Текст книги "Алмазы для ракетчика"

Автор книги: Константин Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 6.
17 ЧАСОВ 30 МИНУТ. 8 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.
КЕСТЕНЬГА.

«Готовность» была самой обычной, ничем не отличалась от сотен других. Параметры цели давно установили и успели несколько раз их проверить. По всему выходило, что цель – птичья стая. Она летала от озера к озеру на небольшой высоте, с обычной для такого случая скоростью. Длина стаи превышала километр, по крайней мере, как и положено крупногабаритному объекту, при повороте антенны высотомера на несколько градусов по азимуту стая не исчезала. Будь стая местной, «готовность» сразу отменили бы, но птахи имели иностранное происхождение да еще нарушили воздушное пространство, поэтому все, наблюдающие такое безобразие, остались без обеда. Стая металась от озера к озеру и никак не садилась. Старожилы на точках придумывали самые вразумительные объяснения, от внезапного появления на берегу хищника до сбоя в «системе птичьей ориентации» из-за повышенной солнечной активности. Второй смене командного пункта радиотехнического батальона уже давно пора было «вниз», на отдых, но менять ее некому, весь личный состав части по сирене бросился на рабочие места. КП батальона и позиции всех его средств находились на верхушке сопки, сама часть размещалась у ее подножия. Отправляясь на объекты, солдаты и офицеры говорили: «пошел на горку» или «пошел наверх», а при возвращении в часть – «вниз».

По мере смещения цели к зоне ответственности батальона остальные части теряли ее и «выключались». Средства батальона тоже потеряли «птичек», но подчиненные радиолокационные роты их все еще «вели», и батальон пребывал в «готовности-1». Комбат, по народному прозванию Дед, недобрыми глазами наблюдал за каракулями дежурного планшетиста и медленно закипал. Ефрейтор Исраилов старательно рисовал трассу цели, запутывая в клубок ее ломаную траекторию. Цель вела себя странно: облюбовав несколько озер, последовательно облетала их, снижаясь над каждым.

– Что они там шарахаются? – в который раз задал этот риторический вопрос оперативный дежурный пункта управления лейтенант Будный. Он прилежно потел и ерзал в кресле. Присутствие в зале БУ[9]9
  БУ – боевое управление


[Закрыть] Деда и его угрюмое молчание действовало оперативному на нервы. Не он же, в конце концов, виноват, ну прилетели эти чертовы птицы в его дежурство, так что ж теперь, сделать «ку два раза»?!

Наблюдая за лейтенантскими терзаниями, тихонько посмеивался начальник РЛУ[10]10
  РЛУ – радиолокационный узел.


[Закрыть] Андреев. Он давно знал командирскую привычку и научился не принимать ее близко к сердцу. По частям ходила байка, что Дед, будучи «ответственным», наведался на передающий центр с проверкой, молча просидел там три часа и ушел, так и не проронив ни слова. Дежуривший солдат остался на посту в полнейшей прострации. Полночь, вокруг дикий лес, ни души. А твой гость молчит и ест тебя глазами. Тут любого холодный пот прошибет. Несколько раз звонил оперативный дежурный, давал команду «перестроить» передатчик. Радиомеханик выходил в аппаратный зал, а по возвращении заставал неизменную картину – Деда, сидящего в позе «скифской бабы»: глаза чуть прищурены, руки сложены на животе, и за все это время хоть бы на миллиметр с места сдвинулся! Дед не проронил ни слова, пока боец докладывал о перенастройке, пока узнавал качество связи, пока вносил записи в аппаратный журнал. Потом комбат так же молча вышел, а несчастного воина еще долго била нервная дрожь. С точки зрения Деда все было нормально. Он понаблюдал за действиями дежурного. О чем говорить, если недостатков не обнаружено?

По другой легенде, прибыв на подчиненную точку с проверкой, Дед отворил дверь «уазика» и одновременно с постановкой ноги на землю проронил: «Офицерам – казарменное положение, роте – готовность номер один». Отбой всего этого дела состоялся лишь по окончании проверки, когда за поворотом лесной дороги скрылись огни комбатовского автомобиля.

Будный попал в часть недавно и всех ее особенностей еще не знал. Мрачное молчание командира вызывало у лейтенанта паническую уверенность, что он в чем-то оплошал и делает все новые ошибки. Следящий за его муками Андреев уже с трудом удерживался от смеха.

Если не придавать особого значения свойствам характера Деда, надо сказать, что он был командиром от Бога. Часть так долго считалась лучшей в дивизии, что все к этому привыкли. Расчеты дежурили слаженно, солдаты были всегда накормлены, офицеры знали свое дело. Дед умел добиваться порядка в службе и быту.

В зале боевого управления царил полумрак. Дед молчал, Будный страдал, а начальник штаба майор Силинкович контролировал работу расчетов на рабочих местах и выдачу информации «наверх» – в полк. Вообще «по готовности» боевой работой управляет командир, но Дед великодушно дал НШ возможность «потренироваться». А тому и в голову не пришло бы напомнить командиру о его доле «общественно полезной нагрузки». Впрочем, все шло обычным порядком и настоящих причин для треволнений не возникало. Уже только одна рота следила за стаей, да и то по данным вынесенного радиолокационного поста. Скоро цель должна была вообще уйти из зоны ответственности батальона.

Очередной доклад ротного дежурного по пункту управления внес «элемент новизны» в благодушное состояние НШ. Принявшему донесение Силинковичу напомнила о себе застарелая язва.

– Товарищ подполковник, – по уставному обратился он к комбату, – Сосновый, по данным Северного поста, дает малоразмерную в составе цели, тип не установлен.

Дед, он же командир отдельного радиотехнического батальона подполковник Кайманов, взял управление на себя. Доложив о новых обстоятельствах в полк, он занялся уточнением информации. Кайманов вдавил кнопку вызова в пульт связи, и телефонист в Сосновом подпрыгнул на своем рабочем месте. Комбат все делал обстоятельно, даже посылка вызова у него всегда была характерная: при плохом настроении – не меньше тридцати секунд, при хорошем – секунд десять.

– Олсуфьева, – бросил Дед в трубку и, дождавшись ответа, спросил: – Ну, что еще за новости у тебя?

– Северный пост выдал малоразмерную в составе цели, по которой мы работаем, – осторожно доложил ротный.

– Характеристики, тип, курс уже уточнили? – Так бесстрастно ронять слова могла разве что статуя Будды, если бы обрела дар речи. – Цель сейчас в районе поста, пускай возьмут бинокль и визуально установят, что это такое.

Ротный Северного Олсуфьев начинал «терять лицо»:

– Докладываю по данным «Тамары»: их фланговый пост эспээл[11]11
  СПЛ – станция пассивной локации.


[Закрыть] в автомате выдал на наш центральный данные о малоразмерной, а сами мы ничего, кроме стаи, не видим, и с постом связи нет…

Дед «созрел». Маска отрешенности исчезла.

– Как же вы принимаете данные?

– Они идут в автомате на центральный в режиме передачи данных, а сам Северный не отвечает ни по телефону, ни по радио. Я ж еще на прошлой неделе вас просил связиста туда послать, – заюлил Олсуфьев.

– Своего посылай, у тебя потеря управления, а не у меня. И сколько же это с постом нет связи?

– Да чуть больше часа, мой ездил на прошлой неделе, все равно толку нет, – гнул свою линию ротный.

– Что-о? У вас целый час нет связи с точкой, и вы ничего не делаете?

– Почему не делаем? Мы же в «готовности» и по радио их вызываем.

Лицо было потеряно, возможно, вместе с летним отпуском.

С точки зрения Деда с таким же успехом ротный попробовал бы докричаться до поста, сложив ладони рупором. Сопя от досады, Кайманов доложил о результатах беседы в полк. Хотя точки подчинялись батальону только в плане несения дежурства, Дед считал себя в ответе за все происходящее в его «кусте». Разбираться все равно больше некому, на просторах Севера нет ни одного начальника с такими, как у него, возможностями и полномочиями. Дед приступил к делу: повернулся к окну с видом на приемный центр, толкнул прозрачную пластиковую створку и немигающе уставился на начальника отделения связи Толика Давыдова.

– Лейтенант, у тебя есть радио данные на Северный пост?

– Чьи, наши или Соснового?

– Любые, попробуйте их вызвать… – Командир захлопнул окно и приготовился ждать.

Давыдов служил в батальоне второй год и успел акклиматизироваться. Когда-то именно Дед оставил у себя в батальоне зеленого лейтенанта, предназначенного вовсе не для батальона, а для одной из точек. Какие соображения повлияли на выбор Деда, осталось его тайной. В людях комбат ошибался редко. Толик окончил авиационное училище электроники в Харькове и среди других юных выпускников выделялся только летной формой. Когда молодежь представлялась для прохождения службы, Дед прошел вдоль шеренги, пристально посмотрел в глаза каждому и ничего не сказал. Потом все разъехались по точкам, лишь Давыдов остался. По сути батальон тоже был точкой, но сюда стекалась вся информация с периферии, поэтому он был главным пунктом управления. Из таких же точно соседних батальонов сведения уходили в полк и выше.

О своем выборе Кайманову до сих пор не приходилось жалеть, связист справлялся с обязанностями. Мало-помалу он освоился и навел порядок в своем хозяйстве. Теперь полковые сборы связистов проводили на базе батальона, и это лишний раз льстило Дедову самолюбию. Поскольку Давыдов оказался парнем с головой и разбирался в обеспечении полетов, на него возложили все связанное с пунктом наведения истребительной авиации. Главный армейский принцип: вали на того, кто везет.

Иногда Дед посылал своего связиста помогать точкам, исключительно в порядке личного одолжения ротным начальникам. В такие командировки он отпускал лейтенанта неохотно, мало ли что может случиться у себя, а связь – это управление… Правда, начальник связи дивизии мог по своему усмотрению отправлять «вашего летчика по нашим пээнам»[12]12
  ПН – пост наблюдения.


[Закрыть] и делал это, не особенно считаясь с мнением комбата.

Давыдов порылся в своем блокноте, нашел частоты приема и передачи Северного поста. Затем позвонил на передающий центр:

– Миша, настрой на резервной «сто сороковой» дорожку… – и продиктовал значение частоты.

Мишка Кудрявых – ныне младший сержант, а в прошлом – студент МВТУ имени Баумана – в свою очередь поинтересовался, долго им еще сидеть всем центром не жравши.

– Ага, ща-ас приду и расскажу. Нет, лучше ты оперативному позвони и спроси, – посоветовал Давыдов очень доброжелательным голосом. – За него сейчас начштаба работает. Он просто горит желанием выдать тебе объяснения насчет обеда. Давай-ка лучше дорожку, и желательно побыстрее. Волшебное слово – бегом!

Расчеты несколько минут настраивали приемник и передатчик на приемном и передающем центрах. Потом полчаса на все лады вызывали Северный пост. Тот молчал, из динамиков исходило ровное шипение, иногда прерываемое какими-то разрядами. Потом цель вообще пропала. Олсуфьев доложил, что на ВИКО[13]13
  ВИКО – выносной индикатор кругового обзора.


[Закрыть] местных РЛС[14]14
  РЛС – радиолокационная станция.


[Закрыть] малоразмерной цели тоже нет, и снова попросил направить батальонного связиста на Северный пост. Номинально Олсуфьев был сам себе начальник и Кайманову подчинялся только в оперативном отношении – по линии боевого дежурства. О своей «незалежности» ротный обычно, не стесняясь, напоминал на всех полковых сборах и совещаниях. Правда, когда пахло жареным, непременно обращался в батальон за помощью.

Дед вскипел, зная, что за срыв работы по «готовности» обеспечена взбучка. Ротный страховался, делясь долей ответственности с вышестоящим пунктом управления. Меньше всего Дед любил получать нагоняй по чужой вине, а насчет прислать кого-нибудь повкалывать на Северном, так подобные просьбы от Олсуфьева поступали еженедельно, и отсутствие батальонных спецов на посту в момент нарушения связи ротного не извиняло. Мирная беседа продолжалась, комбат не желал уступать инициативу собеседнику:

– Отправь своего бездельника. У тебя связи с точкой нет, а мои должны за сто километров переться! Посылай машину на точку и разбирайся, в чем дело.

– Так ваши там уже работали, они все знают. Ваш уже обвыкся, а мой еще в роте порядок никак не наведет, рано ему на посту рулить, – упрямился Олсуфьев.

В конце концов выяснилось, что единственную ротную машину он отправил за продуктами и вернется она только послезавтра. Так что, увы, послать на Северный он никого не сможет. Олсуфьев приводил все новые аргументы:

– А пусть они с двух сторон попробуют связь наладить, если мой поедет, кто ему отсюда подыграет? Да вашим и добираться легче: на автобусе доедут до леспромхоза, а там и пост недалеко.

Дед хотел было отказать: во-первых, недалеко – это двадцать километров лесом, во-вторых, ротный обязан справляться своими силами, а «подыгрывать» со стороны роты полагается его любимому личному составу, который вообще-то учить надо, но передумал. Срыв связи во время «готовности» – это ЧП, все равно будет разбираться полк. Сами полковые по лености не поедут, а озадачат батальон, то есть его, Деда, лично. Тут, как ни крути, а придется кого-то посылать на Северный пост с инспекцией. Чем ждать у моря погоды, лучше уж пускай связист поедет и наведет порядок. Раз и навсегда. Надо сказать, чтобы заодно предусмотрел вариант работы поста на батальон.

Тем временем полк дал отбой и велел разбираться с недостатками. Вниз с КП Кайманов шел пешком, дорога к городку пролегла через лес. Вечерело, в сумерках щебетали, порхали с ветки на ветку пичуги. Снег почти везде сошел, дренажные канавы вдоль дороги полнились водой, сверху тронутой льдом. Было не холодно, северная особенность – солнце нагревает вертикальные предметы, и человек не мерзнет; лучи не падают на горизонтальные, и снег лежит до мая-июня. Было над чем подумать: Северный – самый удаленный из постов системы пассивной локации «Тамара». Из ее точек построена ось пеленгации и радиолокации с центральным постом в Сосновом, куда поступает и там же автоматически обрабатывается вся информация. Из Соснового сведения о воздушной обстановке идут в батальон и далее – в полк. Станция пассивной локации обнаруживает воздушные цели, ничего не излучая в эфир. Так как любой летательный аппарат излучает в различных диапазонах волн, «Тамара» способна безошибочно устанавливать тип цели, а самое главное, саму станцию невозможно обнаружить средствами разведки противника.

Кроме нее на Северном посту старенький локатор, он ждет не дождется списания, и достаточно современная радиостанция. Народу там аж пять человек, размещается расчет в двух «цубиках»[15]15
  ЦУБ – цельнометаллический Унифицированный Блок.


[Закрыть].

И вот теперь эти пятеро молчат, уже несколько часов. Это очень странно. Случись что-нибудь на посту, расчет может сообщить о происшествии по радио, по линии передачи данных или радиорелейной станции из состава «Тамары». Складывается впечатление, что СПЛ работает вообще без участия расчета, а люди занимаются непонятно чем. Да и загадочная цель, пропавшая в районе поста, не идет у командира из головы.

Силинкович догнал комбата на мотоцикле, когда тот подходил к железнодорожному переезду.

– Садись, Владимир Степанович, подвезу…

– Собирай в двадцать часов совещание, – ответствовал тот, усаживаясь в коляску.

И больше до ворот городка комбат не проронил ни слова. Дед в своем амплуа: что воздух модулировать, если говорить не о чем.

Некоторые местные военные считали, что лучше всего Деду подошла бы роль Сталина, причем не только в кино или на сцене.

ГЛАВА 7.
10 ЧАСОВ 30 МИНУТ. 8 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.
РАЙОН СЕВЕРНОГО ПОСТА.

В распахнутый люк с шумом врывался ветер. Дэвид Гриншив сжал в руке купол вытяжного парашюта и привычно шагнул в пустоту. Перевернулся в воздухе, растопырил руки и ноги, стабилизируя полет. Рядом промелькнули буксируемые самолетом связки отражателей. Отдалившись на безопасное расстояние, он отпустил вытяжной парашют. Маленький купол рванулся вверх, увлек за собой сложенный в гармошку основной купол. Дэвид услышал хлопок над головой, ремни подвесной системы с силой рванули, натянулись стропы. Вверху распахнулся шелковый перепончатый прямоугольник. Гриншив сориентировался на далекий красный огонек и потянул стропы, доворачивая «летающее крыло» в нужном направлении. Оглянулся назад и увидел плавно скользящего следом Сэма Винсента, бывшего сержанта морской пехоты.

Дэвид с наслаждением вдохнул свежий воздух. Что может быть прекраснее ощущения полета?

При разработке операции средством доставки к цели был выбран параплан. Иным способом скрытно подобраться к охраняемому объекту было невозможно. Что, если не параплан, позволит бойцу прилететь куда нужно быстро, бесшумно и незаметно для аппаратуры радиолокационной разведки? А объект, который предстояло штурмовать, был напичкан этой аппаратурой под завязку.

Гриншив познакомился с парашютом на службе в частях коммандос королевских военно-воздушных сил. Первый прыжок был даже не прыжок – Дэвида выбросил из самолета командир его роты майор Грант. Из люка новобранец коммандос вылетал вне себя от ужаса, а приземлялся с переполнявшим грудь диким восторгом…

Расстаться с красным беретом и значком специальной авиационной службы, серебряным кинжалом с крылышками, его заставила медицинская комиссия, признавшая ветерана фолклендской войны абсолютно негодным к дальнейшей строевой. Хуже всего было то, что синяя бумажка со штампом медицинской службы RAF[16]16
  RAF – ВВС Великобритании (по начальным буквам Royal Air Force).


[Закрыть] навсегда закрывала дорогу на летное поле, отнимала шанс насладиться ощущением свободного полета. Полтора года Дэвид провел за стойкой отцовской табачной лавки в Аллапуле на севере Шотландии. После насыщенной событиями жизни воздушного бойца провинциальная рутина показалась затхлым болотом. Все его существо противилось местному укладу и неспешному течению жизни. Он изнывал на воскресной проповеди, которую непременно полагалось отстаивать в компании многочисленных родственников; его выводил из себя обычай не прикасаться к еде, пока не соберутся к ужину все домашние. Все его существо тянулось назад, в жизнь, окутанную ореолом романтики, наполненную ревом самолетных турбин, пропитанную духом настоящей мужской дружбы и солдатского братства. Гриншив хотел дышать полной грудью и есть мясо с ножа. По ночам ему снилось, что он снова стоит у открытой рампы, готовый к прыжку. А утром возобновлялась пытка: бесконечное брюзжание родственников, опостылевший прилавок и мерзкая предопределенность доживать свой век в захолустье, вдали от событий большого мира. Задыхаясь в убогой атмосфере шотландской провинции, он не выдержал и послал объявление в газету, известную тем, что через ее редакцию происходит вербовка наемников. Молодому ветерану предложили «настоящую работу для настоящих мужчин», и он согласился, услышав, что прежде всего работодателей интересуют его навыки воздушного десантника…

Поймав восходящий поток, оба парашютиста стали по широкой дуге заходить на объект. Обычно часовой не обращает внимания на то, что происходит у него над головой; в первую очередь он остерегается наземного противника.

К точке приземления они приближались с востока, со стороны озера, снижались над сопкой навстречу лучам заходящего солнца. Днем они бы выбрали для такого дела солнечную сторону, но вечером светило наземного наблюдателя не ослепит, а, наоборот, подсветит парашютистов.

Дэвид подтянул стропы и приготовился к посадке, облюбовав небольшую проплешину в лесу, в километре от объекта. Навстречу неслась земля, предметы внизу выросли и приняли свои обычные размеры. Гриншив мягко спружинил ногами, сделал кувырок, вскочил, отстегнул ремни и собрал купол в комок. Рядом опустился Винсент.

Уже через час они с Сэмом внимательно следили за движением патрульного на объекте, который предстояло захватить. Десантники в маскировочных плащах под цвет ландшафту на время превратились в две бесформенные кучи лесного мусора. Сначала они убедились, что солдат несет службу в одиночестве, потом выяснили, как он осуществляет охрану. Способ был самый неэффективный – регулярный обход позиции. В нарушение всех инструкций, требующих двигаться по рваному графику, солдат размеренно наматывал круги вдоль колючей проволоки. В момент, когда боец, вооруженный карабином, поравнялся со сломанной елью, они включили секундомер; как только патрульный снова миновал точку отсчета, секундомер был остановлен. Теперь они знали, сколько времени у них в запасе. Что-то около семи минут.

Когда часовой в очередной раз завершал обход периметра, его уже ожидал «комитет по торжественной встрече». На предварительном инструктаже Дэвиду и Сэму было строго указано избегать лишних жертв, так они и поступили – слегка оглушили патрульного и, пробравшись на позицию, собирались аналогичным образом нейтрализовать остальных; по данным разведки, их количество не могло превышать пяти человек. Но тут случилась накладка. Если бы парашютистам выделили достаточно времени, ничего бы подобного не произошло. Они бы ни за что не стали трогать патрульного, не установив продолжительность его пребывания на посту. Дождавшись смены, они могли снять заступившего на пост охранника, уже точно зная, что никто не помешает работать с остальными. Но времени было в обрез, и они попали как раз на пересменку.

Новый патрульный заметил посторонних и сразу вскинул карабин. Так как Винсент был занят транспортировкой уже снятого часового, действовать пришлось Дэвиду. Взмах руки с ножом, и часовой, покатился по склону. С остальными проблем не было. При инструктаже Дэвиду и Сэму показали на подробнейшем макете место дежурства расчетов, сказали также о примерном количестве дежурящих на каждом рабочем месте. Пришлось только распахивать двери и бросать световые гранаты; мощная вспышка надолго выводила персонал из строя. Когда все было закончено, штурмовая группа, не называя позывных своих и корреспондента, передала по радио кодовое сочетание цифр и стала ждать остальных. В целом начало операции было успешным…

С приемом сигнала о том, что объект находится под контролем, у «Ве-12» отпала необходимость оставаться в воздухе. Лодка освободилась от буксируемых цепочек отражателей и направилась к берегу. Летящий сзади планер окутался облачком пламени и дыма и развалился на части. Не должно остаться никаких следов, раскрывающих способ проникновения на сопредельную территорию.

Повинуясь команде старшего группы, Йенг убрал обороты и отжал штурвал. Самолет послушно скользнул вниз – перелет закончился. Когда машина была над самой водой, командир выпустил закрылки и потянул штурвал на себя. Летающая лодка коснулась поплавками глади озера и заскользила, теряя скорость, все глубже зарываясь носом в воду. Йенг снова добавил обороты, и воздушный корабль, подскакивая на мелкой волне, понесся к далекому берегу.

Времени на раскачку не было. После высадки каждый немедленно приступил к исполнению своих заранее расписанных обязанностей.

Пока одни разбивали лагерь, другие выгрузили из чрева лодки бесформенные резиновые тюки. Затем в дело пошли баллоны со сжатым воздухом, и тюки превратились в обыкновенные надувные лодки. Установив на корме подвесные моторы, четверка направилась к островку.

Им выдали очень старую схему, но с тех пор, как ее чертили, на острове ничего не изменилось. Сверяясь с ориентирами и компасом, они нашли заваленный вход. Здесь вышла задержка, над разбором каменного завала трудились до темноты. Уже в свете фонарей лопаты наконец застучали по дереву засыпанной двери старого блиндажа. За прошедшие годы петли намертво приржавели, пришлось пустить в ход топоры и без затей разбить гнилую дверь. Сорвав плащ-палатку, закрывавшую вход изнутри, они шагнули в сумрак. На мгновение показалось, будто они попали в прошлое, – за сорок с лишним лет, с тех пор как блиндаж покинули последние обитатели, ничего не изменилось. На полу стояли продолговатые ящики, обитые полосами металла…