Текст книги "Золото острова Аскольд"

Автор книги: Константин Кураленя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Ну что же, извольте, отчёт по погибшему, – почувствовав его неприязнь, посмурнел доктор. – Смерть наступила ночью от остановки сердца в результате пережитых волнений.

– А петля?

– Сердце не выдержало пыток, – покачал прозектор головой. – А петля, это для верности. Перед смертью бедняга хорошенько покушал. Кушал он деликатесы, из приличной ресторации. Было это накануне вечером, пища не успела перевариться.

– Как вы так…? – покачал головой ротмистр. – Прямо кладезь информации.

– Оно и понятно, – не обратил внимания на лесть анатом. – Господин Вишняк был человеком небедным и мог позволить себе заглянуть в неплохой ресторан.

– Как вы изволили назвать этого господина? – не веря в удачу, переспросил Алексей.

– Это еврей Вишняк, – пожал плечами прозектор. – Коммерсант и ростовщик. Личность в определённых кругах довольно известная.

– Да уж, – покачал головой ротмистр. – Вы даже не представляете, господин Силуанов, как мне помогли.

– Уж увольте, – смутился доктор и деловито добавил. – Если необходимо, могу составить меню из ужина господина Вишняка.

Непонятно к чему вёл патологоанатом своей настойчивостью насчёт содержимого желудка покойного, но эта настойчивость натолкнула ротмистра на хорошую мысль.

«А ведь доктор прав, – промелькнуло в голове. – Есть зацепка через особенности пищи выйти на ресторан, где ужинал потерпевший».

– Очень обяжете, господин прозектор, – произнёс он вслух, доставая карандаш и блокнот.

Больше ничего полезного из посещения анатомического театра Алексей вытянуть не смог. Но и того, что он узнал, хватало с лихвой.

Владивосток не град Петра, и ресторанов и трактиров в нём, согласно предоставленной записи городского головы, всего тридцать четыре заведенья. И, кроме того, больше сотни харчевен, закусочных, буфетов, пивных лавок и винниц. В первую очередь следовало выяснить место проживания господина Вишняка. Вряд ли он вкушал прелести жизни на другом конце города. Всё должно быть рядом. Поэтому следовало обратиться в полицейский участок.

– Так рядом с Миллионкой он проживал, ваше высокоблагородие, – с радостью, что может услужить, доложил ему один из нижних полицейских чинов. – Мой это район. А квартироваться оне изволили в доходном доме по улице Семёновской, что недалече от китайского театра.

– Проводи-ка меня на его квартиру, братец, – распорядился Алексей. – Надобно на месте осмотреться.

– Непременно, ваше высокоблагородие! – вытянулся полицейский.

– Да не тянись ты так, – махнул рукой ротмистр. – Чай не на параде.

– Рад стараться! – непонятно к чему брякнул полицейский.

– «Да уж, – подумалось Алексею. – Вбитую с молодых годов солдатскую науку чинопочитания не вытравить и до седых волос».

Квартира действительно находилась рядом с китайским театром.

– Не извольте беспокоиться, – бряцая связкой ключей, повторял дворник. – Всё устроим как полагается. И как же так господина Вишняка угораздило?

Но ключи не понадобились. Двери в квартиру были прикрыты, но на замок не заперты. Револьвер, который на всякий случай достал Алексей, не пригодился. Комнаты были пусты.

– Да уж, – покачал головой дворник.

А полицейский урядник лишь слегка присвистнул.

Квартира выглядела так, словно сюда ненадолго заглянул тайфун.

– Что-то искали, – глубокомысленно изрёк полицейский.

– Да уж, – не блистал разнообразием фигур речи дворник.

– Так что, братец, ты ничего не видел и не слышал? – обратился к нему ротмистр.

– Никак нет! – совсем по солдатски вытянулся дворник и пахнул в сторону Кублинского духом вчерашнего веселья.

Ротмистр невольно поморщился, а урядник из-за спины Алексея погрозил выпивохе кулаком.

После досконального осмотра ротмистр пришёл к выводу, что прозектор Силуанов был прав в своём утверждении, что Вишняка убивали не на льду залива. Беспорядок в квартире и забрызганные кровью стены говорили о том, что здесь боролись за жизнь. А труп хозяина жилья, лежащий в холодной темноте анатомического театра, был подтверждением того, что не всякая борьба приводит к победе.

То, что все противозаконные действия, приведшие к насильственной смерти господина Вишняка, происходили именно здесь, не подвергалось сомнению.

«Нашли ли эти нехорошие люди то, что искали, или нет? – задал себе риторический вопрос Алексей. – Если нет, то следующие трупы не замедлят себя долго ждать».

– А скажите-ка мне, господин околоточный, – повернулся он к полицейскому. – Много ли рядом с квартирой господина Вишняка рестораций и питейных заведений?

– Здесь же за углом Мильёнка, – хмыкнул тот. – Ежели, к примеру, брать во внимание ту публику, то только у «ходей» их сотни две будет.

– Китайские мы пока пропустим, – поморщился Алексей. – Мне интересны ресторации, где подают всяческие блюда на иностранный манер.

– Перво-наперво, там, где вы проживать изволите, – стал загибать пальцы полицейский. – «Золотой рог», стало быть. Затем «Версаль», «Модерн», «Тихий океан».

Естественно, что пальцев на руках у околоточного не хватило.

«Ситуация, – приуныл Алексей. – Не так уж и просто вычислить этот ресторан. Однако следует идти по пути наименьшего сопротивления, начинать со своего. А ещё лучше пообщаться с Эммануэль. Но это позже, а пока следует начать с обслуги».

Ему повезло. Горничная девушка по имени Стеша видела, как в день убийства из номеров спускался разгорячённый кавказец.

– Нос крючком, глазищи злые, так и зыркает ими туды-сюды, так и зыркает, – охарактеризовала она его. – И ещё шрам на щеке.

– Молодец Стеша, – подбодрил её ротмистр. – А какой конкретно национальности тот кавказец, как вам показалось?

– Какой такой национальности, – потупила девушка взгляд. – Нерусский, одно слово, басурманец!

«Какой барин обходительный, – подумала она. – На вы величат, а я и нации не угадаю».

– А всё же? Вы ведь наверняка в своей жизни и армян и грузин, и кого ещё из инородцев встречали? – продолжал допытываться Алексей.

– Вот, господин хороший, он и есть! – выдохнула радостно горничная.

– Да кто же, милая? – улыбнулся ротмистр.

– Вот, как вы сказали, так он и есть, грузинец!

«Час от часу не легче, – вздохнул Алексей. – Будем искать грузина».

Эммануэль Корсатти в ресторане заведовала женским оркестром. О таких женщинах говорят «мечта мужчины». Но её девушки могли играть не только на духовых инструментах. С не меньшим рвением они дарили наслаждение сильной половине человечества в обмен на денежные знаки различного достоинства.

Публичный дом был подпольным, поэтому, когда он впервые обратился к ней за помощью, женщина не стала долго отнекиваться.

– Бедный иностранный подданный нехорошо в чужом стороне, – произнесла она, отводя глаза. – Я желать быть вашим другом.

Пьяные аристократы, офицеры и бандиты хвастались своими подвигами перед внимательными собеседницами, а те делились информацией с Эммануэль.

Ночной кабак бурлил своей особой жизнью. Здесь пропивались кровно заработанное довольствие и удачно изъятый у фраеров хабар.

Утопая в папиросном дыму, кружились в танго тесно сплетённые человеческие тела. Извиваясь словно уж, официант провёл Алексея к отдельному столику.

– Что изволите откушать, Алексей Владимирович? – склонился он в почтительном полупоклоне.

– Давай что всегда, – отмахнулся ротмистр, выискивая глазами Корсатти.

– Будет сделано, – официант зажёг свечи и испарился, словно его и не было.

Молодая женщина занимала обычное место рядом с оркестром.

Ротмистр дождался, когда девушки-оркестрантки уйдут отдыхать, и пригласил даму к себе за столик.

– Вы, синьора, как всегда неподражаемо-обворожительны, – польстил он ей, вставая. – Постоянно взираю на вас с тайной завистью к тому единственному, на которого падёт ваш благосклонный взгляд.

– Ах, Алексей Владимирович, уж вам-то позавидовать грех, – Эммануэль скромно опустила ресницы. – Вы прекрасно догадаться о моём к вам особом расположении.

Ротмистр знал. Уже не раз синьора пыталась перевести их отношения из служебных в личные. Алексей стойко держался. Хотя красоты итальянская подданная была несказанной.

В городе он был меньше года, сердечных привязанностей ещё не завёл, служба забирала всё время. Он и сегодня бы сюда не пришёл, если бы не дела служебные.

– Обязательно это учту, синьора, – склонил он голову. – Чем я могу вас угостить?

– Я ведь на работа, но, пожалуй, с вами выпить немного есть шампанского, – слегка картаво коверкала русский язык женщина.

– За вашу красоту неземную и блистательный ум, – произнёс Алексей галантно, когда официант разлил напиток по бокалам.

– Вы мне льстить, – попыталась смутиться Эммануэль. – А ум девушке только мешает. Мужчины не любят, когда у женщины есть слишком много разума.

– Не скажите, – покачал головой ротмистр. – Ваш ум не помешал вам организовать такое доходное предприятие.

– Почему вы не есть в мундире с эполетами? – перевела разговор женщина. – Вы в нём такой душечка.

– Для моей службы цивильное платье более к лицу, – улыбнулся Алексей.

– Разрешите вашу даму ангажировать на тур танго? – навис над столом военный в погонах капитана.

– Разрешить? – вопросительно взглянул ротмистр на Эмму.

Та неприязненно сморщила носик.

– Дама устала, господин капитан, – взглянул он в глаза приглашавшему. – И просит её извинить.

Едва капитан растворился в табачном дыму, как к столу расхлябанной походкой шестёрки, стремящейся в тузы, подкатил неприятный тип. Он нагло уставился на Корсатти, и сверкнув золотым зубом заявил:

– Бросай своего фраера, мадама, и вихляй к нашему столу. Не обидим.

Ротмистру стало немного не по себе. Он не любил, когда посторонние люди его так явно игнорировали.

– Послушай, морда, – процедил он сквозь зубы. – Если сей момент тебя здесь не будет, то я за себя не ручаюсь, жеребец нестроевой!

На языке крутились выражения и похлеще, но Кублинский не хотел омрачать женского слуха казарменными выражениями. Хотя, даже за «жеребца» ему стало немного неловко.

– Ой, а кто ето у нас тут блеет…, – начал было уркаган.

Ротмистр быстро привстал и неуловимым движением прихватил пятернёй лицо наглеца. Затем резко толкнул его назад.

Урка обиженно всхлипнул и, прокатившись на заднице по грязным полам, уткнулся спиною в соседний столик.

– Алексей Владимирович, – озабоченно округлила глазки Эммануэль. – Нам совсем быстро уйти. Этот хулиган из шайки ….

– Вот ещё! – презрительно поджал губы Алексей. – Чтобы боевой офицер бегал от фармазонщиков. Никогда этому не бывать.

Женщина обречённо вздохнула и, словно торопясь успеть потанцевать до начала неприятностей, совершенно по-русски произнесла:

– Ангажируйте меня на танец, что ли.

– Разрешите вас пригласить, – привстал ротмистр и, не дожидаясь ответа, взял женщину за руку.

Макушка Эммы едва достигала подбородка. При разговоре она непроизвольно откидывала голову назад и соблазнительно выгибала стан. А вновь появившийся акцент, и таинственный блеск глаз в свечных отблесках переполненного зала, будоражил молодую кровь.

Она была восхитительно хороша и прекрасно это осознавала.

– Почему господин офицер называть меня синьорой, а не сеньоритой? – с хриплым придыханием спросила она. – Я ведь девушка быть очень одинокой, совсем безмужняя.

«И действительно, почему? – подумал Алексей. – Может потому, что она на четыре года старше меня?».

О её возрасте он узнал из досье и был чертовски обескуражен. Выглядела она лет на десять моложе.

«А ведь она ведьма, – промелькнула в голове крамольная мысль, когда в очередной раз в глазах девушки проплыл отблеск свечей. – А эти барышни возраста не имеют».

– Вы не знать, что ответить? – прервала затянувшееся молчание Эмма.

– Отчего же, – стряхнул с себя наваждение Алексей. – Род ваших занятий и образ жизни.

Но натыкаясь взглядом на беззащитную зелень её глаз, он стал говорить путано и некрасиво.

Спас Алексея от окончательного краха ощутимый толчок в плечо и радостно-мстительный голос давешнего хама.

– Вот он этот фря!

От неожиданности ротмистр вздрогнул. Затем мгновенно оценил ситуацию. А ситуация была до банальности простой – его пришли бить. Но он этому обстоятельству очень обрадовался, ребята помогли ему избежать продолжения неприятного разговора.

Глава 3.

Осень 1232 года. Горы

– Господин, монголы пошли на штурм! – ткнул кончиком сабли в сторону воющей толпы нападавших телохранитель.

Бодзиле Чэнхошан равнодушно взглянул на штурмующих. Рваные клочья дыма ползли по сбитым наземь крепостным воротам. Всё что могло гореть, уже давно сгорело, а теперь тлела разлитая по земле начинка стрел огненного боя. Месяц назад монголы заперли его отряд в небольшой горной крепости. Провиант давно закончился, воды не осталось даже для людей, что уж говорить о тушении пожаров. Союзником монголов стало и необычайно жаркое лето. Павших уже не сжигали – было не до них, и запах разложения некогда живой плоти крутил желудки в неприятных позывах.

Оставшиеся в живых защитники крепости собрались на сторожевой башне и готовились дать последний бой. В плен чжурчжэни сдаваться не собирались.

Но не об этом думал Чэнхошан из рода Ваньянь. С грустной улыбкой смотрел он на небольшую статуэтку чжурчжэньского воина. Вырезанная искусной рукой мастера из клыка морского зверя фигурка едва умещалась на изъеденной шрамами ладони воина.

Это был её подарок. Это она прижала к опухшим от поцелуев губам статуэтку, прежде чем положить её ему на грудь.

– Он похож на тебя, – уперев подбородок в лежащие на груди Чэнхошана руки, прошептала Тугёси. – Он отведёт от тебя беду.

– Вот уж совсем не похож, – усмехнулся мужчина, разглядывая подарок. – У него борода и усы, а у меня лицо безбородого юноши.

Чэнхошану на праздник большой рыбы исполнилось тридцать лет. По заведённому при дворе чжунскому (китайскому) обычаю он до сих пор брил бороду. Лишь находясь в длительных вылазках против монголов и южных сунцев, он зарастал ею, словно лесной зверь шерстью.

– Я зову его «улыбающийся воин». А похож он на тебя не бородой и усами, а добрыми глазами и улыбкой, – смутилась девушка, и спрятала лицо у него на груди.

– Действительно улыбается, – присмотрелся внимательнее Чэнхошан и, скосив глаза, убедился, что Тугёси не покидает своего убежища на груди, строго добавил. – Воин должен внушать врагу ужас, а не веселье.

– А вот и нет! – сверкнула глазами девушка. – Иногда он должен быть добрым.

– Эх ты, «Птичка зимняя», – погладил её по чёрным волосам воин. – И зачем родители дали тебе такое холодное имя? Тебя следовало назвать «Летний огонёк».

Дословный перевод её имени звучал как «Зимняя птица», и Чэнхошан иногда ласково подшучивал над любимой.

– Зимняя не потому, что холодная, а потому, что родилась зимой, – надула пухлые губки Тугёси и, заметив, как в глазах мужчины запрыгали чёртики, воскликнула. – Ты нарочно меня дразнишь!

– Ну что ты, даже не собирался, – состроив серьёзное лицо, прошептал воин.

– Ты опять надо мной смеёшься, – грустно произнесла девушка. – А ведь этот воин хранится в нашей семье больше ста лет. – Мой далёкий предок Васай привёз его с войны с корёсами. Там была интересная история, связанная с самим Агудой. Это он подарил фигурку Васаю. Из-за неё погиб юноша, который доставил подарок на поле боя.

– Это дорогой подарок, – совсем по-другому взглянул Чэнхошан на костяного человечка. – Он должен храниться в семье. Я не могу его принять.

– Разве ты не моя семья? Разве не тебе я спела песню любви? – глаза девушки наполнились влагой.

– Ты моё всё! – нежно погладил любимую по щеке мужчина. – Но наши родители, они ведь не слышали этой песни.

– Глупый, это совсем не важно, – потёрлась щекой о грубую ладонь Тугёси. – Ты вернёшься, и мы справим свадебную церемонию как подобает нашим родам. А мы будем тебя ждать. Если ты не пожелаешь от нас отказаться.

– Как можно отказаться от смысла жизни, от мечты, от твоих сладких губ…, – здесь он на мгновение осёкся.

– Говори ещё, – расслабленно прошептала девушка.

– Погоди, – встрепенулся Чэнхошан. – Ты сказала – «нас»?

Девушка ничего не ответила. Она лишь зарылась лицом в грудь бодзиле, и затаилась.

– Ты сказала «нас», – мужчина нежно приподнял лицо Тугёси, и заглянул ей в глаза. – Это правда?

В подтверждение его догадки девушка ворохнула густыми ресницами, и, смутившись, прикрыла глаза.

– У меня будет сын! – обалдев от новости, произнёс Чэнхошан

– Или дочь.

– Сын! Ты подаришь мне сына!

– Господин, берегись! – отвлёк амбаня от воспоминаний голос телохранителя.

Воин сделал шаг вперёд и прикрыл командира щитом. Сразу несколько стрел вонзились в кожаное навершие, а другие, противно звякнув о доспехи, ссыпались на каменный пол. Но всё-таки одна из оперённых смертей достигла цели. Она вонзилась в оставшееся без защиты горло телохранителя. Щит выпал из ослабшей руки, и юноша свалился к ногам амбаня.

Смерть надёжного воина поставила последнюю точку в раздумьях Чэнхошана, он принял решение.

– Солдаты! – в руках амбаня сверкнули два клинка. – Жизнь в рабстве – ничто. Смерть свободным – честь воина! За императора!

– За императора! – поддержали его хриплые голоса оставшихся в живых защитников крепости.

Страшно смотреть на атаку обречённых. Не больше сотни израненных воинов, собрав в кулак волю и последние силы, шли умирать. Одно желание читалось в горящих ненавистью глазах – убивать! Умереть и забрать с собой на Небо как можно больше врагов.

– Хорошие воины, – довольно причмокнул губами Тулуй-хан. – Много ещё моих богатуров положат. Закидайте их стрелами.

Младший сын Чингисхана, прищурив и без того узкие глаза, смотрел на завершение трагедии одного из чжурчжэньских корпусов. Это был тот самый отряд, который пятью сотнями воинов устроил засаду в ущелье «Злых духов». Десять тысяч ханских нукеров, целый тумен, остался кормить воронов и шакалов в том ущелье. Невиданные потери понесли монголы.

Любимец отца и бога сражений Тенгри не мог смириться с таким ударом по самолюбию. Хан Тулуй давно не терпел поражений на поле брани. Делом чести было не упустить обидчиков. Монголам удалось зажать корпус чжурчжэней в горной крепости. И теперь он наблюдал последние минуты жизни защитников.

По чести говоря, он уже вычеркнул их из списка живых и думал совершенно о другом. Хан был голоден и желал скорее усесться за дастархан. Он, как и его старший брат Угэдэй, был любителем сладкого вина, и чрево его требовало возлияний.

– Заканчивайте! – махнул он рукой и потянул за уздечку.

Поднялись в небо натянутые луки, и заслонили солнце выпущенные на волю стрелы. И второй, и третий раз срывалась с кручёных тетив оперённая смерть. Опустились луки, когда некого стало убивать.

– Помогите уцелевшим! – приказал монгольский сотник.

Везунчики, на которых пал взгляд командира обгоняя друг друга, бросились к павшим чжурчжэням. Пригибаясь, они вытаскивали из-за голенищ засапожники. Им было куда спешить. Даже то немногое, что оставалось при погибших, представляло большую ценность. Раненые не сопротивлялись и даже с каким-то облегчением вытягивали шею под сверкающую сталь.

– Отведи меня к хану! – остановил взметнувшийся вверх нож повелительный голос.

Монгол нерешительно затоптался на месте. Уж больно велик был соблазн полоснуть по горлу железом и запустить руку за пазуху ожившему. Смущала воина богатая бронь говорившего. Сразу видно, простой десятник не может себе позволить такие доспехи. Да и товарищи по убийству заинтересованно повернули головы.

«Донесут ведь шакалы, если что не так», – промелькнула в голове тоскливая мысль. Богатство уплывало прямо из рук, и от этого было обиднее вдвойне.

– Если ты меня убьёшь – умрёшь! – увидев его растерянность, жёстко произнёс Чэнхошан. Это был он.

– Вставай, сын гадюки и барана! – выругался Убилай в бессильной злобе и пнул амбаня по раненому боку.

Не обращая внимания на боль, Чэнхошан улыбнулся. Он выиграл этот поединок, значит, победит и в остальном.

– Подними руки! – приказал монгол и ткнул пленника кончиком ножа.

– У меня нет оружия, – пожал плечами тот, но приказ выполнил.

– Это что? – рука, обыскивающая бодзиле, извлекла из-за складок одежды костяную фигурку воина.

Глаза воина алчно заблестели. Такой искусной красоты он ещё не видел.

– Мой дар Тулуй-хану, – ответил Чэнхошан, лишая монгола шанса на мародёрство.

Тот озлобленно сплюнул и толкнул Чэнхошана в грудь.

– Шагай! – окончательно обозлившись на весь свет, приказал он.

Огромный шатёр не вмещал всех желающих выпить с сыновьями великого Чингисхана. Победа, по меркам побед предыдущих, невелика. Но кто осмелится так сказать после славного пира? Кто сможет посмеяться над тем, что каждый из погибших чжурчжэней забрал с собой два десятка ханских воинов?

Рядом с Тулуем восседал почтивший его своим визитом старший брат Угэдэй. Пир удался на славу. Гуляли монголы так же широко и одержимо, как и воевали. Между ковров, заставленных всяческими яствами, сновали полуобнажённые рабыни. Они подливали победителям вино и подкладывали подпалённую на кострах баранину.

Братья потягивали тахун, заедали его сладким виноградом и вели неторопливую беседу.

– Ты вовремя приехал брат, – пробуя на вкус очередную виноградину, негромко говорил Тулуй. – Я думаю, что в этом году мы должны покончить с Алтын-ханом (Золотая Империя).

– Этот или следующий, не вижу разницы, – лениво отхлёбывая из чаши, усмехнулся Угэдэй. – Мы живём войной. Закончится эта, начнётся другая, я не тороплюсь. Ты помнишь завещание отца?

– Нас ждёт поход в страны, куда уходит на покой солнце. Я хочу возглавить этот поход.

– Возглавишь, кто же, кроме тебя?

– Спасибо брат.

Жаркий летний день не спеша насыщался вечерней прохладой. Братья неторопливо обсуждали детали похода на Волжскую Булгарию и Русь.

– Одноглазый кречет хочет сам отомстить своим обидчикам, – усмехнулся Угэдэй. Не может забыть, что его выкупили из плена за барана.

– Субедэй будет мне не лишним, но я сам хочу возглавить поход, – немного растягивая слова, ударил кулаком по колену Тулуй.

Великий хан взглянул на изрядно опьяневшего брата и произнёс:

– Да будет так!

В этот момент внимание пировавших привлёк шум у входа в шатёр.

– Что там? – недовольно спросил Тулуй.

– Сотник Ильяс привёл пленного, – склонился к его уху сотник кешиктенов (телохранителей). – Сказал, что кто-то из важных чжурчжэней. Хочет с тобой говорить. – И сотник протянул повелителю развёрнутую тряпицу.

Хан взял в руки белую фигурку улыбающегося воина. Покрутил её перед глазами.

– Важный или неважный, какая разница? – пьяно мотнул он головой. – Для меня он просто червь под ногами.

– Давай посмотрим, брат, – не согласился с ним Угэдэй. – Интересно, что он желает нам поведать?

– Ведите, – приказал Тулуй.

Несколько минут братья изучали стоявшего перед ними человека. Израненный, в покрытой кровью кольчуге, он и в таком состоянии выглядел грозно.

– Кто ты, воин? – спросил его Тулуй-хан. – Твои богатуры сражались и погибли достойно. Но зря. Ничто не сможет остановить монголов. Весь мир будет лежать у наших ног. – Заканчивая свою речь, хан обтёр о полы халата жирные руки и потянулся за аппетитным куском баранины.

– Я – бодзиле императора Чэнхошан! Это я разбил твои тумены при Даган-юане, Вай-чжоу и Даохой-чу. – Ответил ему пленный.

Тулуй недовольно поморщился, он старался забыть эти поражения.

– Однако теперь ты стоишь передо мной, а не я перед тобой, – взяв себя в руки, желчно произнёс он.

Потеря крови сослужила Чэнхошану плохую услугу. Воин пошатнулся, и стал заваливаться набок. Стоявшие по бокам кешиктены подхватили Чэнхошана под руки.

– А пожелал я тебя увидеть по одной простой причине – мне дорога честь. Впрочем, я не знаю знакомо это слово вам или нет. – Не желая казаться беспомощным, полководец оттолкнул руки кешиктенов, и продолжил. – И если бы я был убит в бою или казнён вместе со всеми, то моего тела могли бы не найти и подумать, что я стал изменником или сбежал. Теперь же все, кто знал Чэнхошана, будут помнить, как он принял смерть.

– Ответ достойный героя, – покачал уважительно головой Угэдэй. – Такому воину незачем умирать под ножом палача. Я предлагаю тебе службу в моей гвардии, бодзиле.

– Я не знаю, кто ты такой, – скривил губы Чэнхошан. – Но я из рода Ваньянь. Мой предок великий Агуда не понял бы меня, прими я твоё предложение.

– Я Угэдэй, Великий хан всех монголов. Мой отец Чингисхан уважал смелость врага.

– Я бы мог послужить тебе, хан, если бы не смерть моих братьев. Я бы с удовольствием послужил тебе, хан, если бы мои сёстры не остались лежать растерзанными у ворот родительских очагов. Только смерть может нас примирить, великий хан.

– Это чжурчжэнь, брат, – с сожалением произнёс Тулуй. – Я бы сам хотел иметь такого воина, но этот может быть только врагом. И всё-таки я поставлю его на колени.

– Интересно, как ты это сделаешь? – покачал головой Угэдэй.

– Встань на колени, бодзиле, и я подарю тебе жизнь. Ты сможешь покинуть лагерь и делать всё, что тебе захочется. Даже вновь пойти на меня с оружием в руках, – произнёс хан Тулуй, пристально глядя в глаза Чэнхошана.

– Настоящий чжурчжэнь не умеет этого делать, – спокойно ответил бодзиле. – С самого раннего детства его учат совершенно другому.

– Мои нукеры умеют ставить на колени всяких гордецов, их тоже учили этому с самого детства, – презрительно скривился хан.

В шатре наступила тишина. Рабыни замерли с кувшинами в руках, а чавкающие рты так и остались открытыми.

– Никогда воин из рода Ваньянь не унизится до того, чтобы встать перед врагом на колени!

– Посмотрим, – щёлкнул пальцами Тулуй. – Помогите хану чжуржэней, отрубите ему до колен ноги!

Приказы ханов выполняются без промедления. Кешиктены повалили Чэнхошана на пол, а подскочивший палач отсёк ему ноги ровно по коленные чашечки.

Не проронив ни слова, Чэнхошан смотрел, как из обрубков хлещет кровь.

– Видишь, как это просто, – произнёс хан, вглядываясь в глаза полководца. – Поставьте его прямо.

Но не увидел Тулуй в глазах бодзиле страха. Лишь боль плескалась в широко распахнувшихся зрачках. Невыносимая нечеловеческая боль не выдавила из груди Чэнхошана ни звука. Переборов первый приступ боли, он улыбнулся.

– Тебе, наверное, плохо, хан, оттого что ты меня не можешь унизить зрелищем насилия над моей женщиной. Любил твой покойный отец поглумиться над жёнами поверженного противника. Через это и смерть свою принял. – По лицу Чэнхошана крупными каплями катил пот, каждое слово давалось с трудом. – Зарезала его как барана жена тангутского хана. Выпустила Кюрбелдишин-хатун из его тела священную кровь, а вместе с ней и душу. Теперь даже в виде барана не сможет вернуться Чингисхан на землю.

Лицо Тулуй-хана налилось кровью. Ещё при жизни Чингисхан был возведён в ранг божества, а какой-то ничтожный червь пытается порочить его священное имя, срывая с гибели завесу тайны.

– Разорвите ему рот! – не сдержавшись, завопил хан. – Может быть, тогда из его утробы будут выплёскивать не помои, а правильные слова.

И этот приказ Тулуя был исполнен без промедления. Чэнхошан замолчал.

– Отпустите его, – махнул рукой хан.

Захлёбывающийся в крови полководец упал навзничь. Кровь продолжала литься из обрубков ног. А та, что текла из разорванных щёк, заливала горло. Вместе с кровью из молодого и сильного тела вытекала жизнь. Перед глазами Чэнхошана расплывались разноцветные круги, а в голове зазвучал родной голос.

– Наш сын будет похож на тебя. Ты не волнуйся, мы не пропадём. Мы любим тебя. Мы не смогли быть счастливы на земле, но я верю, что великое Небо нас соединит на века.

– Не сберёг меня воин, прости, – прошептали синеющие губы. – Но он отомстит.

– Что он говорит? – выкрикнул хан.

– Что-то про воина и месть, – недоумённо пожал плечами сотник личной охраны.

– Никогда не унижусь! – прохрипел пришедший на мгновение в себя Чэнхошан. И полетела храбрая душа воина на Небо.

А где-то в бескрайних просторах Приамурья раздался громкий крик новорожденного. Счастливая мать прижала крохотный комочек к груди. Прочертив искрящимся хвостом по тёмному небу причудливый зигзаг, к земле устремилась звезда. Это душа Чэнхошана, обернувшись в космическую скиталицу, торопилась с первым вздохом, с первым глотком материнского молока занять своё место в теле младенца.

Тулуй-хан мрачно посмотрел на брата.

– Великий воин отправился в страну предков, – произнёс тот. – И если ты когда-нибудь возродишься вновь, то удостой этой честью монгольское племя.

– Героев родит небо, а предателей случай, – вздохнул Тулуй. – Он вернётся.

Целых три дня предавались пьянству братья. Хитро улыбался, глядя на разгул, воин, вырезанный из моржового клыка. А кровь Тулуя чернела и чернела, пропитываясь тайным ядом. На четвёртый день слёг хан. Его тело покрылось язвами, а из горла полилась чёрная кровь.

– Его отравили, – заключил осматривавший хана лекарь.

– Кто, как? – вскричал Угэдэй. – Найти!

Перед самой кончиной сознание умирающего прояснилось. Он пристально смотрел на стоящую на краю походного сундучка статуэтку. Хан начинал понимать значение улыбки чжуржэньского воина.

– Так это ты-ы-ы? – прошептал он беззвучно.

– Никогда не унижусь! – прозвучал в ушах предсмертный хрип Чэнхошана.

И полетела душа Тулуя искать своего врага. А с Великого Неба продолжали падать звёзды. Они выполняли свою работу. Ничто не приходит на землю навечно, и много звёзд сорвётся с небесной бесконечности, пока вращается вокруг своей оси планета под названием Земля.

Глава 4.

Февраль 1908 года

Ещё во времена своего детства, будучи воспитанником классов Александровского кадетского корпуса, Алексей пристрастился к рукопашному бою. Схватка без оружия либо с применением холодного оружия горячила кровь и пробуждала в душе первобытные инстинкты.

Затем в юнкерах и на службе в армии он постоянно совершенствовал своё мастерство. Так что драться он умел профессионально.

– Откуда же вас столько! – в голосе ротмистра послышалась весёлая злость. По его прикидкам шансы на победу были.

Он заслонил собою Эммануэль и настойчиво стал оттеснять её в свободное от противника пространство.

А оппонентов недружелюбной наружности намечалось около полдюжины. Растолкав танцующих, граждане весьма неинтеллигентного вида не спеша прижимали ротмистра к стене.

– Бегите, – шепнул он синьоре. – Продолжим, как только освобожусь.

Убедившись, что женщине ничего не угрожает, Алексей шагнул навстречу неприятелю.

– Чем обязан, господа? – произнёс он всё с тем же вызовом в голосе.

Нехорошим гражданам стоило бы прислушаться к этому голосу. Но численное превосходство всегда толкает людей определённой категории на необдуманные поступки. Эти ребята не стали исключением.

– Бей! – заверещал бывший посыльный за женскими прелестями и первым отлетел в сторону, зажимая ладонями то, что когда-то называлось носом.