Текст книги "Кто же украл Куинджи?"

Автор книги: Константин Бабулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Да ладно, звезда… Нашли говорливого эксперта, вот и зовут куда попало.

– Не прибедняйся, говоришь ты отлично и главное по делу. Молодец, мне за тебя не стыдно.

– Спасибо, от вас особенно приятно слышать такое.

Кто-то принёс им кофе и они перебрались за соседний столик, рядом с микроскопом.

– Давай своего Николая, посмотрим.

Светлана достала из папки рисунок Николая Маковского и протянула эксперту. Та взяла листок абсолютно картинным жестом и принялась внимательно изучать его, сквозь толстые линзы очков. Особенное внимание она уделила подписи.

– Мне нравится, – наконец заключила она, – крепкий рисунок и уверенная подпись. Можно, конечно для верности позвать Лобову, это её герой. Хочешь, позвоню ей? Она живёт тут неподалёку, если дома, то подбежит быстро.

– Нет спасибо, мне пока достаточно вашего глаза.

– Хорошо, если понадобится бумага, я напишу.

– Отлично.

Светлана убрала рисунок, и они принялись за кофе.

– Что говорят в музее о краже? – Осторожно стала подступаться к нужному вопросу Светлана, после нескольких глотков.

– Да ужас, все нервные, дёрганные. На Зельфирке лица нет.

– Это не под неё подкоп?

– А кто знает? Но пока не слышно, что под ней закачалось кресло. Несмотря на свою простоватую внешность она очень твердый орешек. Уверена, что отделается выговором.

– А что скажете про смотрительницу? Я только что была на записи шоу «Пусть говорят»…

– Ого, с Малаховым познакомилась?

– Нет, Малахов давно ушёл с первого канала.

– Вон чо… – дворянка театрально всплеснула руками, как будто ей, действительно было дело до какого-то там Малахова. – Куда?

– На вторую кнопку.

– Недалеко.

– Да, недалеко. Так вот, они пригласили на передачу несколько очень интересных свидетелей. И одна из них сказала, что картина висела напротив того места, где сидела смотрительница.

– Мы обсуждали это. Я ещё когда, говорила им, что ваши дурацкие реформы, – и она мотнула головой куда-то вверх, имея ввиду высокое начальство – полная фигня. Какие это реформы? Сократить и уплотнить? Ну, вот и доуплотнялись. Поликлиники уплотнили так, что к врачу нужно записываться за месяц. Да за это время, либо выздоровеешь, либо помрёшь. Денег у них всё нет… Рожи такие, везде засели, что хоть святых выноси, что в думе, что в Кремле. Вот и у нас сократили смотрительниц. Раньше одна смотрительница была на один зал. А сейчас? А сейчас одна на два зала и вот результат – картины стали снимать со стен прямо среди бела дня. Думаешь, кто-то ответит за такие реформы?

– Вряд ли, но в этот раз дело в другом. Картину снимали в присутствии смотрительницы. Свидетельница говорит, что она в этот момент сидела на своём стуле и все видела, стул стоял как раз напротив этой картины.

– Да?

– Да. И именно поэтому люди вокруг не среагировали. Раз картину снимают в присутствии сотрудника музея и она молчит, то значит так и надо.

– Я не знала.

– Вы с ней не знакомы? Что она рассказывала?

– Нет, я не знаю эту смотрительницу.

– А можете узнать её телефон?

– Наверное, а зачем тебе?

– Хочу помочь одной журналистке, пусть интервью с ней сделает.

– А, – Татьяна Николаевна задумалась, – попробую узнать в кадрах. Там уже много новеньких работает, правда… Но столоначальник их Рувимчик, Рувим Израилевич, ещё на месте. Я позвоню ему завтра.

– Отлично.

– Журналистке она помогает… – эксперт, понимающе улыбнулась, – Ты почему не замужем ещё? Хватит по девкам бегать, пора и о будущем подумать.

– Это… – Светлана смутилась, – это не имеет…

– Имеет имеет, – я вижу тебя насквозь, моя дорогая. Но ладно, помогу по дружбе, хотя мне всё это не нравится, с душком это похищение, чует мой нос с душком, и от него лучше держаться подальше.

– Я тоже так думаю.

– И это не из-за Зельфирки, – Она умная и хитрая знаешь кто у неё зам?

– Нет.

– Дочка вице-премьера Голодец.

– Фиу, – присвистнула Светлана, – очень предусмотрительно. Но может быть пора дочке пересесть со стульчика зама в директорское кресло?

– Нет, – скептически оценила эту перспективу Марченко – за ней не видно таких амбиций.

– Зачем же тогда дочке вице-премьера сидеть у кого-то замом? Не деньги же она там зарабатывает?

– Не деньги, это верно. Какие тут деньги для неё? Даже не копейки, а гроши…

– Что же тогда?

– Не знаю, может скучно? А может мама хочет, чтобы дочка её была при каком-то деле. Они там все друг у друга (она опять мотнула головой вверх) в замах и директорах – не элита, а новый класс владельцев России. Вот и ставят своих деток, не важно на какие, но лишь бы руководящие, посты.

Они помолчали.

– А когда она была директором РОСИЗО, перед назначением к нам в Тетьяковку, знаешь, кто был у неё там замом? – Продолжила тему Татьяна Николаевна.

– Да не уж-то, – удивилась своей догадке Светлана, – Она же? Дочка Голодец?

– Ха, было бы прикольно, но нет. Тогда её замом была сестра Мединского.

– Поэтому её и назначили директором Третьяковки?

– Почему нет? Она умеет стелить соломку, где надо. Её не тронут. Увидишь, отделается выговором.

– Посмотрим. Но то, что эта кража картины всё что угодно, но только не кража, это точно. Я это сразу в Фэйсбуке написала.

– Я видела, ты классно пишешь, мне нравится, иронично, остроумно, смешно и главное смело.

– Спасибо. Ладно, пора мне собираться. Завтра как узнаете что-то, сразу мне позвоните, хорошо?

– Хорошо.

Светлана вышла на улицу и пока шла до машины, чистила снег с неё и ехала домой, снова погрузилась в размышления о «краже века», как назвали это похищение на шоу «Пусть говорят».

Итак, что мы имеем?

Некий чел, с однушкой в Одинцово и тремя шикарными автомобилями, попадается на наркотиках в декабре 2018 года, то есть месяц назад. При этом его не то что не арестовывают, но даже под домашний арест не сажают. Тем не менее, в поле зрения полиции он находится, и отпечатки пальцев его у них есть. Это ясно мне и прекрасно известно, ему самому. Однако похитителя это не смущает, и он спокойно идёт в музей, где спокойно снимает со стены картину, подставляясь под все камеры, и оставляя отпечатки пальцев. А на улице спокойно, садится в свою машину, и спокойно едет, прямо к себе домой.

Дурь?

Дурь.

В музее, тоже было всё более чем странно – ему никто не мешает, хотя все его видят, и смотрительницы и охрана. Никто не задаёт ему никаких вопросов, а сигнализация именно в этот день не работает. Более того о краже становится известно, только после того, как кто-то из посетителей поднимает бучу по поводу пропавшей из гардероба шубы. На вызов приезжает наряд полиции, начинает просматривать видео, и только в этот момент обращает внимание на человека с картиной в руках.

Дурь?

Дурь.

Дальше всё начинает проходить так, как нам показывают в кино. Полиция активно берётся за дело, тут же по камерам отслеживает похитителя, и ночью берёт его тёпленького прямо из постели. Картина найдена, дело раскрыто. Полиция рапортует, какие они молодцы, как круто у нас всё контролируется камерами, и что они умеют находить по ним не только участников несанкционированных митингов, но и настоящих преступников.

Какой вывод из этого всего?

Что это не преступление, а показательные выступления полицейских.

Так получается?

Единственная версия, которая может связать воедино все эти несуразицы и совпадения – та, что это всё от начала до конца организовано каким-то силовым ведомством.

Зачем?

Это хороший вопрос, но ответ на него может дать только тот, кто находится внутри спецслужб. Какие у них там тёрки между собой, могут знать только они.

И кстати, – Светлана даже ахнула про себя, – в пользу этой версии может говорить тот факт, что кража произошла в день рождение генерала Золотова. Получается зря мы смеялись над совпадением двух дней рождения – Куинджи и Золотова. Где Куинджи и где Золотов, казалось нам? А выходит-то нет, это у великого художника, по случайности, совпал день его рождения с рождением начальника росгвардии. И вся эта история не про Куинджи и картину, а про пинок по генеральскому заду.

Какой кошмар…

Светлана пришла домой и включила компьютер.

Пока переоделась, пока поставила чайник, электронная почта загрузила кучу новых писем и просигналила об этом.

«Что там у нас?» – Она села перед монитором и стала открывать всё подряд, отмечая важное – «Завтра в 11-00 в галерею придёт зам председателя Конфидерации Артдиллеров и Коллекционеров, для обсуждения дел с УПРАВИСом. Да, я и забыла про это совсем, чёрт». – Она вбила себе в смартфон напоминалку.

Следующее письмо было от сегодняшней художницы Катерины.

«Ну и что? Открывать или нет? Ладно, не буду вредничать» – она открыла письмо и стала просматривать картины. – «А неплохо, очень даже неплохо». – удивилась она и скачала к себе на комп весь архив.

Создала отдельную папку и стала смотреть картины.

«Что-то среднее между стилем Аарона Буха и Анатолия Слепышева» – молодец какая, – Кто бы мог подумать?»

Светлана уже с профессиональным интересом изучила размазанные фигуры, преимущественно лодки на берегу, отмечая те, что нужно посмотреть в живую. Скопировала шесть штук из них, и отправила обратно со словами – эти привозите завтра в галерею часикам к трём дня.

Ответ пришёл моментально:

– Спасибо, буду.

Совсем перед сном Светлана проверила что там на Фэйсбуке, увидела что к ней постучалась в друзья художница Катерина, ответила «подтвердить» и заодно заглянула на её страничку. Там вперемешку с её новыми картинами (как у всех художников), было много фотографий её самой: с выставок, с вечеринок, с отдыха. На фотографиях с отдыха она особенно остановилась, и особенно внимательно на пляжных. – «Да уж… фигурка у тебя что надо. Непросто будет с тобой работать…» – Она усмехнулась, и тут же вбила поиск Евгения Короткова. Из списка выскочивших, увидела свою зеленоглазую журналистку и зашла на её страничку. – Посмотрим, есть ли у тебя пляжные фотографии»

Фотографий тоже было много, и с отдыха тоже, но на всех них она была в компании какого-то молодого человека…

«Вот блин… – расстроилась Светлана, и с досадой выключила компьютер. – Зачем я зашла к ней? Ожидала чего-то другого? А чего? Что она грустит в одиночестве? Мда…»

Она легла и долго ворочалась, всё ни как не могла, ни заснуть, ни отогнать от себя дурацкие фотографии журналистки с её приятелем.

«Почему это так задело меня?» – Она встала и пошла на кухню, – «Хорошая девочка, естественно у неё кто-то есть. Ну и что? Как что? Ты-то здесь при чём тогда?» – у неё свело живот, от неприятного ощущения, что она что-то потеряла. – «Что? Что я потеряла? Ничего ещё и не началось. Нечего терять то. Почему же мне так плохо тогда? Я потеряла надежду? Надежду на что? Надежду на какие-то отношения? Оооо…» – Она смотрела в ночное окно, и ничего не видела за ним. – «Какие отношения? Какие у нас с ней могут быть отношения? Она девчонка ещё совсем. Ей сколько? Двадцать пять? А мне?» – к горлу подступила тошнота, – «Сейчас вырвет…» – Она открыла окно и стала судорожно вдыхать морозный воздух. – «Какой кошмар…»

Сколько простояла так, она не знала, и спохватилась лишь тогда, когда стала замерзать.

Она приняла решение:

– Не буду ей звонить завтра. Приедет так приедет, нет так нет. Ничего не буду больше делать.

С силой закрыла окно и пошла спать.

К одиннадцати утра она приехала в галерею.

– «Журналистка не звонила».

С небольшим опозданием приехал человек из Конфедерации с которым она минут сорок обсуждала, что им всем делать с УПРАВИСом

– «Журналистка не звонила».

Ушёл человек из Конфедерации, но их разговор частично слышал один из посетителей, который приехал к ней сдавать картины на продажу.

– «Журналистка не звонила». – «Я не жду её, не жду», – твердила себе Светлана и поминутно смотрела на часы.

– Какая сейчас ситуация с отчислением 5% для художников или наследников?

Светлана долго смотрела на мужчину, пока не поняла, что он что-то спрашивает у неё.

– Извините, что вы сказали?

– Я пока ждал вас, невольно слышал, что вы обсуждали УПРАВИС.

– А, да. И что?

– Расскажите пожалуйста, что сейчас с этим? Мне нужно будет платить кому-то 5%, если мои картины будут проданы?

– Слово «кому-то» очень верное. – Светлана ещё раз посмотрела на телефон и часы, и волевым усилием заставила себя включиться в разговор. – По закону, да. С каждой продажи мы с вами, должны делать отчисления либо автору картины, либо его наследникам. Это по закону. А на деле мы будем переводить эти деньги некоей ушлой организации с названием УПРАВИС, где они и останутся на радость великим бизнесменам братьям Михалковым.

– Они здесь причём?

– Как утверждают злые языки, именно они стоят за этой организацией.

– И что?

– И ничего. Кроме того, что мы все, участники рынка: галереи, аукционные дома, владельцы картин и все прочие посредники – должны будем платить Михалковым пятипроцентный налог с продаж. Или, что ещё хуже, передавать им ваши данные, и вы будете сами напрямую платить им те же самые 5%. То есть нас обязывают передавать каким-то странным людям нашу клиентскую базу.

– Ого. А мы тогда ещё и из налоговой начнём получать вопросы?

– Да, конечно.

– А если я этими картинами владею больше трёх лет?

– Тогда вам не нужно будет платить 13% подоходного налога.

– Ну хоть так…

– Но. – Светлана сделала паузу, – но это ещё придётся доказать. Что вы владеете картинами больше трёх лет.

– Как?

– Не знаю как. Какими-то чеками, или расписками, наверное.

– А если ничего этого нет?

– Тогда, проблема.

– Мда… Тогда может не продавать сейчас? Подождать пока всё не утрясётся?

– Не утрясётся, не для того продавливали этот закон в думе в таком вопиюще коррупционном виде, чтобы утряслось. Они нам что говорят? Что такой закон есть во всём мире, и мы лишь делаем то, что уже есть в цивилизованных странах. Так говорят нам Михалковы, между лекциями о духовных скрепах. Но это враньё. В цивилизованных странах, закон об авторском следовании есть, но написан он нормально и телега там позади лошади, а не впереди, как у нас сейчас. Там тоже есть организации, которые собирают эти отчисления в пользу художников или их наследников, но собирают они их лишь после того, как заключат договор с наследниками или художниками. А если художник умер, а наследников у него нет, или они не определены (судятся например между собой), то никаких отчислений и нет.

– Это понятно, как же иначе…

– Как иначе? У нас принят закон по которому мы обязаны платить этому УПРАВИСу, не спрашивая есть у них договора с наследниками или нет.

– Как это? Что они будут делать с деньгами если у них нет договоров с наследниками?

– Догадайтесь. – Светлана выдержала маленькую паузу. – Оставлять себе.

– Как это?

– А вот так. Закон обязывает нас заплатить им, но не разъясняет, что им делать с деньгами, если нет наследников. Поэтому они что?

– Что?

– Оставят их себе, со словами, что мы будем искать наследников. И будут искать их вечно.

– Офигеть.

– Да офигеть. Не для того создан этот УПРАВИС, чтобы собирать деньги в чью-то пользу, он создан, как кормушка себе. Вот и всё. Мы даже писали предложение в минэконом развития, когда они попросили нас, дать своё заключение на этот закон. Мы предлагали государству, хотя бы ограничить срок поисков наследников, например тремя годами. А если за это время наследники не найдутся, то деньги, даже не нам вернуть (что было бы правильно), а отдать государству.

– И что?

– И ничего. Закон успешно прошёл все инстанции и подписан правительством. Всё, – она подняла голову вверх, – Привет Михалковым, великим бизнесменам и великим моралистам.

– И что теперь будет?

– Что-что? Всё уйдет в чёрную, государство лишится налогов вообще, а бизнес станет более криминальным. Галереи выживут в этой схеме, а вот аукционные дома, то есть вся открытая торговля – нет. Все они закроются.

– Ого.

– Да, – Светлана посмотрела на часы и телефон, – журналистка не звонила, а время было уже почти три. – «Сейчас Катерина приедет с картинами», – вспомнила она. И посмотрела на посетителя, – давайте продолжим чуть позже, у меня сейчас начнётся следующая встреча. Что вы решили, будете оставлять картины?

– Можно я подумаю?

– Конечно.

И только он вышел в дверь, как в неё вошла Катерина с несколькими картинами в руках.

– Вот, – она остановилась в поисках места, куда можно было бы их поставить.

– Привет, привет, – Коваль показала, куда ставить картины.

Девушка прислонила их к стенке в указанном месте и пошла за остальными. Светлана посмотрела на часы и телефон.

– «Журналистка не звонила»

Вернулась художница, скинула пуховик, оказавшись в ещё более короткой юбке и с ещё большим декольте. Светлана хмыкнула и они принялись разворачивать, упакованные в пупырку картины, и расставлять их на свободные места.

Картины были действительно хорошие: мощные, заряженные хорошей энергетикой, с объёмом и воздухом внутри. Катерина откровенно, флиртовала эротично наклоняясь и замирая в модельных позах, а Светлана посматривала на смартфон. Звонки были, но среди них так и не было звонка от журналистки. – «Ну и хорошо», – начинало что-то закипать внутри неё, – «Мне что ли больше всех надо? Ей самой должно быть интересно про кражу послушать, а не мне… То, что не будет никакого продолжения знакомства, уже и так ясно. Но видимо уже и на Куинджи наплевать. А почему нет? Тема отыграна, и ушла из внимания новостных передач. Зачем ей сюда ехать? Да, конец».

Только Светлана выдохнула, как телефон ожил. Звонила Татьяна Николаевна Марченко.

– Здравствуйте Татьяна…

– Шалом, – не дала ей договорить эксперт, – я только что говорила с Рувимчиком, по поводу твоей смотрительницы.

– Так.

– Всё плохо, как я и говорила. Она недавно у нас работает. Месяц всего.

– Так.

– И устроилась он не просто так, а по какому-то звонку.

– Так, – всё с большим и большим вниманием слушала Светлана.

– Вела себя обособленно, ни с кем не васьваськалась, и более того – она уже уволена.

– Ого…

– Да.

– А телефон её?

– Есть, но он заблокирован. Им в кадрах что-то понадобилось от неё сегодня и они попробовали с ней связаться, а там «номер заблокирован».

– Даааа, – задумчиво протянула Светлана.

– Короче – бросай это дело. Я тебе говорила, что оно плохо пахнет.

– Да, говорила.

– Так вот я ошиблась, оно не просто плохо пахнет – оно воняет. Короче бросай, и журналистке своей скажи, чтобы бросала. Ну, пока.

– Пока.

Светлана нажала отбой и тупо смотрела на смартфон ещё несколько секунд.

«Да уж… Да ужжж… Всё окончательно встало на свои места. Кража эта никакая не кража, а провокация, или инсценировка спецслужб. Для чего не важно, важно что сюда лучше не лезть. Что получается? Они устроили на работу своего человека, которая не подняла тревоги в момент похищения, и они выключили сигнализацию в нужный день. Также они нашли исполнителя, сомнительного чела, которого прихватили за наркотики и сказали ему, что если он в нужный день, придёт в Третьяковку, снимет со стены картину и уйдёт с ней, то ему:

а) ничего не будет за это

б) простят шалости с наркотиками.

И это всё объясняет.

Хм…, она обдумала всё ещё раз. Есть тонкий момент – как кража картины из музея может остаться безнаказанной? То есть путём шантажа (угрозой посадить за наркотики), можно было отправить преступника на преступление, но как он сможет избежать другого наказания за похищение картины? Чем одно преступление лучше другого? Сроком? Надо бы звякнуть знакомому адвокату.

Она нашла нужный телефон и отправила вызов:

– Юлия, привет.

– О Света, рада слышать.

– Мне нужна короткая консультация.

– Давай.

– Какая статья тяжелее: – за хранение и распространение наркотиков, или за кражу картины из музея?

– Ты про какой музей говоришь? Про эту кражу из Третьяковки?

– Да, а какая разница?

– Разница в ущербе. Если это дорогая картина и дело пойдёт об особо крупном размере, то это до 15-ти лет…

– Ого…

– Да. А за наркотики от 15-ти до 20-ти.

– О чёрт.

– Что такое?

– Да была у меня мысль, что в этой краже Куинджи чела шантажом отправили на преступление, чтобы закрыть глаза на другое. Но раз и за то и за другое сроки одинаковые, то…

– Это не совсем так, кстати. Мы говорим с тобой об этой краже Куинджи, да?

– Да.

– Из того что я вижу в прессе, я делаю вывод что всё совсем не так страшно. Если не будет доказано, что похититель:

1. Действовал по заранее обдуманному плану

2. Действовал в составе группы

3. И при этом не причинил ущерба

То, он вообще может отделаться штрафом. То есть срок по этой статье на самом деле от 0 (нуля) до 15-ти лет.

– Ого, – Светлана поняла, что мозаика того что произошло окончательно сложилась, – огромное спасибо.

– Да не за что. Скажи лучше, когда мы повидаемся?

– Это смотря как, если с ночёвкой…

– Конечно с ночёвкой, я соскучилась.

– Тогда, давай на следующей неделе?

– Давай.

– Отлично, тогда до связи, – и она нажала отбой.

«Ну вот и отлично, есть с кем выпустить пар, – Светлана посмотрела список вызовов, не пропустила ли она звонок от журналистки – нет, (зараза такая). И что делать с ней?»

Только сейчас она сообразила, что художница Катерина ещё здесь. Обвела взглядом галерею, и обнаружила её на одном из стульчиков, в максимально эротической позе, посреди расставленных картин.

– Ого, вы прекрасно смотритесь вместе со своими картинами…

– Да, я знаю.

– Я готова взять их на комиссию, осталось решить какие деньги вы за них хотите.

– А вы что посоветуете?

– Я бы сильно не заламывала. Предлагаю начать с гуманных цен – тысяч по сорок-пятьдесят за работу. Как?

– Согласна, – не раздумывая, согласилась художница.

– Вот и отлично. Паспорт у вас с собой?

– Да.

– Тогда приступим к заключению…

– Брачного контракта?

– Почти, – Светлана с улыбкой посмотрела на художницу, – «Она уже даже не флиртует…», к заключению договора комиссии. Давайте мне паспорт.

Ещё минут тридцать ушло у них на всякую бюрократию, после чего художница ушла, покачивая своими шикарными бёдрами.

«Дааа, не просто с ней будет… А почему кстати? Может быть наоборот просто, в отличии от…» – Она снова вспомнила о журналистке и у неё опять нехорошо скрутило живот.

«Чёрт, не пришла…» – Она досадливо поморщилась. – «Плюнуть? А что ещё можно сделать в такой ситуации? Не свидание же у нас было намечено. Ну, не пришла. И что? Ну и всё. Но предупредить-то её надо? Что не нужно ей дальше копаться в этой истории с кражей Куинджи. Надо? По-хорошему – да, надо. И как это сделать? Позвонить всё-таки? Блинн… Ну не хочу я ей звонить, почему-то. Она там сейчас стоит в обнимку со своим парнем, а тут я. Оооо, ну сейчас точно вытошнит».

Она взяла смартфон и написала смс:

– Не получилось прийти?

«Блин, зачем я ей это пишу? А как начать-то по другому? Чёрт с ним, как есть…» и нажала отправить, и тут же добавила:

– Не нужно вам продолжать расследование этого дела. Скорее всего, это инсценировка каких-то спецслужб. Я навела кое-какие справки про смотрительницу…

Дописать она не успела потому, что пришла ответная смс(ка):

– Я приезжала сегодня

Вроде ничего особенного – простая фраза, да ещё в письменном виде, но каким-то внутренним чутьём Светлана поняла, что написана она в крайнем раздражении.

– Когда приезжали? Я была весь день в галерее и вас не было.

– Я не стала вам мешать.

– В смысле? Как мешать?

– Вы так были увлечены развеской картин, что я не стала вам мешать…

– Что? Какой развеской картин? – Отправила вопросы Светлана и спохватилась, – «Блин, она приезжала тогда, когда здесь была эта Катя, со своим эротическим шоу… Чёрт. И что? Обиделась?»

– Причём здесь это? – зачем-то написала она в ответ. И опять, каким-то внутренним чутьём, поняла, что написала в темноту и пустоту. И что ответа не будет.

«Чёрт, чёрт, чёрт… и что делать?» – Сердце застучало так громко, что перекрыло своим громким стуком все звуки вокруг. И у неё второй раз, за последние сутки, появилось пронзительное чувство, что она упустила что-то очень важное для себя.

«Что мне делать? Что?» – спрашивала она кого-то, но ответа не было.

Тишина и пустота.

Она посидела ещё в галерее, словно ждала чего-то.

Но телефон молчал.

Она, вздохнула, вяло оделась, и пошла домой.