Текст книги "В тебе"

Автор книги: Константин Костромин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– У меня нет иммунитета в виде твоего папаши. Мне не нужны проблемы в школе! – Коле приходилось раз за разом поворачивать голову.

– Не ссы, если что – всю вину возьму на себя! – Андрей был настроен серьёзно, его улыбка, блеснувшая брекетами, походила на волчий оскал.

После непродолжительных прений портфель всё-таки оказался на задней парте. Кирилл, как заворожённый, отвечал у доски, без остатка поглощая всё дарованное ему внимание учителя, и даже глазом не вёл в сторону одноклассников.

Спустя пять минут Светлана Петровна, глядя ему в глаза с добродушной улыбкой, резюмировала:

– Кирилл, ну что могу сказать? Возможно, прозвучит несколько пафосно, но твой сегодняшний ответ по теме урока был бесподобен. Мне нравится твоё мышление, выходящее за рамки шаблонности. Ты будто видишь все химические процессы изнутри. Это сверхуверенная пятёрка. Можешь сесть на место.

Несколько смущённый таким вердиктом, Кирилл кивнул и, окрылённый, улетел на место.

Вслед за первым выступлением проверке на прочность подверглась ещё пара учеников, после чего учительница начала новую тему. Кирилл всё внимательно записывал и задавал уточняющие вопросы для лучшего понимания. Его искренняя любознательность вызывала отвращение у большинства одноклассников.

«И к чему эта тяга к бесполезным для жизни знаниям?! – за третьей партой в среднем ряду раздумывала Рита Леонтьева. – Устроится каким-нибудь лаборантом и будет получать тысяч двадцать в месяц. Никаких перспектив для комфортной жизни. То ли дело Крылов… – она слегка повернула голову и окинула быстрым взглядом Андрея. – Всегда такой стильный, язык подвешен и уверенно держится на публике, да ещё отец помогает школе».

Брюнетка с выразительными чертами лица слыла первой красавицей во всей параллели и знала себе цену, поэтому множество раз пресекала дешёвые подкаты депутатского сынка. Следуя наставлениям матери («Статус можно зарабатывать годами, а затем в одночасье смыть всё в унитаз!»), Рита пока держала его на расстоянии. Она прекрасно понимала, что ветреный Крылов может легко опустить её с небес на землю в глазах других, но, если быть умнее и правильно всё рассчитать, он, напротив, добавит несколько пунктов к её значимости внутри школьного коллектива. Девушка ждала идеального момента.

Гриша Яковлев, её сосед по парте, старался успевать записывать всё по теме урока и украдкой оценивать проглядывающую из-под белой блузки грудь одноклассницы: у неё была твёрдая двойка, которую та подчёркивала пуш-апом. Вырез на блузке был достаточно сдержанным, но сидящему рядом подростку этого вполне хватало для естественных реакций – возбуждение периодически заглушало слова учителя.

Ученики с облегчением вздохнули, когда прозвенел звонок, и торопливо засобирались. В отличие от остальных, для Кирилла урок пролетел незаметно. Учительница попрощалась с классом и вышла. Стук каблуков сигнализировал о планомерном её отдалении от кабинета.

Сложив тетрадки, Кирилл стал засовывать их в портфель, и тут вдруг резко в нос ему ударил тошнотворный запах.

– Кто это сделал? – не сдерживая эмоций, заорал на весь класс Кирилл.

На дне портфеля из открытого целлофанового пакета благоухали собачьи фекалии, сбрызнутые перебивающим зловоние мужским парфюмом, за секунду до обнаружения размазанные сложенными сверху тетрадками, учебником и пеналом.

– Ещё раз повторяю: какой выродок это сделал? – прокричал ещё громче Кирилл.

В ответ – гробовая тишина. Все замерли от неистового вопля. Пара девочек от неожиданности подпрыгнула на месте.

Кирилл брызгал слюной в сторону соседа по парте:

– Отвечай, это твоих рук дело?

– Нет конечно! – Коля открестился от своей причастности и продолжил закидывать учебные принадлежности в рюкзак.

– Тогда кто брал мой портфель? – Кирилл продолжал давить на самого очевидного свидетеля, если уж не преступника, а разлетающиеся капли слюны добрались до нижней части оправы его очков.

– Да не видел я ничего, я весь урок физику переписывал! На, посмотри! – Коля открыл тетрадь и сунул под нос разъярённому однокласснику.

– Ты просто трус! И те, кто это сделал и молчит, – моральные уроды! Ненавижу! – эти слова были обращены, в частности, к Андрею, который делал вид, будто разговаривает по телефону.

Разгневанный произошедшим, Кирилл пулей вылетел из класса, на ходу накидывая куртку.

– Андрюх, ты что туда положил? – с нотками осуждения спросил Коля.

Тот опустил руку с телефоном и без доли сожаления ответил:

– Это был подарок от моего ретривера! Нужно теперь избавиться от пластиковой банки из-под этого добра.

Он посмотрел на свою модную кожаную сумку и поморщился.

Перемена была в самом разгаре. Кирилл, с покрасневшими от ярости глазами, пробирался сквозь толпу школьников, заполнивших этаж. Пульс подскочил до ста тридцати, мозг бил тревогу, и в районе сердца всё сжималось. Он стремительно миновал лестничный пролёт и так же рьяно пронёсся мимо гардероба на первом этаже. Металлическая рамка в очередной раз бесполезно пропищала, и он выскочил на улицу.

В воздухе витали частички «тухлых яиц» – привет передавал местный завод. Кирилл продолжал бежать, жадно хватая ртом кислород. Лучи солнца прерывисто бликовали на его иссиня-чёрной куртке, когда он мчался по протоптанной земляной дорожке среди хорошо знакомых ёлок и других деревьев. В голове проносились отчаянные намерения – от убийства до суицида. Охваченный злостью, обидой и ненавистью, он хотел взять нож и перерезать глотки всем тем, кто с завидным постоянством причинял ему боль. Гонимый эмоциями, он бежал в неизвестном направлении, на какое-то время потеряв пространственный ориентир. Вернул Кирилла к реальности телефонный звонок. Рука рефлекторно занырнула в правый карман куртки – на дисплее дешёвого смартфона высвечивался неизвестный номер. Юноша остановился и опёрся руками о колени, пытаясь отдышаться.

После нескольких глубоких вдохов подскочивший пульс поумерил свой пыл, и Кирилл наконец ответил:

– Алло!

– Это Кирилл? – послышался в ответ неизвестный женский голос.

– Да, это я, – с лёгким недоверием подтвердил он.

– Меня зовут Наталья, – голос говорящей едва уловимо дрожал, – я напарница твоей мамы в пекарне на Астрономической. Вынуждена сообщить тебе плохие новости: только что у неё случился сердечный приступ и её госпитализировали в районное отделение кардиологии. Я отправлю тебе адрес больницы сообщением. Мне очень жаль… – она тяжело вздохнула и, дабы не создавать неловкую паузу, повесила трубку.

Женский голос сменился повторяющимися гудками на том конце невидимого провода. Пальцы непроизвольно разжались. Было слышно, как телефон гулко ударился о притаившийся в траве камень. Рука медленно сползла по щеке. Мозг пытался опротестовать полученную информацию. Нина Алексеевна, мама Кирилла, была сродни спасательному жилету в этом штормящем океане жизни. Кто-то на небесах щёлкнул пальцами – и жилет исчез… А ты и плавать-то особо не умеешь…

Его пульс, обновляющий собственные рекорды, преодолел очередной рубеж. Перед глазами всё поплыло. Полностью осознав произошедшее, Кирилл без сознания рухнул наземь. Он лежал в отключке с открытыми глазами, в которых отражался треснутый дисплей смартфона. Рядом валялся поношенный синий портфель, из которого пробивались запахи собачьего дерьма, мужского парфюма и несъеденной пиццы.

Эпизод 2

Когда акушер обрезает пуповину приветствующему жизнь крикливому малышу, эта пуповина магическим образом продолжает соединять родственные тела до конца жизни… и тянется за её пределами. Чем дальше отбрасывает судьба две души друг от друга, тем сильнее становится их связь – необъяснимая загадка мироздания. Нет никаких законов хронологии пребывания на земле: кто-то уходит в мир иной прямиком из детства. В эту самую секунду маленькое дитя задохнулось, только появившись из утробы. Крохотное сердце пробило ровно двенадцать раз и застыло навечно в стенах родильного дома. А где-то в другой плоскости жизненных координат, в одном из домов престарелых, засохшие губы голубоглазой старушки сложились в подобие улыбки в последний раз.

Их души рванули наверх, куда-то за небосклон, где за дверью из толстого слоя непроглядной массы, похожей на туман, их ждёт смотровая башня. Один взмах мысли – и дверь плавно распахнётся на невидимых петлях под звуки тишины. А там… Бесконечное множество душ, похожих на стеклянные сосуды разных форм с мельчайшими частичками водяного пара внутри. Из каждой исходит от одной до нескольких десятков еле видимых пуповин, спускающихся на землю и незаметно пронзающих людей привычного нам мира. В этой бесполой компании нашлось место им: не прожившему и минуты ребёнку и старушке, прошедшей долгий путь жизни. Они приняли роль наблюдателей, способных повлиять на участь их любимых.

На земле на волнах жизни продолжают качаться две женщины: одна – убита горем на больничной койке, другая – резвится в пьяном угаре на деньги от проданной «трёшки»; одна – потеряла ребёнка, другая – лишилась матери. Если взобраться по их пуповинам, невидимым для людского глаза, они приведут к той самой небесной башне. Среди бесчисленных душ там можно разглядеть заполненное туманом, не получившее шанса на жизнь маленькое тельце ребёнка и застывшую улыбку из дома престарелых. Теперь они навсегда застряли в этой шахматной игре… с их любимыми на чёрно-белой доске.

Первый день октября выдался дождливым. На деревянной скамье стоял старенький чёрный магнитофон, накрытый несколькими пакетами. Из квадратных колонок звучала панихида в исполнении церковного хора. Кирилл заплаканными глазами смотрел в могильную яму, желающую поскорее проглотить гроб, и думал о тайнах мироздания и духовной связи между матерью и сыном. Он надеялся, что матушка наблюдает за ним с небес и обязательно будет слать подсказки через невидимую пуповину, скрепляющую их души.

Врачи месяц отчаянно боролись за жизнь Нины Алексеевны. По крайней мере, Кирилл хотел в это верить. И только, казалось бы, она пошла на поправку, как неожиданно скончалась. Болезнь втянула в себя остатки её жизни неотвратимо, в секунду. Так же резко, как слив раковины засасывает остатки воды.

Исхудавшие по осени ветви берёз как могли спасали Нину Алексеевну от оплакивания небесами её обездвиженного тела. Беспробудный сон окутал женщину сорока пяти лет от роду. Она лежала внутри красного бархатного гроба. Сложенные на груди исхудалые руки держали свечу, маленькое пламя которой отчаянно боролось за собственную жизнь, то и дело затухая. Всё остальное оставалось неподвижным. Складки её любимого джинсового платья словно окаменели; аккуратно причёсанные русые волосы походили на мокрую солому; на застывшем лице увековечились следы усталости и печали.

– Ты как? – к Кириллу подошла подруга матери.

Он пожал плечами, не найдя что ответить. Анна Семёновна приобняла съёжившегося мальчишку.

– Они уходят, оставляя возможность кому-то другому желать нам доброго утра… но продолжают наблюдать за нами и делиться добром другими способами. Просто никогда её не забывай и навещай почаще могилку.

Ненастье ускорило прощание с Ниной Алексеевной. На весь немногочисленный состав соизволивших почтить память приходилось трое мужчин. Одним из них был муж покойной – Олег Иванович. Он стоял в стороне, плечом привалившись к берёзе, и ботинком мял чью-то могилу. В руках дымилась дешёвая сигарета, неровные усы были заляпаны остатками пищи. Грузный мужчина выглядел изрядно помятым после вчерашней попойки. Один из могильщиков вопросительно посмотрел на него: мол, будет ли он прощаться с покойной. В ответ тот отрицательно покачал головой и, стряхнув пепел с натянутой на огромном животе кожаной куртки, затянулся.

На обратном пути Кирилл вспоминал прощальный стук потяжелевшей от дождя земли о закрытый гроб: последняя попытка пробудить Нину Алексеевну. Он до конца надеялся, что вот-вот послышится её голос, ныне запертый от жизни… Но самый близкий в мире человек продолжал молчать. Воткнутый над могилой матери деревянный крест окончательно скрепил её узы со смертью.

В микроавтобусе ритуальной компании пахло горем и пшеничной водкой. Под тихие разговоры женщин о его супруге Олег Иванович расправлялся со второй чекушкой. Многие списывали это на боль утраты. Но причиной столь ретивого поглощения хмельного напитка был обычный алкоголизм. Из-за пульсирования ухабистой дороги Кирилл то и дело приземлялся с чёрных траурных облаков в суровую реальность и злобно косился на отца, осознавая его ничтожность.

Пытаясь собрать себя по кусочкам, сам того не ведая, в эти скорбные минуты юный парнишка рос ментально. Он начал постигать весь масштаб превратностей жизни, которая не просит слёзно съесть только один половник горя, а сразу бросает с головой в соразмерную человеку кастрюлю с похлёбкой из потерь и страхов. Кирилл наконец понял глубину фразы «Всё познается в сравнении»: на фоне скоропостижной смерти матери школьные проблемы казались ему будничной неурядицей.

Их высадили рядом с хорошо знакомой пятиэтажкой. Новоиспечённый вдовец еле держался на ногах и что-то бубнил себе под нос. У дома они столкнулись с соседями по лестничной площадке: Игорь и Соня – семейная пара чуть за сорок – выходили из подъезда.

Мужчина с трагичным выражением лица обратился к обоим:

– Олег, Кирилл… Сожалею о вашей утрате. Нина была замечательной женщиной… Желаю вам с поднятой головой пережить эти непростые времена.

Игорь приправил речь напутственными хлопками по плечам отца и сына. Соня добавила несколько соболезнующих слов со своей женской теплотой. Олег Иванович промямлил что-то невнятное, Кирилл высунул голову из-под ворота и дрожащим голосом произнёс спасибо. Соседи скрылись в пасмурной осени.

До третьего этажа Березины добирались больше десяти минут. Олег Иванович собрал всю свежую побелку своей чёрной курткой, несколько раз хорошенько оступился и умудрился разбить чекушку с остатками водки на пролёте между вторым и третьим этажами. Кирилл шёл позади и наблюдал за этой постыдной картиной. Ему казалось, что соседи презрительно подсматривают из глазков квартир, качают головами и бросают осуждающие реплики.

Кирилл решил не ждать меткого попадания ключом в дверной замок от нетрезвого предка. На самом финише он обогнул неповоротливую отцовскую тушу и первым подобрался к двери. Под светом тусклой лампочки над его промокшей головой переливались криво приклеенные золотистые цифры два и четыре.

В старой «двушке» пахло дешёвыми духами, которыми перед отбытием на кладбище пару раз брызнула одна из подруг матери. Все стеклянные поверхности и зеркала были завешены простынями. Ещё не знавшее беды такого масштаба сердце сжалось от нахлынувшей боли, свежее чувство утраты приступами сжимало нутро. Кирилл снял куртку и бросил в стоявший в ванной тазик. Отец вошёл в квартиру следом, качаясь и придерживаясь за обшарпанный косяк. Источаемое Олегом Ивановичем алкогольное зловоние было такой силы, что перебивало остальные запахи.

Стягивая грязные после кладбища ботинки, он обратился к сыну:

– И кто теперь у нас будет ответственный по дому?

За долгие годы Кирилл научился понимать нечленораздельную речь пьяного родителя, но понять природу озвученных слов с первого раза не смог.

– В каком смысле?

– Да в прямом! – буркнул отец. – Ты чё, тупой?

Остатки летящих слюней зависли на его неопрятных усах. Кирилл всегда опасался неадекватной реакции отца, а тем более диалогов, когда тот был под мухой. Он старался ответить мягко.

– Я правда не понимаю, о чём ты говоришь.

– Ну баран… Матери больше с нами нет. Моей пенсии хватит только на лекарства и коммуналку. Ты же газеты вроде разносил? Так вот этого мало! Ищи ещё работу, – Олег Иванович смачно рыгнул. – Учёба твоя не особо пригодится в жизни, по себе знаю.

Кирилл нахмурился и почти крикнул срывающимся голосом:

– Так почему ты сам не хочешь устроиться на работу? Ты же ещё не старик! Хотя бы в память о маме начни что-то делать!

Разъярённый таким ответом, Олег Иванович смачной оплеухой отправил сына в нокаут – с глухим звуком парень воткнулся головой в стену и рухнул на пол.

Надменно возвышаясь над Кириллом, отец продолжил:

– Ты перечить мне вздумал, щенок? У меня диабет и больная печень. Мне противопоказаны любые нагрузки…

Кирилл, корчась от боли и прикрывая рукой щёку, смотрел на дырявый носок отца.

– Завтра же начинай искать работу. Так уж и быть, школу бросать тебя не заставляю, – он еле стянул с себя кожаную куртку, испачканную побелкой, и добавил: – И иди убери в подъезде.

Глотая слёзы и обиду, юноша поднялся с пола, взял с кухни совок с веником, надел резиновые тапочки и отправился подчищать за ненавистным отцом.

– Ну конечно, больная печень, диабет… А ещё водка, диван, телевизор и отсутствие мозгов, – Кирилл шёпотом извергал всё своё негодование стенам подъезда. – У меня же проблем совсем нет…

В старом венике советских времён Кирилл видел отца: огромный, неказистый и бестолковый. Единственным его умением было грести под себя мусор. Тяжело вздыхая, Кирилл аккуратно собирал острые стеклянные осколки, как будто это были маленькие частички его расколотой души, которые отец пытался смести на потрескавшийся совок собственного аморфного существования.

В зале уже на полную катушку дребезжал телевизор. Кирилл забежал в свою комнату, включил свет и закрыл дверь. Он с радостью захлопнул бы ещё с десяток таких дверей за собой в стремлении отгородиться от внешнего мира. Парень уже физически не мог изводить себя плачем: слёзный резервуар был пуст. Боль от потери глушилась пылающей в сердце ненавистью и осознанием мучительного бессилия. Он сполз по двери и обтянутыми кожей костями упёрся в деревянный пол. Нервный срыв хаотично заигрывал с пальцами его правой руки, нос беспрестанно шмыгал из-за забитых каналов, желудок то и дело поскуливал, словно пёс, желающий получить хотя бы обглоданную кость. В маленьком человеке играла целая симфония – симфония мирской несправедливости.

Кирилл равнодушно рассматривал пространство вокруг. В метре от него стоял старый двустворчатый шкаф с большим зеркалом, которое было спрятано за простынёй с еле заметными дырками по периметру. Напротив шкафа расположился компьютерный стол со стареньким семнадцатидюймовым ноутбуком, покрытым царапинами разной глубины. Верхняя часть стола была укомплектована тремя ярусами полок для разной мелочи. Ручки, карандаши, степлер, точилки и остальная мелочёвка были упакованы в герметичные пластиковые коробки. Всё было расставлено с педантичной аккуратностью, на пыль не было даже намёка.

Взгляд Кирилла остановился на другом конце комнаты: там стоял широкий стол для химических опытов – единственная отдушина всей его жизни. Найдя силы где-то на дне своей сущности, Кирилл поднялся на ноги и подошёл к столу. Он с любовью провёл по нему рукой, тронул холодные колбы, пробирки и другие склянки, которые только ему всегда казались тёплыми; посмотрел понимающими глазами на реагенты, покорно ждущие своего часа; поочерёдно выдвинул ящики с цифровым оборудованием и творениями прогресса, найденными за копейки через доски объявлений. Последним штрихом во всём химическом арсенале был белый халат, висящий на спинке стула. Кирилл накинул его на плечи, как будто это был волшебный плащ, переносящий в другую реальность.

Посередине комнаты, ровно напротив его одноместной кровати, на стене висели две полки с книгами. Несколько художественных произведений составили компанию огромной коллекции учебников и пособий по химии. Пальцы Кирилла заскользили по твёрдым и мягким обложкам, передавая импульсы в пытливое сознание. В его памяти начали всплывать подробности судеб известных российских химиков в их раннем возрасте: уничижительную нагрудную доску с надписью «Великий химик» для неуёмного в своих опытах юного Александра Михайловича Бутлерова; смерть матери Михаила Васильевича Ломоносова на заре его детства; злой рок в семье Николая Николаевича Зинина, унёсший жизни его родителей и сестёр. Сегодня в личной трагедии он ощущал причастность к жизненному пути великих кумиров. Но легче от этого не становилось.

Со стойким желанием отвлечься Кирилл сдёрнул простыню с зеркала на шкафу: в отражении ему привиделось до боли точное сходство с матерью, но не в чертах лица, а в какой-то надломленности и усталости. Отметина на щеке от отцовского рукоприкладства походила на маяк, который при свете дня заводил в тьму. Парень тяжело вздохнул и плюхнулся на кровать. Худощавое тело смирилось с несколькими лопнувшими в матрасе пружинами, которые прорывались наружу через ветхую ткань. Но внешний дискомфорт на несколько порядков уступал внутреннему разладу. Кирилл достал из кармана маленькую чёрно-белую фотографию матери, на которой она с добрыми глазами мило улыбается, подушечками пальцев погладил её как настоящую – из кожи и плоти – и с грустью улыбнулся ей в ответ.