Текст книги "Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»!"

Автор книги: Константин Подыма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Константин Иванович Подыма
Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»!

СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНИЯ,

«ШХУНА РОВЕСНИКОВ»!

Или

История

самого необычного

корабля

из всех, которые

когда-либо

швартовались

в НОВОРОССИЙСКЕ,

рассказанная

флаг-штурманом

КОНСТАНТИНОМ ПОДЫМОЙ,

Дополненная

выписками из лоции

и судовых журналов

Приглашение к путешествию

Есть на свете один необычный корабль. Порт приписки – Новороссийск, позывной сигнал – «Комсомол», так написано на первой странице его судового журнала. На борту веселая и озорная команда – новороссийские мальчишки и девчонки.

Корабль называется «Шхуна ровесников».

А я – флаг-штурман этого судна. Был и капитаном и капитаном-наставником «Шхуны». Словом, плаваю с ребятами вот уже девять лет. Многое видел, о многом хотел бы рассказать. Но вначале о том, как была построена «Шхуна ровесников», чей родной причал – газета «Новороссийский рабочий».

Однажды в редакции газеты решили выпустить страничку для школьников.

Журналисты подготовили несколько заметок, нашли фотографию, и получился первый номер.

Но самое главное – было в нем такое вот обращение:

МАЛЬЧИШКИ И ДЕВЧОНКИ!

РОМАНТИКИ, ФАНТАЗЕРЫ, НЕПОСЕДЫ!

СЛУШАЙТЕ ВСЕ!

В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ ОТПРАВЛЯЕТСЯ

«ШХУНА РОВЕСНИКОВ».

БОЛЬШОЕ ПЛАВАНИЕ ПРЕДСТОИТ ЕЙ.

СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ ПОДОБРАТЬ КОМАНДУ.

ТОЛЬКО УГОВОР ОДИН:

РАВНОДУШНЫХ НА БОРТ НЕ БЕРЕМ.

И нытиков тоже, и зазнаек.

Пусть вспыхнет у нас не один спор. В спорах рождается истина.

Мы будем обсуждать здесь просмотренные кинофильмы, прочитанные книги. Пробовать свои силы в стихах, прозе, рисунках, фотографиях. И еще о многом-многом узнаем мы с вами и немало сделаем на борту «Шхуны ровесников».

Ну как, договорились?

А раз согласны, так тоже собирайтесь в путь!

Наша шхуна поднимает паруса…

Признайся честно, наш читатель: ты бы отозвался на такое обращение?

Конечно, отозвался.

И новороссийские ребята отозвались. Они пришли в редакцию городской газеты и вместе с журналистами стали два раза в месяц выпускать страницу для ребят. Бегали по школам юные корреспонденты, брали интервью, писали рассказы и стихи, обсуждали их сообща. Рисовали заголовки, эмблемы, заставки. Делали фотографии.

И раз в неделю собирались в редакции. В половине седьмого, в понедельник.

А время шло. И превратилась комната отдела писем в кают-компанию, сотрудник газеты, занимающийся с ребятами, – в капитана, еженедельные встречи – в палубные сборы, а литературный кружок при редакции – в необычный клуб.

В нем занимались уже не только журналистикой, но и многими другими делами.

На одном палубном сборе обсуждали план будущего газетного выпуска, а на следующем – где достать настоящий судовой колокол – рынду.

– Нашли общее! – скажешь ты. – Журналистика и рында! Зачем?

– Как зачем? – возмутился бы любой курсант «Шхуны». – Да чтобы отбивать склянки!

Захотелось ребятам вдохнуть настоящего соленого ветра, покачаться на скрипучей палубе; вместо нарисованного в газете костра сесть у настоящего – дымного и яркого, печь картошку, петь до утра песни.

Захотелось большого дела, чтобы горело сердце и было жарко рукам. Не быть посторонними наблюдателями, не только писать о своих друзьях-сверстниках, но всегда быть с ними в интересных делах. И не рядом, а впереди!

С тех пор стала «Шхуна ровесников» молодежным клубом. И зажили ребята удивительной жизнью.

О ней я хочу рассказать в этой книжке.

Так ты готов к путешествию?

Застегни поплотнее бушлат, надвинь фуражку-мичманку по самые глаза!

А что предвещает барометр?

На барометре – «буря».

Глава первая, немного таинственная

Ветер чуть не сбил меня с ног, когда я вышел из дома. В свете качающегося фонаря беспорядочно метались снежинки. Вокруг – ни души, ни огонька.

Ночь, половина четвертого. Весенние каникулы…

А снегу сколько! Еще утром было тепло и солнечно, как и положено в марте, а к вечеру на вершинах горного хребта показалась белая облачная гряда. «Борода» – называют ее новороссийцы. Точнее признака надвигающегося норд-оста нет.

Ночью ветер разгулялся вовсю! Пригнал снежные тучи, пахнуло холодом, и город закутался в белое вьюжное покрывало. В такую погоду у нас в Новороссийске школы не работают, а ребята сидят по домам и читают интересные книжки.

Сейчас на ночной улице бушует ураган, срывает крыши с домов, переворачивает вагоны, рвет провода…

Я отшатнулся. Рядом просвистела плеть падающего провода. Один задел за другой, и веером посыпались синие искры. Лучше-ка (от беды подальше!) сойти с тротуара на середину мостовой. Там спокойнее.

Не успел, однако, шагнуть, как растянулся прямо на скользкой дороге.

Ничего себе! Норд-ост плюс гололед!

Честное слово, плохо одному. Особенно в такой ураган. Плохо, когда некому тебе помочь, когда нет рядом друга, за чье плечо можно удержаться.

А каково сейчас кораблям? Болтаются на холодных свирепых волнах и покрываются тонким ледяным панцирем. В старину немало парусников погибло в нашей бухте, и хранит на дне своем она много жертв злобного ветра.

Сейчас нет кораблей в Цемесской бухте. Ушли за десять – пятнадцать миль от Новороссийска. Туда, где ветер послабее и море не так штормит…

Отвернул рукав бушлата, глянул на часы. Без десяти четыре! Не опоздать бы…

Обойдя поваленный набок газетный киоск, где еще днем покупал «Комсомолку», я свернул с главной улицы и направился к площади Героев. Там, у могил воинов, павших в боях за город, горит Вечный огонь. Издалека виден язычок пламени, отважно борющийся с непогодой. Не в силах жестокий норд-ост погасить живое пламя. И веет от него теплом, таким необычным в эту стылую ночь. Огонь выхватывает из темноты золотые буквы надгробий. Каждый час звучит скорбная мелодия, которую сочинил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Он подарил ее нашему городу и назвал «Новороссийскими курантами».

Ветер шумит где-то в вершинах деревьев, и тихо гудит пламя.

Я огляделся. Вокруг – никого. Ну что ж, неудивительно. В такой ураган мало кто пойдет с нами… Здесь, у Вечного огня, должны были собраться ребята, живущие в центре города. А остальные в другом месте…

– С добрым утром! – слышится вдруг чей-то голос, и от скамейки, стоявшей в стороне от светильника и плохо видной в полутьме, отделилась фигура.

«Кто это?» – не сразу узнал я. Потом догадался:

– Сережка? Добрался-таки…

– А я не один, – заглушил ветер Сережа Гречихин.

Шапка-ушанка сидела на его голове как-то очень лихо. Блики огня скользили по лицу. Веснушки усеивали щеки и нос. Обычно серьезный и молчаливый, сейчас он задорно улыбался. Было ему всего лишь пятнадцать, и учился он в девятом классе. Страстный фотолюбитель, Сережа всегда таскал с собой старенький «ФЭД». И сегодня что-то топорщилось под курткой. Не прийти он не мог: именно сегодня его должны зачислить в экипаж «Шхуны». Пока ведь он только курсант…

– Двенадцать баллов, – ликующе сообщил, подходя к нам, худощавый парень в кожаной куртке. – Порядок!

– Как обещал! – отрубил Гена Лашко. – Чтоб я испугался этого норд-оста? Никогда!

Вообще Гена парень что надо. До армии целых три года был в «Шхуне». Человек он неспокойный, всегда готов сорваться с места и ради «Шхуны» птицей лететь куда угодно. В 21-й школе каждый знал Генку Лашко. Его хватало на все: и на подготовку традиционного вечера «За честь школы», и на работу в кружках. Правда, не всем нравился его характер – немного резкий. Но Генка всегда говорил правду в глаза…

Я с беспокойством посмотрел на ребят.

– Не замерзнуть бы нам, братцы. Ну, Гена – человек военный, прошел сквозь огонь и воду, а вот ты, Сергей… Что-то твоя куртка не внушает доверия.

– Что ты! Олений мех! Попробуй! – И Сережка отогнул край куртки.

– Ладно-ладно, верю. Будем еще кого-нибудь ждать? Все-таки объявление в газете дали.

– Читал… – улыбнулся Гена. – Операция «Рассвет».

«…Ты хочешь подняться в горы на рассвете? Пройти вместе с нами по узкой тропе и встретить восход солнца?

– А если дождь, а если снег? – скажешь ты. Ну и что? Ведь «Шхуна ровесников» никогда не дрейфила перед дождем или снегом…»

– И все же двенадцати баллов испугались, – сокрушенно заметил Сергей. – Сколько обещало прийти, а сколько нас? Где капитан, где помощник?

– Дмитриев болен, а у Шкуратова сегодня зачет, – начал я, но Лашко нетерпеливо перебил меня:

– Твое решение, флаг-штурман? Если по домам, то я не согласен!

Генка был категоричен.

– И я тоже! – решительно добавил Сережа.

– Да вы что? Неужели думаете, что я предлагаю возвращаться? Нас давно ждут.

– Кто ждет? – не поняли Гена и Сережа.

– Мы договаривались у порта… А раз договаривались – придут, ребята железные!..

Мы шли по заваленным снегом улицам. Их насквозь продувал норд-ост, насыпал сугробы, и пробраться через них было не так просто.

У перекрестка кто-то стоял.

– «Шхунатик»! – предположил Гена. – Кто еще в такую погоду выйдет из дома. Уж не Демченко ли это?

Точно! Это был Саша Демченко. Замотав шею шарфом, од стоял в своем коротком пальто на самом перекрестке и подпрыгивал на одной ноге, чтобы не замерзнуть.

– Будильник сломался! – виновато сказал он. – Чуть не проспал. Что-то долго вас не было… Думал, прошли уже…

Саша считался крупным специалистом-историком в своей сороковой школе. Не было ни одного сражения, даты которого бы он не знал наизусть. На уроках истории он тянул вверх руку, а учитель отмахивался: «Нет, Демченко, посиди. Ты это знаешь». Саша завел себе толстую тетрадь, в которую заносил все, связанное с Новороссийском, с прошлым города. Кроме того, он обожал малышей. И свое свободное время проводил с подшефными октябрятами.

Вчетвером стало нам веселее.

Шли по набережной. Море штормило, соленые брызги поднимались над бетонным парапетом. Пустынными были причалы…

– Где же твои «железные» люди? – ядовито спросил Генка.

Мы стояли у выхода на автомагистраль. Через полгорода протянулась ее лента, по которой днем нескончаемым потоком неслись машины. Сейчас машин не было. Именно здесь должны были ждать нас остальные «шхунатики». Впрочем, как ни вглядывались мы в предрассветную муть, никого обнаружить не удавалось. Лишь спустя несколько минут Сережа различил у стены общежития моряков, отстоявшего от нас на довольно большом расстоянии, две поникшие тени.

– Да вон же они! – обрадованно воскликнул Сергей. – У стенки, видите?.. Э-эй-эй, сюда! – Он пытался перекричать гул ветра.

Тени, одетые в бушлаты, зашевелились, и спустя мгновение можно было понять, что двое ребят направились в нашу сторону.

– Ничего себе! Позже явиться не могли? – мрачно сказал, подходя к нам Володя Лебедев. Тускло горел неоновый фонарь, и в его мигающем свете смуглое Володькино лицо казалось зеленоватым, будто он превратился к ледышку. – Мы тут совсем закоченели…

– Привет, тезка! – высокий парень узнал Сережку Гречихина. – Ты тоже с нами?

– Отстал от жизни, Серега, – заметил я Сергею Давыдову. – Он не только с нами, но и празднует сегодня с нами свой день рождения. Именинник он.

– Поздравляю, сеньор, – сказал Давыдов и, сдернув серую каракулевую шапку, отдал церемонный поклон. Снежинки вертелись над русой его головой.

Гречихин в ответ прижал к груди перчатку и раскланялся.

– Сережа, ты нарисовал?.. – прервал я торжественный церемониал.

Давыдов надел шапку и молча раскрыл передо мной свою сумку. В ней лежал полотняный сверток.

Давыдов у нас на «Шхуне» числился корабельным художником и так же, как Лебедев, учился в девятом классе, но Володя в восемнадцатой школе, а Сергей – в семнадцатой. Это не мешало им по-настоящему дружить. И то, что Володя задиристый и восторженный, а Сергей сдержанный и неторопливый тоже не разделяло, а сближало их. И мечты о будущем у них разные. Сергей думает стать художником, Володя – моряком…

– Что-то ни одной звезды не видно… – тоскливо сказал Володя. – А вообще – красота! Люблю, когда норд-ост!

Но разговоры сейчас были совсем ни к чему. Впереди у нас лежала тяжелая дорога.

Глава вторая, объясняющая, куда мы шли

На окраине фонари не горели, хотя ночь еще не кончилась и до рассвета оставалось добрых два часа.

Мы шли по широкой автомагистрали – Сухумскому шоссе. Вдоль всего Черноморского побережья протянулось оно. Хорошо было думать о том, что в Сухуми сейчас цветут апельсины и шелестят пальмы… Все-таки весна, март…

Когда-то с киркой и лопатой прошел этой дорогой молодой Горький, строил Сухумское шоссе.

Три войны отгремело с тех пор.

В первую мировую город обстреливал немецкий крейсер.

В гражданскую стремительным «железным потоком» проходила через Новороссийск легендарная Таманская армия. И в восемнадцатом году по приказу Ленина затоплен здесь был Черноморский флот. Корабли, опускались в волны, рвалась через открытые кингстоны соленая вода, а на мачтах реял сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь!»

Шестеро ребят шли мимо развалин Дворца культуры цементников. Чернели руины. Повисшая арматура, искореженные взрывом стены.

Дворец должны были торжественно открыть 22 июня сорок первого года… Но в этот день началась Великая Отечественная война. В первые же дни вражескими бомбами с воздуха красавец город был превращен в развалины… А сейчас скелет этого здания сохраняется как скорбное напоминание о войне.

И вот еще один суровый памятник того времени – железнодорожный вагон, поднятый на постамент. В дни обороны Новороссийска он стоял здесь, на линии фронта. Больше года стоял… Теперь это – остов вагона: более четырех тысяч пробоин в нем от пуль, осколков.

Здесь, у стен цементного завода «Октябрь», насмерть стояли наши воины. Они остановили врага, не пустили его на Кавказ.

…В глухой стене метели даже не угадываются склоны гор, где проходила линия фронта, где ощетинивалась огнем и металлом хваленая «Голубая линия», о «неприступности» которой так много и надрывно вещало всему миру фашистское радио. И там, в горах, – остроголовая сопка. Форпост «Голубой линии». Гора Сахарная голова.

16 сентября сорок третьего года, после недели жесточайших боев, этот гитлеровский форпост пал под ударами советских войск.

И вот сейчас мы держим путь к Сахарной голове. На самую ее вершину. Туда, где рождается ураганный ветер. По правде говоря, даже в солнечную погоду подняться на Сахарную трудно. Полукилометровая высота, осыпи, узкие тропинки. Мы идем туда отнюдь не для веселенькой прогулки. Нет, «Шхуна» идет на Сахарную почти каждую неделю…

Вот и последние домишки окраины. Кончился город.

Впереди – темнота. Впереди – подъем в горы.

Тропа скользкая, крутая. Но идти сравнительно легко: вокруг кустарники, есть за что подтянуться. Ветра сейчас почти не чувствуем. Он шумит где-то над головой и всем своим ревущим потоком обрушивается на город.

Светает. Идем мимо карьера. Камни серые, с зеленоватым отливом. На них кое-где ржавые пятна и дыры от пуль…

– Держись, братва! – весело кричит Гена Лашко, вскочив на валун, преграждающий дорогу. – Вот оно и начинается!

Разорванные в клочья облака несутся над горным перевалом. Глухо стонет лес. Ветер пригибает к земле, сбивает с ног, стремится опрокинуть, унести, швырнуть вниз… Стоять невозможно. Кое-как, цепляясь за траву, за промерзшую землю, ползем вверх. Колючий мороз щиплет щеки и уши. Снег бьет в глаза. И сверху и снизу – белая пелена. Ничего не видно даже в двух шагах…

А за перевалом – тишина. Ни одна ветка не шелохнется.

До Сахарной головы отсюда уже совсем близко.

Бредем по оставшимся с войны траншеям. Ноги по колено в снегу.

Вот и вершина. Кучка серых камней и среди них – древко. На нем – остатки красного полотнища.

Это флаг-памятник. Его поставила «Шхуна ровесников» 12 марта 1967 года в честь советских воинов, павших в боях за Новороссийск.

«Автору песни «Бригантина» – написано на железной доске у флага. Это в честь поэта-бойца Павла Когана, погибшего у подножия Сахарной головы.

А я помню то время, когда на доске была другая надпись, оставшаяся после войны: «Проверено. Мин нет». В те дни «Шхуна» впервые пришла на Сахарную голову, чтобы отдать дань уважения героям, и тогда же было решено поставить красный флаг.

Много раз с тех пор побывали здесь наши ребята. Приходили, чтобы подшить или сменить изорванный ветром флаг. И стала вершина местом, где принимали самые ответственные наши решения, утверждали самые важные приказы, местом, где курсанты «Шхуны» становились ее матросами…

А что делает новый кандидат в матросы? Он выбирает точку съемки. Цепляясь за кусты, сгибаясь под ветром, Сережа наконец-то нашел подходящее место. Нельзя же быть на Сахарной и не сфотографировать флаг! К тому же, пока мы добрались до вершины, стало совсем светло. Гречихин вытащил из-за пазухи фотоаппарат, навел объектив на резкость, нажал на затвор. Щелчка не послышалось. Сережа перевел кадр, снова нажал на затвор. И вновь механизм не сработал. Ничего не поделаешь – мороз, даже «ФЭД» отказывает. Обидно, что ни одного снимка не получится.

Но горевать нет времени. Пока Сережа безуспешно пытался запечатлеть памятник, ребята уже построились, и начался палубный сбор.

Крепчает ветер, мороз – тоже, а мы стоим на самой вершине и слушаем дрожащий голос курсанта Сергея Гречихина. Он читает присягу.

– Вступая в команду «Шхуны ровесников», я, будущий матрос, клянусь…

Говорит он суровые и торжественные слова, которые произносит каждый, кого принимают в «Шхуну», которыми до него клялись чуть ли не сто мальчишек и девчонок, и чувствует, что приобщается к чему-то большому и важному. Сергей Гречихин становится членом экипажа «Шхуны ровесников», он клянется жить интересной и кипучей жизнью…

Сережа чуть-чуть передохнул:

– А если я нарушу Устав или эту клятву, то пусть меня выполощут за бортом и спишут на берег. Рот Фронт!

И он поднял вверх сжатый кулак.

А дальше?

Сережа знает, что сейчас последуют слова: «Подтвердите свою верность «Шхуне»!»

Он и без подтверждения давно ей верен. Не только три месяца испытательный срок, но и гораздо раньше. Он был подвахтенным за три страницы «Шхуны», требовал от всех заметки и рисунки, был вахтенным командиром операции «Красные тюльпаны» (о ней ты, товарищ читатель, узнаешь немного позже). Делал для «Шхуны» снимки. Не раз поднимался в горы. Привел на палубный сбор друзей из своей двадцать второй школы.

Но традиция есть традиция.

– Товарищ курсант! Подтвердите свою верность «Шхуне»! – сурово произносит вахтенный командир Гена Лашко и смотрит на Сашу Демченко.

Тот вытаскивает из-за ворота пальто алюминиевую фляжку. Она испещрена выгравированными фамилиями всех ребят, принимавших клятву на Сахарной.

Сережа взял согретую Сашей фляжку, отвинтил колпачок.

Не морщась, пьет новый матрос соленую морскую воду. Сделав положенные три глотка, он возвращает фляжку, получает удостоверение и значок.

Нашего полку прибыло!

Сбор продолжается.

– Товарищи курсанты! Внимание!

Ветер вырывает листок из рук, Лашко отчеканивает каждое слово телеграммы, пришедшей из Москвы.

Телеграмма

Палубному сбору экипажа «Шхуны ровесников». При подъеме флага на Сахарной голове в честь бойцов, погибших в боях за Новороссийск, мы вместе с вами! Желаем палубному сбору равняться на доблесть, мужество, стойкость и отвагу героев!

Адмирал-наставник Холостяков.

Глашатай Левитан.

– Приготовить к поднятию очередное полотнище флага-памятника! – звучит команда.

Руки плохо держат молоток, гвозди выскальзывают… Но вот уже натянут на древко стяг. Звезда и якорь на нем. Постарался Сервиса Давыдов, хорошо нарисовал.

– На флаг – смирно!

Традиционный ритуал начался.

Поднял Володя Лебедев древко, шагнул вперед. Забилось, затрепетало алое знамя, шумно заплескалось на ветру. Сделал Володя еще шаг и, борясь с ветром, укрепил флаг на самой вершине.

И вдруг, как в сказке, проглянуло солнце. Белым шаром висело оно в тумане. И еще ярче вспыхнуло пламя нашего флага…

МЭ «ШР»

Стоп, стоп! Прости, пожалуйста, дружище, но чтение придется прервать. Я забыл познакомить тебя с «Микро-энциклопедией «ШР». А без нее тебе многое может остаться непонятным. Итак,

Микро-энциклопедия

Адмирал-наставник– высшее звание командного состава «Шхуны ровесников».

Боцман– лицо командного состава, которому подчинена судовая команда по хозяйственным работам.

Вахтенный– курсант или матрос «ШР», проводящий палубный сбор и отвечающий за порядок и дисциплину.

Впередсмотрящий– член экипажа, ведущий в плохую погоду наблюдение из смотровой бочки.

Глашатай– лицо, объявляющее народу официальные известия.

Дневальный– курсант «ШР», отвечающий за чистоту кают-компании.

Звезда Гайдара– светильник, висящий в кают-компании «ШР». На красном фоне – пятиконечная звезда. Рядом – гильза от зенитного пулемета. В ней – земля с могилы Аркадия Петровича Гайдара, присланная в Новороссийск из Канева.

Значок «ШР»– вручается после приема курсанта в экипаж. На «Шхуне» есть несколько значков. Их автор – наш большой друг, инженер из Рязани Геннадий Запивахин.

Капитан– командир «Шхуны». С 1968 года избирается раз в три месяца из курсантов и матросов «ШР», школьников Новороссийска.

Капитан-наставник– сотрудник редакции газеты «Новороссийский рабочий», руководящий делами экипажа «ШР» и отвечающий за выпуск страницы.

Капитанский мостик– место, где находится капитан-наставник, следящий за выходом в свет очередной страницы «ШР». (Типографии в г. Новороссийске.)

Карта плавания– хранится в кают-компании «Шхуны». Раз в полгода штурман «ШР» отмечает на карте курс очередного плавания.

Кают-компания– помещение в редакции газеты «Новороссийский рабочий», место проведения палубных сборов.

Комиссар– почетная должность на «Шхуне». Член экипажа из командного состава.

Курсант– школьник Новороссийска (14–17 лет), приходящий в кают-компанию на палубный сбор. Становится членом экипажа (матросом) после трех месяцев испытательного срока и пяти восхождений на гору Сахарная голова.

Лоция– описание морей и побережий.

Лоцман– проводник судов, хорошо знающий фарватер.

Мандат– документ, удостоверяющий право курсанта или матроса участвовать в той или иной операции «Шхуны ровесников».

Механик старший– член экипажа, ответственный за работу двигателя.

Мичман– лицо командного состава «ШР».

Пассажир– каждый школьник Новороссийска, еще не участвовавший в делах «Шхуны» и не ставший курсантом или членом экипажа «ШР».

Почтамт «ШР»– рубрика в странице «ШР», в которой печатаются письма, приходящие на «Шхуну».

Рында– судовой колокол, отбивающий время начала палубного сбора «ШР». Находится в кают-компании.

Сахарная голова– одна из самых высоких горных вершин в районе Новороссийска. Высота – 555,9 метра. Сложена из мергелевых пород, идущих для производства цемента.

Суджукский маяк– служит для ограждения мелководной части Цемесской бухты. Свет огня – красный. Стоит на бетонных колоннах-оболочках. Глубина моря в районе Суджукского маяка – 4–6 метров.

Судовой журнал– документ, в который день за днем заносится жизнь экипажа, а также отмечается путь, пройденный судном. Записи в судовом журнале могут делать только капитан и вахтенный. В случае гибели судна капитан обязан сохранить судовой журнал (для потомков).

Флаг-штурман– звание, присваиваемое капитану-наставнику после его схода с борта «Шхуны».

Штурман– специалист по вождению судов.

«Шхуна ровесников»– страница в газете «Новороссийский рабочий». Первый выпуск напечатан 5 ноября 1965 года.

«Шхунатик»– шутливое прозвище, среднее между фанатиком и лунатиком. Употребляется в подходящих и совсем не подходящих случаях, вызывая то улыбку, то недоумение (последнее в основном у людей старше пятнадцати лет).

Экипаж «Шхуны ровесников»– состоит из школьников Новороссийска. Насчитывает 30 человек. Ребята занимают самые различные морские должности. Есть на «Шхуне» помощники капитана, рулевой, механик, моторист, судовой врач, кок, корабельный художник, начальник радиорубки, водолаз, матросы, юнги…

Но не только мальчишки и девчонки входят в экипаж «ШР». В нем и взрослые люди, добрые старшие друзья новороссийских ребят. Адмирал-наставник – Герой Советского Союза, вице-адмирал Георгий Никитич Холостяков; глашатай – диктор Московского радио, народный артист РСФСР Юрий Борисович Левитан; штурман – Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР Константин Константинович Коккинаки; комиссар – кинорежиссер Киевской студии Евгений Фирсович Шерстобитов; впередсмотрящий – композитор Александра Николаевна Пахмутова; боцман – народный артист СССР Муслим Магомаев; старший механик – композитор Оскар Борисович Фельцман; мичман – народный артист СССР, актер Малого театра Виктор Иванович Хохряков; рулевой – заслуженный артист РСФСР Евгений Алексеевич Сущенко.

А ведут «Шхуну» по газетным милям лоцман и его помощники. Лоцман – редактор газеты «Новороссийский рабочий» Николай Данилович Кривошеин, первый помощник – Вячеслав Андреевич Попелыш (заместитель редактора), второй помощник – Зиновий Викторович Шкапенюк (ответственный секретарь), третий помощник – Ким Григорьевич Клейменов (заведующий отделом писем).