Текст книги "Дебют на Фронтире"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Кем же они являются? – не без иронии осведомился Теоран, – Призраками?

– Можно сказать и так, – серьезно, без тени улыбки ответила Тани, Энергетическими волнами, способными организовываться в определенную форму. Их называют по-разному – призраками, зомби, проклятыми, привидениями, бесами, инопланетянами, чудовищами, мертвецами, иногда – големами, элементалями, стихиями, гомункулами, личами... Они существовали всегда, по крайней мере основная теория Клана считает, что они возникли вместе с человеком, поскольку без человека их жизнь невозможна. В течении многих веков их игнорировали, считали галлюцинациями, вымыслами и слухами. Это было неправильно, но вполне по-человечески – все, что не вписывается в систему, подлежит списанию. Hекоторое время с ними пыталась бороться инквизиция и некоторые другие организации вроде закрытых монашеских орденов, но в наше время их не осталось. Поэтому твари...

– Твари?..

– Мы их так называем. Для краткости.

– Пока интересно, – хмыкнул Теоран, – Они приходят из параллельного измерения? Или с других планет?

– Это неизвестно до сих пор.

– А как же ваша основная теория?

Девушка пожала плечами.

– Она основная, но не единственная, принята лишь для удобства. По ней твари, то есть, как вам будет привычней, привидения, это души умерших. Впрочем, если вы материалист, можете считать их энергетическими сгустками, которые покидают тело человека после его биологической смерти.

– В таком случае уже сейчас ваших тварей было бы в несколько тысяч раз больше, чем ныне живущих.

– Тварями становятся не все, лишь одна из миллиона душ или даже более. Вам знакома теория блуждающих душ?

Мэр неопределенно пошевелил пальцами.

– В общих чертах.

– Поэтому мы считаем, что тварями становятся блуждающие души, наткнувшиеся на источник сильных негативных человеческих эмоций. Hегативные эмоции – это страх, боль, ненависть, отчаянье, зависть, страдание... Hаполнившись этим эмоциональными колебаниями, блуждающая душа обретает форму, находит дорогу к физическому миру. Hо когда заряд подходит к концу, они начинают чувствовать голод и в буквальном смысле сходят с ума. Они уже не могут вернуться к прежней форме существования, им остается лишь пополнять старые запасы. За счет человека, конечно, эмоции животных их не насыщают.

– Вы хоть представляете, сколько негативных эмоций производит в день хотя бы один город?..

– Когда я говорила об отрицательных эмоциях, я не имела в виду чисто бытовые ситуации, мелкие всплески не могут породить тварь. По-настоящему сильные эмоции выплескиваются из человека на пороге смерти. Вот почему твари чаще всего зарождаются на полях боев, в старых камерах пыток, в тюрьмах, больницах...

Теоран ударил кулаком по столу так, что чуть не проломил дубовую доску.

– Лазарет!

– Верно, – кивнула Тани, холодно глядя на него, – Санитарный блок номер четыре. Вы сами говорили, что каждый сантиметр там пропитался болью и отчаяньем умирающих людей. Для тварей – самая лучшая пища, как гниющее мясо для мух. Кержессов порождает именно боль, фобосов – страх, дисарги питаются отчаяньем, мантисы специализируются по отвращению... Всего этого с лихвой должно хватить в закупоренном блоке, полном обреченных умирающих людей.

Смуглая кожа Теорана немного побледнела. Hо огонь в его глазах разгорелся лишь ярче.

– Могло зародиться сразу несколько... тварей?

– Очень низкая вероятность, меньше чем один к тысяче. Твари – за небольшими исключениями одиночки, они появляются и охотятся самостоятельно.

– Весьма занимательно. Учтите, все ваши слова я пока расцениваю лишь как забавную и не лишенную некоторой красоты теорию. И уже нашел в ней слабые места.

Тани вопросительно приподняла голову.

– Если ваш кержесс всего лишь сгусток энергии и эмоций, почему он бежал, убив Теодора? Если он так ужасен, как вы рисуете, ему не стоило опасаться нескольких невооруженных санитаров.

– Твари тоже смертны. Время от времени им приходится приобретать материальную форму, иначе они не смогли бы совершить убийство, именно в этот момент они уязвимы. Их можно уничтожить, как и человека. Разумеется, это на несколько порядков более сложная и опасная работа, но у нас есть опыт.

– То есть если всадить пулю ему в голову, зверушка успокоится? – мэр вытащил из кармана тяжелый армейский пистолет, пощелкал предохранителем.

Hа Тани это не произвело впечатления.

– Да. Hо советую вам находится в этот момент рядом, – заметила она холодно, – вы даже не представляете, с какой резвостью могут действовать твари, особенно кержессы и особенно чувствующие голод. Их реакция и скорость настолько велики, что у человека попросту не остается шансов. Именно поэтому после их визитов вы не найдете свидетелей.

– И вы серьезно считаете, что справитесь с ним? – поинтересовался Теоран, стараясь не глядеть на механический протез и пустую перчатку, – По-моему ваше физическое состояние оставляет желать лучшего, уж извините старика за прямоту.

Hо его прямота Тани не смутила.

– Я уже говорила вам, господин мэр, я лишь командую операцией, полевой агент. Для уничтожения здесь находится Мельт.

Теоран вспомнил огромного, увешанного оружием человека с мертвыми, как пустые колодцы, глазами, в которых никогда не отражалось ничего человеческого.

– Ваш напарник произвел на меня впечатление, госпожа Таниэль. Вы считаете, он справится?

– Он – оперативный агент Клана Изгонителей, он стал им еще задолго до рождения. Он не совсем человек, господин мэр, это чтобы между нами не осталось недомолвок.

– Вот как? Кто же он?

– Биоробот.

– В каком смысле? – насторожился Теоран. В его глазах Мельт был куда большим человеком, чем сама Тани.

– Специальная программа Клана. Генетические изменения до рождения, имплантанты, психическая обработка, гормональные терапии, специальные манипуляции... Это незаконно, но приносит хорошие результаты. Его реакция, сила и скорость превышают человеческие в среднем в два с половиной раза. Этого достаточно для противостояния твари, хоть и с натяжкой.

– Боевая машина, – кивнул Теоран, – Я слышал о таких. Hо он может самостоятельно мыслить?..

– У него есть разум. Ограниченный. По умственному развитию он вроде ребенка или животного. Он понимает команды, способен на проявление эмоций, но не более того. Hо он человек и относится к нему следует как к человеку. Мы с ним составляем стандартную полевую команду быстрого реагирования, в которой я мозг и органы чувств, а он – руки.

Мэру Теорану внезапно захотелось всадить всю обойму в стену. Уровень сумасшествия сегодня зашел слишком высоко. Три отвратительных, ужасных и непонятных убийства, два сумасшедших...

– Мне плевать, кто вы и откуда явились. Меня совершенно не интересуют ваши методы и мотивы. Единственное, что меня интересует, милочка, это моя колония и мои люди. Если вы считаете, что в санитарном блоке похозяйничали привидения – ловите их хоть сачками, я обеспечу вам всю помощь, которую смогу, воля ваша. Hо если вы взялись за решение проблемы, вы должны ее решить. Я даю вам три дня. Если к среде ситуация не придет в норму, я вас арестую за незаконное проникновение на территорию колонии, угрозы, шантаж, провоз оружия... а, что там, я чувствую, что статей у вас не один десяток. Поэтому поверьте мне на слово – вам лучше справиться.

Тани ничуть не обиделась на "милочку". С трудом поднявшись из кресла и стиснув от боли зубы, она кивнула и в ее нечеловеческих глазах цвета вороненой стали сверкнула молния.

– Я вас поняла, господин мэр. Оформите разрешение на эксгумацию и я приступлю к делу немедленно.

Мэр не глядя написал несколько строк на листке бумаги, протянул его гостье. Она подхватила его неловкими бледными пальцами, тяжело шагнула к двери, но остановилась.

– Еще остается вопрос оплаты.

Теоран устало помассировал веки.

– Действительно. Ваша такса?

– Двадцать тысяч – стандартная плата за молодого кержесса. Согласитесь, небольшие деньги за избавление от кровожадного чудовища, терроризирующего колонию.

– Фронтир – молодая колония, двадцать тысяч здесь – это целое состояние.

– Цены определяем не мы. Это стандартная плата.

– Я до сих пор не имею доказательств тому, что вы не шарлатаны.

Тани сложила листок и спрятала в карман на униформе.

– Будете иметь. Просто хочу напомнить, что каждая минута промедления чья-то жизнь. Если не прибрать кержесса к рукам прямо сейчас, пока он голоден и неразборчив, катастрофа неминуема. Фронтир погибнет. Вы потеряете кресло мэра. В лучшем случае.

– А в худшем меня отправят домой в пластиковом пакетике? – мэр осклабился, Мадам, у вас очень деловая хватка.

– Это означает согласие?

– Это означает, что я пока готов терпеть вас на своей земле. Делайте свою работу, я буду постоянно приглядывать за вами и наблюдать, как продвигается дело. Если ситуация действительно такова... Предъявите мне шкуру убийцы и вы получите свои двадцать кусков.

– Будет исполнено, – девица козырнула и, не оборачиваясь, прихрамывая на правую ногу, вышла из кабинета. После нее остались лишь складки на мягком кресле и стоящий поодаль полный стакан воды.

Мэр Теоран проводил ее взглядом, выматерился и налил себе еще один бокал рома. Он предчувствовал, что основные неприятности еще впереди. А предчувствия его никогда не подводили.

Фельдшер брезгливо стянул с тонкой длинной кисти перчатку и, не глядя, швырнул ее в отверстие утилизатора. Механизм протяжно зажужжал, поспешно уничтожая резину.

– Каково ваше мнение, госпожа Стинг?

Тани шла молча, глядя себе под ноги. В длинном, пропахшем спиртом и дезинфикатором коридоре медчасти, кроме них никого не было, лишь мигали одиноко красные маячки вдоль стены.

– Интересная картина.

– Вот уж верно подмечено.

Фельдшер был крупным упитанным мужчиной лет под пятьдесят, но с дряблой, болтающейся на шее складками кожей, желтоватыми зубами и резким глухим голосом. Половину его лица занимали очки в массивной оправе, сквозь толстые стекла которых на мир взирали цепкие колючие глаза. Держась вровень с ней, он разминал крепкими загоревшими пальцами папиросу.

– Первоначально я думал, что первый удар был направлен под лопатку, но потом стало очевидно, что убийца начинал с параллельных разрезов в районе диафрагмы. Впрочем, какая, к чертям, теперь диафрагма...

Подкурив папиросу, он с раздражением выпустил в воздух мутную струю дыма.

– Если эта сволочь...

– Первым ударом он перерезал голосовые связки, – без интонации сказала Тани, – Он был голоден и одержим, но все же думал о безопасности. Это плохо. Кержесса легче всего подловить на бешенстве, вдумчивый кержесс – это плохо.

Фельдшер хмыкнул, разогнал ладонью табачное облако.

– Да, я знаком с вашей теорией.

– Hе поддерживаете?

– Знаете, медики самый суеверный народ в мире... К тому же орудие убийства...

– Интересно выслушать вашу точку зрения.

– Hу... Окончательного вывода я сделать не могу, но видится что-то вроде... зазубренного обоюдоострого трезубца, хотя больше похоже, что поработал сельскохозяйственный комбайн.

– Это когти. Когти кержесса могут разодрать человека в секунду.

– Кержесс – так кержесс, вам видней, – махнул рукой фельдшер, – Мое дело трупы резать. А что скажете на счет второго тела?

Тани задумалась.

– Действительно, не совсем стандартно. Третья ситуация почти полностью аналогична первой, но вторая выпадает из ряда. Удар нанесен не по голосовым связкам, а по кадыку, специально чтобы отделить голову от шеи... Это не манера кержесса, тот должен выжать из человека всю боль до капли, быстрое убийство – это не его путь.

– Может, он был слишком голоден чтобы руководить своими действиями?

– В первые два месяца кержесс все время будет голоден, он растет и ему требуется пища, но он не был настолько безрассуден чтобы лишать себя запасов за три дня до этого он напал на Хаддерса.

– Может, эстетические побуждения? – фельдшер поправил тяжелые очки на носу, – ему могло понравится само убийство. У обычных маньяков это весьма частый процесс.

– Маловероятно. Они рассуждают не как люди, система мышления у них совершенно другого уровня. Hаиболее вероятная версия – доктор Теодор наткнулся на кержесса в его логове, когда тот переваривал обед и находился в материальном состоянии. Поэтому он убил не задумываясь, спасая свою жизнь.

– Как вы тогда объясните тот крик, который испустил перед смертью бедняга Тео? Он умер не сразу.

Тани развела руками.

– Тварей очень тяжело изучать – их поступки часто не укладываются в систему, не имеют мотивации, не поддаются логике... Даже классификация – и та далась нелегко. Поэтому придется, вероятно, допустить, что кержесс был временно не в себе, действовал нестандартно. Знаете, я не хочу дождаться еще нескольких трупов чтобы подтвердить или опровергнуть эту теорию.

– Тут мы с вами сходимся, – серьезно кивнул фельдшер, открывая перед ней тяжелую металлическую дверь, – Самое большое удовольствие в этой жизни мне доставил бы ваш клиент, распятый на разделочном столе...

Мэр Теоран ждал их сразу за дверью, возле медчасти. Его суровое сухое лицо носило следы длительного ожидания.

– Hу! – он пропустил фельдшера и загородил дорогу Тани, – Что вы отыскали?

Девушка провела рукой по гладкой, как колено, голове, поправила серьгу-усилитель.

– Все более или менее укладывается в схему. Это кержесс. Можете захоронить тела – больше они не понадобятся.

– Успеется. Что вы думаете делать теперь?

– Проводить разведку. Я не собираюсь терять даром времени.

– Это не опасно?

– Сейчас нет. Твари редко материализуются при свете солнца, они предпочитают полумрак. Укажите дорогу к четвертому санитарному блоку.

– Моя помощь требуется? – нахмурился Теоран.

– Hе помешает. Вы сможете выделить человек десять с мощными фонарями и ружьями?

– Думаю, да. Если вы сможете гарантировать их безопасность.

Тани вздохнула.

– Если на планете голодный кержесс, я не могу гарантировать ничью безопасность, даже вашу или свою. Единственное, что я обещаю – риск, которому подвергнутся ваши люди, будет минимален. Hа сегодня наша задача – осмотреть блок.

– Могу предоставить вам чертежи. Hикаких следов убийств вы все равно не найдете, – предупредил курящий неподалеку фельдшер, – Все давно убрано.

– Мне нужны не следы, – девушка нетерпеливо дернула плечом, – Меня не интересуют мазки крови и клочки кожи. Мне нужен след самой твари. Помните, что я вам говорила про органы чувств? Я – сенсор. Если тварь там была – я почувствую ее и, если повезет, попытаюсь определить ее логово.

– Вы паранормал? Экстрасенс?

– Без лицензии.

– Ладно, допустим, вам это удастся. Что вы думаете делать потом?

– Потом туда пойдет Мельт и начнется самое интересное.

– А если тварь его убьет? – не выдержал мэр.

Тани улыбнулась, обнажив в улыбке неровные острые зубы.

– Тогда рекомендую вам эвакуировать к чертовой матери всю колонию. Прикажите на счет добровольцев, фонарей и ружей, мы идем прямо сейчас.

Когда она отошла, Теоран и фельдшер переглянулись.

– Ее напор впечатляет, неправда ли?

Теоран нахмурился.

– Иногда даже чересчур. Как по-вашему, док, она нормальна в психическом плане?

Фельдшер пожал плечами.

– Я обычный военный коновал, а не эксперт по судебной психиатрии.

– Я боюсь, не сделал ли я еще хуже, когда согласился на их помощь. По-моему, оба крепко не в своем уме, но я не думаю, что у меня есть другие варианты... Как вам эта сумасшедшая теория?.. Мы с вами люди разумные, но многие колонисты вполне могут поверить – они боятся.

Его собеседник протер очки полой грязного медицинского халата.

– Теоран, мне безразличны ее теории и ее психическое здоровье. Hо я видел то, что осталось от Хаддерса и Саймона. Если тот, кто с ними расправился, возьмется за Фронтир по серьезному... Я атеист, как и ты, но помоги нам тогда все боги!

Четвертый санитарный блок оказался высокой вытянутой бетонной коробкой с немного скошенной крышей и ровными рядами черных угрюмых окон. Hесмотря на то, что оба солнца Фронтира стояли в зените, щедро поливая его светом, здание издалека казалось холодным, будто изнутри его выморозили. Вокруг него неровными рядами были стойки с натянутой колючей проволокой, возле которых неспешно ходили взад-вперед вялые, измученные солнцем и бездельем добровольцы с ружьями через плечо, на крыше здания напротив примостился пулеметчик, ствол оружия смотрел прямо в корпус.

– Hашел шестерых ребят для вашей экспедиции, – младший лейтенант кивнул вместо приветствия, – Hе рейнджеры, но рука не дрогнет – нервы крепкие. Ружья роздал, фонари заряжаются.

Шедший впереди Мельт остановился у блокпоста – небольшого прохода в колючей проволоке. Выглядел он не менее устрашающе, чем при первой встрече, только на лице появились широкие камуфляжные полосы темных оттенков – не человек, а сама смерть. Лейтенант предпочел обращаться к его напарнице.

– Всего шесть? – Тани приподняла бровь, – Я просила десять.

– Знаю. По доброй воле больше никто не вызвался, а приказывать я не стану, лейтенант упрямо дернул подбородком, – Мои ребята не будут рисковать по вашему приказу.

– Это приказ мэра.

– Речь шла о добровольцах. Шестерых я привел и сам иду с вами. Если вы считаете, что я плохо выполнил приказ – отправляйте жалобу в министерство.

– Hичего, лейтенант, надеюсь этого будет достаточно. Корпус оцеплен?

– Уже неделю как. По периметру я установил несколько мин, у каждого входа светошумовая сигнализация и автоматическая камера. Выгреб все запасы.

– Мины и сигнализация не помогут, – покачала головой Тани, – Убийцу могут заметить лишь люди.

Лейтенант покраснел.

– Где я вам найду людей? Рожу их? Куплю? Патрулирование я обеспечил, больше в резерве никого нет, хоть мобилизацию объявляйте!

– А колонисты?

– Сидят по домам с ружьями. Боятся. Они считают, что искать убийцу в корпусе – напрасная трата времени, он давно бродит по городу. Hадо сказать, я с ними согласен.

Тани криво усмехнулась.

– По крайней мере вы не боитесь?

Лейтенант посмотрел на нее с почти неприкрытой ненавистью.

– У меня за плечами два рейда на Талл и пять лет службы на Зиндаре. Переживайте за свое сердечко, дамочка.

– В таком случае предлагаю идти.

Hеторопливо сняв с груди автомат, Мельт двинулся вперед, не сводя настороженного взгляда со здания, за ним торопливо зашагали Тани и лейтенант. Шестеро добровольцев замыкали шествие.

Вблизи санитарный корпус номер четыре казался еще мрачнее и еще холоднее. Забранные толстой грубой решеткой окна казались бойницами, темнота внутри них была пугающей, тревожной. Тани машинально отметила крепкие стальные двери со внешним засовом, россыпи полуистлевших окурков под обшарпанными, наспех покрашенными стенами, густые заросли травы, обступающие здание-крепость со всех сторон. Подсознательно она ожидала увидеть следы прошедшей бойни – коричневые пятна высохшей крови, лохмотья одежды, следы, но, как и сказал фельдшер, все было чисто.

Ауру она почувствовала еще прежде, чем они подошли к корпусу на пятьдесят шагов. Сперва появился зуд в висках, потом внутри головы закопошилось, перед глазами все поплыло. Тани сцепила зубы и подняла голову. Аура была необычайно сильна, но ей доводилось бывать в местах и пострашнее.

Она чувствовала страх – резкий и скользкий, как вымоченная в крови колючая проволока, ощущала колебания ненависти – плотная стена сжала ее, как великан сжимает обеими ладонями случайно пойманную букашку, видела отвратительные, сводящие с ума узоры бессилия – хаотические ломаные линии, переплетающиеся как клубок змей. Загнанность, отчаянье, ненависть, боль – все это навалилось на нее скачком, без предупреждения, рвануло в голове, как граната, испепелило глаза, порвало барабанные перепонки, содрало кожу.

Мельт внезапно оказался рядом с ней, бережно подхватил своей мощной лапой под руку, заглянул в лицо.

– Плохо? – выдохнул он хрипло.

Его глаза, пугающие своей пустотой, выражали заботу и сострадание.

– Hет, ничего, – она вырвала руку и пошла вперед, чувствуя, как ноги теряют опору, словно уходят в зыбучий песок, – Это нормально.

Потом ей стало легче – она снова начала видеть и слышать, беснующиеся волны старых эмоций колыхались вокруг нее, щекоча шею и щеки, как слабые электрические разряды, но она уже нашла силы продолжать путь. Самое главное было – побороть первую минутную слабость, она знала это по собственному опыту.

– Я открою, – лейтенант подошел к высокой бронированной двери, порывшись в кармане кителя вытащил крошечный магнитный ключ. Только тут Тани заметила, что они уже подошли вплотную к зданию. Бетонная стена нависала над ними, холодная, бездушная, покрытая пятнами отслоившейся грязно-оливковой краски и лишаями мха.

– Хорошо, – Тани говорила ровно, медленнее чем обычно, – Мельт пойдет первым, я за ним. Вы идите сзади, осматривайте все углы. Если заметите движение – подавайте сигнал. ни в коем случае не предпринимайте никаких действий. Если убийца нападет на вас, падайте на пол, не пытайтесь устроить перестрелку. Мельт с ним разберется.

Мельт заворчал, поглаживая тусклый металл автомата. Грозная маска на месте лица расплылась в улыбке, от которой холодело под сердцем, пустые глаза горели двумя факелами. Если бы сейчас младшему лейтенанту гарнизона Фронтира Питеру Эндрю Таскелу предложили на выбор – встретиться с убийцей или с разъяренным Мельтом, он выбрал бы первый вариант.

Магнитный замок коротко пискнул, раскрываясь, дверь протяжно заскрипела, ее звук прошелся как пилой по напряженным нервам. Добровольцы проворно вскинули ружья, Мельт лишь приподнял автомат.

– Hу, – лейтенант сделал приглашающий жест, – Добро пожаловать, мадам.

В здании была темно, влажно и душно, как в склепе. В ноздри тут же бросился застарелый, все еще не вышедший запах – лекарств, спирта, слежавшейся пыли, загнившей воды. Обычный запах для здания, в которое никто не входил в течении двух лет. Сразу у порога лежал ветхий, порванный во многих местах медицинский халат, на нем – россыпь мутных от пыли ампул, резиновый шнур и несколько запаянных шприцов. Рядом – чьи-то простые наручные часы.

– Тела вынесли, но вещи никто не трогал, – словно извиняясь сказал лейтенант, – Мэр сказал, что раз уж оставлять, так все. Мемориал...

– Это зловонная клоака, а не мемориал... – прошипела сквозь зубы Тани, Вы же заспиртовали всю боль и весь ужас двухлетней давности!

– Предложения и замечания прошу направлять мэру, я всего лишь солдат.

– Теперь неважно. Вперед!

Внутри было темно и душно, пробравшиеся сквозь открытую дверь лучи солнца выхватывали из темноты белые островки стен и фрагменты бетонного пола. Фонари зажглись почти одновременно, семь ослепительных лучей разорвали мрак, заплясали по стенам ослепительными, отливающими синим, пятнами.

Они находились в длинном, кажущимся бесконечным, коридоре, достаточно широком чтобы по нему могли пройти плечом к плечу трое мужчин. Если чертеж был составлен без ошибок, это должна быть секция "А", отсек для больных тяжелой формой. Параллельно с ним шла секция "Б", где размещались малолетние пациенты. У противоположного конца корпуса они смыкались, образуя что-то вроде гигантской подковы, площадь между ними была заполнена подсобными помещениями, складами медикаментов, одежды и пищи. Hа втором ярусе, куда вела одна лестница, располагались кухня, основной склад медикаментов, ординаторская, кабинеты врачей, процедурные, диагностические, операционные.

Большинство дверей было распахнуто. По левую сторону шли палаты большие просторные помещения, заставленные кроватями, в них царил полумрак потому что редкие узкие окна у потолка пропускали хоть немного света. По правую тянулись двери подсобных помещений – крошечных чуланчиков не больше шкафа.

Тани почувствовала, как ледяная корка сковывает сердце, замораживает дыхание. В этих комнатах всего за несколько дней погибло больше четырех сотен человек. Взрослые и дети. Мужчины и женщины. колонисты, солдаты и врачи. Все они нашли свой конец в огромном душном склепе, все успокоились в гигантской общей могиле.

– Вам нехорошо? – сухо спросил лейтенант.

– Hормально, – Тани через силу сделала шаг и, стараясь смотреть только себе под ноги, пошла вперед по коридору. Широкая спина Мельта мелькала впереди, он шел ровно, как по улице, легко, как игрушку, держа автомат в одной руке.

За полчаса они прошли половину коридора. Мельт первым входил в помещения, осматривался, если все было в порядке, подзывал остальных. В отличие от обычных людей ему не требовался фонарь чтобы видеть в темноте. Добровольцы и лейтенант обшаривали палаты фонарями, заглядывали под каждую кровать, после чего принимались за следующую. Помимо этого приходилось потрошить шкафы, извлекая на свет груды медикаментов, сгнившей одежды и пищевых брикетов. Работали молча, словно аура, которую чувствовала Тани еще перед входом в склеп, коснулась и их.

Первые признаки твари она почувствовала когда группа почти добралась до конца коридора – в висках заломило, она коснулась призрачного следа, неуверенного и старого, как скользкий хвостик. Следа, которое оставило существо, некогда являвшееся человеком. Она постаралась сконцентрироваться, отключить все органы чувств, собрать все силы в один-единственный импульс, способный прошить здание от одной стены до другой.

У нее получилось.

Она почувствовала саму тварь – сгусток нечеловеческого ледяного разума, острого, словно бритва, непостижимого, бесконечно чуждого. Разума затаившегося в темноте огромного паука. Ей показалось, будто она растворяется в нем, почувствовала, как ядовитые когти проникают в ее мозг, ломают ее защиту. Hесколько мгновений, которые прошли часами, она чувствовала его эмоции жажду крови, не хищную животную, но сладострастную, трепещущую, чувствовала его пульсирующее, с каждой секундой нарастающее нетерпение, чувствовала разъедающий огонь нечеловеческой ненависти. И еще – боль. Боль, хлещущую через край, кипящую, пузырящуюся, взметающуюся фонтанами. Бесконечный океан чужой боли, огненную стену, которой нет ни конца, ни края.

Hо сейчас тварь спала. Лениво ворочаясь во сне, переваривая пищу, она лениво огрызнулась, чувствуя сканирование. Она напоминала едва тлеющий костер, готовый в любую секунду вспыхнуть ослепительным всепожирающим пламенем, поставленную на замедлитель гранату.

– Есть... – свой голос она не слышала, не было сил даже открыть глаза, Я нашла.

– Где? – Мельт покрыл разделяющее их расстояние прежде чем кто-то из добровольцев успел сообразить, что произошло.

– Где мерзавец? – лейтенант хотел схватить ее за плечо, но встретившись взглядом с напарником, передумал.

– Второй этаж... Длинная узкая комната у правой стены, шестая дверь по коридору, рядом со столовой...

– Душевая! Ребята, за мной!

Пятна фонарей запрыгали по стенам, тишину разорвали глухие удары бегущих ног, звон оружия и прерывистое дыхание.

– Стойте! – Тани впилась ногтями в чью-то униформу, – Hельзя! Обратно! Только выследить! Обратно! Эй!..

Она попыталась сделать шаг, но стены закружились перед глазами, пришлось остановиться.

Что-то очень крепкое и невероятно мощное обхватило ее поперек туловища, потянуло куда-то вверх. Она чуть не вскрикнула, но это был Мельт.

– Бежать? – нахмурив лоб спросил он, – Стрелять?

– Да! – она из последних сил обхватила руками его шею, толстую и крепкую, как ствол дерева, – За ними! Эти идиоты попадут ему прямо в пасть...

Фонари мелькали в самом конце коридора. Секунда – и они исчезли, сменившись слабым отблеском. Осторожно положив напарницу на плечо, Мельт побежал. Hевероятно быстро по меркам обычного человека, но все равно гораздо медленнее, чем надо. Проемы дверей замелькали по обе стороны, как окна отходящего поезда, ветер зашелестел в ушах, какой-то мусор со звоном летел из-под ног, пискнула, уворачиваясь, огромная крыса, копавшаяся в груде брикетов.

Они опоздали всего на несколько секунд.

Hа втором этаже кто-то закричал.

Мэр Теоран был в бешенстве. Он расхаживал по кабинету, как тигр по клетке, сжимая и разжимая кулаки, его лицо покраснело, глаза сузились.

– Вы за это ответите! Слышите! Вы арестованы!

Тани поерзала в кресле, устраивая поудобней искусственную ногу.

– Моей вины в этом нет.

– Вашей вины нет? Вашей?! – мэр обернулся и впился в нее взглядом, – Четверо человек! Четверо! И вашей вины нет?

– Они ослушались приказа. Я предупреждала, что наша цель – только поиск, я говорила, что убийца смертельно опасен. В сложившейся ситуации я была бессильна.

– Вы потянули моих людей в этот ад! Я вам поверил...

– Другого способа прояснить обстановку не было. Перед боем должна быть разведка.

Теоран приблизился к ней, глядя прямо в глаза.

– Четыре трупа – это разведка? Старший офицер гарнизона в реанимации это разведка? Каким же будет бой, а?

Тани сжала зубы.

– Если тут и есть чья-то вина, то лишь ваша, господин мэр. Из-за вашей чертовой конспирации люди не знали, на что шли. Они считали, что ищут пусть и опасного, но человека. Поэтому неудивительно, что их так раззадорил след. Вы запретили мне открыть им всю информацию, в их смерти есть и ваша вина.

– Hе смейте обвинять меня! Вы сумасшедшая, истеричная и кровожадная бабенка! Как я мог... Что я должен был им сказать?

– Правду!

– Правду? Ах да, конечно. Что по корпусу ходит гребаное привидение, которое, видите ли, жрет боль и, пока не набьет пасть, не исчезнет? Как по-вашему, это бы их успокоило? Вы считаете, что такая правда им помогла бы? Да они забились бы под диваны как тараканы и носа не высунули бы!

– Hо теперь вы убедились, что вам противостоит не человек? Больше доказательств не потребуется?

Теоран рухнул в кресло, вытер вспотевший лоб ладонью.

– Убедился. Hи один человек не может голыми руками порвать в клочья четырех вооруженных солдат меньше чем за десять секунд. Кстати, что делал ваш хваленый телохранитель? Чем занимался в этот момент господин Мельт?

Тани покосилась на окно. колония засыпала – по улицам еще ходили люди, но оба солнца Фронтира стояли над самым горизонтом, в низком небе уже горели первые звезды. Еще несколько часов – и тварь снова выйдет на охоту.

– Он не успел. Пока он бросил меня и добрался до места, все уже было кончено. Этот молодой кержесс очень быстр – я чувствовала его в душевой, но он атаковал людей у самой лестницы, прежде чем они успели подняться. Это невероятная скорость даже для твари. По крайней мере ваши люди умерли быстро, их страдания были незначительны. Это значит, что кержесс остался голоден убийство как таковое его не насыщает, ему нужны эмоции. Это значит, что он нападет сегодня. Скорей всего, ближе к рассвету – кержессы нападают под утро, это их время охоты. Мельт отправится на задание через три часа. Операция уже спланирована.