнули в сумраке шатра. Но маска спокойствия дрогнула еле заметно.

– Да, Ниольтари с тобой жестока… Я просил ее смягчиться, но она непреклонна. Поэтому тебе нужно, не таясь, поделиться всем, о чем мы просим. Это правильно. Это необходимо тебе, мне и миру. Так ты сможешь искупить…

Он не договорил. Но и без того все было ясно.

– Я… покажу, где сделали гимори, – пробормотал я. – Только не… режьте больше. Не надо Ни-оль-тари.

Раз уж мне все равно не верят и не поверят никогда, то я сделаю вид, что таки раскололся. Перевозка – единственная надежда спастись. Там хоть ямы нет. Примерю роль Ивана Сусанина. Правда, тот плохо кончил.

– Вот и замечательно, – натянуто улыбнулся «следователь». – Вернемся к этой беседе сразу после того, как остальные прибудут в лагерь.

Он шагнул к выходу. Уже на пороге обернулся:

– Но Ниольтари все же должна убедиться, что ты не лжешь. Будь терпелив, пленник.

– А можно… без нее? – дрогнувшим голосом спросил я.

– Разумеется, – эльф опять улыбнулся. – Всего лишь открой мне свой разум, и тогда помощь Ниольтари не понадобится.

Ну уж нет. Он либо поймет, что я и правда не в курсе, – и тогда меня убьют сразу. Я еще не докатился до того, чтобы желать такого. Либо вообще узнает, что я из чужого мира, – и тогда, скорее всего, доживать мне придется подопытной мышью. И я сомневаюсь, что это лучше, чем пытки… Как бы не наоборот.

А допроса этой умелицы я не вынесу – наверняка признаюсь.

– Х-хорошо… – с трудом выговорил я, внутренне подобравшись. Сейчас будет непросто… Надо привлечь весь свой актерский талант. С которым у меня всегда было туговато.

И вновь – глаза в глаза. Я силился не поддаваться внедряемым эмоциям, но и не отторгать их. Оставить как бы фоном. И говорил, говорил… Про подвал, тот самый подвал с осклизлыми стенами… Про начертанную на полу схему – об этом узнал из книги алхимика. Как в круге на пересечении линий рождалась громада из чужеродной плоти… Как колдун в черной мантии повелительно простер руки, отдавая химере приказ… Это уж из воображения. И усиленно ковырялся в памяти, чтобы подсунуть ушастому этот образ – вдруг он мысли читает?

Я застыл, боясь разорвать зрительный контакт. Получилось или нет?

– Ты издеваешься, гнилокровое отродье⁈ – взъярился «добрый эльф». Личина показного благодушия наконец-то слетела с него, обнажив неприглядный набор: гнев, отвращение и… страх? Женщина в деревянном кресле, которая до того старалась даже не дышать, протяжно всхлипнула и попыталась срастись с мебелью.

Длинноухий шумно вздохнул, странно пошевелил пальцами. Теперь, когда он не сдерживал себя, стало видно, что он старше, чем я думал. Намного старше.

Он склонился надо мной и зашипел в лицо:

– Да как ты смеешь! Ты будешь долго, долго гнить заживо! Однако все равно дашь нам сведения, которых мы требуем! Так и будет!

Я все еще сидел с недоуменным видом, прикидываясь валенком. Хотя в горле застрял ледяной комок. Что эльфы делают в мирном настроении – уже почувствовал. А на что они способны, когда злы?

– Я ненавижу вас, маложивущие и малоумные, – не унимался «эсэсовец». Серьезно его проняло. – Вы украли наш мир, наши ремесла и нашу магию. Вы бездарны, не можете овладеть истинным волшебством, но вы нашли какое-то свое, уродливое и ублюдочное подобие. И пользуетесь им. Вы извращаете мироздание, ломаете и выворачиваете его, кромсаете и перекраиваете для своих мерзких надобностей. И это не проходит даром. Вы порождаете чудовищных созданий и даже наловчились поднимать, возвращать мертвую плоть. Наш народ даже не представлял, что такое надругательство возможно, пока не столкнулся с вами! Вы сводите живое и неживое в одной кошмарной твари. Вы ведете за собой ужас. Вы плодитесь, как насекомые, и тяжесть ваших преступлений растет с каждым поколением. Скоро их груз станет неподъемным. Мир плачет от того, что вы с ним творите. Вы глухие, вы не слышите этого, но мой народ слышит. Вам не должно быть места в нем.

Золотые глаза горели, словно фонари. А ведь в шатре темнее не стало. Почему тогда светятся сильнее?

Неистово сияя взглядом, длинноухий нервно прошелся от одной матерчатой стенки к другой. Выглянул из пыточной, долго смотрел куда-то в небо. Опустил плечи, барабаня пальцами по деревянной подпорке. Прямо как человек.

Затем он вернулся и снова навис надо мной. Тонкие ноздри гневно раздувались, темные узкие брови сошлись на переносице. Он выдохнул:

– А тебя я ненавижу особенно, яростным пламенем, до самых глубин чистой души. Ты – укравший кровь звезд, кровь моего народа. Кровь хранителей мира. Ты – животное из лесных болот, которое похитило частицу высшей благодати и испоганило саму суть ее. Насмешка над всем святым. Ты хуже любого человека. И ты так похож на них своей гадкой, пакостной сущностью.

Пару мгновений мне казалось, что он сейчас заколет меня пыточным острием – оно лежало на столике неподалеку, «следователю» только руку протянуть. Но обошлось. Он просто выплеснул те чувства, что накопились – быть может, за века. Эльфы же долго живут?

Не убьет пока, конечно, – они же не узнали, что хотели. Однако жизнь моя теперь вряд ли станет лучше. Хотя казалось бы, куда уж хуже.

Я молчал, глядя на него. Он тоже. Измученная пленница, естественно, тоже молчала – сидела чуть живая от страха. Снаружи донесся далекий резкий вскрик.

Эльф вздрогнул, будто пришел в себя, развернулся на пятках и метнулся из шатра.

Так-так-так! Вот оно! Никто не видит! Я подождал несколько минут, не вернется ли ушастый. Но он вроде не торопился обратно. Тогда я начал дергаться и извиваться всем телом, стремясь ослабить веревки. Увы – бесполезно. Ни одна не поддалась, да и плаха врыта на совесть – не раскачаешь. Плохо, плохо! И когтями не поработаешь – их две с половиной штуки осталось. И руки так болят, что ничего не выйдет.

– Так-к т-ты к-к-кто, а? – некстати отмерла перепуганная соседка. Зубы у нее стучали, сама мелко тряслась. Эк ее впечатлило-то.

– Я этот… Тролль, – буркнул я, стараясь все же дотянуться мизинцем до веревки. Нет, никак… А на большом пальце коготь сломан.

Она задумалась, опять устремив взгляд в пустоту. А я продолжал выкручиваться из веревок. Не получалось. Хотя на кистях, кажется, чуть ослабло… Были бы когти! Никогда в них при прежней жизни не нуждался, а тут на тебе…

– Вроде не похож, – внезапно усомнилась подруга по несчастью. – Тролли сильно выше. Но они… И тело у них – как бочка.

– Какие? – раздраженно переспросил я. И понял, что не узнал выражение. О, старый добрый языковой барьер! А я даже привык, что ушастых фашистов понимаю чуть ли не с полуслова.

– Ну такие… широкие, – медленно выговорила она. – Охотники видали…

– Хорошо, – бросил я. – Ты знаешь, как можно… уйти отсюда? Ты можешь… вылезти и развязать меня?

Дурацкий вопрос, конечно. Я отлично помнил, что кресло фиксирует руки намертво. И естественно, странная женщина с неправильными зубами подтвердила, что никак.

Ай, чтоб тебя!.. Как назло, такой удачный момент – и ни одного инструмента под рукой, чтобы разрезать… Яростно дергая руками, я вновь перехватил удивленно-затравленный взгляд пленницы.

– Так ты наколдуй, чтоб веревки сгорели. Или рассыпались, – посоветовала она. – И мне помоги… Поможешь? Поможешь мне?.. Ой, хоть они и поймают все равно… Острые уши-то уж тебя поймают… И меня…

– Сама возьми и наколдуй! – разозлился я от крайне полезных советов и очередного приступа болтливости. Совсем неадекватная она.

И от того, что вообще ничего не могу сделать, разозлился больше всего. Да что ж такое-то!.. В душе поднималось отчаяние – мутной гнилой волной.

– Я ж не колдунья… – протянула женщина, сникла и вдруг зарыдала – дико и неудержимо, сотрясаясь всем телом. М-да, похоже, психику-то ей эльфы изрядно поломали. Неужели и я таким стану? Нет уж, не дождетесь, уроды!

Я снова и снова рванулся из пут, собрав всю решимость. Кажется, слегка поддаются! Узлы затянулись еще сильнее, но веревка чуть съехала! Давай же, давай! Еще разок! И еще! Сдирая кожу, я потянул кисть наверх. И резко дернул. Вспышка ослепительной боли заслонила сумрак шатра, в глазах потемнело. Не пролезает! Еще раз! Я взвыл, до крови закусил губу клыками. Почти! Кисть таки ползет наверх, можно вытащить! Дотащив руку из петель до уровня костяшек, чувствуя, как по ним стекает кровь, я начал осторожно выкручивать пальцы. Все равно суставы в них вывернуты – фаланги болтаются, как на шарнирах… Сейчас это даже помогает освободить их. Похоже, толком мне такое никогда не вправить. Так и буду инвалидом до конца жизни. Но поживу еще! И не в этой ублюдочной яме, а хотя бы в лесу!

Всхлипнув, смаргивая выступившие слезы, я последним рывком выдернул кисть на волю. Больно было до безумия – искалеченные пытками пальцы пострадали еще сильнее. Перед глазами плясали серые мушки, голова сильно кружилась, слезы размывали обзор, застилали гнусную «допросную». Но рука была свободна, черт подери! Теперь я смогу повернуться к узлам и развязать их зубами. Может, получится слегка придерживать веревку рукой – хотя теперь от нее толку немного.

Я вгрызался в грубые волокна так яростно, как будто не ел три недели, а веревки – моя самая любимая еда. Развязать не получилось, но вот размочалить до полной негодности – на это зубы тролля вполне годились. Острые, крепкие, мелкие… Как зубья у пилы.

И таки получилось! Путы с треском лопнули, и вторая рука тоже была свободна! Так, теперь развязать ноги… Ах, черт, опять придется помогать зубами… И… все! Теперь я не узник… А беглый заключенный!

Но ликовать нет времени. Побег-то еще почти не состоялся. Надо выяснить, что там – снаружи.

– Эй… А я? – робко подала голос соседка, когда я, крадучись, неуверенно направился к выходу. Тьфу, точно же! Не бросать же ее с этими мразями!

– Так ты… у колдуна? – переспросила она, когда я подошел. Нашла время побеседовать, конечно! – Совсем не наколдуешь? Хоть что-нибудь! Или своего хозяина позови!

– Хрен тебе, а не колдун, – пробурчал я. – Не умею.

– Не жильцы мы… – Она горестно уронила голову на грудь и всхлипнула.

– Эй, хватит соплей! – грубо оборвав новую истерику, я принялся расстегивать скобы.

– А за что тогда они тебя?.. Раз не колдун? – шмыгнув носом, все же чуть успокоилась пленница.

– Спрашивали, откуда гимори, а я не знаю, – зачем-то признался я.

– Жалко… – тихо, как бы про себя, проговорила женщина. – Но, может, хорошо, а то я слыхала…

Тут она замолчала и опять погрузилась в себя. Видно, желание болтать пропало.

– А фебя фа фто? – внезапно решил поинтересоваться я, возясь по прежней схеме с веревкой, которую, очевидно, намотали для подстраховки. И подозрительно поглядел на клыкастую. А действительно! Вдруг я тут какую-нибудь серийную детоубийцу освобождаю?

– Дескать, ведьма я, – грустно пробормотала женщина. – Да я это… На скотину знаки…

– Э-э, что делала? Какие знаки? – Я даже оторвался от дела. Ну-ка, любопытно… Кто же она такая, чем занималась? Чем не понравилась длинноухим?

– Ну, чтобы скотина… слушалась хорошо, – ответила она, и вроде откровенно. Судя по всему, обычное дело, ничего такого. Да и звучит не особо страшно. В чем тогда подвох, зачем держали здесь и пристрастно допрашивали? Впрочем, чего я… У меня-то самого тоже выпытывали непонятно что. И со всем старанием. Эти сволочи, видимо, о презумпции невиновности вообще не слышали. Но надо бы потом все же подробнее расспросить про эти самые знаки. Похоже, все-таки какая-то магия…

Рука ужасно горела, да и вторая тоже. Саднила простреленная нога, ныло все изморенное тело. Однако справляться пока было можно. Лишь бы не началось заражение. Антибиотики я вряд ли отыщу. А все же неплохо держусь. Человек бы от таких пыток отходил гораздо тяжелее.

– Держись. Тут мы не помрем, – решил я подбодрить неудачливую ведьму. Да и не столько ее, сколько себя самого.

Пора выяснять, куда делись все ушастые арийцы – и действительно ли все. И делать ноги – поживее, пока хоть какая-то возможность досталась. Передвигаюсь я нынче, правда, как пожилой алкоголик, но это не повод раскисать. Впервые за четыре жутких дня я был способен что-то решать сам – и упускать момент нельзя.

С опаской присел рядом с выходом, чтобы поменьше отсвечивать, и аккуратно отодвинул полог – на пару ладоней, не больше. Видно раскисшую грязь, пару кустиков, пушистый желтый первоцвет – что-то рановато он… А вот мягких эльфийских сапог не видно. Нервный «добряк», кажется, тоже отбыл, а не просто выглянул подышать. Странно это. С дисциплиной-то у длинноухих – дай бог каждому.

Тут я ощутил острую тревогу, а миг спустя понял: слух уловил отзвук быстрых и плавных шагов. Грязь выдала – слегка чавкает. Шаги стремительно приближались.

Сделав страшную гримасу, я поднес палец к губам и указал ведьме, чтобы спряталась справа от входа в шатер. Слева стоял я сам.

Ткань разлетелась, в пыточную вихрем ворвалась та самая… красавица Ниольтари. Глаза цвета морской бездны еще только удивленно распахивались, сочные губы приоткрылись для вскрика, рука потянулась к поясу, но я все же успел. Ободранный кулак с размаху впечатался ей в скулу. Другим пробил эльфийке в солнечное сплетение. Кисть словно окунули в кипящее масло, я глухо охнул сквозь зубы. Пока пальцы надо бы поберечь… Ушастая свалилась на землю, и я еще добавил ей сапогом в живот. Вроде хватит. Быстро заткнул ей рот тряпкой, которую оторвал от своей поношенной штанины. Надо связать.